одежды своего времени. Чертов жилет! - Послушайте, - начал он. - Дело вряд ли окажется опасным. Поскольку сейчас мы находимся здесь, то оно должно было оказаться неопасным, а? - Так-то оно так, - сказал Мэйнуэзеринг. - Но допустим, что вы, джентльмены, отправляетесь во времена ютов и обнаруживаете там этого нарушителя. Но вам не везет. Прежде чем вы успеваете выстрелить в него, он стреляет в вас сам. Возможно, он сумеет подкараулить и тех, кого мы пошлем после вас. Тогда ему удастся устроить промышленную революцию или что-нибудь в том же духе. История изменится. Поскольку вы попадете в прошлое до поворотного пункта, вы будете существовать и дальше... пусть в виде трупов. А мы... Нас здесь никогда не будет. И не было. Этого разговора никогда не было. Как сказано у Горация... - Не беспокойтесь! - рассмеялся Уиткомб. - Сначала мы исследуем курган в этом времени, а потом вернемся к вам и решим, что делать дальше. Он наклонился и начал перекладывать содержимое своего чемоданчика в чудовищное изделие из цветастого материала, называвшееся в конце девятнадцатого века саквояжем: два пистолета, изобретенные в далеком будущем физические и химические детекторы, а также крохотную рацию для экстренной связи с управлением. Мэйнуэзеринг тем временем листал справочник Брадшо. - Завтра утром вы можете уехать кентским поездом 8.23, - сказал он. - Отсюда до вокзала Чаринг-Кросс добираться не более получаса. - Хорошо. Эверард и Уиткомб снова уселись на темпороллер и исчезли. Мэйнуэзеринг зевнул, оставил записку секретарю и отправился домой. В 7.45 утра, когда роллер материализовался на том же самом месте, клерк уже сидел за своим столом. 4 Именно тогда Эверард впервые по-настоящему ощутил реальность темпоральных путешествий. Умом он их, конечно, воспринимал и раньше, в меру восторгался, но и только: чувствам они ничего не говорили. А теперь, проезжая по незнакомому Лондону в двухколесном кебе (самом настоящем кебе, запыленном и помятом, а вовсе не в имитирующем старину экипаже для катания зевак-туристов), вдыхая воздух, в котором, по сравнению с городом двадцатого века, было куда больше дыма и совсем не было выхлопных газов, наблюдая за уличной толчеей - за джентльменами в цилиндрах и котелках, за чумазыми чернорабочими, за женщинами в длинных платьях (не за актерами, а за живыми людьми, разговаривающими и потеющими, веселыми и печальными - за людьми, занятыми своими делами), он с неожиданной остротой ощутил, что и сам находится здесь. Его мать еще не родилась, его дедушки и бабушки только что поженились. Президентом Соединенных Штатов был Гровер Кливленд, Англией правила королева Виктория, творил Киплинг, а последним восстаниям американских индейцев еще предстояло произойти... Да, это было настоящее потрясение. Уиткомб волновался меньше, но и его не оставил равнодушным увиденный воочию один из дней былой славы Англии. - Я начинаю понимать, - прошептал он. - Там, в будущем, все еще спорят, был ли этот период эпохой неестественных пуританских условностей и почти неприкрытой жестокости или последним расцветом клонящейся к упадку западной цивилизации. Но, глядя на этих людей, понимаешь, что справедливо и то и другое: историю нельзя втиснуть в рамки простых определений, потому что она складывается из миллионов человеческих судеб. - Конечно, - сказал Эверард. - Это справедливо для любой эпохи. Поезд оказался знакомым: он почти не отличался от тех, что курсировали по английским железным дорогам в 1954 году. Это дало Уиткомбу повод для едких замечаний о нерушимых традициях. Через несколько часов они прибыли на маленькую сонную станцию, окруженную ухоженными цветниками, и наняли там коляску, чтобы добраться до поместья Уиндема. Вежливый констебль задал несколько вопросов и пропустил их. Они выдавали себя за археологов (Эверард - из Америки, Уиткомб - из Австралии), спешно приехавших в Англию, чтобы встретиться с лордом Уиндемом по поводу его находки, и потрясенных его безвременной кончиной. Мэйнуэзеринг, который имел связи, наверное, повсюду, снабдил их рекомендательными письмами от какого-то авторитета из Британского музея. Инспектор Скотланд-Ярда разрешил им осмотреть курган ("Дело ясное, джентльмены, все улики налицо, хотя мой коллега и не согласен - ха, ха!"). Частный детектив кисло улыбнулся и окинул прибывших пристальным взглядом: в чертах его лица, да и во всей его высокой худой фигуре было что-то ястребиное. Повсюду за ним ходил прихрамывая какой-то коренастый усатый мужчина, по-видимому секретарь. Продолговатый курган до самого верха зарос травой: расчищено было только место раскопок. Стены могильника когда-то были обшиты изнутри грубо обтесанными балками, но они давным-давно обрушились, и их сгнившие остатки валялись на земле. - В газетах упоминался какой-то металлический ящичек, - сказал Эверард. - Нельзя ли на него