из всего идентификационного названия корабля. Р-черточка-О-Г. Р-ОГ Юинта, произносится с долгим "о", как Роуг. Верно, сынок? - По звуку это больше похоже на Р-хрюк-Г, сэр, - сказал Уинтер и произнес свое имя на манер маори. - У некоторых возникает желание ответить: "Gesundheit" [здоровье (нем.), говорится при чихании; букв. "будьте здоровы!"]. - Конец первого акта, - объявил Йейл. - Акт второй. Я прибываю в купол Маори, чтобы посмотреть на их восхитительную резьбу по дереву, и натыкаюсь на десятилетнего мальчишку, гуляющего со своей старшей сестрой. Платье сестры расшито бусами, мальчишка тычет в эти бусы пальцем и пытается объяснить найденную им закономерность их расположения. - И что же это была за закономерность? - спросила я. - Скажи хорошей тете, Р-хрюк-Г. - Там же все было совсем просто. - Уинтер снова подергал очки. - Бусинки и пустые стежки располагались треугольниками: Красный-Красный-Красный-Красный-Красный Стежок-Стежок-Стежок-Стежок Черный-Черный Стежок - Да избавит Господь простых смертных от гениев! - в деланном отчаянии закатил глаза Йейл. - Вы слышали, как этот молодой человек сказал "треугольник"? И он всегда так: и говорит, и живет сплошными структурами. Придется мне перевести. Королевский сын ткнул в группу из восьми красных бусинок и поднял один палец. Затем он ткнул в четыре стежка и сделал жест, обозначающий у маори нуль. Затем - две черные бусинки и опять один палец вверх. Пустой стежок и знак нуля. Затем он провел ладонью по треугольнику и поднял вверх все десять пальцев. Его сестра захихикала, она боится щекотки, и это было мое открытие. - Какое? - спросила я. - Что девочки боятся щекотки? - Конечно же нет. Что ее брат - гений. - В области вышивания бусами? - Покрутите шариками, мадам. Одна группа из восьми бусин, нет четырех; одна из двух, нет одной. Королевское дитятко считало в двоичной системе. Один-нуль-один-нуль равно десяти. - Это же было совсем просто, - повторил Уинтер. - Чего? Просто? - негодующе фыркнул Йейл. - Просто неграмотный голозадый ребенок из племени маори взял себе и открыл двоичную систему счисления. Ну, я, конечно же, договорился с королем Те Юинтой, отвез Р-хрюк-Г на Землю, заменил маловразумительное имя мальчишки на простое английское Роуг Уинтер и взялся за его образование. И тут возникла неожиданная проблема: в какую, спрашивается, дыру надо заткнуть ребенка с гениальными способностями по части структур? - Математика? - неуверенно предположила я. - Это было номер два. Из-за личных моих склонностей номером первым стало искусство. Парень поехал в Париж, начал с блеском, но затем как-то поскучнел и бросил занятия. Потом математика в МТИ - с тем же результатом. Архитектура в Принстоне, бизнес в Гарварде, музыка в Джуллиардской школе, медицина в Корнеллс, конструирование куполов в Тальесине, астрофизика в Паломаре - везде одна история: блестящее начало, потеря интереса, отчисление. - Все эти науки какие-то узкие, раздельные, - пожаловался Уинтер. - Части целого, совершенно друг с другом не связанные. А мне было нужно именно целое. - К моменту, когда у меня окончательно опустились руки, этот красавец достиг уже совершеннолетия, так что подумал я, подумал - и выгнал его. - Сопроводив это поркой, - Уинтер съежился, словно от страха и боли. - Сопроводив это тысячей кредитов на Wanderjahr и строгим указанием: не возвращаться, пока не выяснишь, чего же ты, собственно, хочешь. Честно говоря, я ожидал, что он приползет на брюхе, нищий, оборванный и послушный... - Как холоп и негодяй [Rogue (англ.)]. - А это откуда? - поинтересовалась я. - Гамлет, акт второй, сцена вторая, - прошептал Уинтер. - Потихоньку от Йейла я занимался английской литературой, только об этом - никому, ладно? Ну, знаете, это такой курс - писатели Англии, части первая и вторая. Здесь тоже провалился, - добавил он. - Благодаря излишествам в употреблении миног. - И представьте себе мое удивление, когда вваливается этот молодой человек, целенький и веселенький, с карманами, буквально лопающимися от денег, и пленкой, описывающей самое потрясающее интегрирование, какое в жизни своей видела наша Солнечная система. Вы все, вероятно, помните бестселлер "В ногу". Роуг связал азартные игры на Луне... - Я успел преумножить любезный дар доктора до сотни тысяч, но тут пошли разговоры, и меня перестали пускать в казино, - рассмеялся Уинтер. - А заодно стали обзывать ирландским жуликом [Rogue (англ.)]. - ...