упал мышлению высокопоставленного члена Ордена. Но с Филом он чувствовал себя спокойно. Офицеры свернули с дороги и двинулись улицей поселка между украшенных колоннами зданий. Все поселение было небольшим и состояло из групп жилищ, объединявших родственные сообщества или сверхсемьи - их называли по-разному. Такая манера жить и селиться вызывала у некоторых враждебность к Ордену и множество грязных шуток. Но Спейер, который знал обычаи Эсперов, говорил, что сексуальных вольностей у них не больше, чем в окружающем их мире. Идея заключалась в попытке преодолеть в какой-то мере соблазн обладания вещами и воспитывать детей всем обществом, а не в одной семье. На улицу, с любопытством разглядывая всадников, высыпала ребятня. Дети выглядели здоровыми и, если не считать естественного страха перед пришельцами, вполне счастливыми. Однако слишком серьезными, отметил Маккензи, и все одеты в одинаковые синие туники. Были на улицах и взрослые, не выказывавшие к чужакам никакого интереса, - при приближении полка они пришли в поселок с окрестных полей. Их молчание окружало всадников стеной. Маккензи почувствовал, как по ребрам потек пот. Доехав до центральной площади, он с трудом перевел дыхание. Посреди площади был фонтан с бассейном в форме цветка лотоса, вокруг стояли цветущие деревья. С трех сторон площадь обрамляли массивные здания, напоминавшие склады, а с четвертой возвышалось храмоподобное строение с изящным куполом - очевидно, место собраний или резиденция власти. На ступенях стояло шесть человек в синих одеяниях: пятеро сравнительно молодых людей и один постарше со знаком Янь и Инь на груди. Его ничем не примечательное лицо выражало величайшее спокойствие. - Философ Гейнс? Меня зовут Маккензи, это майор Спейер, - он злился на себя за собственную неловкость и робость. Молодых людей он понимал - они смотрели на него с плохо скрытой враждебностью. Но ему не удавалось встретиться со взглядом Гейнса. Глава поселения согнулся в поклоне. - Добро пожаловать, господа. Зайдемте в дом. Маккензи спешился, привязал поводья к балясине и снял каску. Заношенная коричнево-бурая униформа казалась ему особенно грязной и не соответствующей обстановке. - Благодарю. Мы ненадолго. Молодые люди следовали за ними через холл. Спейер кивнул на мозаику на стенах. - Красиво, - заметил он. - Благодарю вас, - ответил Гейнс. - Вот мой кабинет. Он открыл прекрасно отполированную дверь орехового дерева и жестом пригласил посетителей войти, оставив сопровождавших снаружи. В строгой комнате с выбеленными стенами стоял стол, несколько табуретов, на стене - полка с книгами. Распахнутое окно смотрело в сад. Гейнс сел. Маккензи и Спейер последовали его примеру, неловко ерзая на жестких стульях без спинок. - Перейдем прямо к делу, - начал полковник. Гейнс не ответил. Маккензи был вынужден продолжать: - Ситуация такова. Наши силы должны занять Калистогу, чтобы контролировать долины Напа и Лунную, во всяком случае, с северного направления. Именно здесь лучше всего разместить наш восточный фланг. Мы планируем устроить в поле укрепленный лагерь. Конечно, ваш урожай пострадает, но как только будет восстановлено законное правительство, вы получите компенсацию. Нам придется реквизировать необходимые продовольственные припасы и кое-какие медикаменты, однако без ущерба для людей; кроме того, все получат квитанции на оплату. - Хартия Ордена освобождает нас от любых требований военного времени, - ровным голосом произнес Гейнс. - Ни один вооруженный человек не должен вступать на территорию поселений Эсперов. Я не могу участвовать в нарушении закона, полковник. - Если вы хотите остаться в строгих рамках закона, то позвольте напомнить вам, что и Фэллон, и судья Бродский объявили в стране военное положение. Обычные нормы отменены, - заметил Спейер. Гейнс улыбнулся. - Поскольку только одно правительство может быть законным, - сказал он, - притязания другого ничего не значат. Для беспристрастного наблюдателя представляется, что позиции судьи Фэллона сильнее, тем более, его сторонники контролируют сплошные территории, а не разбросанные земли кланов. - Теперь это уже не так, - парировал Маккензи. Спейер остановил его жестом. - Возможно, вы не следили за событиями последних недель. Философ. Позвольте мне напомнить, что командование Сьерры организовало наступление на сторонников Фэллона, и наши войска спустились с гор на равнину. Взяв Сакраменто, мы контролируем теперь реку и железную дорогу. Мы продвинулись на юг ниже Бейкерсфилда, и наши позиции на этом направлении выглядят очень сильными. Теперь, когда мы закрепили успехи на севере, войска Фэллона будут зажаты между нашей армией и отрядами могущественных кланов, которые удерживают районы Тринити, Шаста и Лассен. Факт нашего появления здесь заставил противника эвакуировать долину Колумбия, чтобы сохранить возможность