овеческих губах, а по скалам стекали ручейки, промывая русло в земле. Таким плотным был этот холодный соленый туман, что долго дышать им было опасно. Вид, открывавшийся сверху, был еще более грозным - зримый конец геологической эпохи. Полтора миллиона лет чаша Средиземного моря была пустой. Теперь Геркулесовы Врата распахнулись, и в них рвалась Атлантика. Рассекая воздух, Номура смотрел на запад, на беспокойное, многоцветное, причудливо расчерченное полосами пены безбрежное пространство. Он видел, как воды океана устремляются в недавно возникший разрыв между Европой и Африкой. Течения сталкивались и закручивались, теряясь в бело-зеленом хаосе, бесновавшемся между землей и небом. Стихия крушила утесы, смывала долины, на много миль забрызгивала пеной берега. Снежно-белый в своей ярости поток, сверкая то тут, то там изумрудным блеском, восьмимильной стеной стоял между континентами и ревел. Брызги взлетали вверх, окутывая Врата туманом, и море с грохотом врывалось внутрь. В тучах этих брызг висели радуги. Здесь, на большой высоте, шум казался всего лишь скрежетом чудовищных жерновов, и Номура четко расслышал в наушниках голос Филис, которая остановила свою машину и подняла руку: - Подожди. Я хочу сделать еще несколько дублей, прежде чем мы двинемся дальше. - Но ведь их у тебя уже много, - сказал он. Ее голос смягчился: - Где чудо, там не бывает слишком много. Его сердце подпрыгнуло. "Она вовсе не воин в юбке, рожденная, чтобы повелевать всеми, кто стоит ниже ее. Несмотря на свое происхождение и привычки, она не такая. Ей знакомы благоговейный ужас и красота, и... да-да, ощущение Бога за работой..." Усмешка в свой адрес: "Должны бы быть..." В конце концов, ее задача и состоит в том, чтобы сделать аудио-визуальную вседиапазонную запись События - от его начала и до того дня, когда, сотню лет спустя, чаша наполнится, и волны заплещутся там, где позднее предстоит плавать Одиссею. На это уйдет несколько месяцев ее жизни. ("И моей, моей, ну пожалуйста!") Каждому сотруднику хотелось увидеть и ощутить эту грандиозность: тех, кого не влекли приключения, в Патруль не брали. Но отправиться так далеко в прошлое могли далеко не все, иначе в довольно узком временном отрезке стало бы слишком тесно. Большинству предстояло узнать все это из вторых рук. Конечно, их руководители могли поручить такое дело только настоящему художнику, который увидел бы и воспринял Событие и принес им его изображение. Номура помнил свое удивление, когда его назначили помощником к Филис. Неужели страдающий от нехватки рабочих рук Патруль может позволить себе держать художников? После того как он ответил на загадочное объявление, прошел несколько непонятных тестов и узнал кое-что о темпоральных путешествиях, Номура задумался, возможно ли в Патруле найти применение полицейским и спасателям, и оказалось, что да. Он понимал необходимость административных и канцелярских работников, агентов-резидентов, историографов, антропологов, ну и, естественно, научных сотрудников вроде него. Несколько недель работы с Филис убедили его в том, что художники не менее необходимы Патрулю. Не хлебом единым жив человек, не оружием, не бумагами, не диссертациями, не только практическими делами... Перезарядив свою аппаратуру, Филис крикнула: - Вперед! Когда она повернула на восток, на ее волосы упал солнечный луч, и они засверкали, как расплавленное золото. Том покорно последовал за ней. Дно Средиземного моря на десять тысяч футов ниже уровня Мирового океана. Этот перепад вода преодолевала через узкий пролив протяженностью всего пятьдесят миль. Десять тысяч кубических миль воды в год - сто водопадов Виктория, тысяча Ниагар. Но это статистика. А реальность была ревом белой от пены воды, окутанной брызгами, разрывавшей землю и сотрясавшей горы. Люди видели и слышали это чудо, чувствовали его вкус и запах. Но постичь его они не могли. Ниже пролив расширялся, и течение становилось спокойнее, а вода обретала темно-зеленый цвет. Туман редел, в его просветах появлялись острова, точно корабли, зарывшиеся носами в волны и вздымавшие огромные буруны. На берега тут постепенно приходила жизнь. Но уже через столетие большинство этих островов будет съедено эрозией, а большая часть растений и животных не выдержит резкой перемены климата. Ибо Событие переместит Землю из миоцена в плиоцен. Они летели все дальше, но шум не ослабевал, а, напротив, усиливался. Поток здесь уже не бушевал, но впереди нарастал басовый рокот - казалось, само небо гудит, как огромный медный колокол. Он узнал мыс, жалкий огрызок которого в грядущем получит название Гибралтар. А дальше, водопадом шириной в двадцать миль, вода низвергалась в пропасть глубиной еще в пять тысяч футов. С ужасающей легкостью поток срывался с обрыва. На фоне темных утесов и охристой травы континентов вода выглядела бутылочно-зеленой. Вверху