же. Освободитель и Господин Божией-Милостью-Военный-Деспот-Всея-Таглиоса со всеми завоеваниями и владениями живет точно так же, как и в бытность простым ротным лекарем и летописцем. Переезд мой он устроил еще и затем, чтобы у меня имелось достаточно места для всех томов Летописи. Мои книги выходят не такими уж хорошими. Я не всегда описываю происходящее лучшим образом. Вот Костоправ на этом посту был вправду хорош. Я никак не мог удержаться от сравнения моей работы с его. Когда он пытался совмещать должности летописца и капитана, работа от этого пострадала. А откровения Госпожи частенько режут глаз излишней прямотою, сжатостью и - порой - легкой склонностью к самооправданию. И ни один из них двоих не отличался устойчивой честностью, ни один не стремился как-то соответствовать другому, своим предшественникам и даже собственным, более ранним, записям. Если Ворчун пишет, что от Таглиоса до Страны Теней восемьсот миль, а у Госпожи выходит четыреста, кому из них верить? Каждый настаивает, что ему. Госпожа говорит: причина расхождений в том, что росли они в разных местах и в разное время и привыкли к разным мерам длины и веса. Но, что касается характеров, их взгляды еще более различны. Например, у Костоправа Лозан Лебедь всегда грубит и о чем-то спорит. Госпожа же описывает его энергичным, болтливым и куда более симпатичным. Разницу можно объяснить тем, что интерес этого Лебедя к Госпоже - вовсе не братский. А взять Копченого! Ни за что не догадаетесь, что они описывают одну и ту же тварь, - столь различны их взгляды на этого изменника. Затем Могаба и Нож. Оба также предатели с черным сердцем. О них ничего такого нет в книгах Костоправа, так как он не вел записей в ту пору, когда Нож дезертировал, однако в повседневной жизни он постоянно выказывает ненависть к Ножу - причем без всяких объяснимых причин. И в то же время, похоже, готов простить Могабу! Госпожа этих двоих рассматривает наоборот: Могабу сварила бы в одном горшке с Нарайаном Сингхом, а Ножа, возможно, отпустила бы подобру-поздорову. С Ножом - тот же случай, что и с Лебедем и с Рамом. Хотя, пожалуй, не стоит требовать от двух, любящих друг друга, согласия во всем. Они даже подходили к Летописи по-разному. Костоправ в основном записывал все, что видел сам, а после возвращался назад, чтобы дополнить фактами, услышанными от других источников. Кроме того, он, отображая события задним числом, был склонен пофантазировать, поэтому его Летопись нельзя считать чисто исторической. Госпожа же написала весь том по памяти, пока носила ребенка. И ее альтернативный материал, в основном получен из вторых рук. Самые сомнительные моменты ее книги я во время оформления всех путаных записей по единому образцу заменил материалом, каковой почитаю более точным. Госпожа далеко не всегда довольна моей правкой. Костоправ же по этому поводу высказывается сдержанно. Впрочем, главный мой недостаток - никак не могу удержаться, чтобы не поиграть словами и мыслями, отклоняясь при этом от темы. Я некоторое время общался с официальными историками из таглианской княжеской библиотеки, и эти ребята уверяли, что для историка главное - подробности. Будто бы ход истории может полностью исказиться, если один-единственный человек будет убит случайной стрелой в незначительной стычке. Комната, где я пишу, - пятнадцать на двадцать два фута. Места хватает и для всех моих записок, и для старых томов Летописи, и для громадного стола из брусьев, на коем я работаю над несколькими замыслами одновременно. И еще остается около акра пола для Тай Дэя и дядюшки Доя. Они с Тай Даем, пока я пишу, читаю и выверяю, вовсю стучат учебными деревянными мечами, или же с визгом лягают друг друга, порою при этом запрыгивая на стены. Если кто приземляется на моей территории - вышвыриваю. Они здорово навострились во всем этом - да и неудивительно, при такой-то практике, - но я полагаю, что против людей серьезных, вроде наших, из Старой Команды, такие штуки не пройдут. Мне нравится эта работа. Куда приятнее должности знаменосца, хотя и она пока сохраняется за мной. Знаменосцу всегда первым приходится лезть во всякую ерунду, да к тому ж одна рука всегда занята тяжеленным древком со знаменем. Я, примерно так же как Костоправ, стараюсь не упускать подробностей. А его естественной сардоничности - просто завидую. Он говорит, что все у него вышло так хорошо только потому, что было время. В те дни, мол. Черный Отряд был всего-навсего шайкой оборванцев и ничего особенного с ними не происходило. Теперь же мы - постоянно в глубоком дерьме. Мне это не по нраву. И капитану - также. Представить себе не могу человека, коему власть, нежданно свалившаяся в руки, доставила бы меньше удовольствия. Он и не слагает ее по сию пору лишь оттого: что не верит, будто кто-то еще способен командовать Отрядом надлежащим, по его мнению, образом. Я