защиты Сан-Франциско. Так что кто сейчас удерживает большую территорию - это вопрос. - А что с армией, которая направлена против вас в Сьерру? - поинтересовался Гейнс с очевидным знанием дела. Маккензи нахмурился. - Они обошли нас и дислоцированы теперь у Лос-Анджелеса и Сан-Диего. - Потрясающе. Вы надеетесь устоять? - Постараемся, - ответил Маккензи. - Местное население информирует нас о передвижениях противника. Мы всегда в состоянии сосредоточить силы на направлении атаки врага. - Жаль, что такие богатые земли будут изуродованы войной. - Жаль, - согласился Маккензи. - Наша стратегия очевидна, - заговорил Спейер. - Мы нарушили все коммуникации противника, за исключением морских, что не очень-то удобно для армии, действующей вдали от побережья. Им трудно получать оружие, боеприпасы и особенно алкоголь для моторов. Мы опираемся на кланы, которые почти независимы от внешнего мира. Очень скоро наше преимущество над армией, лишенной корней, выявится в полной мере. Я думаю, что судья Бродский вернется в Сан-Франциско к осени. - Если ваши планы осуществятся, - заметил Гейнс. - Это наши заботы, - Маккензи наклонился вперед, опустив кулак на колено. - Хорошо, Философ. Я знаю, вы предпочли бы видеть на высшем посту Фэллона, но у вас достаточно здравого смысла, чтобы не подписываться под проигранным делом. Будете сотрудничать с нами? - Орден не вмешивается в политику, полковник, за исключением разве что случаев, когда нашему существованию угрожает опасность. - Сказав "сотрудничать", я имел в виду лишь "не мешать". - Увы, на нашей земле не должно быть военных сооружений. Маккензи поднял взгляд на окаменевшее лицо Гейнса - уж не ослышался ли он? - Иными словами, мы должны убраться? - Да, - ответил Философ. - Учтите, наша артиллерия нацелена на поселок. - А вы будете стрелять по женщинам и детям, полковник? - Нам это не понадобится. Мои люди просто войдут сюда. - Через пси-взрывы? Умоляю, не обрекайте несчастных людей на гибель, - Гейнс помолчал минуту. - Позвольте также заметить, что, потеряв полк, вы поставите под угрозу все ваше дело. Вы можете обойти наши владения и двигаться дальше к Калистоге. "Оставив это гнездо фэллонитов у себя за спиной", - подумал Маккензи, стиснув зубы. Гейнс поднялся. - Дискуссия закончена, джентльмены. У вас есть час времени, чтобы покинуть наши земли. Маккензи и Спейер тоже поднялись. - Мы еще не закончили, - сказал Спейер. Пот выступил у него на лбу. - Я хотел бы сделать несколько разъяснений. Гейнс пересек комнату и открыл дверь. - Проводите этих господ, - приказал он пяти помощникам. - Ну нет, клянусь Богом! - прорычал Маккензи, нащупывая кобуру. - Дайте знать посвященным! - крикнул Философ. Один из молодых Эсперов бросился к двери, и его сандалии застучали по каменному полу холла. Маккензи заметил, что черты Гейнса слегка смягчились, но удивляться этому не было времени. Руки сами знали, что делать. Одновременно со Спейером он выхватил из кобуры пистолет. - Займись посланцем, Джимбо, - крикнул Спейер, - а я прикрою этих четверых. Рванувшись в дверь, Маккензи успел подумать о чести полка: правильно ли начинать враждебные действия, явившись парламентариями? Впрочем, Гейнс прервал переговоры первым... - Задержать его! - скомандовал Философ. Четверо Эсперов бросились выполнять приказ, забаррикадировав собой двери. Маккензи не мог заставить себя выстрелить в безоружных. Он ударил рукояткой пистолета в лицо стоявшего к нему ближе молодого парня. Ослепленный брызнувшей кровью, тот попятился. Маккензи достал еще одного, шагнувшего в дверной проем слева, и ударил ногой по колену третьего. Путь был свободен. Маккензи пересек холл, выглянул на площадь. В боку кололо. "Стар становлюсь", - мелькнула мысль. Куда делся этот проклятый гонец? Сзади все было тихо, видимо. Фил овладел положением. С улицы на площадь вбежали люди в синих одеяниях; в переднем Маккензи узнал посланца, показывавшего рукой на здание. С ним было семь или восемь мужчин постарше. Гонец отбежал в сторону, а группа быстро направилась вперед. На мгновение ужас сковал Маккензи, но он быстро его подавил. "Рыси" не бегают ни перед кем, пусть это будут даже люди, способные взглядом вывернуть тебя наизнанку. "Если меня убьют - тем лучше, не придется не спать ночами, думая о Лауре". Посвященные были почти у ступеней. Маккензи шагнул вперед и поднял оружие. - Стойте! Поселок оккупирован на основании законов военного времени. Всем разойтись по домам! - Что с нашим наставником? - негромко спросил один из них. - Угадайте!.. С ним все в порядке. Вас тоже никто не тронет, если сами не попросите. Зарубите это себе на носу. - Мы не хотим использовать псионику для насилия. Не вынуждайте нас. - Ваш шеф послал за вами, хотя мы ровным счетом ничего не сделали, - возразил Маккензи. - Он думал о насилии, а не мы. Эсперы обменялись