даст чужеземцам перевес в силе? Наверняка не разрешил бы. - Эти дела... хм... слишком святые, чтобы говорить о них здесь, - сказал Рейд. - Попозже, в удобном месте. Эрисса кивнула. - Да. Поняла. Это будет скоро, куда бы нас не повела судьба. Рабыня, которая принесла им завтрак - остатки вчерашнего пиршества - объявила: - Царевич Тезей просит господина почтить его своим присутствием. Госпожа приглашена провести день с царицей и ее девушками. Рабыня говорила с акцентом. Откуда она родом? Эрисса недовольно поморщилась. Ей предстояло провести несколько томительных часов в обществе девушек из благородных семейств, проходящих курс домоводства под началом царицы. Это была четвертая жена Эгея и она, несомненно, переживет его, хоть и родила ему уже дюжину детей. Рейд убедил Эриссу согласиться. Зачем без надобности оскорблять обидчивых хозяев? Длинная рубаха, плащ, сандалии и фригийская шапка были подарены ему Тезеем. Ахейцы были рослый народ, но мало кто из них достигал высоты в шесть футов, что в обильные пищей времена Рейда было обычным делом. Но царевич был выше американца на несколько дюймов, что удивило Рейда. Понял он и причину своего удивления: в превосходных романах Мари Рено Тезей описывался человеком небольшого роста. Что ж, она опиралась - будет опираться - на легенду. Но насколько легенда соответствует истине, и насколько соответствуют легенде настоящие царь и царевич? Вполне возможно, подумал Рейд. Их имена связаны с нападением Кносса и завоеванием Крита. А Кносс должен пасть, и Крит должен быть захвачен, причем скоро. Атлантида должна погибнуть. Бронзовый меч на поясе был подарен Эгеем - отлично сбалансированный клинок в форме острого листа, прекрасный на вид и смертоносный в деле. Рейд не мог упрекнуть царственных хозяев в скупости. Тезей ждал его в зале, где рабы занимались уборкой. После вчерашнего пира зал казался пустым и огромным, как пещера. - Радуйся, господин мой! - приветствовал его Рейд. - Радуйся и ты! - царевич поднял мускулистую руку. - Я подумал, что тебе будет интересно осмотреть наши владения. - Ты великодушен, господин. А... мои друзья? - Диор, мой капитан, повез воинов Олега и Ульдина в свое поместье. Он посулил им лошадей, а взамен они обещали научить его пользоваться теми опорами для ног, что привез с собой Ульдин. "Напоит он их, - подумал Рейд, - и постарается выведать все обо мне и Эриссе... А стремена изобретут лишь через тысячу лет. Где-то я читал об этом. Тогда возникнет тяжелая конница. Если греки узнают стремена сейчас, что будет? Можно ли изменить историю? Должна ли погибнуть морская держава Эриссы? Должен ли я оставить ее ради нее же, только молодой? А если нет? Станет ли будущее отличным от того, которое я знаю? Родится ли когда-нибудь Памела? А сам я?". Он попробовал вспомнить лицо жены и понял, что это ему плохо удается. А прошло всего-то несколько дней. - Идем, - сказал Тезей и пошел вперед. Ширококостный, он двигался с неожиданной легкостью. Он был красив - рыжеволосый, с чистой кожей, с широко расставленными глазами янтарного цвета - глазами льва. Яркий праздничный наряд он сменил на простое серое шерстяное платье. Но золотой браслет, золотая заколка на горле и золотой обруч на голове остались при нем. На дворе дул резкий, но еще не осенний ветер, он нес по небу белые облака. Облака плыли над землей, над горами на севере и северо-западе над Салоникским заливом. В нескольких милях были видны постройки и корабли в Пирее - туда вела грязная дорога среди полей и оливковых рощ. Вся равнина была возделана. Рейд увидел два больших дома, принадлежавших, должно быть, знати, и множество более мелких строений, окруженных дубами и тополями. Горы густо поросли лесом. Да, это не та Греция, которую он знал. Рейд заметил, что в небе полно птиц. Названий большинства из них он не знал, различал только дроздов, уток, цапель, ястребов, лебедей, ворон. Человек не успел еще уничтожить природу. На дворовых булыжниках прыгали воробьи. Домашних животных, кроме собак, не было видно. Между пристройками сновали слуги. Такое большое хозяйство нуждалось во множестве рабочих рук, чтобы убирать, готовить, молоть муку и печь хлеб, заниматься виноделием и ткачеством. Большинство составляли женщины, ко многим жались ребятишки - следующее поколение рабов. Были и мужчины - через открытые двери пристроек видны были кузница, веревочная мастерская, красильня, гончарный круг, столярка. - И все они рабы, мой господин? - спросил он. - Не все, - ответил Тезей. - Держать помногу рабов-мужчин неразумно. Мы нанимаем афинян победнее и всяких искусных чужеземцев, - он улыбнулся. И поощряем их, когда у наших рабынь рождаются дети. Словом, все довольны. "Кроме рабынь, - подумал Рейд, - особенно когда их сыновей продают на сторону". Тезей нахмурился: - Приходится содержать еле критского счетовода. Нам-то он ни к