или лет по двадцать, по тридцать. А потом они начали обманывать природу, вот тогда человек и стал цивилизованным. Потом человек избавился от многих болезней и теперь живет до ста лет. Виду не нужно, чтобы человек жил до ста лет, а он живет. Значит, в этом тоже есть какой-то смысл? Старый, когда Олег начал ему как-то развивать эту свою идею, сказал, что Олег - стихийный детерминист. Олег не стал спорить. Он уже твердо решил, что прав. Прав в том, что человек живет сто лет не случайно - так надо Природе. Она хочет заселить человеком Галактику, все те планеты, где нет своей собственной разумной жизни. А для этого нужно много миллиардов людей. И старые люди нужны, потому что они владеют опытом и мудростью. И они нужны на новых планетах, может, больше, чем на Земле. Без Старого и Томаса деревня давно бы умерла или стала дикой. Может быть, люди откроют вечную молодость. И бессмертие. Но это будет означать, что им предстоит совершить еще один прыжок - в другие галактики. - Ты приходи ко мне, - повторяла Лиз, и Олег понял, что она говорит это все время, одинаково и терпеливо. - Я буду ждать. Когда все лягут спать, ты приходи ко мне. Кристина будет молчать. - Я не буду молчать, - сказала Кристина, - вы мне будете мешать. Вы еще дети, вам рано об этом думать. - А мы ни о чем не думаем, - ответил Олег. Они подошли к дому, Олег оставил Кристину и сказал: - Лиз, ты заведи ее, а мне надо идти. - Я буду ждать, - сказала Лиз. - Я всегда буду тебя ждать. - Спокойной ночи, - сказал Олег. Он не особенно вслушивался в ее слова, и ему было странно, что Лиз может именно сейчас так говорить о нем, он не понимал, что Лиз было очень страшно, что он сейчас снова уйдет или улетит и снова надо будет ждать его и не знать, вернется он или нет. А она ничего не могла с собой поделать, она все время думала об Олеге и даже ночами выходила из хижины, шла к его дому и стояла за тонкой стенкой, чтобы слушать, как он поздно разговаривает со Старым или с матерью. И потом она слушала, как он спит, и боролась со жгучим желанием войти тихо-тихо в его дом и лечь рядом с ним, обнять его, теплого и послушного. А Олег вернулся к Сергееву, где уже были Старый и Вайткус. Как бы совет поселка. Олега они не звали, но ведь не выгонят. В поселке как-то так получилось, что каждый сам решал, приходить ему на совет или нет. И сейчас Дик пошел спать, хотя разговор касался и его, Марьяна была в доме и Линда, они там жили, понятно, что им некуда уходить. И еще был Казик, только он не вошел, а стоял на улице, дрожал у стенки, слушал. Олег сказал ему: - Ты заходи, чего уж. Но Казик только отмахнулся. Он лучше знал, что можно, а что не надо делать. - Я посижу? - сказал Олег вопросительно, войдя в комнату. Никто не ответил, но никто и не возразил. Сергеев как бы подвел итог тому, что говорил раньше. Он сказал: - Поэтому я остаюсь при своем мнении. Порядок приоритета должен оставаться незыблемым. Все молчали. "Какой порядок приоритета?" - подумал Олег. Надо ждать. Кто-то сейчас ответит, и станет понятно. - Сергеев прав, - сказал Старый. Он подвинул единственной рукой чашку с чаем. Отхлебнул. Марьяна поставила чашку перед Олегом. - Извечная проблема, - продолжал Старый. - Журавля и синицы. Мы не можем сказать наверняка, есть ли здесь экспедиция или Сергеев с Олегом стали жертвой оптического обмана. - Нет, - сказал Олег. - Не перебивай. Мы не знаем, спускался ли скаут в том направлении ниже для взятия проб. Мы не знаем, собирается ли улетать экспедиция, ведь не исключено, что это автоматическая станция. Мы ничего не знаем. Значит, у нас журавль в небе. Конечно, соблазнительно встретить здесь людей. Это как светлая мечта. Но боюсь, что арифметика против нас. Зато у нас есть синица в руках - "Полюс". Он достижим. Олег, надеюсь, не зря провел зиму. Я проверял его, да и ты, Сергеев, тоже. Знания его, конечно, недостаточны, но солидны. И есть надежда, что вместе с ним вы сможете что-то сделать с передатчиком. Вот и все. Старый принялся пить чай, и Олег не понял, к чему же он клонил. Не надо лететь на поиски экспедиции? - Но это не оптический обман, - сказал Олег. - Я уверен. - Есть и другая задача, - сказал Вайткус. - О козе, капусте и волке. Олег ее знал. Но опять не понял, к чему это сказал Вайткус. Остальные поняли, Сергеев усмехнулся и посмотрел на Олега. - Объясните, - сказал Олег, - А то вы говорите загадками. - Это не загадки, но задача, - сказал Сергеев. Марьяна села рядом с Олегом, и он видел ее четкий профиль. Профиль был очень красивым, и Олег не стал на него смотреть, чтобы не пропустить слов Сергеева. - Надо лететь к экспедиции, правильно? - Конечно, надо. И на воздушном шаре, - сказал Олег. - Пока что мы все согласны. Дальше: кому лететь? - Я полечу. Могу с Марьяной, могу с Диком, - сказал Олег. - У нас есть опыт. - А мы думаем, что тебе лететь не следует. - Как? - А просто. Ты только что слышал о журавле в небе