с урожаем кукурузы в Канзасе, с Мета на Тритоне, модами на Ганимеде, феминистическим движением на Венуччи, аукционами произведений искусства на Каллисто - связал все это в структуру, охватывающую всю Солнечную систему, структуру, совершенно - после его книги - очевидную, хотя никто ее прежде не замечал. "Слава Тебе, Господи, - вздохнул я, - наконец-то он себя нашел". Он оказался синэргистом. ФЕЯ И СИНЭРГИСТ Синэргия, сущ. Совместное действие или функционирование. Согласованное действие нескольких отдельных сил, происходящее так, что суммарный результат превышает сумму результатов раздельного действия этих сил. Ной Уэбстер, 1758-1843 Не думайте, что синэргическое чувство Роуга Уинтера откликалось на любую структуру и конструкцию, были у него и слепые (глухие) пятна, многие из них - тривиальные, некоторые - серьезные. Наиболее серьезным оказался тот факт, что он реагировал на структуры трех языков, но осознавал это только в отношении двух из них. Вот тут-то и лежит причина, ввергнувшая его в пучину бедствий. Уинтер говорил на солярном-вербальном - ведь он был инквизитором (в двадцатом веке это называлось "расследующий репортер"), и слова, понятные во всей системе, служили ему рабочим инструментом. Он знал и понимал сома-гештальт (в двадцатом веке это называлось "язык тела"); общаясь в ходе своих расследований с превеликим множеством незнакомых людей самого различного положения, он по прямой необходимости научился понимать, что именно они недоговаривают, что кроется за произносимыми ими словами. Все это Уинтер знал, а не знал он того, что откликается на сигналы Anima Mundi, которая, собственно, и порождала его необыкновенное синэргическое ощущение структур. Когда-то я считала причиной такой гиперчувствительности страшное потрясение, полученное им в младенческом возрасте, при крушении корабля. Теперь-то понятно, что все дело в эксперименте Круппа и Декко, а загадочная величина икс, квадратично возросшая у Роуга, - то, что я называю про себя "видение". Именно благодаря этому чувству он видит в разрозненных вроде бы фактах и событиях черты, позволяющие связать их в синэргичное единство. Anima Mundi - это Мировая Душа, лежащая в основе всего бытия. По латыни Anima - дыхание, жизнь, душа, а Mundus - мир, вселенная. Anima Mundi - космический дух, преисполняющий все живые существа и даже - как считают некоторые - все неодушевленные предметы. Я и сама в это верю. У старого дома всегда есть и свой дух, и свой норов. Вы встречали, вероятно, картину, недовольную местом, отведенным ей в дому и прямо-таки бунтующую, наотрез отказываясь висеть прямо? А стулья? Разве они не требуют к себе внимания, толкая проходящих мимо? А хмурые лестничные ступеньки, норовящие подставить нам ножку? Почти все мы откликаемся на голос Души и находимся под ее влиянием. Мы воспринимаем некоторые очевидные вещи - "душу", "вибрации", "экстрасенсорику", по разному чувствуем себя при разной погоде, ночью и днем, но не способны понять, что это - лишь крохотные наружные грани Мировой Души, лежащей в основе всего сущего. Роуг Уинтер чувствовал ее влияние лучше, чем кто-либо другой и в то же время абсолютно об этом не догадывался. Он воспринимал основополагающие структуры, хорошим примером чего может служить случай, рассказанный фламандской девушкой. Выполняя задание на Марсе, Роуг решил устроить себе выходной и отправился в валлийский купол порыбачить в соленом озере - там стараниями местных жителей водились целаканты, четвероногие рыбы, чудом сохранившиеся на Земле с мелового периода. Он забрасывал блесну на восток, навстречу стаям этих диковин, которые имели привычку кормиться, передвигаясь с востока на запад. Неожиданно - сам-то Уинтер считал, что придумал способ перехитрить рыбу, но в действительности неосознаваемое седьмое чувство заставило его подчиниться приказу Anima Mundi - неожиданно он развернулся и начал бросать блесну на запад. Рыба не клевала. Прошло несколько минут, и на пустынном берегу появилась девушка с густой копной темно-золотистых волос; вся ее одежда ограничивалась коротко обрезанными джинсами. Опустив на землю две тяжелые продуктовые сумки, которые она несла без помощи нуль-гравитации, девушка растерла уставшие руки, улыбнулась и сказала: - Привет. Французский акцент мгновенно очаровал Уинтера; к тому же незнакомка не уставилась на маорийские знаки королевского достоинства, и это переполнило его благодарности. - Добрый вечер. Куда вы идете? - Я приехала сюда погостить, живу в соседнем поселке. А сейчас ходила покупать dineur [обед (фр.)]. - А откуда вы приехали? - С Каллисто. - Я считал, что на Каллисто сплошные голландцы. - Вы никогда не visite Каллисто? - Пока не приходилось. - Там совсем не сплошные Hollandeux [голландцы (фр.)]