ВЛАДИМИР КИМОВИЧ ЛИ Подчиняясь приказу Отара, я пробирался по проходу к двери. Проход был загроможден, будто кто-то специально сбросил туда все, что не было принайтовлено: сумки, чемоданы, ящики. В одном месте они грудой скрывали под собой толстяка. Поэтому по пути к двери я вынужден был остановиться и разгрести барахло, чтобы извлечь из-под него господина, который явно симулировал смерть: глаза у него были закрыты, красный язык наружу, как у жаждущего пса, но при этом он быстро и мелко дышал. Я решил, что следует шлепнуть его по щеке - так приводят в чувство барышень в художественной литературе. Господин тут же открыл глаза. - Вставайте! - сказал я ему. - Скорее! Он застонал - видно, радовался воскрешению. Справа от меня зашевелились. Это отстегивался Вспольный. - Сейчас, - сказал он мне, - одну минуточку. Словно я его торопил. Мои глаза выхватывали отдельных людей, и я не видел, что происходило вообще. Салон затянуло дымом, в нем можно было разобрать человеческие фигуры неподалеку от тебя, но не видно того, что творится метрах в пяти. Я миновал индийца и, когда сделал еще несколько шагов, увидел сбоку светлое пятно. Открытую дверь. Я совсем забыл о солдатах и молоденьком офицере. Они, оказывается, не дремали и успели выбраться раньше меня. Я на секунду остановился в проеме, окончательно осознав, что мы находимся на земле. Передо мной было небольшое поле, покрытое высохшим желтым жнивьем, оно уходило вниз, под уклон, а за ним синей стеной поднимались горы. Эту мирную картину нарушал треск пламени, рвавшегося из горящего мотора, и клубы черного дыма. Над полем дул порывистый ветер, поэтому и дым и пламя метались клочьями над головой. Я увидел солдат и молоденького офицера. У него были разодраны лоб и щека, и он все время стирал рукавом кровь, чтобы не заливала глаза. Он покрикивал на солдат, которые старались ножами открыть багажный люк. Один из солдат сидел неподалеку, неестественно вытянув перед собой ноги. Он был очень бледен. Вдруг меня сильно толкнули в спину. Я не удержался и кулем вывалился из самолета на мягкую землю. Нечто тяжелое, словно бегемот, рухнуло на меня, и когда я вскочил, то понял, что меня выпихнул толстяк. С неожиданной для его веса и объема резвостью он припустил по склону. Очевидно, зрелище было не лишено комизма, потому что солдат, сидевший на земле, вдруг засмеялся. - Ну и черт с тобой, - заявил я и попросил знаками у офицера выделить мне одного из солдат, чтобы вынести майора. Почему-то я временно забыл английский язык. Офицер меня понял и сам полез со мной в самолет. Там уже стало совсем темно и трудно дышать. Почти на ощупь мы продвигались по проходу и через несколько шагов натолкнулись на округлую спину Вспольного, который тащил по проходу майора. Девушка старалась помочь ему, не выпуская из руки своей драгоценной сумки. Вчетвером, мешая друг другу, мы эвакуировали майора из машины и отнесли на несколько метров от самолета. Я хотел отправиться на поиски Отара, который долго не возвращался, но тут услышал короткий крик девушки: Отар выходил из леса. Он тащил под мышки пилота. Увидев нас, Отар рухнул на землю: видно, выбился из сил. ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ Пламя грозило добраться до баков с горючим, и тогда машина взлетела бы на воздух. Мы же находились недалеко от нее и могли пострадать. Я намеревался довести это до сведения остальных, особенно солдат, которые старались открыть багажное отделение, однако в этот момент наше внимание было отвлечено появлением Отара Давидовича, который, рискуя жизнью, проник в кабину и вынес пилота. Я полагал, что профессор, который по возрасту и общественному положению взял на себя руководство спасательными работами, прикажет немедленно начать эвакуацию, однако он попросил меня подойти к нему и выступить в роли переводчика. Солдаты с помощью выстрелов из оружия открыли багажное отделение, он одобрил их действия и попросил меня объяснить лейтенантику, что хорошо бы оттаскивать груз как можно дальше. Затем Отар Давидович попросил меня помочь девушке эвакуировать на безопасное расстояние майора, и я подчинился, не переставая беспокоиться за моих товарищей, действия которых я считал рискованными. Мы оттащили майора метров на сто и положили за пригорком. Солдат, сломавший ногу, приполз вслед за нами. Когда я собирался вернуться к самолету, ибо не имел права отсиживаться в укрытии с женщинами и ранеными, раздался взрыв, взметнувший к небу столб черного дыма и осколков. Взрыв был так силен, что комья земли и осколки посыпались на нас градом. Я пережил страшный момент, полагая, что все погибли, и бросился к самолету, невзирая на возможность новых взрывов. На открытом месте я увидел, что части самолета разбросаны на расстоянии многих метров по полю и все люди, находившиеся от него в непосредственной близости, лежат на земле на полпути от самолета к пригорку. Однако, подбегая к ним, я увидел, что они шевелятся и один за другим поднимаются на ноги, стряхивают с себя комья земли и листья и даже смеются, вторично избежав смертельной опасности. Оказалось, что за полминуты до взрыва Отар Давидович понял, что взрыв неминуем, и все побежали от самолета, что и спасло их. Когда же я по истечении первых радостных минут обратился к Отару Давидовичу с закономерным упреком за то, что ради груза он рисковал жизнью вверенного ему коллектива, он ответил мне, что этот груз предназначен для того, чтобы спасти жизнь многих людей, и потому споры и рассуждения о правомочности его действий представляют лишь академический интерес. И так как все обошлось без жертв, я счел за лучшее больше не поднимать эту тему. ОТАР ДАВИДОВИЧ КОТРИКАДЗЕ Сесть на лоскут горного поля в горящем самолете так, что почти все на борту остались живы, более того, уцелел почти весь груз, - это чудо. Погиб лишь первый пилот, тот, кому мы были обязаны жизнью. Мы перенесли майора в пустую хижину на краю поля. Он был без сознания. К несчастью, среди нас не было медика. Девушка, которую зовут Лами, помогла мне перевязать раненых. Раненых мы устроили в хижине, а потом перетащили к хижине груз. Один из ящиков с датчиками погиб в самолете, второй остался. Кое-как управимся. Хорошо, что мы в Москве подстраховались. Вытащили и ящик с компьютером. Интересно, цел ли он. Вся надежда на Василия Эдуардовича, институтского столяра, который запаковывал наше добро, приговаривая: "Теперь можно хоть с самолета кидать". Он оказался пророком. Кроме наших ящиков, вытащили с десяток тюков, принадлежащих военным. Один из тюков разорвался, и из него высыпались листовки. Ветер понес их над полем, молоденький лейтенант долго гонялся за ними и с помощью не очень старавшихся солдат собрал подотчетное добро. Смеркалось. Когда я в последний раз, прихрамывая, вернулся к самолету, вернее, к тому, что от него осталось, на небе уже появились первые звезды. Они загорались на восточной половине неба - западная была занята темной тучей. От этого сумерки начались раньше, чем следовало. Я поглядел на часы. Половина седьмого. Вокруг царил мир. Природа уже забыла о грохоте и огне, с которыми мы ворвались в эту долинку. От обломков самолета поднимался дымок. Жужжали комары, совсем как у нас. - Знаете, Отар (задумавшись, я не услышал шагов Володи по мягкой земле), я заметил одну любопытную деталь. Обломок крыла, отлетевший от фюзеляжа, лежал у наших ног, словно плавник акулы. Он был покрыт копотью. Володя наклонился. - Вот, - сказал он. Я с трудом разглядел линию круглых отверстий в крыле - отверстия тянулись под углом к основанию крыла. - По-моему, с земли в нас стреляли. Нас сбили, понимаете? Я не ответил. Круглые отверстия могли возникнуть по какой-то иной причине. - Сначала я увидел, как с земли что-то блеснуло, потом появились дырки. И только потом пошел дым. Ясно? - Ясно, - сказал я. Мы медленно пошли обратно к хижине. Она черным конусом виднелась на фоне поднимавшегося от речки тумана. У хижины метался желтый огонек. Солдаты разожгли костер и кипятили воду. У костра сидел Вспольный и заносил воспоминания в блокнот. - Не следовало отходить в темноте, - сказал он поучительно. - Здесь могут быть ядовитые змеи. Очки у него уцелели и зловеще отражали пламя. В хижине было темно. Кто-то тихо стонал. - Лейтенант! - позвал я. Я не увидел, но ощутил, как лейтенант поднимается с пола. - Я хотел немного поспать, - сказал он, словно оправдываясь. - А ночью я бы дежурил. Мы вышли с ним вниз, к реке. Звезды были такими яркими, что при их свете я мог разглядеть, как молод этот офицер. Лет двадцать, не больше. - Я хотел поговорить с вами, - сказал я. Мы стояли над морем тумана, который медленно тек у самых ног. - Мой спутник видел, как по нашему самолету стреляли с земли, - сказал я. - Он показал мне пробоины в крыле. До того как я произнес эти слова, мы были жертвами воздушной катастрофы. Причины ее находились вне компетенции офицера. Если я прав, то мы превращаемся в жертву нападения. - Вы уверены? - спросил он. - Я не военный. Но мне кажется, что это так. Поговорите со вторым пилотом. Если он уже пришел в себя. - Я поговорю, - сказал лейтенант. Он старался придумать, что делать. Пожалуй, он был в армии недавно и пороха не нюхал. - Кто мог в нас стрелять? - спросил я. Лейтенант ответил не сразу. - Сепаратисты, - сказал он неуверенно. - А может, люди Джа Ролака. Ведь они должны еще сопротивляться. Звук собственного голоса помог лейтенанту справиться с растерянностью. Он продолжал увереннее: - Надо погасить костер... И дать всем оружие. Первая мысль была разумной, хоть и оставляла нас без горячей воды. Вторая - утопической. Лишнего оружия у нас не было. Но мы не успели дойти до хижины. Мы увидели, как из темноты на свет костра