буржуазного общества, характерная для его политической публицистики (памфлеты, письма), находит продолжение в гневных лирических монологах поэмы. Мечта о светлом будущем, свободном от тирании и деспотизма, страстное желание изменить общество к лучшему в интересах широких народных масс составляют основное ядро социальной утопии "Королевы Маб". Ненависть к религиозному фанатизму, водившая пером автора "Необходимости атеизма", а также "Обращения к ирландскому народу", проявилась также в общей стихийно-материалистической тенденции "Королевы Маб": всей своей логикой поэма отвергает реакционную идею бога-творца и вседержателя. "Королева Маб" написана в форме фантастического видения. Волшебница королева Маб, порождение английских народных сказаний, увлекает душу спящей девушки Ианты в заоблачные выси, откуда открываются прошлое, настоящее и будущее человечества. На гигантском фоне мироздания развертывается в концентрированном, обобщенном виде многовековая история человечества. Перед взором Ианты проходят столетия и эпохи: мелькают развалины дворцов Пальмиры, египетские пирамиды, гордый храм Иерусалима, Афина, Спарта, Рим! Но не величие древних сооружений, не архитектурные памятники привлекают внимание Шелли. И в камне, и в бронзе, и в дереве он видит следы человеческой крови; вид храмов и пирамид вызывает у Шелли мысль о бесчисленных безымянных жертвах, ценой которых они были воздвигнуты. История народов предстает как история многовековой эксплуатации человека человеком. В одном из писем, относящихся к периоду работы над "Королевой Маб", Шелли называет историю отвратительным "свитком преступлений и бедствий" (письмо Хукему от 17 декабря 1812 г.). Но ни человек, ни природа не остаются в мире без изменений. Идея непрерывного и восходящего движения, идея вечного обновления в природе и обществе пронизывает поэму, обнаруживая зачатки историзма, составляющего существенную особенность философских и политических взглядов Шелли. Рушится древняя цивилизация, обращаются в прах древние города, гробницы, пирамиды... Но рабство не исчезает; оно лишь изменяет свои формы на протяжении всей прошлой истории человечества. Перед Иантой возникает чудовищный облик современности. Видение обращается в реальность. Шелли улавливает многие чрезвычайно важные черты своей эпохи. Это эпоха неравенства и жестоких насилий человека над человеком, когда "железный бич нищеты" обрекает на рабский, безрадостный труд неимущие массы тружеников. Насколько нарисованная поэтом картина близка к истине, видно из характеристики, какую дают этой эпохе классики марксизма. "Новый способ производства, - пишет Энгельс, - находился еще на первых ступенях своего восходящего развития; он был еще нормальным (правильным), единственно возможным при данных условиях способом производства. А между тем он успел уже породить вопиющие социальные бедствия..." {Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, стр. 245.}. Эти народные бедствия, повсеместно наблюдаемые поэтом в Англии и в Ирландии, находят обобщенное отражение в "Королеве Маб". Шелли показывает, как в рабстве, нищете и невежестве томится народ, преждевременно стареют и вымирают целые поколения, гибнут замечательные народные дарования. Только у немногих тогдашних писателей Запада сочувственное отношение к народу было столь искренним и глубоким. Шелли прекрасно понимает, что почти все, заработанное народным трудом, идет на потребу небольшой кучки паразитов, эксплуататоров. Однако он не дал и не мог дать не только в "Королеве Маб", но и в своих последующих произведениях развернутого анализа буржуазного общества. Как и многим его современникам (Оуэну, Фурье и др.), буржуазное общество представлялось Шелли обществом анархии, произвола и хаоса. Это было не реалистическое, а романтическое истолкование современности, которое соответствовало ранней, домарксовой ступени прогрессивной общественной мысли и ранней, неразвитой форме общественных противоречий. Однако Шелли проницательно уловил многие существенные тенденции своего времени. Картина буржуазного мира всеобщей купли и продажи нарисована Шелли талантливо, убедительно и правдиво. В этом мире Продажно все: продажен свет небес, Дары любви, что нам даны землею, Ничтожнейшие маленькие вещи, Что в глубине, в далеких безднах скрыты, Все, что есть в нашей жизни, жизнь сама, Содружество людей, Свободы проблеск И те заботы, что людское сердце Хотело б инстинктивно выполнять - Все на публичном рынке продается, И себялюбье может все купить, Всему своим клеймом поставить цену. Продажна и любовь; услада скорби В мученья агонии превратилась... (Перевод К. Бальмонта) {*}. {* В дальнейшем стихотворные произведения Шелли цитируются по переводу Бальмонта, за исключением случаев, специально оговоренных.