Пол Андерсон. Нет мира с королями -------------------- Пол Андерсон. Нет мира с королями. Poul Anderson. No Truce With Kings (1964). -------------------- - Песню! "Чарли" спой! Давай "Чарли"! Все были пьяны, и младшие офицеры за дальним концом стола орали немногим громче, чем старшие, - рядом с полковником. Ковер и оконные драпировки слегка приглушали возгласы, топот сапог, дробь Кулаков по столешнице и звон стаканов. Из плясавших под потолком теней свешивались полковые знамена; игра их складок словно добавляла что-то к царившему здесь хаосу. Светильники на прикрепленных к стене кронштейнах и камин озаряли бликами спортивные трофеи и оружие. Осень приходит рано в эти края. За окнами, путаясь между сторожевыми вышками, барабанил дождь, ревел ветер, и этот тоскливый музыкальный фон проникал повсюду, будто в подтверждение легенды: каждый раз в ночь на 19 сентября павшие на поле брани покидают свои могилы и пытаются присоединиться к празднеству - вот только не знают как. Но никого эта музыка не беспокоила - ни в зале, ни в казармах, за исключением, быть может, дежурного майора. Третья дивизия - "Рыси" - славилась как самая буйная часть в армии Тихоокеанских Штатов Америки, а полк "Бродяги", охранявший форт Накамура, считался самым необузданным. - Давайте, ребята! Поехали! Если у кого-то есть что-то похожее на голос в этой проклятой Сьерре, так только у вас, - крикнул полковник Маккензи. Он сидел, откинувшись в кресле, с расстегнутым воротником черной форменной рубашки, расставив ноги, держа в одной руке трубку, а в другой - стакан с виски. Тяжелое тело, помятое лицо, голубые глаза в лучиках морщин, покрытые налетом седины стриженые волосы и вызывающие рыжие усы. - "Чарли, мой милый, мой милый, мой милый", - затянул капитан Хале. - Прошу прощения, полковник. Маккензи резко повернулся и увидел склонившегося к нему сержанта Ирвина. Что-то в его лице заставило полковника насторожиться. - Да? - Только что пришла шифровка. Майор Спейер просит вас срочно прийти. Вспомнив последние новости из Сан-Франциско, Маккензи похолодел. Спейер был равнодушен к выпивке и сам вызвался дежурить в праздничную ночь. Впрочем, любой из "Рысей" полагал, что, даже залив в себя виски до барабанных перепонок, он более пригоден к службе, чем любой трезвенник. Маккензи выбил трубку, встал и, наметив себе прямую линию, направился к двери, взяв по дороге с вешалки портупею и пистолет. В пустом мрачном переходе шаги звучали преувеличенно громко. У основания лестницы полковник миновал две пушки, захваченные в бою у Рок-Спрингс в войне за Вайоминг поколение назад, и двинулся наверх. Шаг ступеней был слишком крут для его лет, но здесь все было массивным, десятилетиями строилось из гранита Сьерры, да и должно было быть таким: часть охраняла ключ к сердцу страны. Не одна армия разбилась об эти одетые камнем брустверы, прежде чем была умиротворена Невада, и немало молодых ребят ушли с этой базы, чтобы уже не вернуться. "Но никогда еще форт не подвергался нападению с Запада. Боже, если ты существуешь, не дай этому случиться и впредь." В штабе было пусто - ни привычной суеты вестовых, ни старательных писарей, ни галдящих офицерских жен, поджидающих полковника. В безлюдье еще громче слышались свист ветра за стеной и стук дождя в окно. - Полковник пришел, сэр, - доложил Ирвин неровным голосом. Сержант сглотнул и закрыл за собой дверь. Спейер стоял у стола командира - девственно чистого, за исключением чернильницы, аппарата внутренней связи и портрета Норы, сильно выцветшего за десятилетие после ее смерти. Маккензи перевел взгляд на майора, высокого худого мужчину с обозначившейся лысиной и кривым боксерским носом. Форма на нем казалась вечно неглаженой. Но он обладал самым острым умом среди офицеров "Рысей", а книг прочитал на своем веку больше, чем все остальные вместе взятые. Официально Спейер считался адъютантом командира; на самом деле он был старшим советником. - Ну? - спросил Маккензи. Казалось, алкоголь не только не оглушил его, но сделал чувства обостренными: он улавливал тепло, идущее от светильников (когда же они получат нормальный генератор, чтобы жить с электричеством?), ощущал массивность пола под ногами, видел трещину на обоях, знал, что печь остыла. Желая выглядеть спокойным, он засунул большие пальцы за ремень, покачался на каблуках. - Ну, Фил, что стряслось? - Телеграмма из Сан-Франциско, - ответил Спейер, протягивая ему листок бумаги, который нервно комкал в руках. - Угу. Почему они не передали по радио? - Телеграмму труднее перехватить. Это шифровка. Ирвин расшифровал ее для меня. - Ну и что в этой писульке? - Посмотрите. Тем более, это вам. От командования. Маккензи начал вчитываться в каракули Ирвина. "Настоящим уведомляем вас, что Сенат Тихоокеанских Штатов принял закон об импичменте Оуэну Бродскому, бывшему Судье Тихоокеанских Штатов Америки, и отстранил его от должности. С 20:00 сего дня в соответствии с законом о преемственности Судьей ТША является Хэмфри Фэллон, бывший вице-судья. Угроза общественному порядку со стороны подрывных элементов заставляет ввести военное положение по всей стране, начиная с 21:00 сего дня. В связи с этим вам направляются к исполнению следующие инструкции: 1. Переданная информация является строго секретной, пока не будет сделано официального сообщения. Нарушители, а также лица, получившие эту информацию, подлежат полной изоляции. 