ков с бутафорскими полосками якобы от гриля, чтобы они выглядели как
мясо. После той диеты, на которой он вырос, они вызывали у него чувство
тошноты, но они хорошо поддерживали силы, и потом на время этого пари он не
мог позволить себе такую роскошь, как настоящая говядина в морозилке.
Коридор за "Радостью" был длинный и совершенно пустой Собственно, в
этот коридор выходили только служебные двери ресторанной кухни. Вдоль стен
выстроились мусорные контейнеры. Скитер уперся в стену спиной и одной
подошвой и принялся ждать, насвистывая. Какой-то звук слева привлек его
внимание. Он посмотрел в ту сторону...
Острая боль пронзила его затылок. Он упал, понимая, что его ударили, и
почувствовал, как лицо его чувствительно соприкоснулось с неожиданно твердой
мостовой. Потом какая-то тряпка, смоченная дурно пахнущей жидкостью, накрыла
ему нос и рот. Он забился, проклиная свою глупость и неосторожность, но
провалился в черный туман. Он успел еще ощутить, как чья-то рука
бесцеремонно обшарила его карманы.
Потом его окутала чернота, и тело его осталось лежать распластанным на
мостовой.
Когда он пришел в себя -- медленно, с дурным привкусом Гоби во рту и
бушующим в голове бураном, -- он застонал и тут же пожалел об этом. Его
усыпили... Он попробовал сесть и чуть было не выключился снова, но все же
смог принять более-менее сидячее положение, привалившись спиной к стене.
Трясущимися, непослушными руками обшарил он карманы, но билеты и все его
деньги исчезли. Кто обвел его вокруг пальца? Фарли? Или какой-нибудь
конкурент, недавно появившийся на вокзале? Или -- что скорее всего --
кто-нибудь из агентов Голди?
Он выругался про себя, зажмурился и осторожно ощупал раскалывающуюся от
боли голову. Он ведь не может пожаловаться на это нападение Буллу Моргану,
верно? "Эй, я только собирался надуть этого типа, и тут кто-то огрел меня и
усыпил хлороформом..."
Нет, об этом он не скажет ни управляющему, ни кому угодно другому. Он с
трудом поднялся на ноги, потом сполз по стене обратно и несколько
мучительных минут избавлялся от содержимого желудка. Он все еще кашлял,
отчаянно мечтая хотя бы о стакане воды прополоскать рот, когда услышал
приближающиеся легкие шаги.
-- Скитер? -- тревожно спросил женский голос. Он с трудом заставил себя
посмотреть, кто это. Он никогда раньше не видел этой женщины.
-- Ох, Скитер, тебе совсем плохо! Йанира так расстроится! Ладно, давай
я помогу тебе.
Произношение выдавало в ней уроженку Нижнего Времени, возможно,
гречанку. Ноги у Скитера так ослабли, что он вряд ли удержался бы на них без
посторонней помощи, так что он позволил ей отвести себя к нему домой, где
она умело раздела его и сунула его под душ. Охая, прислонился он к кафельным
плиткам ванной -- холодное прикосновение чуть снимало боль в затылке.
Женщина -- кто бы она ни была -- вернулась с полотенцем и помогла ему
выбраться из ванны, умело вытерла, одела в халат и помогла добраться до
постели -- сам он одолеть эти несколько шагов уже не смог бы. Потом снова
вышла, вернувшись со стаканом в руке.
-- Вот. Выпей это. Это успокоит твой желудок и облегчит головную боль.
Он послушно выпил. Питье оказалось не такой гадостью, как он ожидал.
Вернув ей пустой стакан, он тихо застонал и откинулся на подушки. Она
накрыла его одеялом, погасила свет и уселась в кресло у изголовья
-- Эй, -- пробормотал Скитер, -- спасибо.
-- Спи, -- сказала она. -- Тебе досталось. Сон вернет тебе силы.
Не в силах противиться ни ее логике, ни наваливающейся на него черноте,
Скитер закрыл глаза и уснул.
* * *
Маркус нашел Люпуса Мортиферуса в Римском городе -- тот слонялся у
входа в "Радость эпикурейца". Глаза гладиатора удивленно расширились, когда
Маркус решительно направился к месту его засады. Он подошел к Люпусу, сунул
руку в коробку с деньгами, что он копил так долго, и вытащил оттуда
пригоршню монет -- примерно столько же, сколько дал ему Скитер.
-- Вот. Возьми, это твои.
Люпус безропотно взял деньги, переводя взгляд с них на Маркуса.
-- Что случилось?
Маркус рассмеялся так горько, что глаза Люпуса расширились еще сильнее.
-- Я узнал правду, друг мой, и она оказалась неприглядной Я просто
дурак Эти деньги отдал мне тот человек, который украл их у тебя. Я думал, он
выиграл их честно, поставив на Играх в Цирке. Как я мог так подумать, когда
он за всю свою жизнь не проработал честно ни дня...
Люпус ухватил его за шиворот.
-- Кто он? Где он?
Маркус чуть было не ответил. Потом рывком освободился.
-- Где? -- Он рассмеялся еще более горько. -- Я не знаю. И не хочу
знать Может, пытается обокрасть еще кого-то достаточно доверчивого, чтобы
считать его своим другом. А что до того, кто он... Я дал тебе кров. Моя жена
и дети скрываются, и у меня нет теперь денег, чтобы вернуть человеку,
который привел меня сюда, ту цену, которая была за меня заплачена. И каким
бы он ни был вором и мошенником, я называл его другом. Ты хочешь убить его.
Тебе придется искать его самому, Волк.
* * *
Сеть агентов Голди окупала себя сполна. В особенности гениальный по
наглости пятнадцатилетний подросток из Нижнего Времени, известный всем в
Ла-ла-ландии просто как Юлий. Голди сидела на скамеечке "Вокзала Виктория" в
ожидании скорого открытия Британских Врат -- доверив все дело Юлию, ей
нечего было больше делать, только ждать. Народу по улицам разгуливало вдвое
или даже втрое против обычного: пышно украшенная к Рождеству Ла-ла-ландия
всегда привлекала к себе внимание, а "Вокзал Виктория" и вовсе превзошел в
этом году самого себя, стараясь реабилитироваться после прошлогодней оказии,
когда вывалившийся из нестабильных Врат гад-звероящер пролетел пять этажей и
размазался по мостовой Общего, разгромив при этом несколько чугунных
скамеек, мусорных урн и даже один фонарный столб. Голди надеялась, что в
этом году приз достанется этому кварталу с отрывом в тысячу очков от
ближайшего соперника.
Голди тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и принялась наблюдать за
туристами, столпившимися у местной достопримечательности -- маленькой, но
настоящей железной дороги. Крошечный поезд только что отошел от перрона
"Виктории" и набирал ход по Общему залу. Родители торопливо жужжали
видеокамерами, стараясь запечатлеть своих отпрысков или их юных подружек в
открытых вагончиках. Глаза горели, веселый смех сливался с перезвоном
рождественских колоколов.
Голди негромко фыркнула. По правде говоря, детей она не терпела почти
так же сильно, как этот раздражающий слух звон посеребренных колокольчиков
Голди пожала плечами. Ничего не поделать, такой уж она циник. Она уже
насмотрелась всего этого раньше, из года в год, много лет подряд: небогатые
типы из Верхнего Времени со своими большими семьями, накопившие денег на
льготный разовый билет через Главные Врата, чтобы как следует насладиться
волшебной страной Ла-ла-ландией до следующего открытия Главных. Впрочем,
сама Голди тоже украсила свой магазинчик несколькими светящимися гирляндами
и венками, хоть и считала это выброшенными на ветер деньгами. И временем.
Кстати, о времени...
Где этот Скитеров мститель?
Приказав себе хранить спокойствие, Голди -- ни дать ни взять
воплощенная невинность -- скромно сидела на лавочке "Виктории", глядя на
туристов. Многие задерживались, чтобы сфотографировать украшения на верхних
этажах. Голди обратила внимание, что во многих местах гирлянды уже слегка
загажены доисторическими птицами и птерозаврами, гнездившимися в фермах
перекрытия.
Один из типов с камерой дождался-таки своего. Подарочек от одной из
крикливых бестий с кожистыми крыльями угодил ему прямиком в объектив,
забрызгав заодно и лицо -- глаз (тот, что не приник к видоискателю), щеки,
рот и подбородок, не говоря уже о том, что набилось в волосы. Смех -- по
большей части сочувственный, но и не без некоторого ехидства -- слышался со
всех сторон "Виктории".
Хихикавшая вместе со всеми Голди чуть было не пропустила его. Первыми
внимание ее привлекли те самые ковбойские штаны. Она сфокусировала на них
взгляд и увидела того самого парня. Странное дело, он не смеялся со всеми
остальными. Потом он повернулся лицом прямо к Голди. Ага... да, это точно
он. Хмурая физиономия, коротко стриженные рыжеватые волосы, мощные бицепсы,
играющие при движении, -- тот самый человек с мечом. Неясно, конечно, где он
спал: вид у него был изможденный, словно он недоедал уже несколько дней, и
немного растерянный. Она не знала, как его зовут, но это ничего не меняло --
этот тип мог разом решить все проблемы Голди и навсегда избавить ВВ-86 от
этого хорька, Скитера Джексона.
Голди подала условный знак. Двое дюжих, мускулистых парней из Нижнего,
состоявшие у нее на службе, как бы ненароком приблизились к нему сзади,
потом разом схватили за руки, заломив их за спину, и подтащили к Голди.
Минутой позже из-за угла вынырнул паренек на роликовых коньках. Высекая
искры из мостовой, он подлетел к ее скамейке и лихо затормозил, схватившись
за спинку. Отпрыски туристов из Верхнего Времени смотрели на него с
завистью.
"Прирожденный шоумен", -- подумала Голди. Ему повезло, что его
приемными родителями стала чета из Нижнего Времени, имевшая кое-какие дела с
Голди. В свое время они, опасаясь продажи в рабство за долги, ненароком
забежали в Римские Врата и оказались в Ла-ла-ландии. У них с собой были
монеты, за которые она оказала им кое-какую "помощь".
-- Это он? -- спросил парень.
-- Да, -- ответила Голди медовым голоском. -- Будь так добр, скажи ему,
что я хочу только поговорить с ним о том, чего он хочет больше всего. Скажи
ему, что, если он пообещает не убегать, я отдам его врага прямо ему в руки.