} Некоторые места из "Королевы Маб" могли бы служить прекрасной иллюстрацией к "Манифесту Коммунистической партии" Маркса и Энгельса. За фантастической и причудливой оболочкой "Королевы Маб" ощущается земное, реальное содержание. И это соответствует эстетической программе Шелли, изложенной им впервые в примечаниях к этой поэме, где выясняется, как много опыта, наблюдений и фактов таит в себе каждый на первый взгляд чисто романтический образ. В примечаниях к пятой песне "Королевы Маб", разъясняя смысл нарисованной им картины, Шелли анализирует современное ему состояние общества. "Нет истинного богатства ни в чем, кроме труда человека", - пишет он. Но плоды этого труда бесстыдно присваиваются тунеядцами. "Человек может приумножать богатство за счет нужд своего соседа, - продолжает Шелли, - система, превосходно приспособленная для того, чтобы создавать всевозможные болезни и преступления, которыми неизменно отмечены крайности: богатство и нищета". Во многом опираясь на Годвина, Шелли доказывает абсурдность, несправедливость существующего порядка вещей. "Бедные вынуждены работать, - ради чего? Не ради пищи, которой им недостает; не ради теплых одеял, из-за отсутствия которых их дети мерзнут в своих холодных нищенских лачугах... - Нет: они трудятся для надменной власти, для бесстыдной, эгоистической гордости, для лживых услад сотой части общества". "Земледелец, - пишет Шелли, - без которого общество перестало бы существовать, бьется в жалкой нищете, окружен презрением и умирает от того самого голода, который уничтожил бы остальное человечество, если бы он не работал так усердно". Шелли характеризует "современное состояние общества" как "смесь феодальной дикости и несовершенной цивилизации". Однако критика Шелли содержит еще очень много незрелого. Шелли понимает, например, что общество распадается на тунеядцев и тружеников. Но из массы народа он, подобно другим утопистам, еще не выделяет пролетариат, хотя косвенно отражает его интересы и его борьбу. Это находит себе объяснение в исторических условиях того времени. Энгельс указывает: "Пролетариат, едва только выделившийся из общей массы неимущих в качестве зародыша нового класса, еще совершенно неспособный к самостоятельному политическому действию, казался лишь угнетенным, страдающим сословием, помощь которому в лучшем случае, при его неспособности помочь самому себе, могла быть оказана извне - сверху" {Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, стр. 242.}. В критике Шелли еще много анархического, беспочвенного бунтарства, которое выражается в безоговорочно - отрицательном отношении к современной цивилизации и в известной идеализации первобытных форм человеческого общежития. Критикой прошлого и современности не ограничивается идейный замысел "Королевы Маб". В этом произведении впервые выступает Шелли - пророк и гениальный мечтатель. Поэма заканчивается радужной картиной будущего общества. Шелли глубоко убежден, что время всеобщего братства непременно придет; им закономерно завершится многовековая история человеческих страданий. Ликует земля, сияет счастьем и жизнью; всюду веселый праздник возрождения. Исчезли тюрьмы, война, смута, ложь. Пустыни обратились в цветущие края. Преобразился человек. Людское существо, умом и телом, Теперь лишь красит ласковую землю. Однако реальные контуры этого будущего неясны. Оно предстает у Шелли в фантастических очертаниях, в виде символов и аллегорий. Это вполне закономерно для общественной мысли начала XIX столетия. "Фантастическое описание будущего общества является в свет в то время, когда пролетариат находится еще в очень неразвитом состоянии и представляет себе свое положение еще совершенно фантастически, оно возникает из его первого, полного предчувствия, порыва к всеобщему преобразованию общества" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. V, стр. 510-511.}. Несомненна идейная близость "Королевы Маб", как и всего последующего творчества Шелли, к утопическим социалистам, в особенности Роберту Оуэну. Их породила одна и та же историческая эпоха. Творчество Шелли, как и деятельность утопических социалистов начала XIX века, отразило "первый, неразвитый период борьбы между пролетариатом и буржуазией..." {Там же, стр. 510.}. Шелли выступает в поэме как социалист-мечтатель. Картины будущего, нарисованные им, - не научное построение, а лучезарная греза. К Шелли целиком применимы слова Энгельса об утопистах: "Утописты... были утопистами потому, что они не могли быть ничем иным в эпоху, когда капиталистическое производство было еще так слабо развито. Они принуждены были конструировать элементы нового общества из своей головы, ибо в самом старом обществе эти элементы еще не выступали так, чтобы быть для всех очевидными..." {Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, стр. 250.