ргеева, и голос его неожиданно сорвался. Он испугался, что другие заметят его волнение и будут смеяться. Про себя он подумал: "Я не Наполеон. Я хочу необыкновенных дел, а не завоеваний. Я не хочу, чтобы из-за меня люди ели из походных кухонь и стреляли из пушек. Люди движутся не потому, что я того хочу, но если им будет лучше от моих дел, я буду рад". - Рано еще, не улетит, - сказал Сергеев. Он не засмеялся. Неожиданно шар приподнялся, оторвался от земли, но тут же опустился вновь. Крупная сетка врезалась в его тело, и тонкая оболочка пузырями вылезала в ячейки. - Лучше бы материал был пожестче, - сказал Вайткус. - В будущем обратимся к опыту дирижаблей. - К какому опыту? - Олег вдруг понял, что дирижабль для него - пустое слово. - Если промазать шар тонким слоем клея, - сказал Вайткус, почесывая бороду, - то он станет жестким. - Что же ты раньше не сказал? - До Олега дошла красота этой мысли, и он обиделся на Вайткуса, что тот скрыл от него такую прекрасную мысль. - Я только сейчас подумал, - сказал Вайткус. - Это увеличило бы вес, - сказал Сергеев. Тут шар окончательно оторвался от земли и криво, под углом к корзине, поднялся вверх. Олег не стал ждать. Он перелез через край корзины и встал в ней, крепко держась руками за борт. Корзина была невелика, диаметром в полтора метра и высотой по пояс. В середине ее умещался еще запас топлива и несколько мешков с песком - в каждом шаре обязательно должен быть балласт. Шар медленно шевелился над головой, и до нижнего обода, под которым прикреплена горелка, можно было дотянуться рукой. Олег потрогал канаты, крепившие корзину к ободу. Канаты были крепкими. Корзина стояла на земле, можно было легко перемахнуть через ее край и встать на мягкую молодую траву, но Олег ощущал некую отчужденность от всех, кто стоял рядом, как будто все остальные люди были уже далеко внизу. Корзина дернулась, шар натянул канаты, стараясь поднять ее в воздух. - Полетит, полетит, отвязывайте! - закричала рыжая Рут. - Молчи, - оборвал ее Сергеев. - Рано. Олег, запрокинув голову, смотрел на шар. Он был так громаден, что закрывал половину неба. И был некрасив - неровно склеен, пузырист, веревки как-то неудобно и неловко стягивали его. Полупрозрачная белесая оболочка отражала траву и кривые домики поселка. И в то же время в этой нелепой громадине чувствовалась странная сила, которая была и в его медленных настойчивых попытках вырваться, оторваться от земли, и в том, как натягивались веревки, державшие корзину, и в том, как гудела горелка и ее гудение увеличивалось и гулко растворялось в чреве шара. Теперь шар был точно над головой, и канаты были сильно натянуты. Олег отвлекся, глядя на шар, и но сразу увидел, как по сигналу Сергеева его помощники наклонились над кольями, к которым были привязаны веревки. - Готовься, Олежка, - сказал Сергеев. - Сейчас будем отпускать. Крепче держись. Может дернуть. - Держусь, не беспокойся! - крикнул Олег, глядя, как Вайткус склонился совсем близко - можно дотронуться до спины, - отвязывает узел. Но тут же Олег чуть было не вывалился наружу. Как ни старался Сергеев, чтобы все веревки были отпущены одновременно, силы его помощников были далеко не равны. Вайткус уже отвязал веревку и крепко держал ее. Дик выпрямился, чуть улыбаясь и показывая всем своим видом, что он принимает участие в несерьезной забаве. Свой канат он держал не очень крепко, шар, хоть и большой, казался ему несильным. С другой стороны корзины Луиза и Эгли чуть замешкались, отвязывая узлы. Шар как будто ждал этого, Дик чуть подергал за веревки и увидел, что с одной стороны они еще крепко держатся за землю, а с другой уже освобождены, дождался легкого порыва ветра, который пришел к нему на помощь, и как следует дернул. Вайткус, почувствовав рывок и будучи готов к нему, повис всем телом на веревке, но другая веревка резко рванула вверх, разодрав ладони Дика, и вырвалась, отбросив его на землю. Он тут же по-звериному перевернулся через голову, вскочил и бросился, чтобы подхватить веревку, но было поздно: корзина, которую шар резко накренил, рванувшись в сторону, завалилась набок, Олег упал, ударившись о банку с топливом, на него навалились мешки с балластом. Корзина отбросила в сторону большую Луизу, придавила Эгли, шар еще раз поднатужился, качнулся в другую сторону, отбросив Вайткуса, вырвал из земли остальные веревки и с кольями, болтающимися в воздухе, резко пошел вверх. Корзина болталась под ним, как невесомый жучок. Все это заняло несколько секунд, которые были полны треском, криками, уханьем воздуха. И тут же наступила тишина, короткий период тишины, в котором был слышен только тихий плач Фумико: она на всякий случай начала плакать еще до этих событий, потому что боялась за Олега. Молчали все, даже Эгли, которой оцарапало корзиной руку, и Луиза, все еще лежавшая на земле, и Сергеев, и Вайткус, и даже дети. Все смотрели