выходят вооруженные люди. Вспольный поднялся, приветствуя их. Солдат, подбрасывавший в огонь сучья, выпрямился. А меня охватило предчувствие новой беды - один из вошедших в освещенный круг поднял автомат. Несколько ярких лучей карманных фонарей уперлись в людей у костра. - Назад! - крикнул мне лейтенант. Кричать в такой ситуации не стоило. Промолчи этот юноша, мы с ним могли бы скрыться в тумане. Пришедшие к костру люди знали, как вести себя в лесу. Два или три луча метнулись к нам, и я, как бомбардировщик в лучах прожекторов, был ослеплен, виден отовсюду и беззащитен. От костра что-то крикнули по-лигонски. Я счел за лучшее покориться. Я поднял руки (чего никогда раньше не делал и не думал, что придется) и медленно пошел навстречу лучу. ДИРЕКТОР МАТУР Когда я пришел в себя, я возблагодарил господина Будду за чудесное спасение. Но тут же понял, что нельзя терять ни минуты. Самолет был полон дыма, и в любой момент я мог сгореть. Какие-то люди бегали туда-сюда, толкая мое беспомощное тело. Паника царила на борту погибшего самолета. Каждый думал только о себе. Я был единственным в этом аду, кто думал о долге. Судьба была милостива ко мне. В дыму мне удалось отыскать саквояж. В моем распоряжении было всего несколько секунд. Почти ощупью, не обращая внимания на боль во всем теле, я нашел дверь. Каждый был занят собственным спасением, но некоторые при том старались поживиться. Солдаты взламывали багажное отделение - даже в такой страшный момент они думали о своем обогащении. Я понимал, что ничем не смогу помочь раненым и убитым, но, если доберусь до селения, смогу послать сюда людей. Я быстро миновал рисовое поле, на которое сел самолет, и увидел тропинку. Тропинка вошла в лес. Без сомнения, мы упали в округе Танги, в диких горах. Когда-то князь Урао, правда с улыбкой, говорил, что некоторые племена еще не отказались от обычая охотиться за головами. Они ловят случайного путника и, убив его, закапывают тело на ритуальном поле, чтобы обеспечить себе хороший урожай. Вспомнив об этом, я содрогнулся. Правда, я рассчитывал на магическую фразу: "Сабао Урао Као", что означает: "Князь Урао Као". Если я скажу эти слова, меня пощадят. Размышляя таким образом, я шел по глухой тропинке, стараясь не шуметь, не наступать на ветки и при первом признаке опасности скрыться в зарослях бамбука, которые подступали к самой дорожке. Лес таил смертельные опасности - в любой момент я мог встретить тигра или дикого слона. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на змею. Время приблизилось к шести часам. Я не позволял себе отдыхать. Тропинка начала подниматься вверх, солнце приблизилось к краю муссонных облаков, висевших над хребтом. Парило. Опасность быть застигнутым темнотой в диком лесу заставила меня прибавить шаг. Вскоре я вышел к развилке тропинок и свернул на более исхоженную и широкую. Это вселило в меня надежду. Еще через несколько минут я позволил себе присесть на толстый ствол, свалившийся поперек тропы. Мои мысли вернулись к сделке с Тантунчоком. Может, мне стоило согласиться на двести тысяч? И в этот момент кто-то совсем рядом сказал буднично и просто: - Руки вверх. Брось сумку. Их было пятеро. Они вышли из кустов и окружили меня. Предводитель, зловещего вида усатый человек в армейском шлеме, обшарил меня и вытащил все из карманов. Другой, совсем еще молодой бандит, раскрыл саквояж и стал выбрасывать из него вещи. Страх за судьбу пакета вернул меня к жизни. - Остановитесь! - приказал я бандитам. К этому времени я уже понял, что эти люди - не каннибалы. Они были облачены в европейскую одежду, у троих были автоматы, один держал на плече пулемет. Сам Па Пуо (так к нему обращались остальные) нацепил на пояс две пистолетные кобуры и выглядел очень воинственно. Мой цепкий и быстрый ум оценил ситуацию, и у меня возникло предположение, что люди, схватившие меня, - сепаратисты, о которых немало писали в последнее время в газетах. Когда правительство Джа Ролака после долгих колебаний решило урезать привилегии горных князей и вождей, в среде горцев произошел раскол. Некоторые из князей, во главе с просвещенным и разумным Урао Као, приняли эту весть со спокойствием, достойным их высокого сана. Они предпочли путь парламентских выступлений, указывая противникам, что этот закон наносит жестокий ущерб государству, ибо отныне князья не смогут должным образом контролировать своих беспокойных подданных. О, как они были правы! Ведь другие, менее цивилизованные, призвали своих подданных к оружию. Правда, до военных действий не дошло, и князь Урао не раз выступал посредником между правительством и мятежными князьями, однако в газетах начали появляться сообщения о нападениях горцев на полицейские участки и автобусы. - Не смейте трогать саквояж! - воскликнул я. - Я иду к сабао Урао Као. Я его друг. Па Пуо открыл взятый у меня бумажник