взглянуть? Инспектор кивнул и повел их к небольшой пристройке. Основные находки были разложены там на столе и представляли собой лишь куски ржавого металла и обломки костей. - Хм-м... В высшей степени необычно, - сказал Уиткомб. Его взгляд был прикован к гладкой стенке небольшого сундучка, отливавшей голубизной: какой-то неподвластный времени сплав, которого в эту эпоху еще не знали. - Не похоже на ручную работу. Вряд ли такое можно сделать без станка, а? Эверард осторожно приблизился. Он уже догадывался, что находится внутри, а человека, прибывшего из так называемого атомного века, не нужно учить, как действовать в подобных ситуациях. Он достал из саквояжа радиометр и направил его на ящик. Стрелка дрогнула - едва заметно, но... - Интересная штучка, - заметил инспектор. - Могу ли я узнать, что это такое? - Экспериментальная модель электроскопа, - солгал Эверард. Он осторожно открыл крышку ящика и подержал детектор над ним. Боже! Такого уровня радиоактивности достаточно, чтобы убить человека за сутки. Окинув взглядом несколько брусков с тусклым отливом, лежавших на дне ящика, он быстро захлопнул крышку и сказал дрогнувшим голосом: - Будьте с этим поосторожней! Благодарение небесам, кто бы ни был владельцем этого дьявольского груза, там, откуда он прибыл, умели защищаться от радиации! Сзади бесшумно подошел частный детектив. Его худое лицо выражало охотничий азарт. - Итак, сэр, вам известно, что это такое? - спокойно спросил он. - Думаю, да. Эверард вспомнил, что Беккерель откроет радиоактивность только через два года. Даже о рентгеновских лучах станет известно не раньше, чем через год. Нельзя говорить ничего лишнего... - Этот металл... В индейских племенах я слышал рассказы о редком металле, очень похожем на этот и чрезвычайно ядовитом... - Очень любопытно. - Детектив принялся набивать большую трубку. - Вроде ртутных паров, так? - Выходит, коробку в могильник подбросил Роттерит, - пробормотал полицейский. - Инспектор, да вас просто засмеют! - перебил его детектив. - Я располагаю тремя убедительными подтверждениями полной невиновности Роттерита; загадкой оставалась только реальная причина смерти его светлости. Но, судя по словам этого джентльмена, все произошло из-за яда, находившегося в захоронении... Чтобы отпугнуть грабителей? Непонятно, однако, как у древних саксов оказался американский металл. Не исключено, что гипотеза о плаваниях финикийцев через Атлантику не лишена оснований. Когда-то у меня возникло предположение о наличии в уэльском языке халдейских корней, а теперь этому, похоже, нашлось подтверждение [этим исследованием Шерлок Холмс занимался в 1897 году (см. рассказ А.Конан Дойла "Дьяволова нога"]. - Эверард почувствовал вину перед археологией. Ладно, ящик скоро утопят в Ла-Манше и все о нем забудут. Под каким-то предлогом они с Уиткомбом быстро откланялись и ушли. По пути в Лондон, оказавшись в купе, англичанин достал из кармана покрытый плесенью кусок дерева. - Подобрал возле захоронения, - пояснил он. - По нему мы сможем определить возраст кургана. Дай-ка, пожалуйста, радиоуглеродный счетчик. Он вложил кусочек дерева в приемное отверстие, повертел ручки настройки и прочел ответ: - Тысяча четыреста тридцать лет, плюс-минус десяток. Курган появился... м-м... в 464 году; юты тогда только-только обосновались в Кенте. - Если эти бруски до сих пор так радиоактивны, - пробормотал Эверард, - какими же они были первоначально, а? Ума не приложу, как можно совместить столь высокую радиоактивность с большим периодом полураспада, но, выходит, в будущем могут делать с атомом такие вещи, которые нам пока и не снились. Они провели день как обычные туристы, а Мэйнуэзеринг, получивший полный отчет о командировке, рассылал тем временем запросы в различные эпохи и приводил в действие гигантскую машину Патруля. Викторианский Лондон заинтересовал Эверарда и даже, пожалуй, очаровал, несмотря на грязь и нищету. - Мне хотелось бы жить здесь, - сказал Уиткомб, и на лице его появилось мечтательное выражение. - Вот как? С их медициной и зубными врачами? - Но зато здесь не падают бомбы! - В словах англичанина послышался вызов. Когда они вернулись в управление, Мэйнуэзеринг уже собрал необходимую информацию. Заложив пухлые руки за спину и сцепив их под фалдами фрака, он расхаживал взад-вперед и, попыхивая сигарой, выкладывал новости. - Металл идентифицирован с большой степенью вероятности. Изотопное топливо из тридцатого столетия. Проверка показывает, что купец из империи Инг посещал 2987 год, чтобы обменять свое сырье на их синтроп, секрет которого был утерян в эпоху Междуцарствия. Разумеется, он предпринял меры предосторожности и представлялся торговцем из системы Сатурна, но тем не менее бесследно исчез. Его темпомобиль тоже. Судя по всему, кто-то из 2987 года установил, кто он такой, а затем убил его, чтобы завладеть