е и еще какую-то сумрачную комнату с лежанкой, молодой человек остановился возле низенькой двери и вынул из кармана брюк большой ключ. С трудом повернув его в ржавой замочной скважине, он распахнул дверь, что-то пробормотал, - и Ивлев увидел каморку в два окна; у одной стены ее стояла железная голая койка, у другой - два книжных шкапчика из карельской березы. - Это и есть библиотека? - спросил Ивлев, подходя к одному из них. И молодой человек, поспешив ответить утвердительно, помог ему растворить шкапчик и жадно стал следить за его руками. Престранные книги составляли эту библиотеку! Раскрывал Ивлев толстые переплеты, отворачивал шершавую серую страницу и читал: "Заклятое урочище"... "Утренняя звезда и ночные демоны"... "Размышления о таинствах мироздания"... "Чудесное путешествие в волшебный край"... "Новейший сонник"... А руки все-таки слегка дрожали. Так вот чем питалась та одинокая душа, что навсегда затворилась от мира в этой каморке и еще так недавно ушла из нее... Но, может быть, она, эта душа, и впрямь не совсем была безумна? "Есть бытие, - вспомнил Ивлев стихи Баратынского, - есть бытие, но именем каким его назвать? Ни сон оно, ни бденье, меж них оно, и в человеке им с безумием граничит разуменье..." Расчистило на западе, золото глядело оттуда из-за красивых лиловагых облаков и странно озаряло этот бедный приют любви, любви непонятной, в какое-то экстатическое житие превратившей целую человеческую жизнь, которой, может, надлежало быть самой обыденной жизнью, не случись какой-то загадочной в своем обаянии Лушки... Взяв из-под койки скамеечку, Ивлев сел перед шкапом и вынул папиросы, незаметно оглядывая и запоминая комнату. - Вы курите? - спросил он молодого человека, стоявшего над ним. Тот опять покраснел. - Курю, - пробормотал он и попытался улыбнуться. То есть не то что курю, скорее балуюсь... А, впрочем, позвольте, очень благодарен вам... И, неловко взяв папиросу, закурил дрожащими руками, отошел к подоконнику и сел на него, загораживая желтый свет зари. - А это что? - спросил Ивлев, наклоняясь к средней полке, на которой лежала только одна очень маленькая книжечка, похожая на молитвенник, и стояла шкатулка, углы которой были обделаны в серебро, потемневшее от времени. - Это так... В этой шкатулке ожерелье покойной матушки, - запнувшись, но стараясь говорить небрежно, ответил молодой человек. - Можно взглянуть? - Пожалуйста... хотя оно ведь очень простое... вам не может быть интересно... И, открыв шкатулку, Ивлев увидел заношенный шнурок, снизку дешевеньких голубых шариков, похожих на каменные. И такое волнение овладело им при взгляде на эти шарики, некогда лежавшие на шее той, которой суждено было быть столь любимой и чей смутный образ уже не мог не быть прекрасным, что зарябило в глазах от сердцебиения. Насмотревшись, Ивлев осторожно поставил шкатулку на место; потом взялся за книжечку. Это была крохотная, прелестно изданная почти сто лет тому назад "Грамматика любви, или Искусство любить и быть взаимно любимым". - Эту книжечку я, к сожалению, не могу продать, - с трудом проговорил молодой человек. - Она очень дорогая... они даже под подушку ее себе клали... - Но, может быть, вы позволите хоть посмотреть ее? - сказал Ивлев. - Пожалуйста, - прошептал молодой человек. И, превозмогая неловкость, смутно томясь его пристальным взглядом, Ивлев стал медленно перелистывать "Грамматику любви". Она вся делилась на Маленькие главы: "О красоте, о сердце, об уме, о знаках любовных, о нападении и защищении, о размолвке и примирении, о любви платонической"... Каждая глава состояла из коротеньких, изящных, порою очень тонких сентенций, и некоторые из них были деликатно отмечены пером, красными чернилами. "Любовь не есть простая эпизода в нашей жизни, - читал Ивлев. - Разум наш противоречит сердцу и не убеждает оного. - Женщины никогда не бывают так сильны, как когда они вооружаются слабостью. - Женщину мы обожаем за то, что она владычествует над нашей мечтой идеальной. - Тщеславие выбирает, истинная любовь не выбирает. - Женщина прекрасная должна занимать вторую ступень; первая принадлежит женщине милой. Сия-то делается владычицей нашего сердца: прежде нежели мы отдадим о ней отчет сами себе, сердце наше делается невольником любви навеки..." Затем шло "изъяснение языка цветов", и опять кое-что было отмечено: "Дикий мак - печаль. Вересклед - твоя прелесть запечатлена в моем сердце. Могильница - сладостные воспоминания. Печальный гераний - меланхолия. Полынь - вечная горесть"... А на чистой страничке в самом конце было мелко, бисерно написано теми же красными чернилами четверостишие. Молодой человек вытянул шею, заглядывая в "Грамматику любви", и сказал с деланной