взглядами. Самый высокий из них, тот, что задавал вопросы, кивнул головой. Остальные отошли в сторону. - Я хотел бы видеть Философа Гейнса, - сказал высокий. - Скоро увидите. - Это надо понимать так, что он взят под стражу? - Понимайте как хотите. - Маккензи заметил, что множество Эсперов собираются за углом здания. - Я не хочу в вас стрелять. Убирайтесь, иначе у меня не будет иного выхода. - Тупик в своем роде, - заметил высокий. - Каждый из нас не желает нанести вред тому, кого он считает беззащитным. Позвольте мне проводить вас отсюда. Маккензи облизнул потрескавшиеся губы. - Если расчлененным на части - проводи. Нет - катись отсюда сам. - Вы можете вернуться к вашим людям. Но я самым серьезным образом предупреждаю вас, что любой вооруженный отряд, который попробует сюда вступить, будет уничтожен. - Высокий подошел к лошадям. - Какая из двух ваша? Маккензи крутанулся на каблуках, бросился к двери и побежал вверх по лестнице, преследуемый по пятам людьми в синих одеяниях. - Стойте, - снова крикнул Маккензи. - Стойте, или буду стрелять! Он тщательно прицелился - чтобы остановить, а не убить. Холл наполнился грохотом выстрелов. Эсперы падали друг на друга с пулями в плече, ноге или бедре. В спешке Маккензи несколько раз промахнулся. Когда высокий человек, последний из преследователей, потянулся к нему, ударник пистолета щелкнул вхолостую. Маккензи выхватил саблю и ударил ей высокого плашмя по голове. Эспер скорчился. Маккензи вновь устремился по лестнице. Все происходящее казалось ему каким-то нескончаемым кошмаром. Сердце яростно било в груди, будто готовое разорваться на части. В конце лестничной площадки человек в голубом возился с замком железной двери. Другой топтался рядом. - Вон отсюда! - Маккензи со свистом рубил воздух саблей. - Теперь я буду вас убивать! - Давай скорее за помощью, Дейв, - сказал тот, кто пытался открыть дверь, и Дейв бросился вниз по лестнице. - Ты хочешь быть уничтоженным? - спросил оставшийся. Маккензи подергал дверь. Она была заперта. - Сомневаюсь, чтобы ты мог это сделать, - процедил полковник. - Во всяком случае, без того, что там у вас внутри. На миг повисла тишина, затем внизу послышался шум, и Эспер сказал: - У нас ничего нет, кроме грабель и вил. Но и у тебя только этот клинок. Сдаешься? Маккензи сплюнул на пол. Эспер неуверенно двинулся по лестнице вниз. И сразу показались атакующие. Судя по крикам, их было около сотни, но из-за поворота лестницы Маккензи видел не более пятнадцати крестьян с косами, вилами и прочим сельским инвентарем. Площадка образовала слишком широкий фронт для защиты, и Маккензи встал на лестницу. Здесь его могли атаковать не больше двух за раз. Время застыло. Маккензи парировал и делал выпады. Клинок вошел в плоть и остановился у кости. Хлынула кровь. До бока полковника дотянулись вилы. Он перехватил их за рукоять и ударил по державшим ее пальцам. Теперь он увидел чужую кровь одновременно со своей. "Царапина. Но колени становятся резиновыми. Мне не продержаться больше пяти минут". Раздался звук трубы. Дробь ружейного огня. Кто-то вскрикнул. По полу первого этажа залязгали подковы. Шум перекрыла зычная команда: - Не двигаться! Всем сойти вниз и сложить оружие. Стреляем при малейшем неповиновении. Опираясь на саблю, Маккензи старался отдышаться. Когда ему стало чуть лучше, он выглянул в небольшое окно и увидел, что площадь заполнена конницей, а по звукам, доносившимся из-за домов, он понял, что и пехота уже недалеко. По лестнице взбежал Спейер в сопровождении сержанта инженерных войск и нескольких рядовых. - Все в порядке, Джимбо? Вы не ранены? - Пустяки. Царапина... Действительно, царапина. Не стоит говорить. - Да, похоже, вы живы. Ладно, ребята, попробуйте открыть эту дверь. Солдаты принесли саперные инструменты и занялись замком со рвением, порожденным, очевидно, в значительной мере страхом. - Как это вы появились здесь так быстро? - спросил Маккензи. - Я чествовал, что без неприятностей не обойдется, - ответил Спейер. - Услышав выстрелы, я выпрыгнул в окно и бросился к коню - примерно за минуту до того, как на вас напали эти косцы. Я видел толпу, когда поскакал с площади. Наша кавалерия сразу же двинулась за мной, а следом и пехота. - Кто-нибудь сопротивлялся? - Нет, но мы сделали для острастки несколько выстрелов в воздух. - Спейер выглянул из окна. - Все тихо. Наконец замок сдался и сержант распахнул дверь. Офицеры вошли в большую комнату под куполом. Они молча двигались вдоль стен, рассматривая странной формы металлические предметы, назначение которых даже не угадывалось - настолько все было странным. Маккензи остановился перед спиралью, выходившей из прозрачного куба, в глубине которого переливалось нечто бесформенное, вспыхивавшее иногда яркими искрами. - Я-то думал, что, может быть, Эсперы нашли склад древнего оружия, сохранившегося