смог провести несколько часов, не проваливаясь в темный колодезь прошлого. Чувствовал себя неплохо. Сари также пребывала в прекрасном настроении. Кто-то появился у дверей. Вскоре Сари ввела к нам капитана. Дядюшка Дой с Тай Даем продолжали трещать мечами. Некоторое время Костоправ взирал на них. - Оригинально. Судя по тону, они не произвели на него впечатления. - Это не для войны, - объяснил я. - Это фехтование для одиночек. У них множество таких героев - одиноких волков. Подобное тоже не впечатляло нашего Старика. Его вера в необходимость братьев, прикрывающих спину, почти что религиозна. Фехтовальное искусство нюень бао - сплошь череда кратких, но интенсивных периодов нападения-обороны, перемежающихся замиранием в самых причудливых позах, причем бойцы, почти не шевелясь, стараются предугадать дальнейший ход противника. Дядюшка Дой в этом весьма искушен. - Ну да, грациозно, не спорю. Почти как танец. Войдя зятем в клан Сари, я был посвящен в боевые искусства нюень бао. Даже если бы не пожелал - дядюшка Дой настаивал. Мне они не очень-то интересны, но - на что не пойдешь ради поддержания мира в семействе. И как упражнения неплохо. - Каждая поза и движение, капитан, имеют названия. Вот это я полагал слабым местом. Любой боец, замкнувшийся на своих методах, неизбежно становится легкой добычей того, кто не чурается новшеств. С другой стороны, я видел, как в Дежагоре дядюшка Дой управлялся с настоящими врагами. Я перешел на нюень бао: - Дядюшка Дой, позволишь ли ты моему капитану познакомиться с Бледным Жезлом? Они уже достаточно долго присматривались друг к другу. А Бледный Жезл - это меч дядюшки Доя. Он называет его своею душой и обращается с ним лучше, чем с самой любимой женой. Дядюшка оторвался от Тай Дэя, слегка поклонился и вышел. Через пару минут он вернулся с чудовищным мечом в три фута длиной. Бережно вытащив меч из ножен, дядюшка подал его Костоправу так, чтобы сталь не касалась потной либо жирной кожи. Он желал убедить нас, что по-таглиански не ведает ни слова. Тщетно. Я слышал, как он разговаривал, - и весьма бегло. Костоправ знал кое-что об обычаях нюень бао. Он принял Бледный Жезл с подобающей осторожностью и почтительностью, словно бы ему была оказана большая честь. Дядюшка Дой это проглотил и не поперхнулся. Костоправ неловко примерился к двуручному эфесу. По-моему, нарочно. Дядя Дой тут же ринулся показывать верный хват, так же как и со мной на каждой тренировке. Он - старикан подвижной; десятью годами старше Костоправа, а в движениях - легче меня. И отличается завидным терпением - Прекрасный баланс - сказал капитан по-таглиански, хотя я, узнав, что он овладел и толикой нюень бао, ничуть не удивлялся - языки ему всегда давались легко. - А вот сталь - не очень. Лезвие меча было узким и тонким. - Он говорит, этому мечу - четыреста лет, - пояснил я, - и он разрубает пластинчатый доспех. Ручаюсь, человека этот меч развалит за милую душу. Не раз видел его в деле. - В продолжение осады, - предположил Костоправ, рассматривая клинок возле рукояти. - Да. - Клеймо Динь Лук Дока... Тут глаза дядюшки сузились, лицо, обыкновенно бесстрастное, отразило крайнее удивление, и он немедля востребовал свой возлюбленный меч назад. То, что Костоправу могут быть известны кузнецы-оружейники нюень бао, заметно встревожило его. Возможно, он менее туп, чем всякий обычный чужак... Дядюшка Дой вырвал из головы прядку и без того редких волос и опустил их поперек клинка. Результат нетрудно было предугадать заранее. - Вот так остригут человека, а он и не заметит, - комментировал Костоправ. - Вполне, - ответил я. - Ты постричься не желаешь? Сари принесла чай. Старик, хоть и не любил чая; принял чашку. Он забавлялся, наблюдая, как я смотрю на нее. Дело в том, что, если Сари в комнате, я не могу уделять внимания чему бы то ни было еще. Сколько ни смотрю на нее, она раз от разу становится прекраснее. Просто не верится в собственное счастье. Все боюсь до дрожи, что сон этот сейчас кончится. - Ты, Мурген, получил замечательную награду, - говаривал Костоправ прежде. Сари он одобрил. Чего не скажешь о ее родне. - И как тебя угораздило жениться на всем этом кагале? Для этого высказывания он перешел на форсбергский, которого никто из присутствовавших не понимал. - Тебе бы там оказаться... Лучше о Дежагоре просто не скажешь. Тамошний кошмар наяву накрепко сплавил Старую Команду с нюень бао. Тут появилась матушка Гота. Четыре фута десять дюймов желчи. Она так и вызверилась на капитана: - Ага! Величайший из великанов, сам собой! Ее таглианский отвратителен, однако она отказывается в это верить. А те, кто ее не понимает, они это - нарочно, чтоб над нею посмеяться... Едва переставляя кривые ноги, она обошла капитана кругом. Она хоть и не жирна, но в ширину - такая же, как и в высоту. Вкупе с ковыляющей походочкой, это