2. Все оружие и боеприпасы, кроме десяти процентов наличного количества, должно быть изъято и тщательно охраняться. 3. Командование гарнизоном форта Накамура примет полковник Саймон Холлис, который выступает утром из Сан-Франциско с одним батальоном. Он должен прибыть в форт Накамура через пять дней. Вы возглавите группу возвращающихся в Сан-Франциско (ее состав назовет полковник Холлис) и доложите о своем прибытии бригадному генералу Мендоса в форте Бейкер. Во избежание провокаций возвращающиеся должны быть разоружены; только офицерам разрешается оставить личное оружие. 4. Для вашего личного сведения: старшим помощником полковника Холлиса назначен капитан Томас Даниэлис. 5. Еще раз напоминаем: по соображениям национальной безопасности в стране объявлено военное положение. Требуем абсолютной верности законному правительству. Любые мятежные акции будут беспощадно пресечены. Каждый, кто предоставляет помощь или сочувствует фракции Бродского, виновен в государственной измене. Генерал Джералд О'Доннелл, Главное Командование". Гром прокатился в горах, словно артиллерийский залп. Прошла минута, прежде чем Маккензи скомкал и бросил лист на стол. Он медленно собирался с мыслями, ощущая странную пустоту. - Они решились, - сказал Спейер негромко. - Они это сделали. - И что же? Маккензи уставился майору в лицо. Спейер отвел взгляд, тщательно скручивая сигарету, но заговорил быстро и резко, будто все давно обдумал: - Я догадываюсь, что там произошло. "Ястребы" носились с идеей импичмента с тех пор, как Бродский согласился на компромисс в пограничном споре с Западной Канадой. У Фэллона собственные амбиции. Но его сторонники в меньшинстве, и он знает это. Когда Фэллона избрали вице-судьей, "ястребы" немного успокоились. Но ненадолго - потому что Бродский еще не так стар и едва ли мог умереть, открыв дорогу Фэллону, а более половины Сената - это трезвомыслящие, умеренные вожди кланов, которые вовсе не считают, что ТША получили свыше мандат на объединение континента. Я не понимаю, как импичмент мог пройти через Сенат, если он был собран в полном составе. Скорее, они проголосовали бы против Фэллона. - И все же Сенат был созван, - заметил Маккензи. Его собственные слова казались ему сказанными кем-то посторонним. - Конечно. Вчера. Чтобы "обсудить ратификацию договора с Западной Канадой". Но вожди разбросаны по всей стране, каждый сидит в своем центре. Им нужно было еще добраться до Сан-Франциско. Несколько подстроенных задержек, - к примеру, рухнул мост, - и десяток самых верных сторонников Бродского не смогли попасть вовремя. Кворум есть, все сторонники Фэллона на месте - и у "ястребов" чистое большинство. К тому же они собрались в праздник, когда горожане забывают о политике. И сразу - импичмент и новый Судья. Спейер свернул, наконец, сигарету и сжал ее зубами, нервно роясь в карманах в поисках спичек. Его щека слегка подрагивала. - Думаете? - чествуя огромную усталость, пробормотал Маккензи. - Конечно, до конца я не уверен, - рявкнул Спейер. - Да и никто не может быть уверен - пока не будет слишком поздно. Коробок хрустнул в его ладони. - Они сменили верховное командование, как я заметил? - Да. Хотят быстро заменить всех, кому не доверяют, а де Баррос был человеком Бродского. - Спичка вспыхнула, осветив ввалившиеся в затяжке щеки. - Мы тоже входим в число подозрительных. Полку оставлен минимум оружия, чтобы никто не вздумал сопротивляться, пока не прибудет новый полковник. Обратите внимание, он двигается с батальоном. Так, на всякий случай. Иначе мог бы вылететь самолетом и быть здесь завтра. - Почему не поездом? - Маккензи втянул дымок сигареты и полез за трубкой. Она еще хранила тепло в кармане рубашки. - Может быть, все, что движется по рельсам, отправили на север: доставить войска поближе к вождям кланов, чтобы предупредить восстания. В долинах, в общем, спокойно. Там мирные фермеры и колонии Ордена Эспер. Они не будут стрелять по солдатам Фэллона. - Так что нам делать? - Полагаю, Фэллон совершил переворот в каких-то законных формах, - ответил Спейер. - Был кворум. Теперь никто не докажет нарушения Конституции. Я перечитал эту проклятую телеграмму несколько раз. Тут многое скрыто между строк. Например, я думаю, что Бродский на свободе. Если бы он был под арестом, они так не беспокоились бы