}. В "Королеве Маб" не показано, каким именно путем произойдет изменение общества. И Шелли признает свое бессилие разрешить этот вопрос. Красноречив эпиграф к поэме - известное изречение, приписываемое Архимеду: "Дайте мне точку опоры, и я сдвину вселенную". Как и в своих первых политических трактатах, Шелли уповает здесь на разум, на моральное возрождение человечества. В этом также нельзя не видеть глубокого сходства Шелли с утопическими социалистами. В примечаниях к поэме все свои надежды на преобразование общества Шелли связывает с нравственным самоусовершенствованием человека. И это не случайно. В "Положении рабочего класса в Англии" Энгельс писал о социалистах до-чартистского периода следующее: "Социалисты вполне смирны и миролюбивы, признают существующий порядок, как он ни плох, поскольку они отрицают всякий иной путь к его изменению, кроме публичной проповеди. В то же время принципы их настолько абстрактны, что в теперешней своей форме они никогда не смогут завоевать общественное мнение...", они проповедуют рабочим "филантропию и всеобщую любовь, что для современной английской действительности еще более бесплодно" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. III, стр. 517.}. Социально-утопические воззрения Шелли, основные особенности которых наглядно обнаруживаются уже в "Королеве Маб", претерпевают в дальнейшем существенные изменения. От умозрительной "филантропии" Шелли идет к более жизненному и глубокому пониманию движущих сил общества. В творческом методе Шелли появляются черты трезво-реалистической критики в сочетании с абстрактно-романтическим истолкованием действительности и романтической мечтой. Шелли принадлежал к тому направлению европейского романтизма, которое М. Горький назвал "романтизмом активным", стремящимся "усилить волю человека к жизни, возбудить в нем мятеж против действительности, против всякого гнета ее" {М. Горький. О том, как я учился писать. В кн.: "Литературно-критические статьи". М., Гослитиздат, 1937, стр. 329.}. Революционный романтизм Шелли складывается в борьбе с реакционными английскими романтиками "Озерной школы". Так же, как и Байрон, Шелли клеймит их как ренегатов, изменивших демократическим увлечениям юности. "Саути изменился, - пишет Шелли мисс Хитченер 15 декабря 1812 г., - тот, кто ненавидел, фанатизм, тиранию, закон, стал рабом этих идолов в самой отвратительной форме. Английская церковь с ее адом и раем становится предметом его панегирика, война в Испании, море крови, невинно пролитой ради славы правителей, вызывает его восторг, конституция Англии... возвеличивается омерзительными усилиями его пера...". В сонете "К Вордсворту" Шелли с горечью пишет об отступничестве, которым запятнал себя этот поэт, отказавшийся и от своей почетной бедности, и от своих песен во славу свободы. Расходится Шелли и с талантливым английским поэтом Китсом. Шелли ценит огромные потенциальные возможности дарования Китса и защищает его от нападок реакционной прессы {См. Шелли. Адонаис. Элегия на смерть Джона Китса.}, которая не могла простить Китсу ни его плебейского происхождения, ни его свободомыслия. Но Шелли гораздо последовательнее в своем мировоззрении. Всем своим творчеством, остро актуальным и тенденциозным, он полемизирует с созерцательным эстетизмом, от которого не свободна поэзия Китса. Подобно Китсу, а также поэтам "Озерной школы", Шелли любит живописать природу. Она занимает в его поэзии очень большое место. Но отношение Шелли к природе не имеет ничего общего ни с мистической трактовкой ее у Вордсворта, Кольриджа и Саути, ни с эпикурейски-созерцательным восприятием природы, присущим многим произведениям Китса. Характер изображения природы у Шелли органически вытекает из его философских взглядов, как и из всего его мировоззрения в целом. Шелли опирается в своих исканиях на многовековый опыт истории философии с древнейших времен, обнаруживая истинно энциклопедические познания. Необычайно широк и разнообразен круг его чтения. Здесь и Сократ, и Платон, и Аристотель, и Лукреций, и Декарт, и Спиноза, и Беркли, и Кант, и Бэкон, и Локк, и Дидро, и Руссо, и Гельвеций, и Гольбах, и Кондорсе, и Ньютон, и многие другие. Из философов древности наибольший, интерес вызывают у Шелли Платон, Аристотель, Эпикур и Лукреций. Произведения Платона - "Пир", "Республику" и другие - Шелли переводит на английский язык. Его интерес к учению Платона не был случайным - он объяснялся присущими мировоззрению Шелли, как и мировоззрению других ранних утопических социалистов XIX века, идеалистическими тенденциями. Однако Шелли никогда не находил в платонизме действительного разрешения волновавших его вопросов. В конечном счете, не платоновский мир идей, а мир природы и человека составляет истинную реальность для Шелли. Платон интересует Шелли