и грубыми толстыми пальцами достал оттуда мою визитную карточку: "Господин директор Матур. Посредник. Коммерсант". Он прочел надпись вслух. - Ты? - спросил он, избрав наиболее уничижительное из многочисленных в лигонском языке местоимений. Па Пуо, ухмыляясь, вытаскивал из бумажника записки, счета, квитанции и не спеша пускал их по ветру. Он вынул фотографию моей супруги и детей. Я не мог позволить издевательства над ними и рванулся к бандиту. Но его подручный ударил меня башмаком по колену, и я покатился по земле, крича от боли. Но ни на секунду я не потерял сознания. И может, милосерднее было бы небу лишить меня чувств: я видел, как Па Пуо выбросил драгоценную фотографию и, найдя в бумажнике деньги, переложил в карман куртки, а бумажник кинул в кусты. - Эй! - крикнул другой бандит, который копался в саквояже. Он сидел, окруженный разбросанными по дороге рубашками, предметами туалета, лекарствами, носками, носовыми платками. Бандит нашел пакет, который я вез князю. Он рванул его грязными ногтями, пакет разорвался, и на тропинку полетели зеленые пачки долларов. Клянусь, для меня это было не меньшим сюрпризом, чем для грабителей. - Ого, - сказал Па Пуо. Он приказал собрать деньги. Моя жизнь катилась к своему завершению. Либо меня убьют бандиты, чтобы не оставлять следов. Либо, если я чудом останусь жив, меня убьют люди Дж.Суна. Он никогда не простит пропажи. Па Пуо сунул по пачке долларов в грязные лапы своих спутников и затем обернулся ко мне. - Ты с самолета? - спросил он. - Это деньги князя Урао, - сказал я. - Доставьте меня к князю. Он вас наградит. Па Пуо усмехнулся, как усмехается тигр над куском мяса. - Князь Урао? - спросил он, словно никогда не слышал этого имени. - Какой князь Урао? И его прислужники расхохотались. - Что с тобой делать, торгаш? - продолжал представление Па Пуо. - Ты бежал из Лигона, спасая шкуру и деньги? - Я не бежал. Это военный самолет. Открыв рот, я сразу понял, что совершаю ошибку. - Убей его, - сказал Па Пуо одному из бандитов. И сказал это, словно речь шла о цыпленке. Он хотел убить меня, умного, доброго человека, лишь чудом оставшегося в живых после ужасного крушения, он хотел убить меня и пресечь этим чудесную ткань мыслей и ощущений, картин мира и рифм, убить, как собаку, в диком лесу, где никто и никогда не узнает, что случилось со мной... Бандит поднял автомат. Я увидел черное круглое отверстие, из которого должна была сейчас вылететь маленькая пулька и прервать мое земное существование... ПА ПУО Я с людьми ждал в долине Лонги. Утром десятого пришел человек и сказал, что груз будет сегодня. Мы должны были расстелить на поляне знак. Самолет придет с севера. Ждать два дня. Парашюты закопать. Груз отнести к пещерам у озера Линили. Еще человек сказал, что ночью в Лигоне взяли власть военные. Армия. Это плохо. У них везде люди. Поэтому быть настороже. Ни с кем ни слова. Я сказал, что мои люди будут молчать. Мы пришли на место в полдень. Расстелили знаки, установили пулемет и скрылись в кустарнике. Через долгое время послышался гул моторов. С севера пришел самолет. Он сделал круг над поляной. На нем не было знаков. Самолет кинул три тюка на парашютах. Мои люди начали отстегивать тюки и сматывать парашюты. Тут я услышал другой самолет. Он шел с юга. Другой самолет мог быть только лигонский. Самолет шел низко. Это был "вайкаунт", я помню их с армии. Парашюты лежали на поляне, и мы были на открытом месте. Я приказал стрелять. Мы успели дать две очереди. Я видел, как из левого мотора пошел дым. Мы думали, что самолет ударится в гору. Но взрыва не было. Мы поняли, что самолет ушел. Я приказал быстро собирать тюки и закопать парашюты. Но тут услышали далекий взрыв: самолет все-таки взорвался. Я оставил четверых людей, чтобы они несли тюки к озеру Линили. С остальными и пулеметом мы быстро пошли в ту сторону. Если самолет все-таки сел, то могли остаться люди. Мы шли долго. Мы сделали больше десяти миль, перевалили через хребет и дошли до того места, где в реку впадает ручей Белого змея. Мои люди стали ворчать, что мы ничего не найдем. В горах можно спрятать целый город. И вдруг один из моих людей из племени синих фенов, хороший охотник, сказал, что он слышит человека на тропе. Мы подошли туда кустами. Толстый городской индиец сидел на стволе дерева и тяжело дышал. У его ног стояла черная сумка. Мы спросили, откуда он. Человек испугался и ничего не мог сказать. Я понял, что он торгаш, который устроился на самолет, чтобы удрать от военных. Он начал плакать и говорить, что он знает князя Урао. Это мне не понравилось. Если он думает, что мы - люди князя Урао, то догадается, что самолет сбили люди князя Урао. Я хотел убрать его, но подумал, что человек выведет нас к самолету. Я решил его попугать. Я взял у него бумажник и выкинул все листочки - они все равно ему уже не пригодятся. Потом