усмешкой: - Это они сами сочинили... Через полчаса Ивлев с облегчением простился с ним. Из всех книг он за дорогую цену купил только эту книжечку. Мутно-золотая заря блекла в облаках за полями, желто отсвечивала в лужах, мокро и зелено было в полях. Малый не спешил, но Ивлев не понукал его. Малый рассказывал, что та женщина, которая давеча гнала по лопухам индюшек, - жена дьякона, что молодой Хвощинский живет с нею. Ивлев не слушал. Он все думал о Лушке, о ее ожерелье, которое оставило в нем чувство сложное, похожее на то, какое испытал он когда-то в одном итальянском городке при взгляде на реликвии одной святой. "Вошла она навсегда в мою жизнь!" - подумал он. И, вынув из кармана "Грамматику любви", медленно перечитал при свете зари стихи, написанные на ее последней странице. Тебе сердца любивших скажут: "В преданьях сладостных живи!" И внукам, правнукам покажут Сию Грамматику Любви. Москва. Февраль. 1915 ^TКНИГА^U Лежа на гумне в омете, долго читал - и вдруг возмутило. Опять с раннего утра читаю, опять с книгою в руках! И так изо дня в день, с самого детства! Полжизни прожил в каком-то несуществующем мире, среди людей никогда не бывших, выдуманных, волнуясь их судьбами, их радостями и печалями, как своими собственными, до могилы связав себя с Авраамом и Исааком, с пелазгами и этрусками, с Сократом и Юлием Цезарем, Гамлетом и Данте, Гретхен и Чацким, Собакевичем и Офелией, Печориным и Наташей Ростовой! И как теперь разобраться среди действительных и вымышленных спутников моего земного существования? Как разделить их, как определить степени их влияния на меня? Я читал, жил чужими выдумками, а поле, усадьба, деревня, мужики, лошади, мухи, шмели, птицы, облака - все жило своей собственной, настоящей жизнью. И вот я внезапно почувствовал это и очнулся от книжного наваждения, отбросил книгу в солому и с удивлением и с радостью, какими-то новыми глазами смотрю кругом, остро вижу, слышу, обоняю - главное, чувствую что-то необыкновенно простое и в то же время необыкновенно сложное, то глубокое, чудесное, невыразимое, что есть в жизни и во мне самом и о чем никогда не пишут как следует в книгах. Пока я читал, в природе сокровенно шли изменения. Было солнечно, празднично; теперь все померкло, стихло. В небе мало-помалу собрались облака и тучки, кое-где - особенно к югу - еще светлые, красивые, а к западу, за деревней, за ее лозинами, дождевые, синеватые, скучные. Тепло, мягко пахнет далеким полевым дождем. В саду поет одна иволга. По сухой фиолетовой дороге, пролегающей между гумном и садом, возвращается с погоста мужик. На плече белая железная лопата с прилипшим к ней синим черноземом. Лицо помолодевшее, ясное. Шапка сдвинута с потного лба. - На своей девочке куст жасмину посадил! - бодро говорит он. - Доброго здоровья. Все читаете, все книжки выдумываете? Он счастлив. Чем? Только тем, что живет на свете, то есть совершает нечто самое непостижимое в мире. В саду поет иволга. Все прочее стихло, смолкло, даже петухов не слышно. Одна она поет - не спеша выводит игривые трели. Зачем, для кого? Для себя ли, для той ли жизни, которой сто лет живет сад, усадьба? А может быть, это усадьба живет для ее флейтового пения? "На своей девочке куст жасмину посадил". А разве девочка об этом знает' Мужику кажется, что знает, и, может быть, он прав. Мужик к вечеру забудет об этом кусте - для кого же он будет цвести? А ведь будет цвести, и будет казаться, что недаром, а для кого-то и для чего-то. "Все читаете, все книжки выдумываете". А зачем выдумывать? Зачем героини и герои? Зачем роман, повесть, с завязкой и развязкой? Вечная боязнь показаться недостаточно книжным, недостаточно похожим на тех, что прославлены! И вечная мука - вечно молчать, не говорить как раз о том, что есть истинно твое и единственно настоящее, требующее наиболее законно выражения, то есть следа, воплощения и сохранения хотя бы в слове! 20 августа 1924 ^TА.М.РЕМИЗОВ - КНИГА^U Я не "библиофил" - и в том смысле, как это здесь понимается, я не раз слышал среди русских, охотников до чтения: я не собираю книг, чтобы за чтение брать деньги; и в настоящем значении, по Осоргину: мне совершенно не важно, в скольких экземплярах издана книга, и чтобы непременно иметь номер первый и, если можно, а, пожалуй, и желательно, единственный. Книга - чтение, люблю читать, а самые отчаянные библиофилы, как известно, только любуются и завидуют: всегда ведь найдется, имя его произносится с ненавистью, у кого экземпляр первее. Книга - святыня, исповедую "Вопрошания Кирика", нашу древнюю русскую память и завет, а подлинный библиофил готов сжечь книгу, чтобы хранить у себя "бесспорно" единственный экземпляр. Для меня книга - наука прежде всего, "источник знания": не научит ли она меня уму-разуму? - ну, конечно, я не безразличен и к ее "явлению": к буквам, строчкам и типографским находкам - буквенному искусству. Для меня книга - и обстановка: только среди книг я нахожу себе место, и в комнате без книг, как и посреди живой природы "под ветром", я пропадаю - трудно сосредоточиться; правда, в саду я никогда и не пытался писать, но в тюрьме - какие же там книги! или на кухне, под блестящими глазами кастрюль на кухне, всякое бывало! и я прекрасно справлялся, выходило: слова шли за мыслью и мысли бежали за словами; но должен сказать: "положить душу за книгу!"