на диваны кают-компании, где есть пианино и фисгармония. Именно туда я взял билет, и именно этого делать не следовало, а почему - об этом ниже. "Игнат", постояв около часа, выбросил таблицу "отход в 5 ч. 20 мин." и вышел в 6 ч. 30 мин. Произошло это на закате. Феодосия стала отплывать назад и развернулась всей своей белизной. В иллюминаторы подуло свежестью... Буфетчик со своим подручным (к слову: наглые, невежливые и почему-то оба пьяные) раскинули на столах скатерти, по скатертям раскидали тарелки, такие тяжелые и толстые, что их ни обо что нельзя расколотить, и подали кому бифштекс в виде подметки с сальным картофелем, кому половину костлявого цыпленка, бутылки пива. В это время "Игнат" уже лез в открытое море. Лучший момент для бифштекса с пивом трудно выбрать. Корму (а кают-компания на корме) стало медленно, плавно и мягко поднимать, затем медленно и еще более плавно опускать куда-то очень глубоко. Первым взяло гражданина соседа. Он остановился над своим бифштексом на полдороге, когда на тарелке лежал еще порядочный кусок. И видно было, что бифштекс ему разонравился. Затем его лицо из румяного превратилось в прозрачно-зеленое, покрытое мелким потом. Нежным голосом он произнес: - Дайте нарзану... Буфетчик с равнодушно-наглыми глазками брякнул перед ним бутылки. Но гражданин пить не стал, а поднялся и начал уходить. Его косо понесло по ковровой дорожке. - Качает! - весело сказал чей-то тенор в коридоре. Благообразная нянька, укачивавшая ребенка в Феодосии, превратилась в море в старуху с серым лицом, а ребенка вдруг плюхнула как куль на диван. Мерно... вверх... подпирает грудобрюшную преграду... вниз... "Черт меня дернул спрашивать бифштекс..." Кают-компания опустела. В коридоре, где грудой до стеклянного потолка лежали чемоданы, синеющая дама на мягком диванчике говорила сквозь зубы своей спутнице: - Ох... Говорила я, что нужно поездом в Симферополь... "И на какого черта я брал билет второго класса, все равно на палубе придется сидеть". Весь мир был полон запахом бифштекса, и тот ощутительно ворочался в желудке. Организм требовал третьего класса, т. е. палубы. Там уже был полный разгар. Старуха армянка со стоном ползла по полу к борту. Три гражданина и очень много гражданок висели на перилах, как пустые костюмы, головы их мотались. Помощник капитана, розовый, упитанный и свежий, как огурчик, шел в синей форме и белых туфлях вдоль борта и всех утешал: - Ничего, ничего... Дань морю. Волна шла (издали из Феодосии море казалось ровненьким, с маленькой рябью) мощная, крупная, черная, величиной с хорошую футбольную площадку, порою с растрепанным седоватым гребнем, медленно переваливалась, подкатывалась под "Игната", и нос его лез... ле-ез... ох... вверх... вниз. Садился вечер. Мимо плыл Карадаг. Сердитый и чернеющий в тумане, где-то за ним растворялся во мгле плоский Коктебель. Прощай. Прощай. Пробовал смотреть в небо - плохо. На горы - еще хуже. О волне - нечего и говорить... Когда я отошел от борта, резко полегчало. Я тотчас лег на палубе и стал засыпать... Горы еще мерещились в сизом дыму. ЯЛТА Но до чего же она хороша! Ночью, близ самого рассвета, в черноте один дрожащий огонь превращается в два, в три, а три огня - в семь, - но уже не огней, а драгоценных камней... В кают-компании дают полный свет. - Ялта. Вот она мерцает уже многоярусно в иллюминаторе. Еще легчает, еще. Огни в иллюминаторе пропадают. Мы у подножия их. Начинается суета, тени на диване оживают, появляются чемоданы. Вдруг утихает мерное ворчание в утробе "Игната", слышен грохот цепей. И сразу же качает. Конечно - Ялта! Ялта и хороша, Ялта и отвратительна, и эти свойства в ней постоянно перемешиваются. Сразу же надо зверски торговаться. Ялта - город-курорт: на приезжих, т.е., я хочу сказать, прибывающих одиночным порядком, смотрят как на доходный улов. По спящей еще черной в ночи набережной носильщик привел куда-то, что показалось похожим на дворцовые террасы. Смутно белеет камень, парапеты, кипарисы, купы подстриженной зелени, луна догорает над волнорезом сзади, а впереди дворец, - черт возьми! Наверное, привел в самую дорогую гостиницу. Так и оказалось: конечно, самая дорогая. Номера в два рубля "все заняты". Есть в три рубля. - А почему электричество не горит? - Курорт-с! - Ну, ладно, все равно. В окнах гостиницы ярусами Ялта. Светлеет. По горам цепляются облака, и льется воздух. Нигде и никогда таким воздухом, как в Ялте, не дышал. Не может не поправиться человек на таком воздухе. Он сладкий, холодный, пахнет цветами, если