. Это же Бенилюкс, comprendez? Там и Фламандия, и Бельгия, и Люксембург... Я из фламандского купола. А вы рыбу ловите? - Как видите. Хотите рыбу на dineur? - Уинтер подтянул блесну. - Поплюйте на нее, - предложил он девушке, - тогда точно повезет. Беспардонная, конечно, ложь, но если перед тобой такое личико и такая грудь... Девушка смущенно замялась и плюнула на блесну - очень деликатно - только тогда, когда рыболов отвел глаза в сторону. Уинтер забросил на глубокое место, начал короткими рывками выбирать леску и вдруг почувствовал, что на крючок попалась очень большая рыба. Он громко рассмеялся, сам не веря своей удаче, и начал подтягивать рыбу - действительно тяжеленную: девушка буквально приплясывала от возбуждения. Леска становилась все короче и короче, последний рывок - и на берегу оказалось детское тельце. - Dieu! [Боже! (фр.)] - буквально простонала девушка. - Это же fille [девочка, дочка (фр.)] Меганов. Она утонула, а тело никак не могли найти. - Матерь Божья. - Отцепив от крошечного купальника крючок, Уинтер взял мертвую девочку на руки. - Куда ее отнести? А что причиной всему его седьмое чувство, бессознательно откликнувшееся на призыв Anima - об этом ни малейших подозрений. Несбалансированная смерть должна была найти свое место в общей структуре Мировой Души, вот почему его и потянуло на запад. Обошлось бы, конечно, и без нашего героя. Нашлись бы другие естественные факторы, готовые откликнуться на призыв, но под рукой был Роуг Уинтер со своим видением - он-то и оказался первым. А способность делать неожиданные открытия, случайно находить то, о чем даже не помышлял? Она его забавляла, она его удивляла, но и здесь он не усматривал какого-то там влияния какой-то там Души. Идешь себе потихоньку из пункта А в пункт Б, никого не трогаешь - и вдруг расшибаешь ногу о подвернувшееся на пути Х - ну как Гершель наткнулся на Уран. Именно эта способность и сделала Роуга нашим "Пойнтером". Дальнейшие сведения об Уинтере извлечены из досье по проблеме Мета (сов. СЕКРЕТНО. ТОЛЬКО ДЛЯ АГЕНТОВ КЛАССА АЛЕФ), из раздела "Операция Пойнтер". У него была странная память. Он великолепно, до микроскопических подробностей, помнил формы - но не цвета. Он помнил сюжеты и логику всего, что читал или видел, - но не адреса и телефонные номера. Он помнил в лицо каждого, с кем встречался в течение всей своей жизни, - но не их имена. Он вспоминал свои любовные увлечения в форме структур, совершенно неузнаваемых для дам, бывших предметом оных увлечений. Он подвергнул себя весьма рискованной внутричерепной операции по вживлению искусственных синапсов, в результате чего получил прямую телепатическую связь со своим компьютером. Уинтер думал, а компьютер записывал, печатая и/или графически иллюстрируя его соображения. Использование столь передовой методики доступно очень немногим. Тут необходимо полное сосредоточение - никаких случайных ассоциаций. Чтобы разобраться в структуре, чтобы различить основу ткани событий, для этого он был готов на все - лгать, обманывать, очаровывать, воровать, принуждать, унижаться перед кем угодно и каким угодно образом, нарушать любую из Десяти Заповедей плюс Одиннадцатую (Не Дай Себя Сцапать). Да и нарушал их почти все - в ходе исполнения служебных обязанностей. Возраст - тридцать три года, рост - шесть футов полтора дюйма, вес - сто восемьдесят семь фунтов, физическая форма - отличная. Разведен. Бывшая его жена, прелестная девушка с Луны, из купола Фриско, имела гибкое тело пловчихи, узкий разрез темных глаз, большую грудь и белокурые волосы, собранные обычно в высокую прическу - тип, никогда не оставлявший Уинтера равнодушным. Каждую свою фразу она украшала жаргоном, лунным по происхождению, но распространившимся со скоростью эпидемии: "Я от тебя торчу, сечешь? Только спать хочется - крыша едет, без понта. Надо давануть минут шестьсот". Очаровательная, легкомысленная, неизменно веселая, она - увы! - не страдала избытком интеллекта, так что брак распался. Уинтер любил женщин, но только как равных. Одна из его пассий - из той же самой, естественно, тощей грудастой породы - съехидничала как-то, что он и сам, пожалуй, не устроил бы себя в качестве равного. Титанианская фея с этой задачей справилась. Один день синэргии, а расхлебывай потом всю жизнь. Уинтер только что вернулся с Венуччи, где собирал материал по местному феминистическому движению. Вернулся в шоке, тем более сильном, что кровавая стычка в куполе Болонья казалась совершенно лишенной смысла. Произошла эта стычка вечером предыдущего дня, предыдущего - это значит предшествовавшего Дню, Который Изменил Его Жизнь. Квартира Роуга занимала целый этаж ротонды Beaux Arts [изящные искусства (фр.)], комплекса, выстроенного