машиной. Патруль разослал сообщение, но машину тогда так и не нашли. Отыскали ее потом, в Англии пятого века, - ха-ха - двое патрульных, Эверард и Уиткомб! Американец ухмыльнулся: - Но если мы уже со всем управились, о чем тогда беспокоиться? Мэйнуэзеринг изумленно взглянул на него. - Дорогой мой, вы же еще ни с чем не управились! Для вас и для меня, с точки зрения нашего индивидуального биологического времени, эту работу еще предстоит сделать. И не думайте, пожалуйста, что успех предрешен, раз он зафиксирован в истории. Время эластично, а человек обладает свободой воли. Если вы потерпите неудачу, история изменится. Упоминание о вашем успехе пропадет из ее анналов, а моего рассказа об этом успехе не будет. Именно так это и происходило в тех считанных эпизодах, когда Патруль терпел поражение. Работа по этим делам все еще ведется, и если там достигнут наконец успеха, то история изменится и окажется, что успех был как бы "всегда". Tempus non nascitur, fit [время не рождается само собой, а делается (лат.)], если можно так выразиться. - Ладно-ладно, я просто пошутил, - сказал Эверард. - Пора в путь. Tempus fugit [время бежит (лат.)], - он умышленно воспользовался игрой слов, и его намек достиг цели: Мэйнуэзеринг вздрогнул. Выяснилось, что даже Патруль располагает весьма скудными сведениями о времени появления англов, когда римляне покинули Британию и стала рушиться романо-британская цивилизация. Считалось, что этот период не заслуживает особого внимания. Штаб-квартира в Лондоне 1000 года выслала все имевшиеся в ее распоряжении материалы и два комплекта тогдашней одежды. Часового сеанса гипнопедии оказалось достаточно, чтобы Эверард и Уиткомб смогли бегло разговаривать на латыни, а также понимать основные диалекты саксов и ютов; кроме того, они усвоили обычаи тех времен. Одежда оказалась крайне неудобной: штаны, рубахи и куртки из грубой шерсти, кожаные плащи; все это скреплялось многочисленными ремнями и шнурками. Современные прически исчезли под пышными париками цвета соломы, а чисто выбритые лица и в пятом веке вряд ли кого-нибудь удивят. Уиткомб вооружился боевым топором, а Эверард - мечом, сделанным из специальной высокоуглеродистой стали, но оба гораздо больше полагались на ультразвуковые парализующие пистолеты XXVI века, спрятанные под куртками. Доспехов не прислали, но в багажнике темпороллера нашлась пара мотоциклетных шлемов. Во времена самодельного снаряжения они вряд ли привлекут к себе чрезмерное внимание; к тому же они наверняка окажутся куда прочнее и удобнее тогдашних шлемов. Кроме того, патрульные захватили немного продуктов и несколько глиняных кувшинов с добрым английским элем. - Превосходно! - Мэйнуэзеринг вынул из кармана часы и сверил время. - Я буду ждать вас обратно... э-ээ... скажем, в четыре часа. Со мной будут вооруженные охранники - на тот случай, если вы привезете нарушителя. Ну а после выпьем чаю. Он пожал им руки. - Доброй охоты! Эверард уселся на темпороллер, установил на пульте управления координаты кургана в Эддлтоне (год 464-й, лето, полночь) и нажал кнопку. 5 Было полнолуние. Вокруг простиралась большая пустошь, уходившая к темной полосе леса, закрывавшей горизонт. Где-то завыл волк. Курган уже был на месте: во времени у них получился недолет. Подняв с помощью антигравитатора роллер вверх, они осмотрели окрестности, скрытые за густой и мрачной стеной леса. Почти в миле от кургана лежал хутор: усадьба из обтесанных бревен и кучка надворных построек. На притихшие дома безмолвно лился лунный свет. - Поля обработаны, - отметил Уиткомб вполголоса, чтобы не нарушать тишину. - Как тебе известно, юты и саксы в большинстве своем были йоменами. Они и сюда-то пришли в поисках земель. Только представь: всего несколько лет, как отсюда изгнали бриттов. - Нам надо разобраться с погребением, - сказал Эверард. - Может, стоит двинуться дальше в прошлое и засечь момент, когда курган насыпали? Пожалуй, нет. Безопаснее разузнать все сейчас, когда страсти уже улеглись. Скажем, завтра утром. Уиткомб кивнул. Эверард опустил роллер под прикрытие деревьев и прыгнул на пять часов вперед. На северо-востоке вставало ослепительное солнце, высокая трава серебрилась от росы, гомонили птицы. Патрульные спрыгнули с роллера, и он тут же с огромной скоростью взлетел на высоту десять миль; оттуда его можно будет вызвать с помощью миниатюрных радиопередатчиков, вмонтированных в их шлемы. Они, не таясь, подошли к деревне, отмахиваясь топором и мечом от набросившихся на них с лаем собак довольно дикого вида. Войдя во двор, они обнаружили, что он ничем не вымощен и плюс к тому утопает в грязи и навозе. Несколько голых взлохмаченных детей глазели на них из обмазанной глиной хижины. Девушка, доившая низкорослую коровенку, взвизгнула, крепыш с низким лбом, кормивший свиней, потянулся за копьем. Эверард поморщился. Он подумал, что