глубже вздохнуть - ощущаешь, как он входит струей. Нет лучше воздуха, чем в Ялте! --------- Наутро Ялта встала умытая дождем. На набережной суета больше, чем на Тверской: магазинчики налеплены один рядом с другим, все это настежь, все громоздится и кричит, завалено татарскими тюбетейками, персиками и черешнями, мундштуками и сетчатым бельем, футбольными мячами и винными бутылками, духами и подтяжками, пирожными. Торгуют греки, татары, русские, евреи. Все втридорога, все "по-курортному", и на все спрос. Мимо блещущих витрин непрерывным потоком белые брюки, белые юбки, желтые башмаки, ноги в чулках и без чулок, в белых туфельках. МОРСКАЯ ЧАСТЬ Хуже, чем купанья в Ялте, ничего не может быть, т.е. я говорю о купании в самой Ялте, у набережной. Представьте себе развороченную крупнобулыжную московскую мостовую. Это пляж. Само собой понятно, что он покрыт обрывками газетной бумаги. Не менее понятно, что во имя курортного целомудрия (черт бы его взял, и кому это нужно!) налеплены деревянные, вымазанные жиденькой краской загородки, которые ничего ни от кого не скрывают, и, понятное дело, нет вершка, куда можно было бы плюнуть, не попав в чужие брюки или голый живот. А плюнуть очень надо, в особенности туберкулезному, а туберкулезных в Ялте не занимать. Поэтому пляж в Ялте и заплеван. Само собою разумеется, что при входе на пляж сколочена скворешница с кассовой дырой, и в этой скворешнице сидит унылое существо женского пола и цепко отбирает гривенники с одиночных граждан и пятаки с членов профессионального союза. Диалог в скворешной дыре после купанья: - Скажите, пожалуйста, вы вот тут собираете пятаки, а вам известно, что на вашем пляже купаться невозможно совершенно. - Хи-хи-хи. - Нет, вы не хихикайте. Ведь у вас же пляж заплеван, а в Ялту ездят туберкулезные. - Что же мы можем поделать! - Плевательницы поставить, надписи на столбах повесить, сторожа на пляж пустить, который бы бумажки убирал. В ЛИВАДИИ И вот в Ялте вечер. Иду все выше по укатанным узким улицам и смотрю. И с каждым шагом вверх все больше разворачивается море, и на нем как игрушка с косым парусом застыла шлюпка. Ялта позади с резными белыми Домами, с остроконечными кипарисами. Все больше зелени кругом. Здесь дачи по дороге в Ливадию уже целиком прячутся в зеленой стене, выглядывают то крышей, то белыми балконами. Когда спадает жара, по укатанному шоссе я попадаю в парки. Они громадны, чисты, полны очарования. Море теперь далеко у ног внизу, совершенно синее, ровное, как в чашу налито, а на краю чаши, далеко, далеко, - лежит туман. Здесь среди вылощенных аллей, среди дорожек, проходящих между стен розовых цветников, приютился раскидистый и низкий, шоколадно-штучный дворец Александра III, а выше него, невдалеке, на громадной площадке белый дворец Николая II. Резчайшим пятном над колоннами на большом полотнище лицо Рыкова. На площадках, усыпанных тонким гравием, группами и в одиночку, с футбольными мячами и без них, расхаживают крестьяне, которые живут в царских комнатах. В обоих дворцах их около 200 человек. Все это туберкулезные, присланные на поправку из самых отдаленных волостей Союза. Все они одеты одинаково - в белые шапочки, в белые куртки и штаны. И в этот вечерний, вольный, тихий час сидят на мраморных скамейках, дышат воздухом и смотрят на два моря - парковое зеленое, гигантскими уступами - сколько хватит глаз - падающее на море морское, которое теперь уже в предвечерней мгле совершенно ровное, как стекло. В небольшом отдалении, за дворцовой церковью, с которой снят крест, за колоколами, висящими низко в прорезанной белой стене (на одном из колоколов выбита на меди голова Александра II с бакенбардами и крутым носом. Голова эта очень мрачно смотрит), вылощенный свитский дом, а у свитского дома звучит гармоника и сидят отдыхающие больные. --------- Когда приходишь из Ливадии в Ялту, уже глубокий вечер, густой и синий. И вся Ялта сверху до подножия гор залита огнями, и все эти огни дрожат. На набережной сияние. Сплошной поток, отдыхающий, курортный. В ресторанчике-поплавке скрипки играют вальс из "Фауста". Скрипкам аккомпанирует море, набегая на сваи поплавка, и от этого вальс звучит особенно радостно. Во всех кондитерских, во всех стеклянно-прозрачных лавчонках жадно пьют холодные ледяные напитки и горячий чай. Ночь разворачивается над Ялтой яркая. Ноги ноют от усталости, но спать не хочется. Хочется смотреть на высокий зеленый огонь над волнорезом и на громадную багровую луну, выходящую из моря. От нее через Черное море к набережной протягивается изломанный широкий золотой столб. "У АНТОНА ПАВЛОВИЧА ЧЕХОВА" В верхней Аутке, изрезанной кривыми узенькими уличками, вздирающимися в самое небо, среди татарских лавчонок и белых скученных дач, каменная беловатая ограда, калитка и чистенький двор, усыпанный гравием. Посреди буйно разросшегося сада дом с мезонином идеальной чистоты, и на двери этого дома маленькая медная дощечка: "А.