я достал из бумажника деньги, чтобы взять себе. Там было много ватов - тысяча или больше - и немного долларов. Матур сидел на земле и плакал, чтобы мы его не убивали. Он сказал, что это был военный самолет. Мой человек нашел в черной сумке пакет. В пакете оказались деньги. Очень много долларов. Я обрадовался, а когда торгаш посмотрел, как я делю пачки долларов между моими людьми, а остальные беру себе, он понял, что он умер, потому что никто не должен знать про эти доллары. Я сказал ему, что он будет жить, если приведет нас к самолету. Матур - так звали торгаша - сразу встал. Мы пошли по тропе. Скоро мы нашли их. Мы их всех взяли. Потом загнали в хижину. Была только одна ошибка: два человека были в стороне, и, когда они подходили к костру, один побежал. Он был офицер и вооружен. Он не успел скрыться. Он ранил в руку автоматчика. Поэтому его убили и отомстили его телу. Мне принесли его голову. Я показал ее тем, кого мы загнали в дом, чтобы им было страшно. Матура мы заперли с ними. Мои люди хотели перестрелять их до рассвета, но я не люблю спешить. Никто не знает, где упал самолет. Искать его в горах можно целый месяц. Но не зря меня зовут хитрый Па Пуо. Я решил, что мы их убьем без пуль. Как будто они разбились в самолете. Мы сделаем все на рассвете и сразу пойдем к Танги. Скажем, что искали самолет, но не нашли. Я приказал моим людям не брать ничего из вещей. Даже отдал Матуру его золотые перстни. Если взять вещи, то могут подумать, что мы нашли самолет. А у нас много долларов. Все мои люди сказали - хорошо. И еще я хотел поговорить с пленными. Я мог узнать что-нибудь интересное. Никогда нельзя отказываться от знания. Если ты открыл уши, то тебе откроется будущее. Среди этих людей было три инглиша. Зачем инглишам летать на военном самолете? ВЛАДИМИР КИМОВИЧ ЛИ Когда все это случилось, я был в темной хижине. Как назло, у нас не оказалось ни фонаря, ни свечки. Отар ушел к реке с молодым офицером, я знал зачем. Они говорили о пулевых дырках в крыле. Надо выставить охрану, а то и нас под шумок пристрелят. Это было бы весьма грустно в свете тех приключений, которые мы уже пережили. Пожалуй, для рассказов дома их уже хватит. - Когда мы пойдем в Танги? - спросила Лами. Мне не было ее видно. Мы разговаривали тихо, по-английски, и наш словарный запас был почти одинаковым, так что мы отлично друг друга понимали. Иногда она просила меня зажечь спичку, чтобы проверить, как себя чувствуют раненые. Пилот со сломанной ногой лежал открыв глаза и не обращал на нас внимания. Один раз он сказал что-то по-лигонски. Я спросил Лами, что он сказал, она ответила: - Он видел парашюты. Но мы не поняли, когда и где он видел парашюты. - Утром солдаты пойдут за помощью, - сказал я. - Я пойду с солдатами, - сказала Лами. - Вы учитесь? - Да, - сказала она, - в университете. Майор застонал. Лами протянула руку к майору и нечаянно коснулась моей руки. Прикосновение было шелковым и прохладным. Я зажег спичку. Майор морщил лоб. Наверное, ему было больно. Отар соорудил ему из палок лубки, к которым примотал руку. И в этот момент за дверью послышались незнакомые голоса. Невидимый голос сказал что-то по-лигонски, я понял, что велят выходить. Выйдя, я посмотрел, здесь ли Отар. Отар стоял у стены хижины. Рядом был Вспольный с черным блокнотом в руке. И солдаты. Не хватало только молодого офицера. Со стороны реки из тумана донеслись выстрелы. Значит, офицер убежал. Хорошо бы, его не нашли в тумане. Люди, которые на нас напали, не были военными, но я бы сказал, что война была их профессией. Уж очень привычно они держали автоматы. Нас обыскали. Быстро и деловито. Потом один из них, наверное начальник, с зеленой сумкой через плечо и двумя кобурами на поясе, усатый и широколицый, пересчитал нас, загибая пальцы. И нас загнали обратно в хижину. Почему-то в хижине оказался и Матур, правда без саквояжа. В хижине было тесно. Все молчали. Я сидел на полу, прижавшись к одному из солдат. Солдат шептался с невидимым мне соседом. Стенки хижины были тонкими, слышно, как переговариваются люди снаружи. Потом к разговору присоединился еще один голос. Услышав, что он говорит, сидевший рядом со мной солдат произнес короткую резкую фразу, и голос его замер на высокой ноте. - Что там? - спросил я в темноту. Ответил мне голос Вспольного: - Они убили лейтенанта. И тут же дверь распахнулась, и свет фонаря уперся в руку. Рука держала за волосы отрубленную голову лейтенанта. Я невольно отшатнулся. Кто-то там, снаружи, засмеялся. Дверь закрылась. Я не мог дотянуться до Лами. Она сидела далеко от меня. За стеной продолжали плести какой-то глухой, как во сне, рисунок непонятные голоса. Надо было что-то делать. Нельзя же быть овцами. Так нас всех перебьют. Майор быстро забормотал, словно в бреду. Плохо наше дело. - Ты здесь? - меня коснулся Отар. - Может, убежим? - сказал