вверх, потому что там, в корзине, был Олег. Мать Олега, единственная из всех, зажмурилась, потому что с убийственной ясностью представила себе, как тело ее сына падает из корзины и летит, растопырив руки, к земле. А для Олега все прошло очень быстро: в одно мгновение он упал внутрь корзины и на него, как душный зверь, навалился мешок с песком. И в следующее мгновение он понял, что летит, что ничего под ним нет, что земля где-то очень далеко, потому что корзина раскачивалась свободно и легко и сквозь щели в прутьях он видел свет. Он очень осторожно, охваченный страхом высоты, поднялся на четвереньки, ощущая в то же время, что корзина раскачивается все меньше и шар все увереннее тянет ее вверх. И пока Олег поднимался на ноги, к нему возвращались ощущения, словно органы чувств по очереди включались, сообщая ему, что происходит вокруг. Шипела горелка, гоня внутрь шара горячий воздух, скрипели веревки, елозили по оболочке, поскрипывали ветки корзины, по которым он ступал. И снизу доносился тонкий детский плач. Наконец Олег смог подняться. Он крепко взялся за край корзины и уже готов был выпрямиться, но, к счастью, не успел, потому что корзину резко дернуло, так что Олега чуть не выкинуло вверх. И он не сразу догадался, что вытравился весь канат, которым корзина была привязана к якорю. Движение шара вверх прекратилось, хотя он продолжал попытки вырваться, и от этого корзина вздрагивала и пошатывалась. Внизу всем казалось, что прошло очень много времени. Почти минуту все смотрели наверх и молчали. Шар поднялся метров на сто - дальше его не пускал канат - и начал медленно двигаться к лесу, словно стараясь обмануть канат, который цепко держал его. Олега все не было видно. Но, по крайней мере, он оставался в корзине. Сергеев, опомнившийся раньше других, ужо хотел было крикнуть Вайткусу и Дику, чтобы они помогли ему тянуть шар вниз, потом понял, что сначала надо закрыть горелку, а то подъемная сила шара слишком велика и его не пересилить. И тут закричала Ирина. - Сынок! - кричала она, нарушая этим молчаливую торжественность полета. - Сынок, ты цел? Олежка! Олег услышал этот крик, и ему стало стыдно, что мать зовет его, как маленького, но потом мелькнула мысль, что и у Наполеона, наверное, была мама, и он, высунувшись из корзины и крепко цепляясь за веревки, крикнул вниз: - Все в порядке! Совсем маленький темный силуэт Олега - голова и плечи - был виден всем на земле, и все стали кричать, дети запрыгали, а Ирина зарыдала во весь голос. Шар медленно двигался над головами - это был самый настоящий воздушный корабль, который может полететь в небо. Старый помог Вайткусу, который так и просидел ту минуту на земле, подняться и сказал ему: - А потом они изобрели воздухоплавание. Вайткус улыбнулся. - Уменьши пламя в горелке! - крикнул Сергеев. - Уменьши подъемную силу! Ты меня слышишь? - Отлично слышу! - откликнулся Олег, и его голова пропала. Олег обернулся к горелке, осторожно уменьшил пламя. Но не сильно. Теперь, когда все обошлось, ему совсем не хотелось спускаться. Он еще раз поглядел вниз и помахал рукой: - Все в порядке! И увидел поселок сверху. Сразу весь. Улицу - грязную речку, вдоль которой тянулись такие жалкие сверху хижины, кривые крыши сараев и мастерской, покосившаяся изгородь. Маленькую россыпь человечков - их пришлось угадывать, потому что некоторые стояли прямо под шаром. Кто-то махал руками, дети прыгали, изображая дикий танец. Олег увидел, что на пороге своей хижины сидит Кристина. Может, не захотела прийти к шару, а может, о ней забыли в суматохе. А вон там задрала зеленую морду коза. Она еще не видела летающих слонов. Взгляд Олега скользнул дальше, за ограду, - неширокая полоса луга, а потом начинается лес. Никогда он еще не видел его сверху. Сплетение белесых голых ветвей, кое-где бурые и зеленые пятна лишайников и лиан, и это месиво тянется до болота. Сверху болото, такое обширное, кажется совсем небольшим, и за ним начинается кустарник, дальше снова лес, без перерыва и просвета, скрывающийся в туманной дымке. Олег осторожно перешел на другую сторону корзины. Теперь ему было видно начало пути, который они прошли к горам, к "Полюсу". Снова лес, за ним пустошь и красные скалы, поднимающиеся из леса. Еще два шага вправо. Тоже лес. Только он прерывается - там участки степи, куда они ходят охотиться на оленей, и темная стена большого дальнего леса, куда редко добираются охотники и собиратели. Там нет дичи и во влажной полутьме таятся хищные цветы и лианы. Подул ветер, стараясь унести шар. Корзина задрожала. Олег понимал, что ему нужно еще уменьшить огонек горелки. Люди внизу ждут, когда он спустится. Но он не мог оторваться от простора, открывшегося перед ним. Он перестал быть муравьем, ползающим среди ветвей, он взлетел над миром, как птица, и совсем иные масштабы этого мира наполнили Олега свободным и щекотным чувством могущества и