... подумаю, но для библиофила - и думать нечего: без книги библиофил как не существует и ради книги библиофил готов на все. Начал я собирать с первой прочитанной, когда, не находя места от переполнявших меня чувств - итог семилетия моей жизни, - я победил в себе какой-то непонятный страх перед печатным словом, а затем и сам написал, как пишется в книге, мой первый рассказ: "Убийца". Первая книга, положившая основание нашему книжному собранию: "Рассказы" Андрея Печерского, первое издание, в переплете и большой сохранности; книгу купили на Сухаревке за двугривенный - цена корнет-а-пистона, погубившего своим неожиданным вылетающим неприличным звуком мою музыкальную карьеру. И это знаменательно: Андрей Печерский! П. И. Мельников-Печерский, ученик Гоголя, не "оркестровый", как Аксаков, Достоевский, Тургенев, Писемский, Щедрин, а "копиист", а между тем от него я веду мое литературное родословие ("Посолонь"), считаю его своим учителем при всем моем несозвучии с его искусственным "русским стилем", и Андрей Белый (Б. Н. Бугаев), едва ли даже прочитавший "В лесах" и "На горах", сам блестящий "копиист" Гоголя ("Серебряный голубь"), и, наконец, Горький - в своем лучшем, что не может не остаться в русском слове: "Фома Гордеев". Второй книгой, тоже купленной на Сухаревке, оказался (ведь все "случайно") Горбунов - за гривенник - цена турмана, из-за которого однажды меня колотили - упустил! - смертным боем, норовя "под душку", и навсегда вычеркнули из голубятников. И. И. Горбунов - и это тоже знаменательно! Сцены Горбунова - репертуар нашего театра, я знал его наизусть, но литературно он меня никак не тронул, оттолкнул: мне вообще чужда манера "рассказчика"; у Горбунова она общая с "народным", прославившим Писемского ("Питерщик" и "Леший"); этот рассказчик всегда кого-то представляет и "коверкает" (имитирует) - неловко слушать. От Горбунова пошел тот легко усвояемый "русский стиль", который можно назвать "анекдотическим", любители на такое всегда найдутся, но "русской" литературе ни тепло, ни холодно. Все мои братья тянулись к книге. Я не знаю, в чем было больше соревнования: в голубях, в бабках или в книгах. Как себя помню, помню книгу в нашей бывшей красильне. И скоро всем стала известна наша книжная страсть, и первый подарок на рождество: анненковский Пушкин в синем переплете от тетки Капустиной и иллюстрированные "Вечера" и "Миргород" Гоголя - от Найденовых. Роскошного семитомного Пушкина страшно было тронуть - вот откуда "библиофил"! - мы только, любуясь, смотрели на книги, ревниво следя, чтобы кто-нибудь из нас не замусолил пальцами. К нашему счастью, брат, который писал стихи и вел аккуратно дневник, достал "по случаю" однотомного Пушкина и уж не расставался, читая вслух, и плакал над "Капитанской дочкой". Так мы узнали Пушкина. А Гоголь мне пришелся не по зубам: и то, что не по-"русски", чего-то не привычно... тоже говорили, что очень смешно и страшно, но ничего смешного и страшного я не почувствовал, а рисунки слепые - для моих глаз ничего не вырисовывалось. Потом я понял, что Гоголя надо изучать; но как и в первое чтение, так и теперь - зная наизусть, ничего смешного не нахожу и отзыв Пушкина о смехаче Гоголе не понимаю, а что до страха - я беру лучшее, а может быть, и единственное произведение Леонида Андреева "Вор" и спрашиваю свое чувство: что страшнее, то ли, когда тебя ловят, преследуя по вагонам, или во сне хватающая руками ведьма-панночка в "Вии"? Всякую новую книгу, появлявшуюся у нас - источник один: голуби на Трубе, книга на Сухаревке, а насчет денег "история умалчивает", ну, спекуляция с голубям, тоже всякие "находки"... и книгу, и разрозненные журналы мы регистрировали. Составлялся каталог нашей библиотеки, чем мы очень гордились. И когда здесь, в Париже, русская инфирмьерша Нина Александровна Попович, появившаяся у нас по беде со жгучими "банками", оглядев наше берлинское и парижское книжное собрание, объявила, что она тоже собирает и у нее уже двести книг, я ее очень хорошо понял, ее чувство гордости обладательницы таким, ни с чем не сравнимым