и синице в руках. Наш поселок очень мал, и людей в нем тоже очень мало. И для того, чтобы выжить, мы должны по мере сил исключать риск. - Я не понимаю. - Тебе предстоит идти к "Полюсу". Это обязательно. И идти скоро. Уже началось лето. - Мы слетаем, и если там никого нет, вернемся и полетим к "Полюсу". Это так просто. - Ни черта не просто! - почти закричал Старый и даже стукнул кулаком по столу так, что чашка поехала к краю и Марьяна еле успела ее поймать. - Мы не знаем, сколько продлится полет к экспедиции. Мы не знаем, где она находится, мы ни черта не знаем. В лучшем случае мы можем надеяться на то, что шар перенесет людей через реку и болота. Я не верю, что в этих лесах можно будет садиться на шаре и подниматься вновь. Вернее всего, шар придется бросить. И быть готовыми к тому, что поход к людям займет много времени. Олег услышал движение у двери. Оказывается, Казик тихонько вошел, не мог превозмочь любопытства, а может, замерз на улице. И стоит у двери. Неподвижно, как дерево. - А до корабля дойти можно, - продолжал Старый. - Мы знаем дорогу, мы лучше одеты, это путешествие трудное, но не экстраординарное. И ты для него нужен. Ты сможешь дойти туда с Сергеевым. Все ясно? - А кто тогда полетит на моем шаре? - спросил Олег, непроизвольно сделав ударение на слове "моем". - Это наш общий шар, - сказала Марьяна, будто обиделась. - На шаре полетят Дик и Марьяна, - сказал Старый. - Они лучше всех могут прожить в лесу. - И я, - тихо сказал Казик. - Спать, Казик, - сказал Вайткус. - Уже поздно. Казик остался стоять в дверях, и в его неподвижной позе было столько упрямства, что Вайткус сделал вид, что более не замечает мальчика. - Что же это получается, - сказал Олег гневно, - я испытал шар, я лучше всех умею на нем летать. Я должен лететь на нем к кораблю, а его у меня отнимают? - А как бы ты поступил на нашем месте? - спросил Старый. - Если бы думал не только о себе, но и обо всем поселке? - Я бы отменил тогда этот полет к скауту. Нет там никакого скаута. - Ну вот, - улыбнулся Сергеев, - явный перебор. - Тогда я полечу вместе с Марьяной. А к кораблю пойдет Сергеев. Он тоже много знает про рацию. Олег понял, что не может допустить, чтоб Марьяна с Диком без него полетела в такую даль - к болотам, к реке, - а он будет здесь сидеть и ждать лета. И потому он бросился еще в одно наступление. - Почему вы думаете, что на шаре нельзя спускаться и снова подниматься? Мы слетаем и вернемся. В крайнем случае, без шара вернемся. И сделаем новый. Чистоплюй поможет, и мустангов еще отловим. - Мустанги до осени откочевывают, - сказал тихо Казик. - Мустангов больше не будет. - Ну, это не так важно, - раздраженно отмахнулся Олег. - Мы все равно успеем к кораблю. Лето длинное. Никто не возразил ему. Все молчали и не смотрели на него. Старый допивал чай, Вайткус крутил бороду, будто завивал косички, а Сергеев вытащил ножик и стал состругивать сучок со столешницы. Олег замолчал, и ему показалось, что с ним согласны. Молчат, значит, согласны, значит, он их убедил. А потом заговорила Марьяна. - Они решили правильно, - сказала она. - Только они боятся сказать вслух то, что надо сказать. - Что? - Олег удивился тому, как она говорит. Они все знали что-то очевидное, чего он знать не мог. - Что? - То, что мы - те, кто пойдет за скаутом, - можем не вернуться. Долго не вернуться. Или совсем. И тогда нужно, чтобы ты остался и дошел до корабля. - Ты с ума сошла! - закричал Олег. - Как ты можешь говорить! А взрослые молчали, потому что были согласно с Марьяной и с самого начала допускали злодейскую, непростительную мысль, что Марьяна может не вернуться. - Это так понятно, - сказала Марьяна. - Ты хочешь чаю? - Я вообще больше не хочу с вами разговаривать! - сказал Олег и кинулся к двери. Казик еле успел отпрыгнуть в сторону. Олег пробежал несколько шагов по улице, попал ногой в холодную лужу. Он пошел медленнее к изгороди по грязной дороге. Под ногами хрустел тонкий лед. Олег не замечал холода. Он остановился у изгороди, глядя на темный лес, по которому носились быстрые голубые светлячки, услышал, как скрипнула ступенька перед домом Сергеева, как вышли Вайткус со Старым. Услышал тихий голос Вайткуса: - Что с ним стряслось? Неужели стало жалко шара? - Это тоже, - ответил Старый. - Но есть и другая причина. Но какая причина - Олег не услышал, потому что Старый конец фразы сказал шепотом. - Странно, - сказал Вайткус, - ты, наверное, прав, а я не замечаю очевидных вещей. Они же выросли, они же почти взрослые. И вещи, очевидные и естественные на Земле, здесь как-то выпадают из поля зрения. - И мне жалко парня, - сказал Старый. - Но другого выхода я не вижу, - сказал Вайткус. - Олег тоже поймет, - сказал Старый чуть громче, и Олег со злостью подумал, что Старый сказал это нарочно, потому что знает, что Олег их слышит, и ему хотелось крикнуть им в ответ: ничего подобного! Я не хочу понимать! Потом