о сопротивлении. Очевидно, охрана вовремя его укрыла. Конечно, теперь за ним начнется охота. Маккензи давно достал трубку, но забыл о ней. - Вместе с нашей заменой идет Том. - Да, ваш зять. Ловко придумано, разве нет? Что-то вроде заложника, отвечающего за ваше поведение. А с другой стороны, скрытое обещание, что ваша родня не пострадает, если вы явитесь, как приказано. Том хороший парень. Он не даст своих в обиду. - Это ведь и его полк. - Маккензи пожал плечами. - Я знаю, он хотел бы воевать с Западной Канадой. Он молод и... и много наших погибло в стычках в Айдахо. Детей, женщин... - Да, - сказал Спейер. - Но решать вам, Джимбо. Что вы будете делать? - О, господи, не знаю! Я только солдат. - Мундштук трубки треснул в его пальцах. - Мы ведь не личная милиция одного из вождей. Мы поклялись защищать Конституцию. - Я не считаю, что уступки Бродского по поводу наших требований в Айдахо могут быть основанием для импичмента. По-моему, он прав. - Ну... - Это настоящий переворот. Быть может, вы не следили за последними событиями, Джимбо, но не хуже меня знаете, что означает захват Фэллоном поста Судьи. Самое малое - это война с Западной Канадой. Фэллон выступает также за сильное центральное правительство. Он сумеет сломить старые кланы, их вожди и молодежь погибнут в боях. Эта политика восходит к библейским временам. Других обвинят в сговоре с людьми Бродского и разорят их штрафами. Общины Ордена Эспер получат новые земельные владения, так что орденская конкуренция разорит еще немало поместий. Начнется межклановая вражда. Вот так мы и двинемся к славной цели воссоединения. - Если руководство Ордена Эспер стоит за Фэллона, что мы можем сделать? Я немало слышал о пси-взрывах. И не могу требовать от моих солдат испытать их на себе. - Джимбо, даже если вы попросите ваших людей вынести взрыв бомбы Дьявола - для вас они сделают и это. Маккензи командуют "Бродягами" уже пятьдесят лет. - Да, честно говоря, я надеялся, что когда-нибудь Том... - Мы с вами предчувствовали, что что-то варится. Помните наш разговор неделю назад? - Угу. - Я тогда напомнил вам, что Конституция и написана для того, чтобы "подтвердить исконные свободы отдельных регионов". - Оставьте меня в покое! - крикнул Маккензи. - Я не знаю, кто теперь прав и кто виноват! Спейер замолчал, разглядывая командира сквозь пелену дыма. Маккензи прошелся по комнате, ставя каблуки с глухим барабанным звуком. Внезапно он с силой швырнул на пол сломанную трубку. - Хорошо. Ирвин славный парень и будет держать рот на замке. Отправьте его перерезать телеграфную линию в нескольких милях от форта. Пусть это выглядит, как будто ее порвал ветер. Видит Бог, провода рвутся довольно часто. Официально мы не получали шифровки из главного штаба. Это даст нам несколько дней, чтобы связаться с командованием Сьерры. Я не хочу идти против генерала Крукшанка. Завтра мы приготовимся к действиям. Отбросить батальон Холлиса будет нетрудно, да им еще нужно время, чтобы собраться с силами. Потом выпадет снег, и мы будем отрезаны на всю зиму. Только наш полк умеет ходить на лыжах. До весны мы установим связь с другими частями и организуем какую-то оборону. Ну а к весне... видно будет. Пойду расскажу все Лауре. - Да. Спейер стиснул плечо Маккензи. В глазах полковника были слезы. Маккензи спустился по парадной лестнице, машинально ответил на приветствие часового и направился к южному крылу здания, где была его квартира. Дочь уже легла. Он взял фонарь с крюка в тесной маленькой прихожей и вошел в ее комнату. Она всегда спала здесь, когда ее мужу приходилось по службе уезжать в Сан-Франциско. Секунду Маккензи не мог вспомнить, зачем отправил туда Тома. Он потер свой шишковатый затылок, как будто надеялся обнаружить там что-то. Ах, да, предположительно - он послал его за новым комплектом обмундирования для полка. На самом деле - чтобы убрать его отсюда, пока не кончится политический кризис. Том человек искренний и открытый, поклонник Фэллона и Ордена Эспер. Это вело к трениям с другими офицерами. Последние были, как правило, отпрысками вождей кланов или выходцами из благополучных семей, которым вожди покровительствовали. Этих офицеров вполне устраивал нынешний порядок вещей. Но Том Даниэлис начинал рыбаком в нищей деревушке на побережье у Мендочино. Когда лова не было. Том ходил в школу местной общины Эсперов. Научившись читать и писать, он вступил в армию и добился офицерского звания только благодаря своим способностям и упорству. С тех пор он никогда не забывал, что Эсперы помогают бедным и что Фэллон обещал помогать Эсперам... Ну, и битвы, слава, воссоединение, федеральная демократия - эти лозунги недешево стоят, когда вы молоды... Комната Лауры почти не изменилась за год ее супружеской жизни. Тогда ей было всего семнадцать, и здесь все еще обитали существа, которые принадлежали девочке, собиравшей