уверенности в себе и в тех маленьких человечках, что ждут его внизу. Это чувство было чем-то сродни тому, что посетило его, когда он впервые увидел за перевалом в горной долине на снегу громадную чечевицу космического корабля. Но тот корабль был лишь памятью о могуществе людей. Этот же полет был сотворен им самим. И Олег понял, что более всего он хочет обрезать этот канат и подняться высоко, к самым облакам, чтобы увидеть дальше и полететь над этими лесами, не таясь в них и не опасаясь никого. Олег подумал, что братья Монголфье не могли сравниться с ним. Они поднимались над своим родным городом, где никто не грозил им смертью. Им надо было победить только воздух. Олегу надо было победить всю эту планету, которая хотела их убить. Высота была невелика, вряд ли здесь было намного холоднее, чем на земле, но Олегу стало зябко. Наверное, переволновался. И когда он закрывал горелку, пальцы у него дрожали. Шар постепенно терял силу и желание умчаться к облакам. Внизу Сергеев и Дик начали тянуть за канат, чтобы помочь шару плавно спуститься. Мир вокруг начал уменьшаться, горизонт приближался. x x x В начале лета подготовка к походу на корабль несколько замедлилась. Два главных участника этого дела - Олег и Сергеев - часто отвлекались на другие дела. Олег все продолжал возиться с шаром. Что-то изобретал в нем, мастерил, почти каждый день поднимался вверх, чаще вдвоем с кем-нибудь. У Сергеева была другая забота - Линда Хинд переехала все-таки к нему. Свадьбы никакой не было, и праздника, в общем, тоже, если не считать, что взрослые собрались к ним в дом, посидели, помянули Томаса и покойную жену Сергеева, выпили чаю, пожелали Линде с Сергеевым вернуться благополучно на Землю. И разошлись. Взрослых в поселке осталось совсем мало, и некоторые из них были совсем плохи. Очень сдал Старый, хворала большая Луиза, а слепая Кристина сама о себе говорила, что она не жилец. Олегову мать так замучил радикулит, что она большую часть дня лежала на постели. Так что в огороде возились в основном Вайткус с Линдой и Эгли, а Сергеев занимался мастерской. И конечно, все больше дел падало на долю молодых. Охота в эти недели полностью перешла в ведение Дика, который брал с собой Казика, а иногда Пятраса Вайткуса. Их уже трудно было называть мальчиками - это были подростки, умелые, ловкие и быстрые. В школу они уже не ходили, да Старый и не мог им больше ничего дать. Его прошлое для них было будущим, причем близким и достижимым. Теперь все верили в шар и даже склонны были преувеличивать его возможности. Казалось, что на шаре можно летать к кораблю, когда и как хочешь. Олег лучше других понимал, что его детище - корабль ненадежный. Он уже научился чувствовать шар и знал, как легко он под действием слабого ветерка готов нестись куда придется. Во второй свой полет Олег взял с собой Казика. Это было справедливо. Казик добровольно возился с неприятными делами, связанными с шаром. Он без устали таскал дрова для шара и давил прессом масло из них. Он ходил на охоту на мустангов, потому что надо было чинить и латать шар. Олег заметил, правда не сразу, как проявляется человеческий эгоизм в отношении к шару. Может, люди и не замечали собственного эгоизма, только со стороны ты видишь чужие слабости. Те, кто хотел полететь на шаре, честно помогали его запускать, держать веревки, скатывать его и прятать под навес, когда полет кончался. Но после того, как сами поднялись в воздух, интерес их к шару падал. Большинство из тех, кто летал с Олегом, полет разочаровал. Был момент страха, когда шар поднимался, потом возникал интерес - увидеть лес и поселок сверху. Вот и все. Так было с Линдой и с Лиз, которая три раза пропускала свою очередь, потому что очень боялась, потом все же забралась в корзину, а когда шар поднимался, визжала от страха так, что ребятишки, смотревшие снизу, чуть не умерли от смеха. Вайткус, поднявшись в воздух, внимательно глядел вокруг, а потом сказал, что надо будет сходить за болото, потому что он видит в чаще за ним яблоневые заросли. Старый молчал, когда они были наверху. Минут двадцать молчал, потом сказал: "Спасибо, можно опускаться". Эгли смотрела на поселок, потом вытерла глаза, может, от ветра, может, соринка попала. И сказала: "С ума сойти, какое убожество". Мать лететь отказалась, и это было хорошо. Но каждый раз, когда Олег готовился к следующему полету, она выходила на площадку и обязательно проверяла, хорошо ли держит канат. Казик с Фумико канат нарастили. Еще метров на двадцать. Больше не получалось. Он оказывался таким тяжелым, что тянул шар книзу, к тому же начинал рваться. Дик поднялся одним из последних. Он несколько дней после первого полета избегал Олега, потому что считал себя виноватым в том, что чуть не произошло крушение. Олег сам спросил его, хочет ли он подняться, и Дик согласился. В тот день шел дождик, и капли срывались с шара, отчего было