со времен до бомбы Дьявола, - негромко заметил полковник. - Сверхсекретного оружия, которое так никогда и не было использовано. Но что-то не похоже, а? - По-моему, - медленно проговорил Спейер, - все это выглядит так, словно вообще сделано не человеческими руками. - Неужели ты не понимаешь? Они заняли поселение! Это покажет всему миру, что Эсперы уязвимы! И в довершение катастрофы захвачен арсенал. - Из-за этого не беспокойся. Ни один непосвященный не сможет активировать наши инструменты. Обмотки предохранителей пропустят ток только в присутствии индивидуума с определенным ритмом энцефалограмм. Кстати, именно поэтому посвященные не могут передать секрет даже под пытками. - Дело не в этом. Меня пугает разоблачение. Все узнают, что посвященные Эсперы вовсе не достигли непостижимых глубин психики, а просто получили доступ к передовым научным знаниям. Это не только воодушевит повстанцев, но возможно, подтолкнет многих разочарованных членов Ордена выйти из него. - Не сразу. В их обществе новости распространяются медленно. А потом, Мюир, ты недооцениваешь способность человеческого разума пренебрегать любыми фактами, если они противоречат привычным верованиям. - Однако... - Давай предположим худшее. Допустим, вера утрачена и Орден распался. Это большая неудача для нашего плана - но не фатальная. Псионика, пси-взрывы - только малая частица фольклора, которую мы сочли полезной для мотивации перехода на новые ценности. Есть ведь и другие, например, глубоко укоренившаяся вера в таинственное среди плохо образованных слоев населения. Если нужно, мы начнем сначала, только на какой-то другой основе. Точная форма вероучения несущественна, это всего лишь каркас для реальной структуры. В конечном счете будущая культура изживет все предрассудки, которые дали ей первоначальный импульс. - Мы опоздали на столетие. - Верно. Внедрить радикальный посторонний элемент теперь, когда общество уже развило собственные институты, намного труднее. Но я хочу убедить тебя, что задача в принципе осуществима. Кроме того, Эсперы могут быть спасены. - Как? - Нашим непосредственным вмешательством. ~ Компьютер просчитал, что это неизбежно? - Да, ответ получен недвусмысленный. Он нравится мне не более чем тебе, но прямое действие вообще приходится применять чаще, чем нам хотелось бы... Конечно, было бы лучше создать такие естественные условия, чтобы искомый результат пришел дорогой эволюции. Это избавило бы нас от неизбежного комплекса вины из-за пролитой крови. Но, к сожалению. Великая Наука не снисходит до каждодневных подробностей практической жизни. Сейчас нам предстоит убрать с дороги реакционные силы. Укрепившаяся власть будет действовать против побежденных с такой жестокостью, что немногие из тех, кто знает, что произошло в Сент-Хелен, выживут, чтобы рассказать об этом. Остальные... доверие к ним будет подорвано их поражением. Предположим, эта история просуществует в течение жизни одного поколения, предположим, ее будут шепотом рассказывать здесь и там... И что? Те, кто верят в Развитие, только укрепятся в своей вере, отметая такие мерзкие слухи. По мере того как все больше простых граждан и Эсперов будут принимать материализм, легенда станет казаться все более и более фантастической: так, придумали предки сказочку, чтобы объяснить себе вещи, бывшие недоступными их пониманию. - Вот оно что... - Ты несчастлив здесь, Мюир? - Сам не пойму. Все так искажено. - Скажи спасибо, что тебя не послали на одну из действительно враждебных планет. - Я предпочел бы именно такую. Можно было бы забыть, как далеко я от дома. - Три корабельных года. - Ты так легко говоришь об этом! Словно три года в корабле не равны пятидесяти годам космического времени. Словно мы можем ожидать смену каждый день, а не раз в столетие. И словно исследованный нами район - не малая песчинка мироздания. - Эта песчинка будет расти, пока не займет всю галактику. - Знаю, знаю. Почему, по-твоему, я стал психодинамиком? Почему я пытаюсь вмешиваться в судьбу мира, к которому не принадлежу? "Создать союз разумных существ, который стремится к овладению тайны жизни Вселенной". Смелый лозунг! Но на практике, похоже, лишь немногие избранные виды смогут воспользоваться свободой в этой вселенной. - Ты не прав, Мюир. Подумай о тех, в чьи дела мы, по твоим словам, вмешиваемся. Подумай, какое применение они нашли ядерной энергии, когда овладели ей. При нынешнем темпе развития они вновь придут к ней через столетие или два. А вскоре после этого смогут строить космические корабли. Хотел бы ты, чтобы такая стая хищников оказалась на просторах галактики? Нет, пусть они внутренне цивилизуют себя, тогда мы увидим, можно ли им доверять. Если нет - они, по крайней мере, смогут оставаться счастливыми на своей планете, в рамках образа жизни, установленного для них Великой Наукой. Вспомни, с незапамятных