П. Чехов". Благодаря этой дощечке, когда звонишь, кажется, что он дома и сейчас выйдет. Но выходит средних лет дама, очень вежливая и приветливая. Это - Марья Павловна Чехова, его сестра. Дом стал музеем, и его можно осматривать. Как странно здесь. В этот день Марья Павловна уже показывала дом группе экскурсантов, устала, и нас водила по дому какая-то другая пожилая женщина. Неудобно показалось спросить, кто она такая. Она очень хорошо знает быт чеховской семьи. Видимо, долго жила в ней. В столовой стол, накрытый белой скатертью, мягкий диван, пианино. Портреты Чехова. Их два. На одном - он девяностых годов, - живой, со смешливыми глазами. "Таким приехал сюда". На другом - в сети морщин. Картина - печальная женщина, и рука ее не кончена. Рисовал брат Чехова. - Вот здесь сидел Лев Николаевич Толстой, когда приезжал к Антону Павловичу в гости. Но кроме него сидели многие: Бунин и Вересаев, Куприн, Шаляпин, и Художественного театра актеры приезжали к нему репетировать. В кабинете у Чехова много фотографий. Они прикрыты кисеей. Тут Станиславский и Шаляпин, Комиссаржевская и др. Какое-то расписное деревянное блюдо, купленное Чеховым на ярмарке на Украине. Блюдо, за которое над Чеховым все домашние смеялись, - вещь никому не нужная. С карточки на стене глядит один из братьев Чехова, задумчиво возвел взор к небу. Подпись: "И у журавлей, поди, бывают семейные неприятности... Кра..." Верхние стекла в трехстворчатом окне цветные; от этого в комнате мягкий и странный свет. В нише, за письменным столом, белоснежный диван, над диваном картина Левитана. Зелень и речка - русская природа, густое масло. Грусть и тишина. И сам Левитан рядом. При выходе из ниши письменный стол. На нем в скупом немецком порядке карандаши и перья, докторский молоток и почтовые пакеты, которые Чехов не успел уже вскрыть. Они пришли в мае 1904 г., и в мае он уехал за границу умирать. - В особенности донимали Антона Павловича начинающие писатели. Приедет, читает, а потом спрашивает: "Ну, как вы находите, Антон Павлович?" А тот был очень деликатный, совестился сказать, что - ерунда. Язык у него не поворачивался. И всем говорил: "Да ничего, хорошо... Работайте!" Не то что Шаляпин, тот прямо так и бухал каждому: "Никакого у вас голоса нет, и артистом вы быть не можете!" В спальне на столике порошок фенацетина - не успел его принять Чехов, - и его рукой написано "phenal"... - и слово оборвано. Здесь свечи под зеленым колпаком, и стоит толстый красный шкаф - мать подарила Чехову. Его в семье назвали насмешливо "наш многоуважаемый шкаф", а потом он стал "многоуважаемый" в "Вишневом саду". НА АВТОМОБИЛЕ ДО СЕВАСТОПОЛЯ Если придется ехать на автомобиле из Ялты в Севастополь, да сохранит вас небо от каких-либо машин, кроме машин Крымкурсо. Я пожелал сэкономить два рубля - и "сэкономил". Обратился в какую-то артель шоферов. У Крымкурсо место до Севастополя стоит 10 руб., а у этих 8. Бойкая личность в конторе артели, личность лысая и европейски вежливая, в грязнейшей сорочке, сказала, что в машине поедет пять человек. Когда утром на другой день подали эту машину - я ахнул. Сказать, какой это фирмы машина, не может ни один специалист, ибо в ней не было двух частей с одной и той же фабрики, ибо все были с разных. Правое колесо было "мерседеса" (переднее), два задних были "пеуса", мотор фордовский, кузов черт знает какой! Вероятно, просто русский. Вместо резиновых камер - какая-то рвань. Все это громыхало, свистело, и передние колеса ехали не просто вперед, а "разъезжались", как пьяные. И протестовать поздно, и протестовать бесполезно. Можно на севастопольский поезд опоздать, другую машину искать негде. Шофер нагло, упорно и мрачно улыбается и уверяет, что это лучшая машина в Крыму по своей быстроходности. Кроме того, поехали, конечно, не пять, а 11 человек: 8 пассажиров с багажом и три шофера - двое действующих и третий - бойкое существо в синей блузе, кажется, "автор" этой "первой по быстроходности машины", в полном смысле слова "интернациональной". И мы понеслись. В Гаспре "первая по быстроходности машина", конечно, сломалась, и все