ривычных символов. - Ты действительно сказала мне нечто, чему соответствует зрительный образ солнечного диска? Деми кивнула. - Так что ты там говорила на своем химическом? - Что ты - психованный, в конец запутавшийся маорийский мужчина, и я люблю тебя, люблю всего, вплоть до этих самых шрамов. - И ты все это сказала? - Не только сказала, но так и думаю, особенно насчет шрамов. А ты, дурачок, чего-то стесняешься... - Кончай сострадание, я ненавижу такие штуки, - прорычал Уинтер. - Так что же, - добавил он, - вы, титанианцы, так вот и вещаете все время на своем химическом языке? - Нет. - А много вас среди людей? - Не знаю, да, собственно, и не очень интересуюсь. Я интересуюсь только тобой... и ты, Роуг, меня пугаешь. - Не понимаю, чем. - Стать таким холодным и аналитичным сразу же после... ну ты понимаешь, после чего. - Прости, пожалуйста, - несколько принужденно улыбнулся Уинтер. - Я пытаюсь во всем этом разобраться. - Зря я тебе сказала. - А не надо было и говорить, ты показала. Необыкновенно и потрясающе, я никогда и подумать бы не мог... А как ты попала сюда, на Землю? - Я и родилась здесь. Я - вроде как подкидыш, а уж если точнее - подменыш. - Как это? - Настоящая моя мать дружила с семейством Жеру, она была их врачом. Не хочется вдаваться в ее историю, проговоришь до вечера. - Ладно. - Мне был всего месяц, когда умер первый ребенок Жеру, примерно такого же возраста, как и я. Мать заменила мертвого младенца мной. - Почему? Зачем? - Ей нравилась эта семья, и она знала, что утрата первого ребенка сломит их. Я не была у нее первой... ведь из нас дети сыплются легко и быстро, как горошины из стручка. - А твой отец - земной человек? - Нет, мы можем рожать только от титанианцев. Нашим яйцеклеткам чем-то не нравятся ваши сперматозоиды, а может - наоборот. Как бы там ни было, мать решила, что мне будет полезно вырасти земной девочкой из хорошей семьи. И ей ничто не мешает за мной приглядывать. Вот, собственно, и все. - Так значит, вы _с_п_о_с_о_б_н_ы_ любить? - Мог бы и сам понять, Роуг. - А вот я не понимаю, - беспомощно развел руками Уинтер. - Например, эти разговорчики насчет краски для волос и стреляния глазками и прочем - ведь все это просто камуфляж, титанианские фокусы, верно? - Да. Я чувствую твои желания и стараюсь к ним приспособиться, но моя любовь - не камуфляж. - И ты можешь изменяться, как хочешь? - Да. - А какая ты в действительности? - Как ты сам думаешь - на что похож титанианец в действительности? - Не знаю, хоть убей. - Он смотрел на Деми озабоченно и даже боязливо. - Ну, какой-нибудь там ослепительный сгусток энергии, или бесформенная амеба, а может, вспышка молнии? - Неудивительно, что ты места себе не находишь, - расхохоталась девушка. - Поцелуй с напряжением в тысячу вольт - кто же не испугается! Но ты скажи, на что похож в действительности ты сам? - Ты же видишь и - в отличие от меня - можешь вполне доверять своим глазам. - Au contraire, m'sier [как раз наоборот, мсье (фр.)]. Я не увижу, каков ты в действительности, до самой твоей смерти. - Но это же чушь, какая-то нелепица. - Да не совсем, - посерьезнела Деми. - Что такое настоящий ты, ты, которого я люблю? Твой гений по части структур? Твои блестящие способности журналиста - синэргика? Твой юмор? Твое обаяние? Твой изощренный, аналитический ум? Нет. Настоящий ты в том, какое ты находишь у_п_о_т_р_е_б_л_е_н_и_е_ всем этим великолепным качествам, что ты создаешь, что оставляешь после себя - а кто же может определить это с уверенностью, пока ты жив? - Пожалуй верно, - неохотно согласился Уинтер. - То же самое относится и к нам. Да, я способна изменяться, приспосабливаться к ситуации или человеку - но совсем не к _л_ю_б_о_й ситуации и не к _л_ю_б_о_м_у_ человеку. Настоящая я - это то, что я делаю по собственной своей воле. А после смерти я приму ту форму, которую всегда предпочитало мое глубинное, внутреннее "я". Вот это и буду настоящая я. - А не заносит ли тебя в мистику? - Ни в коем случае. - Жестом школьной учительницы, привлекающей внимание класса к наглядному пособию, Деми постучала по кофейному столику. Столик у Роуга был редкостный - из поперечного среза тюльпанного дерева с Сатурна-шестого. - Посмотри на эти кольца. Каждое из них свидетельствует об изменении, об адаптации, согласен? Уинтер послушно кивнул. - Однако при всех этих изменениях тюльпанное дерево оставалось тюльпанным деревом? - Да. - Оно начиналось нежным, бессильным бутоном, из которого могло вырасти что угодно, но Космический Дух сказал: "_Т_ы_ - тюльпанное дерево. Расти и меняйся, как тебе вздумается, но и в жизни, и в смерти ты останешься тюльпанным деревом". То же самое и с нами: мы меняемся, мы адаптируемся - в пределах внутреннего своего естества. Уинтер потряс головой, на его лице читалось удивление, смешанное с недоверием. - Да, мы полиморфны, - продолжала девушка, - но мы живем, адаптируемся, боремся за существование, влюбляемся... - И разыгрываете с нами такие вот веселенькие любовные игры, - прервал ее Уинтер. - А что тут такого, - обожгла его взглядом Деми. - Разве любовь - не веселье? Да ты, Уинтер, часом не сдурел? Никак ты считаешь, что любовь должна быть мрачной, глухой, отчаянной, безнадежной, вроде как в старинных русских пьесах? Вот уж не подозревала в тебе такой инфантильности. Несколько секунд Роуг ошарашенно молчал, а потом затрясся от смеха. - Ну, Деми, черти бы тебя драли! Ведь ты снова изменилась, только каким местом сумела ты понять, что мне нужен строгий учитель? - Не знаю, милый. - Теперь она тоже смеялась. - Возможно - левым глазом. Обычно я только смутно ощущаю, что именно сейчас нужно. В конце концов я только наполовину человек, а влюбилась и вообще впервые, так что нельзя с меня много спрашивать. - Никогда, никогда не меняйся, - улыбнулся Роуг. - Только что это за хрень я несу? - Ты хотел сказать, что я должна изменяться только для тебя. - Деми взяла его за руку. - Пошли, суперлюбовник. На этот раз они вернулись из спальни вместе. На этот раз не он, а она уселась на диван, закинув ноги на столик. На этот раз Деми не стала связываться с импровизированным халатиком и походила в результате на школьницу-спортсменку. "Капитан женской сборной по хоккею с мячом", - подумал Уинтер. Он сидел по другую сторону столика в позе лотоса и любовался Деми, не скрывая своего восхищения. - Иди сюда, милый. - Девушка похлопала по соседней подушке дивана. - Пока не буду. Этот диван слишком много треплется. - Т_р_е_п_л_е_т_с_я_? Уинтер кивнул. - Ты же это не серьезно. - Еще как серьезно. Со мною говорят все и вся, а сейчас я хочу слушать только тебя. - Все и вся? - Ага. Мебель, картины, машины, деревья, цветы - да все что угодно. Я слышу их, если хоть немного прислушаюсь. - Ну и на что похож голос дивана? - Похож... Ну, это вроде как если бы говорил замедленно показываемый в кино морж, да еще с пастью, полной ваты. Блу-у-фу-у-ду-у-му-у-ну-у... Нужно иметь терпение и вслушиваться подольше. - А цветы? - На первый взгляд они должны бы боязливо хихикать, словно застенчивые девчонки... Ничего подобного! Они полны знойной зрелости, как рекламные ролики духов, именуемых c'est la Seductrice. - Ты накоротке знаком со всей Вселенной, - рассмеялась Деми. - Вот это, наверное, меня и привлекло. - Она внимательно посмотрела ему в глаза. - А говорит кто-нибудь из них: "Я тебя люблю"? - Такое вне системы их понятий. Они - эгоманьяки, все до единого. - А вот я говорю. Я люблю. Тебя. - Я могу ответить даже большим. - Роуг смотрел на Деми так же внимательно, как и она на него. - Я тебе доверяю. - А почему это больше? - Потому, что теперь я могу облегчить свою душу. Мне хочется обдумать вместе с тобой одну вещь. - Ты всегда что-то обдумываешь. - Единственный мой порок. Слушай, я тут попал в историю... в нехорошую историю. - Сегодня? - На Венуччи. Только ты никому и ни при каких обстоятельствах! Я знаю, что могу тебе верить, но ведь ты - всего лишь малолетняя девчонка из Виргинии, хотя и титанианка, вдруг кто-нибудь вытащит из тебя эти сведения обманом. - Я не выдам ничего и никогда. Неожиданно хоккейная капитанша сделалась очень похожей на фею Моргану. - Изыди, сатана! - отшатнулся Уинтер, скрестив руки перед лицом. - Попалась с поличным. - Колдунья усмехнулась и вдруг стала яростной Сьеррой О'Нолан. - Только не это! - взмолился Уинтер, мгновенно припомнив ссоры и склоки. - Бога ради, Деми... Так значит, и у вас, титанианцев, бывают накладки? - ворчливо добавил он, когда Деми стала прежней Деми. - Конечно, бывают, у кого их нет? - Она хладнокровно пожала плечами. - И перестань, пожалуйста, говорить "вы, титанианцы". Не "вы", а "мы". Все мы - части одной вселенской шутки. - Конечно, лапушка, - кивнул Роуг, - но ты все-таки пойми, насколько это трудно - иметь дело со столь непостоянной возлюбленной. - Ты так думаешь? Слушай, Роуг, доводилось ли тебе в твоей - назовем это помягче - несколько рассеянной личной жизни иметь дело с кем-нибудь из актрис? - Увы, да. - И сколько ролей играла эта актриса, на сцене и вне ее? - Мильен и триста тысяч, а может, и больше. - Ну так с нами все тоже самое. - Однако ты меняешься и физически. - А разве грим - не то же самое? - Ладно, ладно, убедила, - сдался Уинтер. - Никогда мне, наверное, не узнать, кто же такая мне попалась, кого же это я полюбил. Или надо "кто же такой мне попался?" Я ведь, - признался он - завалил грамматику в Hohere Schule [старшие классы школы (нем.)]