сокровищем: книга. И когда Шаповалов, рассыльный гастрономического магазина "Рами", тоже не сказал, а объявил, и это очень важно: интонация! - что у него пятьсот книг, не считая разрозненных журналов, я ему от всего сердца посочувствовал и пожелал собрать тысячу, а разрозненные дополнить недостающими, чтобы хранить комплекты. И всякий раз меня радует, когда встречаю человека, который хоть как-нибудь, боком тянется к книге. И как я могу себя чувствовать среди спортсменов! И мое сиротство, не покидающее меня в домах с теесефом, но без книг! Любви своей никому не навяжешь, знаю, но и свое сожаление, а часто досаду тоже не вытравишь и не скроешь. Никогда не забыть, как после России, где остались все наши книги, мы очутились в Берлине среди голых стен, и какое это было счастье - "Мертвые души", первая купленная книга за границей, положившая основание нашей бедной библиотеке. Но и при всех бедовых случаях нашей жизни, и при бедствиях общечеловеческих, мы никогда с ней не расстаемся, храня и разрозненные, и перевозим с собой при перемене квартиры: так за эти годы пропутешествовали наши тяжелые драгоценные ящики - с авеню Мозар на бульвар Порт-Рояль, с Порт-Рояля в Булонь, и опять в Отэй, на рю Буало; очень это чувствительно, но и неизбежно, как покупка лекарства. А сколько раз слышали: "бросьте!" Это говорили те, "благожелатели", которым всегда есть дело до другого, у них особенные вынюхивающие носы, и которые всегда осуждают нас и особенно интересуются, сколько у нас комнат, и они правы: книгам надо место, а стало быть, поселиться в норе никак невозможно! А ведь именно "нора", по их убеждению, и есть наше место... и они правы, скажу больше, нам место - и нора чересчур! И сколько раз я слышал и слышу: "Почему вы не пишете?" И это говорили благожелатели, но у которых язык не повернется сказать "бросьте ваши книги!" Обыкновенно я или отмалчивался, или говорил невпопад, очень мне это надоело. Но наконец, нашел формулу и уж не смущаясь и без раздражения повторяю попугаем отнюдь не попугаям: "Не я не пишу, а меня не печатают". - "Как? почему?" - "Нет места". И плакат, заготовленный для посетителей, чтобы на стенку повесить, украшенный моими маленькими рисунками: "Не спрашивайте: почему я не пишу?" - я бережно сложил и спрятал в архив, в отдел, называемый: "День зарубежной русской культуры". С каждым годом превращаюсь из "писателя" (я подразумеваю профессиональное звание человека, реализующего свое ремесло) в пишущего, но не печатающегося и не выпускающего своих книг, завитущатого "книгописца" и иллюстратора - в Париже, городе художников, "самодельно" рисую картинки с расчеркивающимися подписями в своих рукописных единственных экземплярах, - для России попадаю в - "несуществующие", а для зарубежья, в большинстве далекого от всякой литературы, в "бывшего"... вы меня поймете - ведь мы существуем милостыней, подаянием или, говоря словами "Живых мощей": "А добрые люди здесь есть тоже"... вы понимаете мое чувство: нет у меня никакой возможности и даже не могу мечтать (стало быть, и с мечтой, как будто независимой и наперекор прущей, можно расстаться - погасить или вырвать!), да, я давно уже не мечтаю купить книгу. Часами готов, и под дождем, - и терпеливо выстаиваю перед витринами книжных магазинов, любуясь - и как понятно мне тогда: "библиофил" - его, чуждая мне, читателю, природа: библиофил есть только ревнивый и страстный обозреватель книги! Иногда же я решаюсь и, набравшись смелости, вхожу в магазин. Приказчики все это хорошо понимают: присмотрелись, ведь такой, как я, не один перебывает за день бесполезно - не спрашивают и отходят в сторону... потом я ухожу, кивая и глазами так - и за все благодарен! - в глаза, которые, щадя меня, не замечают. Не однажды видел я, но раз особенно запомнилось: человек перед витриной с деликатесами - и как стоял он и высматривал, всматриваясь до осязания, я понял, что это голодный. А что если бы вдруг все это вкусное и соблазнительное нагромождение взлетело бы на воздух? - да это голодный, пожалуй, и не заметил бы, ведь все равно не для него оно заготовлено! а если бы и спохватился, то непременно позлорадствовал бы, что так и надо, ну "что? - съели?!" Я понимаю. Но какая разница: паштет с заливным, который до засоса тянет к себе и никогда не попадет тебе в рот, или вот как я таращусь? И что если снаряд упадет не в деликатесы, а в книги? Не могу без горечи читать о пожарах библиотек и возмущаюсь, слыша о расхищении книжных сокровищ... и пусть с витрин книжного магазина ни одна книга не попадет в мои руки - не согласен! Только из авторских подарков пополняется наше собрание. И я могу похвалиться перед Шаповаловым, что у нас теперь куда больше