в старом эдвардианском стиле, с панорамными окнами, каминами, а главное - толстыми стенами, защищавшими творцов друг от друга. В надежной звукоизоляции тонули и жалобные вопли колоратурных сопрано, пытающихся совладать со своими колоратурами, и электронное громыхание "Галактического гавота в соль миноре", и безостановочное бормотание какого-то типа, диктовавшего оксфордский словарь английского языка для перевода его на новояз. Берлога была старомодной и в точности соответствовала вкусам Уинтера - просторная гостиная с георгианской мебелью, маленькая кухня, умывальная комната с огромной шестифутовой ванной, две спальни - одна большая, другая - совсем маленькая. Маленькая спальня аскетичностью своей походила на монашескую келью, а большая - на бардак, такой беспорядок царил в этой комнате, превращенной в студию. Стены ее были увешаны полками с книгами, пленками, кассетами, компьютерными программами: здесь же стоял стол, размерами подходивший для какого-нибудь конференц-зала, но исполнявший роль письменного, а также компьютер, тот самый, с которым Уинтер имел телепатическую связь - прекращая работу с ним, нужно было обязательно проверить, заблокирован ли вход, иначе машина писала без разбора все, о чем думал ее хозяин. Ну и, конечно, кипы бумаги, груды чистых кассет, на полу - вороха старых статей, и, словно змеи, заждавшиеся Лаокоона и его сыночков, извиваются какие-то драные пленки. Ошарашенный и мрачный, Уинтер не стал распаковывать дорожную сумку и даже не переоделся - хотя лайнеры Алиталии не слишком-то знамениты своей чистотой. Вместо этого он вооружился бутылкой виски, уселся в гостиной на диван, закинул ноги на кофейный столик и принялся доводить себя до невменяемости - чтобы хоть немного очухаться. Вчера вечером он убил человека - впервые в жизни. Чаще всего поворотные моменты судьбы - это действительно моменты, события буквально секундные. Схватка, перевернувшая всю жизнь Уинтера, произошла в полумраке Центральных Садов купола Болонья и продолжалась три секунды. Он пришел сюда на свидание, но вместо опаздывавшей девушки из кустов выскочил здоровенный гориллоид со здоровенным же ножом - и вполне очевидными намерениями. Многолетние тренировки с детства отточили реакцию Уинтера. Он не противопоставил силе силу - как, видимо, от него ожидалось - а расслабился, упал навзничь, перекатился под ногами замешкавшегося от неожиданности противника и прыгнул ему на спину. Два удара коленом в пах, захват двумя руками правой - вооруженной - кисти, резко хрустнула ломаемая кисть - и правая сонная артерия гориллоида вспорота его же ножом. Все это - за какие-то три секунды свистящей тишины. Умирал нападавший гораздо дольше. - Ну зачем ты полез, дурак несчастный? Зачем? - Уинтер потряс головой, отгоняя воспоминания. Тремя рюмками позднее его посетило вдохновение. - Девушка, вот что мне сейчас нужно. Забыть все эти заморочки и ждать, пока структура прорисуется сама. - Валяй, - ответил один из многочисленных Роугов, обитавших в его сознании (их там было с дюжину, а то и больше), - только ты ведь оставил свою красную адресную книгу в студии. - Ну какого, спрашивается, хрена не могу я записывать девушек в прославленную изящной литературой черную книжечку? - А какого, спрашивается, хрена не можешь ты запоминать телефонные номера? Ладно, оставим глупые вопросы. Ну что, по бабам?.. Он позвонил по трем телефонам - безо всякого успеха. Он выпил еще три рюмки - с успехом более чем удовлетворительным. А потом разделся, улегся в своей монашеской келье на свою японскую кровать, некоторое время ворочался, бормоча под нос какие-то ругательства, и в конце концов уснул. И снились ему совершенно бредовые структуры труктуры руктуры уктуры ктуры туры уры ры ы Встал Уинтер очень рано и почти сразу вылетел из дома. Сперва - на телестудию, обсудить с продюсером сценарий. Затем - к издателю, скандалить насчет иллюстративного материала. На закуску - в "Солар Медиа". Он проследовал по издательским коридорам, щедро из без каких бы то ни было предубеждений целуя, иногда даже ущипывая всех встречных сотрудниц; этот церемониальный марш завершился в кабинете Аугустуса (Чинга) Штерна. Чинг был главным редактором. - Набрал на статью, Рогелла? - Набрал. - Срок три недели. - Уложусь. Какой-нибудь пустой кабинет на час или около найдется? Нужно позвонить в уйму мест, а тут еще производственный отдел прислал гранки вычитывать. Они просили сделать прямо сегодня. - Что за статья? - "Пространство и дебильность: умственная недостаточность в Е=mc^2. - Ни хрена себе! Она должна была уже вчера лежать в лаборатории. Бери комнату для