. По причине излишеств в употреблении прилагательных. - Ты гений, - улыбнулась Деми. - Я буду у тебя учиться. - Боюсь, я превращаюсь для тебя в нечто вроде отца-попечителя. - Тогда мы занимаемся кровосмешением. - Ладно, я нарушал уже почти все Десять Заповедей, так что большая разница - одной больше. Коньяк? - Чуть попозже, если ты не против. Уинтер достал бутылку и два кларетных фужера, поставил фужеры на кофейный столик, затем откупорил бутылку и сделал большой глоток прямо из горлышка. - Вот недавно я и нарушил одну из них. - Какую? - Твой Мэримонт - это ведь католический колледж? - Более-менее. - A les Jeroux [семья Жеру (фр.)], они воспитывали своего кукушонка в католической вере? - Более-менее. - Тогда это может тебя шокировать. Шестую. - Не у... Не может быть! - Может. - Придумал историю и пробуешь ее на доверчивой слушательнице? - Увы, - покачал головой Уинтер. - В куполе Болонья, перед самым возвращением на Землю. - Но... Но... - Деми вскочила на ноги и мгновенно стала похожа на фурию мщения: Уинтеру показалось даже, что он различает вплетенных в ее волосы змей. - Послушай, Роуг Уинтер, если ты вешаешь мне лапшу на уши, я... - Нет, нет, нет, - прервал этот поток Роуг. - Неужели я способен шутить на такую тему? - Еще как способен. Ты прожженный лгун. - Сядь, лапа, успокойся. - Уинтер похлопал по дивану. - Это и вправду целая история, только я ее не придумывал Она произошла, и мне нужно обсудить все с кем-нибудь, кому можно верить. - Да? - Деми недоверчиво присела. - Ну рассказывай. - В Болонье я вышел на след весьма необычной структуры, завязанной на мета-мафию. Как тебе известно, джинки с Тритона - полные монополисты по части мета, и ребята они крутые, как яйцо. Устанавливают цены и квоты по своему разумению и разговаривают с внутренними варварами очень просто: если ты им чем-нибудь вдруг не понравишься - сразу урезают квоту. Мало удивительного, что возникла мета-мафия, занимающаяся контрабандой с Тритона. Цены они ломят зверские, но товар доставляют, совершенно при этом не интересуясь, кто ты такой или что ты такое. Этакие честные жулики. Пока все ясно? - Кроме мета, - призналась, помедлив, Деми. - Я знаю, что это - сокращение от "метастазис" и как-то там связано с получением энергии, но только как? - Тут все довольно сложно. - Постараюсь понять. - Ну хорошо, начнем с атомов и заряженных частиц. Мета может переводить их из основного состояния в возбужденное. При этом они забирают у мета энергию и сваливаются обратно в основное состояние, выделяя эту самую энергию, - вот и весь процесс метастазиса. Сечешь? - Нет. Слишком уж научно, а я совсем не похожа на Мари Кюри. - И слава Богу, она красотой не отличалась. Хорошо. Ты говорила со мной химически - я попробую поговорить с тобой структурально. Представь себе лазерный пучок, способный проделать дырку в стальной плите или передать сигнал на большое расстояние... -------------------------------------------------- - Понимаешь? - Пока тут нет никаких структур. Одна прямая линия. - Да, но откуда взялась эта линия? Подумай об облаке частиц, находящихся в своем основном, спокойном состоянии. Нечто вроде большой толпы нулей... о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о - Теперь приведем эту толпу в возбужденное состояние, накачав в нее энергию. Все нули превратятся, так сказать, в плюс-частицы... + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + - Но мы получили в результате не естественное стабильное состояние, а нечто вроде массовой атомной истерии, так что частицам быстро это надоедает, и они начнут возвращаться в нулевое состояние - ну вроде как в привычное, удобное кресло. Понимаешь схему? - Continuez. Continuez lentement [Продолжайте. Продолжайте медленно (фр.)]. - С другой стороны, они ведь не живоглоты какие, а ребята честные, поэтому частица возвращает полученную ранее энергию, а тем самым заодно подает добрый пример паре своих дружков, и те тоже возвращаются в основное состояние, отдавая свои порции энергии, после чего за ними следуют еще четверо, затем - восемь, шестнадцать, тридцать две, шестьдесят четыре, процесс идет по нарастающей и в результате вся энергия излучается в виде пучка. о + о о + + + + + + + о + + о о + о + + + + + + + + + + + + + + + + + + + о + + + + + + + + + + - И все это - за наносекунды, и все - в фазе, чем и объясняется мощь лазера. Теперь сечешь? - Да, только при чем тут мета? - Плохо одно - чтобы перевести атомы и частицы в возбужденное состояние, нужно затратить огромное количество энергии, большее, чем они потом отдают, так что если подсчитать доходы и