лета красовалась следующая цитата: "Извини, старина, захотелось немного излиться..." И это не единственное подобное место, где она была использована. Вообще данному автору "везет" на вариации прочтения его в народе. Некто, кажется магнитофонщик из Казани Валерий Мустафин, а может быть, Дмитрий Бикчентаев, рассказывал, что группа товарищей, к которой принадлежит и сам Некто, давно уже называет "Песенку о голове" не иначе как "Песенка человека, мающегося животом и запертого в кабинке туалета казанского вокзала" (имелся в виду вокзал в г.Казани). Тут все пошло в ход -- и замок, и бумажная четвертушка, и утробный вой... Ну, что ж, у кого что болит... Сцена на слете "Костры-97" под Йошкар-Олой, увиденная Валерием Чудиновских (Екатеринбург). Представьте себе: над черным провалом очка сидит в характерной позе человек и в самый ответственный момент продолжает напевать себе под нос ланцберговский "Неуверенный монолог": "...все хорошее во тьму -- пожалуй, да -- отходит..." Невольный свидетель этого зрелища сам чуть было не отошел в ту же тьму, когда сопоставил фонограмму с видеорядом. Но надо отдать должное принципиальности безвестного героя, умудряющегося при любых обстоятельствах следовать принципу "Жить -- как петь!". По этому поводу вспоминаются строчки того же автора, но из другой песни: "И рад, что пронесло, и жаль, что не вернуть..." Неоднократно в народе рассказывалась и, может, слегка трансформировалась одна "история с географией". Дело было примерно так: В начале 80-х группа студентов биофака МГУ едет поездом на Беломорскую биостанцию, дорогой поют песенки. Их вполуха слушают соседи -- мурманские морячки, возвращающиеся в родной порт. Компания добирается до "Зеленый поезд виляет задом..." -- и тут, на словах "кому на север, а мне налево..." морячки сгибаются от хохота. Выясняется, что в Мурманске у них существует две -- как бы это сказать, касты, что ли -- одни, выходя из порта, плывут как раз на Север, а другие -- налево, в загранпорты Скандинавии... А Юлия Рубинштейн, автор песен из Ижевска, описала такой случай. Провожали на поезд кого-то то ли из друзей, то ли из гостей клуба. Пели на перроне хорошие песни. Под это дело собралась толпа любопытных. Ну и, как положено, тут как тут оказался сотрудник правоохранительных органов, а попросту -- мент. И решил он навести надлежащий порядок, то бишь ликвидировать несанкционированное скопление. А дело было осенью 1993 года, как раз в дни противостояния Бориса Николаевича и Руслана Имрановича. И в этот момент звучали бессмертные строки все того же злополучного автора -- про "бой Руслана с Головой". И сказал народ менту, чтобы он оставил поющих (и слушающих) в покое: -- Правильную песню поют! Про Хасбулата! Воистину, новые песни придумала жизнь! Лет через десять после своей кончины Юрий Визбор стал крупным собственником благодаря строчке "Когда придет мой пароход..." А кто бы мог предположить в середине 70-х,, какую окраску обретут лет через двадцать строчки из посвящения Б.Окуджаве Вадима Егорова: "Я кончаю, я кончаю, Отбуянил, откричал"! Мистика! Диалог в КСПшной конференции компьютерной сети ФИДО. Участники -- Игорь Черток (Иркутск) и Дмитрий Палец (Киев). Ноябрь 1998 г. Тема: иркутский автор Олег Медведев. Д.П.: -- Прибежала как-то давеча к одному моему другу кассета с этим автором. Мне он не показался, а вот друг этот самый почти что в восторге. Вот и попросил разузнать, кто таков. И.Ч.: -- Тридцатидвухлетний строитель. Тебя такая информация интересует? Вообще, по замечаниям людей, близко его знающих (причем разные люди говорят в один голос), он как поэт больше себя как человека. Может написать "Каждый кузнец -- язычник", а потом узнать, что это так и есть. Или спеть про анемию, а потом спрашивать у знакомых, что значит это слово (оба примера реальны). Но что самое интересное -- слова-то использует в правильных значениях! На вопрос, откуда берет -- отвечает, что, мол, догадался. Понятно, что где-то слышал, встречал, скользил краем глаза. А потом переварил и, хоть убей, не знает, как. Сказано -- сделано. Из интервью, данного Олегом Митяевым спецкору астраханской газеты "Трибуна" Елене Решетняк, более известной в качестве автора песен. О.М.: -- Недавно мы были на гастролях в Израиле (с концертом "Песни нашего века"). Как только мы прилетели, в аэропорту ко мне подошел мужчина и сказал: -- Знаете, когда мы собираемся возле синагоги, то поем вашу песню "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". Нам кажется, что она наиболее полно отражает идею еврейского народа собраться на обетованной земле". С учетом специфики аудитории... Владимир Качан рассказывал, что в свое время он надолго исключил из репертуара песню Б.Окуджавы и И.