времен они мечтали о мире на земле; однако им никогда не обрести его в одиночку. Я не превозношу себя до небес, Мюир. Но работа, которую мы здесь делаем, дает мне право чувствовать себя небесполезным в космосе. Повышения быстро следовали в этом году - потери были велики. Капитана Томаса Даниэлиса произвели в майоры за участие в подавлении восстания жителей Лос-Анджелеса. После битвы у Марикопы, где лоялисты, несмотря на пугающие жертвы, не сумели взять опорный пункт повстанцев в долине Сан-Иоахим, он стал подполковником. Армии было приказано двигаться на север вдоль прибрежных холмов, что она и делала, не особенно опасаясь нападения с востока. Сторонники Бродского, казалось, были заняты закреплением своих последних успехов. Больше всего лоялистов пока беспокоили партизанские стычки с отрядами кланов. После одного такого боя армия остановилась для передышки. Даниэлис шел по лагерю. Среди тесных рядов палаток отдыхали солдаты: дремали, болтали, играли в карты. В душном воздухе царили запахи пота, лошадей, готовящейся на кострах еды. Зелень окрестных холмов уже потеряла свежесть и обрела летний темно-зеленый цвет. Даниэлис был свободен от дел вплоть до совещания, назначенного генералом, но одна мысль не давала ему покоя. "Я стал отцом, - неотступно думал он, - и еще не видел своего ребенка. А может, так лучше?" Он вспомнил майора Якобсена, умершего у него на руках под Марикопой. Трудно было поверить, что в человеке столько крови. Если, конечно, можно назвать человеком существо, дрожавшее от боли и страха накатывающейся темноты. "Война казалась мне делом чести и славы. Нет, это голод, жажда, усталость, страх, смерть. Я сыт этим по горло. Когда все закончится, займусь бизнесом. Неизбежная экономическая интеграция даст простор для людей с деловой жилкой - можно будет продвинуться и без оружия в руках". Эти мысли приходили к Даниэлису уже не первый месяц. На его пути стояла палатка, где обычно допрашивали пленных. Два конвоира как раз ввели в нее молодого, плотно сложенного угрюмого парня. На рубашке у него были сержантские нашивки и знак Уордена Эчеварри, главы клана, доминировавшего в этой части прибрежных гор. Повинуясь внезапному импульсу, Даниэлис вошел следом. За походным раздвижным столом горбился капитан Ламберт, готовивший необходимые в подобных случаях бумаги. Увидев перед собой Даниэлиса, офицер разведки встал. - Да, сэр? - Вольно. Я просто решил послушать. - Хорошо. Постараюсь, чтобы вам было интересно. - Ламберт снова уселся и посмотрел на пленного, стоявшего с опущенной головой между конвойных. - Мы хотели бы, сержант, узнать кое-что. - Я не скажу ничего, кроме имени, звания и места жительства, - глухо произнес пленный. - Это мы еще посмотрим. Ты не иностранный солдат. Ты бунтовщик против правительства собственной страны. - Ничуть! Я человек Эчеварри. - И что из того? - А то, что для меня Судья тот, кого назовет Эчеварри. Он сказал - Бродский. Значит, бунтовщики вы. - Закон изменен. - Вы шутите. Фэллон не имел права менять закон. Я не деревенщина, капитан, я ходил в школу. И каждый год вождь читает нам Конституцию. - Я не намерен спорить с тобой! - рявкнул Ламберт. - Сколько винтовок и сколько луков в твоем отряде? Молчание. - Давай поступим проще. Я не требую от тебя предательства. Я только хочу, чтобы ты подтвердил информацию, которой мы уже располагаем. Пленный отрицательно покачал головой. Капитан сделал жест в сторону конвоя. Один из солдат, схватив пленного за руку, слегка выкрутил ее в локте. - Эчеварри не поступил бы так, - выговорил пленный побелевшими губами. Ламберт снова сделал жест, и конвойный сильнее заломил руку пленного. - Прекратите, - вмешался Даниэлис. - Хватит! Солдат отпустил пленного, обескураженно глядя на начальство. - Я поражен, капитан Ламберт. - Лицо Даниэлиса покраснело от бешенства. - Если это обычная практика, вы будете преданы военно-полевому суду. - Нет, сэр, - сказал Ламберт слабым голосом. - Честно... Просто они отказываются говорить. Что же мне делать? - Следовать правилам войны. - С бунтовщиками? - Уведите этого человека, - приказал Даниэлис. Конвоиры поспешно вышли из палатки. - Простите сэр. Дело в том, что я потерял много людей. И не хочу потерять еще из-за отсутствия информации. - Я тоже. - В Даниэлисе проснулось сочувствие. Он присел на край стола и начал скручивать сигарету. - Но видите ли, мы ведем необычную войну. И парадоксальным образом именно поэтому должны особенно строго придерживаться конвенций. - Я не совсем понимаю, сэр. Даниэлис сделал сигарету и протянул ее Ламберту - словно оливковую ветвь. - Повстанцы не выглядят таковыми в своих собственных глазах. Они остаются верными традиции, которую мы хотим разрушить. Давайте признаем: средний вождь клана - как правило, неплохой лидер. Вполне возможно, что он захватил власть сильной рукой