Вайткус со Старым распрощались и ушли. Скрипнула дверь. Кто-то еще вышел из дома Сергеева. Олег сказал себе, что это сам Сергеев идет его уговаривать, но надеялся, что не Сергеев. - Олег, - послышался голос Марьяны. Она искала его. Олег готов был откликнуться, он был рад, что Марьяна ищет его. Но почему-то не откликнулся. Наверное, и сам бы не смог объяснить почему. Нет, смог бы: она сейчас будет уговаривать его, так же, как и остальные. Она согласна лететь на его шаре, она согласна на то, чтобы Олег оставался здесь. Ведь изо всех людей на свете именно она должна понимать, что нельзя слушаться осторожных стариков. Они всего боятся. Они боятся умереть здесь, они боятся рисковать, им наплевать, что чувствует Олег, чего он хочет, они рады посадить его в яму, если, с их точки зрения, это выгодно поселку. А что такое выгода поселку? Ведь думают они о себе, каждый о себе. Выгода поселка - пустые слова. Наверное, те люди, которые на Земле начинали войну, чтобы покорить других людей, тоже говорили о выгоде своего поселка. Надо плюнуть на все, не обращать внимания. С рассвета подняться самому на шаре, одному, и улететь. Он знает направление. Он один долетит туда, найдет экспедицию. А в самом деле, что ему мешает улететь на рассвете? Где шар? Шар сложен, под навесом. Одному его не вытащить. Олег решил попробовать, пока все спят. В этот момент он не думал о ветре, о том, что кто-то должен отвязать шар. Он повернулся и побежал к сараю. У него вся ночь впереди. Тогда Марьяна, которая так и не ушла, потому что была уверена, что Олег где-то рядом, заметила его. Она не стала его окликать, а подошла к навесу. - Что ты хочешь делать? - спросила она шепотом. Олег вздрогнул, словно на него напал шакал. - Ты что? - Он тоже говорил шепотом. Марьяна не оделась, выбегая на улицу, под мокрым снегом волосы слиплись, повисли короткими прядями. - Я боялась, куда ты делся. - Иди спать, - сказал Олег. - Я сам обойдусь. - Ты хочешь улететь один. Это глупо, - сказала Марьяна. - Я самый глупый в поселке, - сказал Олег. - Вы все умные, а я дурак. Поэтому я буду сидеть здесь и ждать. - Ты же всю зиму учился. От тебя так много зависит. - Если бы я знал, чем это кончится, я бы никогда не учился. - Я тебя люблю, потому что ты самый умный. - Меня никто не любит, меня просто хотят использовать. Как машину. И никому нет дела до того, что я сам думаю. - Не бойся за меня. Я полечу с Диком. Ты же знаешь, что ничего не случится. - Если ничего не случится, то надо лететь вместе. - А вдруг случится? - Тем более. - Олежка, не надо. Ты бунтуешь, потому что они правы. И ты знаешь, что они правы. Пока мы будем лететь туда, ты будешь готовиться к походу. - Если там есть экспедиция, то мой поход никому не нужен. Это обман. - Нет, это мысли взрослых людей. - Они думают только о себе. - Глупо. И странно это слышать от тебя, Олежка. Они думают так же, как и я. О ребятишках, которые уже подрастают и которым надо вернуться домой, чтобы учиться. О старых, которым надо жить. И о тебе тоже. - Тогда ты пойдешь со мной в горы. - А кто полетит? - Дик и Казик. Они справятся. - Ты этого никогда и никому не скажешь. Иначе я с тобой больше не знакома. Как тебе не стыдно привязывать меня, чтобы я сидела рядом! Зачем? Чтобы глядеть на тебя? У тебя для этого есть мать. - Они обойдутся без тебя. - Я знаю все растения и лекарства. Я там нужна. - Ты нужна мне. - Почему? - Ты знаешь, потому что я люблю тебя. Скрипнула дверь, как будто рядом. - Это отец, - сказала Марьяна. - Пошли спать. И если ты любишь меня, как говоришь, ты все поймешь. Темная фигура Сергеева приближалась, темнела сквозь редкий снежок. Марьяна потянула Олега за руку, к домам. И он пошел. В голове была такая каша, что Олег сам не знал, что он думает. - Я уж стал беспокоиться, - сказал Сергеев. - Мы разговаривали, отец, - сказала Марьяна. - Ну и хорошо, - сказал Сергеев, положив тяжелую руку на плечо Олегу. - Я бы тоже на твоем месте расстроился. Я понимаю. Но ты тоже нас пойми, Олег. Нам очень трудно. Мы живем все эти годы рядом со смертью. Ты слишком молод, чтобы ощущать это так, как ощущаем мы. Ты думаешь, мне не страшно отпускать Марьяшку? И в прошлом году было не страшно? Ты, пожалуйста, подумай. x x x На следующий день начали подготовку шара к далекому путешествию. Олег трижды поднимался на шаре с Диком и Марьяной, а один раз с ним поднялся и Казик. Казика никто не хотел отпускать, но потом все смирились с тем, что Казика не остановить. Он все равно полетит. А Дик с Марьяной не возражали. Казик не был обузой. Они поднимались вдвоем с Диком, и Олег показывал Дику, как стравливать огонь в горелке и как лучше отпускать балласт. Дик был молчалив и послушен, в воздухе он терял свою уверенность. Они почти не разговаривали. Потом они поднялись над облаками. На этот раз подниматься пришлось куда дольше, казалось, и конца этим облакам не будет, а на шаре начал поблескивать