постольку, поскольку его учение расходится с основной догмой христианской религии. В этюде "О возрождении литературы" (On the Revival of Literature, 1819) Шелли пишет: "Платон, самый мудрый и самый глубокий, и Эпикур, самый человечный и кроткий среди древних, были у них (монахов. - Е. Д.) в полном пренебрежении. Платон противоречил их особой манере мыслить о вещах небесных, а Эпикур, подтверждая права человека на наслаждение и счастье, представлял бы соблазнительный, контраст по отношению к их мрачному и жалкому уставу морали". Шелли привлекали и социально-утопические построения Платона. "Начало равенства было открыто и применено Платоном в его "Республике", как теоретическое руководящее правило в области распределения между людьми элементов наслаждения и власти, созданных общим трудом и общим искусством", - писал Шелли в "Защите поэзии". - Но аристократизм утопии Платона делал ее по существу чуждой Шелли. Более глубоким был интерес Шелли к Спинозе, о котором он говорит с неизменным уважением. Не без влияния философии Спинозы противоречивые и сложные искания молодого Шелли выливаются на первых порах в характерную для его времени форму пантеизма. Пантеистическое восприятие природы Шелли, придающее столь своеобразный колорит его поэзии, соответствовало незрелым, не вполне сложившимся его философским воззрениям. Шелли, с одной стороны, признает материальность мира, с другой стороны, еще не донимает, что источник развития материи заключается в ней самой, и ищет его в каком-то идеальном "духе природы". Противоречивую природу пантеизма Энгельс вскрывает в своей работе "Положение Англии": "Сам пантеизм, - пишет Энгельс, - есть лишь последняя ступень к свободному, человеческому воззрению". И далее: "...пантеизм все еще признает нечто высшее, чем человека как такового" {К. Mapкс и Ф. Энгельс. Соч., т. II, стр. 345.}. Это в значительной степени применимо и к Шелли, в мировоззрении которого еще сохраняют некоторое значение элементы идеализма. Природа занимает очень важное место в творчестве Шелли. Он умел проникновенно и поэтично чувствовать и живописать ее. Энгельс (в статье "Ландшафты") высоко ценит "глубокое чувство, деликатность и оригинальность картин природы" {Там же, стр. 60.} в поэзии Шелли. Восприятие природы у Шелли очень сложно. Мы встречаем у него реалистические пейзажи - плод непосредственного наблюдения природы. Шелли стремится найти научное объяснение картине мироздания. Так, в примечаниях к "Королеве Маб" он поясняет космические образы своей поэмы естественно-научными данными астрономии и физики. Но часто Шелли одухотворяет природу, наделяет ее сознанием, переносит на нее свойства ее высшего творения - человека, слагает гимны "духу природы", объявляя все мироздание его храмом. Энгельс критически отзывался о "духе природы", впервые появляющемся у Шелли в его "Королеве Маб". В статье "Ландшафты" (1840) Энгельс писал: "Эллада имела счастье видеть, как характер ее ландшафта был осознан в религии ее жителей. Эллада - страна пантеизма. Все ее ландшафты оправлены - или, по меньшей мере, были оправлены - в рамки гармонии. А между тем каждое дерево в ней, каждый источник, каждая гора слишком выпирает на первый план, а между тем ее небо чересчур сине, ее солнце чересчур ослепительно, ее море чересчур грандиозно, чтобы они могли довольствоваться лаконическим одухотворением какого-то шеллиевского Spirit of nature, какого-то всеобъемлющего Пана; всякая особность притязает в своей прекрасной округлости на отдельного бога, всякая река требует своих нимф, всякая роща - своих дриад, и так вот образовалась религия эллинов" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. II, стр. 55.}. Молодой Энгельс вскрывает здесь отличие романтического пантеизма Шелли, с его олицетворением всеобщего движения мироздания в виде отвлеченного "духа природы", от наивно-поэтической мифологии древних греков, которая включала в себя все конкретные явления природы в виде чувственных, пластических образов. Но Шелли идет значительно дальше пантеизма по пути материалистического объяснения мира. И в творчестве и мировоззрении Шелли идеалистическое противопоставление одухотворенной природы человеку побеждается стихийно-материалистическим, передовым для его времени отношением к миру. Влияние материалистической философии Просвещения и Возрождения сыграло определяющую роль в эволюции философских взглядов Шелли. Если учесть крайне отрицательное отношение Шелли к религии, которое складывается уже в студенческие годы и углубляется в дальнейшем, пронизывая собой антиклерикальные и атеистические памфлеты и художественные произведения поэта, то тяготение Шелли к материализму станет очевидным. Уже в своей ранней философской работе "Необходимость атеизма" Шелли, опираясь на философию Просвещения и