некоторым горячим приверженцам теории "благородного нордического происхождения" из его века следовало бы побывать здесь. На пороге большого дома появился седобородый мужчина с топором в руке. Как и все люди этого времени, он был на несколько дюймов ниже среднего мужчины двадцатого века. Перед тем, как пожелать гостям доброго утра, он встревоженно оглядел их. Эверард вежливо улыбнулся. - Я зовусь Уффа Хундингсон, а это мой брат Кнубби, - сказал он. - Мы ютландские купцы, приплыли сюда торговать в Кентербери (в пятом веке это название произносилось как "Кент-уара-байриг"). Мы шли от того места, где причалил наш корабль, и сбились с пути. Почти всю ночь проблуждали по лесу, а поутру вышли к твоему дому. - Я зовусь Вульфнот, сын Альфреда, - ответил йомен. - Входите и садитесь с нами за стол. Большая, темная и дымная комната была заполнена до отказа: здесь сидели дети Вульфнота с семьями, а также его крепостные крестьяне со своими женами, детьми и внуками. Завтрак состоял из поданной на больших деревянных блюдах полупрожаренной свинины, которую запивали из рогов слабым кислым пивом. Завязать разговор не составило труда: эти люди, как, впрочем, и обитатели любого захолустья, любили посудачить. Гораздо труднее оказалось сочинить правдоподобный рассказ о том, что происходит в Ютландии. Раз или два Вульфнот, который был совсем не глуп, ловил их на явных несоответствиях, но Эверард твердо отвечал: - До вас дошли ложные слухи. Пересекая море, новости приобретают странный вид. Он с удивлением обнаружил, что люди здесь не потеряли связи с родиной. Правда, разговоры о погоде и урожае не слишком отличались от подобных разговоров на Среднем Западе двадцатого века. Только спустя некоторое время Эверарду удалось как бы невзначай спросить о кургане. Вульфнот нахмурился, а его толстая беззубая жена поспешно сделала охранительный знак, махнув рукой в сторону грубого деревянного идола. - Негоже заговаривать об этом, - пробормотал ют. - Лучше бы чародея похоронили не на моей земле. Но он дружил с моим отцом, умершим в прошлом году, а отец не хотел никого слушать. - Чародея? - Уиткомб насторожился. - Что это за история? - Что ж, почему бы не рассказать ее? - Вульфнот задумался. - Чужеземца того звали Стейн, и появился он в Кентербери лет шесть назад. Должно быть, он пришел издалека, потому что не знал наречий англов и бриттов, но, став гостем короля Хенгиста, вскоре научился говорить по-нашему. Он преподнес королю странные, но полезные дары и оказался хитроумным советчиком, на которого король стал полагаться все больше и больше. Никто не осмеливался перечить ему, ибо у него был жезл, метавший молнии. Видели, как он крушил с его помощью скалы, а однажды, в битве с бриттами, он сжигал им людей. Поэтому некоторые считали его богом Вотаном, но этого не может быть, ибо он оказался смертен. - Вот оно что. - Эверард едва сдержал лихорадочное нетерпение. - А что он делал, пока был жив? - Давал королю мудрые советы - я же говорил... Это он сказал, что здесь, в Кенте, мы не должны истреблять бриттов и звать сюда все новых и новых родичей из земли наших отцов, а напротив, должны заключить мир с жителями этого края. Мол, наша сила и их знания, которые они переняли у римлян, помогут нам создать могучую державу. Может быть, он и был прав, хотя я, признаться, не вижу особой пользы от всех этих книг и бань, а тем более - от их непонятного бога на кресте... Но, как бы то ни было, он был убит неизвестными три года назад и похоронен здесь, как подобает: с принесенными в жертву животными и с теми вещами, которые его враги не тронули. Мы поминаем его дважды в год, и, надо сказать, его дух нас не тревожит. Но мне до сих пор как-то не по себе. - Три года, - прошептал Уиткомб. - Понятно... Не менее часа им потребовалось, чтобы откланяться, не обидев при этом хозяев. Вульфнот все-таки послал с ними мальчишку - проводить до реки. Эверард, не собиравшийся так далеко идти пешком, ухмыльнулся и вызвал темпороллер. Когда они с Уиткомбом устроились на сиденьях, он важно сказал пареньку, вытаращившему глаза от ужаса: - Знай, что у вас гостили Вотан и Донар [Вотан (Водан) и Донар - германские верховные боги, им соответствуют скандинавские Один и Тор], которые отныне будут оберегать твой род от бед. Затем он нажал кнопку, и роллер переместился на три года назад. - Теперь предстоит самое трудное, - сказал он, разглядывая сквозь кустарник ночную деревню. Могильного кургана еще не существовало, чародей Стейн был жив. - Устроить представление для мальчишки - дело нехитрое, но знать бы, как нам удалось вытащить этого Стейна из самого центра большого и укрепленного города, в котором он вдобавок правая рука короля? К тому же, у него есть бластер... - Но у нас это, по-видимому, все же получилось, вернее, получится, - заметил Уиткомб. - Ерунда! Ты же знаешь, что никаких