лед. Олег хотел было вернуться обратно, но потом решил еще немного потерпеть, потому что было договорено, что при каждом подъеме он будет стараться поднять шар над облаками, как в первый день, в надежде увидеть скаут. Но на первых двух подъемах скаута не увидели. Олег смотрел на Дика. Он всю свою жизнь привык уступать Дику первенство, в лесу, в поселке. Потому что Дик был сильнее и ловче. Правда, был случай, на корабле, тогда Олег оказался сильней Дика. Но это было давно и забылось. Но сейчас, видя, как судорожно вцепились пальцы Дика в борт корзины, Олег снова почувствовал превосходство. И раздумал опускать шар. Вот если Дик попросит опуститься, тогда он согласится с ним. Но Дик молчал, и костяшки пальцев у него были совсем белыми. То ли от холода, то ли от напряжения. А облака все не кончались. Вокруг была серая муть. Ветра не было и не могло быть, потому что шар двигался вместе с ветром, но холод терзал ужасно. Надо опускаться, повторял про себя Олег, не спуская взгляда с пальцев Дика. Нас может отнести далеко. Дик поднял голову, будто надеялся увидеть, что облака кончаются. И внезапно спросил: - А может, мы не поднимаемся? - Нет, поднимаемся, - сказал Олег, хотя но был ужо в этом уверен, и на всякий случай он бросил за борт последний мешок с песком. Шар дернулся. Дик снова замолчал. И тогда Олег протянул руку к горелке, чтобы уменьшить пламя. И в этот момент понял, что облака кончаются и сквозь них просвечивает небо. Наверху, под небом, они оставались недолго, потому что очень замерзли и прошло много времени со взлета. Но Олег был почти счастлив. Трудно объяснить, почему так было. Может, от того, что они все же достигли неба. - Хороший шар ты сделал, - сказал Дик. И Олег был благодарен Дику за эти слова. Если бы но было этих слов, он не сказал бы: - Слушай, Дик, мне надо сказать тебе важную вещь. - Мне? - Только ты не смейся. Я люблю Марьяну. - Марьяшку? Любишь? - Дик не сразу понял, что значат эти слова. - В каком смысле? - По-настоящему, как в романе. Я хочу жениться на ней. Дик хмыкнул. Он не знал, что сказать. - Я тебя очень попрошу. Ты заботься о ней, хорошо? Все-таки она девушка, ну, понимаешь? - Дурак, - сказал Дик. - Что изменится? Разве я ее на руках буду носить? В лесу все одинаковые. - Я понимаю. Но все равно прошу. - Пускай она остается, - сказал Дик. - Мы с Казиком вдвоем слетаем. - Нет, она полетит. Ее не отговорить, - сказал Олег. Дик ничего не ответил. Он как будто был недоволен словами Олега. По крайней мере, совсем не обрадовался им. - Наверное, сегодня скаута не будет, - сказал Олег. - Я буду опускаться, а то мы замерзнем. Он уменьшил огонь, и шар погрузился в толщу облаков. Дик молчал. Так они и опустились без единого слова. Только когда облака кончились и стало видно землю, Олег сказал: - Ты никому не говори. - А кому интересно? - ответил Дик, думая о чем-то своем. Под ними был редкий лес. Их отнесло довольно далеко, к счастью к северу, где были широкие пустоши. На пустоши они и приземлились. Когда-то, вечность назад, они шли здесь с Томасом к кораблю. Поднялся ветер, шар потащило по земле, и они очень устали, пока смогли укротить его. - Боюсь, что он на один раз, - сказал Дик, когда они сели на землю, отмахиваясь от мошек, усталые как черти. Рядом грудой блестящей ткани лежал шар. - Снова подняться из леса трудно. - Лучше бы вы вернулись обратно на нем, - сказал Олег. - Я поэтому и просил, чтобы мне разрешили лететь с вами. Я лучше умею им управлять. - Дело нехитрое, - сказал Дик. - Ты тоже недавно научился. Послышались крики - из поселка бежали ребятишки во главе с Казиком. Они видели, как шар отнесло к пустоши. x x x Как ни спешили, прошло еще десять дней, прежде чем шар поднялся в небо и полетел на юго-восток. Последние четыре дня ждали ветра. Аэронавты, так назвал их Старый, были одеты очень тепло - все теплые вещи принесли им, потому что наверху холодно. В эти дни Олег очень уставал - каждый день надо было готовить шар, запускать его, подниматься, потом тащить обратно, чинить, исправлять неправильности, к тому же Сергеев требовал, чтобы Олег продолжал учить радиотехнику. И он учил. Может быть, Сергеев нарочно заставлял Олега учить, чтобы он понимал важность своего дела и меньше думал о том, что его не отпустили в полет. Марьяна тоже была занята. С пищей было плохо, потому что лето только началось, еще не везде сошел снег, грибов почти не было, а старые запасы подошли к концу, в поселке и так недоедали. Три раза Марьяна с Казиком и Фумико ходила в лес, по известным ей местам, искала колонии молодых грибов, которые пока таятся в земле и отыскать их можно только по запаху и по писку мелких жгучих мошек. В поселке была суматоха, все куда-то спешили, всем находилось дело, и было ощущение, будто улетают не только те трое, но все собирают вещи и готовятся уехать. Может, и в самом деле у всех было такое настроение. Даже коза это