чему, мы сами умеем считать и писать, недаром наши предки обучили этому искусству критян. Но такова воля Миноса. "Чтобы знать доходы и расходы, сообразил Рейд, чтобы взимать налоги, а заодно ведать замыслы афинян. Да, с какой стати ахейцы учили грамоте критян? Бред какой-то". Тезей на всякий случай прекратил жаловаться. - Поедем-ка в мое поместье, - предложил он. - По пути можно многое увидать, да и сам я посмотрю, как идут дела на полях. - С радостью, мой господин. Конюшня была единственным каменным строением: лошади слишком ценятся, чтобы потерять их из-за пожара. Не такие рослые, как в двадцатом веке, тем не менее это были сильные и выносливые животные. Они негромко ржали и тыкались мордами в ладони хозяину, когда он их гладил. - Запряги Топтуна и Длиннохвостого в простую колесницу, - приказал он старшему конюху. - Колесничего не нужно, я поведу сам. На плоском днище колесницы, за бронзовым передком и боками, украшенными чеканкой, могли встать двое. В бою Тезей при оружии стоял бы позади возницы, державшего вожжи. "Да, езде на колеснице можно научиться только с детства", решил Рейд, который с трудом сохранял равновесие - никаких рессор не было в помине. Тезей щелкнул бичом и лошади поскакали. Колеса скрипели и грохотали. Для двух коней груз был не слишком велик, но Рейд заметил, что упряжь душит животных. А что если Олег покажет им, как сделать хомут? Афины теснились у подножия крутого скалистого холма Акрополя. Это был и по современным стандартам немаленький город: Рейд предположил, что тысячи 20-30, а то и больше за счет пригородов и чужеземных кварталов. Он спросил Тезея и получил в ответ недоумевающий взгляд: многое знали и умели ахейцы, а вот учет населения им в голову не приходил. Большая часть строений находилась вне городских стен: значит, город быстро разрастался. Здания из необожженного кирпича, часто двух- и трехэтажные, образовывали причудливо извивающиеся немощеные улочки. По улицам бродили свиньи, их задирали дворняжки, сновали мыши и тараканы, над горами мусора вились тучи мух. - С дороги! - ревел Тезей. - С дороги! Перед ними расступались воины, ремесленники, торговцы, моряки, хозяева постоялых дворов, лавочники, писцы, работники, проститутки, домохозяйки, дети, жрецы и еще бог знает кто. Рейд выхватывал только отдельные сценки. Женщина одной рукой поддерживает на голове кувшин, другой приподнимает подол, перебираясь через грязь. Тощий осел, понукаемый хозяином, тащит вязанки хвороста. Вот сапожник расхваливает свой товар. А вот заключает сделку - за товар платят частично другим товаром, а частично определенным количеством металла. Вот работает медник, который занят лишь своим молотом и резцом. Дверь винной лавки открыта, там пьяный моряк длинно и складно врет о пережитых им опасностях. Двое мальчишек играют во что-то, похоже на классы. Окружившие дородного горожанина рабы защищают его от толчеи. Приземистый, смуглый бородач в длиннополой одежде и шляпе без полей прибыл, должно быть, с Ближнего Востока... Ах, да, сейчас его называют просто Азией... Колесница выкатилась на равнину, где стояло несколько деревянных храмов - впоследствии это место будет известно как Ареопаг. Миновали ворота в городской стене - грубое каменное сооружение, куда ему до Львиных Ворот в Микенах, развалины которых видел Рейд (интересно, сколько лет пройдет, прежде чем Сиэтл и Чикаго будут лежать в развалинах в тишине, прерываемой лишь пением цикад?). За пригородами колесница выкатилась на ухабистую дорогу и Тезей пустил коней вскачь. Рейд ухватился за борт. Ему казалось, что колени его выломает в другую сторону, а зубы выскочат из десен от этой тряски. Тезей заметил это. Он заставил лошадей идти шагом. Те недовольно заржали, но подчинились. Царевич оглянулся. - Не привык к такой езде? - спросил он. - Не привык, мой господин. Мы... передвигаемся иначе. - Верхом? - Хм... да. А также в повозках, на которых толчки смягчаются рессорами. - Рейд даже удивился, что смог найти в языке ахейцев такое слово, но сообразил, что на самом деле сказал не "рессора", а "согнутый лук". - Дорогое удовольствие, - заметил Тезей. - Кроме того, они должны часто ломаться. - Мы используем железо, мой господин. Оно дешевле и крепче бронзы, если уметь выплавлять. Железная руда встречается чаще, чем медная и оловянная. - То же самое говорил мне вчера Олег, когда я рассматривал его вооружение. Ты знаешь этот секрет? - Боюсь, что нет, мой господин. В моей земле это не секрет, просто это не мое дело. Я... хм... строю здания. - А твои товарищи знают? - Может быть. - Рейд подумал, что, будь у него достаточно времени, он и сам скорее всего смог бы восстановить этот процесс. Все дело тут в механическом поддуве, благодаря чему в печи будет достаточно высокая температура, да в закалке. Олег, должно быть, знает, как это делалось в его время, и сумеет