она ослепительно блестела на солнце. Внизу колыхалось еще одно густое белое облако, кружившееся в нескончаемом вихре. Дальше вода растекалась голубым озером, и, разбиваясь на реки, промывала каньоны и неслась все дальше и дальше среди блеска солончаков, пылевых смерчей и дрожащего марева над этой раскаленной землей, которую ей предстояло превратить в дно моря. Вода гремела, ревела и клокотала. Филис снова остановила роллер. Номура повис рядом с ней. Они находились очень высоко, и воздух был довольно холодным. - Сегодня, - объявила она, - я попробую передать масштаб. Пройду над потоком до самого обрыва, а затем спикирую. - Не опускайся слишком низко, - предупредил он. - Это мое дело, - отрезала она. - Но я же вовсе не собираюсь командовать. ("Действительно, кто я такой? Плебей! Мужчина!") Просто сделай мне одолжение. - Номура даже вздрогнул от этой дурацкой фразы. - Будь поосторожнее, хорошо? Ты очень дорога мне. Ее лицо сверкнуло улыбкой. Она почти повисла на ремнях безопасности, чтобы дотянуться до его руки. - Спасибо, Том. - Помолчав, она мрачно добавила: - Такие мужчины, как ты, помогают мне понять, что неправильно в эпохе, из которой я родом. С ним она почти всегда говорила мягко. Будь она агрессивнее, то даже ее красота не помешала бы ему спокойно спать по ночам. А может, он и влюбился-то в нее, только когда понял, какие усилия она прилагает, чтобы относиться к нему, как к равному. Ей это давалось нелегко (в Патруле она была таким же новичком, как и он) - но не труднее, чем мужчинам из других стран и эпох признать, что она обладает такими же способностями, как и они, и прекрасно ими пользуется. Ее настроение изменилось. - Давай! - крикнула она. - Скорей! А то еще лет двадцать, и от водопада ничего не останется. Ее машина прыгнула вперед. Номура опустил лицевой щиток шлема и устремился за ней следом, нагруженный лентами, аккумуляторами и прочим. "Осторожнее, - мысленно молил он, - ну пожалуйста, осторожнее, моя милая!" Филис вырвалась далеко вперед. Ему казалось, что это комета, стрекоза - что-то стремительное и яркое, несущееся наискосок над отвесным морем в милю высотой. Грохот оглушил Номуру, в мире для него не осталось ничего, кроме этого светопреставления. Всего в нескольких ярдах над поверхностью воды она направила роллер к пропасти. Ее голова скрылась под нарамником пульта, руки забегали по кнопкам и клавишам - машиной она управляла только коленями. Соленые брызги оседали на лицевом щитке, и Номура включил автоматическую очистку. Турбулентные потоки сотрясали и раскачивали его роллер. Уши были защищены от шума, но не от перепада давления, и барабанные перепонки пронзала острая боль. Он почти нагнал Филис, и вдруг ее машина словно обезумела. Он увидел, как роллер закружился волчком, ударился о зеленую толщу и исчез в ней вместе с девушкой. Своего вопля он в этом громе не расслышал. Ударив по переключателю скорости, Том устремился за ней. Бешеный поток чуть было не увлек его, но в последнее мгновение слепой инстинкт заставил его повернуть машину. Филис исчезла. Перед ним были только стена воды, клубящиеся облака внизу и равнодушная синева вверху, шум, зажавший его в своей пасти, чтобы разорвать на мелкие куски, холод, сырость и влага на губах - соленая, как слезы. Он помчался за помощью. Снаружи пылал полдень. Выгоревшая равнина казалась совершенно безжизненной, и только в небе парил одинокий стервятник. Все молчало - кроме далекого водопада. Стук в дверь сорвал Номуру с постели. Сквозь шум в ушах он еле услышал свой хриплый голос: - Да входите же! Вошел Эверард. Несмотря на создаваемую кондиционером прохладу, на его одежде темнели пятна пота. Сутулясь, он грыз незажженную трубку. - Ну, что? - умоляюще спросил Номура. - Как я и опасался. Ничего. Она так и не вернулась к себе. Номура рухнул в кресло и уставился в пространство. - Это точно? Эверард сел на кровать, заскрипевшую под его тяжестью. - Угу. Только что прибыла хронокапсула. В ответ на мой запрос сообщают, что "агент Филис-Рэч не вернулась на базу своего регионально-временного интервала из командировки в Гибралтар"; никаких других сведений о ней у них нет. - Ни в одной эпохе? - Агенты же так крутятся в пространстве и времени, что если досье на них и есть, то, наверное, лишь у данеллиан. - Запросите их! - По-твоему, они ответят? - оборвал его Эверард, стиснув широкой рукой колено. ("Данеллиане, супермены далекого будущего, основатели и истинные руководители Патруля...") - И не говори мне, что мы, простые смертные, можем, если захотим, узнать, что нас всех ждет. Ты же не заглядывал в свое будущее, сынок, а? Мы не хотим, вот и все. Жесткость исчезла из его голоса. Вертя в руках трубку, он сказал совсем уже мягко: - Если мы живем достаточно долго, то переживаем тех, кто нам дорог. Обычный удел человека, и Патруль здесь не