тысячи и есть старинные рукописи: четыре грамоты, один "столбец", шестьдесят семь петровских рапортов (подарок С. Л. Полякова-Литовцева); и редкая грамматика Ломоносова, по-немецки. Читаю я неторопливо: только глазами, как это принято, не умею; навостря уши, я переговариваю строчки, разлагая слова. Больше всего люблю сказки, потом исследования; люблю философию и историю, не пропущу ни одного алдановского рассказа и, конечно, люблю "поэзию", но больше там, где поменьше стихов. Равнодушен к "юмористике": просто мне ничуть не смешно; не умею читать "театра" и всегда раздражаюсь от проповедей: мне всегда казалось, что беспредметные рассуждения о добродетелях пишутся людьми, которым нечего делать или у которых на настоящее доброе дело не хватает ни воли, ни сердца, ни уменья - и вот размазывают, и как будто не возразишь, а уши вянут. И редко за чтением не рисую. Вы, наверно, слышали, есть такой нефрит из породы маридов: семиротый, горбатый, с четырьмя прядями до самых пяток, руки-вилы, а ноги-копыта дикого осла с когтями льва, а зовут его "Кашкаш". Видел его однажды Ала-ад-дин, и мне он небезызвестен, ну как же пропустить, но нарисовать такую "симпатичную личность"' ^TПРИМЕЧАНИЯ^U Публикуя тексты, составитель ориентировался на первые издания произведений авторов (часто - единственные), а в случае переиздания их в советское время - на собрания сочинений или авторитетные сборники. Примечания к текстам не претендуют на исчерпывающую полноту. Подробнее комментируются тексты, имеющие лишь единственную публикацию в журналах, альманахах и газетах. Комментарий преимущественно книговедческий: раскрываются "книжные реалии", т. е. подлинные библиографические данные упоминаемых книг, указываются предположительные "прототипы" книг. Н. И. Новиков. КАКОВЫ МОИ ЧИТАТЕЛИ Отрывки Впервые анонимно опубликовано в сатирическом журнале Н. И. Новикова "Трутень" (1769, листы XXXV-XXXVI). Принадлежность этого произведения Н. И. Новикову установлена Г. П. Макогоненко (см.: Новиков Н. И. Избр. соч. М.: ГИХЛ, 1951). Печатается по указанному изданию. Силен - в древнегреческой мифологии постоянный спутник Диониса, отец сатиров. Здесь: пьяница. А. Н. РАДИЩЕВ. ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА В МОСКВУ Отрывок из главы "Торжок" печатается по тексту романа (Л.: Худож. лит. (Ленингр. отд.), 1974). ... на скитание прошения - подать прошение. Типографии у нас всем иметь дозволено... - "Радищев ссылается на "Указ о вольных типографиях" 1783 г., разрешавший заводить типографии "яко прочие фабрики и рукоделия". ... управа благочиния... - полицейское учреждение второй половины XVIII в., осуществлявшее в то время и функции цензуры. ...наказ о новом уложении - имеется в виду "Наказ" Екатерины II Комиссии по составлению нового уложения, учрежденной в 1767 г. и через год распущенной. Н. И. СТРАХОВ. БИБЛИОТЕКА ДЕВИЦ И МУЖЧИН Печатается по тексту книги Н. И. Страхова "Карманная книжка для приезжающих в Москву стариков и старушек, невест и женихов, молодых и устарелых девушек, щеголей, вертопрахов, волокит, игроков и проч., или Иносказательные для них наставления и советы" (М., 1791, ч. I, глава IX). Николай Иванович Страхов (1768-?) - видный писатель-сатирик, переводчик и журналист XVIII в. В. С. БЕРЕЗАЙСКИЙ. ЛЮБОВЕД К СЛОВОХОТУ Письмо Любоведа к Словохоту опубликовано как предисловие к книге В. С. Березайского "Анекдоты древних пошехонцев" (Спб., 1798). Одних сочинительских имен напечатана в Москве целая книга...подразумевается биобиблиографический труд Н. И. Новикова "Опыт исторического словаря о российских писателях", вышедший в 1772 г., однако не в Москве, а в Петербурге. Н. М. КАРАМЗИН. ПИСЬМО К ИЗДАТЕЛЮ Впервые опубликовано в "Вестнике Европы" (1802, январь) как письмо читателя к издателю журнала. Печатается по тексту: Карамзин Н. М. Избр. соч. М.; Л.: Худож. лит., т. 2, 1964. ...издавать журнал... в такое время... - Карамзин имеет в виду либеральные веяния первых лет александровского царствования. Фрерон Э. - К. (1719-1776) - французский писатель и критик. "Милорд Георг" - популярный лубочный роман писателя XVIII в. Матвея Комарова "Повесть о приключениях английского милорда Георга и бранденбургской маркграфини Фредерики Луизы...", вышедший в Петербурге в 1772 г. и переиздававшийся до 1917 г. более 200 раз. Название романа стало как бы символом рыночной литературы: ему посвящены известные строки Н.А. Некрасова о "милорде глупом". ...что для кисти Вернетовой буря... - имеется в виду французский художник-маринист. Н.