волосы в хвостик и носившей крахмальную юбку: плюшевый медведь, заласканный до полной бесформенности, кукольный домик, сделанный отцом, портрет матери, написанный капралом, погибшим позже у Солт-Лейк-Сити. Как похожа Лаура на мать! Тяжелые волосы, струившиеся по подушке, в бликах фонаря отливали золотом. Маккензи коснулся дочери со всей нежностью, на какую только был способен. Она проснулась мгновенно. - Папа! Что-нибудь с Томом? - Все в порядке. - С ним беда, - сказала Лаура. - Я слишком хорошо тебя знаю. - Нет, он жив и здоров. И надеюсь, будет впредь. Маккензи взял себя в руки и в нескольких словах рассказал ей все, но пока он говорил, у него не было сил смотреть ей в лицо. Закончив, он сидел неподвижно, слушая шум дождя. - Ты намерен бунтовать, - прошептала она. - Я намерен запросить командование района Сьерра и поступить так, как мне прикажет мой командир, - сказал Маккензи. - Ты знаешь, что он тебе скажет. Особенно, если уверен в твоей поддержке. Маккензи передернул плечами. Начинала болеть голова. Раннее похмелье? Чтобы заснуть, надо еще немало выпить. Впрочем, спать не придется - сейчас не время. Завтра он соберет полк во дворе и обратится к солдатам, как всегда делали Маккензи перед "Бродягами". Лаура сидела, обдумывая услышанное, затем произнесла безучастно: - Тебя ведь не отговорить... - Маккензи покачал головой. - Ладно. Тогда завтра утром я выезжаю. - Хорошо. Дать тебе коляску? - Не нужно. Я езжу верхом лучше тебя. - Как хочешь. Но возьми двух солдат для охраны. - Маккензи вздохнул. - Может быть, ты убедишь Тома... - Нет, не могу. Не проси меня об этом, папа. На прощанье он дал ей последний дар: - Я не хочу, чтобы ты здесь оставалась. У тебя свой долг. Скажи Тому, что я по-прежнему думаю: ты верно выбрала его. Спокойной ночи, утенок. Слова вылились скороговоркой, но он не смел задерживаться. Когда она заплакала, он развел ее руки и вышел из комнаты. - Не думаю, что будет много убитых. - Я тоже... по крайней мере, на этом этапе. Хотя, конечно, без жертв не обойтись. - Ты говорил мне... - Я говорил тебе об ожиданиях, Мюир. Ты не хуже меня знаешь, что Великая Наука оказывается точной только на широкой шкале истории. А индивидуальные события подвержены статистическим отклонениям. - Не слишком ли все это просто для описания гибели в грязи существа, наделенного чувствами? - Ты новичок на этой планете. Теория - это одно, а ее приспособление к потребностям практики - совсем другое. Думаешь, мне не бывает больно, когда я пытаюсь реализовать наш план? - Верю, верю. Но жить с чувством вины от этого не легче. - С чувством ответственности, ты хочешь сказать. Различие вполне реально. Ты читал отчеты и смотрел фильмы. А я прилетел с первой экспедицией. И пробыл здесь два столетия. Их страдания - для меня не абстракция. - Но когда мы их обнаружили, все было совсем по-другому. Последствия междоусобной ядерной войны были тогда ужасающе свежи. Тогда эти несчастные, погибающие от истощения и безвластия, нуждались в нас - а мы ничего для них не сделали! Мы наблюдали. - Ты впадаешь в истерику. Могли ли мы, явившись сюда впервые, мало что понимая, вмешаться и стать еще одним деструктивным элементом? Элементом, воздействие которого мы сами не могли предсказать? Это было бы преступным, как преступно хирургу приступать к операции, даже не прочитав историю болезни пациента. Нам приходилось скрытно изучать их, работать не покладая рук, раздобывать информацию. И только семьдесят лет назад мы почувствовали себя достаточно уверенными, чтобы ввести первый новый фактор в это избранное нами для эксперимента общество. Мы обретаем все новые знания, и наш план будет соответственно скорректирован. Может быть, потребуется тысяча лет, чтобы завершить нашу миссию. - А тем временем они самостоятельно выбрались из-под обломков разрушенного ими мира. Они находят собственные решения для своих проблем. Так какое право имеем мы... - Я начинаю удивляться, Мюир, какое право имеешь ты причислять себя хотя бы к ученикам психодинамики. Подумай, что такое на самом деле их "решения". Большая часть планеты остается в состоянии варварства. Этот континент восстанавливается быстрее, потому что до катастрофы именно здесь были сконцентрированы технология, знания, опыт. Но посмотри, какие социальные структуры у них возрождаются? Чересполосица враждующих между собой государств, унаследовавших былую территорию. Возродился феодализм, политическая, экономическая и военная власть вновь, как в архаичные времена, принадлежит земельной аристократии. Наречия и субкультуры развиваются собственными несовместимыми путями. Слепое поклонение технологии, унаследованное от прошлого, может в конце концов вновь привести их к машинной цивилизации столь же аморальной, как та, что рухнула три столетия назад. Неужели ты подавлен, потому что революция, инспирированная нашими