изготовить все, что нужно. Некоторое время они ехали в молчании. При таком темпе удерживать равновесие было нетрудно, хотя каждый толчок все так же болезненно отдавался в теле. Колеса грохотали так, что заглушали шум ветра в кронах тополей. Стая ворон летела против ветра. На солнце их перья сверкали, как лакированные. Но вот на солнце набежало облачко. Из дыры в крыше глинобитной крестьянской хижины поднимался дым. Женщины жали серпами пшеницу в поле. Ветер трепал их грубые коричневые платья. Двое мужчин, вооруженных копьями, стерегли их. Тезей повернулся к нему, небрежно держа поводья в правой руке. - Твой рассказ - это самое удивительное, что я в жизни слышал. Американец сухо усмехнулся: - И я того же мнения. - Унеслись на повозке волшебника из таких далеких земель, о которых никто и не слышал... Что это - случай? Или, может быть, судьба? - Я... я так не думаю, мой господин. - Диор доложил мне, что ваша четверка толковала что-то про путешествие не только в пространстве, но и во времени, - глубокий голос его был ровен, но безжалостен, свободная рука легла на рукоять меча. - Что это значит? Началось, сказал себе Рейд. И выдавил из пересохшей гортани давно приготовленный ответ: - Мы сами не знаем, мой господин. Представь себя на нашем месте. Наши страны никак не связаны друг с другом, так что сопоставить события мы не в силах. Вот я и подумал: а может, повозка волшебника перенесла нас не только сквозь мили, но и сквозь годы? А в сущности я ничего не знаю. Прямо отрицать он не осмелился: слишком много оговорок сделано и еще будет сделано. Тезею и Диору природа времени известна не более, чем самому Рейду. Они привыкли к оракулам, пророкам, предначертаниям судьбы, поэтому могут воспринять идею перемещения во времени. Так почему бы не рассказать всю правду? Ах, да Эрисса... Голос Тезея стал резким: - Я меньше бы тревожился, если бы ты не делил постель с критянкой. - Мой господин, - возразил Рейд. - Она была унесена, как и все мы, бессмысленной волей случая. - Так оставь ее! - Не могу, - сказал Рейд и поспешно добавил: - Испытания сблизили нас. Ты ведь и сам, мой господин, не предал бы товарища. Кроме того, между вами и Критом мир. - Вроде того, - ответил Тезей. - До поры. Он стоял неподвижно, погруженный в свои мысли, потом вдруг сказал: - Слушай, гость мой Дункан. Не в обиду тебе будь сказано, но чужеземца легко обмануть. Вот как все обстоит на самом деле. Крит засел в этом углу Средиземного моря, как паук в паутине. Эллинские племена устали быть пойманными мухами и отдавать ему свою кровь. Каждое царство на побережье должно склоняться перед ним, платить дань, отдавать заложников, не иметь больше кораблей, чем разрешит Минос, не участвовать в походах, которые он не одобряет. Нам нужна свобода. - Прости чужеземца, господин, - осмелился возразить Рей. - Но разве эта дань - лес, зерно, товары - не обеспечивает вам защиту от пиратов и не окупается? Тезей фыркнул. - Пираты - это по мнению Миноса. Почему бы нашей молодежи не показать себя? Путь бы захватили левантийский корабль с грузом олова или город у хеттов. Но нет, это-де может испортить торговые связи критян, - он помолчал. - Кстати, почему бы не позволить моему отцу объединить Аттику? Почему не соединиться всем ахейским царям? Настал бы конец всем войнам. Но нет, этому препятствует Минос, связав нас цепью договоров. Он разъединит нас, "варваров", чтобы мы были слабее... - Равновесие власти... - начал Рейд. - А весы в руках у Миноса! Послушай. К северу и востоку отсюда, в горах, живут подлинные варвары. Они рыскают, как волки. Если мы, ахейцы, не соберемся вместе, они в конце концов нападут на нас и одолеют. Где уж тут сохранить цивилизацию, если летописи сгорят вместе с городами?.. Цивилизация... - продолжал Тезей через некоторое время. - Почему нам отказывают в принадлежности к ней? Мы что, врожденные идиоты? Жители Аргоса сочли, что древняя письменность критских кое удобное, что им сейчас пользуется половина чиновников кносса. "Вот и разгадка тайны линеарного письма А и В, - подумал Рейд. - Это не результат завоевание гомеровских греков, их еще нет, это просто усвоение полезного иноземного изобретения - так европейцы усвоили арабские цифры и китайскую бумагу или каяки эскимосов. Да и сам-то он зачем ехал в Японию? Очевидно, некоторое количество ахейцев проживало в Кноссе и других городах Крита. Из их числа нанимали писцов, знающих линеарное письмо В, а писцы, понятно, предпочитали свой язык, который этому письму лучше соответствует. Пятая колонна?". - Впрочем, я-то не считаю это великим изобретением, - сказал Тезей. - Ковырять глиняные таблички или царапать папирус не пристало мужчине. - А что же пристало, мой господин? - Пахать, сеять, пилить, строить, ходить на охоту, ходить в море, воевать, любить и оставить надежный дом для семьи и честное имя для потомков. А