пассажиры этому, конечно, обрадовались. Заключенный в трубу, бежит холоднейший ключ. Пили из него жадно, лежали, как ящерицы на солнце. Зелени - океан; уступы, скалы... Шина лопнула в Мисхоре. Вторая - в Алупке, облитой солнцем. Опять страшно радовались. Навстречу пролетали лакированные машины Крымкурсо с закутанными в шарфы нэпманскими дамами. Но только не в шарфах и автомобилях нужно проходить этот путь, а пешком. Тогда только можно оценить красу Южного берега. СЕВАСТОПОЛЬ И КРЫМУ КОНЕЦ Под вечер, обожженные, пыльные, пьяные от воздуха, катили в беленький раскидистый Севастополь и тут ощутили тоску: "Вот из Крыма нужно уезжать". Автобандиты отвязали вещи. Угол на одном чемодане был вскрыт, как ножом, и красивым углом был вырван клок из пледа. Все-таки при этой дьявольской езде машина "лизнула" крылом одну из мажар. Лихие ездоки полюбовались "а свою работу и уехали с веселыми гудками, а мы вечером из усеянного звездами Севастополя, в теплый и ароматный вечер, с тоской и сожалением уехали в Москву.  * Михаил Булгаков. Заколдованное место ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- На ст. Бобринская Юго-Зап. есть кооперативный ларек. Кого бы ни посадили в него работать, обязательно через два месяца растрата и суд. Из письма рабкора. 1 Гражданин Талдыкин сидел в кругу приятелей и слушал. Гражданина Талдыкина лицо сияло, приятели чокались с Талдыкиным. - Поздравляем тебя, Талдыкин. Покажи себя в должности заведующего ларьком. 2 Через два месяца гр. Талдыкин сидел на скамье подсудимых и, тихо рыдая, слушал речь члена коллегии защитников, стоящего сзади него, с пальцами, заложенными в проймы жилета. - Товарищи судьи! - завывал член коллегии. - Прежде чем говорить о том, растратил ли мой подзащитный 840 р. 15 коп. золотом, зададим себе вопрос - существовали ли эти 840 р. 15 коп. золотом вообще на свете? Внимательное рассмотрение шнуровой книги э 15 показывает, что этих денег нет. Спрашивается, что ж тогда растратил гр. Талдыкин? Ничего он не тратил, ибо каждому здравомыслящему человеку понятно, что нельзя растратить того, чего нет! С другой стороны, шнуровая книга э 16 показывает, что 840 р. 15 к. золотом существуют, но раз так, раз они налицо, значит, и растраты нет!.. Судьи, совершенно ошеломленные, слушали защитника, и с них капал пот. А с Талдыкина слезы. 3 Судья стоял и читал: - "...но принимая во внимание... условным в течение трех лет". Слезы высыхали на лице Талдыкина. 4 Члены правления ТПО сидели и говорили: - Вот свинья Талдыкин! Нужно другого назначить. Видно, Бинтову придется поработать в ларьке. Бинтов, получай назначение. 5 Гр. Бинтов сидел на скамье подсудимых и слушал защитника. А защитник пел: - Я утверждаю, что, во-первых, этих 950 р. 23 к. вовсе не существует; во-вторых, доказываю, что мой подзащитный Бинтов их не брал; а в-третьих, что он их в целости вернул! - "...принимая во внимание, - мрачно говорил судья и покачивал головой по адресу Бинтова, - считать условным". 6 В ТПО: - К чертям этого Бинтова, назначим Персика. 7 Персик стоял и, прижимая шапку к животу, говорил последнее слово: - Я больше никогда не буду, граждане судьи... 8 За Персиком сел Шумихин, за Шумихиным - Козлодоев. 9 В ТПО сидели и говорили: - Довольно. Назначить ударную тройку в составе 15 товарищей для расследования, что это за такой пакостный ларек! Кого ни посадишь, через два месяца - нарсуд! Так продолжаться не может. На кого ни посмотришь - светлая личность, хороший честный гражданин, а как сядет за прилавок, моментально мордой в грязь. Ударная тройка, поезжай! 10 Ударная тройка села и поехала. Результаты расследования нам еще неизвестны.  * Михаил Булгаков. С наступлением темноты ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- В нашем Саратовском Доме труда и просвещения (клуб железнодорожников) происходят безобразия при постановке кино. С наступлением темноты хулиганы на балконе выражаются разными словами, плюют на головы в партер, картины рваные, а кроме того, механик почему-то иногда пускает их кверху ногами. Рабкор Яков Иванович Стригун со своей супругой променяли два кровных пятака на право посмотреть чудную картину "Тайна склепа" - американскую трюковую, с участием любимицы публики. - Садись, Манечка, - бормотал Стригун, пробираясь с супругой в 20-й ряд. Манечка села, и в зале свет погас. Затем с балкона кто-то плюнул, целясь Манечке на шляпу, но промахнулся и попал на колени. - Не сметь плевать! Хулиганы, - вскричал Стригун, как петух. - Молчи, выжига, - ответила ему басом тьма