исключение. Но мне жаль, что ты столкнулся с этим таким молодым. - Не надо обо мне! - воскликнул Номура. - Давайте о ней. - Да... Я думал о твоем отчете. Мне кажется, вокруг этого водопада воздушные потоки вытворяют черт знает что. Это, впрочем, естественно. Из-за перегрузки ее роллер плохо слушался рулей. Воздушная яма, вихрь - в общем, что-то неожиданно засосало ее и швырнуло в воду. Номура хрустнул пальцами. - А я должен был ее подстраховывать... Эверард покачал головой. - Не терзайся так. Ты был просто ее помощником. Ей следовало быть осторожнее. - Но, черт побери, мы еще можем ее спасти, а вы не разрешаете! - крикнул Номура. - Прекрати! - оборвал его Эверард. - Сейчас же замолчи! "Не говори, что патрульные могли бы вернуться назад во времени, подхватить ее силовыми лучами и вытащить из бездны. Или что я мог бы предупредить ее и тогдашнего самого себя. Но этого не произошло, следовательно, это не произойдет. Это не должно произойти. Потому что прошлое сразу становится изменяемым, едва мы на своих машинах превращаем его в настоящее. И если смертный хоть раз позволит себе применить такую власть, то где этому конец? Сначала мы спасаем девушку, потом - Линкольна, а кто-нибудь другой тем временем попробует помочь южанам... Нет, только Богу можно доверить власть над временем. Патруль существует, чтобы охранять то, что уже есть. И надругаться над этой заповедью для его сотрудника - все равно что надругаться над матерью". - Простите, - пробормотал Номура. - Все в порядке, Том. - Нет, я... я думал... когда я заметил ее исчезновение, моей первой мыслью было, что спасательный отряд мог бы вернуться в это самое мгновение и подхватить ее... - Вполне естественный ход мысли для новичка. Умственные стереотипы живучи. Но мы этого не сделали. Да и вряд ли бы кто-нибудь разрешил это. Слишком опасно. Мы не имеем права рисковать людьми. И уж конечно, мы не могли себе позволить этого, если хроники говорят, что попытка была заранее обречена на неудачу. - И нет способа это обойти? Эверард вздохнул. - Я его не знаю. Смирись с судьбой, Том. - Он помялся. - Могу я... можем мы что-нибудь для тебя сделать? - Нет, - хрипло вырвалось у Номуры. - Оставьте меня одного. - Конечно. - Эверард поднялся. - Но ты не единственный, кому будет ее не хватать, - напомнил он и вышел. Когда за ним закрылась дверь, Номуре показалось, что шум водопада приближается, размалывая, размалывая... Он уставился в пустоту. Солнце уже прошло зенит и начало медленно клониться к закату. "Мне следовало броситься за ней, сразу же. И рискнуть жизнью. Но почему бы не последовать за ней и в смерть? Нет. Это бессмысленно. Из двух смертей жизни не сделаешь. Я не мог спасти ее. У меня не было ни снаряжения, ни... И самым правильным было отправиться за помощью. Только в помощи было отказано (человеком ли, судьбой - неважно), и она погибла. Поток швырнул ее в пропасть. Она успела испугаться - за мгновение до того, как потеряла сознание, а затем удар о дно убил ее, растерзал на кусочки, разбросал их по дну моря, которое я в молодости буду бороздить во время отпуска, не зная, что есть Патруль Времени и что когда-то была Филис. Господи, пусть мой прах смешается с ее - пять с половиной миллионов лет спустя!" Воздух сотрясла отдаленная канонада, пол задрожал. Должно быть, поток подмыл еще часть берега. С какой радостью она запечатлела бы это на пленке! - Запечатлела бы? - выкрикнул Номура и вскочил с кресла. Земля продолжала дрожать. - Запечатлеет!.. Ему бы следовало посоветоваться с Эверардом, но он боялся (возможно, зря: горе и неопытность - плохие советчики), что получит отказ и сразу же будет отозван. Ему бы следовало отдохнуть несколько дней, но он боялся чем-нибудь выдать себя. Таблетка стимулятора заменит отдых. Ему бы следовало проверить генератор силового поля, а не сразу устанавливать его тайком на своем роллере. Когда он вывел роллер из гаража, встречный патрульный спросил его, куда он собрался. "Покататься", - ответил Номура. Тот сочувственно кивнул. Пусть он не догадывался о его любви, но потеря товарища - всегда горе. Номура предусмотрительно направился на север и, только когда база скрылась за горизонтом, свернул к водопаду. Ни справа, ни слева берегов потока он не видел. Здесь, почти на половине высоты стены из зеленого стекла, кривизна планеты скрывала от него ее края. Затем он достиг облака брызг, и его окутала мутная жалящая белизна. Лицевой щиток оставался прозрачным, но взгляд тонул в тумане, сквозь разрывы которого виднелась только гигантская стена воды. Шлем защищал уши, но не мог защитить от вибрации, которая пронизывала все тело: зубы, кости, сердце. Вихри непрерывно сотрясали роллер, и ему приходилось бороться изо всех сил, чтобы машина не вышла из-под контроля. И чтобы нащупать нужное мгновение... Он прыгал во времени назад и вперед, уточнял