е осталась!" -- вздохнул Лори, когда Мышь скрылась из глаз; и пожилая креветка не упустила случая сказать своей дочери: "Вот, дорогая, пусть это послужит тебе уроком -- никогда не выходи из себя!" "Придержи язык, маманя! -- ответила юная креветка, -- ты способна вывести из себя даже устрицу!"[10] -- Хорошо бы Дина была здесь, уж это точно! -- сказала Алиса, ни к кому персонально не обращаясь. -- Она бы живо притащила ее обратно! -- А кто такая Дина, позвольте полюбопытствовать? -- осведомился Лори. Алиса горячо откликнулась на этот вопрос, поскольку всегда была готова поговорить о своей любимице: "Дина -- это наша кошка. Вы и не представляете, как она замечательно ловит мышей! А видели бы вы, как она разбирается с птицами! Ну прямо только увидит птичку -- и в тот же миг уже ест!" Эта речь произвела заметное впечатление на общество. Некоторые птицы сразу же поспешили прочь; одна старая сорока принялась тщательно кутаться, приговаривая: "Мне в самом деле пора домой; ночной воздух вреден для моего горла!"; канарейка дрожащим голосом созывала своих птенцов: "Идемте, милые! Вам всем пора в кроватку!" Вскоре под разными предлогами все разбрелись, и Алиса осталась одна. "Лучше бы я не упоминала Дину! -- печально сказала она себе. -- Похоже, никому она здесь не нравится, хотя я уверена, что это самая лучшая кошка в мире! Ах, дорогая Дина! Увижу ли я тебя когданибудь снова, хотелось бы мне знать!" И тут бедная Алиса снова заплакала, поскольку ей было очень одиноко и грустно. Однако прошло совсем немного времени, и она вновь услышала вдалеке топот маленьких ног. Алиса радостно вскинула глаза, затаенно надеясь, что Мышь сменила гнев на милость и теперь возвращается, чтобы досказать свою историю. Глава IV. Как маленький Билл чуть не разбиллся Это был Белый Кролик, который неспешно трусил обратно, озабоченно оглядываясь по сторонам, словно он что-то потерял, и Алиса услышала, как он бормочет про себя: "Герцогиня! Герцогиня! О мои бедные лапки! О моя шерстка и усики! Она велит меня казнить, это и хорьку [11] понятно! И где, спрашивается, я мог их обронить?" Алиса сразу же догадалась, что он разыскивает веер и пару белых лайковых перчаток, и, по доброте своей, принялась их искать, но их нигде не было видно -- очевидно, все изменилось с тех пор, как она плавала в луже слез, и большой зал вместе со стеклянным столиком и маленькой дверцей исчез целиком и полностью. Очень скоро Кролик заметил занимавшуюся поисками Алису и сердито окликнул ее: "Эй, Мэри Энн, с какой стати ты тут ошиваешься? Беги немедленно домой, и принеси мне пару перчаток и веер! Быстро, бегом!" И Алиса так испугалась, что сразу же побежала туда, куда он показал, даже не попытавшись объяснить ему, что он обознался. "Он принял меня за горничную, -- сказала она себе на бегу. -- Как он удивится, когда узнает, кто я такая! Но лучше я все-таки принесу ему веер и перчатки -- если, конечно, сумею их найти." Сказавши это, она подбежала к изящному маленькому домику, на двери которого висела блестящая латунная табличка с выгравированным именем "Б. КРОЛИК". Она вошла, не постучав, и поспешила вверх по лестнице, боясь, что ей встретится настоящая Мэри Энн, которая выставит ее из дома, не дав отыскать веер и перчатки. "Как, однако, это странно, -- сказала себе Алиса, -- быть на побегушках у кролика! Этак в следующий раз Дина станет давать мне приказания!" И она стала воображать, как бы это могло выглядеть: "'Мисс Алиса, идите скорее сюда, пора отправляться на прогулку!' 'Минуточку, няня! Я должна следить за мышиной норкой, чтобы мышь не убежала, пока не вернется Дина.' Вот только не думаю, -- продолжала она, -- что Дине позволят остаться в нашем доме, если она так раскомандуется!" К этому времени она оказалась в маленькой опрятной комнате со столом возле окна, и на столе, как она и надеялась, лежал веер и две-три пары маленьких белых лайковых перчаток; она взяла веер и пару перчаток и собиралась уже покинуть комнату, когда ее взгляд упал на маленькую склянку, стоявшую возле зеркала. На сей раз там не было никакого ярлыка с надписью "ВЫПЕЙ МЕНЯ", тем не менее Алиса откупорила пробку и поднесла склянку к губам. "Я знаю, наверняка случается что-нибудь интересное, -- сказала она себе, -- стоит мне только съесть или выпить что-нибудь; так что я просто посмотрю, что делает эта бутылочка. Надеюсь, она позволит мне снова вырасти, потому что мне уже жутко надоело быть такой крохотулькой!" Так оно и случилось, и притом гораздо быстрее, чем она ожидала; не успела Алиса выпить и половину бутылочки, как голова ее уперлась в потолок, и ей пришлось пригнуться, чтобы не сломать себе шею. Она быстро поставила склянку, говоря себе: "Этого вполне хватит -- надеюсь, я не стану расти