агентами, идет не так гладко, как нам хотелось бы? Знаешь ведь формулу Великой Науки: либо пять тысячелетий жалкого прозябания, на которое обречена эта раса при самостоятельном развитии, либо три мощных рывка, пусть даже они причинят им страдания и мы будем тому виной. - Да, конечно, я понимаю, я поддался эмоциям. Но поначалу это трудно выдержать. - Скажи спасибо, что твой первый опыт реализации нашего плана оказался относительно мягким. Худшее впереди. - Мне говорили. - Абстрактно. Но подумай о том, что нас окружает. Правительство, которое вознамерилось восстановить страну в былых границах, неизбежно втянется в войны с сильными соседями. В ходе этих войн непосредственно и под воздействием экономических законов, которых они не понимают, земельная аристократия и свободные землевладельцы будут уничтожены. Им на смену придет уродливая демократия, в которой будет преобладать сначала коррумпированный капитализм, а затем грубая сила тех, кто сумеет захватить аппарат управления. В этой системе не будет места для обнищавшего пролетариата, бывших земельных собственников и иностранцев, ставших гражданами страны в результате завоеваний. Подобная публика послужит плодородной почвой для всякого рода демагогов. Империя будет проходить через бесконечный ряд восстаний, гражданских беспорядков, периодов деспотизма, упадка, внешних вторжений. О, у нас должно быть множество "решений", прежде чем мы закончим работу. - Скажи... Ты думаешь, когда мы увидим конечный результат... мы сможем смыть с себя их кровь? - Нет. Как раз мы и заплатим самую высокую цену. Весна приходит в Сьерру холодной и влажной. Снег медленно тает в лесах и предгорьях, вздувшиеся реки ревут в каньонах. Первая зелень на осине кажется несравнимо более нежной, чем у елей и сосен, рвущихся к ослепительному небу. Но вот вы поднимаетесь выше линии лесов, и мир открывается в мертвой беспредельности. В нем только камень, снег и свист ветра. Да ворон парит низко над скалами, опасаясь жестокого ястреба. Томас Даниэлис, капитан полевой артиллерии лоялистской армии Тихоокеанских Штатов, свел лошадь на обочину. За его спиной десяток солдат, с ног до головы покрытых грязью, пытались вытащить из глинистого месива орудийный тягач. Его мотор, работающий на спирте, едва вращал колеса. Пехота выглядела измученной, на такой высоте вообще было трудно дышать, особенно после ночевок на холоде и маршей с пудом грязи на каждом сапоге. Цепь людей извивалась вверх по дороге от скалы, похожей на бушприт корабля, к видневшемуся вдали перевалу. Порыв ветра донес запах пота. "Но они отличные солдаты", - подумал он. Его рота получит сегодня горячий обед, даже если придется зажарить ротного сержанта-квартирмейстера. За этой горной цепью лежали земли в основном пустынные, на которые притязали Святые. Сейчас они не были опасны, с ними велась даже кое-какая торговля. Поэтому никто не заботился о том, чтобы чинить горные дороги, а железнодорожный путь заканчивался у Хэнгтауна. Так что экспедиционному отряду в район Тахо предстояло пробираться по необитаемым лесам и плато, покрытому льдом. Да поможет им Бог! "И да поможет Бог тем, кто остался в форте Накамура", - подумал Даниэлис. У него пересохло во рту. Натянув поводья, он без нужды сильно пришпорил лошадь. Искры брызнули из-под копыт, сабля ударила по ноге Даниэлиса, и бедное животное вынесло его на гребень перевала. Бросив повод, он достал полевой бинокль. Отсюда ему был виден горный ландшафт с беспорядочным нагромождением скал и долинами внизу, по которым плыли тени облаков. Даниэлис все еще не мог отыскать окулярами крепость. Естественно, рано еще. Он знал эти места. Хорошо знал! Даниэлис пытался разглядеть хоть какой-нибудь след противника. Жутко было продвинуться так далеко и не увидеть ни одного врага, раз за разом посылать разведку на поиски отрядов повстанцев и не находить их, сидеть напряженно в седле в ожидании снайперской стрелы - и ни одной стрелы не увидеть. Но старый Джимбо Маккензи не такой человек, чтобы прятаться за стенами, да и "Бродяги" не зря заслужили свою славу. Если Джимбо жив... Даниэлис закусил губу и заставил себя сосредоточиться на том, что показывали ему линзы бинокля. Не думай о Маккензи, не вспоминай, как легко он мог перепить тебя, перекричать, переспорить. Как он хмурил брови над шахматной доской, где попадал в десять ловушек из десяти и никогда не обижался, как горд и счастлив был он на свадьбе... Не думай о Лауре, скрывающей от тебя частые слезы по ночам. Она носит под сердцем твоего ребенка и просыпается в одиночестве в пустом доме в Сан-Франциско от страшных снов беременности. И у каждого из этих пехотинцев, бредущих к крепости, где нашли свой конец несколько посланных против нее армий, есть кто-то дома. И кто-то - на стороне повстанцев. Не думай об этом. Лучше высматривай вражеский след. Вот оно! Даниэлис