расходы, всегда оказываешься в убытке. А вот если использовать для их возбуждения мета, получается доход. Тратишь единицу, а зарабатываешь сотню. - Как? Почему? - Потому, что этот бредовый катализатор - настоящая энергостанция, работающая на запасенной энергии. Запасенная энергия, Деми, имеется буквально во всем, и для ее высвобождения нужна лишь электронная система передачи. Представь спичку. У нее есть головка из серы, фосфора, селитры и всякой прочей химической дряни, головка эта полна энергии, только и ждущей, чтобы ее высвободили - к примеру, трением. Но когда энергия выделяется из мета - это уже не спичка, это скорее ящик динамита. Нечто вроде шахматной легенды, воплощенной в жизнь. - Я не знаю такой легенды. - Рассказывают, что некий философ изобрел шахматы для развлечения индийского раджи. Раджа пришел в полный восторг и обещал ученому любую награду, какую тот только пожелает. Ученый попросил положить одно зернышко риса на первую клетку шахматной доски, два - на вторую, четыре - на третью и так далее до шестьдесят четвертой. - Что-то он поскромничал. - То же самое сказал и раджа, думавший расплатиться золотом или самоцветами - ценными, в общем, вещами. Просьба ученого казалась ему очень скромной - пока не выяснилось, что на последнюю клетку доски не хватит всего риса Индии и Китая. Вот что такое возрастание в геометрической прогрессии, а именно это и происходит с энергией под действием мета. - Как же это получается? - Не знаю. Мне всегда хотелось изучить процесс во всех подробностях, но джинки с Тритона темнят. Обращение энтропии - это единственное, что могут сказать наши, местные физики. Ну и Бог с ними, пускай разбираются дальше. - Энтропия? Никогда не слыхала такого слова. - Не понимаю, в этом вашем богоугодном заведении вообще чему-нибудь учили? - На факультете иностранных языков никаких энтропий не проходят. - Да, это не язык, а стопроцентный упадок. Энтропия - это распад. Если физическую систему не трогать, ее энтропия увеличивается, то есть система дряхлеет, слабеет, энергия, пригодная для выполнения какой-либо работы, иссякает. Мощь, сконцентрированная в мета, разворачивает этот процесс, да еще со страшной силой. - Ты посмотри! _Д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ хитрые штуки. - Да уж, не простые. - А как выглядит мета? - Я никогда не видел. Инженеры трясутся над своими кристаллами, как евнухи, защищающие гарем. Никаких посетителей. Никаких праздных зевак. Объясняют, что это очень опасно... Прекрати сейчас же, Деми!.. И трудно их в чем-нибудь винить. В прошлом происходило очень много самых дурацких несчастных случаев. - Ну а теперь вернемся к Шестой Заповеди, - сказала Деми, оставив попытку превратиться в обнаженную одалиску. - Что, прямо сейчас? - Пожалуйста. - Но мне хочется поговорить о нас с тобой, это гораздо приятнее. - Потом. - А вдруг потом будет уже поздно? "У любви, как у пташки крылья, - жалостливо запел он. - Ее нельзя никак поймать". - Не голос, а услада уха! Половина нот уходят на полтона вниз; наверное, это можно назвать энтропическим пением. Так что же там насчет Шестой Заповеди? Прошу тебя, Роуг, нельзя, чтобы это нас отдаляло. - А что, отдаляет? - Да, - кивнула Деми. - Я все время чувствую... ну, словно над тобой висит крохотная, но мрачная туча. - Боже ж ты мой, - прошептал Уинтер скорее самому себе. - Чистая фантастика... Ощутить такое... да еще в тот момент, когда ты буквально меня пожирала. - Прошу тебя, Роуг, напрягись и попробуй быть серьезным. - Да я просто пытаюсь переключить скорость, - неуверенно пошутил Уинтер. - Подожди секунду, дай мне собраться. Деми погрузилась в сочувственное молчание. Вглядываясь в прошлое, Роуг негромко барабанил пальцами. "А ты сейчас отстань", - прервал он неслышный монолог какого-то там стола или стула, мешавшего ему думать. И в конце концов поднял на Деми глаза. - Ты же знаешь, что на Венуччи живут не одни итальянцы. Там скорее все Средиземноморье - греки, португальцы, алжирцы, албанцы и так далее. Каждый из этих народцев цепляется за свои традиции, свой стиль жизни, да и итальянские купола придерживаются местных региональных культур - сицилийцы, неаполитанцы, венецианцы, есть даже нью-йоркская Малая Италия. Там говорят на трущобной итало-английской тарабарщине, а посмотрела бы ты, что творится в Тутовом куполе, когда там отмечают дни святых! Деми молча кивнула, все еще не понимая, к чему он ведет. Внимательный взгляд Роуга заметил выражение ее лица. - Подожди, - улыбнулся он. - Потерпи немного. Помню, однажды компания "Суп-За-Секунду" обратилась ко мне с недоуменным вопросом: почему изо всех итальянских куполов их продукция идет только в Болонье? Мне пришлось объяснить, что итальянские жены - убежденные домашние хозяйки, гордящиеся супами собственного своего приготовления. За одним исключением - эмансипированные болонки, да будет позволено назвать их этим собачьим словом, предпочитают служебную карьеру - ну, знаешь, долой Kinder, Kirche, Kuche und Kleider - вот они и прибегают домой, язык на плечо, и стряпают, что попало, из пакетов и банок. - Полностью их одобряю. - Да и я ничего против не имею. Болонья - главный центр венуччианского феминизма. В полиции там по большей части женщины - крутые, высоченные итальянские лесбиянки, к которым и подойти-то боязно. Но имелась среди них, в порядке весьма примечательного исключения, одна маленькая хрупкая девушка. Более того, она была - вот тут-то все и начинается - из джинков. - Как? На Венуччи? - А конкретно в куполе Болонья, что дало мне повод для весьма напряженного синэргизирования. К тому же у нее явно водились большие деньги - форма от дорогого портного, роскошные рестораны, транспорт по высшему классу, да и вообще на что ни посмотришь - сплошной люкс. Так что ты легко поймешь, до чего я там досинэргизировался. - Представительница мафии. - И - вполне возможно - ниточка, ведущая к их операциям на Тритоне, а я давно прямо-таки мечтал вскрыть эту схему. Мне и в голову не шло, что если это и ниточка, то совсем не та. Я мобилизовал все свое неотразимое очарование и сумел в конце концов договориться о рандеву. В центральном парке купола, когда у нее закончится смена. Это был мой последний вечер на Венуччи. - И ты ее убил? - ужаснулась Деми. - Я пришел пораньше, чтобы провести рекогносцировочку - место там глухое, опасное, всюду рыщут красотки из женского движения, кобелей себе подыскивают. Да и вообще - туман, темно. И вот, стою я на том самом месте, куда должна явиться моя прелестная блюстительница порядка, а тут из кустов вываливает здоровый такой гориллоид и - на меня. - Матерь Божья! И... - И я нарушил Шестую. - Но... каким образом? - Понимаешь, Деми, первое, чему маори учат будущего своего вождя, это умение защищать себя и убивать противника в рукопашном бою. А описывать эту неаппетитную сцену в подробностях не хочется. - И кто это был такой? Я хочу сказать - а может, он напал на тебя по ошибке? - Никаких там не было ошибок, потому-то мне и снятся теперь страшные сны... Дело в том. Что у него был Потрошильный Нож - это такой нож, которым маори вырезают сердце отважного врага. Ведь если съесть сердце, к тебе переходит вся храбрость прежнего его обладателя... - Бр-р! - Да, а к тому же в его документах значилось: Кеа Ора, Ганимед. Такой вот маори-террорист. - Господи помилуй! А эта мафиозная девица, она потом пришла? - Я не стал дожидаться и выяснять. Прихватил нож, засунул труп в кусты и - ноги в руки. Так что ты теперь понимаешь, какие у меня заморочки, отчего я малость не в себе. Вот подумай - в чем тут дело? Может, я сделал какую-нибудь глупость и показал косоглазой красотке, зачем она мне понадобилась? А ее шефы поручили меня заботам одного из своих киллеров? Но почему именно маори, человек моего народа, да и вообще - какого хрена понадобилась ему на Венуччи? И что будет теперь? Появится ли у тамошней полиции подозрения, а если да - начнут ли они за мной гоняться? И как мафия - она все еще намерена меня прикончить? Oi veh! Shiog'n kop in vant! [О горе! Хоть головой в стенку бейся! (идиш)] - А этот - как его - Потрошительный Нож, он так у тебя и остался? - прервала Уинтера Деми, поняв, что битье головой о стенку грозит затянуться. - Ну да, в дорожной сумке. - Ты не мог бы его показать? Внимательно и немного боязливо, девушка изучила принесенный Роугом нож. Заточен необычно, щечки лезвия не выпуклые, не плоские, а вогнутые, одним слово - нечто вроде опасной бритвы, только с острым концом. Блестящий и смертельно опасный. Без крестовины. Рукоятка - натуральный орех, сильно потертая, испещренная бурыми пятнами. - Вот этой штукой я его и убил. Пришлось взять с собой - отпечатки. - Так значит это правда - то, что ты мне рассказывал. Деми осторожно положила нож на столик. - До последнего слова. - А вот теперь твоя бутылка будет очень к месту. Пили они не спеша, в долгом, молчаливом раздумий. Затем коньяк немного восстановил самообладание Уинтера. - Выше нос, лапа, - ухмыльнулся он. - Я выкарабкаюсь из этой заварушки в самом лучшем виде. Вот посмотришь. - Только говори не "я", а "мы", - серьезно и решительно поправила его Деми. - Я бы хотела тоже тебе помогать. - Премного благодарен. Такая вот мгновенно вспыхнувшая патологическая лояльность. Ты - просто титаническая душка. - Иди к черту, Уинтер, - засмеялась Деми. - Ты и в