делает ее точь-в-точь похожей на миниатюрного тролля. Члены семьи за глаза так ее и зовут: бабушка Тролль. И характер у нее подобающий. Даже камень из терпения выведет. Тай Дэй с Сари были детьми весьма поздними. Остается молить богов, чтобы моя жена впоследствии не сделалась похожей на мать - ни физически, ни характером. Вот на бабушку - совсем другое дело. Похолодало что-то... - Чего так жутко трудить мой Сари муж, ты, господин Столь Великовато Могутный Освободильник? Отхаркнувшись, она сплюнула на сторону, и смысл сего жеста у нюень бао - тот же самый, что и у всех прочих людей. Она тараторила все быстрее и быстрее, и чем быстрее трещала, тем скорее ковыляла. - Ты думать, он раб быть, да? Воин - нет? Время бабушка меня сделать он всегда - нет, тебе все время делать - Да? Она снова отхаркнулась и сплюнула. Бабушкой-то она стала уже давно, только внуки все были не мои, да и не осталось их никого в живых. Но я не стал ей напоминать. Ни к чему лишний раз привлекать ее внимание. Часом раньше она уже прошлась по мне вдоль и поперек, так как я "мудрый - нет, пустоголовец бездельный - да", потому что все время только пишу да читаю. Вряд ли взрослому человеку на это тратить время - да. Матушка Гота вечно всем недовольна. Костоправ говорил: это оттого, что ее вечно мучают боли. Он сделал вид, что не понимает ее ломаного таглианского. - Да, погодка и вправду замечательна. Для нынешнего времени года... Специалисты по сельскому хозяйству заверили меня, что в этом году мы соберем два урожая. Как ты полагаешь, ты справишься с уборкой двойного урожая риса? Снова отхаркиванье, плевок, а затем - долгий, свирепый период на нюень бао, искусно приправленный образными эпитетами, причем не все они взяты из ее родного языка. Пуще всего на свете матушка Гота терпеть не может быть выставленной на посмешище или же игнорируемой. Тут кто-то забарабанил в дверь. Сари где-то чем-то занималась, дабы быть подальше от матушки, так что открывать пришлось мне. Запах Одноглазого явственно чувствовался издалека. - Как делишки. Малец? - спросил наш ведун, суя мне в руки вонючую, грязную, разлохмаченную кипу бумаг. - Старик у тебя? - Какой же ты волшебник, если сам не можешь сказать? - "Какой-какой"... Ленивый! Я отступил в сторону и взвесил на ладони бумажную кипу. - Что за мусор? - Те бумаги, что ты с меня требовал. Мои заметки для Летописи. С этими словами он лениво засеменил к капитану. А я глядел на принесенные им бумаги. Некоторые отсырели. Некоторые покоробились. Вот вам Одноглазый... Я от души надеялся, что этот недомерок не задержится надолго. Натрясет в доме блох да вшей... Он ведь ванну принимает, только если, напившись, в канал свалится. А эта треклятая шляпа... Сожгу ее когда-нибудь. Одноглазый и капитан о чем-то перешептывались. Матушка Гота хотела было подслушать, однако они перешли на язык, которого она не понимала. Втянув в себя бушель воздуха, матушка Гота продолжила было свою трескотню, но... Одноглазый оборвал разговор и воззрился на нее. То была их первая близкая личная встреча. Он ухмыльнулся. Она его ничуть не обескуражила. Ему миновало две сотни лет. И мастерство словесной пикировки он превратил в тончайшее искусство за несколько поколений до рождения матушки Готы. Он поднял вверх большие пальцы и шмыгнул ко мне, улыбаясь, словно мальчишка, случайно босою пяткой вывернувший из земли под одним из концов радуги глиняный горшок. - Малец, - заговорил он по-таглиански, - представь меня по всей форме! Я люблю ее! Она великолепна! Воплощенье всех достоинств. Она - само совершенство. Поцелуй меня, любимая! Может, это оттого, что матушка Гота - единственная в Таглиосе женщина, что не превосходит его в росте? В первый раз я видел, как моя теща лишилась дара речи. Дядюшка Дой с Тай Дэем тоже, пожалуй, опешили. Одноглазый, фигурно выступая, направился через комнату к матушке Готе, и та предпочла отступить. То есть едва ли не бежала. - Совершенна! - каркнул Одноглазый. - Во всех отношениях. Женщина моей мечты... Ты готов, капитан? Чем он таким набрался? - Ага. - Костоправ отодвинул свой чай, который едва пригубил. - Мурген, я бы хотел, чтобы и ты пошел с нами. Пора показать тебе несколько новых трюков. Я, сам не зная отчего, покачал головой. Сари, избежавшая общения с матерью под предлогом необходимости быть со мной, обняла меня и, ощутив мое нежелание идти, сжала мое плечо. Она подняла на меня блестящие миндалины глаз, без слов спрашивая, чем я встревожен. - Не знаю... Похоже, они собирались допрашивать краснорукого Обманника. Не люблю я подобной работы... И тут дядюшка Дой здорово удивил меня: - Могу ли я сопровождать мужа моей племянницы? - З-зачем? - Я хочу удовлетворить голод своего любопытства сведениями об обычаях твоего народа. - Он говорил со мной медленно, словно с идиотом. По его мнению, я обладал одним серьезным врожденным дефектом: не был рожден нюень бао. Ладно, хоть Каменным Воином и Каменным Солдатом больше не зовет... Я так и не понял, что это значило. Я перевел его просьбу Старику. Тот и глазом не моргнул. - Конечно, Мурген. Отчего бы нет... Только идемте, пока мы все тут не померли от старости. Что за чертовщина? И это - капитан, всегда считавший, что от нюень бао хорошего ждать не приходится? Я покосился на кучу бумаги, принесенную мне Одноглазым. Бумаги воняли плесенью. Позже попробую сделать из этого что-нибудь. Если это вообще на что-нибудь годится. Одноглазый вполне мог написать их на языке, который успел забыть в течение последующих лет. Глава 32 Летопись Одноглазого оказалась ужасной, как и следовало ожидать. Более того: вода, плесень, жучки и преступное небрежение сделали большую часть его воспоминаний нечитаемой. Хотя одна глава из недавних уцелела вся, за исключением одной страницы в середине, которая просто-напросто отсутствовала. Вот вам живой пример того, что Одноглазый считал подобающим для хроникера. Он изменил написание большей части наименований мест. Я, где мог, исправил их в соответствии со стандартом, прикидывая, где могло происходить описанное, и сверяясь с картами. *** На исходе третьего года пребывания нашего в Таглиосе наш капитан решил послать Хусавирский полк в Пребельбед, где Прабриндрах Драх вел кампанию против стаи мелких тенеземских князьков. Я с несколькими товарищами по Отряду получил приказ следовать с ним, дабы послужить основой нового полка. Изменник Нож также был в тех землях. Полк проследовал через Ранжи и Годжу, Джайкур и Кантиль, затем миновал Бхакур, Данжиль и прочие недавно взятые нами города, пока, по истечении двух месяцев, мы не нагнали князя во Прайпурбеде. Здесь от полка отделилась половина для эскортировки военнопленных вкупе с трофеями назад, на север. Прочие направились на запад, к Ашарану, где и подверглись неожиданному нападению Ножа, из-за чего пришлось нам забаррикадировать ворота и сбросить со стены множество туземцев, так как те могли оказаться соглядатаями врага. Благодаря моему таланту стратега нам удалось продержаться, невзирая на то, что необученными войсками овладела паника. В Ашаране мы обнаружили большие запасы вина, и это помогло нам скоротать долгие часы осады. По прошествии нескольких недель люди Ножа начали разбегаться, не в силах более терпеть холод и голод, и тогда он решил отступить. Зима та была весьма холодна. Мы провели ее в великих страданиях, вынужденные зачастую угрожать туземцам, дабы нас снабжали достаточным количеством провизии и топлива. Князь вел нас вперед и вперед, большею частью избегая тяжелых боев по причине неопытности личного состава полка. В Мельдермаи я и еще трое человек, выпив вина, опоздали к выступлению полка. Почти сто миль пришлось нам странствовать, рассчитывая лишь на самих себя и ежечасно рискуя быть схваченными. Однажды мы, после ночлега в доме местного Лорда, взяли из его конюшен четырех лошадей. И в придачу - некоторую толику бренди. Дворянин сей обратился с челобитною к князю, и лошадей пришлось вернуть. Неделю мы провели в Форнгоу, а затем князь приказал нам отправляться на юг, к Верхнему Нагелю, где нам предписывалось присоединиться к Четвертому Кавалерийскому, гнавшему шайку Ножа в Рудеральский Каньон. Однако, прибыв на место, мы обнаружили там всего лишь дряхлых старух и полное отсутствие всякой еды, за исключением гнилой капусты, причем большую часть ее крестьяне зарыли в землю перед тем, как бежать. Тогда мы отправились в Силур по Балихорской дороге и там, в лесу, набрели на таверну, устроенную совершенно по северному образцу, где некая враждебная ведьма, пользуясь тем, что мы были не совсем трезвы, пыталась науськать на нас ядовитых жаб. На следующий день нам пришлось пройти пешком несколько миль по болотам, подтаявшему снегу и мерзлой грязи низины, где из земли бьет горячий ключ, предохраняющий все вокруг от замерзания. Затем мы вышли к крепости Тразиль, где полк, навербованный из бывших тенеземских солдат, осаждал своих трасилийских собратьев. Осада, судя по тому, как трудно было в тех краях - даже за плату! - раздобыть съестное, была весьма продолжительной. Там я три дня проработал в полевом лазарете, где, из-за необычайного холода, мне пришлось лечить множество обмороженных. Холод убивал больше солдат, нежели даже противник. От Тразиля мы с личной гвардией князя отправились к Мелопилю и осадили крепость местного царька, расположенную на острове посреди озера. Вода в озере замерзла. По причине страшного мороза лед оказался толст, и всякий раз, как мы шли на штурм, снаряды из машин противника мчались к нам, скользя по оному... *** ...Тенеземцы вкупе со многими нашими были истреблены беспощадным огнем машин со стен, пока гарнизон удерживал ворота. Затем из Тенелова на своем ковре-самолете прибыл Ревун, и убийственная волшба обрушилась на нас, словно молнии в грозу, вынудив нас отступить. Многие были захвачены врагом. По прошествии двух недель пришел приказ идти маршем на соединение с силами, осаждавшими Рани Ортал. По пути мы обнаружили немного вина, что послужило причиной катастрофы: туземцы украли наши вьюки, воспользовавшись нашим сном. Силы обеих сторон собрались отовсюду, и я начал бояться большой битвы. У стен Рани Ортала мог появиться Ревун. После того как город был взят в кольцо, противник предпринял несколько атак на наши траншеи, что стоило ему огромных потерь. Через две недели, в самом начале весны, мы организовали внезапное ночное наступление, и удалось подвести осадные машины к самой стене. Солдаты убивали всех на своем пути - столь злы они были и столь напуганы ночной темнотой. Достигнув верха стены, они сбросили вниз всех, включая даже женщин и детей. Затем из Тенелова на своем ковре-самолете прибыл Ревун с небольшим роем Теней, что вынудило нас оставить все захваченное. С восходом солнца Ревун и Тени удалились, и Прабриндрах Драх собственной персоной вышел вперед, дабы сказать врагу, что к вечеру мы снова пойдем на штурм и на этот раз никто не будет удостоен пощады, однако штурм так и не был осуществлен, оттого что вражеский царек решил попытать счастья в союзе с Таглиосом. Городские ворота распахнулись, и город был отдан солдатам на одну ночь, но им запрещено было иметь при себе любое оружие, кроме кинжалов. Почвы в тех местах весьма скудны, и урожаи даются туземцам нелегко. Обычная пища их - капуста и корнеплоды, а из зерна - рожь. В течение месяца мы стояли гарнизоном в Трюфельваре, где я подружился с сыном правителя, мальчиком одиннадцати лет. Он был смышлен, однако невежествен как в религии, так и в грамоте. Отец его доложил, что Хозяева Теней запретили религиозную практику, наряду с образованием, по всей своей империи, а за выдачу книг - особенно старых - объявили вознаграждение. Доставленные книги немедля сжигались наряду с продолжавшими отправлять требы жрецами, за коих также было объявлено вознаграждение. Должно быть. Ножу такой закон пришелся очень по нраву. По прошествии месяца в полк пришел приказ, предписывавший возвращаться в Джайкур, где Госпожа собирала армию для летней кампании на востоке. В Джайкуре я оставил полк и продолжал путь на север, к Таглиосу, где и был с великою радостью принят старыми своими товарищами по Черному Отряду. Описание этой "кампании" оказалось самым подробным и содержательным из всей писанины Одноглазого. Прочие фрагменты содержали куда менее связные повествования. Глава 33 Плененный краснорукий Обманник ожидал нас в помещении, с ручательством защищенном ото всякой подглядывающе-подслушивающей волшбы. Одноглазый клялся, что сплел заклятья так, что сама Госпожа в лучшие дни свои не пробилась бы сквозь их преграду. - Прошлое Госпожи меня в данном отношении не волнует, - буркнул Костоправ. - Чего не скажешь о настоящем Душеловицы. Она залегла на дно, однако находится неподалеку и наверняка желает знать, что где происходит. Также тревожит меня и Ревун. У него на Отряд ба-альшущий зуб. - Да все в порядке, говорю тебе, - настаивал Одноглазый. - Сам Властелин сюда не прорвется. - Вот то же самое и Копченый думал о своей потайной палате. Меня передернуло. И Одноглазого - также. Конечно, я сам не видел Копченого, уничтоженного чудовищем, проникшим сквозь тончайшую брешь в его защите, однако наслышан достаточно. - А что там из Копченого вышло? - спросил я, так как, по слухам, чудовище не убило его. Костоправ прижал палец к губам. - Вот за этим углом... Я думал, мы возвращаемся в ту комнату, где Гоблин и Одноглазый со Стариком вытаскивали меня после последнего приступа. Просто догадался, что краснорукого Душилу держали там же, за занавесью. Но нет, прибыли мы совсем в другое место. И Обманник был не один. Радиша Драх, сестра правящего князя, Прабриндрах Драха, стояла там, прислонясь к стене, и рассматривала пленника. Маленькая, смуглая и сморщенная, подобно всем таглианкам, кому за тридцать, она отличалась твердостью характера и ясностью ума. Говорят, что она потеряла самообладание лишь единожды в жизни - в ту ночь, когда Госпожа истребила всю верхушку разношерстного таглианского жречества, положив конец религиозным распрям, что сделало ее ключевой фигурой в военных действиях. После той демонстрации было еще много чего, менее интригующего. Союзники и наниматели наши, похоже, решили дать нам самим найти свою гибель. Если расспросить таглианское дворянство и жречество, то выяснится, что большинство принадлежащих к высшему обществу уверены: княжеские решения на деле принимает Радиша. И это совсем недалеко от истины. Брат ее, конечно, не так податлив, как о нем думают, однако предпочитает поменьше интересоваться службой. За спиной Радиши