Оцените этот текст:



     Перевод Б. Дубина


     Фалес  измерил  тень от пирамиды, чтобы рассчитать ее высоту; Пифагор и
Платон  учили  о  переселении  душ;  семьдесят  толковников, расселенных  по
отдельности  на  острове   Фарос,  за  семьдесят  дней  непрерывного   труда
изготовили  семьдесят абсолютно одинаковых переводов Пятикнижия; Вергилий во
второй  из "Георгик" превознес тончайший  шелк, который выделывают китайские
мастера,  а на  днях кучка верховых в провинции  Буэнос-Айрес  сражалась  за
первенство  в  персидской игре  под  названием  "поло". Достоверны  они  или
апокрифичны, все  разнородные сообщения,  которые  я только что  привел (и к
которым, среди бесчисленного прочего, стоило бы прибавить появление Аттилы в
песнях  "Старшей Эдды"),  --  это  вехи  следующих  один  за  другим  этапов
запутанного, многовекового и по  сей день не законченного процесса: открытия
Востока  народами  Запада.  У  этого  процесса есть,  понятно,  и  оборотная
сторона:  сам Запад  открыт  Востоком. Сюда  относятся миссионеры  в  желтых
одеждах,  отправленные  буддистским  императором  в  Александрию, завоевание
христианской  Испании  воинами ислама  и зачаровывающие,  а  порой ужасающие
книги Акутагавы.
     Четко разделить восточное  и западное  у Акутагавы, видимо, невозможно,
да и сами  термины, в конечном счете, не исключают друг друга: христианство,
восходящее к наследию семитов, -- сегодня характеризует Запад. И все же я бы
не стал спорить с утверждением, что темы и  чувства у Акутагавы восточные, а
иные приемы поэтики -- западные. Так, в новеллах "Кэса и Морито" и "Расемон"
перед нами несколько  версий одного сюжета,  пересказанного разными героями,
--  ход, использованный  Браунингом  в "Кольце  и  книге".  Напротив,  некая
скрытая  печаль,  внимание  к  внешнему,  легкость штриха  кажутся мне,  при
неизбежных издержках любого перевода, чертами глубоко японскими. Непривычное
и  страшное  царят  на  страницах  Акутагавы,  но  не  в его  стиле,  всегда
сохраняющем прозрачность.
     Акутагава изучал английскую, немецкую  и французскую  литературу; темой
его  кандидатской диссертации было  творчество Уильяма Морриса; он постоянно
возвращался к Шопенгауэру, Йитсу и Бодлеру. Одной из  главных задач, которые
он перед собой ставил, было  новое, психологическое истолкование  традиций и
преданий его народа.
     По словам Теккерея, думать о Свифте  --  все равно что думать о падении
империи.  Тот же процесс  повсеместного распада  и  агонии открывается перед
читателями  в  двух  повестях,  составивших  данную  книгу.  В  первой автор
прибегает к  приему  бичевания человеческого рода  под видом  фантастических
животных; может  быть, его натолкнули на эту мысль звероподобные свифтовские
иеху,  пингвины  Анатоля  Франса  или  поразительные  царства,  по   которым
странствует  каменная обезьяна в  известной буддистской аллегории.  По  ходу
рассказа  Акутагава забывает  о принятых  условностях  сатирического  жанра,
каппы  становятся  у  него  людьми и ничтоже сумняшеся ссылаются на  Маркса,
Дарвина и  Ницше. По канонам литературы,  это, конечно, просчет, но на  деле
заключительные   страницы   повести  проникнуты   невыразимой   меланхолией,
поскольку чувствуешь,  как  в воображении  автора  блекнет все: и окружающая
действительность,  и  сны  его   собственного  искусства.  Вскоре  Акутагава
покончил с собой;  для автора заключительных страниц "В  стране водяных" мир
капп  и людей,  мир, живущий  по законам  будней  и  по  правилам  эстетики,
одинаково  бессмысленны  и  скоротечны.  Еще   более  прямое   свидетельство
охватывающих  его  сознание  потемок  --  повесть "Зубчатые  колеса". Как  в
стриндберговском "Аде",  эта  повесть  -- беспощадный  и  методичный дневник
постепенного помрачения ума.
     Я  бы  сказал, что  встреча  двух  культур  неизбежно  трагична.  После
предпринятого в  1868  году рывка  Японии удалось  стать одной из величайших
военных  держав, нанести поражение России и заключить союз с Великобританией
и  Третьим рейхом. За похожим  на чудо обновлением  последовал, естественно,
гибельный  и  мучительный  духовный кризис. Одним  из  гениев  и жертв  этой
метаморфозы стал Акутагава, ушедший из жизни 24 июля 1927 года.
     1959г

Last-modified: Tue, 22 Nov 2005 16:27:27 GMT
Оцените этот текст: