Да, немцев много, и они носят звания, принятые в германской армии. Но есть и русские, и поляки, и англичане, и мои сограждане, и даже... - он замолчал, словно не решаясь договорить. - И даже наши, - сказал Фудзита. - Так, мистер Кинг? - Так, адмирал. Это работа "Японской Красной Армии". - Безжалостная банда марксистских убийц! - воскликнул Марк Аллен. - Наша служба глаз с них не сводит. Это они устроили бойню в аэропорту Лода. Мацухара, главный механик Тацуя Йосида и командир БЧ оружия капитан третьего ранга Нобомицу Ацуми глядели на американца в недоумении. Адмирал Фудзита негромко постукивал по столу пальцами. Аллен поспешил пояснить: - В израильском городе Лод в 72-м трое членов этой организации открыли огонь из автоматов по пассажирам, а потом забросали их гранатами. Двадцать шесть человек погибло, семьдесят два ранено. Большинство оказалось христианами-паломниками, пришедшими поклониться Гробу Господню. - Но это же совершенно бессмысленная акция, - сказал Фудзита. - Им смысл не нужен, - ответил Ирвинг Бернштейн. - Один из террористов уцелел, и мы его взяли. Я его допрашивал. Он заявил, что им неважно, кого они убили, - важно скольких. - Мамуси, - по-японски буркнул себе под нос адмирал и перевел для Бернштейна и американцев: - "Ползучие гады". - Не только ползучие, но и ядовитые, - добавил Аллен. Закинув голову и поблескивая пенсне, чудом державшимся на приплюснутом носу, заговорил лейтенант Даизо Сайки. - Помню я, помню эту самую "Красную Армию". В конце шестидесятых и в начале семидесятых они бегали по улицам, врывались в дома. На их совести и бойня в отеле "Каруизава". - Да! - подхватил Тасиро Окума. - Я видел это по телевизору. Они держались чуть ли не целую неделю: у них были пулеметы. Полиция проломила крышу, забросала их гранатами со слезоточивым газом, поливала из брандспойтов ледяной водой. И тогда террористы в исступлении стали убивать друг друга. Кого за что - за то, что серьги носили, что детей рожали и спали с мужчинами. Четырнадцать погибших - замученных, изрезанных, удавленных, обугленных, заживо похороненных, выкинутых голыми на снег. - Он взглянул на адмирала. - Наша чудесная молодежь, будущее японской нации. - Никто не засмеялся, и подполковник устремил злобный взгляд на Брента Росса, словно тот был виноват в этом. - Они так же фанатично преданы Каддафи, как члены "Саббах", - сказал Бернштейн. - Все прошли подготовку в лагерях ФОП - Фронта Освобождения Палестины, - организованных на деньги русских в Адене, Ливане и, разумеется, в Ливии. Подполковник Окума заговорил, обращаясь к Кингу, но при этом не сводя глаз с Брента: - Но ведь на карту поставлены и интересы США! Ведь у вас есть авианосцы! Тринадцать - в строю и еще шесть первоклассных авианосцев класса "Эссекс" законсервированы! У вас есть линкоры и тяжелые крейсера! Русские помогают своим союзникам. Почему же вы не помогаете - своим?! - Раскаленный чистейшей ненавистью взгляд сверлил Брента. - Боитесь? Так и скажите! Боитесь! Брент вскочил с места, сжал кулаки. - Я не позволю! - крикнул он. Адмирал Аллен, тоже успевший подняться, положил ему руку на плечо. - Перестань, Брент, не надо... Сядь! - И повернулся к рослому летчику: - Это уж слишком, подполковник Окума! - Да! Верно! - раскатился по салону надтреснутый голосок Фудзиты. - Это - слишком! Всем сесть! Брент медленно опустился в кресло. - Господин адмирал, вы позволите - два слова по поводу обвинения, брошенного нам подполковником Окумой? Фудзита в знак согласия щелкнул пальцами по дубовой столешнице, обвел офицеров водянистыми черными глазами, вдруг ставшими печальными: - Да, пожалуйста. У нас, самураев, в ходу такая поговорка: "Не знаешь, как победить врага, - окажешься побежденным". - Он поглядел на Брента, потом задержался взглядом на Окуме. - Наши распри льют воду на мельницу Каддафи. Прошу вас, адмирал Аллен. Басовитый голос Марка Аллена был, как никогда, звучен и тверд: - Те, кто служит на "Йонаге" недавно, должны иметь в виду: мы действуем и исполняем свои обязанности в мире, где больше не существует ядерной гегемонии двух сверхдержав. До того как китайцы запустили свою лазерную систему, мы жили в условиях неустойчивого равновесия, под постоянной угрозой, но, по крайней мере, не опасались стран третьего мира. - Знаем, - ответил Митаке Араи. - Разумеется, знаете, но, по-видимому, кое-кто из вас забыл это. - Упершись ладонями в стол, он подался вперед. - И еще следует иметь в виду, что Америка еле-еле удовлетворяет свои потребности и потребности своих союзников в нефти. После всего того, что стряслось в Персидском заливе, после войны на Средиземном море положение русских немногим лучше. - Но ведь Россия - крупнейший в мире производитель нефти, - снова подал реплику Араи. - Да. Но у России, как и у США, есть свои союзники - страны Варшавского Договора, - которых надо снабжать горючим. Допустим, мы подключаем