стоял стол, на нем лежал человек. - Копченый? - спросил я. И даже получил ответ. Копченый был все еще жив. И все еще - в коме. Все мускулы его одрябли донельзя, словно мешки с жиром. А за ним, с потолка до пола, свисала занавесь - точно такая же, как и в той комнате, где я очнулся в последний раз. Значит, комната все-таки та же самая, только вошли мы в нее с другой стороны. Странно. - Копченый, - подтвердил Костоправ. Тут я понял, что меня посвящают в одну из главных тайн. - Но... - Этот тип рассказал что-нибудь интересное? - спросил Костоправ у Радиши, перебивая мой вопрос. Должно быть, она развлекалась с пленным. А капитан по некоей причине не желает привлекать ее внимания к Копченому... - Нет. Но скажет. Душила изобразил смешок. Смелый он мужик, но - дурак. Ему ли не знать, чего можно добиться от человека пытками... По спине моей снова пробежал холодок. - Понятно. Одноглазый, приступай. Мурген нас и так здорово задержал. Летопись... Значит, он откладывал допрос только затем, чтобы я мог занести его в Летопись... Не стоило беспокоиться. Я не любитель пыток. А вот Одноглазый принялся за дело с энтузиазмом. Он потрепал пленника по щеке. - Придется тебе, милок, помочь мне. А уж я буду с тобой помягче - если только ты позволишь. Что же вам, Душилам, занадобилось в Таглиосе? - Он взглянул на капитана. - Гоблин скоро появится? - Давай-давай, не отвлекайся. Одноглазый что-то такое сделал, и Душила рванул веревки, коими был связан, слегка - на выдохе - вскрикнув. - Но я ж ему такую женщину подыскал, командир! - говорил меж тем Одноглазый. - Верно, Малец? Злобно усмехнувшись, он склонился над Обманником Так вот отчего он так восхищался матушкой Готой. Решил воспользоваться ею, чтоб подшутить над Гоблином... Мне бы разозлиться, хотя бы во имя Сари, однако, несмотря на все старания, возмущения не получалось. Матушка сама постоянно нарывается на грубость. - Ты, милок, понимаешь ли свое положение? - замурлыкал Одноглазый. - Когда тебя взяли, ты был с Нарайаном Сингхом. И лапка у тебя - красная. Два этих обстоятельства и подсказывают мне, что ты - Обманник весьма особого рода, из тех, которых капитан шибко уж хочет видеть. Он указал на Костоправа. Для обозначения капитана он воспользовался словом "ямадар", с коим у Обманников связаны четкие религиозные соотнесения. Да, им удалось взять Госпожу, однако та навечно пометила их вот этой краснотой на руке. Что в наши дни и выделяет их из толпы. Одноглазый цыкнул слюной сквозь остатки зубов. Всякий не знающий его посчитал бы, что он размышляет. - Но я, видишь ли, - продолжал он, - парень хороший, терпеть не могу, когда людей мучают, а потому дам тебе шанс избавиться от такого вот конца. - Он небрежно ткнул большим пальцем за спину, в сторону Копченого, тогда как меж пальцами другой его руки с треском проскочила искра. Душила заорал таким криком, что рвет нервы, да еще концы солью присыпает. - Можешь продлить это навечно, можешь пройти процедуру по-быстрому. Все в твоих руках. Скажи, что Обманники затевают в Таглиосе? - Нагнувшись ближе, он шепнул: - Я могу даже устроить так, что тебя отпустят. Пленник раскрыл было рот. Пот заливал ему глаза, обжигая их. Он дернул головой, пытаясь стряхнуть его. - Могу спорить, она решит, что Гоблин симпатичен, словно навозный жук, - хихикнул Одноглазый. - Как полагаешь, Малец? - Я полагаю, - зарычал Костоправ, - что тебе лучше делом заниматься! Он тоже не любит процедур пыток, и терпения на игрища Гоблина и Одноглазого у него уже не оставалось. - Да не выпрыгивай ты из сапог, командир. Никуда этот парень не денется. - Зато дружки его что-то замыслили. Я взглянул на дядю Доя - что он думает об этой перепалке. Лицо его было совершенно каменным. Может, он и впрямь разучился понимать по-таглиански? - Не нравится, как я работаю, - гавкнул Одноглазый, - так прогони меня и делай сам, как хочешь! - Он ткнул в пленного пальцем. Тот напрягся в ожидании боли. - Ты! Что вы делаете в Таглиосе? Где Нарайан с Дщерью Ночи? Выкладывай уж, не подводи меня. Тут я и сам напрягся - меня здорово пробрало холодом. С чего бы? Пленник, словно рыба на суше, хватал ртом воздух. Все тело его было покрыто потом. Положение его было безвыходным. Если он, что-либо зная, заговорит - а ведь обязательно заговорит рано или поздно, - его же товарищи после обойдутся с ним без малейшей жалости. Костоправ почуял его мысли. - Значит, близок день зла? - спросил он. Я целиком и полностью сочувствую Старику. Если ему и удастся вернуть дочь, то найдет он вовсе не то, что искал. Она - Обманница со дня появления на свет, пробужденная, чтобы воплотить собою Дщерь Ночи, предвестницу Годины Черепов. Черт возьми, ее посвятили Кине еще до рождения. Она станет тем, кем они желают ее видеть. И эта безысходность разобьет родительские сердца. - Говори, милок, говори. Очень уж знать