дальше -- а то ведь я и в дверь не пролезу -- и зачем я только так много выпила!" Увы! Было уже слишком поздно для этих благих мыслей! Она все росла и росла, и скоро ей пришлось встать на колени на пол, но в следующую минуту места опять не хватило, и она попробовала лечь, одним локтем уперевшись в дверь, а другую руку завернув вокруг головы. Однако она все продолжала расти, и, в качестве последнего средства, одну руку высунула в окно, а одну ногу засунула в каминную трубу, сказав себе: "Больше я ничего не могу поделать, что бы ни случилось. Что теперь со мной будет?" К счастью для Алисы, действие волшебной бутылочки на этом закончилось, и рост прекратился; тем не менее, положение было весьма некомфортным, и при этом Алиса не видела никакой возможности выбраться из комнаты, так что неудивительно, что она почувствовала себя несчастной. "Дома было намного приятней, -- подумала бедная Алиса, -- когда я не делалась то больше, то меньше, и мной не командовали мыши и кролики. Я почти жалею, что полезла в ту кроличью нору -- и, все же -- все же -- что ни говори, такая жизнь довольно интересна! Хотелось бы мне знать, что еще может со мной случиться? Когда я читала сказки, я думала, что ничего такого быть не может, а теперь я здесь, в самой гуще этого. Обо мне надо бы написать книгу, право же, надо! И когда я вырасту, я напишу -- но я уже выросла, -- добавила она огорченно, -- по крайней мере, здесь мне расти больше некуда." "Но тогда, -- подумала Алиса, -- я уже никогда не стану старше? С одной стороны, это удобно -- никогда не буду старухой -- но тогда придется всегда учить уроки! О нет, это мне не нравится." "Глупая ты, Алиса! -- ответила она себе. -- Как это ты можешь учить здесь уроки? Ты и сама-то тут еле помещаешься, а для учебников тут и вовсе места нет!" Она продолжала в том же духе, занимая то одну сторону, то другую, и поддерживая таким образом беседу, но спустя несколько минут услышала голос снаружи и замолчала, чтобы послушать. "Мэри Энн! Мэри Энн!, -- кричал голос. -- Неси сюда мои перчатки сию же секунду!" Затем послышался топоток на лестнице. Алиса поняла, что это Кролик пришел за ней, и задрожала так, что весь дом заходил ходуном, так как совсем забыла, что она теперь раз в тысячу больше Кролика, так что нет никаких причин его бояться. Тем временем Кролик подошел к двери и попробовал ее открыть, но, поскольку дверь открывалась внутрь, и Алиса упиралась в нее локтем, эта попытка не принесла успеха. Алиса услышала, как он сказал себе: "Тогда я обойду вокруг и заберусь через окно". "А вот и нет!", -- подумала Алиса, и, подождав, пока Кролик, насколько она могла определить на слух, окажется под окном, резко высунула руку и сделала хватательное движение в воздухе. Ей не удалось ничего схватить, однако она услышала вскрик и звук падения, а затем звон разбитого стекла, из чего заключила, что Кролик, по всей видимости, упал на теплицу с огурцами, или на что-то в этом роде. Затем раздался разъяренный голос -- Кролика: "Пэт! Пэт! Где ты?" Затем -- голос, которого она прежде не слышала: "Знамо дело, тут я! Яблочки копаю,[12] ваш честь!" -- "Яблочки копаю", ну конечно! -- сердито передразнил Кролик. -- Сюда иди и помоги мне выбраться из этого! (Снова звуки бьющегося стекла.) -- Теперь скажи мне, Пэт, что это такое в окне? -- Знамо дело, рука, ваш честь! (Он произносил "ррука".) -- Рука, тупица! Кто когда-нибудь видел руку такого размера? Посмотри, оно заполняет окно целиком! -- Знамо дело, оно так, ваш честь; но все-таки это рука, что б там ни было. -- Ладно, в любом случае, нечего ей здесь делать; иди и убери ее! После этого наступила долгая тишина, и Алиса лишь изредка слышала шепот, вроде такого: "Знамо дело, не нравится мне это, ваш честь, совсем не нравится!" "Делай, что тебе сказано, трус!" В конце концов она снова высунула руку подальше в окно и опять попыталась кого-нибудь схватить. В этот раз раздалось уже два вскрика, и еще больше звуков бьющихся стекол. "Как много у них теплиц! -- подумала Алиса. -- Интересно, что они будут делать дальше? Насчет того, чтобы убрать меня из окна, так я бы и сама хотела, чтобы они сумели. У меня нет ни малейшего желания оставаться здесь, ни на минуту!" Она принялась ждать; какое-то время ничего не было слышано, а потом задребежжали колеса маленькой тележки, и сразу множество голосов заговорили между собой: -- Где другая лестница? -- Я тут причем? Я должен был принести одну -- другую нес Билл! -- Билл! Давай тащи ее сюда, приятель! -- Так, ставь их у этого угла! -- Не, сперва свяжи их вместе -- так они и до половины не достанут! -- Ниче, достанут, не мелочись! -- Эй, Билл, лови веревку! -- Крыша-то выдержит? -- Там одна черепица шатается. -- Ой, падает! Головы