Юный Юлий заговорил. Его латинская речь лилась легко и плавно -- такие
манеры понравились бы даже самому Клавдию (Голди даже подозревала, что в нем
течет кровь цезарей, ибо его нашли не где-нибудь на помойке -- таких
подкидышей отдавали на воспитание бедноте, а еще чаще -- в рабство, но
выставили перед вратами дворца самого Императора, а на шее его висела
табличка с надписью: "Знайте все, что это Юлий, сын наложницы, умершей
родами. Считается, что плод ее также умер"). Все время, пока Юлий переводил
ее предложение, Голди не сводила глаз с лица мнимого ковбоя. Выражение его
разительно сменилось за каких-то несколько секунд. Сначала недоверие, потом
подозрительность, затем глаза его забегали по сторонам в поисках
отсутствующих стражей порядка. Потом удивление и, наконец, осторожное
согласие на столь неожиданное предложение.
-- Пожалуйста, Юлий, предложи нашему гостю присесть рядом со мной.
Юлий не слишком ладил с вырастившими его плебеями -- он считал своих
приемных родителей нудными и мелочными, -- но благодарил всех богов за то,
что они оказались здесь. За один день в Ла-ла-ландии он узнавал больше, чем
за всю свою жизнь с ними. Они не желали адаптироваться (да простит их
Юпитер, если они все-таки принимали что-то новое и необычное, например,
щелкали выключателем, вместо того чтобы наполнять комнату дымом и вонью от
свечей и лампад, не дававших к тому же почти никакого света). Он -- желал, и
еще как.
Голди Морран вывела его из задумчивости:
-- Юлий, будь добр, объясни, пожалуйста, этому человеку, где живет
враг, которого он ищет.
Юлий расплылся в улыбке, повернулся к мужчине в ковбойской одежде и
быстро-быстро затараторил что-то на латыни.
Глава 14
Маркус резко повернулся и ушел, оставив гладиатора растерянно смотреть
ему вслед. Он заметил, что Люпус пошел за ним, поэтому срезал дорогу через
"Вокзал Виктория". Того, как Юлий и его команда поймали Люпуса Мортиферуса
для Голди Морран, он уже не заметил. Когда он вернулся в "Замок Эдо", Скитер
давно уже оставил свои попытки ограбить номер и ушел. Недовольно морщась от
звука своих шагов в гулкой лестничной клетке, Маркус поднялся на третий
этаж. Стопка тетрадок с записями и заметно полегчавшая коробка с деньгами
все еще покоились у него под мышкой.
-- Будь он проклят! -- сердито чертыхнулся Маркус, глядя в пустой
коридор.
Он постучал в дверь номера 3027 и попробовал представить себе, что
скажет человеку, которому все еще не может вернуть долг. Дверь открылась
сразу же. Маркус оказался лицом к лицу с тем, кто выкупил его из грязного,
вонючего загона для рабов и привез, дрожащего от страха, в Ла-ла-ландию.
-- Маркус? -- чуть улыбнулся человек. -- Заходи. Ему не хотелось
входить в номер. Но он шагнул через порог, сжав жестяную коробку с деньгами
побелевшими пальцами, и остановился. За его спиной мягко щелкнул замок,
потом в тишине лязгнули о дно стакана кубики льда. Булькнула наливаемая
жидкость. Маркус узнал этикетку. Его бывший хозяин знал толк в дорогих
напитках. Маркус обратил внимание на то, что тот не предложил ему второго
стакана. Внешне спокойный, хотя внутри его все бурлило, Маркус стоял и ждал.
Человек отпил из стакана и посмотрел на него.
-- Ты изменился. -- Латынь слетала с его языка так же легко, как тогда,
в Риме.
-- Благодаря вам, -- ответил Маркус по-английски.
Седеющая бровь поползла вверх.
-- Ого!
Маркус пожал плечами -- этот галльский жест пережил столетия.
-- Вы привезли меня сюда. Я слушал и учился. Я знаю законы, запрещающие
рабство, и законы, которые запрещают вам приводить в этот мир людей вроде
меня.
Темные глаза сузились.
-- Я должен вам деньги, -- упрямо продолжал Маркус. -- Ту сумму,
которую вы заплатили тогда за меня. Но я больше не ваш раб. Это
Ла-ла-ландия, не Рим.
Он бросил тетради на кровать.
-- Вот записи, которых вы ждали. Люди, которые отправлялись в Рим и
Грецию исключительно ради борделей. Люди, которые возвращались с
интересующими вас объектами искусства. Люди, которые имели по возвращении
дела с Робертом Ли, и те, которые не имели.
Он протянул жестяную коробку.
-- Вот бОльшая часть тех денег, что я вам должен. Еще несколько недель
-- и я заработаю остальное. Если вы скажете мне, как вас зовут, -- он
позволил себе несколько саркастических ноток в голосе, -- я мог бы послать
их вам в Верхнее Время.
Его бывший господин продолжал стоять неподвижно, глядя на него. Потом,
очень медленно, он взял у него коробку и отложил в сторону не открывая.
-- Мы поговорим об этом позже, Маркус. Что же насчет моего имени... --
быстрая улыбка коснулась его губ, не затронув темных наблюдательных глаз, --
меня зовут Чак. Чак Фарли. По крайней мере, -- он глухо усмехнулся, -- на
сегодня. А завтра... -- Он пожал плечами. -- Давай-ка взглянем на твои
записи, ладно?
Он протянул руку.
Маркус, разрывавшийся между желанием не сдавать позиций и надеждой на
то, что бывший господин поймет его и примет его условия выплаты оставшейся
части долга, колебался. Потом медленно подобрал тетради и протянул ему.
-- Ага... -- Чак Фарли опустился в кресло и включил торшер, потягивая
виски и пробегая глазами Маркусовы заметки. Время от времени он отпускал
замечания, ничего не говорившие Маркусу.