настройку и снова включал стартер, замечал в тумане смутные очертания самого себя и глядел сквозь него в небо, еще и еще... И вдруг он оказался тогда. Два светлых пятнышка высоко вверху... Он увидел, как одно из них ударилось о воду и исчезло, утонуло, а другое несколько секунд металось вокруг, а потом умчалось прочь. Холодный соленый туман спрятал его от самого себя - ведь его присутствие не зафиксировано в проклятых хрониках! Том рванулся вперед. Но терпение он сохранял. Если понадобится, он будет рыскать здесь хоть всю биологическую жизнь, дожидаясь того самого мгновения. Страх смерти, мысль о том, что, когда он ее найдет, она может быть уже мертва, отошли куда-то далеко. Им владели стихийные силы. Он превратился в летящую волю. Том парил в ярде от водяной стены. Вихри, швырнувшие в нее Филис, пытались схватить и его. Но он был наготове и, уворачиваясь, снова и снова возвращался - не только в пространстве, но и во времени, чтобы на протяжении тех нескольких секунд, когда Филис могла быть еще жива, держать в поле зрения весь этот участок водопада. В воздухе кружило почти два десятка роллеров. Он не обращал на них внимания. Это были просто следы его прошлых и будущих прыжков во времени. Вот! Мимо него, в глубине потока, пронесся неясный темный силуэт - на пути к гибели. Он повернул ручку. Силовой луч замкнулся на другой машине. Его роллер потащило к воде: генератору не хватало мощности, чтобы вырвать машину Филис из хватки бушующей стихии. Вода уже почти поглотила его, когда пришла помощь. Два роллера, три, четыре... Напрягая свои поля, они вытащили машину Филис. Тело девушки висело на ремнях безопасности. Но он не бросился к ней. Сначала он несколько раз прыгнул назад во времени - чтобы спасти ее и самого себя. Когда наконец они остались одни среди несущихся клочьев тумана, он высвободил девушку, подхватил на руки и уже собирался мчаться к берегу, чтобы привести ее в чувство. Но она зашевелилась, веки дрогнули, и мгновение спустя на губах появилась улыбка. И тут он заплакал. Совсем рядом с ревом рушился вниз океан. Закат, навстречу которому прыгнул Номура, тоже не запечатлели никакие хроники. Все вокруг стало золотым. Должно быть, водопад тоже сейчас пылал. Его песнь разносилась под вечерней звездой. Филис подложила подушку себе под спину, откинулась на нее и заявила Эверарду: - Если вы обвините его в нарушении устава или еще какой-нибудь глупости, придуманной мужчинами, я тоже брошу ваш проклятый Патруль. - Нет-нет. - Эверард поднял руку, как бы защищаясь от нападения. - Вы меня неправильно поняли. Я хотел только сказать, что мы оказались в довольно щекотливом положении. - Почему? - с вызовом спросил Номура, который сидел на стуле и держал Филис за руку. - Мне никто не запрещал эту попытку, ведь так? Агентам положено беречь свою жизнь, если это возможно, поскольку она представляет ценность для Патруля. Разве отсюда не следует, что спасение чужой жизни тоже оправдано? - Да, конечно. - Эверард прошелся по комнате. Пол загремел под его ногами, заглушая барабанный грохот водопада. - Победителей не судят даже в более строгих организациях, чем наша. Собственно говоря, Том, инициатива, которую ты проявил сегодня, сулит тебе хорошее будущее, можешь мне поверить. - Он усмехнулся уголком рта, не вынимая трубки. - Такому старому солдату, как я, некоторая поспешность простительна. Слишком много я видел случаев, когда спасение было невозможно, - добавил он, помрачнев. Остановившись, он повернулся к ним обоим. - Но нельзя ничего оставлять незавершенным. Суть в том, что Филис-Рэч, согласно хроникам ее отдела, из командировки не вернулась. Их пальцы переплелись еще крепче. Эверард улыбнулся ему и ей (грустной, но все-таки улыбкой), а потом продолжил: - Нет, не пугайтесь. Том, помнится, ты спрашивал, почему мы, обычные люди, не следим за каждым шагом своих товарищей. Теперь ты понял?.. Филис-Рэч больше никогда не регистрировалась в своем управлении. Может быть, она и посещала родной дом, но мы никогда не спрашиваем, чем занимаются агенты во время отпуска. - Он вздохнул. - Что касается дальнейшего, если она пожелает перевестись в другое управление и принять новое имя, то почему бы и нет? Любой офицер достаточно высокого ранга может это утвердить. Например, я... У нас, в Патруле, все очень просто. Мы гаек не затягиваем. Иначе просто нельзя. Номура понял и вздрогнул. Филис вернула его к реальности. - Но кем я могу стать? - спросила она. Том воспользовался удобным случаем. - Ну, - сказал он со смехом, пряча под ним глубокую серьезность, - почему бы тебе не стать миссис Томас Номура?  