почувствовала, она семенила за людьми, чуть не завалила дом Кристины. Козел больше не появлялся, и коза напрасно ходила к изгороди, звала его. Она не знала, да и не узнает никогда, что доброго козла убил Павлыш, но это было далеко отсюда, к тому же никто в поселке не знал Павлыша. Олег с Марьяной, конечно, виделись и разговаривали, но как-то получалось, что неловко было уединяться, все время на глазах, Олег даже не смог ни разу пойти с Марьяной в лес. Только в последний вечер перед полетом Олег отыскал Марьяну под навесом, где она перебирала зерна, чтобы взять с собой те, что не подгнили. Он даже удивился, что она одна. Они в тот день поднимались на шаре, но третьим там был Дик, а при Дике они ни о чем не говорили. Марьяна не знала, что Олег сказал Дику о своей любви, а теперь жалеет об этом и даже не понимает, как он мог проговориться. - Ты не устала? - спросил Олег. - Нет, - сказала Марьяна. - Тебе труднее приходится. - Ничего, - сказал Олег. - А ты как ко мне относишься? - Так же, - сказала Марьяна. - Точно так же. Он подошел к Марьяне ближе. Она сидела на корточках и не поднялась, когда он подошел, но перестала перебирать зерна, замерла. Олег протянул руку к ее голове, Марьяна запрокинула голову и внимательно смотрела на него. И рука коснулась ее щеки. Щека была горячей. Это ощущение было как удар - все замерло, стянулось в узел под ребрами. И тут же Марьяна легонько и незаметно отстранилась. Оказалось, что под навес вошла толстая Луиза, которая волокла корзину сушеных грибов, остаток осеннего урожая. Их тоже надо было перебрать. x x x С утра ветер дул с севера. Дождя не было. Олег начал надувать шар. Казик был в корзине, он связывал мешки с песком, чтобы они не мешали - троим в корзине было тесно. Казик предпочитал не отходить от шара, он боялся, что его могут забыть. Потом пришел Дик, приволок мешок с припасами, проверил свой арбалет, попробовал зажигалку. Сергеев отдал ему свою зажигалку - это была лучшая в поселке зажигалка, она давала искру всегда, даже в самую плохую погоду, у нее была крышка, которая откидывалась. - Послушай, - спросил Олег Сергеева. - Может, все же я полечу? Сергеев не ответил. Да Олег и не ждал ответа. Старый торопил аэронавтов, потому что ветер мог измениться. К тому же, когда торопишься, меньше остается времени для волнений. К полудню на поляне собрался весь поселок. Только Лиз с Кристиной не пришли. Кристина опять хворала, а Лиз любила сидеть дома. Олег стоял возле корзины. Марьяна смотрела на Олега, но она была далеко, с той стороны корзины. Олег обошел корзину вокруг, проверяя, в порядке ли она. Они стояли с Марьяной, разделенные плетеной стенкой. Но не дотрагивались друг до друга. Вокруг было слишком много людей. - Скорее возвращайтесь, - сказал Олег. - Если через неделю не вернетесь, я пойду вас искать. - Нет, - сказала Марьяна. - Ты жди, но никуда не ходи. Мы вернемся. Но может, не очень скоро. - Внимание! - закричал Старый. - Где Олег? Пора отчаливать. Олег хотел не слышать этих слов, но Марьяна сказала: - Иди. И он побежал к канату - он отвечал за канат. Остальные стали отвязывать веревки, которые держали шар. Шар рвался вверх. Он был туго надут, спесив и очень важен. Будто понимал, чего от него ждут. Потом шар начал подниматься, довольно резко, Вайткус помогал Олегу стравливать канат. Марьяна перебралась на ту сторону корзины, откуда их было видно, глядела на отца и махала ему рукой. Канат натянулся, якорь вылез из земли, и Олег еле успел присесть, потому что якорь чуть его не задел. - Тяни! - крикнул он, - Тяни канат! Якорь пошел вверх. Шар начал уменьшаться. - Уменьши огонь! - кричал Олег. Шар, подхваченный ветром, быстро понесся к лесу, он еще никогда не летел так быстро, но над лесом ветер, видно, ослаб, и шар завис, даже начал спускаться. Олегу было видно, как покачиваются черные головы над краем корзины. Дик усилил огонь. Шар пошел дальше и еще через минуту скрылся над лесом, в той серой полосе, что отделяла вершины деревьев от серых облаков. - Вот и все, - сказал Сергеев Олегу. - Остались мы с тобой сиротами. x x x Павлыш проснулся, когда было еще совсем темно. Он не сразу сообразил, где он, а сообразив и расстроившись из-за этого, постарался понять, отчего проснулся. Потом услышал плач и понял, что это Клавдия. Она иногда плакала или разговаривала во сне, даже кричала. Но потом утром ничего не помнила. Если бы Павлыш был волен, он бы уже неделю назад перешел жить к себе в лабораторию. И даже пытался заговорить об этом, хотя и опасался, что заденет этим чувства Клавдии, но Клавдия холодным тоном, словно предусмотрела такую возможность заранее и заготовила ответ, объяснила, что лаборатория недостаточно стерилизована. Она буквально набита бактериями и вирусами, которые Павлыш затаскивает снаружи. Вот если бы Павлыш занялся починкой переходника из лаборатории в туннель, это было бы куда лучше и полезней для