-- Интересно... Гм, ну, теперь ясно... Конечно... -- Он мрачно
усмехался. Маркуса снова пробрала дрожь. Фарли прочитал все тетради, ни разу
не подняв на него глаз. -- Ты очень хорошо справился, Маркус. Я поражен
твоим вниманием к деталям и тщательностью, с которой ты вел записи. -- Он
сделал жест рукой, в которой был зажат стакан. Ледяные кубики, как кости,
звякнули о стекло. -- Ладно. Теперь второй вопрос. Посмотрим, сколько тебе
осталось платить, идет?
Он открыл наконец коробку и сосчитал деньги -- это все, что было у
Маркуса, -- и почти все, что заработала Йанира. Они оставляли себе не
больше, чем требовалось на пропитание детям.
Фарли тихо присвистнул.
-- Ты смог сберечь столько, платя за квартиру на Вокзале? Я поражен еще
больше. -- На этот раз взгляд его был полон улыбки. Маркус поборол дрожь. --
Ладно, -- он отложил коробку, нашел еще стакан и налил теперь уже им обоим,
-- давай-ка отпразднуем, если ты не против, твое освобождение. Да, мы выпьем
за твое освобождение. Ты сможешь заработать остаток без особого труда.
Маркус механически принял у него стакан. Точнее, он ощущал себя как в
тумане, не зная, что ему думать.
-- Собственно, ты можешь избавиться от этого долга сегодня же, если
выполнишь для меня небольшую работу.
Маркус ждал, не прикасаясь к виски.
Фарли улыбнулся:
-- Пей. Мы же празднуем, не забывай.
Он выпил. Виски обожгло ему горло. Он все-таки удержался -- с трудом,
-- чтобы не закашляться. Его язык не привык к виски, несмотря на то, сколько
он разливал его клиентам на работе.
Чак Фарли -- или как там звали его по-настоящему -- говорил что-то.
Маркус постарался внимательно слушать, невзирая на быстро распространявшиеся
по телу тепло и неприятную сонливость.
-- Далее. Сегодня вечером я собираюсь в Римские Врата по делам. У меня
с собой много багажа, и мне не хотелось бы оставлять его здесь. Случается,
что вещи пропадают даже из багажа, оставленного на хранение в гостинице. --
От его улыбки по спине Маркуса пробежала дрожь. -- Гм... Я скажу тебе, что
ты должен сделать. Послужи сегодня моим носильщиком, помоги мне доставить
багаж в гостиницу, и мы будем считать, что ты расплатился с долгом. Я знаю,
что вы, из Нижнего Времени, все время подрабатываете носильщиками. Если ты
согласишься, я сэкономлю неплохие деньги, а ты разделаешься с долгом. -- Его
глаза блеснули, но темным светом -- словно черные алмазы.
Фарли уже улыбался. Виски быстро разбегалось по жилам. Фарли снова
наполнил его стакан.
-- Пей до дна, Маркус! Сегодня праздник, твой праздник!
Он выпил, ощущая, как горячий жар проваливается в его желудок и пожаром
охватывает все его тело. Голова шла кругом. Вернуться в Рим? Одна мысль об
этом так пугала Маркуса, что руки его, не удержав стакан, плеснули дорогое
питье на еще более дорогой ковер. Он допил остаток, чтобы не заставлять Кита
Карсона тратиться на чистку еще больше.
Вернуться в Рим? Но ведь это быстро и без особых хлопот избавит его от
оставшейся части долга.
Пронести несколько сумок через Римские Врата и вернуться свободным
человеком к женщине, которую он любит, и к детям, рожденным от их любви. Так
просто... Фарли улыбался и беззаботно болтал, подливал ему в стакан,
предложил сесть, даже завел разговор о людях, упоминавшихся в его сухих,
деловых заметках. Маркус отвечал, рассказывая о них, о тех странных
сексуальных объектах, которые они провозили контрабандой для богатых
коллекционеров из Верхнего Времени, собиравших любые изделия из керамики,
камня или слоновой кости -- только бы они касались секса. Если честно,
Маркус не понимал, из-за чего столько шумихи. Он вырос, окруженный таким
обилием секса во всех его проявлениях, что для него это было все равно что
видеть знакомую фигуру Конни Логан в ее причудливых одеяниях у нее в салоне.
Он пил, говорил и сквозь дымку опьянения слышал свой собственный голос,
обсуждавший условия его освобождения от долга. Работа носильщика на время
экскурсии в Рим. Его честь не ущемляется. Но он не мог отделаться от мысли,
что заключает сделку с самими богами подземного мира.
-- Хорошо! Очень хорошо! -- Фарли посмотрел на часы. -- Еще час с
небольшим, и Врата отворятся. Нам пора переодеться, не так ли? Я буду ждать
тебя здесь через... скажем, через пятнадцать минут, ладно?
Маркус понял, что бездумно кивает, соглашаясь, потом на нетвердых ногах
вышел в коридор и, пошатываясь, спустился вниз и еще вниз -- в свою
опустевшую квартирку. В коробке на дне гардероба до сих пор хранились туника
и сандалии, которые были на нем в те первые дни на Вокзале. Когда он надел
их, они показались ему чужими. Он оставил футболку, что подарила ему Йанира,
лежать на кровати вместе с написанной нетвердой рукой запиской -- куда он
отправляется и зачем. Потом в одежде римского бедняка решительно вернулся в
"Замок Эдо".