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЕДИНСТВЕННАЯ ИГРА В ГОРОДЕ *  1 Джону Сандовалю совершенно не шло его имя. И было как-то странно, что он стоит в брюках и гавайке возле окна, выходящего на Манхэттен середины двадцатого века. Эверард привык к анахронизмам, но всякий раз, глядя на эту поджарую фигуру, смуглое лицо и орлиный нос, он видел своего коллегу в боевой раскраске, верхом на коне и с ружьем, наведенным на какого-нибудь бледнолицего злодея. - Ну, ладно, - сказал он. - Америку открыли китайцы. Факт занятный, но почему он требует моего вмешательства? - Я и сам хотел бы это знать, - ответил Сандоваль. Он встал на шкуру белого медведя, которую Эверарду подарил Бьярни Херьюлфсон [Бьярни Херьюлфсон в 986 г. первым из европейцев оказался у восточного побережья Северной Америки, названного позднее Винландом (см. "Фантастическую сагу" Г.Гаррисона)], и повернулся к окну. Силуэты небоскребов четко вырисовывались на ясном небе, шум уличного движения сюда, наверх, едва доносился. Заложив руки за спину, Сандоваль сжимал и разжимал пальцы. - Мне приказано взять какого-нибудь агента-оперативника, вернуться с ним на место и принять меры, которые окажутся необходимыми, - заговорил он немного погодя. - Тебя я знаю лучше других, вот и... - он умолк. - А может, стоит взять еще одного индейца? - спросил Эверард. - Ведь в Америке тринадцатого века я буду слишком выделяться... - Тем лучше. Произведешь впечатление, поразишь... Задача-то вряд ли окажется слишком трудной. - Ну конечно, - согласился Эверард. - Что бы там ни произошло. Из кармана потрепанной домашней куртки он вытащил кисет с табаком, трубку и стал быстро и нервно набивать ее. Один из первых и важнейших уроков, преподанных ему в Патруле Времени, заключался в том, что не всякая задача, даже очень важная, требует для своего выполнения множества людей. Огромные организации стали характерной особенностью двадцатого века, а ранние цивилизации, такие как эллинская времен расцвета Афин или японская периода Камакура [период Камакура (по названию древнеяпонской столицы) - с 1192 по 1333 г.] (да и более поздние тоже), ставили во главу угла индивидуальные качества. Поэтому один выпускник Академии Патруля (разумеется, со снаряжением и оружием будущего) мог заменить собой целую бригаду. Но причина заключалась не столько в эстетике, сколько в обычном расчете: патрульных было слишком мало для наблюдения за таким количеством тысячелетий. - Насколько я понимаю, - медленно начал Эверард, - вмешательства из другого времени там не было и речь идет не об обычном устранении экстратемпоральной интерференции. - Верно, - ответил Сандоваль. - Когда я доложил о том, что обнаружил, отдел периода Юань провел тщательное расследование. Темпоральные путешественники в этом не замешаны. Хубилай [внук Чингисхана, монгольский Великий Хан (каган), а затем император Китая (1264-1294), основатель династии Юань; при нем было завершено завоевание Китая монголами] додумался до этого совершенно самостоятельно. Возможно, его вдохновили рассказы Марко Поло о морских плаваниях арабов и венецианцев, но так или иначе мы имеем дело с подлинным историческим фактом, даже если в книге Поло об этом не сказано ни слова. - Китайцы ведь тоже были мореплавателями, и довольно неплохими, - заметил Эверард. - Так что все совершенно естественно. Зачем же понадобились мы? Он раскурил трубку и глубоко затянулся. Сандоваль все еще молчал, поэтому Эверард продолжил: - Ну, а ты каким образом наткнулся на эту экспедицию? Разве они появились в землях навахо? - Черт возьми, я ведь занимаюсь не только собственным племенем! Американских индейцев в Патруле и без того мало, а гримировать кого-то другого слишком сложно. Вообще-то я следил за миграциями атабасков. Как и Кит Денисон, Сандоваль был специалистом-этнологом; он восстанавливал историю тех народов, которые сами никогда не вели письменных хроник. Благодаря этой работе Патруль мог наконец узнать, какие же именно события он оберегает от постороннего вмешательства. - Я работал на восточных склонах Каскадных гор, неподалеку от Кратерного озера, - продолжал Сандоваль. Это земли племени лутуами, но у меня были причины предполагать, что потерянное мной племя атабасков прошло именно здесь. Местные жители упоминали о таинственных незнакомцах, идущих с севера. Я отправился взглянуть на них и обнаружил целую экспедицию монголов верхом на лошадях. Тогда я двинулся по их следам на север и набрел на лагерь в устье реки Чиалис, где несколько монголов помогали китайским морякам охранять корабли. Я как ошпаренный помчался назад и доложил обо всем начальству. Эверард сел на диван и пристально посмотрел на своего сослуживца. - Насколько тщательно было проведено расследование в Китае? - спросил он. - Ты абсолютно уверен, что это не экстратемпоральная интерференция? Сам знаешь, бывают ведь такие просчеты, последствия которых всплывают лишь лет через десять - двадцать. - Я и сам об этом подумал, когда получил задание, - кивнул Сандоваль, - и сразу же отправился в штаб-квартиру периода Юань в Хан-Бали, то