совещаний, Рогелла, на сегодня никаких мозговых штурмов не намечено. Уинтер устроился в комнате для совещаний, быстро покончил с телефонными разговорами, позвонил в архив, чтобы переписали в свои файлы привезенный с Венуччи материал, пальцами прочитал магнитную пленку гранок - еще одна грань синэргических способностей - впал в дикую ярость, позвонил Чингу Штерну и понес его по кочкам. Дверь приоткрылась, и в комнату осторожно просунулась голова - с узким разрезом темных глаз и белокурыми, неровно выгоревшими на солнце волосами, уложенными в высокую прическу. Деми Жеру из корректорской. Уинтер махнул рукой, приглашая девушку войти, а затем той же рукой послал ей воздушный поцелуй, все это - ни на секунду не прекращая лить в интерком поток ругательств. - Я начал вычитывать гранки этой дебильной статьи, и вдруг оказывается, какой-то сукин сын все переделал! Ну сколько мне раз говорить, чтобы не давали никаким раздолбаям курочить мои тексты? Хотите что-нибудь изменить - чего проще, скажите мне, я сам все сделаю. Мне не нужны в соавторы никакие хитрожопые засранцы! С треском опустив трубку интеркома, Уинтер обернулся к совершенно перепуганной девушке и одарил ее лучезарнейшей из своих улыбок. - Деми, ты - истинная услада глаз моих, с трудом разлипающихся после вчерашней пьянки. Подойди поближе, дяденька тебя обнимет. - Он широко раскинул руки и почувствовал, как дрожит все ее тело. - Несравненный ты мой корректор, весь исходный материал по Венуччи ждет. - А я уже не корректор. - Произношение Деми было по-виргински мягким. - Только не говори мне, что эти ублюдки уволили мое Сокровище Океана. - Меня повысили. Теперь я младший редактор. - Поздравляю! Давно пора, сколько можно закапывать в землю таланты умненькой девочки из... как там назывался этот твой дурацкий колледж? - Мэримонт. - Во-во. А зарплату прибавили? - Увы. - Вот же гады! Ничего, все равно отметим. Идем сейчас куда-нибудь, и я напою тебя в стельку. - Вряд ли захочешь, Роуг. - А чего это? - Ну... мне дали первую работу... это оказалась твоя олигофренная статья. - Ты хочешь сказать, что ты и есть тот самый сукин сын, который?.. И ты слышала, как я орал все это в трубку? - Уинтер громко расхохотался и чмокнул густо покрасневшую девушку. - Вот тебе первый урок, как надо со мной обращаться. А материал по феминисткам - он что, тоже пойдет к тебе? - Меня приставили к тебе постоянно, - смущенно кивнула Деми. - Это поможет мне набраться опыта, полагает мистер Штерн. - Очень интересно, какой именно опыт имеется в виду. Ну что ж! Полюбуйтесь, перед вами - Деми Жеру, дьяволица из Диксиленда, а отныне - мой личный редактор! Глубоко, судорожно вздохнув, девушка опустилась на один из стульев. Сейчас в ней сквозила трогательная смесь решительности и страха. - Мне бы хотелось совсем другого. - Да? - Помнишь, ты рассказывал, как ужинал однажды у каких-то ирландцев? - Чего-то не припомню. - Ну, когда ты водил меня завтракать в Грот Кошерной Морской Пищи "Эй, на встречном космическом!" - Завтрак помню, но что я там рассказывал - хоть убей. - Какой-то... какой-то ребенок ползал у всех под ногами, ты взбесился и пнул его. - Господи ты Боже! - засмеялся Уинтер. - Ну конечно! Это было в куполе Дублин. Никогда не забуду, как все прямо окаменели от ужаса. Поступок жуткий, кто бы спорил, но ты себе не представляешь, какое это было занудное сборище. - А ребенок посмотрел на тебя с обожанием. - Точно. Лайаму уже лет восемь, и он все еще меня обожает. Пишет мне письма на гэльском. Можно подумать, у этого мальчишки врожденная страсть такая - чтобы его пинали. - Роуг, - негромко сказала Деми. - А ведь ты и меня пинал. - Я? Пинал? Уинтер был поражен, его охватила непривычная дрожь, по всей коже пробежали мурашки Откровенные предложения встречались ему и прежде, но не в такой же форме. "Я что, делал ей авансы?" "Неужели она ощутила взаимное между нами притяжение, о котором я сам никогда и не подозревал?" "А может, я вру?" "Может, я все время только этого и хотел?" Все эти противоречивые, взаимоисключающие вопросы метались в голове Уинтера, но искать на них ответы было уже поздно. Он встал, притворил дверь комнаты, поставил стул прямо перед стулом девушки, сел и взял ее за руки. - Что с тобой, Деми? - Сейчас он говорил нежно, без следа прежней иронии. - Безнадежная любовь? Деми кивнула и начала тихо всхлипывать. Роуг осторожно вложил ей в руку носовой платок. - Надо быть очень храброй, чтобы сказать такое. И давно это у тебя? - Я не знаю. Это... это просто как-то вот случилось. - Прямо сейчас? - Нет, не сейчас... как-то само собой случилось. - А сколько тебе, радость моя, лет? - Двадцать