научные изыскания своего времени, утверждает, что бога не существует, ибо его бытие не подтверждается опытом. В "Королеве Маб" Шелли развивает эту же мысль и доказывает беспочвенность веры в потустороннюю жизнь, ибо нет жизни вне материи. Он утверждает единство материального мира, устанавливает единство материи и сознания. И чуть заметное волненье, Что движет самый тонкий нерв, И в мозге человеческом рождает Чуть зримый помысел почти неуловимый, Все, все является звеном В великой цепи царственной природы! Эти же идеи Шелли обосновывает в своем философском трактате "О будущей жизни". Развивая в примечаниях к "Королеве Маб" (в виде философского комментария к поэме) довольно стройную концепцию мироздания, Шелли ссылается на "Нравственные и политические опыты" Бэкона, широко цитирует "Систему природы" Гольбаха, постоянно обращается к авторитету Ньютона, опираясь на материалистические выводы его учения. Из современных ему ученых Шелли цитирует "Систему мира" Лапласа, "О соотношении физических и нравственных начал в человеке" Кабаниса и другие исследования. "Многочисленность миров, неопределенная безмерность вселенной, - пишет Шелли, - является наиболее возвышенным предметом размышлений. Кто правильно ощущает ее таинственность и величие, для того нет опасности быть соблазненным ложными измышлениями религиозных систем или обожествлением первопричины вселенной... Вся эта жалкая история о дьяволе, Еве и спасителе, детские россказни о боге-отце несовместимы со знанием звезд" (примечание к первой песне "Королевы Маб"). В примечаниях к "Королеве Маб", как и во всем, что пишет Шелли, видна глубокая осведомленность во всех областях науки и ясный, пытливый ум. Мысль о том, что природой управляет не добрая или злая воля бога-творца, а материальная необходимость, пронизывает суждения Шелли. "История, политика, мораль, критика... все принципы науки одинаково подтверждают истинность учения о Необходимости", - пишет Шелли в примечаниях к шестой песне "Королевы Маб". "Астрономия учит нас, что Земля... находится в состоянии непрерывного изменения, что полюса становятся с каждым годом все более перпендикулярными к эклиптике... Кости животных, свойственных жаркому поясу, были найдены на севере Сибири и на берегах реки Огайо. В центральных областях Германии были найдены в окаменелом состоянии растения, которые требуют для своей культуры теперешнего климата Индостана... Свидетельство старых писателей убеждает нас в том, что климат Британии, Германии и Франции был раньше суровее, чем теперь, и большие их реки ежегодно замерзали". Стихийно-материалистическая тенденция подрывала основы пантеизма Шелли. Вступая в неизбежное противоречие с идеалистическим представлением о "духе природы", она придавала - если не всем, то многим - его картинам природы реалистические черты. В философских взглядах Шелли, как и его современников, ранних утопических социалистов, много наивного и непоследовательного. В стремлении найти всем явлениям действительности материалистическое, научное объяснение, Шелли отожествляет явления общественной жизни с природой. Наивно было представление молодого Шелли о плавном и постепенном движении вперед как о законе развития бытия. Наивна была его уверенность в спасительности вегетарианства, якобы предназначенного человеку самой природой. Позднее Шелли сам признает незрелость своих воззрений этого периода. Когда "Королева Маб" без его согласия была переиздана, Шелли опротестовал это в печати. "С чисто литературной точки зрения, - писал он, - поэма эта очень слаба, впрочем, с этим я бы мог еще примириться. Но я посвятил себя борьбе со всяким религиозным, политическим и семейным деспотизмом. Я вижу ясно, что философские воззрения, нравственные теории и политические стремления, высказанные мною в этом произведении, слишком еще незрелы, необдуманны". Но общее направление философских исканий молодого Шелли, отразившихся в "Королеве Маб", было для своего времени глубоко прогрессивно. Уже в "Королеве Маб" тема природы приобретает широко философский смысл: Шелли находит в развитии и смене явлений природы подтверждение своим социальным взглядам. Он укрепляется в сознании, что все изменяется и существующий порядок вещей не вечен. Атеизм, как и острый политический смысл поэмы, ее антибуржуазная направленность, были прекрасно поняты врагами Шелли: "Королева Маб" явилась одной из главных причин ожесточенной травли поэта, которая и привела к тому, что Шелли был вынужден покинуть Англию. "В новой Англии, - писал по этому поводу Герцен, - люди, как Байрон и Шелли, бродят иностранцами; один просит у ветра нести его куда-нибудь, только не на родину; у другого судьи, с помощью обезумевшей от изуверства семьи, отбирают детей, потому что он не верит в бога" {Герцен. Былое и думы. Гослитиздат. Л., 1947, стр. 632.