есть в Ханбалыке, или, по-нашему, Пекине. Они сказали, что тщательно проследили эту линию назад во времени аж до Чингисхана, а в пространстве - до Индонезии. И все оказалось в полном порядке, как у норвежцев с их Винландом. Просто китайская экспедиция менее известна. При дворе знали только то, что путешественники вышли в море, но так и не вернулись, и поэтому Хубилай решил, что другую экспедицию посылать не стоит. Запись об этом находилась в имперских архивах, но потом пропала во время Миньского восстания, когда изгнали монголов. Ну, а летописцы об экспедиции позабыли. Эверард все еще раздумывал. Его работа ему нравилась, но с этим заданием что-то было нечисто. - Ясно, что с экспедицией случилось какое-то несчастье, - заговорил он. - Хорошо бы узнать, какое. Но почему все же для слежки за ними потребовался еще и агент-оперативник? Сандоваль отодвинулся от окна. В голове Эверарда снова мелькнула мысль, насколько неестественно выглядит здесь этот индеец навахо. Он родился в 1930 году, до прихода в Патруль успел повоевать в Корее и окончить колледж за казенный счет, но в каком-то смысле он так до конца и не вписался в двадцатый век. "А мы, что, другие? Разве кто-нибудь из нас может смириться с ходом истории, зная о том, что ждет его народ?" - Но речь идет не о слежке! - воскликнул Сандоваль. - Когда я доложил об увиденном, то получил распоряжение непосредственно из штаба данеллиан. Никаких объяснений или оправданий, только приказ: организовать провал экспедиции. Исправить историю своей рукой! 2 Anno Domini тысяча двести восьмидесятый. Слово хана Хубилая распространялось от параллели к параллели и от меридиана к меридиану; он мечтал о владычестве над миром, и при его дворе с почетом встречали каждого, кто приносил свежие новости и новые философские идеи. Особенно полюбился Хубилаю молодой венецианский купец Марко Поло. Но не все народы смирились с монгольским господством. Тайные общества повстанцев зарождались во всех концах покоренных монголами государств, известных под общим названием "Катай". Япония, где реальная власть принадлежала стоящему за спиной императора дому Ходзе, уже отразила одно вторжение. Да и среди самих монголов не было подлинного единства: русские князья превратились в сборщиков дани для независимой Золотой Орды, Багдадом правил Абага-ильхан. Что же до остальных земель, то Каир стал последним прибежищем некогда грозного Аббасидского халифата, мусульманская династия Слейвов властвовала в Дели, на престоле Святого Петра находился папа Николай Третий, гвельфы и гибеллины рвали на части Италию, германским императором был Рудольф Габсбург, королем Франции - Филипп Смелый, а Англией правил Эдуард I Длинноногий. В это время жили Данте Алигьери, Иоанн Дунс Скотт, Роджер Бэкон и Томас Стихотворец [или Томас из Эрселдуна, - полулегендарный шотландский бард XIII века, известный также под прозвищем Лермонт; ему приписываются некоторые фрагменты "артуровского" цикла]. А в Северной Америке Мэнс Эверард и Джон Сандоваль осадили коней на вершине пологого холма. - На прошлой неделе - вот когда я увидел их в первый раз, - сказал индеец. - Здорово они продвинулись с тех пор. Впереди дорога будет похуже, но все равно при таких темпах они месяца через два будут в Мексике. - По монгольским меркам это еще довольно медленно, - отозвался Эверард. Он поднес к глазам бинокль. Вокруг них повсюду полыхала апрельская зелень. Даже на самых высоких и старых буках весело шумела молодая листва. Скрипели сосны - их раскачивал холодный ветер, несущий с гор запах талого снега. Небо было темным от возвращавшихся в родные края птичьих стай. Величественные бело-голубые вершины Каскадных гор словно парили в воздухе далеко на западе. Поросшие лесом предгорья уходили на восток и круто спадали в долину, а дальше, за горизонтом, простиралась гудевшая под копытами бизоньих стад прерия. Эверард навел бинокль на монголов. Они двигались по открытым местам, повторяя изгибы текущей на юг речушки. Всего их было около семидесяти человек на косматых серовато-коричневых азиатских лошадях, коротконогих и большеголовых. Каждый вел в поводу несколько вьючных и запасных животных. По лицам и одежде, а также по неуверенной посадке Эверард сразу выделил в общей массе нескольких проводников из местных жителей, но гораздо больше его заинтересовали иноземцы. - Среди вьючных многовато жеребых кобыл, - пробормотал он себе под нос. - Видимо, они взяли столько лошадей, сколько поместилось на кораблях, и выпускали их размяться и попастись на всех стоянках, а теперь прямо в пути увеличивают поголовье. Лошадки этой породы достаточно выносливы, и такое обращение им нипочем. - Те, кто сторожат корабли, тоже разводят лошадей, - сообщил Сандоваль. - Сам видел. - Что еще ты знаешь об этой компании? - Да я уже все рассказал. Кроме того, что видно отсюда, - почти