Шварца "Кавалергарда век недолог..." после того, как однажды, привычно выводя "не обещайте деве юной любови вечной на земле...", он вдруг вспомнил, кому он это поет: дело происходило на концерте для работников ЗАГСов. Вероятно, нечто подобное испытал и Олег Митяев, когда его во время благотворительного выступления в исправительно-трудовой колонии заставили-таки спеть коронную "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!". Ситуации, как и идеи, витают в воздухе. На первой полосе газеты "Известия" за 24 октября 1997 г. справа внизу красуется рисунок В.Федорова (Челябинск). Камера. Пятеро мужчин во всем полосатом (но явно не матросы). Реплика одного из них: -- Как здорово, что... (см. выше). Но не все так печально. Сергей Кульбака (г.Переславль-Залесский) вспоминает, каким энтузиазмом была охвачена аудитория в подобном заведении, когда они с братом Николаем и другими участниками ансамбля политической песни (дело было в начале 80-х) пели, казалось бы, стереотипные слова о том долгожданном, но неизбежном моменте, когда решетки заржавеют, "темницы рухнут, и свобода..." Это было прекрасно! А вот что вспомнил Григорий Дикштейн (Харьков -- Чикаго). В 1980 году выступал он в харьковском Дворце студентов и спел там песню, вообще говоря, посвященную правозащитнику Генриху Алтуняну, отбывавшему в то время срок. Песня называлась "Лесные пожары", и каждый ее куплет заканчивался словами "Но смерть не пугает -- страшнее / коль нечем дышать!" Было в ней и много других огнедышащих слов. Через несколько дней Григорию звонят на работу: -- С Вами говорят из пожарного управления. У нас скоро юбилей управления, по этому случаю концерт, и мы хотим попросить Вас спеть на нем песню "Лесные пожары". И, наконец, история, которую рассказал Алексей Груздков (Санкт-Петербург.) На концерте в Новосибирском академгородке (ну, публика, понятно, ученые, академики там разные) выходит молодой Евгений Клячкин. Ставит ногу на стул и, перебирая струны, задумчиво произносит: -- Что бы вам спеть такого, попроще? Голый натурализм. Рассказывает Борис Гордон. Сотрудница аппарата Совета Федерации, много лет играющая в любительской студии, разучивает к спектаклю песню Елены Фроловой на стихи Марины Цветаевой. Над цветаевскими словами "Пойду и стану в церкви // И помолюсь угодникам // О лебеде молоденьком" девушка на минуту задумывается и, как подобает студийной актрисе, соображает, как она будет представлять себе образ молодого лебедя. "Нет ничего проще, -- говорит ее молодой человек. -- Он же теперь у вас в верхней палате будет заседать". После страшной паузы: -- Что ж ты наделал, изверг?! Я ж теперь ни один спектакль не отыграю! Как представлю себе Алексея Иваныча... Общее место. Рассказывает Наталья Дудкина. -- На каком-то из конкурсов Борис Вахнюк прослушивает молодых авторов. К нему подходит молодой автор Сережа Шмитько и поет свою песню, после чего Вахнюк говорит: -- Вы знаете, Сергей, это вообще-то неплохая песня, но меня всегда наводят на странные мысли фразы -- такие, как, например, у Клячкина: "Не гляди назад, не гляди", или как у Вас: "Хоть клей назад листки календаря" (на слове "назад" он плюнул на воображаемую бумажку и показал, на какое место клеить). Вообще с фразировкой и дикцией порой приходится быть особенно аккуратным. Станислав Соловкин (Москва) напомнил, как на слете "Костры" под Краснодаром в 1992 году на творческой мастерской Ланцберга некий молодой человек спел фразу "...и бокал наш не выпит до дна...", по поводу чего получил от маэстро совет -- после союза "и" делать цезуру, чтобы оно не сливалось в "ибо" со всеми вытекающими... Не мытьем, так каканьем. Группа исследователей-энтузиастов составляла частотный словарь произведений Михаила Щербакова: загнала в компьютер все доступные тексты и заставила умную программу подсчитать для каждого слова, сколько раз оно в этих текстах встречается. Программа была настолько умная, что сама определяла грамматическую принадлежность слова (существительное, глагол и т. п.) и распознавала потом это слово во всех его формах: падежах, лицах, числах и т.д. Когда работа была сделана, ее авторы, проверяя возможности своего детища, поинтересовались, в частности, какой глагол у Щербакова самый употребительный. И получил ответ: глагол "мыть". Авторы переглянулись: они неплохо знали тексты Щербакова и что-то не замечали там обилия этого глагола. Тогда они спросили, какой глагол следующий по употребительности, и программа уверенно ответила: глагол "какать"... Только шок, пережитый авторами работы, заставил их вспомнить, что а) программа считает деепричастия не самостоятельными словами, а формами соответствующих глаголов, и б) никто не сказал ей о такой штуке, как ударение, которым и различаются "какая"-местоимение и "какая"-деепричастие. Тогда-то выяснилась и причина лидерства глагола "мыть" -- у него кроме деепричастия есть еще и подходящая форма повелительного наклонения... Специфический слух. Питерский журналист Алексей Дудин воспринимает слова одной из песен А.