три. - И ты любила кого-нибудь раньше? - Это все не то, я никогда не встречала таких, как ты. Уинтер внимательно оглядел безнадежно ревущую девочку с узкой талией и большой грудью. А потом тяжело вздохнул. - Послушай, - начал он, осторожно подбирая слова. - Во-первых, я очень тебе благодарен. Ведь такое вот предложение любви - все равно что сокровище на конце радуги, оно достается совсем немногим. Во-вторых, я тоже могу тебя полюбить, но ты должна понять почему. Когда предлагается любовь, ответом может быть только любовь, тут нечто вроде шантажа, только шантаж этот - прекрасен. И я сейчас развлекаю тебя такими вот до тупости очевидными истинами с единственной целью, чтобы ты не промочила мой носовой платок насквозь. - Я знаю, - кивнула Деми. - Тебе всегда можно верить. - Так что получить меня можно. Я и вообще маньяк по части женщин - единственный, наверное, мой порок, - а сейчас девушка нужна мне, как никогда, только... Посмотри сюда, Деми, и слушай меня внимательно. Тебе достанется только половина мужчины, а может, и меньше. Большая часть меня принадлежит работе. - Потому ты и гений. - Прекрати это слюнявое обожание! Уинтер резко встал, подошел к огромной карте Солнечной системы и начал ее изучать - без особого, правда, интереса. - Боже милосердный, так ты и вправду твердо решила меня заарканить? - Да, Роуг. Мне и самой это не нравится... да. - И что, никакой пощады? Наш покойный друг, великий Роуг Уинтер подшиблен влет мэримонтской тихоней, каковой факт снова и непреложно доказывает, что я - придурок, способный сказать "нет" кому угодно, кроме девушки. - Ты боишься? - Конечно, боюсь, только куда же мне деться? Хорошо, давай начнем. Деми с разбегу бросилась Уинтеру в объятья и поцеловала его плотно сжатые губы. - Мне нравится, какой у тебя рот, - пробормотала она, задыхаясь. - Твердый, крепкий. И руки тоже крепкие. Роуг... Роуг... - Это потому, что я - маори, дикарь. - Таких как ты вообще больше нет. - А нельзя ли приглушить малость это благоговение? У меня и так хватает тщеславия. - Господи, никогда бы не поверила, что получу тебя. - Да? Расскажи кому другому. Прошу вас. Высокочтимые святые предки царственного семейства Юинта, - молитвенно возвел глаза к потолку Роуг, - благородные короли, пятнадцать поколений правившие маори, те, чьи души покоятся в левом глазе Те Юинты... прошу вас, не дайте этой паучихе сожрать меня с потрохами. Деми восторженно присвистнула и захихикала. - Что может поделать благородный дикарь, когда на него нацелилась девица? Он окружен, он обречен, он пропал безвозвратно. - В левом глазе? - уточнила Деми. - Ага. А ты что, не знала, что душа обитает в левом глазе? У маори это каждому ребенку известно. Зажмурив правый глаз, он посмотрел на светившуюся восторгом и предвкушением девушку. - Какого черта, Деми. Пойдем, отметим это дело, только теперь я не тебя буду накачивать, а надерусь сам. Чтобы приглушить свои страдания. Деми снова присвистнула. Сударыня, будь вечны наши жизни, Кто бы стыдливость предал укоризне? [Эндрю Марвелл (1627-1678) "К стыдливой возлюбленной". Перевод Г.М.Кружкова] Сперва ей потребовалось по-кошачьи обследовать всю квартиру, осмотреть, иногда - бегло, иногда - подолгу любуясь, всю мебель, все картины, книги и кассеты, все сувениры, собранные по различным уголкам Солнечной системы. Деми изумленно - и несколько старомодно - приподняла бровь при виде шестифутовой ванной (предмета совсем еще недавно - до наступления эры Мета - незаконного), недоверчиво покосилась на японскую кровать - толстый белый матрас на огромном брусе черного дерева - и слегка застонала при виде кошмарного беспорядка в студии. Вы б жили где-нибудь в долине Ганга Со свитой подобающего ранга, А я бы в бесконечном далеке Мечтал о вас на Хамберском песке. - А чем я тебе понравилась? - Когда? - Когда поступила на работу в "Солар". - С чего это ты решила, что я обратил на тебя внимание? - Ты позвал меня в ресторан. - На меня произвела впечатление твоя непоколебимость. - Какая, конкретно, непоколебимость? - В борьбе за предоставление Вулкану достойного места в братской семье планет. - Никакого Вулкана не существует. - Вот потому-то ты мне и понравилась. - А что это у тебя в шкатулке? - Лицо фарфоровой куклы. Я нашел его на Марсе, в куполе Англия. Подобрал из мусора и без ума влюбился. - А вот это? - Кончай, Деми. Ты что, вознамерилась изучить всю мою прошлую жизнь? - Нет, но ты все равно скажи. Такая странная штука. - Это - слезка из Башни Драгоценностей, которая на Ганимеде, в куполе Бурма. - Башня Драгоценностей? - Они делают синтетические драгоценные камни ровно тем же