для нас, царей, - защищать и укреплять свои царства. Лошади заржали. Тезею понадобилась целая минута, чтобы с помощью бича и вожжей справиться с ними. После этого он держал вожжи обеими руками, глядел вперед и говорил монотонно, не оборачиваясь: - Я расскажу тебе, это не тайна. Полвека назад каледоняне со своими союзниками организовали поход, высадились на юге Крита и разграбили несколько городов так основательно, что их до сих пор не отстроили. Поход был успешным потому, что готовили его втайне и потому, что трое правивших один за другим Миносов были слабы и изнежены, запустили свой флот. Крит к тому времени обезлесел, а ввозить предпочитали не бревна, а предметы роскоши. Но вот назначили нового адмирала. Он собрал остатки флота и на следующий год разгромил каледонян. Вскоре на трон взошел новый Минос и поддержало адмирала Рекла. Они решили подвести под свое ярмо ахейцев, владеющих морскими портами и могущих угрожать Талассократии [Талассократия (др.греч.) - власть над морем]. Так они и сделали. Где сами воевали, и где натравливали нас друг на друга. Двадцать семь лет назад отец мой Эгей решил избавиться от зависимости и объединить Атику. Он восстал, но восстание было подавлено. Минос оставил Эгею его трон, но наложил тяжкую дань. Среди прочих ее условий есть и такое: каждые девять лет семь юношей и семь девушек из благородных семей отправляются в Кносс и живут там в качестве заложников до прибытия следующей партии. - Что? - спросил Рейд. - Значит, их... не приносят в жертву Минотавру? Тезей оглянулся на него: - О чем ты говоришь? Какая жертва? Разве ты не понял этот коварный замысел? Заложников привозят в Кносс в том возрасте, когда происходит становление человека. Возвращаются они взрослыми людьми, готовыми заседать в наших советах и продолжать могущественные роды. Но всем им до смерти хочется жить, как критяне. Так вот. Диор был уже в ту пору мудрым советчиком. Без него условия мира были бы еще тяжелее. Своих сыновей у моего отца тогда не было и, естественно, одним из первых заложников оказался мой дядя. Диор посоветовал моему отцу отправиться в Трезену, на полуостров Аргос. Тамошний царь наш родственник и тайный союзник. Они договорились, что отец соединится с дочерью царя, чтобы она зачала наследника - втайне. Этим наследником стал я. Рейд подумал, что в этом мире, лишенном надежных средств связи и разделенном непроходимыми дебрями, такую тайну сохранить нетрудно. - Я вырос в Трезене, - продолжал Тезей. - Она тоже платила дань Криту. Это бедное царство, и критянина там редко увидишь. Но нашим богатством было мужество. Я еще бриться не начинал, когда помог очистить окрестности от хищников и разбойников. Диор часто навещал меня. А пять лет назад привез в Афины. Я требовал признать меня наследником. Но мои двоюродные братья, влюбленные в Крит, отказались. Правда, выхватить мечи не успели. Тут уж Минос не мог ничего поделать. "Или не захотел, - подумал Рейд. - Империю интересует мир на границах и на торговых путях, а не дрязги вассалов. А потом будет поздно". - Каковы же твои планы, мой господин? - Рейд чувствовал себя вправе задать этот вопрос. Тяжелые плечи под развевающимся плащом приподнялись и опустились. - Делать то, что надлежит. Вот что я скажу тебе, Дункан. Я знаю, что происходит в Талассократии. Я там бывал, и не только царским гостем, которого угощают вежливой болтовней и кому показывают только то, что нужно хозяевам. Нет, я бывал там под другими именами, и торговцем, и моряком. Я смотрел, слушал, разговаривал с людьми, узнавал. Тезей снова повернулся и поглядел на Рейда тревожными глазами. - Обрати внимание, - сказал он, - что сегодня я не произнес ни одного слова, которое могло бы мне повредить. В Кноссе и без того знают, что на материке неспокойно. Но они уверены в своей безопасности, пока их флот превосходит по численности объединенные флоты ахейцев. Поэтому наше ворчание их не волнует. Время от времени нам даже бросают кость - мы прикрываем их от нашествия горцев. Я не сказал ничего такого, чего не слышал бы здешний критский резидент, ничего такого, чего не мог бы повторить первому министру Миноса во время официального визита в Кносс. - Да я и не обвиняю тебя ни в чем, мой господин! - Рейд искренне пожалел, что он не дипломат. - А теперь и тебя затянуло в эту игру, - проворчал Тезей. - Твои знания, твое волшебство - что за этим кроется? Я хочу знать правду. - Ты видишь свою правду, - подумал Рейд. - А у Эриссы своя. А я пока вообще слеп. - Мне не нравится, что тебе нашептывает твоя критянка. Или то, что она делает с тобой благодаря своим чарам. Диор предупредил меня, что она ведьма и ей покровительствует ее Богиня. - Не знаю... Вы ведь тоже поклоняетесь этой Богине, мой господин. Внезапно личина государственного мужа спала с Тезея, обнаружив под собой первобытный страх. Тезей прошептал: - Она очень древняя, очень сильная. Если бы я нашел оракула, который подтвердил, что она всего лишь жена отца нашего Зевса... Гей! - прикрикнул он на лошадей и щелкнул бичом. - Вперед! Колесница покатилась быстрей. 