Коздовского "...рисовал, как умел..." несколько иначе: "...рисовал каку мел..." Кому что! "Вот и все. А все-таки мне жаль их..." Рассказывает Денис Рогаткин. -- "Сонные звезды над лесом мигают, // Кони храпят, снег алеет с рассветом..." -- так начинается песня Александра Краснопольского "Прощание". На одном из фестивалей с этой песней выступает очаровательная девушка: "Сонные звезды над лесом мигают, Кони храпят и колеют с рассветом..." Рассказывает Берг: -- Подарили мне кассету, где не то "Ласковый май", не то "Белые розы" поют мою песню "Художник". Не буду долго описывать отличие их видения этой песни от моего (слова, музыку, отсутствие рифм там, где раньше были...) -- только один момент. У меня: "В сером плаще -- это я за углом..." У них: "Всё воплощенье -- это я за углом..." Чего!?!? Рассказывает Борис Жуков. Доводилось слышать, как в известной песне А.Дольского слова "Вот Синьяка оранжевый мыс, // Вот поля и дороги Овера..." преподносились как "Вот свинья, как оранжевый мыс, // Вот поля и дороги абвера..." Из такой песни слова не выкинешь. Рассказывает Борис Жуков: -- На "Втором канале"-98 (Грушинский фестиваль) проходил прослушивание екатеринбуржец Сергей Беляев. У кого-то из жюри возникли сомнения по поводу какого-то употребленного им в песне слова -- то ли оно было неправильно употреблено, то ли, по крайней мере, имело еще и другое значение, порождавшее двусмысленность. -- Нет, тут все правильно, -- не согласился Сергей, -- Я же песни со словарем пишу! Лошадиная специфика. Рассказывает Виктор Берковский: -- Однажды одна дама, которая когда-то, когда были съезды партии, в Белоруссии, в Минске готовила пионеров, чтобы они выходили строем и рапортовали съезду, что у них все в порядке, сказала: -- Витя, я Вас ненавижу. Я очень удивился: до сих пор ни одна женщина мне этого еще не говорила. -- За "Гренаду", -- уточнила она. -- Дети под Вашу "Гренаду" не могут маршировать. Я спросил: -- А вы на лошадях не пробовали? "И кто кого переживет..." Рассказывает Борис Гордон (Москва). В 1999 году Константин Тарасов начал выпускать серию альбомов "Разрешите Вам напомнить о себе" -- авторские фонограммы Визбора, "почищенные" на компьютере и дополненные тарасовскими инструментальными аранжировками. Виктору Берковскому первый альбом понравился настолько, что он спросил: -- Костя, а ты можешь мне сделать то же самое, но при жизни? -- Знаете, Виктор Семенович, -- ответил Тарасов, -- вы в студии с музыкантами так работаете, что это, может, и получится при вашей жизни -- но не при моей! Одна -- хорошо, а три -- лучше. Рассказывает Берг. Детали помог вспомнить Владимир Альтшуллер. У московских КСПшников возникла идея организовать концерт Александра Дулова в режиме "нон-стоп". Объясняли они это тем, что на обычных его концертах за вычетом комментариев на песни остается слишком мало времени, а так хочется послушать побольше! И вот 11 февраля 1999 года такой концерт действительно состоялся. Ему предшествовали прогоны, так как петь бард должен был при поддержке сразу двух аккомпаниаторов -- искушенного Александра Костромина и молодого, но академически образованного в области авторской песни Льва Кузнецова. Говорят, те немногочисленные свидетели прогонов, состоявшихся, как и сам концерт, в Центре авторского творчества, были вознаграждены больше, чем зрители на концерте: Дулов, не умеющий ничего делать "вполноги", на репетициях выложился так, что на концерт не осталось ни голоса, ни сил. Мне довелось присутствовать на втором прогоне, 10 февраля. Репетируется песня "На краешке лета" на стихи Владимира Попова. С самого начала идет какая-то фальшь. Голос из зала: -- В какой тональности песня? Лева Кузнецов: -- В до миноре. Саша Костромин: -- Нет, это ля-минорная песня! Александр Андреич: -- А я ее в до-миноре играю... Технические ограничения. Продолжает Берг. На том же прогоне. Песня про геологов, идущих по болотам, на стихи Вячеслава Лейкина. На словах "Мы хотели поужинать рацией, / а она оказалась железной" Дулов прерывает пение и обращается к Леве Кузнецову: -- Лева, здесь нужно сделать какой-нибудь звук, по струнам, что ли, ударить: "железной"! Звук металла нужен. -- Не могу, Александр Андреевич: они у меня нейлоновые! Не связывайтесь с неудачниками! Борис Гордон рассказывает, как однажды он спел известному рок-барду Алексею Дидурову одну из недавних своих песен. -- В принципе это мне не близко, -- сказал маэстро. -- Однако