ничего. Есть, конечно, отчет из архивов Хубилая, но ты же помнишь, там лишь кратко сообщается, что четыре корабля под командованием нойона Тохтая и ученого мужа Ли Тай-цзуна были посланы исследовать острова, лежащие за Японией. Эверард рассеянно кивнул. Нет смысла сидеть здесь и в сотый раз пережевывать одно и то же. Хватит тянуть, пора приступать к делу. Сандоваль откашлялся. - Я все думаю, стоит ли идти нам обоим, - сказал он. - Может, останешься на всякий случай здесь? - Комплекс героя? - пошутил Эверард. - Нет, лучше идти вместе. Ничего плохого я от них не жду. Пока, во всяком случае. У этих ребят хватает ума не затевать беспричинных ссор. И с индейцами они неплохо поладили, разве нет? А мы им вообще покажемся загадкой... Но все-таки я не прочь предварительно чего-нибудь хлебнуть. - И я. Да и потом тоже. Порывшись в седельных сумках, они вытащили свои двухлитровые фляги и сделали по глотку. Шотландское виски обожгло Эверарду горло и огнем растеклось по жилам. Он прикрикнул на лошадь, и оба поскакали вниз по склону. Воздух прорезал свист. Их увидели. Сохраняя спокойствие, Эверард и Сандоваль двинулись навстречу монгольской колонне. Держа наготове короткие тугие луки двое передовых всадников обошли их с флангов, но останавливать не стали. "Должно быть, наш вид не внушает опасений", - подумал Эверард. На нем, как и на Сандовале, была одежда двадцатого века: охотничья куртка-ветровка и непромокаемая шляпа. Но его экипировке было далеко до элегантного индейского костюма Сандоваля, сшитого на заказ у "Эберкромби и Фитча". Оба для вида нацепили кинжалы, а для дела у них были маузеры и ультразвуковые парализаторы тридцатого века. Дисциплинированные монголы остановились одновременно, все как один. Подъезжая, Эверард внимательно их рассмотрел. Перед отправкой он около часа провел под гипноизлучателем, прослушав довольно полный курс о монголах, китайцах и даже о местных индейских племенах - об их языках, истории, материальной культуре, обычаях и нравах. Но видеть этих людей вблизи ему пока не доводилось. Особой красотой они не блистали: коренастые, кривоногие, с жидкими бороденками; смазанные жиром широкие плоские лица блестели на солнце. Все были хорошо экипированы: на каждом сапоги, штаны, кожаный панцирь, покрытый металлическими пластинками с лаковым орнаментом, и конический стальной шлем с шипом или перьями на макушке. Вооружены они были кривыми саблями, ножами, копьями и луками. Всадник в голове колонны вез бунчук - несколько хвостов яка, оплетенных золотой нитью. Монголы внимательно наблюдали за приближением патрульных, но их темные узкие глаза оставались невозмутимыми. Узнать начальника не составляло труда. Он ехал в авангарде, за его плечами развевался изодранный шелковый плащ. Он был гораздо выше своих воинов и еще суровее лицом; портрет довершали рыжеватая борода и почти римский нос. Ехавший около него проводник-индеец сейчас с открытым ртом жался позади, но нойон Тохтай остался на месте, не сводя с Эверарда спокойного хищного взгляда. - Привет вам, - прокричал монгол, когда незнакомцы оказались поблизости. - Какой дух привел вас? Он говорил на диалекте лутуами, будущем кламатском языке, но с неприятным акцентом. В ответ Эверард пролаял на безупречном монгольском: - Привет тебе Тохтай, сын Бату. Да будет на то воля Тенгри [Тенгри, или "Великое Синее Небо", - дух неба, верховное божество у монголов], мы пришли с миром. Это был удачный ход. Эверард заметил, что монголы потянулись за амулетами и стали делать знаки от дурного глаза. Но человек, ехавший слева от Тохтая, быстро овладел собой. - Ах вот оно что! - сказал он. - Значит, люди запада уже добрались до этой страны? Мы не знали об этом. Эверард взглянул на него. Ростом этот человек превосходил любого из монголов, а его лицо и руки выделялись своими изяществом и белизной. Одет он был, как и все остальные, но не носил никакого оружия. Выглядел он старше нойона - ему можно было дать лет пятьдесят. Не сходя с лошади, Эверард поклонился и заговорил на северокитайском: - Достопочтенный Ли Тай-цзун, как ни печально, что мне, недостойному, приходится противоречить вашей учености, но мы родом из великого царства, лежащего далеко на юге. - До нас доходили слухи о нем, - сказал ученый, который так и не смог скрыть своего удивления. - Даже здесь, на севере, можно услышать рассказы об этой богатой и чудесной стране. Мы ищем ее, чтобы передать вашему хану приветствие кагана Хубилая, сына Тули, сына Чингиса - весь свет припадает к его стопам. - Мы знаем о Великом Хане, - ответил Эверард, - но мы знаем и о Калифе, и о Папе, и об Императоре, а также о прочих, не столь могущественных владыках. - Он тщательно подбирал слова, чтобы, не оскорбляя правителя Катая открыто, тем не менее деликатно указать ему его истинное место. - О нас же, напротив, известно