гарантий это нам не дает... Если мы потерпим неудачу, то через три года Вульфнот будет рассказывать нам совсем другую историю, вероятно, о том, что Стейн находится в городе - и он получит вторую возможность убить нас. Англия, которую он вытянет из Темных Веков к неоклассической культуре, превратится в нечто отличное от того, с чем ты познакомился в 1894 году... Интересно, что же Стейн затевает? Он поднял темпороллер в небо и направил его в сторону Кентербери. В ночной темноте свистел рассекаемый воздух. Когда показался город, Эверард приземлился в небольшой рощице. В лунном свете белели полуразрушенные стены древнего римского города Дюровернума, испещренные черными пятнами - это юты латали их с помощью глины и бревен. После захода солнца в город было не попасть. Роллер снова перенес их в дневное время суток - ближе к полудню - и опять взмыл в небо. Из-за завтрака, съеденного два часа назад (через три года), все время, пока они шли к городу по разбитой римской дороге, Эверард испытывал легкую дурноту. К городским воротам то и дело подкатывали скрипучие повозки, запряженные быками, - крестьяне везли на рынок продукты. Два мрачных стражника остановили Эверарда и Уиткомба возле ворот и потребовали, чтобы они назвались. На этот раз патрульные представились слугами торговца из Танета, посланными для переговоров с местными ремесленниками. Взгляды стражников оставались угрюмыми, пока Уиткомб не сунул им несколько римских монет; копья раздвинулись, можно было идти дальше. Вокруг шумел, бурлил город, но и здесь стояла та же самая вонь, которая поразила Эверарда в деревне. Среди суетящихся ютов он заметил одетого на римский манер бритта, который брезгливо обходил кучи навоза, придерживая свою поношенную тунику, чтобы не прикоснуться к шедшим мимо дикарям. Зрелище жалкое и комичное одновременно. Чрезвычайно грязный постоялый двор помещался в полуразрушенном доме с поросшими мхом стенами, в прошлом принадлежавшем, очевидно, богатому горожанину. Эверард и Уиткомб обнаружили, что здесь, в эпоху главенства натурального обмена, их золото ценится особенно высоко. Выставив выпивку, они без труда получили все нужные им сведения. "Замок Хенгиста находится в центре города... Ну, не замок - а скорее, просто старое здание, непотребно разукрашенное по указке этого чужеземца Стейна... Не пойми меня превратно, приятель, это ложь, что наш добрый и отважный король пляшет под его дудку... К примеру, месяц назад... Ах да, Стейн! Он живет по соседству с королем. Странный человек, некоторые считают его богом... Да, в девушках он знает толк... Говорят, все эти мирные переговоры с бриттами - его затея. С каждым днем этих слизняков становится все больше, а благородному человеку нельзя даже пустить им кровь... Конечно, Стейн мудрец, я ничего против него не имею. Ведь он умеет метать молнии..." - Что же нам делать? - спросил Уиткомб, когда они вернулись в свою комнату. - Ворваться и арестовать его? - Вряд ли это возможно, - осторожно сказал Эверард. - У меня есть что-то вроде плана, но все зависит от того, чего добивается этот человек. Давай посмотрим, сможем ли мы получить аудиенцию. Вдруг он вскочил с соломенной подстилки, служившей постелью, и принялся яростно чесаться. - Черт возьми! Эта эпоха нуждается не в грамотности, а в хорошем средстве против блох! Тщательно отреставрированный дом с белым фасадом и небольшим портиком перед входом выглядел неестественно чистым среди окружавшей его грязи. На ступеньках лениво развалились два стражника, но при появлении незнакомцев они мгновенно вскочили. Эверард сунул им несколько монет, представившись путешественником, разговор с которым наверняка заинтересует великого чародея. - Передай ему, что пришел "человек из завтрашнего дня", - сказал он. - Это пароль, понимаешь? - Чепуха какая-то, - недовольно буркнул стражник. - А пароль и должен казаться чепухой, - важно ответил Эверард. Недоверчиво покачав головой, ют потопал в дом. Ох уж эти новшества! - Думаешь, мы поступаем правильно? - спросил Уиткомб. - Ведь теперь он будет начеку. - Знаю. Но ведь такая шишка, как он, не станет тратить время на каждого незнакомца. А нам нужно действовать немедленно! Пока еще ему не удалось добиться устойчивых результатов - он даже в легендах пока не утвердился, - но если Хенгист пойдет на прочный союз с бриттами... Стражник вернулся и, что-то пробормотав, повел их в дом. Они поднялись по ступенькам, миновали внутренний дворик и оказались в атриуме - просторном зале, где добытые на недавней охоте медвежьи шкуры резко контрастировали с выщербленным мрамором и потускневшими мозаиками. Рядом с грубым деревянным ложем стоял поджидавший их человек. Когда они вошли, он поднял руку, и Эверард увидел узкий ствол бластера тридцатого века. - Держите руки перед собой ладонями вверх, - мягко сказал человек. - Иначе мне придется