внул и взялся за бинокль. Брент еще раз прикинул ситуацию. Араб пересекает путь по носу с правого на левый борт, и скорость приличная. Обе пятидюймовки не прекращают огня; к тому же "Джиринг" выставил оба пятитрубных торпедных аппарата. Файт приближается с правого борта, и если ни тот ни другой не сменят курс, то первый эсминец пройдет у них по корме, а "Джиринг" подсечет нос. То есть "Блэкфин" окажется между двух огней. Он стиснул зубы, набираясь решимости. Ничего, положимся на удачу, теперь шансы повысились! - КУТ! - приказал он в микрофон. - Оценить обстановку! Высота мачты сто двадцать футов. - Брент взглянул в прицел дальномера: корпус эсминца расколот пополам; левая часть выше правой. Вращая маховик настройки, он совместил половинки. - Пеленг! Оуэн снял показания репитера. - Пеленг ноль-два-три. Еще один взгляд на дальномер. - Дальность восемь тысяч восемьсот. Курс цели один-пять-пять, курсовой угол ноль сорок два. Цель движется юго-восточным курсом с уклонением на сорок два градуса от нас. Через несколько секунд Оуэн прокричал: - Взято! Это означало, что информация заложена в компьютер управления торпедами. - Расстояние? - спросил Брент в микрофон, имея в виду расстояние от подлодки до предполагаемого курса цели. - Пять сто, - отозвался Оуэн. - Предлагаю сменить курс на два-четыре-пять. Это даст нам восьмидесятиградусный угол сближения. - Хорошо. Лево на два-четыре-пять! - скомандовал Брент. Сторджис переложил руль. - Скорость не менять! Мы сами хорошая мишень. Да, при таких показаниях поразить врага почти невозможно. Однако в ходе битвы наступил перелом. Возле кормы "Джиринга" грянул взрыв, и араб начал терять скорость. Весь его огонь был направлен на "Флетчер". Сотни снарядов рассекали воздух, и Бренту показалось, что он попал в туннель, неумолимо ведущий к смерти. Но "Блэкфин" упрямо шел к цели, а два великана будто и не замечали его. Расстояние сократилось до четырех тысяч семисот десяти ярдов - все еще очень далеко, особенно при такой скорости "Джиринга". Курс его остался неизменным. Файт дважды ударил с кормы, и одна пятидюймовка "Джиринга" смолкла, лениво покачиваясь вместе с кораблем, сбросившим скорость. Да, араб строго наказан: прямое попадание в переднюю установку, одно орудие слетело за борт, по меньшей мере четыре снаряда поразили надстройку, разрушив ходовую рубку (Брент видел, как одного наводчика сбросило в море), нос опустился слишком низко и зачерпывал воду. Скорость сократилась до жалких десяти узлов. Но кормовое орудие продолжало палить, правда, кое-как. Брент сообщил в микрофон новую скорость цели. - Взято, - отозвался Оуэн. - Есть готовность. Брент, не чуя под собой ног от радости, глянул в дальномер. Четыре тысячи триста ярдов, по счислению - три двести. Хотелось бы дотянуть до тысячи двухсот, но араб может на них навести свои спаренные пятидюймовки. С такого расстояния даже ребенок попадет. Пора открывать аппараты. - Вперед помалу! - Есть вперед помалу! Прозвонил колокол, и лодка сбавила ход. - Скорость восемь, сто шестьдесят оборотов, сэр. - Установить глубину всех шести "рыбин" на восемь футов, скорость сорок пять. Огонь с шестисекундным интервалом в обычном порядке. Открыть щиты! Из репродуктора донесся голос матроса Берта Нельсона, телефониста в рулевой рубке: - Кормовой отсек докладывает: крышки всех торпедных аппаратов открыты. Трубы заполнены. Торпеды установлены на восемь футов, скорость сорок пять. - Лейтенант! - крикнул сигнальщик Тодд Доран. - Наш сворачивает! Быстрый взгляд на корму - и Брент похолодел. Файт явно потерял управление. Кажется, повреждено рулевое устройство. Вместо того, чтобы ровно класть снаряды, он начал беспорядочно "пахать" океан вокруг араба. В тот же самый миг стволы артиллерийской установки "Джиринга" опустились, нацелившись на лодку. Сейчас или никогда! Брент отдал приказ торпедистам: - Огонь открытым веером! При малой скорости цели и артиллерии, сосредоточенной по одному борту, открытый веер наиболее эффективен. Уж две-то наверняка попадут. Раненый "Джиринг", видимо, уже не способен увеличить скорость. Трюхает по воде так, будто штурвал заклинило. Но пятидюймовые снаряды уже начали сыпаться вокруг них. Огонь беспорядочный: перелет - недолет, а то вилкой по бортам. Ребята на той артиллерийской установке, видно, уже поняли, что им грозит торпедная атака. Брент посмотрел в дальномер и как следует закрепил