я. - Разберем стенку - и в туман. - Прислушайся, - сказал Отар. За задней стеной хижины были слышны шаги. - Они ходят вокруг. Мы не можем бросить раненых. - Эти люди - бандиты. (Я узнал голос Матура.) Бандиты и убийцы. Они всех убьют, как лейтенанта... - Не паникуйте, - прервал его строгий голос Вспольного. - Зачем им нас убивать? Если это сепаратисты, то мы им нужны как заложники. Две недели назад сепаратисты захватили двух канадских инженеров. Правительство пошло на то, чтобы заплатить выкуп. Дурные примеры заразительны. Тогда я еще не знал о наркотиках, о долларах, отнятых у Матура, и потому доводы Вспольного мне показались резонными. Мне вообще понравилось, что наш толстяк не потерял присутствия духа и ведет себя спокойно, я бы даже сказал, с определенным интересом к окружающему, как мальчик из хорошей семьи, которого допустили поглядеть на драку между плохими мальчишками: он смотрит и не боится, что его заденут. Я ждал, что скажет Отар. Он сказал: - Ложитесь спать. Пожалуй, это самый разумный выход. Вспольный вздохнул, но промолчал. ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ Мне не спалось. Когда солдат зажег спичку, чтобы набрать воды из канистры, я увидел при этом неверном и слабом язычке пламени, что Володя Ли сладко спит и даже улыбается во сне. Я поразился счастью безмятежной молодости - умению забыться. Я должен был поддерживать в моих спутниках оптимизм. Этим объясняется настойчивость, с которой я уверял их, что напавшие на нас люди - сепаратисты, заинтересованные в выкупе. Более того, я позволил себе небольшую ложь о двух канадских инженерах, будто бы похищенных и отпущенных инсургентами. Такой случай был, но в Бирме или Малаге. Не в Лигоне. Я мог бы убедить и себя, если бы не смерть молодого офицера. Жестокость, с которой он был убит, потрясла меня настолько, что я еле сдержался. А убежденность Матура, что они нас убьют? Известно ли ему что-то, избегшее моего внимания?.. Не знаю, сколько я спал. Наверное, недолго. Я проснулся от голосов снаружи. Голубой туманный рассвет проникал сквозь щели хижины. Голоса за стеной были чужими, деловитыми. Язык, на котором они разговаривали между собой, был схож с лигонским, но отличался большим числом цокающих и гортанных звуков. В хижине все спали. Привалившись друг к другу, спали солдаты. Сидя, опустив голову на руки, спал Матур. Клубочком у ног майора спала девушка Лами. Не спал лишь сам майор. Он лежал с открытыми глазами. Дверь скрипнула, и на фоне голубого прямоугольника появился силуэт человека с автоматом. - Эй! - сказал он громко, и я чуть было не одернул его: "Вы с ума сошли, все спят!" - Выходи. Я выпрямился, подчиняясь его окрику, и решил, что если я сразу выйду, то не потревожу остальных. Но все начали шевелиться, поднимать головы, вытягивать затекшие ноги. - Что там? - спросил профессор Котрикадзе. - Меня просят выйти, - сказал я. - Хотят поговорить. - Пошлите их подальше, - мрачно произнес Володя, как сонный ребенок, которому помешали спать. Я не слушал. Я понимал, что мы во власти этих людей. Усатый начальник бандитов ждал меня у погасшего костра. Вокруг лежали какие-то тряпки, одежда, отобранная у нас вечером. В поле моего зрения попали ящики с грузом и тюки, которые мы с таким трудом оттащили от самолета. Ящики были взломаны и приборы частично разбросаны по стерне. Перед человеком в каске лежали отобранные у нас документы и вещи. Среди них не было только моего блокнота. Он остался в хижине. Если с нами что-нибудь случится, его найдут. - Имя? - спросил по-английски человек в каске. - Вспольный, - ответил я. - Ты кто? - Советник посольства Советского Союза, - сказал я, несколько преувеличив свою должность. Однако в тех обстоятельствах это было оправданно. Он не понял. Я перешел на лигонский: - Советник Советского Союза. России. Человек в каске был удивлен: - Россия? Зачем летел в самолете? - тоже по-английски. - Мы - гости лигонского правительства. Спутники человека в каске копались в ящиках. Один из них вытащил прибор, принадлежавший геологам, и размахнулся, чтобы бросить его о землю. - Стой! - крикнул я. - Что ты делаешь! - Что он делает? - услышал я из хижины голос Отара. - Молчать! - прикрикнул на меня человек в каске. Но он совершенно не знал моего характера. Я патологически ненавижу ссориться с людьми, вступать в ненужные конфликты. Я даже кажусь многим чересчур осторожным и склонным к компромиссам. Но меня нельзя загонять в угол. - И не подумаю, - ответил я. - Существуют элементарные нормы человеческого поведения! - Молчать! - повторил человек в каске. Его вислые длинные усы шевельнулись, как у сома. Он вскочил с намерением ударить меня; я инстинктивно выставил вперед руку. Он вдруг остановился и начал расстегивать крышку кобуры. Он глядел мимо меня. Я обернулся. Сорванная с петли дверь повисла под острым углом. Над