станции. Она ни словом не дала ему понять, что просьба об отселении как-то задела ее. Она даже не спросила, почему он хочет жить в лаборатории. Разумеется, не ночные кошмары Клавдии были причиной такого желания Павлыша. Вернее, были маленькой составной частью этого желания. Если бы планета оказалась менее зловещей и негостеприимной, если бы можно было спокойно ходить по ней, уставать от этой ходьбы, питаться новыми впечатлениями, он бы не ощущал замкнутости и тесноты жилого отсека. Еще недавно Павлыш мечтал вырваться с корабля, который опостылел за месяцы полета, мечтал под небо нового мира. Теперь же корабль казался просторным, спокойным и уютным. Там можно окунуться в бассейн, посидеть с добрым собеседником в оранжерее, помузицировать в кают-компании... Здесь же планета не только не допускала к себе, она протягивала злобные пальцы и внутрь станции. Вот та, оранжевая, плесень, которая прицепилась к штанине скафандра, - вода из душа ее не взяла. Павлыш отскребывал ее, бросив в бой достижения химии. Плесень не только успешно сопротивлялась, но и, когда Павлыш умудрился дотронуться до нее указательным пальцем, обожгла. Теперь обожженный палец был залит пластырем, а Клавдии пришлось соврать, что обрезался - она бы не простила, и правильно бы сделала, такого легкомыслия. Впрочем, ничего особенного не происходило. Планета как планета, экспедиция как экспедиция. Настолько банальная, что можно думать об обожженном пальце. Да и очень агрессивной планету не назовешь - за исключением стычки с чудовищем, окончившейся плохо для чудовища, ни одного серьезного происшествия. И не только потому, что Клавдия блюла порядок. Салли с Павлышом тоже были не детьми и знали, что в Африке гулять без папы и без мамы опасно. А с эмоциями можно справиться. Надо устроить большую поездку - и планом исследований она предусмотрена. Сесть в вездеход и поглядеть, чем живет этот мир за пределами поляны. Тем более что этап запусков скаутов уже выполнен, есть кое-какие интересные результаты, хотя ничего экстраординарного найти не удалось. Пока. Все как в археологической экспедиции, где идут во множестве осколки керамики или ржавые гвозди, представляющие большой интерес для науки, но неинтересные обывателю. В музее он равнодушно проходит мимо витрин с наконечниками копий и склеенными глиняными горшками. Ему хочется увидеть сказочной красоты статую или золотую диадему. Любой археолог будет вам доказывать, что диадемы - не цель археологии, ее цель отыскать как можно больше черепков и бусинок, чтобы определить пути миграции и уровень материальной культуры. Но можете быть уверены, что археолог лицемерит. В глубине души он мечтает о Диадеме, о неожиданном блеске в завале черной земли, о той редчайшей сенсации, презрение к которой - основа основ археологической гордыни. Биологически активная планета не может не таить в себе диадем. Но это не означает, что диадема достанется именно Павлышу. Клочок планеты, который постепенно открывался ему, был ничтожно мал по сравнению со всем этим миром, и потребуется еще немало экспедиций и немало Павлышей, чтобы можно было сказать, что эта планета более или менее исследована и понята. Павлыш признавал, что ни знаний, ни понимания планеты у него нет. Но интуиция все время предостерегала его против этого мира, а Павлыш привык доверять интуиции. Он готовил вездеход к поездке, когда в служебный купол пришла Салли. Она хотела поехать вместе с Павлышом, но Клавдия ее не отпустила, потому что ей самой понадобилась помощница. Она обещала взять Салли с собой на следующий день к любопытным обнажениям на том берегу озера, открытым геоскаутами. - Если вам попадутся цветы, - сказала Салли, - настоящие цветы - привезите мне ма-а-аленький букетик. - А Клавдия? - Страшнее кошки зверя нет. - Я постепенно начинаю склоняться к мысли, что она права. - Вы? Неукротимый бунтарь? - Это все игра, Салли. А вот у меня вчера разболелся живот... - Все ясно, можете не продолжать, - сказала Салли. - Три дня назад меня лихорадило, я немного простыла. И я начала подозревать эту коварную планету в том, что она умудрилась пронзить своими бациллами наши непроницаемые стены. - К сожалению, старинные мечты о том, что где-то мы встретим невероятные формы жизни, пока не сбылись. Законы природы единообразны. Тот же набор хромосом, и за внешней экзотичностью те же принципы жизни. И почти везде обнаруживаются микроорганизмы, способные отлично существовать на человеческом материале. - Салли, ты свободна? - раздался голос Клавдии. Оба услышали. - Иду, - сказала Салли. Можно подумать, чуть было не сказал вслух Павлыш, что Клавдия ревнует. Павлыш вывел вездеход из купола и взял курс по берегу озера, чтобы не углубляться в лес. Он ехал не спеша, поглядывал по сторонам, мирно жужжали камеры, щелкали анализаторы - вездеход честно трудился, не обращая внимания на пассажира. Павлышу хотелось бы найти настоящие цветы, хотя