берегите! (Грохот) -- Ну, и кто это сделал? -- Да Билл, небось! -- Кто полезет в трубу? -- Не, я не полезу! Лучше ты! -- Еще чего, делать мне больше нечего! -- Билл полезет. -- Эй, Билл! Хозяин сказал, тебе лезть в трубу! "Ага, стало быть, Билл должен будет спуститься в каминную трубу, так? -- сказала себе Алиса. -- Ну, кажется, они все вешают на Билла! Не хотелось бы мне оказаться на его месте! Конечно, этот камин узкий, но, думаю, я могу малость лягаться." Она отодвинула ногу вниз по трубе, насколько могла, и подождала, пока не услышала, как какое-то маленькое животное (она не могла угадать, какое именно) ползет, скребя коготками и приближаясь к ее ноге; затем, сказав себе "Вот и Билл", резко наподдала ногой и принялась ждать, что будет. Сначала она услышала общий хор: "Билл летит!", затем -- одинокий голос Кролика: "Ловите его, там, у изгороди!", затем наступила пауза, а затем -- снова раздались голоса: -- Держите ему голову! -- Давай брэнди! -- Не придушите его! -- Как это было, старина? Что с тобой случилось? Расскажи нам всем! И, наконец, донесся слабый писклявый голос ("Это Билл", подумала Алиса): -- Ну, я толком не знаю -- больше не надо, спасибо, мне уже лучше -- но я слишком взволнован, чтобы рассказать вам... все, что я знаю -- что-то налетело на меня снизу, как чертик-из-шкатулки,[13] и я ка-ак взлетел, ну словно ракета! -- Это точно, старина! -- согласились остальные. -- Мы должны сжечь дом! -- сказал голос Кролика, и Алиса закричала во все горло: -- Только попробуйте, я на вас Дину напущу! Моментально установилась мертвая тишина, и Алиса подумала: "Интересно, что они сделают в следующий раз? Если бы у них было хоть немного ума, они бы сняли крышу." Через-минуту другую они снова задвигались, и Алиса услышала, как Кролик сказал: "Тачки будет достаточно, для начала." "Тачки чего?" -- подумала Алиса; однако ей не пришлось долго гадать, так как в следующий момент в окно градом посыпались камешки, и несколько штук угодило ей в лицо. "Я прекращу это", -- сказала она себе и крикнула: "Лучше не пытайтесь проделать это снова!", что вновь вызвало мертвую тишину. Алиса заметила с некоторым удивлением, что все камешки превращаются в маленькие пирожные, как только падают на пол, и в голову ей пришла блестящая идея. "Если я съем одно из этих пирожных, -- подумала она, -- мой размер наверняка изменится; а так как увеличиваться мне уже некуда, то, очевидно, я должна уменьшится." Так что она проглотила одно пирожное и, к радости своей, убедилась, что начала уменьшаться. Как только она стала достаточно маленькой, чтобы пройти в дверь, она выбежала из дома и увидела целую толпу мелких животных и птиц, ожидавших снаружи. Билл, бедная маленькая ящерка, был в середине; его держали две морские свинки, поившие его чем-то из бутылочки. Все они бросились к Алисе, едва та появилась, но она пустилась бежать со всех ног и вскоре была уже в безопасности под сенью густого леса. "Первое, что я должна сделать, -- сказала себе Алиса, пока брела по лесу, -- это вырасти до моего правильного роста; а второе -- отыскать дорогу в тот чудный сад. По-моему, это самый лучший план."[14] План получился, без сомнения, отличный -- изящный и простой; единственная трудность состояла в том, что Алиса не имела ни малейшего понятия, как воплотить его в жизнь. Она настороженно взглядывалась в чащу, как вдруг пронзительный лай, раздавшийся прямо над головой, заставил ее поспешно вскинуть глаза. Огромный щенок смотрел на нее сверху вниз большими круглыми глазами и нерешительно тянул лапу, пытаясь ее потрогать. "Ах ты маленький бедняжка!", -- сказала Алиса льстивым голосом и попыталась посвистеть ему, однако была слишком напугана, поскольку подумала, что щенок может быть голодным, и в этом случае он очень даже запросто слопает ее, сколько перед ним ни заискивай. С трудом понимая, что делает, Алиса подобрала маленькую обломанную палку и дала ее щенку; тот, радостно взвизгнув, подпрыгнул в воздух всеми четырьмя лапами сразу, и бросился на палку, и начал демонстративно грызть ее; тогда Алиса отскочила назад, за огромный куст чертополоха, чтобы не угодить ему под ноги, и в тот момент, когда она оказалась с другой стороны куста, щенок вновь набросился на палку, но в спешке не удержался на ногах и кувырнулся через голову; тогда Алиса, думая, что это весьма похоже на игру с ломовой лошадью, и, боясь оказаться растоптанной в любой момент, снова обежала вокруг куста; тут щенок начал серию коротких атак на палку, всякий раз пробегая очень недалеко вперед, зато далеко пятясь назад, и уже охрипнув от непрерывного лая -- пока, в конце концов, не уселся совершенно умотанный, часто дыша, высунув язык и полуприкрыв глаза. Алиса сочла, что это хорошая