10 Возможность поговорить без свидетелей представилась три дня спустя, когда Диор привез Олега и Ульдина назад в Афины. Для Рейда это были дни, полные впечатлений, каскад зрелищ, звуков, запахов, песен, рассказов. То и дело он внезапно осознавал, что на самом деле означает такой-то миф, такая-то поэтическая строка. А по ночам они по молчаливому уговору с Эриссой не говорили о своей судьбе. Тревога, тоска по дому, культурный шок притупились в нем. Русский и гунн вернулись в прекрасном настроении. Олег рассуждал о новшествах, которые он внесет в судостроение и металлургию. Сдержанный Ульдин тоже был полон энтузиазма. В Аттике оказалось полно быстрых и выносливых лошадей, годных под седло, и молодых людей, интересующихся кавалерийским делом. Он сказал, что через несколько лет смог бы создать войско, которое никто в этом мире не сможет остановить. И все это говорилось в зале перед Эгеем, Тезеем, Диором и военачальниками. Рейд тоже прочистил горло: - Вы полагаете, мы не сможем вернуться в свои дома? - А как? - спросил Ульдин. - Вот об этом и надо поговорить, - сказал Рейд. - Господин наш царь, нам четверым нужно о многом потолковать между собой. В том числе и о том, как нам отблагодарить тебя. Люди мы разные, достигнуть соглашения нам будет нелегко, а сейчас, в суете приема, и вовсе невозможно. Ты не подумаешь о нас дурного, если мы удалимся? Эгей колебался. Тезей нахмурился. Диор же улыбнулся и спокойно сказал: - Разрази меня Зевс - нет! Вот что мы сделаем. Завтра будет готова повозка с удобными сиденьями, со съестными припасами и вином, и надежный воин повезет вас, куда захотите, - он протестующе поднял руку. - Только не отказывайтесь, друзья мои, я настаиваю. Для товарищей по плаванию мне ничего не жаль. Одних вас нельзя отпустить: с вами красивая женщина, а мечом владеют лишь двое... "Вот оно что, - угрюмо подумал Рейд. - Нам никогда не позволят поговорить наедине". Когда он сказал об этом Эриссе, она почему-то не огорчилась. Погода стояла прекрасная, воздух был чист, солнце освещало золотую листву. Экипаж, запряженный мулами, действительно оказался удобным. Возница, молодой рослый воин по имени Пенелеос, держался с пассажирами вежливо, хоть и поглядывал настороженно. Рейд был уверен, что выбрали его не столько из-за физической силы, как из-за острого слуха да знания языка кефту. - Куда? - спросил он, когда они покинули дворец. - В тихое место, - опередила всех Эрисса. - В такое место, где никого бы не было, кроме нас. - Хм, может, роща Перибеи? Доберемся туда к обеду. Если ты поклоняешься Богине, как я слышал, госпожа, то ты знаешь, как умилостивить нимфу рощи. - Да. Превосходно. - Эрисса повернулась к Олегу. - Расскажи-ка мне про поместье Диора. Я же сидела как привязанная. О нет, я не жалуюсь: царица весьма великодушна. Но все же ахейцы живут не так, как критяне. Рейд понял: она что-то задумала. Сердце забилось чаще. Вести разговоры на нейтральные темы было нетрудно: у всех было что порассказать о доме, о Греции. Но и без этого Эрисса справилась бы. Она не прибегала к женским уловкам. Она действительно влекла Олега, Ульдина и Пенелеоса, задавая им умные вопросы и делая умные замечания. ("Если ваши корабли, Олег, такие прочные, что эти... норвежцы, так? - сумели переплыть Реку Океан, то почему? Ваша древесина прочнее? Или из-за металлических гвоздей? Или из-за снастей? В чем тут дело?"). Потом, склонив голову, выслушивала ответ. Невозможно было глаз оторвать от ее точеной фигуры, от меняющихся глаз, от губ, обнажавших белоснежные зубы, от стройной шеи. Солнечный свет играл на ее волосах, ветер играл ахейским платьем, обтягивая грудь и талию. "Она знает мужчин, - подумал Рейд. - Ох, знает!". Священная лавровая роща окружала небольшую поляну. Посередине поляны возвышался камень, посвященный полубогине Перибее. С одной стороны за рощей тянулся оливковый сад, с другой - поля, сжатые и пустые. На горизонте дремали на солнцепеке горы. Деревья негромко, успокоительно шумели, пожухлая трава была густой и теплой. Мир царил здесь. Эрисса почтительно поклонилась, отломила хлеба и положила на камень - для птиц нимфы. Потом сказала: - Нам разрешено остаться. Тащите из повозки еду и вино. Пенелеос, почему бы тебе не снять шлем и латы? Всякую опасность мы увидим издали, а во владениях женского божества негоже быть при оружии. - Я попрошу ее простить меня, - сказал воин. Он был рад снять такую тяжесть и отдохнуть. - Что ж, обсудим наши дела, - предложил Ульдин. - Пока нет, - сказала Эрисса. - Я лучше придумала. Нимфа расположена к нам. Если мы ляжем и уснем, она может ниспослать нам вещий сон. Пенелеос