испепелить вас молнией. Уиткомб шумно вздохнул. Эверард ожидал чего-то подобного, однако и у него заныло под ложечкой. Чародей Стейн оказался невысоким мужчиной, одетым в изящно расшитую тунику, которая наверняка попала сюда из какого-то бриттского поместья. Гибкое тело, крупная голова с копной черных волос и - что было неожиданно - симпатичное, несмотря на неправильные черты, лицо... - Обыщи их, Эдгар, - приказал он, и его губы искривились в напряженной улыбке. - Вытащи все, что окажется у них под одеждой. Неуклюже обшарив карманы, стражник-ют обнаружил ультразвуковые пистолеты и швырнул их на пол. - Можешь идти, - сказал Стейн. - Они не причинят тебе вреда, повелитель? - спросил солдат. Стейн улыбнулся шире. - С тем, что я держу в руке? Ну-ну. Иди. Эдгар ушел. "По крайней мере, меч и топор остались при нас, - подумал Эверард. - Но пока мы на прицеле, толку от них немного". - Значит, вы пришли из завтрашнего дня, - пробормотал Стейн. Его лоб внезапно покрылся крупными каплями пота. - Да, это меня интересует. Вы говорите на позднеанглийском языке? Уиткомб открыл было рот, но Эверард опередил его, сознавая, что на кон сейчас поставлена их жизнь. - Какой язык вы имеете в виду? - спросил он. - Такой. Стейн заговорил на английском - с необычным произношением, но вполне понятно для человека двадцатого века. - Я х'чу знать, 'ткуда вы, к'кого врем'ни из, здесь что инт'р'сует вас. Правд г'в'рите, или я с'жгу вас. Эверард покачал головой. - Нет, - ответил он на диалекте ютов. - Я вас не понимаю. Уиткомб быстро взглянул на него и промолчал, готовый поддержать игру американца. Мозг Эверарда лихорадочно работал: он понимал, что малейшая ошибка грозит им смертью, и отчаяние придало ему находчивости. - В нашем времени мы говорим так... И он протараторил длинную фразу по-испански, имитируя мексиканский диалект и немилосердно коверкая слова. - Но... это же романский язык! - Глаза Стейна блеснули, бластер в его руке дрогнул. - Из какого вы времени? - Из двадцатого века от Рождества Христова. Наша земля зовется Лайонесс. Она лежит за западным океаном... - Америка! - Стейн судорожно вздохнул. - Когда-нибудь она называлась Америкой? - Нет. Я не знаю, о чем вы говорите. Стейн задрожал. Взяв себя в руки, он спросил: - Вы знаете латынь? Эверард кивнул. Стейн нервно рассмеялся. - Тогда давайте на ней и говорить. Если бы вы знали, как меня тошнит от здешнего свинского языка!.. Он заговорил на ломаной латыни, но довольно бегло - очевидно, он изучил ее здесь, в этом столетии, - затем взмахнул бластером. - Извините за недостаток гостеприимства, но мне приходится быть осторожным! - Разумеется, - сказал Эверард. - Меня зовут Менций, а моего друга - Ювенал. Мы историки и прибыли, как вы правильно догадались, из будущего. Темпоральные путешествия открыты у нас совсем недавно. - А меня... Собственно говоря, меня зовут Розер Штейн. Я из 2987 года. Вы... слышали обо мне? - Еще бы! - воскликнул Эверард. - Мы отправились сюда, чтобы разыскать таинственного Стейна, влияние которого на ход истории считается у нас решающим. Мы предполагали, что он может оказаться peregrinator temporis, то есть путешественником во времени. Теперь мы в этом убедились. - Три года... Штейн начал взволнованно расхаживать по залу, небрежно помахивая бластером. Но для внезапного броска расстояние между ними было все еще велико. - Вот уже три года, как я здесь. Если бы вы знали, как часто я лежал без сна и гадал, удастся ли мой замысел. Скажите, ваш мир объединен? - И Земля, и остальные планеты, - сказал Эверард. - Это произошло очень давно. Его нервы были напряжены до предела. Их жизнь зависела сейчас от того, сможет ли он угадать, какую игру ведет Штейн. - И вы свободны? - Да. Хотя нами правит Император, законы издает Сенат, который избирается всем народом. На лице этого гнома появилась блаженная улыбка. Штейн преобразился. - Как я и мечтал... - прошептал он. - Благодарю вас. - Значит, вы прибыли из своего времени, чтобы... творить историю? - Нет, - ответил Штейн. - Чтобы изменить ее. Слова прямо-таки хлынули из него, словно он многие годы хотел выговориться, но не мог этого сделать. - Я тоже был историком. Случайно я встретился с человеком, выдававшим себя за торговца из системы Сатурна. Но я когда-то жил там и сразу разоблачил обман. Выследив его, я узнал правду. Он оказался темпоральным путешественником из очень далекого будущего. Поверьте, я жил в ужасное время. Как историк-психограф, я прекрасно понимал, что война, нищета и тирания, ставшие нашим проклятием, являются результатом не какой-то изначальной человеческой испорченности, а следствием довольно простых причин. Машинная технология, возникшая в разобщенном мире, обернулась против себя самой, войны становились все разрушительнее и охватывали все большие территории. Конечно, бывали мирные периоды, иногда даже