наши тринадцать авианосцев к боевым действиям, допустим, "Грумман" создает новый истребитель FX-100, оснащенный новым райтовским двигателем "Турбо-Компаунд" мощностью в три с половиной тысячи лошадиных сил. И мы в ту же минуту оказываемся абсолютно неготовыми к военному столкновению с Россией, у которой, прошу не забывать, пятьдесят тысяч танков. Они пройдут сквозь Европу как нож сквозь масло, и остановит их только Ла-Манш. И потому нам не остается ничего другого, как продолжать с ними в Женеве переговоры о разоружении. Пусть даже кому-то из вас эти переговоры кажутся бессмыслицей, - он взглянул на Араи. Тот проговорил, обращаясь к американцу, словно никого, кроме них, в салоне не было: - Я, господин адмирал, больше двадцати лет прослужил в силах самообороны. - Мне это известно. - В соответствии с Конституцией - с ее девятой статьей - они не имеют права на наступательные действия, даже если обладают необходимыми техническими средствами. Они могут только отвечать на удар, но не упреждать его. Адмирал Аллен улыбнулся: - Я знаком с девятой статьей - я ее и писал. Все головы повернулись к нему, и по салону лесным пожаром прокатился общий недоверчиво-возмущенный ропот. Даже адмирал Фудзита выпрямился в кресле и шире раскрыл глаза. Аллен чуть откинул голову и, сощурясь, как будто читал бегущую перед ним строку "телесуфлера", произнес: - "Являясь безусловным приверженцем всеобщего мира, основанного на справедливости и порядке, японский народ навсегда отказывается от своего суверенного права объявлять войну, а равно и от применения или угрозы применения силы в качестве решения международных споров". Как видите, помню слово в слово. - И превратились японцы в трусливых женщин, и правит ими овца по кличке "Диета", - мрачно пробурчал себе под нос старик Кацубе. Лицо адмирала Фудзиты расплылось в улыбке, что бывало нечасто, и, обращаясь к согбенному начальнику штаба, он сказал: - К счастью, это не совсем так. Наше судно находится в ведении департамента парков, и девятая статья - она же "Диета" - нас не касается. А самое главное, - тут он вскинул голову, возвысил голос, - то, что командует нами сам император, и древний дух самураев не угас! - Банзай! - разнеслось по салону. - И мы продолжаем получать приказы от него одного и плюем на все демонстрации, на вопли пацифистов в газетах и в этом изобретенном для идиотов электронном ящике. - Вы позволите мне продолжить, сэр? - осведомился Аллен и, получив утвердительный кивок, повернулся к подполковнику Окуме, лицо которого было неумолимо и непроницаемо, как у каменного Будды. - Вы все знаете, что США передает вам деньги, корабли, информацию через свое ЦРУ. То и другое, и третье - в немалых размерах, да и потери наши, - тут он глянул на Джона Файта, - весьма и весьма ощутимы. Брент слышал, как Окума что-то неразборчиво проворчал. - Благодарю вас, адмирал, - сказал Фудзита, нетерпеливо давая понять, что эта тема исчерпана и надо переходить к следующему вопросу. Он еще раз поразил всех цепкостью своей памяти, напомнив Кингу: - Вы упомянули два транспорта. Расскажите поподробней. - Что? - поднял брови тот, но понял и улыбнулся. - Да-да. Транспорты. Каддафи закупает десантные корабли-амфибии малой грузоподъемности - каждый может вместить от силы восемьсот - тысячу человек. Более подробных сведений у нас нет. - Очевидно, предполагается высадка на побережье Израиля? - спросил адмирал. - Это сомнительно, сэр, - улыбаясь сказал Бернштейн. - Они дважды предпринимали такие попытки - в Ашоде и в Кесарии. Оба раза более чем неудачно. Нет, у Каддафи что-то другое на уме. Кинг извлек из своей папки очередной лист бумаги: - В том, что он затевает что-то, сомнений нет. По нашим данным, Пятый специальный саперный батальон и Седьмая парашютно-десантная бригада приведены в повышенную боевую готовность. - Вы сказали "парашютная бригада"? - адмирал не мог скрыть изумления. - У него что - и "коммандос" есть? Бернштейн опередил Кинга: - Есть. Элитные части, подготовлены для ведения боевых действий в любых условиях - джунгли, пустыня, высадка с моря и с воздуха. - Для авиадесантов у Каддафи самолетов нет. - Совершенно верно, сэр, - поспешил сказать Кинг. - Так что вероятней всего высадка будет где-нибудь на побережье. - "Где-нибудь", - передразнил Фудзита. - "Где-нибудь на побережье". Бы не находите, что это звучит несколько расплывчато? - Более подробными сведениями не располагаю. Покачал головой и Бернштейн: - Я тоже. Вот разве что насчет подводных лодок... - Кинг метнул на своего израильского коллегу удивленно-ревнивый взгляд. Брент перехватил его и усмехнулся про себя: всем было известно, что "Моссад", весь бюджет которого был меньше сумм, выделяемых в ЦРУ на выборку газетных материалов, умудрялся очень часто обставлять могучего партнера. Теперь в очередной раз появился повод к ревности и недоверию. - Подводных лодок? - удивился