возможность улизнуть, и пустилась бежать; она остановилась лишь тогда, когда совсем выбилась из сил и запыхалась, и все равно лай щенка был еще хорошо слышен вдалеке. "И все же, какой это был миленький щеночек!, -- сказала Алиса; она отдыхала, прислонившись к стеблю лютика, и обмахивалась его листком. -- Мне бы так хотелось обучить его всяким трюкам, если бы... если бы я только была подходящего размера! Ой, я же чуть не забыла, что мне нужно снова вырасти! Так, подумаем, как же это устроить? Наверное, я должна что-то съесть или выпить; вот только большой вопрос, что именно?" Действительно, это был большой вопрос. Алиса окинула взглядом цветы и траву вокруг, но не увидела решительно ничего, что выглядело бы пригодным в пищу или для питья. Неподалеку от нее рос большой гриб, высотой почти с нее саму, и после того, как она заглянула под него, и по обе стороны от него, и за него, ей пришло в голову, что надо бы посмотреть, нет ли чего на шляпке. Так что она поднялась на цыпочки, вытянула шею и заглянула через край гриба -- и незамедлительно встретилась взглядом с большой синей гусеницей, которая сидела на шляпке, сложив руки, и спокойно курила длинный кальян, не обращая ни малейшего внимания ни на Алису, ни на что-либо еще. Глава V. Совет гусеницы Гусеница и Алиса молча смотрели друг на друга; наконец Гусеница вынула мундштук изо рта и обратилась к Алисе вялым, сонным голосом. -- Кто ты такая? -- произнесла Гусеница. Это было не самое располагающее начало беседы. Алиса ответила довольно застенчиво: -- Я... я и сама толком не понимаю, мэм, в смысле, сейчас... я знаю только, кем я была, когда встала сегодня утром, но, кажется, с тех пор я уже несколько раз менялась. -- Что ты имеешь в виду? -- строго спросила Гусеница. -- Объяснись. -- Боюсь, мэм, что я не могу объяснить себя, -- сказала Алиса, которая поняла слово "объясниться" именно так, -- потому что, видите ли, я -- это не я. -- Не вижу, -- отрезала Гусеница. -- Боюсь, я не могу рассказать яснее, -- повторила Алиса очень вежливо, -- потому что, прежде всего, сама этого не понимаю; и столько раз за день меняться в размерах -- это так запутывает... -- Ничуть, -- возразила Гусеница. -- Ну, может быть, вы просто еще с этим не сталкивались, -- сказала Алиса, -- но когда вы станете превращаться в куколку -- вы же знаете, когда-нибудь вам придется -- а потом в бабочку, думаю, вы почувствуете себя немного странно, не так ли? -- Ни на йоту, -- ответила Гусеница. -- Ну, может быть, у вас другие чувства, -- согласилась Алиса, -- я знаю только, что я бы чувствовала себя очень странно. -- Ты! -- презрительно произнесла Гусеница. -- Кто ты такая? Что возвращало их к началу разговора. Алису начала раздражать манера Гусеницы давать столь краткие ответы, так что она приосанилась и заявила очень веским тоном: -- Полагаю, сначала вы должны мне сказать, кто вы такая. -- Почему? -- спросила Гусеница. Это был еще один загадочный вопрос; и, поскольку Алиса не смогла придумать ни одной убедительной причины, а Гусеница, похоже, пребывала в очень скверном настроении, девочка попросту повернулась и пошла прочь. -- Вернись! -- окликнула ее Гусеница. -- Я скажу тебе кое-что важное! Это, конечно, звучало многообещающе; Алиса развернулась и пошла обратно. -- Держи себя в руках, -- сказала Гусеница. -- Это все? -- спросила Алиса, пытаясь скрыть свой гнев, насколько это было возможно. -- Нет, -- ответила Гусеница. Алиса решила, что может и подождать, благо делать все равно нечего, а Гусеница, может быть, все-таки скажет в конце концов чтото важное. В течение нескольких минут Гусеница лишь молча пускала клубы дыма, но затем, наконец, расплела руки, вновь вынула мундштук изо рта и сказала: -- Значит, ты думаешь, что изменилась, так? -- Боюсь, что да, мэм, -- сказала Алиса, -- Я не могу вспомнить вещи, которые знала -- и не проходит и десяти минут, чтобы мой рост не менялся! -- Не может вспомнить какие вещи? -- спросила Гусеница. -- Ну, я пыталась прочитать "Трудолюбивую пчелу", но вышло что-то совсем другое! -- ответила Алиса очень печальным голосом. -- Прочти "Ты уж стар, папа Вильям",[15] -- предложила Гусеница. Алиса сложила руки и начала: "Ты уж стар, папа Вильям, -- юнец произнес, -- Волос твой побелел радикально, Но стоишь вверх ногами! Ответь на вопрос -- В твоем возрасте это нормально?" "С юных дней, -- папа Вильям промолвил в ответ, -- Думал я -- это мозгу опасно, Но поняв, что мозгов в голове моей нет, На макушке стою ежечасно." "Ты уж стар, -- молвил сын, -- как я раньше сказал, Да и жиром изрядно набит; Отчего ж ты не входишь, как прочие, в зал, А в дверях исполняешь кульбит? "С юных дней, -- молвил старец, тряхнув сединой, -- Я поддерживал гибкой осанку, Ибо мазал конечности мазью одной -- Вот, не купишь ли? Шиллинг за банку! "Ты уж стар, твоя челюсть беззубая вся, Ей лишь студень жевать остается; Ты ж съедаешь с костями и клювом гуся -- Объясни, как тебе удается?" "С юных дней, -- старец рек, -- по судам я ходил, Вел с женой в каждом случае спор, И развил свою челюсть, что твой крокодил -- Не ослабла она до сих пор." "Ты уж стар, -- молвил сын, -- и, вообще говоря, Глаз твой менее зорок, чем прежде, Как же ты в равновесии держишь угря На носу?