плохо видно. Олег чувствовал, что Дик оробел - он был в чужой обстановке, а Дик всегда терялся в чужой обстановке. Олег помнил, каким был Дик на "Полюсе". Он так и простоял весь полет, держась за канаты со своей стороны корзины, и не решился обойти ее. Дик взял с собой в полет арбалет и даже заткнул за пояс бластер, все это было лишнее, но Олег сделал вид, что не заметил. Неожиданно Дик сказал: - Летом надо будет дойти до большой степи. Я думаю, она начинается вон там. И он показал пальцем к югу, где лес сливался с облаками. - Там должно быть много оленей, - сказал Дик. И Олег понял, что Дик все равно остается на земле. Но он был неправ. Дик чувствовал себя неуверенно в слишком легкой, почти прозрачной плетеной корзине. Однако главное было в другом: впервые в жизни он завидовал Олегу. Пока Олег занимался хоть и нужными для поселка, но не очень нужными, с точки зрения Дика, делами, Дику было все равно. У него был свой лес и свои победы. И только теперь, глядя на лес и видя, как среди ветвей, крадутся шакалы, как ползет по стволу ногастая змея, как пучатся от весенних соков стволы серебряных сосенок, - видя то, что было недоступно не столь тренированному и чуткому взгляду Олега, Дик осознал дополнительную власть и свободу, которую дает обладание шаром. В нем проснулось острое желание лететь по воздуху к новым лесам, гнаться за стаями зверей, опускаться на ночь возле таинственных речек... Олег с удивлением увидел, как Дик достает бластер. - Ты что? - удивился он. - Тихо, - прошептал Дик. Зеленый нитяной луч протянулся к деревьям у болота - немым и недвижным. И тут же там, внизу и вдали, возникло движение: крупное животное забилось в чаще и тяжелая туша вывалилась на поляну. - Я такого еще не видел, - сказал Дик, пряча бластер. - Давай спускаться. Я хочу посмотреть, кого я убил. С Марьяной Олег поднимался в тихую теплую погоду. - Здесь красиво, - сказала Марьяна. - Не хочется опускаться, правда? Олег смотрел на нее. Он был как щедрый хозяин, показывающий гостье свое поместье. И так как он знал прелести поместья и был уверен в них, то комплименты воспринимал как должное. И ему было приятно, что именно Марьяна смогла оценить красоту полета. - И тихо, - сказал Марьяна. - Спасибо, - сказал Олег. - Почему? - Марьяна повернулась к нему и посмотрела на него внимательно, будто увидела в первый раз. - Почему спасибо? Олег протянул руку и дотронулся до ее пальцев, лежавших на краю корзины. Корзина чуть качнулась, но Марьяна не испугалась. - Ты все понимаешь, - сказал Олег. Марьяна оторвала руку от края корзины и вложила пальцы в руку Олега. Это было так естественно, и его ладонь уже ждала этого прикосновения. Корзина снова качнулась, и Марьяна сделала шаг вперед, чтобы не потерять равновесия. Они оказались совсем рядом, и Олег поцеловал ее в щеку. Он хотел поцеловать ее в губы, но промахнулся и поцеловал в щеку, возле уголка губ. И Марьяна прижалась к нему и замерла, как звереныш. И уже не было ничего - ни неба, ни шара, - они парили там, где не было никого, кроме них, было так хорошо и понятно. - Эй! - закричал снизу Казик. - Вы куда пропали? Марьяна подняла голову - она была на голову ниже Олега - и улыбнулась. - Что? - не понял Олег. - Давай подниматься сюда каждый день, - сказала она. И засмеялась. - Давай. - Олег тоже засмеялся. - Утром будем подниматься, а вечером спускаться. - Только Казика жалко. Может, будем его брать с собой? - Нет, - сказал Олег тихо, он вдруг испугался, что на земле их могут услышать. - Мы никого не будем брать с собой. - Эй! - кричал Казик. - Спускайтесь! Гроза идет. У Казика было удивительное чутье на погоду - как у зверя. Он никогда не ошибался. Если он чувствовал, что идет гроза, значит, пора прятаться. Олег не спеша прикрутил горелку. И пока шар охлаждался и опускался вниз, он не отпускал руки Марьяны. Они успели спуститься в самый последний момент - сильный порыв ветра дергал шар так, что канат трещал. Внизу, кроме Казика, никого не было: после третьего полета решили, что тащить шар за канат не нужно - никуда он не денется. Но в тот раз задержка чуть не кончилась плохо, потому что влекомый порывами ветра шар опустился не на место старта, а на всю длину каната в сторону, у крайнего дома, чуть не задев его. И уже под дождем, борясь с бурей, они прыгали по оболочке, чтобы скорее вышел воздух и можно было бы оттащить шар под навес. К ним на помощь прибежал Дик, потом Сергеев. Все промокли, устали, ругали Олега, что он замешкался со спуском. - Я же тебе кричал! - повторял Казик. - Ты что, оглох? Олег не отвечал. Ему хотелось - ну разве в этом признаешься? - снова подняться в воздух, высоко, в грозу, чтобы бешеный ветер нес его - и ничего не страшно, а только весело. Он ловил взгляд Марьяны. Ему казалось очень важным, чтобы она на него смотрела. И раз или два ему удалось поймать ее взгляд. И тут же его начинали одолевать