во времена хаоса. Но теперь его семья интегрирована с регионом, которым она управляет. Вождь хорошо знает свои места, людей, живущих вокруг; он становится символом общины, ее независимости, достижений и обычаев. Если у вас беда или просьба, вам нет нужды пробираться сквозь дебри безликой бюрократии - идите прямо к вождю. Его обязанности очерчены так же ясно, как ваши собственные, и они вполне оправдывают его привилегии. Он ведет своих людей на битвы и на торжественные церемонии, придает цвет и значение жизни. Его и ваши предки росли вместе на этой земле две или три сотни лет. Он и вы принадлежите этой земле. Мы должны смести этот порядок, чтобы не застыть в своем развитии. Но нам этого не сделать, если все будут настроены враждебно. Мы не армия вторжения, мы, скорее, нечто вроде Национальной гвардии, пытающейся подавить локальные беспорядки. Оппозиция - неотъемлемая часть нашего общества. Ламберт зажег ему спичку. Даниэлис затянулся и закончил: - Поймите, капитан, что армии и Фэллона, и Бродского сами по себе невелики. Мы - компания младших сыновей, бедных горожан, неудачливых фермеров, авантюристов, людей, которым кажется, что на военной службе они обрели не найденную ими в гражданской жизни семью. - Боюсь, это для меня слишком сложно, сэр, - сказал Ламберт. - Неважно. Просто помните, что в войне участвует гораздо больше людей, чем в армиях. И если вождям кланов удастся создать объединенное командование, это будет означать конец правительства Фэллона. К счастью, их разделяют география и собственная провинциальная гордыня. Не надо только доводить их до белого каления. Нужно, чтобы свободный фермер и вождь клана думали: "Ну что же, эти фэллониты не так уж плохи. Если занять по отношению к ним правильную позицию, я не только ничего не потеряю, но могу кое-что и выиграть". Понимаете? - Кажется, да. - Вы неглупый парень, Ламберт. Не нужно выбивать информацию из пленных. Выманивайте ее. - Я попробую, сэр. - Хорошо, - Даниэлис посмотрел на часы, которые вместе с пистолетом были ему вручены при производстве в первый офицерский чин. - Мне пора. Увидимся. Он вышел из палатки в приподнятом настроении. "Нет сомнений, я прирожденный проповедник и могу неплохо развивать идеи, которые приходят мне в голову". Он услышал мелодию: под деревом собралась группа солдат, в руках одного из них было банджо. Даниэлис начал насвистывать. Хорошо, что после поражения у Марикопы и этого марша на север, смысл которого был неясен, боевой дух армии оставался на высоте. Возле палатки командующего стояли часовые. Даниэлис пришел одним из последних и занял место в конце стола напротив бригадного генерала Переса. В воздухе клубился табачный дым, присутствующие переговаривались вполголоса. Лица казались напряженными. Разговоры смолкли, когда появилась фигура в синем одеянии со знаком Янь и Инь на груди. Даниэлис с удивлением узнал в нем Философа Вудворта. В последний раз он встречал Вудворта в Лос-Анджелесе и думал, что тот остался в городе в центре Эспера. Может быть. Философ прибыл в связи с каким-то особым поручением... Перес представил его. - У меня есть важные новости, господа, - произнес генерал очень спокойно. - Каждый может считать честью для себя присутствовать здесь сегодня. Это означает, во-первых, что вы пользуетесь абсолютным доверием и умеете хранить тайну, а во-вторых, что вы призваны осуществить операцию исключительной важности и трудности. Только сейчас Даниэлис сообразил, что на совещании нет нескольких офицеров, которым полагалось бы по рангу сидеть за этим столом. - Повторяю, - сказал Перес, - любая утечка - и наш план рухнет. В этом случае война продлится еще многие месяцы, а может быть, и годы. Вы знаете, насколько сложно наше положение. Оно еще более ухудшится, как только мы израсходуем наши запасы, поскольку противник перерезал линии снабжения. Мы даже можем быть разбиты. Я не пораженец, нет. Я реалист. Мы даже можем проиграть войну. Но если наш план сработает, мы покончим с противником еще в этом месяце. Он сделал паузу, чтобы все усвоили сказанное, и продолжил: - План разработан Главным Командованием совместно с руководством Эсперов в Сан-Франциско несколько недель назад. - Перес глубоко вздохнул. - Вы знаете, что Орден нейтрален в политических конфликтах. Но вы также знаете, что он защищает себя, когда подвергается нападению. Повстанцы такое нападение совершили. Они взяли поселение Ордена в долине Напа, к тому же начали после этого распространять об Эсперах злостные слухи. Вы хотите что-нибудь добавить к этому. Философ Вудворт? Человек в синем кивнул. - У нас есть собственные методы получения информации, разведывательная служба, как вы сказали бы, так что я готов познакомить вас с фактами. Сент-Хелен захватили в тот момент, когда большинство посвященных находились в Монтане, где они помогали основать новое