заерзал. - Не хочу я спать, - сказал он. - К тому же мой долг... - Конечно, твой долг перед царем - узнать как можно больше об этих странных делах. Верно? - Ну... в общем, да. - А вдруг ты понравишься нимфе больше, чем мы? Ведь ты на своей земле. Она будет рада, если ты обратишься к ней за советом. Пойдем, - Эрисса взяла его за руку. Он встал. - Вот сюда. На солнышко. Садись, откинься, ощути теплоту камня. А теперь... - она достала бронзовое зеркальце. - Смотри на эту святыню Богини, матери всех нимф. Она склонилась к нему. Он непонимающе взглянул на нее, на сверкающий диск. - Нет, - прошептала она. - Только на зеркало, Пенелеос. В нем ты увидишь то, что Она хочет сказать тебе, - и медленно стала вращать зеркало. "О Господи!" - подумал Рейд и увлек Олега и Ульдина за большой камень. - Что она делает? - с тревогой спросил русский. - Тише, - прошептал Рейд. - Сидите и не шумите. Это священнодействие! - Боюсь, что языческое, - сказал Олег и перекрестился. Но и он, и гунн подчинились. Солнечный свет лился сквозь шелестящую листву. Навстречу ему поднимался сладкий запах сухой травы. Пчелы гудели в кустах шиповника. Эрисса негромко напевала. Когда она зашла за камень, от утреннего оживления не осталось и следа. Она была серьезна. - Тебе удалось? - Рейд встал. Она кивнула. - Он не проснется, пока я не прикажу. А потом будет думать, что дремал вместе со всеми, - она пристально взглянула на американца. - Не знала, что тебе знаком Сон. - Это что за чары? - спросил Олег. "Да гипноз, - мысленно ответил Рейд. - И она умеет делать это лучше любого врача моей эпохи. Впрочем, все дело в личности". - Это Сон, - сказала Эрисса, - который я насылаю на больных и раненых, чтобы отогнать от них кошмары. Сон не всегда приходит по моему желанию. Но Пенелеос простой парень, а я по дороге приводила его в нужное состояние. Ульдин кивнул. - Однажды я видел, как это делал шаман, - заметил он. - Не бойся, Олег. Но никогда не думал, что встречу женщину-шамана. - А теперь поговорим, - сказала Эрисса. Решительность ее была подобна удару меча и показала Рейду, что перед ним не испуганная изгнанница в поисках убежища, не пылкая и тоскующая любовница, которую он знал. Все это рябь на поверхности глубокого моря. Она изменилась и по сравнению с той девушкой, о которой говорила - беглая рабыня, странница, выжившая среди варваров, глава крепкой семьи, которую она создала сама, целительница, ведьма, жрица и прорицательница. Внезапно он почувствовал благоговейный страх, словно сама триединая Богиня явилась сюда и вселилась в нее. - Какая судьба ждет Атлантиду? - спросила она. Рейд налил себе вина, чтобы скрыть смятение. - Разве ты не помнишь? - сказал он. - В самом конце - не помню. А вот месяцы, которые мы с тобой провели на священном острове и в Кноссе - никогда не забуду! Но говорить об этом не стану. Скажу одно: я выясняла, сколько лет прошло от воцарения последнего Миноса и от войны с Афинами. И поняла, что до того момента, как меня унесло с Родоса в Египет, еще 24 года. Скоро ты уедешь отсюда, Дункан. Олег побледнел. Ульдин замер. Рейд отхлебнул терпкого красного вина. Он не смотрел на Эриссу: взгляд его остановился на горной вершине. - Что ты ясно помнишь из последних событий? - спросил он. - Весной мы, сестры по обряду, отправились в Кносс. Я танцевала с быками, - ее равнодушный тон смягчился. - Потом появился ты, и мы... Но Тезей тоже был там, были и другие, которых я плохо помню. Наверное, была слишком занята своим счастьем. Наше счастье до сих пор живет во мне, - и добавила шепотом: - И будет жить, пока живу я. И я унесу его с собой к Богине. И снова она стала мудрой женщиной на совете. - Нам не хватит этих смутных воспоминаний и того, что я узнала здесь. А что ты скажешь? Рейд крепко стиснул кубок. - Твоя Атлантида, - сказал он, - это не вулканический остров милях в шестидесяти к северу от Крита? - Да, я думаю, что из-за дыма, который поднимается из горы, ее и назвали "Землей Столпа". Атлантида - резиденция Ариадны, которая руководит всеми обрядами и жрицами в стране, как Минос правит морскими делами. Ариадна? Значит, это не имя, как в мифе, а титул. Он означает "Священнейшая". - Я знаю, что Атлантида погибнет в огне, пепле, буре и распаде, - сказала Эрисса. - Выходит, ты знаешь почти столько же, сколько я, - ответил Рейд. - Мало сведений об этом дошло до моего века, слишком давно это было. Он читал несколько популярных книг, в которых, по результатам раскопок, излагалось несколько гипотез об Атлантиде. Группа небольших островов казалась незначительной. Но это были остатки острова Санторин, взорвавшегося некогда во время извержения, затмившего извержение Кракатау. А потом некоторые ученые - прежде всего Ангелос Галанопулос - стали реконструировать погибший остров и получили картину, удивительно напоминающую описание платоновской