он понимал, что вряд ли они здесь попадутся - высших растений на планете еще было мало, да и насекомых, которые могли бы опылять их, Павлышу тоже не встретилось. День был теплый, парило, снег остался только в гуще леса. Земля пропиталась водой, и лес вокруг за последние дни заметно ожил - началось длинное, сумрачное лето. Больше снега здесь Павлышу не увидеть - они улетят раньше, чем лето дойдет до середины. Хотя, впрочем, он обязательно слетает в горы, там есть ледники и вечные снега. Жаль, что они выбрали место для работы в этом мрачном краю, южнее, у океана, где пустыня, климат куда суше... Странное зрелище привлекло внимание Павлыша. Он даже остановил машину, чтобы поглядеть на огромных насекомых, как ни странно, схожих чем-то с лошадьми, стая которых, видно, шла на водопой и неожиданно натолкнулась на вездеход. Насекомые замерли на мгновение, и тут же на спинах у них, сверкая и переливаясь всеми цветами радуги, начали расти прозрачные пузыри. Стая бросилась бежать вдоль берега, а пузыри стали размером больше самих чудовищ, достигая метров трех в диаметре. Каждый шаг беглеца превращался в затяжной прыжок в несколько метров длиной - насекомые как бы парили над землей. В этом противоестественном беге была экзотическая грация. Затем вся стая повернула к озеру и бросилась в воду. Лишь пузыри да узкие черные головы с белыми, в плошку, глазищами высовывались из воды. Далеко стая не уплыла. Внезапно вода перед передним насекомым взбурлила, и змеиная голова с разинутой, полной зубов пастью мотнулась к сверкающему пузырю, пузырь лопнул, и черная морда ушла под воду, и там же скрылась змеиная голова. Остальные пловцы резко повернули к берегу. Павлыш проверил, работали ли камеры - эту сцену стоит прокрутить вечером дома. Клавдия скажет что-нибудь банальное, типа "жестокая борьба за существование". Салли будет поражаться, может, даже сочувствовать этим пузырям, а может, увидит в этом что-нибудь забавное - хотя нет, что забавного в этом лишенном чувства юмора мире? Павлыш пустил машину дальше по берегу, рассуждая о том, что критерием цивилизованности мира должно служить именно чувство юмора. Порой может засмеяться и обезьяна, но нужна достаточно развитая речь, чтобы рассказать анекдот и увидеть хохочущие лица собеседников. Здесь же ничего смешного просто не бывает. Если ты зазеваешься, решишь посмеяться, тебя скушают. Вскоре пришлось вновь затормозить - к берегу подступали холмы, поросшие кустарником, редким, белесым и каким-то хилым. Но среди кустов виднелись круги разрыхленной земли. Круги были совершенно правильными, проведенными циркулем. Павлыш остановил машину на краю одного из кругов. Постоял. Ничего интересного не происходило. Тогда он включил щуп. Длинный гибкий прут выскочил из тела вездехода и начал ощупывать землю. Конец его медленно продвигался к центру круга. И вдруг, когда Павлыш решил было, что круги безопасны, земля раздалась, нечто белое, подземное и бесформенное вылезло наружу - то ли это было щупальце, то ли мягкое бесформенное продолговатое существо, - обволокло щуп и с такой силой потянуло к себе, в глубину, что щуп не выдержал и оборвался. Щупальце исчезло, земля приняла снова ровный вид. Павлыш пожалел, что лишился щупа, и мрачно сказал похитителю: - Подавишься ты моим щупом. Честное слово, подавишься. Он повел вездеход стороной, поближе к склонам холмов, продираясь сквозь кусты. И тут он увидел цветы. Или нечто, очень похожее на цветы. Алые лепестки с ладонь размером окружали пушистый желтый центр цветка. Это было красиво. Длинные стебли чуть покачивались, сгибаясь под тяжестью лепестков. Павлыш осмотрелся. Вроде бы ничто ему не грозило. В любом случае его скафандр устоит против любого агрессора. Он выскочил из вездехода и пошел к цветам. Приятно доставить радость Салли. Но в момент, когда перчатка Павлыша дотронулась до стебля, цветок отклонился, будто испугавшись прикосновения и, сложив лепестки, скользнул в землю. Лишь узкая норка указывала на место, где он рос. Со вторым цветком Павлыш решил схитрить. Он ухватил его быстро, словно ловил муху, и дернул. Цветок затрепетал в руке, стараясь уползти под землю, но Павлыш держал его крепко. Эта борьба продолжалась полминуты, пока цветок не сдался и не повис безжизненно в руке Павлыша. Павлыш попытался открыть лепестки, но это были уже не лепестки, а слизистый комочек красной протоплазмы. Павлыш отбросил комочек, тот плюхнулся на землю и вдруг снова ожил, стебель, только что мягкий и безвольный, начал настойчиво вертеться, отыскивая в земле щель. После нескольких попыток это ему удалось, и он червяком уполз вниз, втянув и красный комок цветка. - Живите как хотите, - не скрывая отвращения, сказал Павлыш. - Цветов мы больше не собираем. Справа стояла стена кустов куда более ярких, чем остальной кустарник. Листья у кустов были острыми как иглы - будто молодая поросль сосенок грелась под теплым