}. "Неудивительно, что с первого появления в свет самого свежего и юношеского из его произведений - "Королевы Маб", отпечатанной в очень небольшом числе экземпляров и даже не пущенной в продажу, - на злополучного поэта обрушилось такое негодование табунной части английского общества и журнальной сволочи, какого не испытывал на себе ни Байрон, ни один из так называемых демонических поэтов ни в какой стране, хотя бы гораздо менее политически свободной, чем Англия. Имя Шелли сделалось пугалом для взрослых детей академии, прилавка и парламента" {В. Бассардин. Шелли. "Дело", 1880, Э 9, стр. 111.}, - писал о Шелли один из его первых русских исследователей, Бассардин, брат великого русского ученого Мечникова. Поводом к травле послужили семейные дела поэта. Вскоре после исключения из университета Шелли женился на Гарриэт Вестбрук, дочери трактирщика. Друзья и биографы единодушно сходятся на том, что этот брак был совершен в порыве юношеской опрометчивости. Гарриэт, прочно усвоившая мещанскую мораль, не могла стать другом, надежной опорой в жизни поэта-борца. Шелли расстался со своей первой женой, оставив ей все свои скромные средства. В 1814 г. Шелли вступил в гражданский брак с Мэри Годвин, дочерью Вильяма Годвина и английской радикальной писательницы Мэри Уолстонкрафт. Разрыв с Гарриэт и гражданский брак с Мэри Годвин дали желанную пищу "школе злословия". Против Шелли была развернута целая кампания самой грязной клеветы. В 1814 г. Шелли вынужден был вместе с женой покинуть Англию. К этому его побуждало и расстроенное здоровье. В июле 1814 г. Шелли едет во Францию, откуда перебирается в Швейцарию. Но в сентябре того же года нужда заставила его вернуться в Англию. Шли месяцы, полные лишений и преследований. Поэта осаждали кредиторы, общество преследовало его и его жену как нарушителей буржуазной морали. В 1816 г. Шелли с женой вновь уезжает в Швейцарию. Здесь, в Сешероне, предместье Женевы, произошла встреча и дружеское сближение Шелли с Байроном. По возвращении в Англию в конце 1816 г. Шелли узнал о том, что его первая жена, Гарриэт, утопилась. Причиной самоубийства была, повидимому, гнетущая обстановка, окружавшая ее, и обман со стороны человека, с которым Гарриэт связала свою судьбу после разрыва с Шелли. Реакционные круги, искавшие повода для расправы с Шелли, поспешили, однако, обвинить его в этой смерти. Когда Шелли, оформив свой брак с Мэри Годвин, потребовал от родных Гарриэт возвращения ему детей от первого брака, Вестбруки, подстрекаемые реакционерами и ханжами, ответили отказом. Возникло громкое судебное дело, привлекшее внимание всего тогдашнего общества. Официальная Англия жестоко отомстила Шелли за его вольномыслие. Личным решением лорда-канцлера Шелли было отказано в праве воспитывать собственных детей. Он обвинялся в безнравственности и атеизме, открыто провозглашенном в "Королеве Маб". Это решение юридически поставило Шелли вне закона и послужило сигналом к самой разнузданной травле поэта. Шелли чувствовал, что дальше оставаться в Англии немыслимо. Он опасался также, что у него отнимут и детей от второго брака. 12 марта 1818 г. Шелли навсегда покинул Англию. "... Шелли, лучшего и самого великодушного из людей, они изгнали из родной страны как бешеную собаку за то, что он усумнился в догме", - с возмущением писал Байрон. 3  Период, прошедший с момента возвращения Шелли из Ирландии до изгнания (1812-1818), становится для поэта периодом напряженной творческой работы и дальнейшего роста политического сознания под влиянием поднимающегося рабочего движения в Англии и все углубляющегося конфликта Шелли с английским буржуазным обществом. В философских трактатах, политических памфлетах и художественных произведениях Шелли, написанных в эти годы, критика буржуазного общества становится все более острой, выводы все более радикальными и целеустремленными. Философский диалог "Опровержение деизма" (A Refutation of Deism, 1814), написанный два года спустя после "Обращения к ирландскому народу" и год спустя после "Королевы Маб", свидетельствует о несомненных сдвигах в сознании поэта. Шелли дает политически острую критику деизма, как философии компромисса и примирения, ищущей третьего, промежуточного пути между христианской мистикой и атеизмом. Исходя из задач современной общественной борьбы, он вскрывает политический вред христианской морали непротивления злу насилием. Это является принципиально новым у Шелли. "Доктрина покорности самому наглому деспотизму, призыв любить наших врагов и молиться за них, доктрина веры и смирения связывает совершенствование человеческого характера с таким уничижением и доверчивостью, какие духовенство и тираны всех времен находили весьма удобными для своих целей. Совершенно очевидно, что целая нация христиан (если