[16] Объясни мне, невежде." "Хватит! На три вопроса получен ответ! -- Крикнул старец нахальному сыну, -- Целый день, что ли, слушать мне этакий бред? Прочь ступай, или с лестницы скину!" -- Это неправильно, -- сказала Гусеница. -- Не совсем правильно, боюсь, -- робко произнесла Алиса, -- некоторые слова получились не те. -- Это неверно от начала до конца, -- решительно заявила Гусеница, и на несколько минут повисла тишина. Гусеница заговорила первой. -- Какого размера ты хочешь быть? -- спросила она. -- Ах, дело даже не в точном размере, -- поспешно ответила Алиса, -- лишь бы он не менялся так часто, знаете ли. -- Не знаю, -- отрезала Гусеница. Алиса ничего не сказала; за всю ее жизнь ей столько не противоречили, и она чувствовала, что начинает терять самообладание. -- Тот, что сейчас, тебя устраивает? -- спросила Гусеница. -- Ну, я хотела быть чуточку побольше, мэм, если вы не возражаете, -- сказала Алиса, -- трю дюйма -- это такой никудышный рост. -- Это замечательный рост! -- гневно воскликнула Гусеница, вытягиваясь во всю свою длину (в ней было ровно три дюйма). -- Но я к нему не привыкла! -- жалобно оправдывалась бедная Алиса, думая про себя: "Хорошо бы эти создания не были такими обидчивыми!" -- Со временем привыкнешь, -- сказала Гусеница, после чего засунула мундштук в рот и вновь принялась курить. Теперь Алиса терпеливо ждала, пока та не заговорит снова. Спустя минуту или две Гусеница вынула кальян изо рта, зевнула раздругой и встряхнулась. Затем она спустилась с гриба и поползла прочь в траву, мимоходом бросив: "Одна сторона сделает тебя больше, другая -- меньше." "Одна сторона чего? Другая сторона чего?" -- подумала про себя Алиса. "Гриба", -- сказала Гусеница, словно ее спросили вслух; и в следующий момент ее уже не было видно. Алиса осталась на месте, задумчиво разглядывая гриб и пытаясь определить, где у него одна и другая сторона; а поскольку гриб был совершенно круглый, вопрос оказался очень непростым. Тем не менее, в конце концов она обхватила шляпку руками, насколько хватило их длины, и отломила каждой рукой по куску. "Ну а теперь -- какой из них какой?" -- спросила она себя и откусила чуть-чуть от правого, чтобы проверить эффект; в следующий миг она почувствовала сильный удар снизу в подбородок -- он стукнулся о ее ноги! Она была ужасно испугана этим стремительным превращением, но чувствовала, что нельзя терять ни секунды, ибо она стремительно сжималась; так что она постаралась поскорей откусить от другого куска. Ее подбородок так основательно прижало к ногам, что открыть рот было почти невозможно; но ей все же удалось сделать это и проглотить часть куска из левой руки. "Итак, голова свободна!" -- воскликнула Алиса с радостью, которая в следующий момент превратилась в тревогу, поскольку теперь она не могла обнаружить собственные плечи: все, что она могла разглядеть, посмотрев вниз -- это колоссальной длины шея, поднимавшаяся, словно гигантский стебель, над морем зеленой листвы. "Чем может быть вся эта зелень? -- спросила Алиса. -- И куда подевались мои плечи? И, ой, мои бедные ручки, почему я вас не вижу?" Говоря это, она пошевелила ими, но это не дало результата -- разве что легкий трепет прошел по листве далеко внизу. Поскольку у нее, похоже, не было возможности поднести руки к голове, она попробовала опустить голову к рукам, и с радостью убедилась, что ее шея легко изгибается в любом направлении, словно змея. Ей как раз удалось изогнуть ее грациозным зигзагом, и она собиралась нырнуть в листву, оказавшуюся ничем иным, как кронами деревьев, под которыми она бродила перед этим -- как вдруг резкий свист заставил ее поспешно отпрянуть; большая голубка бросилась ей прямо в лицо и принялась чувствительно бить крыльями. -- Змея! -- кричала Голубка. -- Я не змея! -- негодующе воскликнула Алиса. -- Оставьте меня в покое! -- А я говорю -- змея! -- повторила Голубка, однако, уже более сдержанным тоном, а затем добавила, чуть не плача: -- Я все перепробовала, но им ничего не подходит! -- Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите, -- сказала Алиса. -- Я пробовала корни деревьев, я пробовала берега, я пробовала живые изгороди, -- продолжала Голубка, не слушая Алису, -- но эти змеи! Ничто им не по