Еще час -- и он будет свободен от всех долгов и обязательств перед
человеком, называющим себя Чаком Фарли. Он постучал в дверь номера 3027,
молча забрал сумки и так же молча последовал за ним в ярко освещенный Общий
зал и забитую народом зону ожидания готовых отвориться Римских Врат.
-- Подожди меня здесь, -- сказал ему Фарли. -- Мне надо еще обменять
деньги.
Маркус только кивнул и остался сторожить вещи. Он думал, где сейчас
Йанира, жалел, что не может сказать ей, как хорошо все складывается в конце
концов, потом заметил, что Фарли скрылся в направлении магазинчика Голди
Морран. Он хотел было предостеречь его на ее счет, потом пожал плечами.
Фарли наверняка знал, что делает. Утомленный, с головой, все еще идущей
кругом от виски, он терпеливо стоял и ждал возвращения Фарли и конца всех
этих тяжелых испытаний.
* * *
Настоящее его имя было вовсе не Чак Фарли, но оно восхитительно
подходило к его роду занятий. Впрочем, и имя -- Чак -- было достаточно
близко к настоящему.
Он с трудом удерживался от улыбки при мысли о предстоящей сцене.
Проходя через Римский город, он зашел в мужской туалет переодеться, надев
под мужской костюм Верхнего Времени самодельную кольчугу, а римские тунику и
тогу спрятав в сумку на ремне, и нашел лавку этой отвратительной гарпии с
пурпурными волосами. Он появился бесшумно, как сова, охотящаяся на особо
вкусную мышь.
Гарпия оторвалась от разговора с другим клиентом и расплылась в улыбке.
Чак вежливо улыбнулся в ответ и стал ждать в стороне, внутренне заходясь от
хохота.
О, что за наслаждение натягивать нос кому-то, возомнившему себя
профессионалом... Она поспешно разделалась с клиентом, только что не
выставив его за дверь от жадности.
-- Мистер Фарли, что за приятный сюрприз! Вы передумали?
Чак позволил себе легкую улыбку.
-- Ну, не совсем. -- Он потянулся за сумкой с римскими одеждами и
достал из бокового кармана наживку. -- Я хотел обсудить с вами вот это. --
Он задумчиво почесал в затылке. -- Я слышал, вы большой эксперт по таким
вещам, -- с хорошо натренированным выражением почтения на лице он протянул
ей выцветшую газетную вырезку.
С любопытством перебегая глазами с его лица на клочок бумаги и обратно,
Голди Морран изучила вырезку, и на лице ее на миг вспыхнула откровенная
алчность. "Крючок, леска, грузило..."
-- Ну, это довольно любопытно, -- произнесла Голди Морран, прочистив
горло. -- Это законно?
-- Уверяю вас, совершенно законно. Видите ли, я в некотором роде
историк-любитель и раскапывал, так сказать, фамильные корни. Так вот,
копаясь в библиотеках Верхнего Времени, я как раз дошел до "золотой
лихорадки" в Колорадо. Можете представить мое удивление... -- Это вышло
достаточно забавно, так что Голди даже засмеялась. Он улыбнулся и показал на
газетную вырезку. -- И вот он я, запечатленный для потомков, стою над
золотой жилой, которую открыл, и какой-то дремучий фотограф щелкает меня
своим допотопным ящиком. -- Он усмехнулся. -- Теперь понимаете? Передо мной
открывается потрясающая возможность -- или судьба? -- и все, что мне нужно
для этого, -- это аванс, чтобы купить этот чертов клочок земли.
-- Ах.. -- Голди улыбнулась и предложила ему присесть в удобное кресло
у прилавка. -- Вы хотели бы обменять валюту Верхнего Времени на
соответствующую американскую валюту для Врат Дикого Запада, верно?
-- Вот именно. Мне нужна чертова уйма денег в Нижнем Времени, чтобы
купить снаряжение для лагеря, для разработки жилы, лошадей и все тому
подобное, чтобы быстро выбрать жилу, но чтобы все выглядело при этом вполне
законно. И вы, надеюсь, понимаете, что я не хочу менять такую сумму денег
официально -- очень уж ДВВ подозрительно ко всему относится.
Голди неожиданно хихикнула.
-- Теперь я понимаю, почему вы без интереса отнеслись ко всем моим
предложениям. У вас у самого неплохо все продумано. Очень неплохо, мистер
Фарли. -- Она нацелила на него длинный коготь. -- Сколько вы хотели
поменять?
-- Сто тысяч.
Глаза Голди Морран расширились.
-- Я принес наличные, -- добавил он, чуть улыбнувшись.
-- Отлично Сто тысяч. Посмотрим, что у меня есть. Конечно, понимаете, я
включаю в расчет обмена небольшие комиссионные.
-- О да, я все прекрасно понимаю, -- заверил ее Фарли.
Она отошла от стойки, открыла маленький шкафчик и вернулась с большой
охапкой банкнот непривычно большого размера и горстью золотых и серебряных
монет.
Он с готовностью расстегнул спрятанный под костюмом Верхнего Времени
пояс с деньгами и отсчитал сотню тысячных бумажек. Глаза Голди загорелись
алчным огнем. Она быстро пересчитала деньги, которые он ей протянул, и
подвинула к нему груду денег Нижнего Времени.
Покончив с обменом, Голди улыбнулась:
-- А знаете ли вы, сэр, что вам еще понадобится некоторое количество
золотых слитков для оформления прав на участок?
Чак казался совершенно пораженным.