с балкона. - Я жаловаться буду! - крикнул Стригун, размахивая кулаками в темноте и неясно соображая, кому и на кого он будет жаловаться. - Если не замолчишь, плюну тебе, мне твоя лысина отчетливо видна, отсвечивает, - пригрозила тьма. Стригун накрылся шапкой и прекратил войну. На экране что-то мигнуло, раскололось надвое, пошел темными полосами дождь, а затем выскочили огненные и неизвестно на каком языке слова. Они мгновенно скрылись, а вместо них появился человек в цилиндре и быстро побежал, как муха по потолку, вверх ногами. Крышей вниз появился дом, и откуда-то из потолка выросла пальма. Затем приехал вверх колесами автомобиль, с него, как мешок с овсом, свалился головою вниз толстяк и обнял даму. Дружный топот потряс зал. - Механик, перевернись! - кричала тьма Яркий свет залил зал, потом стемнело и на экран вышел задом верблюд, с него задом слез человек и задом же помчался куда-то вдаль. В зале засвистали. - Задом пустил механик картину! - кричали на балконе. На экране вдруг лопнуло, как шарообразная молния, и затем под тихий вальс на экране выросла вошь величиной с теленка. - Вот мерзость, - сказала в ужасе Манечка, - и к чему она в склепе, не пойму? К первой вши прибавилось 7 новых, и они с унылыми мордами, шевеля лапками, понесли гроб. Рояль играл мазурку Венявского. В гробу лежал человек, как две капли воды похожий на Стригуна. Манечка охнула и перекрестилась, Стригун побледнел. Выскочила огненная надпись: "Вот что ждет тебя, железнодорожник, если ты не будешь ходить в баню и стричься!" - И бриться! - завыл балкон, - скинь вшу с экрана! Вшей вчера видали, даешь "Тайну склепа"! Музыка заиграла полечку. Выскочили слова "Чаплин женился!" и опять исчезли. Вместо них показались на потолке ноги в белых гетрах. Потом все исчезло с экрана. Несколько мгновений сеялись какие-то темные пятна, затем и они пропали. Вышла маленького роста личность в куцем пиджаке и объявила! - Сеанс отменяется, так как у механика перегорели угли. Зал приветствовал его соловьиным свистом, и публика, давя друг друга, кинулась к кассе. Возле нее еще долго бушевала толпа, получая обратно свои пятаки.  * Михаил Булгаков. День нашей жизни ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- - А вот угле-ей... углеееееей!.. - Вот чертова глотка. - ...глей... глей!!. - Который час? - Половина девятого, чтоб ему издохнуть. - Это значит, я с шести не сплю. Они навеки в отдушине поселились. Как шесть часов, отец семейства летит и орет как сумасшедший, а потом дети. Знаешь, что я придумала? Ты в них камнем швырни. Прицелься хорошенько, и попадешь. - Ну да. Прямо в студию, а потом за стекло два месяца служить. - Да, пожалуй. Дрянные птицы. И почему в Москве такая масса ворон... Вон за границей голуби... В Италии .. - Голуби тоже сволочь порядочная. Ах, черт возьми! Погляди-ка... - Боже мой! Не понимаю, как ты ухитряешься рвать? - Да помилуй! При чем здесь я? Ведь он сверху донизу лопнул. Вот тебе твой ГУМ универсальный! - Он такой же мой, как и твой. Сто миллионов носки на один день. Лучше бы я ромовой бабки купила. На зеленые. - Ничего, я булавочкой заколю. Вот и незаметно. Осторожнее, ради бога!.. - Ты знаешь, Сема говорит, что это не примус, а оптамус. - Ну и что? - Говорит, обязательно взорвет. Потому, что он шведский. - Чепуху какую-то твой Сема говорит. - Нет, не чепуху. Вчера в шестнадцатой квартире у комсомолки вся юбка обгорела. Бабы говорят, что это ее бог наказал за то, что она в комсомол записалась. - Бабы, конечно... они понимают... - Нет, ты не смейся. Представь себе, только что она записалась, как - трах! - украли у нее новенькие лаковые туфли. Комсомолкина мамаша побежала к гадалке. Гадалка пошептала, пошептала и говорит: взяла их, говорит, женщина, небольшого росту, замужняя, на щеке у ей родинка... - Постой, постой... - Вот то-то ж. Ты слушай. То-то я удивляюсь, как ни прохожу, все комсомолкина мамаша на мою щеку смотрит. Наконец, потеряла я терпение и спрашиваю: что это вы на меня смотрите, товарищ? А она отвечает: так-с, ничего. Проходите, куда шли. Только довольно нам это странно. Образованная дама, а между тем родинка. Я засмеялась и говорю: ничего не понимаю! А она: ничего-с, ничего-с, проходите. Видали мы блондинок! - Ах, дрянь! - Да ты не сердись. Прилетает комсомолка и говорит мамаше: дура ты, у ей муж по 12-му разряду, друг Воздушного Флота, захочет, так он ее туфлями обсыпет всю. Видала чулки телесного цвета? И надоели вы мне, говорит, мамаша, с вашими гадалками и иконами! И собиралась иконы