Атлантиды. Известно, что под лавой и пеплом погребены древние стены. Там могли, как в Помпее, сохраниться участки огорода, не тронутые катастрофой. Разумеется, Платон в своих диалогах "Тимей" и "критий" приукрасил картину. Погибший континент он поместил в середину океана, отдалил и наделил могуществом, равным современным ему Афинам. Но были основания считать, что сквозь классическую легенду просвечивают воспоминания о Минойской империи. Предположим, его вычисления ошибочны. Платок утверждал, что заимствовал свой рассказ у Солона, а тот слышал его от египетского жреца, а жрец, в свою очередь, прочел его в древней рукописи. При переводе египетского счисления на греческое легко ошибиться: количество месяцев может быть принято за количество лет. Логика вынудила Платона перенести свою Атлантиду за Столбы Геракла. В Средиземном море для нее попросту не было места. Итак, отбросим явно придуманные страны по ту сторону Океана, уменьшим размеры города. И получим остров Санторин. Теперь заменим годы на месяцы. Тогда дата гибели Атлантиды будет находиться где-то между 1500 и 1300 годами до нашей эры. А это совпадает с 1400 годом до нашей эры плюс-минус десять лет - временем, которым археологи датируют гибель Кносса и падение Талассократии. Но Эриссе все этого не станешь объяснять. - О чем вы говорите? - рявкнул Ульдин. - Мы знаем, что взорвется остров, - сказал ему Рейд. - Произойдет самая ужасная катастрофа в этой части мира. Разлетится на куски гора, с неба посыплются камни и пепел, тьма распространится до самого Египта. Критский флот исчезнет в волнах, а другой защиты у крита нет. Города будут разрушены землетрясениями. Ахейцы легко смогут захватить остров. Посреди этого островка священного мира обдумывали они грозные слова Рейда. Шумел ветер, гудели пчелы. Олег, прикрыв глаза, спросил: - А почему ахейские корабли уцелеют? - Потому что они дальше, - предположил Ульдин. - Нет, - сказала Эрисса. - Мне рассказывали. Корабли разбивало о берег, стена воды прошла вдоль всего Пелопоннеса и западного побережья Азии. Но афинский флот не пострадал. Он был в открытом море. Тезей до конца жизни похвалялся, что на его стороне сражался сам Посейдон. Рейд кивнул. Он знал кое-что о цунами. - Вода поднимается над холмами и сносит все на своем пути, - сказал он. - Но в открытом море такая волна почти незаметна. Вероятно, корабли критян были в гавани или возле побережья, которое они защищали. Вал подхватил их и понес на сушу. - Как при хорошем приборе, - сказал Олег и поежился. - В тысячу раз страшнее, - сказал Рейд. - Когда это будет? - спросил Ульдин. - В начале следующего года, - ответила Эрисса. - Весной, - уточнил Рейд, так как у русских года считались по-другому, а гунны, поди, вообще не знали календаря. - Так, - сказал Олег после паузы. - Так... Он подошел к женщине и неловко похлопал ее по плечу. - Жаль мне ваших, - сказал он. - И ничего нельзя сделать? - Можно ли противостоять демонам? - спросил Ульдин. Эрисса не глядела на спутников. - Духи добры к нам, - продолжал гунн. - Мы на стороне победителей. - Нет! - вспыхнула Эрисса. Она глядела на мужчин, сжав кулаки. Взгляд ее горел. - Этого не будет! Мы предупредим Ариадну и Миноса. Атлантида и прибрежные города будут переселены. Флот выйдет в море и прижмет корабли проклятых афинян к берегу. Тогда империя выживет. - Кто нам поверит? - вздохнул Рейд. - Да и можно ли изменить предначертанное - негромко спросил потрясенный Олег. Он крестил воздух. - Да и зачем? - пожал плечами Ульдин. - Афиняне - народ здоровый. Духи благоприятствуют им. Только безумец станет с ними бороться. - Замолчи, - сказал Олег. - Опасны твои слова. Эрисса сказала со спокойствием божества: - Но мы попробуем. Я знаю, как. И ты, Дункан, скоро узнаешь. - Во всяком случае, - сказал Рейд, - Атлантида - наша единственная возможность вернуться домой. 11 Вечером пошел дождь. Он хлестал в стены, стекал с крыш, журчал между булыжниками двора. Ветер свистел и хлопал дверями и ставнями. Глиняные жаровни в зале не могли рассеять влажный холод, а лампы, факелы и пламя очага не в силах были отогнать ночь. Под балконами жались тени, они падали на воинов, которые сидели на скамьях и негромко разговаривали, поглядывая в сторону тронов. Эгей кутался в медвежью шкуру и молчал. За царя говорили Тезей и Диор. В противоположной группе Олег и Ульдин также хранили молчание. Рейд и Гатон разговаривали впервые - они виделись лишь мельком, когда чужеземцев, как требовали правила, представили Голосу Миноса. Но с той поры, как Гатон вошел в зал и снял мокрый плащ, взгляды их встретились, и они стали отныне союзниками. - Что за дело ко мне, что не могло подождать до утра? - спросил Гатон после необходимых формальностей. Речь его была вежливой, но не почтительной, поскольку он представлял владыку Крита. Рангом ниже вице-короля, но выше обычного