сомнения: а вдруг она пошутила? Вдруг она не чувствует того, что чувствует он? Но когда они уже были в сарае и шар был надежно спрятан, Марьяна взглянула на Дика и Сергеева, которые стояли возле открытых дверей, пережидая ливень, и прошептала: - Как хорошо, что мы с тобой летали, правда? И в ее вопросе тоже была неуверенность, можно ли верить тому, что было. И неуверенность обрадовала Олега. Он сказал: - Это замечательно, что мы с тобой летали. x x x В тот день, когда впервые решили подняться без каната, с Олегом полетел Сергеев. Они специально выждали безветренный день. Шар шел уверенно, Олег уже привык обращаться с ним и знал его маленькие хитрости. Когда шар поднялся до прежней отметки, Олег перегнулся и помахал рукой тем, кто собрался внизу. Там снова был весь поселок, как в день первого полета. Олег отыскал глазами Марьяну. Он махал ей, но никто, кроме Марьяны, об этом не догадывался. Шар поднимался лениво, но настойчиво, все быстрее, и Олег подсознательно ждал, что сейчас корзина дернется - канат остановит восхождение. Но полет продолжался, и горизонт медленно и незаметно расширялся - в дымке скрывались края земли. Поселок стал жилищем тлей, а лес - бесконечным морем. Вдруг стало темнее. Спустившийся сверху язык облака закрыл горизонт. Подъем шара замедлился. - Может, спустимся? - спросил Сергеев. - Нет, - сказал Олег. Его удивил вопрос Сергеева, потому что они ведь с самого начала хотели пройти сквозь облака и увидеть небо. Сергеев молчал. Было очень тихо. Просто невероятно как тихо. Олегу показалось, что он никогда в жизни не слышал такой тишины. Непонятно было, поднимается ли шар, но шар поднимался, потому что клочья густого облака медленно опускались перед глазами. Здесь было холоднее, чем на земле. Край корзины стал мокрым. - По-моему, мы перестали подниматься, - сказал Сергеев. Олег подошел к горелке и увеличил пламя. Стало еще темнее. И начал подкрадываться страх. Олег смотрел на Сергеева и думал: "Вот счастливый человек, ему совсем не страшно. А я не знаю, куда мы движемся и выберемся ли мы когда-нибудь из этой мокрой ваты". Он не знал, что Сергееву страшнее, чем ему, потому что Сергеев лишь второй раз поднимался на воздушном шаре, но понимал, что достаточно нечаянного вихря, который мог таиться в облаке, чтобы их бросило в сторону и, может быть, разбило о землю или унесло к горам. - Я сброшу балласт, можно? - спросил Олег. Вопрос был риторическим. Командиром шара был он, и Сергеев признавал его старшинство в воздухе. Дополнительные мешки с балластом были взяты именно с этой целью. Даже было уговорено, что после подъема шара все жители поселка отойдут подальше от поляны, чтобы не угодить под мешок с балластом. Сергеев помог Олегу скидывать мешки вниз. После каждого сброшенного мешка корзина вздрагивала, шар делал рывок вверх, как усталый пловец, который гребет к поверхности воды, чтобы глотнуть свежего воздуха. И вдруг стало чуть светлее. Свет был странным, другим. И Олег догадался, что скоро они выйдут из облака. Вышли они из облаков в понижении облачного слоя. Вокруг них еще была серая вата, но над головой звезды. И Олег увидел, каким неожиданным ударом это зрелище было для Сергеева, который уже много лет не видел звезд. Сергеев замер, глядя вверх. Шар круглился, отражая облака, но между его боком и облаками была глубокая синева и множество звезд. И при этом было светло, совсем светло: справа ярким раскаленным котлом светило солнце. Было сразу и холодно, как в горах, - холодно свежестью простора, - и горячо от солнца. А шар продолжал незаметно подниматься, оставляя внизу облака, которые казались мягкими, но плотными настолько, что можно шагнуть через борт корзины и идти по ним, чуть проваливаясь в их белый мох. Сергеев опомнился первым и сказал: - Прикрути горелку. А то унесет. Олег послушался. Они молчали и смотрели на небо, на облака. Им не хотелось опускаться вниз, хотя они уже замерзли. И в этот момент Олег увидел странную вещь. По небу быстро и настойчиво двигалась черная точка. Она появилась на периферии его зрения, и Олег сначала увидел не ее, а пышный хвост, белый и прямой, уходящий за горизонт, как будто из тонкой трубки, расширяясь, рвался столб пара. - Сергеев, - сказал Олег. - Посмотри. Что за зверь? Сергеев, глядевший в другую сторону, обернулся. Точка приближалась к шару, закрывавшему середину неба, и готова была скрыться. Сергеев сказал: - Этого не может быть! - Что? - Олег уловил невероятное изумление в голосе Сергеева. - Это... это самолет, или ракета... или... Это может быть сделано только человеком. Черная точка исчезла, и Сергеев поспешил на другую сторону корзины. Корзина накренилась. Не замечая холода, они дождались, пока черная точка выплывет по ту сторону шара и пойдет дальше, уверенно, прямо, оставляя сначала тонкий, а потом все расширяющийся хвост. - Как человек? - спросил Олег почти робко. - Здесь