сделано очень чисто. Единственный мой вам совет: бросьте писать песни на стихи ваших неудачливых, комплексующих и несостоявшихся друзей. Гордон не стал ему говорить, что автором стихов был Иосиф Бродский. Что-то слышится родное... Рассказывает Борис Жуков (Москва). -- 1992 год. Москва вместе с прочими регионами готовится к 1-му Международному фестивалю авторской песни в Алма-Ате (так, впрочем, и не состоявшемуся по сей день). Судейская бригада на предварительном прослушивании выслушала очередного соискателя. Александр Васин тихо насвистывает мелодию только что прозвучавшей песни, варьируя ее то так, то сяк. Заметивший это Дулов обращается к нему: -- Что, на что-нибудь похоже? -- На все похоже... А что-то главное... Леонид Сергеев в ноябре 1999 г. рассказал журналу "ЭКС" (?4, январь 2000 г.) в лице его корреспондента С.Шибаева: -- На одном из конкурсных концертов товарищ с Украины поёт такую длинную песню: любовь моя, я для тебя сварил бы звёздный суп, приправил его лунным светом и всё в таком роде. Сложная драматургия, образ непростой и даже странный, честно говоря. Ну, сварил он этот суп, замолкает, пауза. И в этой тишине довольно громкая реплика из зала: -- Чувак, мясо забыл! Универсал. Рассказ Александра Карпова (из московской газеты "БардАрт" ?20 за 1998 г.). Так уж вышло, что в 96-м году трехсотую годовщину основания Петром I российского флота отмечали раза четыре. По крайней мере, бардов из "32-го Августа" в течение года именно столько раз приглашали на мероприятия, посвященные данному событию. Откуда пошла столь общая любовь морских волков к "32-му", установить уже сложно. Тем более, если учесть, что у ассоциантов песен о море -- раз -- и обчелся... Но факт остается фактом. Вот так однажды Белый и Карпов попали на радио "Надежда". Передача посвящалась все той же годовщине российского флота. Перед началом записи ведущая радостно попросила бардов петь песни о парусах, кораблях и лазурных волнах. Карпов тут же вскочил и засобирался к выходу, отмахиваясь от остальных со словами оправдания, что нет у него ни единой песни о воде вообще. А если где какая жидкость и поминается, то и та пивом зовется... -- Ну, а о России есть какая-нибудь песня? -- в отчаянии спросила ведущая. -- Или что-то такое, в народном стиле?.. Карпов остановился и задумался. После недолгого вспоминательного процесса было решено, что будет он исполнять "Сказ". Песня эта представляет собой что-то вроде ярмарочного зазывания скомороха. Ну, там: "Хлеба-соли вашему доброму городу / меду-пива на мои усы да бороду", и все в таком духе. В результате чудовищной ошибки при монтаже запись пошла в эфир в следующем виде. Ведущая: -- ...Ну а теперь, давайте, наконец-то, послушаем настоящую морскую песню!.. Песню о морских просторах и об отважных моряках... Саша, Вам слово!.. И тут, неожиданно для всех примкнувших к радиоприемникам слушателей, на всю страну раздается скоморошья песня 0'Карпова. Отсмеявшись, Игорь Белый написал песню, которая подходила бы и ко Дню моряка, и ко Дню милиции, и ко Дню ВВС. Это, разумеется, была песня о барже... История лошади. Рассказывает Игорь Грызлов (Москва). В конце 60-х годов один знакомый Юлия Кима, психиатр по профессии, предложил ему необычную экскурсию -- в психиатрическую лечебницу. Ким счел, что такой опыт может быть полезен ему в самых разных отношениях, и согласился. Его Вергилий показал ему впечатляющую коллекцию душевных недугов -- олигофренов, каталептиков, жертв алкогольных психозов... Последним в программе оказался некий Кузьмич -- благообразный бодрый старичок, лет тридцать проработавший председателем колхоза. Провожатый Юлия Черсаныча задал ему множество вопросов: какое на дворе время года, как называется этот город, кто сейчас президентом в Америке и т. д. На все вопросы Кузьмич отвечал совершенно правильно, уверенно, осмысленно, с интонациями нормального человека. В какой-то момент Киму показалось, что то ли это он сам сошел с ума, то ли прямо на его глазах его приятель участвует в страшном преступлении -- насильственном помещении в сумасшедший дом заведомо здорового человека. Но тут "экскурсовод", видимо, убедившись, что произвел на гостя нужное впечатление, вдруг сказал: -- Ладно, Кузьмич, последний вопрос: лошадь-то где? -- Лошадь-то? -- спокойно и обреченно произнес пациент. -- За углом, где ж еще... Сейчас Пахомыч приведет. Прошло почти 20 лет, прежде чем полученные в тот день впечатления отлились в песню "Лошадь за углом". ...