посла, он наблюдал, сообщал в Кносс, следил, чтобы афиняне оставались верными данниками. На вид это был истый критянин: красивый, с большими темными глазами, сохранявший стойкость несмотря на годы. Волнистые черные волосы его были перевязаны лентой, две пряди свисали перед ушами, сзади аккуратно расчесанные локоны спускались почти до талии. Он был гладко, насколько позволяли ножницы и серпообразная бронзовая бритва, выбрит. Одежда его походила на египетскую: между Критом и Египтом издавна существовала тесная связь. Тезей склонился вперед. Отблески огня играли на его мощной фигуре, сверкали в хищных глазах. - Наши гости желали встретиться с тобой как можно скорее, - заявил он. - Они рассказали нам об оракуле. - Дело Богини не ждет, - подхватил Рейд. Эрисса объяснила ему, что торопливость в данном случае будет убедительной. Рейд поклонился Гатону. - Господин Голос, ты знаешь, что нас привело из разных стран. Не знаем, случайно ли это произошло или по воле богов, а если так - то по воле какого божества, и что от нас требуется - тоже не ведаем. Сегодня мы выехали поискать спокойное место, чтобы побеседовать. Приставленный к нам от царя человек посоветовал направиться в рощу Перибеи. Там госпожа Эрисса принесла жертву по кефтскому обряду Богине, которой она служит. Вскоре мы уснули и увидели сон. Причем все один и тот же, даже наш проводник. Олег переминался с ноги на ногу. Он-то видел, как Эрисса внушала это сновидение Пенелеосу. Ульдин слегка фыркнул - словно блик света исказил его шрамы. Порыв дождя ворвался в дымовое отверстие, в очаге зашипело, затрещало, повалили клубы серого дыма. Гатон сделал ритуальный жест. Но лицо его выражало не тревогу, а задумчивость в противоположность боли Эгея, сдержанной ярости Тезея и скрытому недоверию Диора. - Несомненно, это знамение свыше, - сказал он ровным голосом. - Так что же вы увидели? - Как мы уже поведали нашим хозяевам, - ответил Рейд, - к нам подошла женщина в одежде высокородной критянки. Лица ее мы то ли не видели, то ли не можем вспомнить. В каждом кулаке она держала по змее, которые вились вокруг ее рук. Она шептала, и шепот ее сливался со змеиным шипением: "Лишь чужеземцы смогут донести мое слово: пусть разделенные дома соединятся, и море будет оплодотворено молнией, когда Бык соединится с Совой. Но горе вам, если вы не услышите!" Наступила тишина, словно перед бурей. В эпоху повсеместной веры в богов и покойников, предсказывающих живым грядущее, никого не удивило, что откровение выпало и на долю людей, уже отмеченных судьбой. Теперь следовало понять значение этого откровения. Рейд и Эрисса не могли высказаться прямо: у оракулов это не принято. Диор, вероятно, обвинил бы их во лжи, если бы их слова не подтвердил его человек. Но Диор все равно сомневался. - Как ты это понимаешь, Голос? - спросил Тезей. - А что думают сообщившие нам? - сказал критянин. - По нашему мнению, нам приказано отправиться в твою страну, - заявил Рейд. - При всем уважении к нашим хозяевам, мы должны предоставить свои услуги тому, кто выше их. - Если бы таковы были намерения богов, - сказал Тезей, - они послали бы за вами в Египет критский корабль. - Но тогда чужеземцы не попали бы в Афины, - заметил Гатон. - А, судя по сообщению, именно они посланы, чтобы... соединить разделенные дома. Год от года растет непонимание между нашими странами. Эти люди пришли издалека, их трудно заподозрить в предвзятости. Не посредники ли они, гласящие волю богов? Если Бык Кефту возьмет в жены Сову Афин, если молнии Зевса оплодотворят воды Нашей Госпожи - не означает ли это союз? А может быть, династический брак между Акрополем и Лабиринтом, от которого произойдет великий государь? Да, без сомнения, эти люди должны явиться в Кносс для дальнейшей беседы. И немедленно. В эту пору надежный корабль с доброй командой еще сможет добраться до Крита. - Я не согласен! - неожиданно бухнул Ульдин. "Сукин ты сын", - подумал Рейд. Но гнев его утих. Гунн знал, что они блефуют, пытаясь достичь обреченной на гибель земли. Он еще в роще резко возражал против присоединения к проигравшей стороне. Он согласился молчать только после уверений, что ехать в Атлантиду необходимо, чтобы вернуться домой. Должно быть, теперь он решил не рисковать. - Это почему же? - проворчал Олег. - Я... - Ульдин выпрямился. - Я обещал Диору кое-что для него сделать. Разве боги благосклонны к нарушителям слова? - Можем ли мы ведать их волю? - вмешался Тезей. - Оракул мог иметь в виду противоположное тому, что предположил господин Голос. Предупреждение о гибельности заключения противоестественного союза! - зубы сверкнули в его бороде. Гатон опешил от этого плохо скрытого намека на грязную сплетню, которой ахейцы объясняли появление на свет первого Минотавра. - Вряд ли повелитель мой будет доволен, когда узнает, что предназначенные ему речи отвергну