же никого нет. Может, это птица? - Подсчитай скорость, - ответил Сергеев. - И высоту. Я думаю, что это проба. - Что? - Исследовательский атмосферный скаут. Он идет со скоростью около двух тысяч километров в час на высоте десяти - пятнадцати километров. Такие бывают в геологических экспедициях. - Значит, тут кто-то есть? - Значит, тут кто-то есть, - сказал Сергеев. Он посмотрел на солнце, чтобы определить направление движения скаута. Скаут начал снижаться. Им было видно, как он снижается и сбрасывает скорость. Паровой след иссяк недалеко от облачного слоя. И все. Только размытый пропадающий след в синем небе. - Спускаемся, - сказал Сергеев. - Давай, - согласился Олег. - Я сейчас умру от холода. Опустились они на болоте, и потом всем поселком до вечера вытягивали оттуда шар. Все перемазались и промокли. Но это было не так важно. На планете были люди. Другие люди. Глава третья Планета не имела названия. У нее был цифровой код. Любой справочный компьютер выдавал о ней сведения, даже не подозревая, что людям приятнее, когда планета имеет название. Привычнее. Но так случается с планетами, открытыми издали, из космоса, и затем включенными в список исследований. Планету открыли несколько лет назад. Потом, как и положено, к ней была отправлена станция "Тест". Автоматическая станция, которая вышла на орбиту, выпустила скаутов, сняла ее поверхность, выкинула на поверхность пробы, которые собрали образцы воздуха и почвы. Затем "Тест" собрал всех своих слуг и отправился к трассе, где его подобрал корабль-матка. На корабле-матке младший научный сотрудник Кирейко проглядел материал, сделал квалифицированные выводы, и все материалы по планете отправились в архив, ждать очереди. Младший научный сотрудник Кирейко мог обнаружить, что планета представляет собой исключительный интерес то ли потому, что на ней есть разумная жизнь, то ли потому, что неразумная жизнь необыкновенна, то ли потому, что там замечательный климат и отличные условия для колонизации, то ли, наконец, потому, что ее минеральные богатства ошеломляют разнообразием и выбором. Ничего такого младший научный сотрудник Кирейко не обнаружил. Планета была лишена разумной жизни. Ее высокие широты были заняты снежными горами, ниже располагались закрытые вечным облачным слоем первобытные леса, а в экваториальной области тянулись на тысячи километров раскаленные пустыни. Угол ее наклона к орбите был невелик, период обращения чуть больше тысячи дней. Ничего особенного. В принципе средние широты, туманные области лесов и более жарких прерий были пригодны для человека, но отдаленность планеты от космических трасс и нехватка исследовательских групп в этом неблизком секторе Галактики обрекли планету на частичное забвение. А раз на планете нет разумной жизни и мало шансов на ее появление в ближайшие тысячелетия, то и в имени планета пока не нуждалась. "В крайнем случае, - думал Павлыш, собирая рабочий стол, - мы можем окрестить планету по собственному усмотрению (разведгруппы имели на то право), например Фиалкой, при условии, что в каталоге галактических тел нет другой фиалки". Стол собрать никак не удавалось. В комплекте недоставало нижней трети телескопической ножки, правда, ящиков оказалось на один больше, чем нужно. Ящики Павлыш надул, вдвинул на место, а лишний приспособил под мусорную корзину. С ножкой он поломал голову, пока не догадался приспособить рейку от палатки. Клавдия видела эту борьбу и была недовольна. Клавдия не выносила беспорядка, от чего бы он ни происходил. Павлыш поставил стол к иллюминатору так, чтобы серый сумеречный свет падал справа. Он не любил работать лицом к свету. Клавдия поставила свой столик так, чтобы работать лицом к свету. В ее комплекте, разумеется, все составные части стола были налицо, и ни одной лишней. Затем Клавдия начала раскладывать на столе приборы, чистые и аккуратные, хотя некоторые из них уже побывали на трех-четырех планетах, куда более сложных, чем эта. Третий стол, принадлежавший Салли Госк, так и остался пока в плоском ящике. Салли отложила устройство личных дел, пока не устроит быт станции. Станция должна была быть женской. Экипаж Клавдии Сун. Клавдия Сун - начальник группы и геолог. Салли Госк - радист, электронщик и повар. Сребрина Талева - биолог. Вместе они работали уже на четырех планетах. Центр Космических исследований предпочитает не создавать в малых разведгруппах бытовых сложностей. Он комплектует такие экипажи либо из семейных пар, либо подбирает однополые группы. Купол станции невелик, душ и туалет отделены от общей рабочей комнаты пластиковыми шторками, а перегородки между спальными отсеками чуть выше человеческого роста. Но Сребрина Талева умудрилась сломать бедро за день до высадки. Капитан "Магеллана", старый друг Глеб Бауэр, вызвал Павлыша. Он смотрел на него сочувственно. - Ты, конечно, понимаешь, - сказал он, - что группа Клавдии