А так все верно! Рассказывает Юлий Ким: -- Натан Эйдельман (историк -- прим. сост.) прослушал мою песню "Бомбардиры" из цикла "песен 1812 года": -- Хорошо, очень хорошо. Только вот... Ну это, конечно, неважно, ты ничего не меняй, просто дело в том, что в 1812 году в русской армии чина генерал-аншефа уже не было. Но ты пой, как поешь. Только вот еще... Ну это уж совсем мелочь, но правильнее произносить не "гренадёр", как у тебя, а "гренадер". Но это ерунда, не обращай внимания. Только вот... И таких "только вот" он мне наговорил столько, что я потом, наверно, около года эту песню не пел. Но после каждого он повторял: -- Но это неважно, ты пой. Пой и ничего не меняй! Стандарт на вдохновение. Рассказывает Берг. -- Году в 77-м одну заслуженную деятельницу КСП занесло из ее родной "северной столицы" в обыкновенную, в частности, в квартиру ныне известного, а тогда еще не очень, барда -- единственного, кто в определенном смысле поплыл против "течения": почти все провинциальные знаменитости рано или поздно мигрировали в Москву, он же, наоборот, в провинцию. Но это случилось лет на десять позднее. А в то время, попав в его живописную комнату, все стены которой утопали в рисунках и фотографиях детей, она растрогалась и сочинила экспромт. Естественно, он посвящался хозяину жилплощади и был торжественно приколот булавкой на стену над его кроватью. Гостья вообще славилась в народе как большая мастерица писать экспромты и через год-полтора, вторично оказавшись в этой же квартире, не удержалась от нового всплеска творчества. Зафиксированный, как и в прошлый раз, рукою автора результат был подколот туда же, где висело предыдущее посвящение. Я держал в руках эти листочки. Они не отличались не только почерком, но и текстом. Видимо, действительно существует то, что мы называем законами творчества, именно законами: при повторении эксперимента в тех же условиях неизбежно получается такой же результат! Профессионализм в законе. Вспоминает Вера Романова: -- Сергей Никитин как-то рассказывал, как ему позвонила Жанна Бичевская, которая в то время тоже исполняла их с Берковским песню "Под музыку Вивальди", да и говорит: -- Вы, наверное, перепутали: почему-то сначала припев, потом два куплета, потом опять припев... А нужно: запев -- припев, запев -- припев. Никитин пытается ей объяснить, что нет, мол, не перепутали, а именно так и задумано. На что Бичевская с глубоким чувством собственного достоинства заявляет: -- Молодой человек! Не дай вам бог, конечно, сделаться профессионалом, но я-то -- профессионал и знаю законы сцены. Всегда должно быть: запев -- припев, запев -- припев! ВЕЛИКАЯ СИЛА ИСКУССТВА Лирика по тревоге. Рассказывает Александр Городницкий: -- Поздней метельной ночью мы почему-то решили зайти "на огонек" в дежурное помещение начальника туруханского аэропорта. Сам аэропорт представлял собой обычную грунтовую взлетно-посадочную полосу, быстро раскисавшую под любым дождем, а здание аэропорта было потемневшей и покосившейся на мерзлотной почве от времени избой. Начальник же аэропорта, судя по рассказам, был человеком далеко не заурядным. Мне уже довелось вскользь познакомиться с ним предыдущей весной в мае, когда, приходя к нему, я безуспешно выспрашивал у него вертолет для заброски на весновку, а он неизменно выставлял меня вон, точно указывая, куда именно я должен пойти. Меня еще тогда поразил его неизменно хмурый и похмельный вид, и я поинтересовался причинами такой постоянной мрачности. Причины, как выяснилось из рассказов, были серьезные. Всего лишь год назад этот неприветливый и обрюзгший человек был майором военной авиации, пилотом первого класса, и командовал где-то под Москвой эскадрильей тяжелых реактивных бомбардировщиков. Примерно через месяц ему должны были присвоить очередное воинское звание подполковника и назначить начальником штаба полка. Был он высок ростом, статен и широкоплеч, и очень гордился личным сходством с "великим летчиком нашей эпохи" Валерием Павловичем Чкаловым. Именно это сходство его и подвело... ...Всем известна нашумевшая в свое время, еще до войны, история, как Чкалов на пари со своими друзьями-летчиками пролетел на самолете под главным пролетом Троицкого моста над Невой в Ленинграде... Герой нашего рассказа, всерьез относясь к своему сходству с великим летчиком, решил во что бы то ни стало повторить чкаловcкий подвиг. А поскольку больших мостов через реки в Подмосковье не оказалось, то он на пари с такими же асами посадил свой тяжелый современный реактивный командирский бомбардировщик на Можайское шоссе, и посадил, как утверждают очевидцы, классно. Не успел он принять поздравления и почать бутылку из трех ящиков выигранного им на пари коньяка, как дело о нем уже было передано командованию ВВС. К тому же еще совершенно некстати выяснилось, что по Можайскому шоссе пролегает трасса личных автомашин особо ответственных товарищей. В итоге недолгого, но сурового разбирательства бывший командир эскадрильи был от командования