-- Нет, об этом я как-то не подумал. Мне говорили только, что мне нужно
будет по меньшей мере столько денег на покупку снаряжения -- цены в тысяча
восемьсот восемьдесят пятом году были просто дикие из-за "золотой
лихорадки". Это все.
Голди кивнула, напомнив Чаку оживший водослив-горгулью какого-то
готического собора.
-- Ну, возможно, я смогла бы помочь вам. Если уж на то пошло, я держу
часть моих личных сбережений в виде золота. Я могу дать вам золота на подачу
заявки, если вы согласны уделить мне определенный процент вашей добычи.
Скажем, пятьдесят процентов?
Фарли изобразил на лице интерес, несколько поколебавшийся при этой
цифре.
-- Ну, вам не кажется, что это многовато? Как насчет двадцати
процентов? В конце концов это ведь я нашел ее.
-- Да, но без моего золота вам пришлось бы провернуть уйму тяжелой,
грязной работы, чтобы успеть подать заявку в городе до закрытия Врат. И
потом вам пришлось бы возвращаться к своей шахте, тратя драгоценное время,
которое могло бы пойти на добычу золота.
-- Тоже верно. Гм, как насчет пятидесяти процентов, и вы соглашаетесь
обменять мою долю золотого песка, что я привезу обратно, без ваших обычных
комиссионных?
-- Договорились, сэр.
Она вышла в заднюю комнату и вскоре вернулась, толкая перед собой
тележку с маленькими мешочками, ткань которых топорщилась от странных
бугров. Она поставила на прилавок аптечные весы, выудила из-под стойки набор
разновесов и уселась на место.
-- Ну, в основном у меня здесь песок, но есть и самородки, -- объяснила
она с улыбкой. -- Этого должно хватить для того, чтобы убедить пробирщика в
подлинности вашего месторождения. -- Она подстроила весы и положила на одну
из чашек медные гирьки, промаркированные в тройских унциях, потом развязала
мешочек и насыпала золото в другую чашку до тех пор, пока стрелка не
показала на "ноль". -- По нынешнему курсу это сто долларов.
Она беззастенчиво врала -- здесь было не больше тридцати пяти
-- Э... -- неуверенно произнес Чак. -- Вам не кажется, что здесь
немного мало песка?
-- Ох, простите ради Бога! Это гири, которые я держу для половых
гигантов. Подождите, сейчас я возьму настоящие. -- Она открыла шкафчик за
спиной, достала другой набор разновесов и продолжала отмерять золото
порциями по сто долларов до тех пор, пока не взвесила все. Груда оказалась
впечатляющей.
-- Возможно, вам покажется странным, что я держу при себе так много
золота. Но я пережила все потрясения после Происшествия, и я теперь не
доверяю банкам.
Чак потер переносицу.
-- Милая леди, вы меня спасаете, -- сочувственно пробормотал он. -- И
мое богатство, -- добавил он, чуть усмехнувшись. -- Но у меня остается еще
одна небольшая проблема, -- он мотнул головой в сторону мешков с песком и
слитками, разложенных по прилавку. -- Не могу же я пройти через Врата Дикого
Запада с этим на виду у всех? Мне надо производить впечатление человека,
который много месяцев добывал все это на месте. У вас не найдется
какой-нибудь кожаной сумки в стиле того времени, чтобы я смог погрузить это
в нее?
Голди улыбнулась самой своей (как ей, во всяком случае, казалось)
очаровательной улыбкой.
-- У меня есть как раз то, что вам надо. Пара переметных сум, которую
захватил из Нижнего Времени один из моих агентов. Для вас -- бесплатно.
Сейчас принесу.
Она снова скрылась в задней части своего магазина.
Чак испытывал сильное искушение стянуть свои купюры обратно -- они до
сих пор лежали на прилавке, -- но он не хотел рисковать. Мало ли что, зачем
ему арест по возвращении? Его поддельная карточка была безупречна, но к чему
рисковать зря? И потом, если его босс поймает его за небольшими приработками
на стороне, это может повредить его здоровью. Необратимо повредить.
Они с Голди завершили свои дела рукопожатием, и Фарли отправился в
ближайшую уборную переодеться, переложить тяжелые мешки с золотом в свою
сумку и поправить тогу перед зеркалом. После этого он вернулся к Маркусу,
терпеливо поджидавшему его с багажом. Он улыбнулся ему и направился к
пандусу.
Ко времени, когда Голди поймет, что ее обманули, и побежит жаловаться,
его давно уже не будет здесь. Чак расхохотался, и раб, которого он приобрел
несколько лет назад, удивленно посмотрел на него. Да, дорого бы он заплатил,
чтобы посмотреть на ее лицо под этими дурацкими пурпурными волосами.
Дилетанты! Продолжая усмехаться, он сунул свою карточку с фальшивым именем в
контрольный автомат, получил ее обратно с проставленными на ней датой и
временем отправления и махнул рукой Маркусу. Молодой человек поднял багаж и
следом за ним зашагал в отверстие, разверзшееся в бетонной стене Восемьдесят
Шестого Вокзала Времени.
