уля пролежала... Елена кинулась к нему. - Антон Павлович Чехов говорил мне, - сказала Милица, вытирая лоб белым платочком, - что если в первом действии на стене висит ружье... Но договорить она не успела, потому что во двор вбежала Ванда и увидев, что Савич лежит на земле, быстрее всех успела к нему, подняла его голову, положила себе на колени и принялась баюкать мужа, как маленького, повторяя: - Что же они с тобой сделали? Мы их накажем, мы на них управу найдем... Савич открыл глаза. Ему было стыдно. Он сказал: - Я не хотел, Вандочка. - Я знаю, лежи... И тут появилась еще одна пара. Ксения тяжело вошла в ворота, неся на руках Корнелия Удалова. - Что же это получается? - спросила она. - Где это видано? Удалов тихо хныкал. - Помирились? - спросил Грубин. - По детям стреляют. Куда это годится? - сказала Ксения. - Глядите. Отсюда пуля прилетела. Штаны разорваны. На теле ранение. Все сбежались к Удалову. Штаны в самом деле были разорваны, и на теле был небольшой синяк. Ксения поставила Удалова на траву и принялась всем показывать круглую пулю, которая ударилась в Удалова на излете. - Ну и невезучий ты у нас, - сказал Грубин. Удалов отошел в сторону, а Ксения, отбросив пулю, вспомнила, зачем пришла. - Кто у вас главный? - спросила она. - Можно меня считать главным, - сказал Алмаз. - Так вот, гражданин, - сказала Ксения. - Берите нас в Москву. Чтобы от молодости вылечили. Была я замужней женщиной, а вы меня сделали матерью-одиночкой с двумя детьми. С этим надо кончать. 35 Шурочка и Стендаль проводили машину до ворот. Они бы поехали дальше, но машина была так перегружена, что Грубин боялся, она не доедет до станции. И без того помимо помолодевших в ней поместились два новичка - Ксения и Степан Степанович, люди крупные, грузные. Грубин вел автомобиль осторожно, медленно, так что мальчишки, которые бежали рядом, смогли сопровождать его до самой окраины. Люди на улицах смотрели на машину с улыбками, считали, что снимается кино, и даже узнавали в своих бывших горожанах известных киноартистов. Машину увидел из своего окна и редактор Малюжкин. Он узнал среди пассажиров Милицу и Степанова, открыл окно и крикнул Степанову, чтобы тот возвращался на работу. - Считайте меня в командировке, - ответил Степанов. Малюжкин обиделся на сотрудника и захлопнул окно. Его никто не понимал. Уже начало темнеть, когда машина въехала в лес. Разговаривали мало, все устали и не выспались. Удалов задремал на коленях у жены. Легкий туман поднялся с земли и светлыми полосами переползал дорогу. Фары в машине оказались слабыми, они не могли пронзить туман и лишь высвечивали на нем золотистые пятна. Уютно пыхтел паровой котел и дым из трубы тянулся за машиной, смешиваясь с туманом. Лес был тих и загадочен. Даже птицы молчали. И вдруг сверху, из-за вершин елей, на землю опустился зеленый луч. Он был ярок и тревожен. В том месте, где он ушел в туман, возникло зеленое сияние. - Стой, - сказал Алмаз. Грубин затормозил. - Чего встали? - спросила Ванда. - Уже сломалась? Но тут и она увидела зеленое сияние и осеклась. В центре сияния материализовалось нечто темное, продолговатое, словно веретено. Веретено крутилось, замедляя вращение, пока не превратилось в существо, схожее с человеком, хрупкое, тонкое, одетое в неземную одежду. Существо подняло руку, как бы призывая к молчанию, и начало говорить, причем не видно было, чтобы у существа двигались губы. Тем не менее каждое его слово явственно доносилось до всех пассажиров автомобиля. - Алмаз, ты узнаешь меня? - спросило существо. - Здравствуй, пришелец, - сказал Алмаз. - Вот мы и встретились. - Я бы не хотел с тобой встречаться, - сказал пришелец. Ксения привстала на сиденье и, не выпуская из рук Удалова, обратилась к пришельцу: - Мужчина, - сказала она, - отойдите с дороги. Мы спешим, нам вот в Москву надо, от молодости лечиться. - Знаю, - сказал пришелец. - Молчи, женщина. И в голосе его была такая власть, что даже Ксения, которая мало кому подчинялась, замолчала. - Ты нарушил соглашение, - сказал пришелец, обращаясь к Алмазу. - Ты помнишь условие? - Помню, - сказал Алмаз. - Я хотел жить. И пожалел этих людей. Они были немолоды, и им грозила смерть. - Когда ты поделился средством с Милицей, - сказал пришелец, - я не стал принимать мер. Но сегодня ты открыл тайну многим. И вынудил меня отнять у тебя дар. - Я понимаю, - сказал Алмаз. - Но прошу тебя о милости. Погляди на Милицу, она молода и прекрасна. И если ты лишишь ее молодости, она завтра умрет. Погляди на Елену, - мы с ней хотели счастья. Погляди на Грубина, он же может стать ученым... - Хватит, - сказал пришелец. - Ты зря стараешься вызвать во мне жалость. Я