довольно продолжительные, но болезнь укоренилась настолько, что конфликты стали неотъемлемой частью нашей цивилизации. Моя семья погибла во время одного из нападений венериан, и мне нечего было терять. Я завладел машиной времени после... после того, как избавился от ее владельца. Я понял, что главная ошибка была допущена в Темные Века. До этого Рим объединял огромную империю и мирно правил ею, а там, где царит мир, всегда появляется справедливость. Но к тому времени силы империи истощились и она пришла в упадок. Завоевавшие ее варвары были полны энергии, от них можно было ожидать многого, но Рим быстро развратил и их. Теперь вернемся к Англии. Она оказалась в стороне от гниющего римского государства. Сюда пришли германские племена - грязные дикари, полные сил и желания учиться. В моей линии истории они попросту уничтожили цивилизацию бриттов, а потом, будучи интеллектуально беспомощными, попались в ловушку другой, куда более опасной цивилизации, позднее названной "западной". По-моему, человечество заслуживало лучшей участи... Это было нелегко. Вы и представить себе не можете, как тяжело жить в другой эпохе, пока не приспособишься к ней, - даже если обладаешь могучим оружием и занятными подарками для короля. Но теперь я завоевал уважение Хенгиста и пользуюсь все большим доверием у бриттов. Я могу объединить два этих народа, воюющих с пиктами. Англия станет единым королевством: сила саксов и римская культура дадут ей могущество, которое позволит ей выстоять против любых захватчиков. Христианство, разумеется, неизбежно, но я предусмотрю, чтобы здесь утвердился такой его вариант, при котором религия учит и воспитывает людей, а не калечит их души. Постепенно Англия станет силой, способной установить контроль над континентальными странами и, наконец, над всем миром. Я останусь здесь до тех пор, пока не образуется коалиция против пиктов, а затем исчезну, по-обещав вернуться позже. Если я буду появляться каждые пятьдесят лет на протяжении последующих нескольких столетий, то стану легендой, Богом. Так я смогу проверять, на правильном ли пути они находятся. - Я много читал о Святом Стейниусе, - медленно сказал Эверард. - И я победил! - выкрикнул Штейн. - Я дал миру мир! По его щекам текли слезы. Эверард приблизился к нему. Все еще не вполне доверявший им Штейн снова направил бластер ему в живот. Эверард небрежно шагнул вбок, и Штейн повернулся, чтобы держать его под прицелом. Но он был так возбужден рассказом о торжестве своего дела, что совершенно забыл об Уиткомбе. Эверард взглянул через его плечо на англичанина и сделал ему знак. Уиткомб занес топор. Эверард бросился на пол. Вскрикнув, Штейн выстрелил из бластера, и в этот момент топор врезался ему в плечо. Уиткомб прыгнул вперед и схватил Штейна за руку c оружием. Тот застонал от напряжения, пытаясь повернуть бластер, но на помощь уже подоспел Эверард. Все смешалось. Еще один выстрел из бластера, и Штейн моментально обмяк. Кровь, хлынувшая из ужасной раны в груди, забрызгала плащи патрульных. В зал вбежали два стражника. Эверард быстро подобрал ультразвуковой парализатор и передвинул регулятор на полную мощность. Пролетевшее рядом копье задело его руку. Он дважды выстрелил, и массивные тела стражников осели на пол - теперь они не придут в себя в течение нескольких часов. Пригнувшись, Эверард настороженно прислушался. Из внутренних покоев доносился женский визг, но в дверях больше никого не было. - Думаю, мы выиграли, - отдышавшись, пробормотал он. - Похоже... Уиткомб уставился на мертвое тело, распростертое на полу. Оно показалось ему трогательно маленьким. - Я не думал, что придется убить его, - сказал Эверард. - Но время... не переупрямишь. Наверное, так и было записано. - Лучше уж такой конец, чем суд Патруля и ссылка на какую-нибудь планету, - добавил Уиткомб. - По букве закона он был вором и убийцей, - заметил Эверард. - Правда, он пошел на это ради своей великой мечты. - Которую мы разрушили. - Ее могла разрушить история. Так скорее всего и было бы. Одному человеку для такого дела не хватит ни мудрости, ни сил... Мне кажется, большинство бед человечеству приносят фанатики с добрыми намерениями, вроде него. - В таком случае, нам что, нужно опустить руки и пассивно принимать все, что происходит? Так? - Подумай о своих друзьях из 1947 года, - возразил Эверард. - Их бы попросту никогда не существовало. Уиткомб снял плащ и попытался отчистить его от крови. - Пора идти, - сказал Эверард и быстрым шагом направился к двери в глубине зала. Там пряталась наложница, которая испуганно вытаращила на него глаза. Для того чтобы выжечь замок, пришлось воспользоваться бластером Штейна. В задней комнате находились темпомобиль из империи Инг, а также книги и несколько ящиков с оружием и снаряжением. Эверард загрузил в машину времени все, кроме ящичка с изотопным топливом. Его нужно