напрягся. Всадник. Нет, свой: в армии Фэллона добавили к униформе одну голубую полоску. Вернувшийся разведчик. Даниэлис хотел сам выслушать доклад. Но всадник был пока на расстоянии мили, с трудом преодолевая заболоченное пространство, и капитан продолжал изучать местность. Появился разведывательный самолет - неуклюжий биплан. Солнце сверкало в круге пропеллера. Рокот мотора рождал эхо в скалах. Наверняка корректировщик-разведчик. Бомбардировщиком он быть не мог: форт Накамура неуязвим для того, что эта стрекоза могла на него сбросить. Сзади о камень звякнуло копыто. Даниэлис выхватил пистолет, однако, увидев всадника, сразу же опустил оружие. - Прошу прощения. Философ. Человек в синей накидке дружески кивнул. Улыбка смягчила его суровое лицо. Ему было около шестидесяти, волосы седые, морщинистая кожа, но двигался он среди этих камней с ловкостью дикого козла. Золотой символ Янь и Инь поблескивал на груди. - Сын мой, твои нервы напряжены до предела без всякой нужды, - сказал он. Слова его выдали чуть заметный техасский акцент. Члены Ордена Эспер повиновались законам тех мест, где они жили, но сами не претендовали ни на какую территорию. Для них было своим все человечество, быть может, все живое во Вселенной во все времена. Когда глава ордена предложил, чтобы Философ Вудворт сопровождал экспедицию в качестве наблюдателя, это не вызвало возражений даже у капелланов: все церкви сошлись на том, что учение Эсперов нейтрально по отношению к религии. Даниэлис усмехнулся: - Вы меня осуждаете? - Он вспомнил, как некий апостол посетил - по приглашению - его дом в Сан-Франциско, чтобы хоть немного успокоить Лауру. Утешение оказалось предельно простым: "Тебе придется мыть только одну тарелку после еды", - сказал апостол. - Мне станет легче, если вы скажете, пользуясь данным вам даром, что ждет нас всех впереди. - Я не посвящен в эти таинства, сын мой. Боюсь, я слишком погряз в материальном мире. Но кто-то должен заниматься практическими делами Ордена. Вудворт задумчиво смотрел на вершины гор, как бы сливаясь с ними в одиночестве. Даниэлис не смел прервать его размышления. Он думал о том, какую практическую цель преследовало участие Философа в этом походе. Написать отчет, более глубокий и точный, чем могли подготовить простые смертные, не умеющие обуздывать свои впечатления и чувства? Может быть. А может, Эсперы решили принять одну из сторон в этой войне? С многими оговорками, но руководство Ордена все-таки разрешило использовать ужасающие пси-взрывы там, где Ордену возникала серьезная угроза. Они были более расположены к судье Фэллону, чем к Бродскому или прежним Сенату вождей кланов и Палате народных депутатов. - И все же, - продолжил Вудворт, - я не думаю, что вы встретите здесь серьезное сопротивление. Когда-то, до того как я узрел истинный путь, я служил в рейнджерах у себя дома. Эта местность выглядит совсем пустынной. - Если бы знать точно! - взорвался Даниэлис. - Всю зиму, пока нас сковывал снег, они могли делать здесь все, что хотят. Разведчики сообщали, что еще две недели назад здесь было оживленно, как в улье. Что они готовили? Вудворт промолчал. Слова рвались из Даниэлиса. Он не мог сдержать себя, он хотел избавиться от воспоминания о том, как Лаура прощалась с ним накануне второй экспедиции против ее отца, спустя шесть месяцев после того, как первая была разбита и только немногие вернулись домой. - Если бы были резервы! У нас всего кучка грузовиков и несколько аэропланов. Снабжение армии идет с караванами мулов. Какой мобильности можно от нас ожидать! Но вот что действительно приводит меня в бешенство. Мы знаем, как делаются вещи, которые существовали раньше. У нас есть старые книги, есть информация. Я знаком с электромехаником из форта Накамура, который делал транзисторные телевизоры размером с кулак. Я видел научные журналы, исследовательские лаборатории в области биологии, химии, астрономии. И все напрасно! - Это не так, - мягко заметил Вудворт. - Как и мой Орден, научное сообщество становится межнациональным. Печатающие устройства, радиофоны, телепередачи... - Я говорю, что это все напрасно. Напрасно в том смысле, что это не может остановить нас. Мы продолжаем убивать друг друга, и нет власти достаточно сильной, чтобы положить этому конец. Мы не в силах переложить руки фермера с рукоятей сохи на рычаги трактора. У нас есть знание, но мы не в состоянии им воспользоваться! - Сын мой, вы пользуетесь им там, где не нужна концентрация промышленной мощи. Не забывай, что мир теперь намного беднее естественными ресурсами, чем был до бомбы Дьявола. Я видел Черные земли в Техасе, где огненная буря прошла по разработкам нефти. Безмятежность Вудворта, казалось, дала трещину. Он отвел глаза и вновь устремил взгляд на горные пики. - Нефть еще есть, - настаивал Даниэлис. - Есть уголь, железо, уран - все, что нам