немногим, ибо наш государь ничего не ищет во внешнем мире и не хочет, чтобы другие искали что-либо в его царстве. Позвольте мне, недостойному, представиться. Имя мое Эверард, и, хотя мой облик может ввести вас в заблуждение, я вовсе не русич и не из земель Запада. Я принадлежу к стражам границы. Пусть погадают, что это означает. - Ты пришел без большого отряда, - вступил в разговор Тохтай. - А он нам и не понадобился, - вкрадчиво ответил Эверард. - И вы далеко от дома, - добавил Ли. - Не дальше, чем были бы вы, досточтимые господа, в степях Киргизии. Тохтай взялся за рукоять сабли. В его глазах застыло подозрение. - Пойдемте, - сказал он. - Посол всегда желанный гость. Разобьем лагерь и выслушаем слово вашего царя. 3 Солнце уже низко стояло над западными вершинами, и их снежные шапки отливали тусклым серебром. Тени в долине удлинились, лес потемнел, но луг казался еще светлее. Первозданная тишина оттеняла каждый звук: торопливый говор горного потока, гулкие удары топора, пофыркивание лошадей, пасущихся в высокой траве. Пахло дымом. Монголы были явно выбиты из колеи и появлением незнакомцев, и столь ранним привалом. Их лица оставались непроницаемыми, но они то и дело косились на Эверарда с Сандовалем и принимались шептать молитвы - в основном, языческие, но слышались и буддийские, и мусульманские, и несторианские. Тем не менее, это не мешало им с обычной сноровкой разбить лагерь, расставить сторожевые посты, осмотреть лошадей, приготовить ужин. И все же Эверарду показалось, что они ведут себя сдержанней обычного. Под гипнозом он усвоил, что монголы, как правило, люди веселые и разговорчивые. Он сидел в шатре, скрестив ноги. Рядом с ним полукругом расположились Сандоваль, Тохтай и Ли. Пол устилали ковры, на жаровне стоял котелок с горячим чаем. В лагере это был единственный шатер - возможно, у монголов он был всего один и возили его с собой для таких торжественных событий, как сегодняшнее. Тохтай собственноручно налил кумыс в чашу и протянул ее Эверарду; тот шумно отхлебнул из нее (так требовал этикет) и передал чашу соседу. Ему доводилось пробовать напитки и похуже, чем перебродившее кобылье молоко, но он обрадовался, когда по окончании ритуала все стали пить чай. Заговорил начальник монголов. В отличие от китайца-советника он не умел сдерживаться, и в его голосе непроизвольно прорывалось раздражение: что это за чужеземцы, которые посмели не пасть ниц перед слугой Великого Хана? Но слова оставались вежливыми: - А теперь пусть наши гости расскажут о поручении своего царя. Не назовете ли вы нам сначала его имя? - Его имя произносить нельзя, - ответил Эверард, - а о его царстве до вас дошли лишь смутные слухи. Ты можешь судить о его могуществе, нойон, по тому, что в такой дальний путь он отправил только нас двоих и что проделали этот путь мы без запасных лошадей. Тохтай ухмыльнулся: - Кони, на которых вы приехали, красивы, но еще не известно, как они побегут по степи. И долго вы добирались сюда? - Меньше дня, нойон. Мы многое умеем. Эверард полез в карман куртки и достал два небольших свертка в яркой упаковке. - Наш господин повелел преподнести высокочтимым гостям из Катая эти знаки его расположения. Пока разворачивались обертки, Сандоваль наклонился к Эверарду и шепнул по-английски: - Понаблюдай за их реакцией, Мэнс. Мы сваляли дурака. - Почему? - Этим пестрым целлофаном и прочими штучками можно поразить варвара вроде Тохтая. Но взгляни на Ли. Его цивилизация уже создала искусство каллиграфии, когда предки Бонуита Теллера еще разрисовывали себя голубой краской. Теперь его мнение о нашем вкусе резко упало. Эверард еле заметно пожал плечами. - Что ж, он прав, разве не так? Их разговор не остался незамеченным. Тохтай взглянул на них с подозрением, но затем снова вернулся к своему подарку - электрическому фонарику; демонстрация его действия сопровождалась почтительными восклицаниями. Вначале нойон отнесся к дару с опаской и даже пробормотал заклинание, но, вспомнив, что монголу непозволительно бояться чего-либо, кроме грома, он овладел собой и вскоре радовался фонарику как ребенок. Патрульные посчитали, что лучшим подарком для такого ученого конфуцианца, как Ли, будет книга - альбом "Человеческий род", который мог произвести на него впечатление разнообразием содержания и незнакомой изобразительной техникой. Китаец рассыпался в благодарностях, но Эверард усомнился в искренности его восторгов. В Патруле быстро узнаешь, что изощренное мастерство существует при любом уровне технического развития. По обычаю, были преподнесены ответные подарки: изящный китайский меч и связка шкурок калана. Прошло довольно много времени, прежде чем прерванный разговор возобновился. Сандоваль ловко перевел его на путешествие их хозяев. - Раз вы так много знаете, - начал Тохтай, - то вам должно быть известно, что наше вторжение в Япон