интересно. Одноглазый старался вести дело только меж собой и клиентом. Он дал Душиле короткую передышку. Остальные равнодушно наблюдали за пленным. То был чернорумельщик. Обычно у Душил это означает, что на его совести - более трех десятков безжалостных и беспощадных убийств. Либо он получил этот чин более прямым путем - задушил другого чернорумельщика. Кина олицетворяет собой верховного Обманника. Предать при случае своего - для нее высшее наслаждение. Но Одноглазый не сообразил напомнить нашему Обманнику об этом аргументе. Тот снова закричал, пытаясь выдавить что-то сквозь крик. - Все равно ведь заговоришь, - сказал Одноглазый. - Я не могу сказать. Я не знаю, где они. Я лично ему поверил. Если Нарайан Сингх будет посвящать всех и каждого в свои намерения, то не проживет так долго в мире, где все охотятся за ним. - Жаль, жаль. Тогда просто расскажи, что понадобилось Обманникам в Таглиосе - через столько-то времени. Интересно, отчего он постоянно возвращается к этому? Душилы уже сколько лет не смели промышлять в этом городе... Значит, Одноглазому и Старику что-то известно. Только - откуда? Пленник снова зашелся в крике. - Те, которых удается изловить, всегда - полные невежды, - заметила Радиша. - Неважно, - отвечал Костоправ. - Я точно знаю, где Сингх. Вернее, где он будет, когда устанет бежать. Пока он не осознает этого, я уверен, что он всегда окажется именно там, где я пожелаю. У дядюшки Доя дрогнула бровь. Наверное, для него это высшая степень волнения. Радиша, нахмурившись, одарила Костоправа злобным взглядом. Ей нравится верить, что во Всем дворце лишь ее мозг на что-нибудь годен. А мы, Черный Отряд, просто-напросто наемные мускулы. Казалось, я явственно слышу скрипы и стоны мыслей в ее голове. Откуда бы ему, Костоправу, знать такие вещи? - И где же он? - Сейчас он сбивается с ног, дабы поскорее соединиться с Могабой. Поскольку остановить его мы не можем - ибо любые вести, посланные ему вдогонку, сильно запоздают, - о нем стоит забыть. Я было решил невзначай напомнить о воронах. Костоправ ведь с ними разговаривает, а летают они еще быстрее, чем Обманники - бегают, но вовремя вспомнил, что от меня размышлений не требуется и привели меня сюда не для разговоров. - Забыть? Пожалуй, Радиша была изумлена. - Лишь на краткое время. Пока не выясним, что его ребята собираются здесь делать. Одноглазый вновь взялся за работу. Я искоса глянул на дядю Доя, остававшегося в стороне от событий куда дольше, чем можно было ожидать. Заметив мой взгляд, он спросил на нюень бао: - Могу ли я допросить этого человека? - Зачем? - Дабы испытать его веру. - Ты ведь не настолько хорошо говоришь по-таглиански. А посему - что проку? - Значит, ты будешь переводить. Просто ради смеху, а может, для того, чтобы слегка уязвить дядюшку, Костоправ сказал: - Я не возражаю, Мурген. Вреда от этого не будет. Замечание его ясно демонстрировало близкое знакомство с говором нюень бао. Для дядюшки Доя оно было исполнено определенного смысла, особенно вкупе с недавним наблюдением насчет происхождения Бледного Жезла. Что за черт? Я был совершенно сбит с толку и уже сам начал становиться законченным параноиком. Может, из последнего припадка я вернулся не в тот мир? На том самом, памятном мне, превосходном таглианском дядюшка Дой принялся обстреливать Обманника чередою кратких, дружелюбных вопросов - из тех, на какие большинство людей отвечает, не задумываясь. Мы успели узнать, что человек этот имел семью, однако жена его умерла при родах. Затем он понял, что им манипулируют, и принялся внимательнее следить за языком. Дядюшка продолжал болтать, притопывая ногами, словно развеселившийся тролль, и вытянул из пленника множество сведений о его прошлом, однако ни разу не затронул темы возобновления интереса Душил к Таглиосу. Костоправ, как я заметил, следил за дядюшкой Доем куда внимательнее, чем за пленным. Ну да, капитан наш живет в самом центре тайфуна паранойи. Склонившись ко мне, он полночным шепотом сказал: - Когда другие уйдут, останься. Объяснять, для чего, не стал. Отошел сказать что-то Одноглазому - на языке, даже мне непонятном. Он знает, самое меньшее, два десятка языков. Оно и понятно - сколько времени провел в Отряде... Одноглазый, вероятно, знает еще больше, однако в собеседники ему не годится никто, кроме Гоблина. Кивнув, Одноглазый вновь взялся за дело. Вскоре наш ведун снова прервался, принявшись выпроваживать Радишу с дядей Доем за дверь. Проделал он это столь необычными для него мягкими и вежливыми способами, что они ни словом не возразили. Дядюшка Дой был не более чем гость, а Радишу повсюду ждали неотложные дела, и посему Одноглазый легко внушил им, что мысль об уходе - их собственная. Во всяком случае, своего добился. Облегчило ему задачу и то, что Костоправ тоже якобы собрался уходить, однако не прошло и пяти минут, как капитан