бы такая аномалия могла просуществовать хоть день) оказалась бы, словно стадо скота, добычей первого захватчика. Нет сомнения, что достаточно было бы десяти разбойников, чтобы покорить мир, если бы он состоял из рабов, не способных к сопротивлению". В произведениях этих лет идеалом Шелли становится человек, подавивший в себе себялюбие и готовый пожертвовать всем ради установления общего счастья и социальной справедливости. В конце 1815 г. Шелли завершает поэму "Аластор, или дух уединения" (Alastor, or the Spirit of Solitude, 1816), написанную вскоре после возвращения из первой поездки за границу, обогатившей его новыми наблюдениями. Герой поэмы, одинокий поэт, не может найти счастья. Душа его рвется в беспредельные просторы, жаждет нового, необычайного. В его странствованиях перед ним раскрывается все великолепие природы, то спокойно-величавой, то бурной, стремительной, грозной; моря и реки, снежные вершины, леса и луга проходят перед его взором. Но поэт не находит покоя и удовлетворения. Пренебрегая обществом простых людей, отвергая их бесхитростные чувства, он тщетно преследует свой воображаемый идеал и погибает в одиночестве, безмолвно осуждаемый всей природой. Шелли осудил в этой поэме бесплодный индивидуализм, попытку возвыситься над другими людьми, найти счастье вдали от народного горя. "Эта картина, - писал Шелли в предисловии к поэме, - содержит наставление современным людям. Сосредоточенность поэта в себе была отомщена фуриями всесильной страсти, приведшей его к быстрой гибели". "Все, кто эгоистичен, слеп и бездеятелен..., - заключает он, - определяют вековечное горе и одиночество в мире". Образу себялюбца из поэмы "Аластор" противостоит привлекательный образ принца Атаназа из одноименной поэмы (Prince Athanase, 1817). Это друг всех страдающих и обездоленных, который делится с ними всем, что имеет. В своих "Размышлениях о морали" (Speculations on Morals, 1816), написанных вслед за "Аластором", Шелли в форме социально-политического трактата развивает идеи, высказанные в поэтической форме и в "Аласторе" и других произведениях. Он разоблачает эгоизм как практическую мораль буржуазного общества, где "каждый желает нагромождать излишества про запас для себя, хотя бы другие погибали от голода". В этом трактате мы видим уже вполне определившимся взгляд Шелли на долг человека перед обществом, перед родиной. В свете своей политической программы борьбы за освобождение человечества Шелли считает стремление к общему счастью основой истинной добродетели. Не может быть и речи о счастливом общежитии людей, пишет Шелли в "Рассуждении о морали", если "одно лицо или один класс лиц наслаждается высочайшим счастьем, в то время, как другой страдает от крайней нищеты. Необходимо, чтобы счастье, создаваемое общими усилиями и сохраняемое общей заботой, распределялось бы согласно законным требованиям отдельной личности; в противном случае, хотя бы создаваемое количество было тем же самым, задача общества оставалась бы невыполненной". Одним из наиболее значительных произведений Шелли, законченных до отъезда из Англии, является поэма "Восстание Ислама" (The Revolt of Islam, 1818), первоначально озаглавленная "Лаон и Цитна, или революция в Золотом городе. Видение XIX века". Эту поэму рассматривают обычно как аллегорическое изображение французской буржуазной революции 1789 года, но такое истолкование сужает ее исторический смысл. В "Восстании Ислама" Шелли, действительно, уделяет большое внимание революционным событиям во Франции, но не из созерцательного интереса к прошлому. Назвав свою поэму "Видением XIX века", Шелли обращает ее целиком к настоящему. Революция 1789 года интересует поэта как важнейшее звено в современной освободительной борьбе европейских народов. Давая в предисловии к поэме анализ и оценку французской революции, Шелли, по существу, ставит важнейшие исторические вопросы своего времени. Несмотря на элементы пацифизма в оценке якобинского террора, Шелли в конечном счете оправдывает революции и плебейские методы расправы с классовым врагом. "Добро, совершенное революционерами, живет после них; зло, содеянное ими, погребено с их прахом". Французская революция, по его словам, подтверждает историческую необходимость и неизбежное торжество высших общественных форм над низшими. Временное торжество реакции бессильно обратить вспять поступательное движение истории. "Нет никакой возможности восстановления колоссальной тирании, которую уничтожила революция". Выводы Шелли относительно французской революции целиком обращены к современности. "Теперь уже более не верят, что целые поколения людей должны примириться со злополучным наследием невежества и нищеты...". Поэма Шелли направлена против всей системы угнетения и эксплуатации. Она создавалась в ту пору, когда политика