М. КАРАМЗИН О КНИЖНОЙ ТОРГОВЛЕ И ЛЮБВИ Впервые - в журнале "Вестник Европы" (1802, Э9). Печатается по тексту издания, указанного выше. "Детское чтение" - первый детский журнал в России, издававшийся Н. И. Новиковым в 1785-1789 гг. под названием "Детское чтение ДЛЯ сердца и разума". В дальнейшем был переиздан. Пренумерант - подписчик "Мирамонд" - роман русского писателя Ф. А. Эмина (1735-1770) "Непостоянная фортуна, или Похождение Мирамонда" (Спб., 1763). Коцебу А. Ф. (1761 -1819) - немецкий писатель, служивший одно время в России и рьяно отстаивавший интересы царизма. В 1819 г. погиб от руки студента Занда. Автор свыше 200 произведений; около 130 переведены на русский язык в конце XVIII - начале XIX в. и пользовались огромной популярностью в среде чиновничества и мелкопоместного дворянства вплоть до 30-х гг. XIX в. Анонимный автор журнала "Московский вестник" (1827, ч. 5, с. 483) считает его не "городским", а "степным". Бывало, Коцебу слыл автором полезным В столицах, а теперь в степях его чтецы, И наша братия - помельче продавцы - Развозят сволочь всю по деревням уездным. "Персидские письма" - знаменитый философский роман Шарля Луи Монтескье, вышедший впервые в Париже в 1721 г. "Никанор, злосчастный дворянин" - анонимный роман XVIII в. Подлинное название: "Несчастный Никанор, или Приключение жизни российского дворянина Н." (Спб., 1775). Грандисон - герой романа английского писателя С. Ричардсона (1689-1761), одного из основоположников европейского сентиментализма, "История Чарльза Грандисона". Роман опубликован в 1753 г. В России издан впервые в 1793-1794 гг. под названием "Английские письма, или История кавалера Грандисона". Бишинг (точнее Бюшинг) А. Ф. (1724-1793) - немецкий географ. Бомар-Вильмон де Бомар Ж. - К. (1731 -1807) - французский путешественник и натуралист. ...новая планета Пиацци... - малая планета Церера, открытая итальянским астрономом Джузеппе Пиацци в 1801 г., о чем оповестила своих читателей 28 марта 1801 г. газета "С. - Петербургские ведомости" (1728-1917). В. А. ЖУКОВСКИЙ. ПИСЬМО ИЗ УЕЗДА К ИЗДАТЕЛЮ Отрывок Опубликовано в первом номере журнала "Вестник Европы" за 1808 г. в связи с тем, что с этого года (в течение двух лет) Жуковский стал редактором и издателем журнала, основанного Н. М. Карамзиным в 1802 г. Журнал выходил в Москве до 1831 г. "Московские ведомости" - газета, выходившая с 1756 по 1917 г. Первоначально была основана как орган Московского университета. ...о чем гремят книгопродавцы в витийственных своих прокламациях...подразумеваются рекламные книготорговые объявления. Никольская улица в Москве - центр лубочной книжной торговли; здесь же помещались позднее и все наиболее значительные лубочные издательства. "Никольская продукция" стала символом рыночной книжной продукции, приноровленной к крайне невзыскательному вкусу мещанского читателя. Романы - в конце XVIII - начале XIX в. так обозначались по преимуществу беллетристические произведения авантюрного или сказочно-развлекательного жанров. Отсюда - те сатирические выпады и филиппики, которые обрушивали на них писатели-просветители этого времени. ...в обществе мертвых друзей... - имеются в виду книги. Это сравнение восходит, по-видимому, к "Сатирам" А. Д. Кантемира (1730-1740-е гг.), один из героев которых, противник книг и чтения, говорит: Что же пользы иному, когда я запруся В чулан, для мертвых друзей - живущих лишуся... РАЗНОСЧИК КНИГ И СОЧИНИТЕЛЬ РАЗНОСЧИЦА КАЛЕНДАРЕЙ И ЖУРНАЛОВ Сценки опубликованы в Э 1 и 12 журнала "Волшебный фонарь, или Зрелище С. - Петербургских расхожих продавцов, мастеров и других простонародных промышленников...", выходившего в течение 1817 г. Предполагаемый автор - журналист П. И. Петров. Сценки-диалоги рисуют кучеров, купцов, торговцев и другой "мелкий петербургский люд". Издание выходило параллельно на русском, французском и немецком языках, иллюстрировано литографиями, раскрашенными от руки. ...Брюсов календарь... - один из первых русских печатных календарей, авторство которого приписывается сподвижнику Петра 1 фельдмаршалу Якову Вилимовичу Брюсу (1670-1739). Впервые напечатан в Москве в 1709 г. "тщанием" Василия Киприянова и "надзиранием" Якова Брюса. Календарь пользовался необыкновенным успехом и неоднократно переиздавался в XVIII-XIX вв. "Инвалид" - газета "Русский инвалид, или Военные ведомости", выходившая в Петербурге с 1813 по 1917 г. "Сын Отечества" - исторический и политический журнал, основанный Н. И. Гречем. Выходил в Москве в 1812-1844 и в 1847 - 1852 гг. П. Л. ЯКОВЛЕВ. КНИЖНАЯ ЛАВКА Опубликовано в сборнике очерков П. Л. Яковлева "Чувствительное путешествие по Невскому проспекту" (Спб., 1828). Павел Лукьянович Яковлев (1789-1835) - плодовитый фельетонист и очеркист, брат Михаила Яковлева-товарища А. С. Пушкина по Царскосельскому лицею. Известен был как талантливый пародист и карикатурист (см.: Медведева И. Павел Лукьянович Яковлев и его альбом. - Звенья. М.; Л., 1936, т. VI, с. 101 - 133; Кубасов И. Павел Лукьянович Яковлев. - Рус. старина, 1903, Э 6, с. 628-642; Э 7, с. 195-214). Почти все книги Яковлева вышли анонимно. Journal des debats - одна из крупнейших французских газет, основанная в 1789 и прекратившая свое существование в 1944 г. ...