нраву![17] Алиса все больше и больше недоумевала, однако она решила, что нет смысла что-либо говорить, пока Голубка не закончит. -- Как будто и без того мало хлопот с высиживанием яиц, -- говорила Голубка, -- так я еще должна ночью и днем высматривать змей! Да я глаз не сомкнула в последние три недели! -- Мне очень жаль, что вам так досаждают, -- сказала Алиса, которая начала понимать. -- И вот, едва лишь я перебралась на самое высокое дерево в лесу, -- продолжала Голубка, и голос ее поднялся до крика, -- и едва я решила, что наконец-то от них избавилась, как они, извиваясь, спускаются прямо с неба! У, змеюка! -- Но я не змея, говорю же вам! -- сказала Алиса. -- Я... -- Ну и? Что же ты такое? -- осведомилась Голубка. -- Вижу, ты пытаешься что-то придумать! -- Я... Я девочка, -- произнесла Алиса не слишком уверенно, ибо помнила, через сколько превращений прошла в этот день. -- Ну разумеется! -- воскликнула Голубка тоном глубочайшего презрения. -- Я повидала достаточно девочек на своем веку, но ни одной с такой шеей, как эта! Нет, нет! Ты змея; и отрицать это бесполезно. Ты, пожалуй, теперь еще заявишь, что никогда не пробовала яиц! -- Я пробовала яйца, разумеется, -- сказала Алиса, которая была очень правдивым ребенком, -- но девочки, знаете ли, едят яйца, как и змеи. -- Я этому не верю, -- сказала Голубка, -- но если они это делают, значит, они тоже -- разновидность змей, вот и все, что я могу сказать! Для Алисы эта идея была совершенно новой, так что она замолчала на минуту-другую, что дало Голубке возможность добавить: -- Ты ищешь яйца, это-то я знаю прекрасно, а значит, какая для меня разница, девочка ты или змея? -- Зато для меня это большая разница, -- поспешно сказала Алиса, -- и вообще, я не ищу никаких яиц, а если бы даже и искала, то ваши мне не нужны: я не люблю сырые. -- Ну и убирайся, в таком случае! -- сердито сказала Голубка, возвращаясь в свое гнездо. Алиса пригнулась, опускаясь между деревьями настолько, насколько могла -- ибо ее шея все время путалась в ветвях, и ей то и дело приходилось останавливаться, чтобы распутаться. Затем она вспомнила, что все еще держит в руках куски гриба, и очень осторожно принялась за дело, откусывая то от одного, то от другого, и тем самым то увеличиваясь, то уменьшаясь, пока, наконец, не стала своего обычного роста. Она уже так давно не была даже близко к нормальному размеру, что поначалу ей это показалось довольно странным, однако за несколько минут она привыкла, и, как обычно, заговорила сама с собой: "Ну вот, половина плана выполнена! Как загадочны все эти превращения! Никогда не знаешь, чем станешь в следующую минуту! Однако, я снова правильного размера; следующая задача -- попасть в тот прелестный сад; но как это сделать, хотелось бы мне знать?" И, сказав это, она вдруг вышла на открытое пространство, где стоял домик высотой около четырех футов. "Кто бы там ни жил, -- подумала Алиса, -- никак не годится идти к ним, будучи такого размера; я ведь их до смерти перепугаю!" Так что она принялась откусывать от кусочка из правой руки, и не рискнула идти к домику, пока не уменьшилась до девяти дюймов. Глава VI. Поросенок и перец Минуту-другую она простояла, глядя на дом и раздумывая, что делать дальше, как вдруг из леса выбежал ливрейный лакей (Алиса сочла его ливрейным лакеем, потому что на нем была ливрея; иначе, если бы она судила только по лицу, то назвала бы его рыбой) и громко забарабанил в дверь. Дверь открыл другой ливрейный лакей, с круглой физиономией и большими глазами, как у лягушки; оба лакея, как заметила Алиса, носили большие завитые пудреные парики. Ей стало очень любопытно, что все это значит, и она подкралась чуточку поближе, чтобы послушать. Лакей-Рыба начал с того, что извлек из-под мышки огромное письмо, размером почти с него самого, и вручил его второму лакею, говоря торжественным тоном: "Для Герцогини. Приглашение от Королевы на игру в крокет." Лакей-Лягушка повторил столь же торжественно, слегка поменяв порядок слов: "От Королевы. Приглашение для Герцогини на игру в крокет." После чего они низко поклонились друг другу, и букли их париков перепутались. Алису разобрал такой смех, что ей пришлось отбежать назад в лес, чтобы они ее не услышали, а когда она снова выглянула из-за деревьев, Лакей-Рыба уже ушел, а второй сидел на земле возле двери, тупо уставясь в небо. Алиса робко подошла к двери и постучала. -- Стучать нет никакого смысла, -- сказал лакей, -- и тому есть две причины: во-первых, потому что я с той же стороны двери, что и вы, а во-вторых, они внутри так шумят, что никто вас не услышит. И действительно, из дома доносился необыкновенный шум -- непрерывные плач и чихание, то и дело сопровождавшиеся жутким грохотом бьющейся