ней возвышался, придерживая здоровой рукой сломанную, майор Тильви. Он был без фуражки, мундир разорван, но было очевидно, что молодой офицер - человек, имеющий право, как судья, появиться в решающий момент драмы. Наверное, я был крайне возбужден, если вид бледного, шатающегося майора показался мне столь внушительным. Я вновь бросил взгляд на главного бандита. Тот уже справился с кобурой, и в руке у него был пистолет. И наступила какая-то длительная, почти бесконечная тишина, как будто вокруг разворачивался замедленный немой фильм. Я видел, как медленно поднимается рука бандита, и я знал, что обязан что-то сделать. Я должен был вмешаться, но мое тело протестовало против того, что ему предстояло сделать. По тому, как стали приближаться ко мне глаза бандита, я понял, что иду к нему, потому что должен остановить его... Я дотянулся до человека в каске в тот момент, когда он выстрелил. Нет, не в меня - в майора, но я потерял равновесие и упал, к счастью свалив и стрелка. Мы возились с ним на земле, и я понимал, что ни в коем случае нельзя отпускать его, иначе он выстрелит еще раз. А потом я ничего не помню, хотя, пожалуй, успел подумать, что меня убили... ВЛАДИМИР КИМОВИЧ ЛИ Когда я выскочил из хижины, неподалеку, вцепившись в куртку человека с усами, лежал Вспольный. Один из бандитов поднимал автомат, чтобы внести свою лепту в сражение с безоружными пленниками. Наше положение было безнадежно, но я бросился к ближайшим врагам, не сообразив, что оно безнадежно. Я только пригнулся, чтобы тому, кто стоял сбоку и целился в нас из автомата, было труднее попасть. Но он не выстрелил. Выстрелы пришли издалека. Со стороны. Сначала я увидел, как человек, целившийся в нас, уронил автомат и начал медленно нагибаться вперед. Другой человек, стоявший неподалеку, обернулся к лесу, и я уже знал, что и он упадет. Как в кино. В критический момент приходит возмездие. Славный шериф прискакал в последнюю минуту... Нет, конечно, в тот момент я ничего такого не думал, лишь успел заметить, что главный бандит прилег за Вспольным, использовав нашего массивного друга в качестве естественного укрытия. Остальные бросились бежать по склону. ОТАР ДАВИДОВИЧ КОТРИКАДЗЕ Вышедшие цепочкой из леса люди показались мне сначала выше ростом, красивее, чем на самом деле. Видно, такова привилегия спасителей. Уже совсем рассвело, и я сообразил, что наши спасители, очевидно, разделяются на две категории. Большинство их было в военной форме, а человек пять были наряжены экзотично: в коротких черных юбках, в накидках на плечах. Очевидно, это были горцы. На шеях у них красовались ожерелья из белых ракушек. На цветных перевязях висели короткие прямые мечи. Эти люди были вооружены длинноствольными, старинными ружьями. Последними появились два человека, командовавшие операцией. Один из них был офицером. Мое внимание привлек второй. Он был удивительно, тем более для этих мест, высок и худ. Наверное, более двух метров - находка для азиатского баскетбола. Из-за такого роста он горбился, как бывает с высокими людьми, привыкшими стесняться своих габаритов. Его фигуру несколько портил выдававшийся вперед животик. Голова была непропорционально мала, однако изящно красовалась на длинной шее. Он был облачен в наряд для гольфа, правильный, без изъянов, приобретенный в хорошем английском магазине. Только вместо клюшки в руке у него был армейский пистолет. Солдаты довольно бесцеремонно подхватили с земли начальника бандитов, покорного, как теленок. Трое из его подчиненных были мертвы, четвертого поймали у реки, связали и бросили на землю рядом с вождем. Майор Тильви вышел вперед и представился. Последовал монолог по-лигонски. Наверное, майор излагал события последнего дня. Высокий господин в гольфах перебил майора, спросив его о чем-то. Тот ответил, и высокий господин тут же поспешил к хижине, откуда только что вышли Лами и директор Матур. Матур выходил последним. Из-за спины девушки он увидел высокого господина. - О, сабао Урао Као! - возопил он, словно ему явилось божество, и он, стеная, оттолкнул Лами так, что она чуть не упала, и бросился к ногам высокого господина. Он трещал, словно пулемет, и умудрялся при этом рыдать. Реакция высокого господина была быстрой, что выдавало в нем хорошо тренированного спортсмена. Он отшвырнул рвущееся к нему тело директора Матура и подхватил девушку. Девушка затрепетала у него в руках и вдруг обвисла, словно тряпичная кукла. Думаете, господин Матур обиделся? Ничуть не бывало. Он стоял на коленях, как суслик перед норой, молитвенно сложив на груди ручки, и свет восходившего над лесом солнца отражался в массивных перстнях, на которые почему-то не позарились бандиты. - Профессор Котрикадзе, - оторвал меня от лицезрения этой трогательной сцены голос майора Тильви. Я обернулся к нему. Оказывается, меня представляли армейскому