отстранен, из майоров разжалован и из военной авиации навсегда уволен. Для исправления он послан был в Туруханск в Полярную авиацию, командовать аэродромом без права полетов. Потому-то и пребывал в перманентно хмуром состоянии. Услышанная романтическая история только укрепила в нас желание немедленно пообщаться с начальником аэропорта, и мы, несмотря на поздний час, осторожно постучались к нему. В его полупустом кабинете, на огромном деревянном рубленом столе, за которым он сидел, подперев щеку кулаком, стоял селектор, соединявший его с аэродромными службами, пара телефонов и небольшой дюралевый бачок с так называемым "антиобледенителем". "Антиобледенителем" называется специальная жидкость, которая разбрызгивается на плоскости летящего самолета в северных широтах, чтобы они при полете в облаках и тумане не покрывались льдом и самолет не падал. Говорят, что в последние годы, благодаря успехам отечественной (а может быть, зарубежной) химии, для летчиков изобрели что-то такое, что можно только лить на плоскости, но в то отсталое время это был чистый спирт-ректификат. Посидев с хозяином, встретившим нас с неожиданным радушием, минут двадцать, я решился показать ему свою песню про полярных летчиков, не сказав, конечно, что это моя, во избежание неожиданных последствий (я уже говорил, что он был человеком невычисляемым). Когда, немного пригубив антиобледенителя, я эту песню спел, он действительно совершил поступок довольно неожиданный. Включив селектор, он объявил по аэродрому боевую тревогу, и когда минут через пятнадцать в кабинет набились испуганные и полуодетые люди, он нетвердым голосом приказал: -- Немедленно проснуться, отложить все дела и начать хором разучивать новую песню. На следующий день его сняли и с этой должности. В бумаге, посланной по его персональному делу в Главное управление Полярной авиации, значилось, что он, "грубо используя служебное положение, пытался принудить во внеслужебное время сотрудников и сотрудниц (подчеркнуто особо) разучивать нецензурную песню неизвестного содержания". Понесенное им вторичное наказание не было, видимо, слишком долгим, уже через пару лет выяснилось, что он снова стал летчиком, на этот раз уже в системе Полярной авиации. А поскольку летчик он был действительно классный, то дела его довольно скоро пошли в гору. К середине шестидесятых он уже стал начальником крупного авиапредприятия на Северо-востоке, был награжден орденами и впоследствии с почетом ушел на пенсию. А песня осталась на Крайнем Севере как безымянная. Когда деньги "не играют рояли". Рассказывает Николай Адаменко (Харьков), хотя Дмитрий Бикчентаев (Казань) утверждает, что это -- чистейший "фольклор". -- Дело было во второй половине 80-х, когда Андрей Козловский еще работал сварщиком "на северах" и "на материке" появлялся с карманами, оттопыривавшимися от обилия билетов Госбанка СССР. И вот он сидит в компании своих казанских друзей в не очень меблированной квартире какой-то общей знакомой. Сидят, "квасят". В какой-то момент горючее заканчивается, а энтузиазм еще нет, и Андрей как наиболее кредитоспособный участник события вызывается пополнить запасы. Исчезает он надолго. Когда оставшиеся уже почти свыкаются с мыслью, что его планы на остаток дня изменились круто и окончательно, на лестнице возникает какой-то шум, возня, звучат грубые мужские голоса и раздается звонок в дверь. Хозяйка открывает, и незнакомые мужики под руководством Андрея вкатывают не очень старое пианино. -- Вот, -- говорит Андрюша, -- зашел по ошибке в комиссионку, увидел эту штуку и понял, чего нам недоставало. Ну, добавили, помузицировали, стали расходиться. Уходит и Андрей. Хозяйка: -- А пианино? -- Так ведь, может, не в последний раз... Удалось навести справку по данному эпизоду у самого Козловского. -- Не было этого в Казани. В Вологде было. Это пианино рублей двести стоило всего-то. -- А что ты сказал, уходя? -- Не помню: пьянка же была! Лекарство для души, и не только. Рассказывает Александр Иванов. Концерт в Москве. Саша поет и вдруг замечает, что один зритель время от времени что-то записывает в записной книжке. Кто он и что пишет? Вроде бы не гэбэшник -- времена уже не те. Тогда кто? В перерыве этот человек подходит к Саше и говорит, мол, знаете, Ваши песни обладают зарядом энергии, способным производить целенаправленное лечащее воздействие на человеческий организм. Я вот тут отметил: эта песня -- "от головы", эта -- "от сердца", эта -- "от почек"... Тут сидящий поблизости известный визборовед Р.А.