* * *
Не в состоянии выйти из квартиры, так ему было плохо, Скитер, перебирая
возможности получения незаконной прибыли до выздоровления, вдруг наткнулся
на ответ. Что-то из того, что говорил как-то Маркус, вдохновило его как раз
тогда, когда он больше всего в этом нуждался. Он все еще мучился похмельем,
и на затылке, там, куда саданул его Фарли -- или это был кто-то другой? --
вздулся болезненный желвак. И еще его начинало поджимать время. Поэтому он
без лишнего шума купил в разных местах партии маленьких стеклянных
пузырьков, пробок и бумажных ярлычков, заказав их через компьютер и попросив
немедленно доставить их к нему на дом. Когда все наконец прибыло, Скитер
занялся делом, надписывая от руки ярлычки и наклеивая их на закупоренные
пузырьки. В пузырьках была вода из-под крана, чуть подкрашенная чернилами.
Чем дольше он подсчитывал потенциальные доходы от патентованного
медицинского бизнеса, тем больше повышалось его настроение, несмотря на
головную боль и похмелье от переизбытка алкоголя в сочетании с переизбытком
хлороформа. На ярлыках восхитительным, стилизованным под античный шрифтом
(среди прочих, скажем так, необычных талантов Скитера была и способность
подделывать почти любую подпись, которую он видел хотя бы раз) значилось:
_Чудодейственная вода -- прямо
из Нижнего Времени!
Знаменитые источники Катерета!
В ваших руках пузырек чудесной истории
Галлии Коматы 47 г. до н.э.!
Тысяча страстных ночей *гарантируется*
с самым сильнодействующим
приворотным зельем
древнего мира!_
Денег на это ушло всего ничего, а толпа туристов из Верхнего Времени
доверчивостью не уступала фермерам из Айовы девятнадцатого столетия. И уж
наследники оккультистов двадцатого века -- те наверняка с руками оторвут его
"лекарство". Как наглядно демонстрировал киоск Йаниры Кассондры, они купят
все, и тем охотнее, чем сомнительнее товар -- особенно если он намекнет на
то, что зелье не только разлито в Галлии Комате, но вода знаменитого
источника пенилась в свое время в священных реках погибшей Атлантиды. Он
наклеил еще один ярлык, размышляя над тем, сколько брать за флакон. Десятку?
Двадцатку? Полтину? Блин, найдутся дураки, готовые выложить хоть сотню.
Напевая негромко песенку, которой его обучила престарелая мать Есугэя
Доблестного, воинственную и беззаботную одновременно, Скитер был счастлив
так, как может быть счастлив любой изгнанник-якка, когда ему очень, очень
больно. Ему осталось промаркировать всего несколько пузырьков, когда кто-то
настойчиво позвонил в дверь. Охая, добрел он до двери и заглянул в дверной
глазок.
-- Что? -- Он открыл дверь и обнаружил за ней Йаниру Кассондру,
буквально заламывающую руки. -- Йанира! Что ты здесь делаешь?
Он впустил ее внутрь. По бледным щекам и посеревшим губам ее катились
слезы, и это потрясло его до глубины души. Дверь за его спиной мягко
щелкнула, но он был настолько шокирован, что даже не подумал задвинуть
щеколду. Йанира вцепилась в его рукав.
-- Молю тебя, ты должен помочь ему!
-- Кому? Йанира, да что случилось?
-- Скитер, он ушел с тем ужасным человеком, и я не доверяю ему, и это
твоя вина, что он пошел с ним...
-- Ох, помедленнее. Пожалуйста. Так кто пошел и куда?
-- Маркус! В Рим! -- слова давались ей с трудом.
Скитер зажмурился.
-- В Рим? Маркус отправился в Рим? Но это же бред какой-то. Маркус ни
за что не вернется в Рим.
Ногти ее впились ему в ладонь.
-- Его проклятый хозяин вернулся! Ты же знаешь, какой он гордый, как
хотел вернуть этому человеку те деньги, за которые тот его купил, чтобы
освободиться от этого долга!
Скитер кивнул, совершенно не понимая, что все-таки произошло.
-- Но ему должно было хватить. Я хочу сказать, я знаю, что завести
второго ребенка стоило вам больших денег, и потом еще эта лихорадка, которую
подцепила маленькая Артемисия, когда этот кретин-турист занес ее сюда, но я
ведь дал ему деньги из своего выигрыша...
-- Вот в этом и дело! -- вскричала она. -- Он узнал, как ты получил их,
и вернул их обратно!
-- Он... вернул их обратно? -- от неожиданности у Скитера сорвался
голос. -- Ты хочешь сказать... он просто вернул их? Ох, черт, это значит,
что он знает, как найти этого маньяка, который...
-- Да, да, -- нетерпеливо оборвала его Йанира. -- Люпус жил у нас -- он
нуждался в помощи, и мы не знали, что это ты украл те деньги, которые были
нужны ему, чтобы начать новую жизнь, свободную от крови и убийств! -- Этот
горький упрек больно ударил по натянутым нервам Скитера. После той стычки с
Маркусом ему показалось, словно Йанира высыпала ему на открытую рану полную
солонку
-- Ну, я правда обманул этого гладиатора. Я уже знаю это, Йанира, и
мне, право же, очень жаль -- больше, чем ты думаешь. Но какое это отношение
имеет к тому, что Маркус отправился в Рим?
Йанира сдавленно всхлипнула.
-- Как можешь ты быть таким слепцом? Этот человек вернулся -- тот,
который его купил. Маркусу не хватало денег, чтобы вернуть ему долг. Тем
более после всех этих медицинских счетов. Поэтому Маркус согласился отнести
ему багаж в Рим -- в счет погашения долга.
Скитер расслабился.
-- И это все? Ну, тогда он вернется через две недели, вольный как
ветер.