офицеру, краснощекому и упитанному. Я поклонился. Менее всего я был похож на профессора. - Комендант Танги капитан Боро. Я выразил благодарность капитану. Тильви был официален, как король на аудиенции. - Благодарите Князя Урао, - ответил офицер, показав, как много у него белых зубов. - Если бы не он, мы бы опоздали. Князь Урао, высокий джентльмен, помог Лами сесть на распоротый тюк с листовками и соблаговолил прислушаться к жалобной речи директора Матура. Слушая его, он смотрел на девушку, положив по-отечески ей на плечо изящную длиннопалую руку. ТИЛЬВИ КУМТАТОН Фельдшер сказал, что у меня сотрясение мозга и мне нужен покой. Он дал мне пять таблеток аспирина и велел не двигаться. Я смотрел в небо, на пушистые облака, менявшие очертания, словно сказочные животные. Мы ждали вертолет, который еще вчера улетел на рубиновые копи. На поляне все занимались своими делами. Князь беседовал с Матуром. Урао возвышался над ним на три головы и не смотрел на собеседника. Матур всплескивал руками. Русские геологи разложили на стерне спасенные приборы и переговаривались на своем варварском языке. Все-таки зря я их взял. Завтра они бы добрались до Танги на поезде и на машине. Господин Вспольный с обмотанной бинтом головой сидел на плоском камне и заносил свои впечатления в черный блокнот. Я ему обязан жизнью. Я подозвал капитана Боро. Тот присел рядом на корточки. Солнце уже поднялось высоко, и стало тепло. - Расскажи, брат, - попросил я, - как вы нас нашли. - Вам вредно разговаривать, майор, - сказал капитан. - Фельдшер советует полный покой. Капитан был предупредителен, но насторожен. Он был из тех офицеров окраинного гарнизона, которые служат давно и не надеются на карьеру. Он - один из хозяев гор и со временем уйдет в отставку обеспеченным человеком, если умеет лавировать между центральной властью, губернатором, князьями, контрабандистами, чтобы никого не разгневать. Для такого провинциального капитана любая смена власти опасна и нежелательна. Впрочем, возможно, я несправедлив. Если начинаешь строить в голове портрет незнакомого человека, строишь его из черточек, принадлежащих другим портретам. - Мы только в пять часов узнали обо всем. Я был у себя, - сказал капитан. Я сочувственно прикрыл глаза. Здесь мне нужны союзники. - Мы готовились к встрече. Даже написали лозунг. В городе все с удовлетворением приняли известие о приходе к власти нового правительства. Этому я не поверил, но спорить не стал. - И вдруг с аэродрома сообщают, что самолет не прилетел. Вы знаете, город наш небольшой, сразу поползли слухи, некоторые элементы уверяли, что в гибели самолета виноваты духи гор, не желавшие вашего прилета, господин майор. Капитан Боро показал в улыбке белые зубы и развел руками: такой, понимаете, темный у нас народ. - Я сразу связался с полицией, чтобы они узнали по окрестным деревням, не видели ли там самолета. Население у нас редкое, места дикие. Самолет отклонился с курса - десять миль для самолета ничто, а для гор много... Вечером мне сообщили, что в деревне Лонги - это миль двенадцать отсюда, вверх по реке, - видели дым и слышали взрыв. Глубокой ночью я примчался туда. Капитану хотелось, чтобы я одобрил его действия. - А вслед за мной в деревню приехал господин князь Урао Као и его телохранители. - А что он там делал? - Он искал вас. Я не выказал удивления. Пусть продолжает. - Князь узнал, что в горах за Лонги упал самолет, и, даже не переодевшись, вскочил в машину. Когда он увидел нас, то очень обрадовался. У него было мало людей, зато у него был человек, который знает эти тропы. Вот мы и объединили усилия. Три мили мы проехали вверх по дороге, а потом четыре часа в темноте по тропам. Я сегодня за ночь ни минуты не спал. Если он надеялся, что я повешу орден ему на грудь, он ошибался. Почему же князь так спешил? Да, он знал, что на самолете летела Лами и директор Матур. Кто-то из них вез из Лигона важные вести. А впрочем, какое мне сейчас до этого дело? Мы спасены, и я надеюсь, что завтра смогу встать. Иначе придется Лигону прислать другого комиссара. - Предводителя бандитов вы не знаете? Капитан поглядел в сторону лежавшего у хижины Па Пуо. Я следил за ним. Но его лицо осталось равнодушным. - Не знаю, - сказал он. Вертолет прилетел после полудня. К тому времени князь Урао со своими телохранителями и два солдата из тангийского гарнизона, которые конвоировали пленных, ушли пешком к деревне Лонги, к ожидавшим там машинам. "Господину Дж.Суну. Гостиница "Империал", Лигон. Дорогой Сун, это письмо доставит вам верный человек, которого я посылаю машиной. Так надежнее. Письмо и деньги получил. Но не сразу и с осложнениями. Частично о событиях вы уже знаете. Об остальном сообщу сейчас. О гибели самолета я узнал с опозданием. Один из людей, оставленных Па Пуо с грузом, по собственной инициативе поспешил в Танги. Я не думал, что кто-ниб