вернулся. - Пожалуй, - сказал я ему, - я уже все повидал. Чудес на свете не осталось. Стало быть, пора мне уходить и отставку и, как задумал, завести ферму. Репу сажать. И это было жестом лишь наполовину. Стоит Отряду осесть на одном месте, все наши начинают строить подобные планы. Такова, видимо, природа человеческая. Репы в Таглиосе не выращивали, однако я видел ничейные участки земли, вполне годные под разведение репы, пастернака и сахарной свеклы. Масло с Ведьмаком неподалеку, значит, с семенами заминки не будет. Может, они и картошки малость доставят. Может быть... Костоправ улыбнулся: - Одноглазый! Похоже, этот скользкий тип нам ничего полезного не скажет. - А знаешь, почему на то похоже, командир? Он знает нечто и старается удержать это хотя бы еще чуть-чуть. Всякий раз, как я причинял ему боль, у него возникала такая мысль. Он думает, что вытерпит еще только разик. А потом - еще разик... - Пусть его жажда помучает. Капитан отодвинул сиденье и Обманника на нем в угол и накрыл его рваной простыней, словно мебель перед отправкой на свалку. - Слушай, Мурген. Время поджимает. Все вот-вот начнется, и ты нужен мне в первых рядах - здоровый или больной. - Не нравится мне, как оно звучит... Однако он был не в настроении шутить. - Мы узнали кое-что интересное о Копченом. - Тут он ни с того ни с сего перешел на диалект Самоцветных городов, неизвестный в этих землях никому, кроме наших, разве что Могаба тайком пробрался бы во Дворец. - Твои припадки - и то, что они могут означать - нас здорово затормозили, однако нам нужно пошевеливаться. Настала пора рискнуть. И тебе, старому псу, нужно выучиться кое-каким новым фокусам. - Пугаешь? - Нет. Это важно. Слушай внимательно. У меня нет больше времени на возню с Копченым. У Одноглазого - также. Колдовской арсенал отнимает все его время. А больше я в таких делах никому не верю. Кроме тебя. - Чего? Не понимаю. Ты толком говори. - Слушай. Слушай и смотри, а рот держи на замке. Времени у нас мало. Радише может прийти в голову воротиться и снова подвергнуть Обманника пыткам. Она это любит. - Он обратился к Одноглазому: - Напомни мне, что надо выяснить, нельзя ли постоянно назначить сюда Корди. Махера. При нем она не станет путаться под ногами. - Он вскоре должен вернуться в город. Если уже не вернулся. - И это - начальник моей разведки, - посетовал Костоправ, указывая на Одноглазого и укоризненно качая головой. - На один глаз слеп, а другим вообще ничего не видит. Я взглянул на укрытого простыней врага. Тот уже начал похрапывать. Хороший солдат никогда не упустит возможности отдохнуть... Глава 34 Часы тянулись и тянулись. Костоправ ушел, затем снова вернулся. - Видишь, Мурген, как просто? Ты когда-нибудь видел столь действенный трюк, который так просто выполнить? - Ни разу в жизни, - согласился я. - Словно с дерева упасть. Или же - проваливаешься в бездонную яму, в чем я уже достаточно, хоть и не своей волей, напрактиковался. Хотя на словах все куда проще, чем на деле. Я заранее знал, что и это не составит исключения. - Теперь я хотя бы понял, как тебе удавалось казаться вездесущим, вызнавая вещи, совершенно невероятные. Костоправ рассмеялся. Раскрытие своего изумительного замысла привело его в великолепное настроение. - Давай, попробуй теперь сам. Я бросил на него взгляд, который он предпочел принять за непонимающий. Да, ничего особенного. Все равно что с дерева упасть. Может быть. Только вот Одноглазый не очень годится в наставники. - Делай, как Одноглазый показывал. Определись, что тебе нужно увидеть. Скажем, на Копченом сосредоточься. Но проделывай все чертовски тщательно. Здесь точность нужна. Точность - это все. Неясность - смерть. - Точно так же в любой мною слыханной байке работала магия, капитан. Неясности постоянно сбивают с толку. - Пожалуй, это верно. - Кажется, я коснулся больного места - он внезапно о чем-то призадумался. - Давай. Но мне не хотелось. Все это слишком похоже на то, что бывает, когда я падаю сквозь эту бесконечную кроличью нору в Дежагор. Возможно ли, что все это Копченый как-то надо мной проделывает? Костоправ покачал головой: - Никоим образом. Это вещи совершенно разные. Давай. Я настаиваю. Только время попусту тратишь. Взгляни на что-нибудь из Летописи, чем всегда интересовался. Мы будем рядом и прикроем тебя, на случай чего. - А если я взгляну на Масло с Ведьмаком? - Я знаю, где они. Только что миновали Первый Порог. Будут здесь через несколько дней. Попробуй что-нибудь другое. Масло с Ведьмаком последние три года провели в путешествии на север с таглианским посольством и письмами, посланными Госпожой тем, кого ей пришлось оставить там. Задачей их было - разузнать все, что возможно, о Хозяйке Теней по имени Грозотень. Покойница Грозотень, как выяснилось прежде, оказалась изгнанницей из старой империи Госпожи, Буреносицей, также