вариации Цихры... - имеются в виду, очевидно, "Русские песни с вариациями для гитары" выдающегося русского гитариста и педагога Андрея Осиповича Сихры (1773-1850). ...магазин Пеца... - известный музыкальный магазин в Петербурге. Роде (правильнее Род) Жак (1777-1830) - французский скрипач, педагог и композитор. Филд Д. (1782-1837) - ирландский пианист и композитор, с 1802 г. жил в России, преподавал музыку в Петербурге и Москве. ...описание Петербурга... - известен ряд таких описаний. Возможно, имеется в виду "Новейший путеводитель по С. - Петербургу с историческими указаниями, изданный Ф. Шредером" (Спб., 1820). Библиотека... - подразумевается Императорская публичная библиотека (ныне Гос. Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина), расположенная на углу Невского проспекта и Садовой улицы. ...Плавильщиков поместит меня в каталог русских писателей... - в 1820 г. вышла "Роспись российским книгам для чтения из библиотеки В. Плавилыцикова, систематическим порядком расположенная", составленная видным библиографом В. Г. Анастасевичем. П. Л. ЯКОВЛЕВ. ЖИЗНЬ К. А. ХАБАРОВА, ПИСАННАЯ ИМ САМИМ Отрывок Под таким названием книга вышла анонимно в Москве в 1828 г. Написана она от лица некоего мифического "отставного корректора и типографа" Клементия Хабарова, умершего в 1801 г. и завещавшего издать свою рукопись спустя 25 лет после его смерти. Кроме пародийной автобиографии Хабарова, в книге помещен вымышленный портрет сочинителя и "Рассуждение о русской азбуке", приписанное К. А. Хабарову. Несмотря на пародийный стиль, в книге Яковлева много реальных бытовых подробностей из жизни типографов и книготорговцев первой четверти XIX в. Об этой книге Яковлева рассказывает О. Г. Ласунский ("Власть книги", 2-е изд. М., 1980, с. 138-145). А. С. ПУШКИН. РОМАН В ПИСЬМАХ Отрывки Печатается по тексту: Пушкин А. С. Полное собр. соч. в 10-ти т. М.; Л., 1949, т. 6. Кларисса и Ловлас-герои романа С. Ричардсона "Кларисса", изданного впервые в 1747-1748 гг. Адольф-герой одноименного романа французского писателя Бенжамена Констана (1767-1830). Роман впервые издан в 1815 г. А. С. ПУШКИН. РОСЛАВЛЕВ Отрывок Печатается по тексту указанного выше издания. Кребильон - точнее Кребийон К. П. (1707-1774) - французский писатель, автор ряда романов и новелл. Автору Юрия Милославского - писателю М. Н. Загоскину (1789- 1852). Исторический роман "Юрий Милославский, или Русские в 1612 году" впервые вышел в 1829 г. А. С. ПУШКИН. ИСТОРИЯ СЕЛА ГОРЮХИНА Отрывок Печатается по тексту указанного выше издания. "Новейший письмовник" Курганова - популярнейшая книга второй половины XVIII в., составлена ученым и писателем Н. Г. Кургановым (1725-1796), выдержала множество изданий. Полное название: "Письмовник, содержащий в себе науку российского языка со многим присовокуплением разного учебного и полезно-забавного вещесловия. С присовокуплением книги: Неустрашимость духа, геройские подвиги и примерные анекдоты русских". Первое издание вышло в С. - Петербурге в 1769 г. под заглавием "Российская универсальная грамматика, или Всеобщее письмословие". В. Ф. ОДОЕВСКИЙ. ЗАВЕТНАЯ КНИГА Впервые - в альманахе "Урания. Карманная книжка на 1826 год для любительниц и любителей русской словесности". В легенде Одоевского явственно слышны отзвуки древнеиндийской мифологии в очень вольгой интерпретации автора. Верстовский А. Н. (1799-1862) - известный русский композитор, близкий друг В. Ф. Одоевского. Верея - воротный столб; здесь - от звучания открываемых серебряных ворот. В. Ф. ОДОЕВСКИЙ. OPERE DEL CAVALIERE GIAMBATISTA PIRANESI Печатается по тексту: Одоевский В. Ф. Повести и рассказы. М., 1959. Впервые рассказ опубликован в альманахе "Северные цветы на 1832 год", изданном по инициативе А. С. Пушкина и посвященном памяти А. А. Дельвига, редактировавшего альманах с 1825 по 1831 г. В 1844 г. Одоевский включил этот рассказ в роман "Русские ночи" - "Ночь третья (рукопись)" - в несколько переработанном виде. В. Г. Белинский нашел в этом рассказе "...