Сун последняя на борту. Остальные высажены. - Сребрину можно будет выписать только через месяц, - сказал Павлыш. - Очень сложный перелом. - Я не об этом. Я хотел спросить, что они будут делать там без биолога? - Без биолога им трудно, - согласился Павлыш. - Ты понимаешь, что мы им сорвали высадку? - Мы-то тут при чем? - Мы несем ответственность, - сказал Бауэр так, что ясно было - ответственность несет именно Павлыш. - Отдать ей мою ногу? - Слава, это не предмет для шуток. Удивительно, как быстро капитаны начинают ощущать себя капитанами. Можно подумать, что прошло много лет с тех пор, как Бауэр ходил вторым штурманом на "Сегеже". Правда, Павлыш тогда был судовым врачом и сейчас им остался. - Что же ты предлагаешь? - спросил Павлыш. - У капитана должны на все быть рецепты. Бауэр не захотел услышать иронии. - Слушай, Слава, - сказал он куда мягче. - Ты же тысячу раз меня просил: пусти в поиск, надоело сидеть в железной банке. Просил? - Мне стать Сребриной Талевой? - Я спрашиваю, хочешь помочь разведчикам? - Не хочу. - Почему же? - Не представляю, как буду работать в женской группе. - В ней будет тридцать три процента мужчин. - Клавдия Сун меня съест. Ты же знаешь, какая у нее репутация. - Клавдия милейшая женщина. Я тебе это гарантирую. - Каждый остается при своем мнении. Я просил тебя отпустить меня, когда уходила группа Сато. Там была интересная планета, и людей я хорошо знал. - Ты боишься одной женщины или боишься работы? - Пожалуй, одной женщины. Да и она не согласится. - Тогда с тобой все ясно. А Сун полетит хоть с самим чертом, только чтобы не сорвалась экспедиция. Разумеется, Клавдия согласилась лететь с Павлышом. Иначе бы пришлось возвращаться на Землю - больше на борту биологов не было. Правда, настроена она была скептически, и, как часто бывает, Павлыш помимо своей воли начал оправдывать ее самые плохие предчувствия. При погрузке он умудрился разбить инфраскоп, который теоретически можно скинуть с десятого этажа без всякого вреда для прибора. А вот теперь, к примеру, он не может сделать простейшей вещи - собрать рабочий стол. В любой стае, включая человеческую, обязательно существует табель о рангах. Трех человек для такой системы достаточно. Появление Павлыша нарушило сложившуюся за несколько лет субординацию. Все было бы проще, будь Клавдия Сун пожилой мужеподобной дамой с громовым голосом и резкими манерами. Но Клавдия Сун не производила впечатления космического волка и начальника разведэкипажа. Внешне она была сказочно хрупким и беззащитным созданием с большими, чуть раскосыми вишневыми глазами и упругими, склонными виться, чего им не дозволяли, черными волосами, разделенными на прямой пробор и затянутыми в тугой узел. Клавдия Сун была из тех женщин, которые безусловно и сразу начинают главенствовать в женской среде, но пасуют перед большими мужчинами и от того становятся агрессивны и дерзки. К тому же у Клавдии порой отказывало чувство юмора, у Павлыша же оно не отказывало никогда. Оробев внутренне перед Павлышом, Клавдия усилила внешнее сопротивление, как только обнаружилось, что в ее организованное женское гнездо подложили кукушонка мужского пола. По наследству Павлышу следовало бы занять экологическую нишу Сребрины Талевой, женщины романтичной, склонной к неожиданным сменам настроения, открытой, веселой, но невезучей - обыкновенному человеку никогда не сломать бедро на космическом корабле. Но Клавдия сразу начала противопоставлять, даже порой несправедливо, "неловкого и неумного" Павлыша "идеальной работнице и замечательному человеку" Сребрине. То есть он как бы стал антисребриной. Но Павлыш умел находить выгоды в положении, оставлявшем желать лучшего. Ему предстоит провести четыре месяца на совершенно неизученной планете - тысячи ученых мечтают попасть в группы поиска. У него появились шансы оставить след в науке, открыть неизвестное семейство бактерий или новый тип симбиоза. А почему бы и нет? Да и что может быть лучше, чем вырваться из отработанной рутины корабельной жизни и броситься навстречу приключениям? Разве он сам не просил Бауэра отправить его с группой? Конечно, просил. Пускай в справочниках и инструкциях тебя убеждают, что настоящая станция поиска должна обходиться без приключений, что хорошо организованная работа не допускает срывов, а любое приключение не более как досадный срыв... В общем, корабельный врач Владислав Павлыш, сорока лет от роду, в меру способный и любознательный, не слишком тщеславный, не потерявший вкуса к жизни, покинул борт фрегата, бороздившего космические моря, и более или менее добровольно высадился на берегу необитаемого острова в обществе двух прекрасных дам. Одна из них, Салли Госк, была девицей, вторая в разводе. Теперь оставалось лишь выяснить, есть ли на необитаемом острове кокосовые пальмы, тигры и Пятницы. В этом месте его размышлений рейка от палатки скрипнула, въехала в