Священного Союза, рассчитанная на подавление революционного и национально-освободительного движения, реставрация во Франции, контрреволюционный террор в Ирландии, установление австрийского ига в Италии - казалось, свидетельствовали о торжестве реакции. "Восстановление тирании во Франции было ужасно, и самые отдаленные уголки цивилизованного мира это почувствовали", - пишет Шелли в предисловии к "Восстанию Ислама". Однако поэма проникнута идеей неизбежности грядущего освобождения народов. Еще очень неопределенная, романтически выраженная, эта идея имела опору в самой общественной жизни, за которой пытливо и внимательно следил Шелли. С конца 1815 г. в Англии снова усиливается рабочее движение. Рабочие волнения происходят в Ноттингэме, в Бирмингэме, Ньюкэстле и других промышленных центрах Англии. Они были вызваны так называемыми "хлебными законами", ростом налогов, сокращением заработной платы и безработицей, обострившейся после окончания войны в 1815 г. Шелли создавал свою поэму в 1817 г., в разгар этих событий. Он писал ее в небольшом городке Марло, где жил во время судебного разбирательства своего дела. Шелли тесно сблизился здесь с трудовым народом, входя во все его печали и нужды. Мэри Шелли описывает в своих комментариях к "Восстанию Ислама" те резкие социальные контрасты, свидетелями которых они были, живя в Марло. При всех своих природных богатствах, представленных помещичьими парками и полями, Марло, вспоминает она, был населен беднейшим людом. "Дороговизна и плохой урожай повлекли за собой душераздирающие бедствия для бедняков. Шелли делал все, что мог, чтобы облегчить эти бедствия". "Я упоминаю об этом, - заключает свои воспоминания Мэри Шелли, - так как это повседневное и деятельное сочувствие к ближним придает тысячекратный интерес его умозрительным размышлениям и кладет отпечаток реальности на его призывы в защиту человеческого рода". Шелли делился с бедняками всем, что имел, помогал им, посещал их нищенские лачуги. Народные страдания и народный гнев - вот что побудило поэта на создание одного из лучших его произведений - "Восстание Ислама". "Я видел зрелище явных опустошений, произведенных тиранией и войной; города и деревни, от которых остались лишь отдельные группы почерневших домов, лишенных кровли и нагих голодных жителей, сидящих у разрушенных порогов", - писал Шелли в предисловии к этой поэме. По сравнению с "Королевой Маб", "Восстание Ислама" - значительный шаг вперед и со стороны идейного содержания, и со стороны художественной формы. Идея борьбы пронизывает это произведение и составляет его сокровенный смысл. "Мне хотелось зажечь в сердцах моих читателей, - говорит Шелли в предисловии, - благородное воодушевление идеями свободы и справедливости, ту надежду и ту веру в добро, которых ни насилие, ни искажение истины, ни предрассудки никогда не смогут совершенно уничтожить в человечестве". Поэма Шелли свидетельствует о его неустанных поисках действенных путей преобразования мира. В том же предисловии он сам называет ее "экспериментом над состоянием общественного мнения". "Восстание Ислама" открывается картиной ожесточенной битвы между змеем и орлом, символизирующей борьбу свободы с самовластием и тиранией. Борьба развертывается на фоне мятежной и величественной природы, предвещающей страшную бурю: сотрясается земля, бушует ветер, слышатся раскаты грома, "глубь небес разъята вспышкой молнии...". Свобода, символизированная в образе змея, побеждена хищным орлом. Истерзанный, окровавленный змей отброшен к морю. Но битва не окончена, и свобода не погибает. Побежденного змея бережно подбирает величественная и прекрасная женщина, наблюдавшая на пустынном берегу моря единоборство змея с орлом. Она спасает змею жизнь и возвращает его к новым битвам. Далее действие переносится в Золотой город Ислама, где народ стонет под игом тирании. В описании деспотизма, угнетающего население страны, Шелли черпает краски и обобщения из современной ему действительности. Поэт описывает, как из среды народа выходят мужественные борцы за свободу, готовые на любые испытания и жертвы во имя освобождения своего отечества. Это Лаон и Цитна. Они поднимают народ на борьбу. "Восстание Ислама" - первое крупное произведение Шелли, в котором изображается борьба народов с угнетателями. И выковали люди из цепей Оружье, чтоб лишить тиранов власти... Ход событий, описываемых в поэме, во многом напоминает историю французской буржуазной революции, однако Шелли не ограничивает место действия какой-либо одной страной и говорит о борьбе, в которой примут участие все народы. Наконец тирания свергнута. Желанный миг настал: В лучах зари, над утреннею мглой, Бесчисленные веяли знамена, Все возгласы в единый клик живой Слились и вознеслись до небосклона; . . . . . . . . . . . . . . . . . .