гробу, наверное, не бросишь свои шуточки. С тобой происходят странные, фантастические вещи... Очень хотелось бы знать - почему? Роуг снова наполнил фужеры. - Может, я и напрашиваюсь на них, но только не по своей воле. Вот, скажем, ты. Ведь ты - самое фантастическое событие всей моей жизни, а я могу поклясться на чем угодно, что и в мыслях ничего подобного не имел. - Я обязана сделать признание, - объявила Деми, допив коньяк и поставив рюмку на столик. В ней появилось что-то от Жанны д'Арк. - Это не было случайностью. Осознав, что хочу тебя, я все спланировала и организовала. Я просмотрела все доступные документы, касающиеся тебя, побеседовала с людьми, тебя знающими, потратила уйму времени на чтение всего, что ты когда-либо написал. У тебя не оставалось никаких шансов на спасение. Ты только на меня не злись. - Вот и нимб вокруг головы прорисовывается, - пробормотал Уинтер. Деми взяла свою рюмку и плеснула в нее коньяку. - А чего это ты вдруг заявил, что нуждаешься в девушке? - вопросила она. - Да у тебя их сотни. - Нет. - А сколько? - Интересные ты задаешь вопросики. Кстати, что такое "Деми"? Уменьшительное от Демон? - Нет, нет, нет, НЕТ. Пятая поправка [Пятая поправка к Конституции США; поправка довольно длинная, но упоминается из нее чаще всего одна фраза - "никто не должен принуждаться свидетельствовать против самого себя"]. - Ну, Деми. - Ни-ко-гда. - Один звонок в канцелярию, и ты обречена. - Ты не посмеешь! - Ты в моей власти. - А ты не будешь дразниться? - Вторая поправка. - А что это такое? - Право носить оружие. - Ну... Я же говорила, что выросла на юге. В типичной виргинской семье, так что я - типичная приличная виргинская девушка... - она слегка запнулась. - С т-типичным приличным виргинским именем. - А именно? - Демюр [Demure (англ.) - скромная, застенчивая], - обреченно прошептала Деми. - Как?! - Плечи Уинтера начали сотрясаться от беззвучного хохота. - Да будет вам известно, сэр, - высокомерно вскинулась Деми, - что полное мое имя Демюр Рекамье Жеру, и в гробу я вас всех видала. - А Рекамье, - обессиленно спросил Уинтер, - Рекамье-то почему? - Мадам Рекамье - кумир моей мамы. - Ясненько. Теперь послушай, феечка моя нализавшаяся. У тебя детские, извращенные представления, будто я какой-то там Казанова, что стоит мне пальцем пошевелить, как целая женская армия сломя голову бросится исполнять любую мою прихоть. Такого просто не бывает. Все и всегда в руках женщин, именно они принимают все решения. - То есть, это я тебя соблазнила. Я же знала, что ты разозлишься. - Конечно, соблазнила. Ну ладно, покорила ты меня своей титанианской воле, а теперь что? - Мне все-таки хочется узнать, чего это ради ты сказал, что нуждаешься в девушке - тогда, в комнате для совещаний. Несколько секунд он молчал. - А что, разве и так не ясно? Я что - какой-нибудь там герой, веселый и беспечный даже под обстрелом? "Хрен с ними, с торпедами, полный вперед!" Бывают, видишь ли, моменты, когда я теряю все свое хладнокровие, когда я расстроен и не понимаю происходящего, когда я боюсь, например - сейчас. А тогда инстинкты гонят меня к женщине, искать утешение и поддержку. - Ц-ц-ц. - Ну чего цыкаешь? - Значит, я для тебя - материнский образ, - с восторгом выпалила Деми. - Двойной инцест. - И чего это все вы, южане, так обожаете гнильцу и декаданс? Или это у тебя титанианское? - К вашему, сэр, сведению, я хранила полную чистоту и непорочность, пока не была depravee [развращена (фр.)] излишествами в употреблении маори. - Как смела ты спереть коронный мой рефрен? - А сколько сейчас времени? - Деми решительно опустила свой фужер на столик. - Часа четыре. - Мне надо одеваться. - С чего это такая спешка? И куда ты пойдешь? - Домой, дурачок. - Она поднялась с дивана. - Нужно переодеться, чтобы не давать лишнего повода для сплетен. И без того будут чесать языки. К тому же я обязана покормить кошку. - Кошка! - искренне удивился Уинтер. - Утонченная виргинская девушка растрачивает себя на какую-то там кошку? - Она не какая-то, она особенная. Когда у меня появляются перед глазами пятна, она за ними гоняется. Она пси-кошка, и я ее очень люблю. - Ну, тут уж и слов нет Придется проводить тебя до дома. - Благодарю вас. Так что же мы собираемся делать с этой твоей проблемой? - Отложим ее на время, пусть малость остынет Подождем, что будет дальше. - А тебе ничто не грозит? - спросила Деми. - Думаю, нет. - В глазах Уинтера светилась любовь. Он притянул девушку к себе и погладил ее живот. - Нечестно, - хихикнула она. - Ты щекочешься Вставай, супердоходяга. Оденемся. - Обидеть хочешь? - Да, я использовала все твои мужские способности до предела и теперь отбрасываю тебя, как