адмирал. - Да откуда ж у них лодки? Мы потопили двенадцать штук класса "Виски", еще полдюжины - англичане, а остальные сами затонули по глупости командиров и экипажей. - Чистая правда, адмирал, - согласился Бернштейн, с которого Кинг по-прежнему не спускал немигающих глаз. - Мы подняли одну неподалеку от Ашода: главный клапан подачи воздуха так и остался у нее открытым! Но восточные немцы и русские интенсивно готовят новые экипажи, а от Советов Каддафи получит и новые, более совершенные лодки. - Он глянул на Кинга. - По нашим данным, десять современных лодок класса "Зулус". - "Зулус"? - почти ахнул представитель ЦРУ. - Нам об этом ничего не известно. - Потом выясните отношения, - нетерпеливо прервал его Фудзита. - Полковник, доложите ТТД! - По нашим сведениям, - Бернштейн вновь послал Кингу насмешливый взгляд, - по нашим сведениям, полученным из надежного источника, у Каддафи - десять субмарин. "Зулус" крупнее "Виски", водоизмещение - две тысячи тонн. Но в конструкции обеих за основу взята германская лодка времен второй мировой войны. Двести девяносто пять футов... то есть девяносто метров длины, дизель-электрическая гребная установка, восемь торпедных аппаратов. Все лодки этого класса были построены в 42-45-м годах. Хорошие, надежные посудины с дальностью шестнадцать тысяч миль. Сейчас все они переоборудуются на военно-морской верфи в Триполи. - Он поднял глаза. - И переоборудование это весьма странное: на них ставят палубную артиллерию и подвешивают койки. Мое ведомство считает, что лодки будут использоваться как транспорты. - И сколько же они могут взять на борт? - Если сократить экипаж до минимума, - человек пятьдесят. - Пятьдесят! Да ведь такой скученности и скотина не выдержит! - Эти люди могут и не такое выдержать. Пальцы адмирала нащупали и дернули длинный белый волос на подбородке. - Десять лодок по пятьдесят человек в каждой... Пятьсот. Это батальон! Два транспорта и эти лодки могут доставить куда угодно полнокровный полк с тяжелым вооружением. - Он поочередно взглянул на обоих разведчиков. - Хотя бы примерный курс? - Данных нет, - сказал Кинг, а Бернштейн покачал головой. - Сэр, - сказал Аллен. - Восемь наших субмарин класса "Огайо" постоянно несут боевое дежурство на основных морских путях. - Вы сами, адмирал, понимаете, что арабы как раз постараются держаться от этих путей подальше. - Да-а, - протянул тот. - Спутниковая разведка нужна, а спутников нет, все уничтожены. Фудзита медленно поднялся и подошел к карте Тихого океана, висевшей на переборке под портретом микадо. - Тысяча двести миль, - проговорил он задумчиво. - Сотни островов, и каждый может стать авиабазой. - Указкой он очертил широкую дугу вокруг Японии, охватив южную оконечность Сахалина, Боненг, Марианские острова, север Филиппин, Тайвань, Рюкю, западное побережье Китая, Корейский полуостров, восточную часть Манчьжурии. - Да, господин адмирал, - следя за указкой, заметил Тасиро Окума. - Вы, наверно, не ждали такой безрассудно дерзкой, такой сумасшедшей выходки от Каддафи? - А чего же еще мне было ждать от маньяка? - адмирал опустил указку. - Он скрыл свои намерения в иглах сосны, и пока не подует муссон, ветвь не будет видна. - Костлявый кулачок стукнул по карте. - Он направляется сюда, в южную часть Тихого океана, и мы должны быть готовы к встрече. А прежде всего - решить вопрос с "Мабруком" и "Эль-Хамрой", - указка ткнула во Владивосток. - Когда они выйдут из гавани, мы их примем. - Банзай! - привстав, дружно выкрикнули Окума и Сайки. Кацубе хотел последовать их примеру, но не удержался на ногах и осел на стул. - Господин адмирал! - громко сказал Брент. - Разрешите доложить соображения? - Прошу вас, лейтенант Росс. - Слишком все просто. - Просто? - фыркнул Окума. - Еще бы не просто! Я разнесу их в клочья, прежде чем они выйдут из гавани! - А я уничтожу их еще до того, как подполковник успеет пустить торпеду! - вскричал лейтенант Сайки, стукнув пенсне о стол. Однако Брент не смутился. - Позвольте указку, господин адмирал. - Фудзита кивнул, отдал ему указку и вернулся на свое место. Брент прочертил линию от Корейского пролива к Японскому морю. - Пролив в самой своей широкой части имеет всего около двухсот миль, Японское море - семьсот. Весь этот район вполне досягаем для самолетов, базирующихся предположительно где-то в Манчьжурии, Китае или Северной Корее. Помните, господин адмирал, перед началом средиземноморской операции вы нам говорили, что судно с габаритами "Йонаги" должно избегать попадания в такую акваторию, и приводили в пример гибель "Бархэма" и "Арк Ройял" во время второй мировой войны. - Верно! - сказал Фудзита. - Обоих потопили подлодки. И еще я вспомнил, как наша авиация пустила ко дну "Рипалс" и "Принца Уэльского" на траверзе Малайского архипелага. Заметьте, лейтенант, я бы и сейчас никогда не сунулся в Средиземное море если бы не приказ императора