оставить, чтобы в будущем они смогли узнать обо всем, вернуться в прошлое и остановить человека, который решил стать Богом. - Может, ты доставишь все это в 1894-й, на склад компании? - спросил он. - А я отправлюсь туда на нашем роллере и встречусь с тобой в управлении... Уиткомб долго смотрел на него, ничего не отвечая. Потом выражение растерянности на его лице сменилось решимостью. - Все в порядке, дружище, - сказал англичанин. Он как-то грустно улыбнулся, а потом пожал Эверарду руку. - Ну, прощай. Желаю удачи. Эверард провожал его взглядом, пока он не скрылся внутри гигантского стального цилиндра. Слова друга озадачили Эверарда, ведь через несколько часов их ждало чаепитие в 1894-м... Беспокойство не покинуло его и после того, как он выбрался из дома и смешался с толпой. Чарли - парень со странностями. Ну что ж... Эверард беспрепятственно покинул город, добрался до рощицы и вызвал туда темпороллер. Поблизости могли оказаться люди, которые непременно прибежали бы посмотреть на странную птицу, упавшую сюда с небес, но он тем не менее не стал спешить и откупорил флягу с элем: ему просто необходимо было выпить. Затем он окинул напоследок взглядом древнюю Англию и перенесся в 1894 год. Как и было условлено, его встретил Мэйнуэзеринг со своими охранниками. Руководитель отделения встревожился, увидев, что патрульный прибыл один, а его одежда покрыта засохшей кровью. Но Эверард быстро всех успокоил. Ему потребовалось довольно много времени, чтобы вымыться, переодеться и представить секретарю полный отчет об операции, и он думал, что Уиткомб вот-вот приедет в кебе, но англичанина все не было и не было. Мэйнуэзеринг связался со складом по рации, помрачнел и, повернувшись к Эверарду, сказал: - Все еще не появился. Может у него возникли неполадки? - Вряд ли. Эти машины очень надежны. - Эверард закусил губу. - Не знаю, в чем дело. Может быть, он неправильно меня понял и вернулся в 1947 год? Послав туда запрос, они установили, что Уиткомб не появлялся и там. Эверард и Мэйнуэзеринг отправились пить чай. Когда они вернулись в кабинет, новых сведений об Уиткомбе так и не поступило. - Лучше всего обратиться к полевым агентам, - сказал Мэйнуэзеринг. - Я думаю, они смогут его отыскать. - Нет, подождите. Эверард остановился как вкопанный. Возникшее у него еще раньше подозрение переросло в уверенность. Боже, неужели... - У вас есть какая-то догадка? - Да, что-то в этом роде. - Эверард начал стаскивать с себя викторианский костюм. Его руки дрожали. - Будьте добры, доставьте сюда мою одежду двадцатого века, - попросил он. - Возможно, я сам смогу найти его. - Вы должны предварительно сообщить Патрулю о ваших предположениях и дальнейших намерениях, - напомнил Мэйнуэзеринг. - К черту Патруль! 6 Лондон, 1944 год. На город опустилась ранняя зимняя ночь; пронизывающий холодный ветер продувал улицы, затопленные мраком. Откуда-то донесся грохот взрыва, потом в той стороне над крышами заплясали языки пламени, похожие на огромные красные флаги. Эверард оставил свой роллер прямо на мостовой (во время обстрела самолетами-снарядами "фау" улицы были пустынны) и медленно двинулся сквозь темноту. Сегодня семнадцатое ноября. Тренированная память не подвела его: именно в этот день погибла Мэри Нельсон. На углу он нашел телефонную будку и стал просматривать справочник. Нельсонов там было много, но в районе Стритема значилась только одна Мэри Нельсон - скорее всего, мать девушки. Пришлось допустить, что мать зовут так же, как и дочь. Точного времени попадания бомбы Эверард не знал, но мог легко установить его прямо здесь. Когда он вышел из будки, совсем рядом полыхнул огонь и раздался грохот. Эверард бросился ничком на мостовую; там, где он только что стоял, просвистели осколки стекла. Итак, 1944 год, 17 ноября. Молодой Мэнс Эверард, лейтенант инженерных войск армии США, находился сейчас на другом берегу Ла-Манша, участвовал в наступлении на немецкие огневые позиции. Он не смог сразу вспомнить, где именно, и не стал напрягать память: это не имело значения. Он знал, что в той переделке с ним ничего не случится. Пока он бежал к роллеру, позади полыхнуло еще раз. Он вскочил на сиденье и поднял машину в воздух. Зависнув над Лондоном, он увидел внизу только море тьмы, испещренное огненными пятнами пожаров. Вальпургиева ночь - словно все силы ада сорвались с цепи! Он хорошо помнил Стритем - скопление унылых кирпичных домов, в которых жили клерки, зеленщики, механики - та самая мелкая буржуазия, которая поднялась на борьбу против врага, поставившего на колени всю Европу, и одолела его. Там жила одна девушка - в 1943 году... Что ж, наверное, в конце концов она вышла замуж за кого-то другого... Снизившись, он стал искать нужный адрес. Неподалеку взметнулся столб огня - как при извержении вулкана. Машину швырнуло в сторону, и Эверард едва не свалился с си