поселение. "Каким образом они так быстро передвигаются? - подумал Даниэлис. - Телепортация или что-нибудь другое?" - Я не знаю, был ли противник информирован об этом или то была простая удача повстанцев. Словом, когда два или три посвященных пришли и попросили бунтовщиков удалиться, произошла стычка, и посвященные были убиты прежде чем смогли действовать... Сент-Хелен сейчас оккупирована. Мы не планируем немедленных мер к ее освобождению, потому что в таком случае пострадают невинные. Что касается слухов, которые распространяет командование противника... Что ж, на их месте я делал бы то же самое. Всем известно: наши посвященные способны на то, что недоступно другим. Солдаты, причинившие ущерб Ордену, могут опасаться сверхъестественного мщения. Вы образованные люди и знаете, что у посвященных нет ничего сверхъестественного; просто они умеют использовать скрытые силы, таящиеся в каждом из нас. Вы знаете также, что Орден не признает мести. Но простые солдаты погрязли в невежестве, и офицеры, естественно, должны как-то поднять их дух. Они решили фальсифицировать какие-то машины и объяснить солдатам, что это и есть оружие, которым пользуются посвященные. Оружие мощное, но, как и любую другую технику, его, мол, можно вывести из строя. Все это представляет определенную угрозу Ордену, и мы не можем оставить безнаказанным нападение на наших людей. Вот почему руководство решило помочь вашей стороне в конфликте. Чем скорее кончится эта война - тем лучше для всех. Раздалось несколько ликующих восклицаний. Персе поднял руку: - Не торопитесь. Посвященные не будут воевать за вас, поднимая в воздух наших противников. Для них вообще было непросто принять решение встать на нашу сторону. Насколько я понимаю, внутреннее развитие каждого Эспера будет отброшено назад применением насилия. Они приносят большую жертву. По букве своей хартии, они могут применять пси-взрывы только для защиты своих поселений. Нападение на Сан-Франциско, где расположена их штаб-квартира, будет расценено именно таким образом. Осознание того, что здесь готовится, оглушило Даниэлиса. Он с трудом различал следующие слова Переса. - Давайте рассмотрим стратегическую ситуацию. Сейчас противник удерживает половину Калифорнии, Орегон, Айдахо и значительную часть Вашингтона. Мы используем последний небольшой сухопутный проход к Сан-Франциско, пока противник не попытался перерезать и его, потому что он развивает свой успех на побережье и потому что мы создали сильный гарнизон в городе, угрожающий ему с тыла. Их шансы на взятие города крайне невелики. Мы по-прежнему удерживаем все порты южной Калифорнии. Наши морские силы намного превосходят все, что есть у врага: практически только шхуны, предоставленные вождями прибрежных кланов. Самое большее, что они могут сделать, это перехватить конвой со снабжением, да и здесь игра не стоит свеч. И уж, разумеется, им не проникнуть в залив - с нашей-то мощной артиллерией по обеим сторонам Золотых Ворот. Тем не менее, конечная цель противника - Сан-Франциско. Это понятно. Место совещаний правительства, столица нации, промышленный центр. Итак, вот наш план. Мы снова обрушимся на командование Сьерры, ударив под Сан-Хосе. Вполне логичный маневр: разрезать их силы в Калифорнии надвое. Но мы не добьемся успеха - на случай такой атаки противник сосредоточил большие силы. После тяжелого сражения мы будем отброшены. И вот труднейшая часть задачи: после поражения сохранить образцовый порядок. Мы начнем отступление на север к Сан-Франциско. Противник неизбежно будет нас преследовать. Когда он втянется на полуостров, зажатый между океаном слева и заливом справа, мы обойдем его с флангов и атакуем с тыла. Посвященные ордена Эсперов будут в это время с нами. Противник окажется в клещах. Что не сделают посвященные, закончим мы. От командования Сьерры не останется ничего, кроме небольших гарнизонов. Это блестящая стратегическая операция. Готовы ли вы ее осуществить? Даниэлис промолчал, не присоединившись к голосам других. Он думал о Лауре. Справа на севере шел бой. Иногда доносились орудийные залпы, затем барабанная дробь ружейного огня. Дым полз над травой и между стволами дубов, покрывавших эти холмы. Но на берегу был слышен только прибой, ветер и свист песка в дюнах. Маккензи ехал по кромке воды - коню здесь было легче, а всаднику лучше видно. Перед ним открывалась картина запустения: леса, прятавшие в себе остатки старинных домов. Когда-то эти места были плотно заселены, но бомба Дьявола вызвала огненный смерч, опустошивший эти места, и нынешнее редкое население мало что могло сделать на неплодородной почве. Конечно, не по этой причине местность была сдана полку "Бродяг". Они пролили немало крови в этой войне, вытесняя фэллонитов из северной Калифорнии. Просто сейчас основные силы командования Сьерры приняли удар у