Хирохито. Подполковник Окума улыбнулся так, что лицо его стало похоже на нелепую карнавальную маску: - Господин адмирал, если лейтенант Росс опасается за свою жизнь, его можно списать на берег, а мы отомстим за подлый позавчерашний налет как подобает мужчинам. Брент вспыхнул от этого оскорбления, но прежде чем он успел открыть рот для ответа, адмирал Фудзита вмешался и не допустил нового столкновения: - Прекратить "это подкусывание и подкалывание! - он стукнул кулачком по столу. - Сколько раз вам повторять: нельзя сражаться одновременно и со своими, и с врагами! Лейтенант прав! Это действительно слишком просто. А у нас есть поговорка: "Бесплатный сыр бывает только в мышеловке". Вот как бы и нам туда не попасть. - Он повернулся к Мацухаре: - Двенадцать наших B5N оборудовать дополнительными емкостями для горючего. Когда мы выйдем, проводить по крайней мере тысячемильный поиск в режиме кругового обзора, не заботясь при этом, в чье воздушное пространство вы вторгнетесь. - Он взглянул на адмирала Аллена, а потом на Кинга: - Мы получим бортовые радары? - Видите ли, сэр, - начал разведчик, не поднимая на него глаз. - Бортовые радары - это... - А-а, понимаю, можете не продолжать. Они входят в перечень, о котором вы договорились с русскими! - Совершенно верно. Мы можем поставлять только бортовые системы опознавания "свой - чужой". - Но хоть судовой электроники это не касается? - Нет, не касается. И с вашего позволения, мы смонтируем на "Йонаге" кое-что из новейших систем РЭЗ, РЭКП и РЭР... - Скажите по-человечески! - воздел руки к небу Фудзита. - Простите, сэр. Я имел в виду радиоэлектронную защиту, радиоэлектронное контрпротиводействие и радиоэлектронную разведку, мы еще называем ее ЭЛИНТ. - А это что такое? Ваши мудреные компьютеры? - В некотором роде, - улыбнулся Кинг. - ЭЛИНТ способен анализировать излучения судов противника, определяя основные параметры - используемую частоту, периодичность импульсов, типы частотных модуляторов и умножителей частоты, а также безошибочно идентифицировать... - Довольно, довольно! - умоляюще простер руки Фудзита. - На авианосце за связь и всю электронику отвечают адмирал Аллен, полковник Бернштейн и лейтенант Росс. Обсудите все с ними и завтра к шестнадцати подайте подробный рапорт и наставления по эксплуатации всего нового оборудования. - Есть, сэр. Капитан третьего ранга Ютака Накано, робко откашлявшись, решил напомнить о себе, и Брент сообразил, что совсем забыл о присутствии маленького офицера сил самообороны. - Господин адмирал, - сказал он тихим, нерешительным голосом. - Мы располагаем шестью сторожевыми фрегатами, двумя транспортами и большим количеством мелких вспомогательных судов. Если арабы высадятся, - он показал на карту за спиной Фудзиты, - у нас есть конституционное право дать им отпор. - Разумеется. - И девятая статья вам в этом случае ее указ, - добавил Марк Аллен. - Тем более что наши силы и средства даже не диетический рацион, а подкормка для новорожденных котят. Фудзита оглядел присутствующих: - У кого есть вопросы"? - Все молчали, и тогда он обратился к Йоси Мацухаре: - Подполковник, вы поэт. Пожалуйста, прочтите одну из своих хайку. Йоси медленно поднялся и негромко сказал: - Господин адмирал, многие из наших самураев уже вошли в храм Ясукуни, многим еще предстоит путь туда. И вместо моих топорных стихов я позволю себе прочесть строки монаха Риокана. Адмирал, кивнув в знак согласия, откинулся в кресле и скрестил руки на своей впалой груди. Мацухара, вскинув голову, отчего в глазах его отразился свет ламп, торжественно произнес: - Риокан оставил этот мир с такими словами: "Что оставлю в наследство? Цветение вишни весною, Кукование кукушки в предгорье, Осенние листья". Он сел на место, а адмирал подался вперед и сказал: - Благодарю, подполковник. Будем надеяться, что те, кому придется отправиться в последний путь, сохранят мужество и твердость, достойные самураев. В ответ грянули крики: "Банзай!" и "Да здравствует император!" Окума и Сайки размахивали над головой кулаками, а престарелый Кацубе, держась одной рукой за стол, вскинул другую в воздух. - Все свободны, - сказал Фудзита, а потом, когда восторженные крики сменились грохотом отодвигаемых стульев и офицеры стали выходить из салона, добавил: - Лейтенант Росс, задержитесь на минуту. Марк Аллен остановился в дверях и сказал: - Брент, когда освободишься, зайди ко мне. - Есть, сэр, - ответил тот, и Аллен скрылся в коридоре. Фудзита указал лейтенанту на ближайшее кресло и через стол подтолкнул к нему книгу. - Это "Хага-куре", - с почтением в голосе сказал он. - Вы должны прочесть ее и не просто прочесть, а изучить досконально. Лейтенант взвесил на ладони тяжелый том. - Это ваша Библия, господин адмирал? - Да, но читаю я эту книгу не так, как вы - Священное Писание. Здесь совсем нет теологических рассуждений, а философия обращена скорее к чувству, нежели