вынести. Я, говорит, их на Воздушный Флот пожертвую. Что тут с мамашей сделалось! Выскочила она и закатила скандал на весь двор. Я, кричит, не посмотрю, что она комсомолка, а прокляну ее до седьмого колена! А тебе, орет, желаю, чтоб ты со своего Воздушного Флота мордой об землю брякнулась! Баб слетелось видимо-невидимо, и выходит, наконец, комендант и говорит: вы немного полегче, Анна Тимофеевна, а то за такие слова, знаете ли... Что касается вашей дочери, то она заслуживает полного уважения со стороны всего пролетариата нашего номера за борьбу с капиталом Маркса при помощи Воздушного Флота. А вы, Анна Тимофеевна, извините меня, но вы скандалистка, вам надо валерьянкины капли пить! А та как взбеленилась и коменданту: пей сам, если тебе самогонка надоела! Ну тут уж комендант рассвирепел: я, говорит, тебя, паршивая баба, в 24 часа выселю из дома, так что ты у меня как на аэроплане вылетишь, к свиньям! И ногами начал топать. Топал, топал, и вдруг прибегает Манька и кричит: Анна Тимофеевна, туфли нашлись! Оказывается, никакая не блондинка, а это Сысоич, мамашин любовник, снес их самогонщице, а Манька... - Да! Да! Войдите! В чем дело, товарищ? - Деньги за энергию пожалуйте, 35 лимонов. - Однако! Пять, десять... - Это что. В следующем месяце 100 будет. МОГЭС по банкноту берет. Банкнот в гору. И коммунальная энергия за ним. До свиданьи-ус. Виноват-с. Вы к духовному сословию не принадлежите? - Помилуйте! Кажется, видите... брюки... - Хе-хе. Это я для порядку. Контора запрашивает для списков. Так я против вас напишу - трудящий элемент. - Вот именно. Честь имею... Отцвели уж давно-о-о хризантемы в саду-у! - Точить ножжжи-ножницы!.. Но любовь все живет в моем сердце больном! - Брось ты ему пять лимонов, чтоб он заткнулся. - А за ним шарманка ползет... - Ну, я полетел... Опаздываю... Приду в пять или в восемь!.. - Молочка не потребуется?.. Дорогие братцы, сестрички, подайте калеке убогому... Клубника. Нобель замечательная... Булочки - свежие французские... Папиросы "Красная звезда". Спич-ки... Обратите внимание, граждане, на убожество мое! - Извозчик! Свободен? - Пожалте... Полтора рублика! Ваше сиятельство! Рублик! Господин!! Я катал!! Семь гривен! Я даю! На резвой, ваше высокоблагородие! Куда ехать? Полтинник! - Четвертак. - Три гривенничка... Эх, ваше сиятельство, овес. - Ты куда? Я т-тебе угол срежу! - Вот оно, ваше превосходительство, житье извозчичье. - Эх, держи его! Так его. Не сигай на ходу! - Вор? - Никак нет. В трамвай на скаку сиганул. На 50 лимонов штрахують. - Здесь. Стой! Здравствуйте, Алексей Алексеич. - Праскухин-то... Слышали? 25 червонцев позавчера пристроил! Прислало отделение, а он расписался и, конечно, на бега. Вчера является к заведывающему пустой, как барабан. Тот ему говорит - даю вам шесть часов сроку, пополните. Ну, конечно, откуда он пополнит. Разве что сам напечатает. Ловят его теперь. - Помилуйте, я его только что в трамвае видел. Едет с какими-то свертками и бутылками... - Ну так что ж. К жене на дачу поехал отдыхать. Да вы не беспокойтесь. И на даче словят. И месяца не пройдет, как поймают. - Аllо... Да, я... Не готово еще. Хорошо... На отношение ваше за э 21580 об организации при губотделе фонда взаимопомощи сообщаю, что ввиду того, что губкасса... Машинистки свободны?.. На заседании губпроса было обращено внимание цекпроса на то, запятая... написали?.. что изданное, перед "что" запятая, а не после "что", изданное Моно циркулярное распоряжение, направленное в роно и уоно и губоно... а также утвержденное губсоцвосом... Аllo! Нет, повесьте трубку... - А я тут к вам поэта направил из провинции. - Ну и свинство с вашей стороны... Вы, товарищ? Позвольте посмотреть... Но если даже люди Меня затопчут в грязь, Я воскликну, смеясь... Видите ли, товарищ, стихи хорошие, но журнал чисто школьный, народное образование... Право, не могу вам посоветовать... журналов много... Попробуйте... Переутомился я, и денег нет... Сколько, вы говорите, за мной авансу? Уй-юй-юй! Ну, чтоб округлить, дайте еще пятьсот... Триста? Ну, хорошо. Я сейчас поеду по делу, так вы рукописи секретарю передайте... Извозчик! Гривенник!.. - Подайте, барин, сироткам... - Стой! Здравствуйте, Семен Николаевич! - В кассе денег ни копейки. - Позвольте... Что ж вы так сразу... Я ведь еще и не заикнулся... - Да ведь вы сегодня уже пятый. Капитан за капитаном, Юрий Самойлович за Юрием Самойловичем... - Знаю, знаю... А патриарх-то? А? - Капитан поехал его интервьюировать... - Это интересно... Кстати, о патриархе, сколько