Шипов тихонько шепчет Иванову: -- Спроси его, а нет ли у тебя чего от геморроя? Рассказывает Елена Настасий: -- Волгоград 1995 г. Едем на "посиделки" после концерта Мищуков. -- Вадик, очень уж я люблю Ваши песни. Особенно одну. Я ее мужу частенько напевала, когда мы, случалось, поссоримся. Такая бракоукрепляющая песня! Вадим переглядывается с Валерой: -- Что-то не припомню у нас таких. -- Ребята, ну как же? "До свиданья, до свиданья, ничего не обещай. До свиданья, до свиданья -- это все жене прощай!"... (В авторском варианте -- "это все же не "прощай".) Кимельфельд и нимфы. Кто-то рассказал. Дело было в Киеве в середине 70-х годов. Сидят на бульваре на лавочке трое -- Дима Кимельфельд и две живописные особы альтернативного полу. Поодаль маячит и, судя по всему, мается четвертый -- страж порядка. Мается оттого, что не может разрешить проблему: если мужик, сидящий на лавочке (а это, как вы поняли, Кимельфельд) пьян, причем до безобразия, то почему трезвым девочкам так хорошо с ним и весело? А если он тверез, то почему так похож на пьяного? Ну, почему похож, вы тоже догадались -- по причине незаурядного артистического дарования. Но всему прекрасному рано или поздно приходит конец, и по изменениям в оттенках поведения мента Дима понял, что тот уже почти решился на исполнение служебного долга, и с шуткой пора завязывать. Концовку Дима придумал весьма изящную -- разыграть пантомиму с воображаемыми стаканом и бутылкой водки. А позади скамейки рос пирамидальный тополь с низко расположенными ветвями. И Дима со словами "Вот сейчас я возьму стакан..." засовывает в листву руку и... достает пыльный граненый стакан, о существовании которого он, естественно, не подозревал. Туши свет! Рассказывает Евгения Кузнецова (Хайфа). 11 декабря 1998 года после концерта пошли гулять в ресторан. Дело было в Хайфе. Там были Юрий Кукин, Евгений Гангаев (президент хайфского КСП) и еще несколько человек. Сидели, пили, слушали негра, который под минусовку пел джаз. Через некоторое время Женя Гангаев начал громко на весь ресторан петь "Гостиницу". Кукина это стало очень сильно раздражать. -- Женя, перестань! Ноль эмоций. Пение продолжается. -- Женя, я прошу, перестань! Я не знаю, что я сейчас сделаю. Я сейчас свет тут везде выключу! Моментально в ресторане гаснет свет, затихает фонограмма и негр застывает с микрофоном в руке. Гангаев тоже замолкает. -- Ладно, Юра, включай свет, я больше не буду. Кукин щелкает пальцами, и через несколько секунд свет зажигается, включается фонограмма, и негр продолжает с того же места. Эту историю Кукин рассказывал 15 декабря на концерте в Тель-Авиве. Сам он ее тогда назвал "История про то, как я негра выключал". Что и было сделано. Грустный случай. Рассказал кто-то из екатеринбуржцев. На фестивале "Ильмены-94" Петр Старцев спел песню, в которой были слова: "Успокой скорей поэта, озеро Ильмень!" А на следующий день спасслужбы стояли на ушах: кто-то утоп. Правда, не из участников фестиваля, а из соседней турбазы или чего-то вроде этого. А на фестивале искали снарягу для спасработ и желающих в них поучаствовать. Но все равно. А вдруг он был поэтом? Такие дела. От любви до ненависти... По случаю очередного национального траура руководство "Радио России" велит Татьяне Визбор срочно заменить фоновую музыку в своей программе. Татьяна вспоминает, у кого есть много грустной инструментальной музыки и командует Борису Гордону: -- Вместо музыки ставь Слабикова! В этот момент в аппаратную входит Максим Кусургашев-младший, ловит конец разговора и в ужасе спрашивает: -- За что ж вы Слабикова так не любите? Комментарий Бориса Жукова: ну как тут не вспомнить коронную фразу молодого Михаила Задорнова: "Звучит музыка и произведения советских композиторов"! Как впервые. Начало 70-х. Москва, Институт органической химии, вечер Евгения Евтушенко. Когда он закончился, уговорили поэтта поехать с компанией бардов домой к Александру Дулову в район метро "Академическая" -- попеть песни на его стихи. Кроме хозяина квартиры и виновника торжества с невестой-англичанкой, были Виктор Берковский, Татьяна и Сергей Никитины -- всего человек двадцать. Евтушенко внимательно слушал песни. Особенно ему понравилась "Коррида". Дослушав ее, он не удержался: -- Ге-ни-альные стихи! С первой попытки. Напомнил Николай Адаменко (Харьков), затем -- независимо и слово в слово -- Сергей Данилов (Петербург). Год примерно 88-й. Лагерь "Орленок" под Туапсе. Дом вожатых. Около полуночи. Адаменко пытается познакомить Берга со своими друзьями и их творчеством. Саша Гейнц и Сережа Данилов начинают с песни "Голубой ледопад". Не проходит и минуты, как дуэт пополняется третьим "голосом" -- храпом Берга. -- Вот это да! -- восхищается Адаменко. -- Впервые вижу человека, который "вырубил" Берга с одной песни! Комментарий Берга: -- При сем присутствовал. Как проснулся -- помню. Как заснул и потом спал -- нет. Храпа не слышал, это однозначно! Если изоляция