к разуму, и бесконечно далека от западного прагматизма, гуманизма и материализма, - он погладил кожаный переплет своего экземпляра. - Она научит вас постижению мира через медитацию. А интуиция, которая зиждется на истине и незыблемых моральных ценностях, может стать краеугольным камнем человечества. - И все это здесь, в одном томе? Адмирал усмехнулся: - Каждый берет из "Хага-куре" столько, сколько может унести. Лично вам, лейтенант, она поможет лучше понять самураев и побудительные причины их поступков. Вы, Брент-сан, уже успели проявить лучшие качества приверженца бусидо - вы от природы наделены отвагой и преданностью. - Спасибо, сэр... Вы слишком добры... - Доброта ту не при чем. Вы заслужили себе место за этим столом своим поведением в бою. У вас орлиный глаз, и вы не теряете мужества даже перед лицом смертельной опасности. - Временами мне бывало очень страшно. - Нам всем временами бывает очень страшно, Брент-сан. Но я уже говорил вам: "Храбрец - это трус, который умеет обуздывать свою трусость". Лейтенант задумчиво провел ладонью по щеке: - Господин адмирал, вы часто мне говорили, что у меня - самые зоркие глаза из всей команды. - Фудзита наклонил голову, подтверждая это. - Раз нам не дают бортовых радаров, заставляя полагаться тем самым на остроту нашего зрения, я прошу разрешения летать наблюдателем на одном из патрульных самолетов. - Что ж, этим можно послужить "Йонаге", - адмирал дернул свой одинокий волосок. - Разрешаю. - И снова дернул. - Вы умеете, обращаться с авиационным пулеметом? - Ну, разумеется! Когда мы с Йосиро Такии и Морисадой Мотицурой летали на B5N в Тель-Авив, я над Средиземным морем сбил из этой штуки DC-3. На лице старого адмирала появилось смущенное выражение - все-таки ему было сто лет, и безупречная память, способная до мельчайших подробностей воспроизвести события далекого прошлого, иногда давала сбои на совсем недавних эпизодах. - Мы должны были забрать израильский шифратор, - подсказал Брент. - А-а, да-да! Конечно! Над Средиземным морем. Вы были ранены, кажется? - Царапина, - ответил Брент. - Если вы согласны, сэр, прошу направить меня в экипаж лейтенанта Йосиро Такии. - Не возражаю. Да, вот еще что. Брент-сан, вы заметили, наверно, что я стараюсь не вмешиваться в конфликты моих подчиненных, даже самые острые, - если, разумеется, это не грозит безопасности "Йонаги" - пусть разбираются сами. Брент понял, куда клонит Фудзита. - Заметил. Это мудрая политика. Но подполковник Окума, по всей видимости, ненавидит меня. Он относится ко мне с откровенной враждебностью... - Знаю. Не в моих правилах требовать, чтобы человек молча сносил оскорбления и обиды, затрагивающие его офицерскую честь. Но в ближайшие несколько месяцев мы столкнемся с очень серьезными испытаниями. И потому я прошу вас сдерживаться и потребовать удовлетворения - если до этого дойдет - по окончании нашего рейда. С этой же просьбой я обращусь и к подполковнику Окуме. - По моему мнению, о моей дуэли речь пока не идет, но за подполковника Мацухару ручаться не могу. Окума довел его до предела... Господин адмирал, могу я задать вам один вопрос не по службе? Адмирал рассмеялся: - Можете, лейтенант. А я в свою очередь - могу на него и не ответить. - Ходит слух, что император лично приказал вам зачислить на "Йонагу" лейтенанта Даизо Сайки? - Кто ходит? - Слух. Молва, сплетни. - А-а, теперь понимаю. Да это же всем известно. Лейтенант открыто говорит об этом. У вас, американцев, есть выражение "не для протокола". Эта часть нашей беседы, Брент-сан, тоже будет "не для протокола". - Брент энергично кивнул. Фудзита сложил руки на столе и переплел пальцы. - Да, это так. Император изъявил желание, чтобы я записал в судовую роль "Йонаги" и подполковника Окуму, и лейтенанта Сайки. - А желание императора - закон, не так ли? - Как же можно ослушаться микадо, Брет-сан? Вы меня удивляете? Он священен. Он бог, сто двадцать четвертый прямой потомок богини Аматэрасу-О-Ми-Ками. Если я не выполню волю императора, моя жизнь - да нет, жизни всех нас! - и само существование "Йонаги" утратит всякий смысл. - Он показал на книгу. - Вот прочтете "Хага-куре" - кое-что вам станет понятней. - Разумеется, - пробормотал Брент: логика этого нелепого утверждения была безупречна. Раздался стук в дверь, и вошел матрос корабельной полиции Катай. Вытянувшись, он вручил адмиралу пакет. Фудзита надел очки, прочел содержимое конверта и после этого взглянул на лейтенанта. - Маленькая ранка на заду у нашего американского гостя Кеннета Розенкранца воспалилась и нарывает. Мой главный хирург, начальник корабельной медчасти Хорикоси требует его госпитализации. - Я и не знал, что он ранен. Может быть, это с позволения сказать, - членовредительство. Самострел? И он надеется, что из госпиталя ему легче будет бежать? Фудзита снова заглянул в рапорт: - Доктор опасается заражения крови - газовой гангрены. Он