Сан-Хосе, разбили противника и двигались, как и Маккензи, в направлении Сан-Франциско. Еще день-другой, и должны показаться белые стены города. - Тяжело, - сказал Спейер. - Да, всем тяжело, - ответил Маккензи с гневом. - Грязная война. - Скоро начнется. Я чую опасность, что-то неладное происходит с нами. Маккензи огляделся. Группами, конные и пешие, по долине двигались его солдаты; над ними стрекотал самолет. Маккензи попытался взять себя в руки. Ведь это он предложил сегодняшний маневр на совещании у генерала Крукшанка - спуститься с гор на равнину; он разоблачил "легенду" Эсперов и он же скрыл от своих людей факт, что за этой "легендой" могло таиться нечто, о чем страшно было подумать. Он, полковник, войдет в историю, о нем еще лет пятьсот будут слагать баллады. Но Маккензи не мог настроить себя на такой лад. Он знал, что не блистает умом, что измучен тревогой за судьбу дочери. Он боялся и за себя, боялся, например, ран, которые сделали бы его беспомощным инвалидом. Часто он помногу пил, чтобы заснуть. Полковник был чисто выбрит, чтобы поддерживать офицерское достоинство, он понимал, что если бы не ординарец, гревший для него воду, он выглядел бы таким же запущенным, как последний рядовой. Маккензи попытался сосредоточиться на том, что происходило вокруг. За его спиной по берегу тянулась основная часть полка с артиллерией, частично на механической тяге, частично на мулах, повозки, несколько грузовиков и один бесценный броневик. Рядом, не особенно соблюдая строй, двигались колонны пехоты с ружьями и луками. Песок заглушал шаги, так что были слышны только ветер и прибой, но когда их шум стихал, доносилась слабая мелодия: музыканты, в основном индейцы, выдували песню "Заговор против ведьм". Маккензи не верил в нечистую силу, но мелодия вызывала у него озноб. "Все будет нормально, - успокаивал он себя. И тут же: - Но Фил прав - противник сейчас проявит себя". Подскакал капитан Хале, осадил лошадь. - Патруль доносит, что к востоку заметна серьезная активность. Похоже, на нас движется большая группа. - Фил, давайте сюда, - сказал Маккензи в портативный передатчик, который он возил на седле. Правда, из Сан-Франциско глушили передачи на всех частотах, и нужна была значительная мощность, чтобы связаться на расстоянии даже в несколько миль. Поэтому разведка передавала сообщения через посыльных. Полковник заметил, что стрельба в глубине полуострова стихла. "Если они отойдут в центре и ударят по нашим флангам, где мы слабее..." Едва слышный сквозь шум глушилок голос с полевого командного пункта армии подтвердил: активные передвижения слева и справа наводят на мысль, что фэллониты готовят прорыв. Но возможно, это обманный маневр. Основная масса армии Сьерры останется на месте, пока ситуация не прояснится. Маккензи должен держаться, рассчитывая пока только на собственные силы. - Будем держаться. Маккензи устроил на вершине холма командный пункт, собрав вокруг штаб и посыльных. Артиллерия, конница и пехота строились внизу. Над головами начали кружить чайки, как бы заранее чувствуя поживу. - Думаете, выстоим? - спросил Спейер. - Уверен. Если они будут прорываться вдоль прибрежной черты, мы легко разрежем их на части, и они окажутся под сильным огнем. А если пойдут выше по холмам, то здесь у нас для оборонительных действий местность идеальная, прямо как в учебнике по тактике. - Они могут попробовать обойти нас и ударить с тыла. - Ну и что же. И это не лучший замысел. Тогда мы пойдем на Сан-Франциско, отступая, а не наступая. - А вдруг гарнизон сделает вылазку? - Пускай. По численности мы будем равны, но у нас получше с вооружением. И на нашей стороне вспомогательные силы кланов, привыкшие действовать в холмистой местности. Сначала показались отдельные всадники в дюнах, затем из леса пошла основная масса. Разведчики доносили: отряд сильный, примерно вдвое больше людей, чем у нас, но меньше артиллерии, и у них не хватает горючего. Противник явно спешил сблизиться и атаковать, чтобы штыками и саблями компенсировать пушки "Бродяг". Донеслось пение рожков. Кавалерия фэллонитов опустила копья и набрала скорость, переходя в карьер, затем в галоп, пока земля не задрожала под лавиной конницы. За ними двинулась пехота и артиллерия по бокам. Между первой и второй цепью пехотинцев полз бронеавтомобиль, на котором не было ни ракетной установки, ни даже пулеметов. "Хорошие солдаты, - подумал Маккензи, - и хорошо идут". Ему была ненавистна мысль о том, что должно было случиться. Обороняющиеся ждали, маскируясь в песке. На склонах холма, где засели минометчики и солдаты с винтовками, вспыхивали огоньки. Было видно, как падали с коней всадники, вдруг роняли оружие и валились на колени пехотинцы, но цепи смыкались и упорно шли вперед. Маккензи взглянул на батарею гаубиц внизу. Наводчики стояли, прильнув к дальномерам и прицелам. Ямагучи,