нужно. Но у нашего мира нет организации, чтобы взять все это. Вот почему мы собираем зерновые в центральной долине, получаем из них алкоголь, который движет немногие оставшиеся у нас моторы. Мы импортируем крохи того, что нам нужно, через чудовищно неэффективную цепь посредников. И все это пожирают армии. Он сделал движение головой к той части неба, где стрекотал кустарно собранный самолет. - В этом основная причина необходимости объединения. Только после него мы сможем все восстановить. - А другая? - мягко спросил Вудворт. - Демократия - универсальный выбор. - Даниэлис сглотнул. - Тогда отцам и сыновьям не придется сражаться друг с другом вновь. - Это более серьезная цель, - сказал Вудворт. - Достаточно серьезная, чтобы Эсперы ее поддержали. Но вот то, что ты говоришь о машинах... Он покачал головой: - Машинный мир - не для людей. - Возможно. Хотя если бы у моего отца были кое-какие машины в помощь, он не надорвался бы на работе... Не знаю. Однако все по порядку. Сперва нужно победить в войне, а потом - вести дискуссии. Прошу прощения. Философ, я должен ехать. Эспер поднял руку в знамении мира. Даниэлис послал лошадь в галоп. Пробираясь по обочине, он увидел разведчика, которого остановил майор Якобсен, индейца из племени Клама, с луком через плечо. Многие солдаты из северных районов предпочитали стрелы ружьям. Луки были дешевле, бесшумны, дальность, конечно, меньше, но с небольших расстояний убойная сила почти та Же. - Капитан Даниэлис, - козырнул ему Якобсен, - вы прибыли вовремя. Лейтенант Смит как раз начал докладывать, что обнаружила его разведка. - И самолет, - добавил Смит невозмутимо. - Пилот рассказал нам по радио, что он видит, а мы проверили и убедились. - И что же? - Никого вокруг. - Как это? - Форт эвакуирован. И поселок. Ни души вокруг. Мы тщательно проверили все следы. Похоже, гражданские лица оставили форт раньше. Думаю, на санях и лыжах, в северном направлении, до какого-нибудь укрепленного пункта. Что касается полка, то солдаты начали отход в то же время, но постепенно. Весь полк, части обеспечения и полевая артиллерия покинули форт три-четыре дня назад. Якобсен прищелкнул языком. - И куда же они двинулись? Порыв ветра заставил Даниэлиса придержать дыхание и взъерошил гриву лошади. За спиной он слышал медленный шаг, чавканье сапог, стон колес, вой моторов, крики погонщиков мулов. Но все это как бы в отдалении. Заменяя реальный мир, перед глазами Даниэлиса разворачивалась карта. Лоялистская армия всю зиму вела тяжелые бои. Бродский сумел добраться до Маунт-Ренье, где была достаточно мощная радиостанция в крепости, взять которую штурмом не удалось. Вожди кланов и племена вооружились и восстали, полагая, что Фэллон угрожает их паршивым маленьким привилегиям. Вся деревенщина присоединилась к ним, будто не зная другой верности, кроме преданности хозяину. Западная Канада, также опасаясь Фэллона, предоставляла повстанцам помощь, которую даже трудно было назвать тайной. И все-таки национальная армия была сильнее. Лучше снабжение, четче организация, а главное - ее объединяла идея, видение будущего. Командующий Макдоннелл выработал стратегию: сосредоточить верные силы в нескольких пунктах, преодолеть сопротивление вокруг, создать базы и восстановить порядок в окрестных районах, а затем двигаться дальше. Стратегия оправдалась. Правительство теперь контролировало все побережье, флот наблюдал за канадцами в Ванкувере и охранял важный торговый путь на Гавайи, под контролем была северная часть бывшего штата Вашингтон почти до Айдахо и центральная Калифорния до самого Реддинга на севере. Оставшиеся непокоренными поселки и городки были изолированы в горах, лесах и пустынях. Клан за кланом, отрезанные от снабжения и лишенные надежды, прекращали сопротивление под усиливающимся напором правительственных войск. По-настоящему серьезным противником оставалось только командование Сьерры во главе с генералом Крукшанком: настоящая армия, а не ополчение горожан, достаточно большая, хорошо обученная и под профессиональным командованием. Эта экспедиция против форта Накамура была только малой частью трудной кампании. Но теперь, как выяснилось, "Бродяги" ушли. Не оказав сопротивления. Это означало, что должны отступить и их братья "Рыси". Нельзя рубить один якорь в цепи, которую вы хотите удержать. Значит? - Вниз, в долину, - сказал Даниэлис и будто услышал, как наваждение, нежный голос Лауры, напевающей "Внизу в долине, долине тенистой..." - Они там. - Боже мой! Невозможно! Мы бы знали об этом! - выкрикнул майор. Даже у индейца вырвалось восклицание, словно его ударили в живот. - Здесь множество лесных дорог и троп. Пехота по ним пройдет, если знать эти места. А наш противник их знает отлично. Труднее с повозками, большими орудиями, но им только нужно было вывести их нам во фланги. Теперь, если мы будем продолжать