способом, как столетья назад в дроболитейных башнях делали дробь. В тот раз отливали красные рубины, эта капелька не получилась сферической, вот ее и отдали мне. - Такая интересная, внутри словно цветок. - Да, это и есть изъян. Хочешь, подарю? - Нет, благодарствую. Я намерена получить с тебя нечто большее, чем порченные рубины. - Вот уже и агрессивность появляется, - сообщил Уинтер стенам своей гостиной. - Загнала меня в угол и решила, что теперь можно не скрывать истинное свое лицо. Начав задолго до Потопа вздохи, И вы могли бы целые эпохи То поощрять, то отвергать меня - Как вам угодно будет - вплоть до дня Всеобщего крещенья иудеев! - А чем понравился тебе я, когда ты увидела меня в "Солар"? - Как ты двигаешься. - Это что - язык на плечо и едва волочу ноги? - Господи, да ты что! Твой ритм. - В действительности я - негр, у нас врожденное чувство ритма. - Какой ты там негр, ты даже не настоящий маори. - Деми чуть тронула его щеку кончиками пальцев. - Я знаю, откуда эти шрамы. Роуг чуть опустил свои очки. - Ты все делаешь как-то четко, размеренно. - Она несколько раз качнула рукой. - Словно ритм-секция оркестра. И двигаешься, и говоришь, и шутишь... - А ты что, никак на музыке задвинутая? - Вот я и захотела попасть тебе в такт. Уинтер замер, не донеся рубиновую слезку до шкатулки; лучи вечернего солнца осветили Деми под неожиданным углом, и на мгновение она стала похожей на Рэйчел Штраус из "Солар Медиа", с которой у него были когда-то весьма сложные и запутанные отношения. Любовь свою, как семечко, посеяв, Я терпеливо был бы ждать готов Ростка, ствола, цветенья и плодов. Уинтер начинал чувствовать себя несколько неуютно, с прежними девушками такого не бывало. - Невнятное у нас какое-то начало получается, - пожаловался он. - С чего это ты решил? А по моему - сплошные игры и веселье. - Кто тут веселится? - Я. - А я что должен делать? - Лови мелодию и подыгрывай. - Каким ухом, левым или правым? - Средним. Там, кажется, пребывает твоя душа? - В жизни не встречал таких бредовых и наглых девиц. - Если хотите знать, сэр, мне приходилось выслушивать оскорбления от людей и получше вас. - Это от кого же? - От тех, кому я отказывала. - Оставляешь меня в неведении? - Да, с тобой по-другому нельзя. - Черт побери, меня переиграли, - пробормотал Уинтер. - Силы явно не равны. Столетие ушло б на воспеванье Очей; еще одно - на созерцанье Чела; сто лет - на общий силуэт, На груди - каждую! - по двести лет, И вечность, коль простите святотатца, Чтобы душою вашей любоваться. - Вот уж последнее, чего я от тебя ожидала, - улыбнулась Деми. - Что последнее? - Что ты окажешься таким стеснительным. - Я? - возмутился Роуг. - Стеснительный? - Да, и мне это очень нравится. Глазами уже все ощупал, а в остальном - никаких поползновений. - С негодованием отрицаю. - Скажи мне, что ты видишь? - Калейдоскоп какой-то идиотский. - Ты бы объяснил попонятнее. - Я... - он замялся. - Я не могу. Я... ты все время становишься другой. - Каким образом? - Ну... Волосы, например. Они то прямые, то волнистые, то светлые, то темные... - А, да это новая краска для волос, "Призма". Она реагирует на длину световой волны. Посмотрел бы ты, что делает со мной телепрограмма АРВ, я превращаюсь чуть не в северное сияние. - И глаза - иногда темные и узкие, как у моей бывшей жены, а иногда раскрываются, как огромные опалы... В точности как у одной старой знакомой из Фламандского купола. - Элементарный фокус, - рассмеялась Деми. - Это умеют все девушки. Мужчины падают, как громом пораженные - во всяком случае так считается. Она сняла с Уинтера очки и нацепила их себе на нос. - Ну что, теперь не так страшно? - И... И груди. - Уинтер почти заикался. - Когда ты впервые появилась в агентстве, я еще подумал, что они... ну, такие трогательные крохотные бугорки. А теперь... теперь они... Ты что, наращивала их, пока я бегал по заданиям? - Попробуем выяснить, - сказала Деми и начала расстегивать кофточку. Но за моей спиной, я слышу, мчится Крылатая мгновений колесница; А перед нами - мрак небытия, Пустынные, печальные края. Поверьте, красота не возродится, И стих мой стихнет в каменной гробнице; И девственность, столь дорогая вам, Достанется бесчувственным червям. Там сделается ваша плоть землею, Как и желанье, что владеет мною. - Не надо, - сказал Уинтер. - Пожалуйста, не надо. - Почему не надо? Ты что, все еще стесняешься? - Нет, просто я... я не этого ожидал. - Конечно, не этого. Ты же маори, дикарь, настоящий мужчина. А вот на этот раз я сама буду к тебе приставать. - Кофточка улетела в сторону. - Сколько, по твоему мнению, может ждать девушка? До самой смерти, что