за мной авансу?.. Двести? Нет, триста... извозчик! Двугривенный... Стой! Нет, граждане, ей-богу, я только на минуту, по делу. И вечером у меня срочная работа... Ну, разве на минуту... Общее собрание у них... Ну, мы подождем и их захватим... Стой!.. Во Францию два гренадера Из русского плена брели! Ого-го!... А мы сейчас два столика сдвинем... Слушс... Раки получены... Необыкновенные раки... Граждане, как вы насчет раков? А?.. Полдюжины... И трехгорного полдюжины... Или, лучше, чтоб вам не ходить - сразу дюжину!.. Господа! Мы же условились... на минуту... Иная на сердце забота!.. Позвольте... Позвольте... что ж это он поет?.. В плену... полководец... в плену-у-у... А! Это другое дело. Ваше здоровье. Братья писатели!.. Семь раз солянка по-московски! И выйдет к тебе... полководец! Из гроба твой ве-е-рный солдат!! Что это он все про полководцев?.. Великая французская... Раки-то, раки! В первый раз вижу... Bis! Bis!! Народу-то! Позвольте... что ж это такое? Да ведь это Праскухин! Где?! Вон, в углу. С дамой сидит! Чудеса!.. Ну, значит, еще не поймали!.. Гражданин! Еще полдюжинки! Вни-и-из по ма-а-а-тушке по Во-о-о-лге!.. Эх, гармония хороша! Еду на Волгу! Переутомился я! Билет бесплатный раздобуду, и только меня и видели, потому я устал! По широкому-у раздолью!.. Батюшки! Выводят кого-то! - Я не посмотрю, что ты герой труда!!! А... а!! - Граждане, попрошу неприличными словами не выражаться... - Граждане, а что, если нам красного напараули? А?.. Поехали! На минуту... Сюда! Стоп! Шашлык семь раз... Был душой велик! умер он от ран!! ...Да на трамвае же!.. Да на полчаса!.. Плюньте, завтра напишете!.. - Захватывающее зрелище! Борьба чемпиона мира с живым медведем... Bis!!. Что за черт! Что он, неуловимый, что ли?! Вон он! В ложе сидит!.. Батюшки, половина первого! Извозчик! Извозчик!.. - Три рублика!.. - ...Очень хорошо. Очень. - Миленькая! Клянусь, общее собрание. Понимаешь. Общее собрание, и никаких. Не мог! - Я вижу, ты и сейчас не можешь на ногах стоять! - Деточка. Ей-богу. Что бишь я хотел сказать? Да. Проскухин-то?.. Понимаешь? Двадцать пять червонцев, и, понимаешь, в ложе сидит... Да бухгалтер же... Брюнет... - Ложись ты лучше. Завтра поговорим. - Это верно... Что бишь я хотел сделать? Да, лечь... Это правильно. Я ложусь... но только умоляю разбудить меня, разбудить меня непременно, чтоб меня черт взял, в десять минут пятого... нет, пять десятого... Я начинаю новую жизнь... Завтра... - Слышали. Спи.  * Михаил Булгаков. Когда мертвые встают из гробов... ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- В наш век чудес не бывает! Общепризнано Тем не менее в Кисловодске произошла история, от которой волосы встают дыбом... Но будем рассказывать по порядку. 17 июня 1925 года, на 8-й год революции, на крыльцо дома э 46 по Шоссейной улице в гор. Кисловодске вышел квартирующий в означенном номере гражданин Корабчевский, бывший стрелок жохра, и громко зарыдал. Сошлись добрые люди и стали спрашивать: - Корабчевский, Корабчевский, чего ты рыдаешь, бывший стрелок? На что тот ответил: - Как же мне, бывшему стрелку, не рыдать, если сейчас младенец мой Виталий, дорогой мой сыночек, помер! Бабы завыли, стали расспрашивать: - Экая оказия, от чего? - От воспаления легких, - сказал Корабчевский, размазывая по лицу слезы. Посочувствовали все Корабчевскому и разошлись, а бедный папаша отправился оформлять смерть своего наследника. И младенчик помер по всей форме. Доказательством этому служат официальные документы. Так, например, на бумаге со штампом горисполкома Кисловодска за э 391 от 18 июня с. г. значится: "СПРАВКА Кисловодский стол ЗАГС сим удостоверяет, что гр. Корабчевский Виталий 9 месяцев умер 17 июня с. г. от воспаления легких. Акт записан за э 163. Подпись: Завед. столом ЗАГС Лидовский. И с подлинным тоже верно: Счетовод Минераловодской учстрахкассы (подпись неразбор.)". Этого мало. Он не только помер, но и погребен был. И это видно из свидетельства Кисловодского отдела записей актов гражданского состояния, где значится, что ребенок мужского пола Корабчевский Виталий погребен на братском кладбище. Точка! Лучше помереть трудно. И однако... Была зловещая лунная ночь над Кисловодском через несколько дней после погребения Корабчевского-сына. И вот шел сосед Корабчевского в самом радостном расположении духа, посвистывая, и совершенно трезвый и видит-стоит возле корабчевской квартиры странного вида женщина, вся в белом, а лицо у нее зеленое от луны. И на руках у нее сверток, а в свертке что-то