преследование, они разрежут нас на части. - А восточный склон? - безнадежно спросил Якобсен. - Чем он лучше? Полыни побольше?.. Нет, мы в ловушке, - Даниэлис стиснул луку седла так, что побелели пальцы. - Готов поспорить, что это идея Маккензи! Его стиль. - Но значит, они между нами и Сан-Франциско! А наши основные силы далеко на севере... "Между мной и Лаурой", - подумал Даниэлис. Вслух он сказал: - Я полагаю, майор, нам нужно немедленно связаться с командованием по радио. - Он заставил себя поднять голову, хотя ветер сек глаза. - Это не значит, что мы обречены. На открытом пространстве их даже легче будет разбить, нужно только суметь войти в соприкосновение. Сезон дождей, ливших всю зиму на равнинах Калифорнии, заканчивался. Дорога, по которой вместе с другими двигался в громе копыт Маккензи, тянулась среди яркой зелени. На эвкалиптах и дубах только что пошла в рост свежая листва. За деревьями по обеим сторонам тянулись квадраты полей и виноградников, каждая клетка чуть другого оттенка, чем соседняя, а по бокам пространство на горизонте замыкали еле видные отсюда холмы. Фермерские дома больше не попадались. Эта часть долины Напа принадлежала общине Ордена Эспер с центром в Сент-Хелен. За спиной Маккензи стоял неумолчный грохот: "Бродяги" на марше. Три тысячи сапог, орудия и повозки создавали шум, подобный землетрясению. Видимой опасности нападения не было. И все-таки с флангов колонну охраняла кавалерия. Солнце блестело на касках всадников и наконечниках пик. Маккензи внимательно разглядывал показавшийся впереди поселок. Янтарного цвета стены и красные черепичные крыши прятались среди сливовых деревьев, покрытых сейчас морем белых и розовых цветов. Община была большой - несколько тысяч человек. Маккензи невольно напрягся. - Думаете, мы можем доверять им? - спросил он не в первый раз. - Ведь у нас всего лишь договоренность по радио на право свободного прохода. Спейер, ехавший сзади, кивнул. - Полагаю, они не обманут. Особенно увидев наших ребят. Да и вообще Эсперы отвергают насилие. - Однако если уж дело доходит до драки... Здесь не так уж много посвященных - Орден недавно обосновался в этих краях. Но когда так много Эсперов собираются вместе, все равно среди них есть несколько знакомых с техникой пси-взрывов. А я не хочу, чтобы моих ребят разорвало на части или чтобы они взлетели на воздух. Спейер посмотрел на него искоса. - Вы боитесь их, Джимбо? - Клянусь, нет! - Маккензи сам не знал, правду он говорит или лжет. - Я их не люблю. - Они делают много доброго. Особенно бедным. - Не спорю. Хотя вожди кланов тоже заботятся о своих людях, и у нас тоже есть церкви и больницы. Я только не уверен, что благотворительность дает им право воспитывать сирот и обделенных таким образом, что они не могут жить нигде, кроме как в общинах Ордена. К тому же доходы от земельных владений делают их благотворительность необременительной. - Цель такого воспитания, как вы знаете, Джимбо, ориентировать учеников на так называемый внутренний мир - чем американская цивилизация никогда особенно не интересовалась. Честно говоря, я зачастую завидую Эсперам - и не только из-за поразительных способностей, которые они в себе развивают. - Вы, Фил? - Маккензи удивленно посмотрел на своего друга... Морщины четче обозначились на лице Спейера. - Этой зимой я застрелил немало моих сограждан, - сказал он глухо. - Моя мать, жена и дети живут теперь в тесноте в форте Маунт-Лассен, и когда мы прощались, то понимали, что, возможно, расстаемся навсегда... Да и в прошлом я отправил на тот свет множество людей, которые лично мне не сделали ничего плохого. Он вздохнул: - Я часто думаю, каково это - обрести мир внутри себя. Маккензи старался не думать о Лауре и Томе. - Конечно, - продолжал Спейер, - основная причина, почему мы с вами не доверяем Эсперам, заключается в том, что они представляют нечто нам враждебное. Нечто, способное взорвать саму концепцию жизни, с которой мы воспитаны и выросли. Знаете, пару недель назад в Сакраменто я зашел в университетскую лабораторию. Люди работают с химикалиями, электроникой, вирусами. Все это вполне совпадает с представлением образованного американца о нормальном ходе вещей. Но размышлять о мистическом единстве мироздания... Нет, Джимбо, редкий человек готов отринуть свою предшествующую жизнь и начать сначала. - Пожалуй, - Маккензи потерял интерес к разговору. Поселение было теперь совсем рядом. Полковник обернулся к скакавшему сзади капитану Халсу: - Мы отправимся туда. Передайте подполковнику Ямагучи, что до нашего возвращения он остается за старшего. Пусть действует по своему усмотрению. - Да, сэр. Хале откозырял. Маккензи не было надобности повторять то, о чем давно договорились заранее, но он знал цену ритуалу. Спейер держался рядом. Маккензи настоял, что на беседу они явятся вдвоем. Его интеллект, может быть, уст