может умереть. - Невелика потеря. По лицу адмирала скользнула одна из его нечастых улыбок. - Перевести его в госпиталь. Приставить караул. Камаи поклонился, ловко повернулся и вышел из салона. Адмирал показал на груду карт, лежавших на столе. - Мне надо поработать - приготовить нашим арабам достойную встречу. Я учту ваши соображения, лейтенант. Действительно, все выглядит слишком просто и легко - как бы нам не попасть в хитроумную западню. И потом, лейтенант, не стоит заставлять ждать адмирала Аллена. - Не стоит, сэр. - Пожалуйста, постарайтесь убедить его, что вы вовсе не смотрите мне в рот и не ловите каждое мое слово. Брент был поражен: неужели от внимания этого старика ничего не может укрыться?! - Вы по-прежнему принадлежите только самому себе и в любую минуту вольны переменить место службы. - Да, сэр, конечно... - выдавил из себя Брент. - Но я хочу служить здесь... на "Йонаге"... с вами... Когда он вышел, старый адмирал улыбнулся вновь. - Я тебе подыскал в Пентагоне великолепную должность - заместителя начальника шифровального отдела. Через полгода будешь носить две "сосиски" [жаргонное наименование нарукавных нашивок, соответствующих званию капитан-лейтенанта]. Надо быть полным идиотом, Брент, чтобы упустить такую возможность, - сказал адмирал Аллен, откидываясь на спинку кресла. Брент через стол пристально взглянул в его серо-зеленые глаза. - Я вам очень благодарен, сэр, за все, что вы для меня делаете, но... - Что "но"? - прервал его Аллен. - Но "предпочитаю остаться на "Йонаге". Так? - Угадали, сэр. - Решается твоя судьба, Брент. - Решается судьба этой планеты, и во многом она зависит сейчас от авианосца "Йонага". Адмирал откинул со лба длинные пряди седых волос. - Ладно, Брент, не буду больше пришпоривать дохлую лошадь. Ты просто не хочешь расставаться с Фудзитой. Верно? - Но ведь мы уже столько раз говорили об этом... - И ни до чего не договаривались. - Он показал на "Хага-куре". - Это он тебе дал? - Да. По его словам, это учебник бусидо. - Так оно и есть: перед войной и во время войны книгу изучали в школах. Только японец мог написать такое. А звали его Ценутомо Ямамото - он был вассалом крупного феодала Мицусиге Набесимы, скончавшегося в тысяча семисотом году. Ямамото, убитый горем, стал буддийским священником и через семь лет написал эту книгу. "Хага-куре" значит "Под листьями". Это свод коротких историй о его сюзерене и других японских аристократах, афоризмов, правил хорошего тона и воинских ритуалов, и в каждой строчке указывается, как важно хранить верность своему повелителю и уметь правильно умереть. - Да, я знаю, я ее просматривал. - Но там есть очень забавные штучки. - Аллен, перегнувшись через стол, взял книгу и принялся перелистывать ее. - Ага! Вот! Слушай, Брент! "Если ты поранил себе лицо, помочись на него, потом наступи на него соломенными сандалиями: говорят, что кожа тогда слезет". - Засмеявшись, адмирал отшвырнул книгу. Брент открыл ее наугад: - Послушайте-ка вот это: "Отними чужую жизнь во имя микадо, и ты очистишься". - Смерть и умение умереть достойно и правильно - главные темы. Подобные сентенции в этой книге - на каждой странице. Брент захлопнул книгу и вернулся к прежней теме: - Так вот, сэр, я очень благодарен вам за хлопоты по устройству моей карьеры, но чувствую, что нужен здесь, на судне. "Йонага" - единственное, что может остановить Каддафи. Мы здесь - в самом центре событий, а не где-нибудь на обочине. Вы ведь тоже хотите остаться здесь. - Пожалуй, да, - вздохнул адмирал. - Это война. И хотя, как говорится, очко играет, когда тебя берут в "вилку", но мысль о том, что ты не пойдешь в бой, - непереносима. - Да-да, вот именно это я и чувствую. - Все мы это чувствуем. Ты знаешь, Брент, как называли сражения во время первой мировой? - Я немного не застал ее. Адмирал рассмеялся: - "Большое шоу". И люди шли, и шли, и шли прямо в пасть дракона, сожравшего десять миллионов человек. - Думаю, все мужчины смотрят на это как на представление. - В известном смысле это так, - произнес Аллен с поразившей Брента серьезностью. - Но когда убитых становятся горы, все меняется. Ты начинаешь мучиться виной, и с каждым из твоих убитых братьев умирает и частица тебя. Серо-зеленые глаза адмирала пристально глядели на Брента, но не видели его. Аллен смотрел в прошлое. Брент, до глубины души тронутый тем, как созвучны оказались ему мысли этого человека, представшего перед ним совсем в ином свете, сказал: - У нас есть какой-то встроенный механизм, обуздывающий страх, - он уничтожает его, оставляя только восторг, который ни с чем не сравним... Разве только с любовью. - И каждый раз нам приходится преодолевать его, этот страх? - Да. И в бою мы познаем себя по-настоящему. - Ты прав. Бой сдирает с тебя всю мишуру, и каждый видит, чего ты стоишь на самом деле. - Он вздохнул, откинулся на спинку кресла, а потом неожиданно улыбнулся: - Ты становишься философом, Брент. - То же самое сказал мне вчера Мацухара, - расхохотался тот. - И еще: ты собираешься влюбиться. - Как вы догадались? - Когда вчера ты пришел с берега, щеки у тебя горели, а глаза плясали. Ты не забывай, Брент, я знаю тебя с колыбели. - Она необыкновенно красива. И умна. И завтра мы с ней встретимся. Она мне покажет достопримечательности Токио. - Вот как? - Храм Ясукуни, например. Ну, а теперь я должен осмотреть другую достопримечательность - задницу Кеннета Розенкранца. Он - в лазарете, рана у него нагноилась. Подозрительно мне что-то все это. Пойду проведаю. - Розенкранц - воплощение зла. Редкий негодяй. 