посуды. -- Тогда объясните, пожалуйста, -- сказала Алиса, -- как мне войти? -- Был бы некоторый смысл стучать, -- продолжал лакей, не обращая на нее внимания, -- если бы дверь была между нами. Например, если бы вы были внутри, вы могли бы постучать, и я мог бы вас выпустить, вы понимаете, -- он продолжал все время смотреть в небо, пока говорил, и Алиса подумала, что это весьма невежливо. "Но, возможно, он ничего не может с этим поделать, -- сказала она себе, -- ведь его глаза так близко к макушке! Но, в любом случае, он мог бы отвечать на вопросы!" -- Как мне войти? -- громко повторила она. -- Я буду сидеть здесь, -- заметил лакей, -- до завтра... В этот момент дверь дома распахнулась, и большое блюдо полетело оттуда прямо лакею в голову; но оно лишь слегка чиркнуло по его носу и разбилось в куски о дерево за его спиной. -- ... или, может быть, до послезавтра, -- продолжал лакей тем же тоном, словно ничего не случилось. -- Как мне войти?! -- спросила Алиса еще громче. -- А вам вообще нужно входить? -- сказал лакей. -- Сперва надо решить этот вопрос, знаете ли. Это было, без сомнения, справедливо; вот только Алиса не любила, когда с ней так говорили. "Это просто ужасно, -- пробормотала она про себя, -- вот ведь манера спорить у всех этих существ! Они кого угодно с ума сведут!" Лакей, похоже, решил, что это подходящая возможность повторить свои прошлые рассуждения, с некоторыми вариациями. -- Так и буду сидеть здесь, -- сказал он, -- с перерывами, день за днем... -- А мне что делать? -- воскликнула Алиса. -- Все, что хотите, -- ответил лакей и принялся насвистывать. "Ох, нет никакого смысла говорить с ним, -- сказала, отчаявшись, Алиса, -- он же совершенный идиот!" Так что она открыла дверь и вошла. Дверь вела прямо в большую кухню, которая была полна дымом из конца в конец; в середине на трехногом табурете сидела Герцогиня и нянчила младенца; кухарка склонилась над огнем, помешивая в большом котле, который, по всей видимости, был полон супом. "В этом супе явно слишком много перца!" -- сказала себе Алиса (что было непросто из-за разобравшего ее чиха). В самом деле, в воздухе было слишком много перца. Даже Герцогиня почихивала время от времени; что же до ребенка, то он поочередно чихал и плакал, не переставая ни на секунду. Не чихали только два существа в кухне: кухарка и большой кот, который сидел у очага и улыбался от уха до уха. -- Скажите, пожалуйста, -- произнесла Алиса с некоторой робостью, ибо была не вполне уверена, что с ее стороны будет вежливо заговорить первой, -- почему ваш кот так улыбается? -- Это чеширский кот,[18] -- сказала Герцогиня, -- вот почему. Поросенок! Последнее слово она произнесла с такой внезапной злостью, что Алиса аж подпрыгнула, но в следующий момент поняла, что это было адресовано ребенку, а не ей, так что она набралась смелости и продолжила: -- Я не знала, что чеширские коты всегда улыбаются; по правде говоря, я не знала, что коты вообще могут улыбаться. -- Все они могут, -- сказала Герцогиня, -- и большинство из них так и делает. -- А я не знаю ни одного такого, -- сказала Алиса очень вежливо, весьма довольная, что ей удалось завязать беседу. -- Ты мало что знаешь, -- отрезала Герцогиня, -- и это факт. Алисе совсем не понравился тон этого замечания, и она решила, что лучше бы сменить тему разговора. Пока она пыталась подобрать подходящую, кухарка сняла котел с супом с огня, и сразу же принялась швырять все, до чего могла дотянуться, в Герцогиню и ребенка -- первыми полетели каминные щипцы, кочерга и совок, затем градом посыпались кастрюли, тарелки и блюдца. Герцогиня не обращала на них никакого внимания, даже когда они попадали в нее; ребенок же и без того так орал, что невозможно было понять, больно ему от этих ударов или нет. -- Ой, пожалуйста, думайте, что вы делаете! -- закричала Алиса, подскакивая в ужасе. -- Ой, прямо в его милый носик! -- как раз в этот момент особенно большая кастрюля пролетела от носа младенца так близко, что лишь чудом не снесла его. -- Если бы никто не лез в чужие дела, -- хрипло проворчала Герцогиня, -- мир вертелся бы быстрее. -- Но это не было бы преимуществом, -- сказала Алиса, которая была очень рада возможности продемонстрировать часть своих познаний. -- Только подумайте, что стало бы с днем и ночью! Видите ли, земля оборачивается вокруг своей оси за двадцать четыре часа, так что, если двадцать четыре часа назад было утро, то пора... -- Кстати, о топорах, -- сказала Герцогиня. -- Отрубить ей голову! Алиса метнула довольно встревоженный взгляд на кухарку, проверяя, как та воспримет этот намек; но кухарка была занята помешиванием супа и, кажется, не слушала, так что Алиса вновь попыталась развить мысль: -- Двадцать четыре часа, я думаю... или