трубку ножки от стола - и стол, ловко избегнув попытки Павлыша его подхватить, улегся посреди комнаты, разбросав по полу все, что Павлыш успел на него поставить. Клавдия с некоторым раздражением смотрела, как ее новый биолог ползает по полу, собирая свое добро. Салли, выглянув из камбуза, сказала, разрываясь между жалостью к Павлышу и внутренним трепетом перед Клавдией: - Может, пока подложим под ножку ящик, а потом Слава отрежет от какого-нибудь дерева сучок и сделает ножку? - Разумеется, - сухо ответила Клавдия, не глядя на подчиненных, а обратя взор к иллюминатору, за которым темнел затянутый туманом лес. - Не хватало еще притащить на станцию местную микрофлору. - Один мальчик, - сказал Павлыш, возражая не столько против слов Клавдии, сколько против тона, - притащил домой крокодила, и тот откусил пальчик дедушке. - Мой муж... - сказала Клавдия неожиданно, закусила губу и замолчала. - Не надо, Клавдия, - сказала Салли. - Почему не надо? Пускай он знает. Клавдия смотрела Павлышу в глаза. "Господи, - подумал Павлыш, - я и не знал, что ее муж погиб на какой-то ужасной планете". - Мой муж, - повторила Клавдия, - с которым я рассталась шесть лет назад, чуть не погубил экспедицию в системе Коррак, так как легкомысленно притащил на станцию местное животное. "И после этого я с ним, разумеется, рассталась, - мысленно закончил за нее фразу Павлыш, - потому что не могла перенести столь вопиющего нарушения инструкций". Вслух же он сказал: - Я обещаю вам, Клавдия, никогда не приносить на станцию местных животных. Клавдия с некоторым облегчением вздохнула - видно, решила воспринять это заявление как серьезное обещание. Павлыш взял ящик, из тех, что уже опорожнила Салли, и подложил его под короткую ножку стола. x x x Павлыш уселся за стол. Кресло послушно обняло его. Вроде бы удобно. Он поглядел направо. Стекло иллюминатора запотело. Павлыш протер его. Но не успел разглядеть лес, потому что заряд дождя со снегом полоснул по стеклу и серые стволы деревьев задрожали, расплылись, повторяя контуры дождевых струй. - На окна надо поставить дворники, - сообщил Павлыш Клавдии. - Без дворников плохо любоваться пейзажем. - Я давно об этом думала, - сказала Клавдия, - еще на прошлом поиске. Но нам самим их не сделать. Павлыш вздохнул. Ему повезло с серьезной начальницей. Снег пошел гуще. Снежинки тоскливо скреблись в окно, и деревья окончательно застило мутью. - Сводку погоды не передавали? - спросил Павлыш. - Как так? - удивилась Клавдия. И спохватилась: - Не говорите глупостей. - А то я совершенно не представляю себе, что надеть, когда пойду гулять. - Наденете скафандр биозащиты, - не желала шутить Клавдия. - И никогда не будете снимать его за пределами станции. - Значит, сводку не передавали. - Павлыш вдруг поймал себя на том, что ему трудно остановиться. Ему хотелось дразнить Клавдию. Салли хихикнула. Тут же что-то зашипело. - Я молоко упустила, - сообщила она. - У нас с вами, Павлыш, разное мироощущение, - сказала Клавдия. - Потребность постоянно балагурить ведет к браваде. Бравада к неоправданному риску. Риск здесь крайне опасен. От вашей неудачной шутки может зависеть судьба всей станции. - Я буду серьезен, - вздохнул Павлыш. Зуммер связи прервал эту беседу. Салли попросила Клавдию сменить ее у плиты, а сама поспешила к передатчику. Вызывал "Магеллан". Он уходил дальше по маршруту и через несколько часов, когда он начнет большой прыжок к следующей планете, связь прервется. Прервется на четыре месяца. Космические станции связи устанавливаются лишь на больших кораблях и на больших станциях. Разведстанциям космического передатчика не положено. В этом есть элемент риска. С ним приходится мириться. Гравитационный передатчик занял бы весь купол. На крайний случай в открытом космосе, за пределами активного поля тяготения системы, находится маяк. Если что случится, до него можно долететь на планетарном катере. С этого момента связь можно поддерживать лишь неспешным старинным способом. В случае необходимости сигнал идет с обычной скоростью радиоволны - до маяка, который находится в открытом космосе в световом месяце от планеты. От него сигнал пойдет на Землю-14. И поэтому раньше чем через шесть недель его никто не услышит. В конце связи Бауэр передал всем приветы, просил не скучать. И - до связи! Еще через несколько часов корабль "Магеллан" исчезнет в этом участке космоса и возникнет в ином, отдаленном многими парсеками. Павлыш слушал, как Салли завершала связь, принимала последние инструкции. Он подошел поближе к окну и поглядел на небо. Можно было и не глядеть. Там были сплошная муть и серость. Он знал, что их капсула приземлилась в конце весны, в северном полушарии, в умеренной зоне. Значит, можно рассчитывать, что с каждым днем погода будет улучшаться. Это место было выбрано по данным, собранным раньше автоматами. Здесь был оптимальный климат для исследовате