глубокое миросозерцание и благородный юмор" (Полн. собр. соч., т. 5, с. 65). Фантастический образ героя рассказа имеет реальную основу: Пиранези Джамбатиста (Джованни Баттиста) (17201778) - итальянский график, создал художественные сюиты на архитектурные темы. Жанлис С. Ф. (1746-1830) - французская писательница, автор многочисленных сентиментальных романов. В России в первой четверти XIX в. вышло много ее романов, чрезвычайно популярных среди поместного дворянства. Эльзевир-семья знаменитых нидерландских издателей XVI - XVII вв.; "эльзевиры" - книги, выпущенные этой фирмой, - высоко ценимы учеными и знатоками-библиофилами. Амбодик-Максимович Н. М. (1744-1812) - профессор медицины, автор книг на медицинские темы, популярных в России в конце XVIII - начале XIX в. Указанная Одоевским книга впервые вышла в Петербурге в 1784 г. "Боната Сокровищница"... - неточное название справочной медицинской книги Теофилуса Бонетуса "Полиат, или Медицинский практический словарь", изданной в Женеве, в 1691 г. Алъды-семья итальянских типографов и издателей XV-XVI вв., создавших свой, оригинальный тип книги. Наиболее известен основатель фирмы Альд Пий Мануций, издававший греческих и римских классиков в точных переводах. "Альды", или "альдины" - издания этой фирмы, ценимые коллекционерами. Каратыгин В. А. (1802-1853) - знаменитый русский актер. "Жизнь игрока" - мелодрама французского драматурга В. Дкжанжа, в которой Каратыгин имел огромный успех. Вечный жид - символ вечного скитальца, возникший на основе легенды об Агасфере, обреченном на вечную жизнь и скитания. В. Ф. ОДОЕВСКИЙ. 4338-Й ГОД Отрывки Утопический роман Одоевского был опубликован при жизни автора лишь частично. Отрывки печатаются по тексту указанного выше издания. Особенно интересны и в наше время рассуждения Одоевского о книге будущего. Нехао (или Нехо) - египетский фараон (VII век до н. э.). Дарий I-царь Персии в 521-486 гг. до н. э. Псамметих - имя египетского фараона, сына Нехо. Солон - афинский законодатель (VII-VI вв. до н. э.). Камер-обскура - название первых фотографических аппаратов. "Петрополь с башнями дречал"... - из поэмы Г. Р. Державина "Видение мурзы". А. И. ГЕРЦЕН. РЕЧЬ, СКАЗАННАЯ ПРИ ОТКРЫТИИ ПУБЛИЧНОЙ БИБЛИОТЕКИ ДЛЯ ЧТЕНИЯ 6 ДЕКАБРЯ 1837 ГОДА Первоначально опубликована отдельным оттиском в Вятке в 1837 г., когда А. И. Герцен находился в ссылке. Печатается по тексту: Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т. М., 1954, т. 1. Позднее, в заметке "Личное объяснение", опубликованной в "Колоколе", Герцен указал, что "Речь..." правил вятский губернатор, внеся в нее ряд верноподданнически звучащих мест. Вторая часть речи Герцена, написанная с афористическим блеском, ярко выражает просветительское мировоззрение молодого Герцена и стала уже хрестоматийной. А. И. ГЕРЦЕН. ЗАПИСКИ ОДНОГО МОЛОДОГО ЧЕЛОВЕКА Отрывок Первое художественное произведение А. И. Герцена. Впервые - в "Отечественных записках" (1840, Э 12) за подписью "Искандер". Печатается по изданию, указанному выше. "Записки" перекликаются с первыми главами "Былого и дум", в которых широко представлен круг чтения А. И. Герцена и его современников в детские и юношеские годы. "Лолотта и Фанфан", "Алексис, или Домик в лесу" - сентиментальные романы французского писателя Ф. Г. Дюкре-Дюмениля (1761-1819); они неоднократно издавались в России в первой четверти XIX в. и были непременной принадлежностью каждой помещичьей библиотеки. "Россиада" (Россияда) - поэма М. М. Хераскова, вышедшая в свет в 1779 г. "Российский феатр, или Полное собрание всех российских феатралъных сочинений" - сборники, издававшиеся в Петербурге Академией наук в 1786-1794 гг. Всего было издано 43 части. В 1793 г. сборник подвергся гонениям за напечатание известной тираноборческой трагедии Я. Б. Княжнина "Вадим Новгородский" и вскоре прекратил существование. Аомонд Ш. Ф. (1727-1794) - автор многих педагогических сочинений, издававшихся во Франции. На русском языке была издана "Грамматика французская. Новейший перевод, с дополнением нужных правил для юношества..." Лафонтен А. (1758-1831) - немецкий писатель, автор многочисленных сентиментальных романов. Занд К. Л. (1695-1720) - см. примечание к статье Н. М. Карамзина. Бургард - герой романа А. Лафонтена "Чудак". Алкивиад (ок. 450-404 до н. э.) - известный политический деятель в древних Афинах. Ринальдо Ринальдини - герой одноименного романа немецкого писателя К. А. Вульпиуса (1762-1827), "благородный разбойник". ...готовых за билет час целый толковать... - домашним учителям выдавались "билеты", по которым они получали плату. ...прочитавши в Гейме, изданном Титом Каменецким... - русский географ Т. А. Каменецкий издал книгу И. А. Гейма "Краткое всеобщее землеописание по новому разделению... в пользу детей, начинающих учиться географии". ...в Шрекке... - т. е. в книге немецкого историка И. М. Шрекка (1733-1808) "Древняя и новая всеобщая история. Для обучения юношества". Квинтилиан Марк Фабий (ок. 35 - ок. 95) - древнеримский оратор. "Образцовые сочинения" - имеются в виду сбор