двенадцать? Я... -- Ох, не утомляй этим меня, -- сказала Герцогиня. -- Я никогда не выносила цифры, -- и она снова принялась баюкать своего ребенка, напевая при этом своего рода колыбельную и свирепо встряхивая его в конце каждой строчки:[19] Будь груб с малюткой, и, грубя, Лупи, коль он чихает; Специально дразнит он тебя, Нарочно досаждает. Припев хором подхватили кухарка и малыш: Вау! Вау! Вау! Пока Герцогиня пела второй куплет, она яростно раскачивала ребенка вверх-вниз, и бедняжка вопил так громко, что Алиса с трудом различала слова песни: Я сына бью и буду бить Едва он зачихает; Он мог бы перец полюбить, Однако не желает! Вау! Вау! Вау! -- Вот, можешь понянчить его, если хочешь! -- сказала Герцогиня Алисе, бросая ей младенца. -- Мне нужно пойти приготовиться к крокету у Королевы, -- и она поспешила прочь из комнаты. Кухарка метнула ей вслед сковородку, но промахнулась. Алиса поймала ребенка не без труда, поскольку он был какой-то странный и растопыривал руки и ноги во все стороны -- "словно морская звезда", подумала Алиса. Бедняжка пыхтел, как паровоз, когда она подхватила его, и притом сгибался пополам и снова разгибался, так что в первую пару минут все, что ей удавалось -- это просто держать его. Как только она поняла, как нужно его нянчить (для этого следовало скрутить его в узел и потом крепко держать за правое ухо и левую ступню, не давая ему развернуться), она вынесла малютку на улицу. "Если я не унесу ребенка отсюда, -- подумала Алиса, -- за деньдругой они его наверняка прикончат; разве оставлять его здесь -- не убийство?" Последние слова она произнесла вслух, и малыш хрюкнул в ответ (к этому времени он уже перестал чихать). "Не хрюкай, -- сказала Алиса, -- негоже выражать свои мысли таким способом". Малютка снова хрюкнул, и Алиса с большим беспокойством заглянула ему в лицо, чтобы понять, что с ним. Вне всякого сомнения, у него был слишком курносый нос, куда более похожий на пятачок, нежели на нормальный нос; и глазки у него были слишком уж маленькие для ребенка; в общем, Алисе совсем не понравилось, как он выглядел. "Но, может быть, он просто всхлипнул", -- подумала она и снова заглянула ему в глаза, проверяя, есть ли там слезы. Нет, слез не было. "Если ты собираешься превратиться в поросенка, мой дорогой, -- серьезно сказала Алиса, -- я не стану больше о тебе заботиться. Учти это!" Малютка снова всхлипнул (или хрюкнул, точно определить было невозможно), и какое-то время они двигались молча. Алиса как раз начала думать: "Ну, и что я буду делать, когда принесу его домой?" -- когда он снова хрюкнул, да так громко, что она взглянула на его лицо в испуге. На сей раз не могло быть никакой ошибки: это был поросенок, не более и не менее, и она почувствовала, что было бы совершенным абсурдом нести его дальше. Так что она спустила малыша на землю, и с немалым облегчением наблюдала, как он трусит прочь в направлении леса. "Если бы он вырос, -- сказала она себе, -- то был бы ужасно уродливым ребенком; а поросенок из него вышел, по-моему, вполне симпатичный." И она принялась думать о других знакомых детях, из которых получились бы очень славные поросята, и как раз сказала себе: "Если бы я только знала, как их превратить..." -- как вдруг вздрогнула от испуга, завидев Чеширского Кота, сидевшего на ветке дерева в нескольких ярдах от нее. Кот лишь улыбнулся, когда заметил Алису. "Он выглядит добродушным", -- подумала она; в то же время у него были очень длинные когти и великое множество зубов, что заставляло относиться к нему с уважением. -- Чеширский Кис-Кис, -- начала она, довольно робко, ибо не знала, понравится ли ему это имя; однако кот лишь улыбнулся еще шире. "Кажется, пока что ему нравится", -- подумала Алиса и продолжила: -- Будьте добры, вы не подскажете мне дорогу отсюда? -- Это зависит главным образом от того, куда ты хочешь попасть, -- сказал Кот. -- Мне не так уж важно, куда... -- начала Алиса. -- Тогда неважно, какой дорогой идти, -- сказал Кот. -- ...я просто хочу попасть куда-нибудь, -- добавила в качестве объяснения Алиса. -- Ну, туда ты наверняка попадешь, -- сказал Кот, -- если только будешь идти достаточно долго. Алиса почувствовала, что возразить на это нечего, так что она попробовала задать другой вопрос: -- Что за народ живет поблизости? -- В том направлении, -- сказал Кот, махнув правой лапой, -- живет Шляпник; а в том направлении, -- он махнул другой лапой, -- живет Мартовский Заяц. Навести, кого хочешь; оба они сумасшедшие.[20] -- Но я не хочу идти к сумасшедшим, -- заметила Алиса. -- Ну, тут уж ничего не поделаешь, -- сказал Кот, -- мы все здесь сумасшедшие. Я сумасшедший. Ты сумасшедшая. -- С чего вы взяли, что я сумасшедшая? -- спросила Алиса. -- Это должно быть так, -