небольшое. Подошел сосед и говорит: - Кто это?.. Ах, это вы, мадам Корабчевская? А та отвечает гробовым голосом: - Да, я. - А что это у вас на руках? - спросил сосед с удивлением. - А это, - ответила женщина глухо, - мой покойный младенчик Виталий. - Как Виталий? - спросил сосед и почувствовал, что мурашки полезли у него по спине, - ведь Виталия же вашего па-па-па-хоронили? - Да, - ответила женщина, - а он взял да и пришел обратно. И в это время лунный луч скользнул по пеленочному конверту, и видит сосед, что на руках у женщины действительно Виталий и лицо у него в зеленоватой тени тления смертного. - Караул! - закричал сосед и кинулся бежать по Шоссейной улице. Луна глядела из-за кипариса рожей покойника, и соседу чудилось, что холодные руки хватают его за штаны. Через час наиболее смелые из кисловодцев стояли у крылечка корабчевского дома. И вышел к ним сам Корабчевский и рассказал такую историю: - Сидим мы с женой позавчера и вдруг слышим стук окошка, выглянули мы - и чуть не померли на месте. Стоит Виталий на воздухе, не касаясь земли, и говорит: "А вот я и пришел!" - С нами крестная сила!! - взвыл кто-то из бабьего элемента. - Ну?! - закричали мужчины. - Ну, и больше ничего, - ответил Корабчевский, - пришлось его принять обратно. В толпе началось смятение. Лица в лунном свете у всех позеленели. Но в это время луна зашла за облачко и скрыла в глубокой тьме окончание этой жуткой истории. x x x В редакции "Гудка" теперь у нас смятение тоже. Кто кричит: "Чудо!" Кто кричит: "Ничего не понимаю". Кто говорит: "Расследовать надо!!" Вообще - хоть работу бросай! В самом деле, история ведь гробовая! Проще всего было бы предположить, что Виталий вовсе не помирал, но тогда, позвольте, на каком же основании лекпом Борисов, проживающий по Николаевской улице, в д. э 11, дал ему удостоверение о смерти и на каком основании учстрахкасса выдала на погребение живого человека 17 р. 10 к.?! А может быть, он не воскресал? Может быть, сосед наврал, может быть, фельетонист сочинил про луну и покойника? Позвольте, как же не воскресал, когда сотрудник Минераловодской учстрахкассы Владимир Иванович Николаев пишет: "Выяснилось, что никто из членов семьи указанного т. Корабчевского не умирал, что последний, заручившись документом, незаконно получил пособие на погребение". Нет, жуткие дела творятся в городе Кисловодске!  * Михаил Булгаков. Чертовщина ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- У нас, в Кузнецке, в один и тот же вечер, в один и тот же час в помещении месткома было назначено заседание лавочно-наблюдательной комиссии, заседание производственной ячейки, заседание охраны труда, собрание рабкоров, а также заседание пионеров. А рядом идет кинематографическая картина "Дочь Монтецумы". Получается такое, что описать нельзя. Рабкор В небольшой комнате тесно сидели люди, взъерошенные и потные. Над их головами висела "Дочь Монтецумы" с участием любимицы публики и королевы экрана и "Вокруг света в 18 дней". Дверь раскрылась на одну четверть. В нее влезла рука с растерзанной манжетой, затем озверевшая голова. И голова эта начала, кричать: - Пустите меня, товарищи! Это безобразие. - Влезайте! - кричали из комнаты. - Пустите меня! - кричала голова, вырываясь из невидимых клещей за дверью. За дверью же послышался крик. - Не лягайтесь ногами, товарищ Крутобедров! Вы не на базаре! Стена затряслась, и на ней запрыгали слова: "Курьер Наполеона". Растерзанная личность влезла наконец в комнатушку, проникла на эстраду и оттуда хрипло забасила немедленно, как заводной граммофон. - Говоря о цене на свиные котлеты, товарищи, я не могу не отметить с возмущением того факта, что в то время, как на частном рынке они 32 к., у нас в лавке э 17 они 33 1/2... Собрание на это ответило злобным гулом, а за дверью вырвался истерический крик: - Скорее! Долго заседаете! - Что вы про котлеты бормочете?! - закричал в раздражении человек, притиснутый к "Дочери миллионера". - Я не бормочу! - закричал в ответ оратор. - А докладываю! - Про что докладываешь? - Цены на свинину, - закричал докладчик. - Выкатывайся ты со своей свининой к чертям! Где наш оратор? - кричали со всех сторон. - Нету оратора, опоздал, черт его возьми! Значить, им надо уступать место! Публика хлынула к дверям, а навстречу ей - другая, которая моментально расселась на стульях. За другой дверью тапер глухо заиграл полонез Шопена. Взъерошенный докладчик всмотрелся в новые лица и забубнил: - Говоря о цене на свиные котлеты, дорогие товарищи, я не могу не отметить с возмущением