6 Когда старший фельдшер Эйити Хорикоси - маленький, хрупкий и сгорбленный старичок с венчиком пушистых седых волос над бледным лицом, на котором восемь прожитых десятилетий прочертили вдоль и поперек глубокие пересекающиеся морщины, - расхаживал на подгибающихся ревматических ногах по госпиталю и трубка фонендоскопа свисала с его тоненькой птичьей шейки, всегда казалось, что он вот-вот запутается в полах накрахмаленного белого халата, упадет и уже не сможет из-под него выбраться. Однако живые, быстрые, не по-японски широко прорезанные глаза, противореча его дряхлому виду, посверкивали бодро и энергично. Он был призван на "Йонагу" в 1940 году и начинал службу простым матросом, добровольно вызвавшись быть в судовом лазарете санитаром. Через два года он уже ассистировал на операциях главному врачу майору Ретецу Хосино, учившему его хирургии и тайнам диагностики. Во время ледового заточения в бухте Сано, когда Хосино и пять других врачей умерли, Хорикоси возглавил МСЧ [медико-санитарная часть] авианосца. По возвращении в Японии адмирал Фудзита, считавший все медицинское сословие "бандой коновалов и шарлатанов", наотрез отказался от предложения командования сил самообороны укомплектовать судно дипломированными судовыми врачами, и бразды правления по-прежнему оставались в маленьких, со вздутыми синими венами ручках Хорикоси, державших их так же крепко, как скальпель и пинцет. Под его началом было шестеро санитаров столь же преклонного возраста. Сверкающий чистотой лазарет находился в кормовой части надстройки, и сейчас из его тридцати коек двадцать две были заняты пострадавшими при авианалете японскими моряками, а на двадцать третьей лежал на животе американский летчик Кеннет Розенкранц с загноившейся раной правой ягодицы. Рядом стояла кровать Таку Исикавы. Из всех видов повреждений Хорикоси больше всего не любил ожоги. Обгоревшие люди испытывают мучительные и - что еще хуже - постоянные страдания: они совершенно беспомощны и могут только стонать и плакать от не отпускающих ни на миг болей, которые причиняют им страшные, незаживающие ожоги третьей степени, и от всепроникающего тошнотворного запаха гниющей плоти начинает першить в горле. Хорикоси перерыл горы книг по лечению ожогов, выписывал самые последние новинки фармацевтики, искал наиболее эффективные сочетания болеутоляющих и барбитуратов. Его помощники лили прямо на раневую поверхность раствор сернокислого серебра, потом накладывали на омертвевшие участки тела пропитанные особым составом бинты, чтобы через несколько часов снять их вместе с отслоившейся кожей. Потом вся процедура повторялась. Раненым, у которых замечалась сердечно-легочная недостаточность, ставили капельницы и катетеры для внутривенных вливаний. Чудовищное обезвоживание организма требовало огромных доз физиологического раствора. Раненые, сохранившие губы и слизистую рта, получали - иногда до тридцати раз в день - питательные смеси. И тем не менее, несмотря на все старания Хорикоси и его помощников, многие умрут. А те, кто благодаря новейшим лекарствам выживет, вряд ли поблагодарит за это судьбу. Первыми сгорают эпидермис, мышечная масса, хрящи, потом - кости, и старый фельдшер проходил между рядами коек, на которых лежали люди без носов, без ушей, с лицами, сплошь покрытыми уродливыми струнами. Один матрос лишился половых органов, двоим ампутировали руки и ноги. Хорикоси не любил злоупотреблять болеутоляющими, но тем, кому оставалось жить недолго, безотказно назначал большие дозы морфина, чтобы они, по крайней мере без мучений, вошли в храм Ясукуни, нечувствительно оказавшись в стране лотоса. Какая жестокая ирония: мало того что пламя пожрало их тела при жизни, и трупы их тоже будут преданы огню, мрачно размышлял он. - Эй ты! Болит! - услышал он внезапно голос пленного американца. - Ничего страшного, - ответил Хорикоси, - представь, что у тебя еще одна дырка в заднице. Их голоса разбудили Таку Исикаву. Он повернул голову и встретил взгляд зеленых глаз Кеннета Розенкранца. - Ты кто? - спросил лейтенант. - Тебе, косоглазая макака, не все равно? - вызывающе ответил американец, которому терять было нечего. Таку потряс головой и с усилием приподнялся на локте. - Ты Рози, я видел, как тебя вели к адмиралу. - Я тебе, Исикава, не "Рози"! - Откуда ты знаешь мое имя? - Вон, на табличке написано, - американец, перекатившись на бок, ткнул пальцем в изножье койки, где висела дощечка со списком назначений и температурной кривой. - Протри свои щелочки, косой! - Не смей называть меня косым. - Но ты же косой?! - Прекратить! - лаконично приказал фельдшер. - Чтоб поубивать друг друга, силенок еще маловато. - Он очертил в воздухе дугу. - Вы и так меня работой завалили. Лежащий на соседней койке юноша, забинтованный с ног до головы и весь утыканный резиновыми трубками, выходящими из всех отверстий его тела, внезапно дернулся и издал тонкий пронзительный вопль - так стонет под слишком высоким давлением предохранительный клапан парового котла. - Да заткните ж вы глотку этой суке! - крикнул Розенкранц. - Такеда, введи ему четверть грана морфина, - распорядился Хорикоси, и старый санитар, взяв гиподермический шприц, впрыснул его содержимое в одну из трубок. Запеленутый в бинты кокон почти мгновенно затих. - Долго не протянет, - вполголоса сказал санитар. - Вот и хорошо, - заржал Кеннет. - Одной макакой меньше. Хорикоси выпрямился и взглянул на американца: - Капитан, предупреждаю: не укоротите язык - я вам сделаю колостомию [операция по созданию искусственного наружного свища ободочной кишки] и отправлю обратно на гауптвахту. - Он кивнул в сторону вооруженного матроса-часового, стоявшего у единственной двери в палату, и только собирался еще что-то добавить, как послышались крики: - Доктор! Доктор! ЧП! Авария на полетной палубе! Вас срочно требуют к кормовому подъемнику! Хорикоси двинулся по проходу между койками, потом на минуту остановился: - Не забудьте о том, что я сказал. Колостомия, - с угрозой бросил он через плечо, взял маленький черный саквояж и мимо часового вышел из палаты. - Что это еще за кол... кост... костоломия такая? Кости, что ли, мне ломать будет? - осведомился Кеннет. - Нет. Тебе ушьют задний проход, а прямую кишку выведут наружу, и какать будешь в мешочек, - усмехнувшись, объяснил Исикава. - И этот старый пердун решится на такое? - голос Кеннета дрогнул. - Будь уверен. Розенкранц некоторое время смотрел на него сквозь полуопущенные веки. - Слушай, - сказал он. - А ведь это с тобой мы третьего дня схлестнулись над Токио? - Как ты узнал? - Разговоров было много. Ты молодец. - Какой же молодец, когда валяюсь здесь?! Хотелось бы еще полетать. - Мне бы тоже хотелось - и побольше, чем тебе. Ты оставил меня с носом, но без пятидесяти штук. - Ты что, только ради денег воюешь? - Да как тебе сказать... Я, конечно, не люблю жидов и кое-что насчет этого наболтал адмиралу. Но в конечном счете все решают деньги. - Он задумался на мгновение. - А для тебя? Неужели есть что-нибудь важнее? - Честь. Гордость. Император. Кодекс бусидо. - Кодексом сыт не будешь. И пьян, кстати, тоже. И бабу не подцепишь. - Ты, я вижу, альтруист и бессребреник, - с сарказмом сказал Таку. - Высота твоих устремлений просто ошеломляет. Кеннет побарабанил пальцами по тюфяку. - А этот пижон... ну, с красным колпаком и зеленым обтекателем на машине - как его?.. - Подполковник Мацухара. - Тоже летун - будь здоров. Мы с ним сцепились. Он сжег моего ведомого: отличный был пилот, хоть и поляк. Но и Мацухаре твоему от меня досталось. Я как врезал серию - крыло всмятку! Таку окинул взглядом четкие очертания его тяжелого лица и вспомнил, как на совещании накинулся на Йоси, обвиняя того в трусости. От этого воспоминания на лбу выступила испарина, в горле застрял комок. - Ты подбил Мацухару? - Ну, я же говорю: крыло чуть не напрочь оттяпал. - И он не мог продолжать бой? - Какой там еще, к черту, бой?! Он лететь не мог! Спрыгнул, наверно, с парашютом? - Нет, дотянул и сел на палубу. - Ну ничего, следующий раз я его сделаю. - Ты думаешь, у тебя будет "следующий раз"? - Конечно! Иначе меня прикончили бы вместе с Харимой и Салимом. - Мысль адмирала Фудзиты ходит никому не ведомыми тропами. Думаю, он припас для тебе что-то поинтереснее, чем просто смертная казнь. Американец в явном волнении заерзал по кровати, не спуская глаз с лица Таку. Тот же взглянул Кеннету в глаза: это были глаза тигра, попавшегося в ловушку, сбитого влет ястреба, изготовившейся к броску кобры. Но страха в них не было - были смерть и ад. И низкий голос вдруг стал царапать, как наждак: - Ты женат? Таку насторожился было, но вопрос показался ему вполне невинным. - Был женат. Жена умерла. - Несчастные вы, в сущности, люди - японцы. Жалко мне вас. - Это еще почему? - Да потому, - через все его жестокое лицо поползла глумливая усмешка. - Что у вас за бабы? Это ж вообще не бабы - японки ваши! Титек нет, подержаться не за что... И еще, говорят, в этом месте у них - не вдоль, как у нормальных, а поперек и сикось-накось. Как вы их пилите - не представляю... - Он захохотал. Исикава почувствовал, как всю кожу на нем вдруг туго стянули по