ветром. Павлышу даже показалось, что, если раздвинуть колючие ветки, там, внутри, таятся настоящие крепкие скользкие маслята. Чтобы отделаться от наваждения, Павлыш подошел к кустам поближе. Но не успел притронуться к ним, как кусты ощетинились длинными иглами, и в следующее мгновение иглы полетели в Павлыша, настолько тонкие, острые и крепкие, что сотни их умудрились вонзиться в непроницаемую ткань скафандра, и Павлыш чуть не потерял равновесие от совместного удара сотен игл. Он отскочил, проклиная кусты, и потратил несколько минут, прежде чем удалось очистить скафандр от невероятно крепких и острых иголок. Еще через несколько сот метров пришлось снова остановиться. Холмы подошли к самому берегу, из воды здесь торчали острые камни, предупреждая, что плавание по озеру может быть опасным. Тогда Павлыш поднял вездеход в воздух и пошел над вершинами деревьев. Сквозь тонкие голубые и зеленоватые ветви трудно было увидеть, что происходит в глубине леса, к тому же пошел дождь и все заволокло. Павлыш пытался уговорить себя, что ему здесь очень интересно, что как биолог и путешественник он сегодня многое увидел, что он первооткрыватель, Колумб этого мира и потому очень доволен своим первым путешествием. На самом же деле настроение было гадким, и все время возвращалось видение того, как он тянет скользкий живой стебель из земли, как цветок превращается в комок красной слизи. Может, вернуться? Павлыш представил себе, как войдет сейчас в тесный купол, полный чистых домовитых запахов, как с напускной строгостью посмотрит Клавдия и заявит, что он наверняка плохо прошел дезинфекцию на входе, а Салли начнет хлопотать у плиты, отдавая дань женскому желанию накормить охотника. Лес оборвался у большой быстрой реки, которая впадала в озеро. Он подходил к реке плотно и густо - ни клочка свободной земли, деревья стояли в воде белыми стволами, как неуверенные в себе купальщики, не знающие, то ли им нырнуть и поплавать, то ли побрызгать на грудь ладошками и брести обратно к расстеленному на берегу полотенцу. На дальнем берегу Павлыш увидел небольшой мыс, поросший травой и окаймленный полосой гальки. Туда он и направил вездеход, решив, что этот мыс будет крайней точкой его путешествия. Когда Павлыш вышел из вездехода, вокруг было тихо. Только чуть журчала вода, обтекая камни. Словно он вошел в комнату, где только что кипел непринужденный разговор, но при виде нежданного гостя все замолкли и смотрят на него враждебно, ожидая, когда тот уйдет. - Скучно живете, - с вызовом сказал реке Павлыш, но ответом было молчание. Отмахнувшись от печальных размышлений, Павлыш стал глядеть вдаль. Неподалеку начинался лес, в общем низкорослый и чахлый, дальше от берега он становился выше, вершины были темнее. А еще дальше, там, где лес сливался с пеленой дождя, он заметил колоссальную обрывистую скалу. Впрочем, нет, вернее всего, это не скала, подумал Павлыш. Скорее, это похоже на колонны - две, три, четыре... Колонны уходили в облака. Вот это уже интереснее, подумал он, и желание возвращаться домой пропало. Павлыш поднял машину в воздух и полетел дальше. Через пять минут он приблизился к колоннам и мог разглядеть их как следует. Больше всего, понял Павлыш, это похоже на стволы деревьев. Но стволы диаметром в несколько десятков метров и как бы сплетенные из множества канатов, каждый толще метра. Так как это сплетение было случайным, бессистемным, то в некоторых местах стволы расширялись, затем громадной шишкой, наростом, уходили в сторону, и все это сооружение было к тому же покрыто кустами, лишайниками, небольшими деревцами, выросшими из ствола. А в одном месте Павлыш разглядел даже уместившееся в развилке небольшое озеро, окруженное густым тростником. Потом он увидел пещеру - дупло, в котором мог бы уместиться трехэтажный дом, и у него даже появился соблазн нырнуть туда на вездеходе, но потом Павлыш представил себе, каким гадким характером могут отличаться его обитатели, и раздумал. Кружа вокруг ствола, Павлыш медленно поднимал машину, и каждый последующий круг был все больше, потому что на высоте метров ста от ствола начали отходить корявые сучья, а ствол все тянулся вверх, пока не пропал, и только тогда Павлыш понял, что незаметно вошел в низкие облака, скрывшие от него вершину дерева. Павлыш включил прожектор. Сильный луч с трудом пробивался сквозь мглу, и Павлыш мог лишь угадывать, что перед ним сплетаются сучья. Когда он приблизился к стволу метров на пять, то увидел, как луч отразился от недвижных красных глаз какой-то твари, которая наблюдала за вездеходом, ожидая, что он подойдет еще ближе, чтобы можно было его попробовать на зуб. Вдруг машину дернуло, и Павлыш даже ударился локтем о пульт. Он не сразу понял, хватаясь за ручное управление, что локатор вездехода остановил и увел машину в сторону, чтобы не налететь на огромный горизонтальный сук - десятиметровой ширины эстакаду, уходящую вда