не информационная, жить можно! Известный на Кавказе автор песен Валерий Митрофаненко рассказывал о том, как после возвращения со второго всесоюзного фестиваля авторской песни в Таллине осенью 1988 года он с удвоенной энергией включился в деятельность ставропольского Народного фронта, за что и оказался брошенным на десять суток в местные застенки. И вот он "отбывает", а там, на воле, кипит жизнь и пресса печатает статьи о прошедшем фестивале, что к зэкам, понятно, никакого отношения иметь не может. И вот однажды в камеру вошел мент и спрашивает: -- Кто тут Митрофаненко? -- Я, -- отвечает Валера. -- Вам велено передать, что Ваша песня опубликована в журнале "Музыкальная жизнь", -- строгим голосом сказал надзиратель и вышел. Не влезай: убьет! Кто-то, кажется, москвич Станислав Колеников, рассказал, как один из его знакомых с некоторых пор (и довольно долго, не меньше года) старался не пользоваться троллейбусом как средством передвижения, а все из-за строчки в песне Ланцберга: "Мокро. Бьет от троллейбусов током." Ночной кошмар. Рассказывает Ольга Уварова (Москва). -- Когда Митяев с Казанцевой выясняли, кто кому нравится, я не выдержала и говорю: -- Олег, от тебя моя дочь плачет! Он расцвел, обрадовался. Пришлось объяснить, что имеется в виду... В 1995 году мы с Ленкой были на Грушинском вдвоем. Я ушла к тольяттинцам позвоночник править, а Ленка с Ирой пошли на концерт. Я их, конечно, на Горе потом не нашла, потом у меня всякие дела были... Прихожу, наконец, на стоянку, а ребенок в палатке плачет. Я говорю: -- Ты чего? -- Да-а, ты ушла-а, нас не нашла-а, а там на сцену Митяев выле-е-ез! -- и ревет. Я говорю ей: -- Ну, ты не плачь, Митяев со сцены уже слез... Еле успокоила! Необщительный дух или Легенда мастрюковских озер. Когда главный концерт XXIV Грушинского фестиваля подходил к концу и вышедший на Гитару Олег Митяев рассказывал публике, как бы он хотел посидеть на кухне с Юрием Визбором, поговорить с ним, попеть, выпить и т. д., внезапно начался сильнейший ливень. Вообще-то ливни и грозы на Грушинском -- не редкость, но этот помимо высокой мощности отличался мгновенным выходом на нее: только что не было ни капли -- и разом стена воды. Концерт оборвался, огромная толпа покинула Гору с максимально возможной скоростью и только чудом обошлось без серьезных травм. Уже на следующий день по лагерю ходила такая версия: -- Митяев вышел на Гитару и призвал на нее дух Визбора. Ничего не ответил ему Юрий Иосифович, только дернул цепочку Большого Унитаза -- и фестиваль смыло. Кстати, в те несколько секунд, что отделяли неосторожные слова Олега от разверзания хлябей небесных, налетевший порыв ветра развернул парус на Гитаре -- и Гора успела увидеть, как изображенный на нем Валерий Грушин смущенно отворачивается от Митяева... Но это не все. Сергей Лебедев (Москва) утверждает, что Олега И Юрия Иосифовича действительно связывают сверхъестественные отношения. Когда 21 июня 1998 года в Москве на гала-концерте памяти Визбора Митяев запел свое ему посвящение (то самое, к которому год назад подбирался на Грушинском), на столицу обрушился неслыханной силы ураган, поломавший несколько зубцов кремлевской стены. Расстояние между сценой и стеной было не больше пары сотен метров. Видимо, есть в Олеге Митяеве нечто демоническое. Вот что поведал Александр Сапожников (Челябинск). История произошла на 21-м Ильменском фестивале, 14 июня 1997 г. 13 июня стало известно о смерти Булата Окуджавы, и ни один концерт на фестивале не обходился без исполнения его песен. По плану -- концерт Олега Митяева, собираются тучки, Митяев пугает переносом концерта, народ тихо возмущается, Олег поёт. Тучки вскоре заволокли небо, заморосил дождь, Олег Митяев с присоединившимся к нему Петром Старцевым продолжают петь, уже под зонтами, которые держат некоторые зрители... И тут Олег решил сменить тему: вместо своих песен попеть Окуджаву. Зрители (числом не менее тысячи человек), несмотря на дождь, дружно подпевали. Спели песню, ещё одну... Дождь кончился, к третьей песне выглянуло солнце, Митяев переключается на своё, проходит пара минут -- и снова льёт дождь. И даже это не все. На Грушинском 1998 года в народе возникла версия, что мгновенное исчезновение огромного количества комаров, которые на этот раз отличались рекордными размерами и агрессивностью, -- их практически полное исчезновение на второй день фестиваля несомненно связано с выступлением Олега Митяева, во время которого поклонники перемолотили всю популяцию, награждая кумира бурными, продолжительными аплодисментами. Концерт Высоцкого в МГУ. В 1967 году на биофаке МГУ должен был выступать Владимир Высоцкий. Естественно, желающих попасть на этот концерт было гораздо больше, чем мест в с