-- Нет. Не вернется! -- Маленькая Йанира, словно разъяренная росомаха,
загнала Скитера в угол. Он уже видел такой женский взгляд и раньше -- как
правило, когда новая невеста Есугэя вымещала гнев на какой-нибудь невинной
жертве в своей брачной юрте.
-- Неужели ты не понимаешь, идиот? -- наступала на него Йанира. Волосы
на шее и руках его встали дыбом. -- Он заставлял Маркуса вести записи разных
людей, проходивших через Врата. Этот человек по имени Фарли -- надо же,
какое имя для такой черной души! -- крадет вещи в Нижнем Времени. Дорогие
вещи. Предметы искусства. Все касающиеся секса и поэтому очень редкие. И как
только они окажутся в Риме, Маркус сделается для него всего лишь еще одним
предметом купли-продажи, на котором можно нажиться! Этот ужасный Фарли
обманул его. Я это чувствую -- а меня обучали этому почти за три тысячи лет
до твоего рождения!
Скитер похолодел. "Чак Фарли и есть бывший хозяин Маркуса?" Это давало
делу новый -- и очень неприятный -- оборот. Судя по его собственному опыту
общения с Чаком Фарли, Йанира скорее всего права. Черт, Йанира вообще не
ошибается. Затылок все еще отчаянно болел, мешая рассуждать логически.
-- Что ты хочешь от меня? -- спросил он тихо, терзаясь своей
беспомощностью. -- У меня все равно нет денег на билет в Рим.
Темные глаза Йаниры сердито вспыхнули.
-- Ты хочешь сказать, что у тебя нет денег? И ты все еще надеешься
выиграть это свое ужасное пари?
Скитер застонал. Черт бы побрал это чертово пари!
-- Йанира, человек, похитивший Маркуса, меня ограбил -- забрал почти
все, что у меня осталось. И все до последнего проклятого цента, что уже
пошло в зачет пари, хранится у Брайана Хендриксона.
-- Тогда укради это обратно! Пока еще не поздно! До открытия Римских
Врат осталось несколько минут! Маркус стоит в очереди, Скитер, стоит в
страхе и смятении, но все равно стоит и охраняет багаж этого жалкого типа.
-- Ее ногти впились ему в руку еще глубже, почти до крови. Скитер
содрогнулся. -- Я послала туда наших, Найденных, но у нас почти нет денег, и
он все равно не послушается их -- он так хочет расплатиться с долгом! Ну
пожалуйста, Скитер, он же твой друг. Помоги ему!
-- Я... -- он осекся. В данную минуту у него не было почти ни цента, а
если он хочет отговорить Маркуса от перехода через Римские Врата, ему нужны
наличные деньги, чтобы откупиться от Фарли, прежде чем Врата отворятся. --
Ох, черт!
Он врубил свой компьютер и нашел нужный номер, потом сорвал трубку с
телефона. Голос Налли Мунди в трубке был раздраженным:
-- Да, алло! Я слушаю!
-- Доктор Мунди? Это Скитер Джексон. Я... я понимаю, вы, наверное,
считаете, что это очередное надувательство из-за этого нашего чертова пари с
Голди, но мой друг Маркус, бармен из Рима, попал в беду, и мне нужны деньги,
чтобы не дать ему натворить глупостей. Опасных глупостей. Если... если вы не
передумали еще насчет того разговора про Есугэя и детство хана, -- он с
усилием сглотнул ком в горле, -- я готов. Обещаю. И Йанира Кассондра тоже
здесь, она может подтвердить.
Долгое молчание на том конце провода украло еще несколько драгоценных
секунд.
-- Позовите ее к телефону, Скитер.
Йанира взяла трубку и быстро заговорила со стариком историком на
древнегреческом, потом вернула трубку Скитеру.
-- Очень хорошо, плут вы этакий. Возможно, меня запрут до конца моих
дней в сумасшедший дом за такую глупость, но я переведу деньги на ваш счет.
Можете снять их в любом банкомате через пять минут. Но если вы обманете меня
в этом, Скитер Джексон, обещаю вам: я позабочусь, чтобы вас выгнали к черту
с Вокзала и упекли в самую надежную тюрьму Верхнего Времени, какая только
возможна!
Скитер снова вздрогнул. Он дал слово, и потом старенький, совершенно
безобидный доктор Мунди -- тоже один из местных.
-- Спасибо, доктор Мунди. Вы не знаете, что это для меня значит.
Если он успеет к Римским Вратам до их открытия, да к тому же с
деньгами...
Дверь разлетелась в щепки.
Скитер обернулся и застыл. Даже Йанира захлебнулась от страха. В
разбитых дверях стоял Люпус Мортиферус, пылая убийственным гневом.
-- А теперь, -- прорычал он на латыни, -- теперь мы сведем счеты!
Глава 15
Неестественная тишина, прерываемая с регулярными перерывами негромкими
короткими гудками, подсказала Голди, что она находится не дома и не у себя в
магазине. Совершенно сбитая с толку, она повернула голову и увидела висящую
у нее над головой капельницу и мерно бибикающий у изголовья монитор
кардиографа. Ее слабое движение натянуло провода датчиков, произвольно
прикрепленных к ее телу. Потом в поле ее зрения появилась Рэчел Айзенштайн и
улыбнулась.
-- Вы пришли в себя. Как вы себя чувствуете?
-- Я... я не знаю. Что я делаю в лазарете?
-- Вы не помните?
Голди нахмурилась, напрягая память, но так и не нашла никаки