ненужный хлам. Мы, титанианцы, всегда так делаем. - У меня даже ноги скрючило, - весело пожаловалась Деми из ванной. - Ты что, всегда такой страстный? - Только в первый раз. Выпендриваюсь. Все так делают. - Придется постараться, чтобы для нас с тобой каждый раз был первым. - Она приоткрыла дверь и высунула голову. - А почему я устала, а ты нет? - Не знаю. Возможно потому, что я похитил твою титанианскую сущность. Меня же так все и называют - Роуг-вампир. - А чего это ты так моргаешь? - Нагоняю себе пятна перед глазами, чтобы твоей якобы пси-киске было за чем гоняться. - Уинтер погладил упомянутое - и очень ласковое - животное, странную, выведенную на Сатурне помесь сиамской кошки и коала. - И вправду красавица. А за своими пятнами она гоняется? - Ты что, конечно! Все кошки так делают. Ну, я переоделась. Пора идти. - Я провожу тебя в нашу контору. - Умоляю, не дальше, чем до угла. Если нас увидят входящими вместе, утром... Ладно. Так кто кому позволит, я или ты? - Позвони ты и говори. Бога ради, нормальным своим виргинским голосочком. Не строй из себя Мату Хари. - C'est magnifique, - ответила Деми знойным, дрожащим от напряжения голосом, приличествующим шпионке, - mais се n'est pas la guerre [великолепно, но это не война (фр.)]. Пошли, суператлет. - Я выдам тебе все тайные планы вторжения, - жалобно проскулил Уинтер, - только выпусти меня из своего тайного застенка. КОРОНАЦИЯ Le Roi est mort, vive le Roi! [Король умер, да здравствует король!] Французское изречение Поцеловав на прощание Деми (вне поля зрения сплетниц), Уинтер взял курс на ротонду Beaux Arts. Блестящий Нью-Йорк, город-джунгли, был залит ослепительным утренним солнцем, везде и во всем чувствовалось радостное возбуждение. Витрины увешаны анахроничными рождественскими призывами: "У НАС НА МАРСЕ ТОРЖЕСТВО - МЫ ОТМЕЧАЕМ РОЖДЕСТВО! ШЛИТЕ ПОДАРКИ СВОИМ ЛЮБИМЫМ!" Непристойные украшения к Валентинову дню - это бастующие проститутки просят их поддержать. Из некоторых окон свешиваются белые простыни - знак сочувствия с борьбой Движения Хонков [Хонк (Honk) - этим словом американские негры пренебрежительно называют белых] за право соорудить на Ганимеде свой собственный купол. По центральной полосе улицы двигалось нечто вроде рекламной процессии; впереди - оркестр из флейт и барабанов, сопровождаемый жонглерами, почти столь же многочисленными, как и барабанщики. Адский шум оркестрика дополнялся воплями молодежной банды - "Порно-графов", если верить светящимся надписям на их куртках. Юнцы скакали, кувыркались и делали - в гармоничном соответствии со своим названием - непристойные жесты в адрес жонглеров. Далее плавно плыла платформа, рекламировавшая П+Л+А+С+Т+С+Ы+Р, на которой восемь селянок (живых) доили восьмерых коров (пластиковых). Синэргист мгновенно замер, словно парализованный лазерным пистолетом, которому еще только предстоит быть изобретенным. А может - и не предстоит. - Восемь! - Он повернулся, догнал голову шествия и пересчитал барабанщиков. - Ну да, двенадцать. Далее были пересчитаны "Порно-графы", флейтисты, барабанщики и жонглеры. - Одиннадцать, десять, девять, чтоб мне с места не сойти. Ни себе хрена! Синэргист продолжил свой путь к ротонде, но теперь его синэргические чувства насторожились, буквально ощупывали все окружающее. Следующим элементом структуры оказался расположенный у входа аркады игрушечный магазин, его витрину украшал великолепный кукольный дом. Дом этот размещался посреди миниатюрного парка. В крошечном пруду плавало семь еще более крошечных лебедей. Понимающе кивнув, Уинтер вошел под своды аркады и безо всякого уже удивления нашел за углом деликатесный магазин. В его витрине красовались шесть казарок, лежащих на слое битого льда. - Врубаюсь, - пробормотал врубающийся синэргист. - Хоть они и Порно, но графы. Лорды, значит. Казарки - чем они не гуси. А что же дальше? Теперь не оставалось и мысли о возвращении домой. Уинтер все осматривал, обследовал и обнюхивал, пока не обнаружил у входа на какую-то лестницу объявления об образовании общества цветоводов. Афиша изображала стилизованный мак, четыре золотистых кольца обводили его лепестки, а пятое - середину. - Угу. Пять золотых колец. Поднявшись по лестнице, он оказался в другой аркаде, миновал зоомагазин с изобилием щенят на витрине, прошел было дальше, остановился и сокрушенно помотал головой. - Суперфраер, - пробормотал синэргист, возвращаясь к магазинчику, и после внимательного осмотра обнаружил наконец искомое - большую клетку в глубине помещения. Клетка содержала четырех скворцов. - Разговаривают? - поинтересовался Уинтер, подойдя поближе. - Не остановишь. Одна беда, они трещат на гула [гула (gullah) - негры, живущие на островах, расположенных вдоль юго-восточного побережья США, этим же словом обозначаются многочисленные английские диалекты этих негров], потому такие и дешевые. - Вполне разумно. Спасибо. Покидая магазин через заднюю дверь, Уинтер задавался вопросом, каким же именно образом проявят себя три французские курицы. Как выяснилось - посредством вывешенной у входа в ресторан грифельной доски Сделанная на ней мелом надпись гласила: Меню: Poulet Gras Poularde Poulet de'l Annee Vieille Poule Coq Sauce Indienne, или Sauce Paprika, или Sauce Estragon Burgundy, Bordeaux, Cotes du Rhone. Не успел Уинтер начать охоту за двумя горлицами, как из ресторана выпорхнули две юные леди, одетые по последнему писку моды, вплоть до огромных странных шляп Eugenie. Поля каждой шляпы украшала крошечная перепелка из красных драгоценных камней. - Naturlich [конечно (нем.)], - удовлетворенно кивнул синэргист-полиглот. - Рыжая перепелка, разновидность горлицы В количестве двух штук. Держась на благопристойном расстоянии, он последовал за двумя юными модницами. Теперь нужно было найти какую-нибудь ветку, однако в этой части могучей Столицы деревьями и не пахло. Путеводительницы нырнули в огромный административный корпус. Над дверями, которые смело могли бы украшать вход какой-нибудь пагоды, шла надпись, сделанная стилизованными под иероглифы буквами: БАНК "ВЕТКА САКУРЫ" Уинтер начал хихикать. Структура обернулась чем-то похожим на дурацкую игру в поиски клада, оставалось только посмотреть, какой дурацкий приз заслужил он своей догадливостью. Пройдя через вестибюль, синэргист не стал тратить времени зря, а сразу же изучил список съемщиков помещений на букву "П", нашел строчку "Одесса Партридж - 3030", скоростным лифтом поднялся на тридцатый этаж и - вот она, внушительная трехстворчатая дверь с табличкой "ПАРТРИДЖ". Уинтер открыл дверь. И оказался посреди самого настоящего симфонического оркестра, правда - без музыкантов. Синэргиста окружали все известные и неизвестные ему инструменты - струнные, медные, деревянные, ударные. - Доброе утро, мистер Уинтер. - К нему приближалась очаровательная юная леди, успевшая уже снять шляпку Eugenie. - Очень приятно, что вы изыскали возможность прийти в назначенное время. Спинет готов к осмотру. Фрэнсис! - Спинет? - тупо повторил Уинтер. - Ну, в действительности, конечно же, вирджинал. Знаете, настольный спинет, без ножек. Фрэнсис, проводи, пожалуйста, мистера Уинтера в студию. Вторая очаровательная леди, появившаяся за это время и тоже успевшая снять головной убор, провела Уинтера через симфонические дебри. - У нас возникли определенные трудности с настройкой, - доверительно, сообщила она. - Надеюсь, вы не будете излишне придирчивы насчет ля-четыреста тридцать девять, мистер Уинтер. Струны просто не выдерживают больше четырехсот тридцати пяти. Сюда, пожалуйста. Девушка открыла дверь студии и мягко впихнула ошеломленного журналиста внутрь. - Доброе утро, король Р-ог, - сказала я. Не думаю, чтобы Уинтер меня слышал. Он просто смотрел и смотрел, а потом заговорил: - Но вы же - та самая приятная леди с вечеринки доктора Йейла. Похожая на примадонну. Я еще подумал, что вам бы петь Брюнхильду. - Вы этого не говорили. Я - Одесса Партридж. К сожалению, не певица, хотя и имею некоторое отношение к музыке. Уинтер быстро окинул помещение взглядом. На стенах - толстая звукоизоляция, окна с двойными стеклами, кипы нот - и печатных, и рукописных, - золоченый клавикорд, вирджинал, концертный рояль, за роялем - Джей Йейл с обычной своей мягкой улыбкой. - И доктор Йейл тут? - Доброе утро, сынок. - Это уж чересчур. - Ничего подобного, мальчик. Садись. Я ни разу не видел тебя растерявшимся больше, чем на секунду. Соберешься. Уинтер сделал шаг назад, к креслу, и сел, удрученно тряся головой. Затем он глубоко вздохнул, плотно сжал губы и пристально посмотрел на меня. - Так это и есть мой приз, тот клад, который я искал? - Ну вот! Видишь? - широко улыбнулся Йейл. - Тебе всего-то и потребовалось каких-то пять секунд. Молодец, Роуг. - А кто это решил, что мне делать больше нечего, как такие вот загадки _р_о_у_гадывать? - Нам нужно проинформировать вас по крайне щекотливому вопросу, - проинформировала я его. - Ну и что? А позвонить не могли? - Я ведь сказала "по щекотливому". Телефонные звонки могут быть перехвачены. Ровно как и записки. И устные сообщения. Перед нами стояла задача привести вас сюда, не возбуждая ни у кого ни малейших подозрений, и мы понадеялись на ваше - действительно уникальное - чувство структуры. Такого чувства нет больше ни у кого. - Простите меня, пожалуйста, Брюнхильда, но сейчас вы говорите, как героиня треть