ли? - Ни себе хрена! - восхищенно воскликнул Уинтер. - Да тебя хоть на нос парусника приколачивай! - Да, - серьезно согласилась Деми. - У меня даже прозвище такое - Чайный Клиппер. - Ты что, террористка из организации "Свободу девственницам"? - А чего спрашивать, - рассмеялась она. - Лучше взять да выяснить. Давай, Роуг. Деми рывком подняла Уинтера с дивана и потащила в спальню, на ходу сдирая с него одежду. Всю силу, юность, пыл неудержимый Сплетем в один клубок нерасторжимый И продеремся в ярости борьбы Через железные врата судьбы. И пусть мы солнце в небе не стреножим - Зато пустить его галопом сможем! Но ей оказалось под силу и это - остановить солнце над лишенном времени чистилище любви. Она казалась сотней женщин с сотнями рук и ртов. Она была негритянкой с толстыми губами, которые обхватывали, поглощали его, с высокими, крепкими ягодицами, которые сжимали его, как клещи. Она была девственницей из Новой Англии - тоненькой, белокурой и беспомощной, но дрожащей от счастья. Она наполняла его уши жадным, ненасытным воркованием - и в то же время ее рты извлекали арпеджио из его кожи и пили их. Она была дикой, из какого-то иного мира тварью, гортанно вопившей, когда он по-зверски же овладевал ею. В какое-то мгновение она стала надувной пластиковой куклой, то пищавшей, то гудевшей, наподобие игрового автомата. Она была жесткой и нежной, требовательной и бесконечно покорной и всегда - неожиданной. И она вызывала у него странные, чудовищные видения. Его словно стегали кнутом, распинали, рвали на дыбе и четвертовали, клеймили добела раскаленным железом. Ему казалось, что он видит ее и себя - невероятно сплетенных - в увеличивающих зеркалах. Он пришел в ужас, услышав громкий стук в дверь и той же дверью приглушенные голоса, выкрикивавшие непонятные угрозы. Его чресла превратились в бесконечно извергающийся вулкан. И все это время ему казалось, что они ведут с ней легкую, блестящую беседу за икрой и шампанским - в качестве эротической прелюдии, чтобы возлечь потом перед зажженным камином и впервые предаться любви. ЭНЕРГИЯ Я все больше и больше прихожу к убеждению, что человек - существо опасное и что власть болезненно увлекает своих обладателей, без различия - принадлежит она многим или немногим. Эбигайл Адамс Уинтер поднялся с японской кровати, бесшумно прошел в гостиную и уселся на диван, закинув ноги на кофейный столик. Он напряженно думал, стараясь разобраться в структуре событий. Получасом позднее появилась Деми - вновь стройная, белокурая и чуть раскосая. Одернув на себе одну из рубашек хозяина дома, выполнявшую роль кургузого домашнего халата, девушка уселась по другую сторону кофейного столика прямо на пол и посмотрела на Роуга снизу вверх. - Я тебя люблю, - прошептала она. - Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю. Некоторое время Уинтер молчал, затем судорожно вздохнул. - Ты - титанианка. - Он не спрашивал, а констатировал факт. Деми помолчала, примерно столько же, сколько и он, а затем кивнула. - Разве это что-нибудь меняет? - Не знаю. Я... Ты первая титанианка, с которой я встретился. - В постели? - Вообще, где угодно. - Ты уверен? - Н-нет. Пожалуй, я не могу быть уверен. Никто не может. - Не может. - А ты сама способна уверенно распознать своих? - Ты имеешь в виду всякие там таинственные приметы вроде секретных масонских знаков? Нет, но... - Но что? - Но мы можем узнать друг друга, если начнем говорить на своем языке. - А как звучит титанианский? Я его слышал когда-нибудь? - Возможно. Тут не так все просто. Понимаешь, титанианцы общаются совсем иначе, чем остальные. - Иначе? - Не звуками и не жестами. - А как же? Телепатия? - Нет, мы говорим химически. - Что? - У нас химический язык - запахи, вкусовые ощущения, ощущения на поверхности кожи и в глубине тела. - Что-то ты мне плетешь. - Ни в коем случае. Это - очень исхищренный язык, где все выражается вариациями интенсивности и сочетаниями. - Знаешь, я что-то даже не верю. - Тебе это чуждо, вот и не веришь. Сейчас я буду говорить химически. Готов воспринимать? - Давай. - Так что? - спросила Деми после нескольких секунд полного молчания. - Ничего. - Чувствуешь какой-нибудь запах? вкус? Вообще что-нибудь? - Ничего. - Вообще никаких ощущений? - Только растущее убеждение, что все это просто жульническая уловка, смысл которой... Нет. Подожди. Надо по-честному. На какой-то момент мне показалось, что я вижу нечто вроде солнечного диска, вроде этих моих шрамов, - Ну вот! - широко улыбнулась Деми. - Ты все-таки слышал меня, однако все это настолько чуждо тебе и незнакомо, что мозгу приходится переводить принимаемый сигнал на язык п