справедлив. Я дал тебе дар, чтобы ты пользовался им один. Земле еще рано знать о бессмертии. Земля еще не готова к этому. Люди сами должны дойти до такого открытия. - Не о себе прошу... - начал было Алмаз, вылезая из машины и делая шаг к пришельцу. Но тот не слушал. Он развел в стороны руки, в которых заблестели какие-то шарики, и от них во все стороны побежали молниевые дорожки. В воздухе запахло грозой, и зеленый туман, заклубившись, поднявшись до вершин деревьев, окутал машину и Алмаза, замершего перед ней. Грубин, уже догадавшись, что произошло, успел лишь поднять глаза к Милице, что стояла за его спиной, и встретить ее ясный взгляд, полный смертельной тоски. И протянул к ней руку. А Алмаз, который хотел в этот последний момент быть рядом с Еленой, сделать этого не успел, потому что странная слабость овладела им и заставила опуститься на землю. Было очень тихо. Зеленый туман смешался с белым и уполз в лес. Постепенно в сумерках голубым саркофагом вновь образовался автомобиль, и в нем, склонившись друг к другу, сидели и лежали бесчувственные люди. - Как грустно быть справедливым, - произнес пришелец на своем языке, подходя к машине. Он увидел толстую пожилую женщину, Ксению Удалову, которая держала на коленях курносого полного мужчину ее лет. Он вгляделся во властное и резкое лицо другой немолодой женщины, Ванды Казимировны, которая даже в беспамятстве крепко обнимала лысого рыхлого Савича... Степан Степаныч, разумеется, не изменился. Он сидел на заднем сиденье, закрыв глаза и прижимая к груди бесценный альбом с автографом Пушкина. И вдруг пришелец ахнул. Он протер глаза. Он им не поверил. За рулем машины сидел, положив на него голову, курчавый юноша Саша Грубин. И протянув к нему тонкую руку, легко дышала прекрасная персидская княжна. Взгляд пришельца метнулся дальше. Елена Сергеевна была так же молода, как десять минут назад. - Этого не может быть, - произнес пришелец. - Это невозможно. - Возможно, - светил Алмаз, который первым пришел в себя и подошел сзади. Он тоже был молод и уже весел. - Есть, видно, вещи, которые не поддаются твоей инопланетной науке. - Но почему? Как? - Могу предположить, - сказал Алмаз. - Бывают люди, которым молодость не нужна. Ни к чему она им, они уже с юных лет внутри состарились. И нечего им со второй молодостью делать. А другие... другие всегда молоды, сколько бы лет ни прожили. Люди в машине приходили в себя, открывали глаза. Первым опомнился Удалов. Он сразу увидел, что его детский костюмчик разорвался на животе в момент возвращения в прежний облик. Он провел рукой по толстым щекам, лысине и затем громко поцеловал в щеку свою жену. - Вставай, Ксюша! - воскликнул он. - Обошлось! Эти слова разбудили Савичей. Ванда принялась радостно гладить Никиту, а тот глядел на жену и думал: "Как дурной сон, буквально дурной сон". - Ничего, Саша, - сказал Удалов, протягивая руку, чтобы утешить Грубина. - Обойдемся и без этих инопланетных штучек. Очнувшийся Грубин, смертельно подавленный разочарованием, обернулся к Удалову, и тот, увидев перед собой юное лицо старого друга, вдруг закричал: - Ты что, Грубин, с ума сошел? Но Грубин на него не смотрел, он искал глазами Милицу, боясь ее найти. И нашел... А Милица, встретив восторженный взгляд Грубина, поглядела на свои руки и когда поняла, что они молоды и нежны, закрыла ими лицо и зарыдала от счастья. - Вылезай, Елена, - сказал Алмаз, помогая Елене выйти из машины. - Хочу тебя познакомить со старым другом. Помнишь, я тебе рассказывал, как мы из тюрьмы бежали? - Очень приятно, - сказал пришелец, который все еще не мог пережить своего поражения. - Я думаю, что вы собираетесь создать семью? - Не знаю, - Елена посмотрела на Алмаза, а тот сказал уверенно: - В ближайшие дни. И тут они услышали возмущенный крик Савича: - Что же получается? Все остались молодыми, а я должен стать старым. Это несправедливо! Я всю жизнь хотел стать молодым! Я имею такое же право на молодость, как и остальные. - Пойдем, мой зайчик, пойдем, - повторяла Ванда, стараясь увести его прочь. - Это у тебя нервное, это пройдет. - Пошли, соседи, - сказал Удалов. - А то дотемна в город не успеем вернуться. - Елена, - рыдал Савич, - все эти годы я тебя безответно любил! - Ты мне только попробуй при живой жене! - Ванда сильно дернула его за руку, и Савич был вынужден отойти от машины. - Извините, - сказал пришелец. - Я полетел. - До встречи, - сказал Алмаз. Пришелец превратился в зеленое сияние, потом в луч. И исчез. Елена посмотрела вслед уходящим к городу. Савич все оглядывался, норовил вернуться. Удаловы шли спокойно, обнявшись. - Ну что ж, - сказал Алмаз, - по местам! А то к поезду не успеем.