маховик настройки. - Пеленг! - Ноль-один-ноль, - ответил Оуэн. - Угол на нос ноль-восемь-ноль, дальность две тысячи семьсот. Он берет прицел на левый борт эсминца, находясь прямо перпендикулярно ему. О такой позиции мечтают все командиры подводных лодок. Голос Оуэна: - Путь торпеды две тысячи сто. Разрешающий сигнал, мистер Росс. Брент весь дрожал от возбуждения. Теперь все решает скорость, цель может уйти с выгодной огневой позиции; к тому же снаряды бороздят воду вокруг. - Первая! - крикнул Брент. Глянул на часы, потом в люк на энсина Фредерика Хассе, командира торпедной боевой части. Молодой офицер не спеша протянул руку к щиту, на котором горели шесть красных лампочек, сдвинул рычажок под первой и ладонью надавил медную пусковую кнопку. Потом пустил секундомер, зажатый в другой руке. После приказа "Пуск!" он обязан хронометрировать и делать пометки карандашом на циферблате после каждого взрыва. По сути, он таймер, и полученные им данные выверят точное расстояние между подлодкой и целью - если, конечно, будет попадание. Так осуществляется план торпедной атаки. Лодка подпрыгнула, будто столкнувшись с китом, и воздух под давлением вытолкнул торпеду из аппарата. Наращивая скорость до сорока пяти узлов, она унеслась в облаке пузырей и под углом двадцать четыре градуса вышла на путь поражения цели. - Первая пошла! - крикнул телефонист Берт Нельсон. - Путь торпеды сорок восемь секунд, - сказал Оуэн, глядя на КУТ. Хассе переключил селектор на второй аппарат и, не сводя глаз с секундомера, выждал шесть секунд. Затем запустил вторую торпеду. Одна за другой пошли еще четыре, и звенящее напряжение нависло над "Блэкфином". Два снаряда разорвались очень близко по правому борту; лодка содрогнулась. Пора наращивать расстояние от противника. - Вперед помалу. Лево на борт, - приказал Брент Гарольду Сторджису. - Курс ноль-три-ноль. - Он прокричал изменение курса вахте на центральном боевом посту, потом обратился к энсину Оуэну: - Приготовиться кормовому торпедному отсеку. - Десятый аппарат вышел из строя. - Черт, и правда! - Брент ударил кулаком о поручень. Взглянул на часы и опять выругался. Первая торпеда не попала. Вторая - тоже мимо. У Брента вдруг застучали зубы. Но тут страшный взрыв по миделю "Джиринга" выбросил его из воды. Прежде чем он успел погрузиться снова, другой колоссальный взрыв почти в том же месте расколол его киль и перевернул судно вверх тормашками. Взорвался погреб боеприпасов и смел кормовую рубку, зенитную установку и трубу. Десятки людей взлетели в небо, оседлав гигантский язык пламени. Брент, разинув рот, смотрел, как стальные листы и обломки весом в десятки и сотни тонн рассыпаются над водой полукругом в радиусе полумили. Вся команда "Блэкфина" - от аккумуляторного отсека до мостика - вопила как безумная. Кром подпрыгивал на полметра и хлопал Брента по спине, пока не опрокинул старшего помощника на ветрозащитный экран. - Вот это шоу! Блеск! - голосил Уиллард-Смит и помог старшине колотить Брента. А тот, хохоча во все горло, не замечая сыплющихся на него ударов, подхватил Сторджиса и хорошенько его встряхнул. Но тут заметил огромную волну. - Всем привязаться! Мимо с диким ревом промчался горячий ветер. Брент, успокоившись, повернулся к Сторджису. - Право руля, вперед помалу, курс на разбитое судно! - Такое же распоряжение он передал боевому посту и отменил приказ о готовности кормового торпедного отсека. Подлодка медленно приблизилась. "Джиринг" тонул двумя отдельными частями: лишь края носа и кормы выступали над водой. Горящее топливо расплывалось по воде, захватывая обычный "мусор": доски, бочки, деревянную мебель, каски, плоты и, конечно, людей, пытающихся отплыть подальше от места кораблекрушения. Некоторые уже ослабели, и Брент видел, как они задыхаются в пламени, хватают ртом воздух, силятся выпрыгнуть из воды. Криков за гулом дизелей не было слышно. Небо начало затягиваться темным плащом маслянистого дыма. У Брента внутри шевельнулось что-то подобное плотскому голоду, точь-в-точь как в спальне Дэйл Макинтайр. Голова шла кругом. Он усмехнулся, облизнул губы и пробормотал себе под нос: - Вот-вот, похлебайте огоньку, сволочи! - Мистер Росс, - окликнул его впередсмотрящий. - Кэптен Файт идет к нам по корме, пеленг два-ноль-ноль. Брент бросил взгляд через плечо и облегченно вздохнул. Первый эсминец восстановил управление и подходит с левого борта. Огонь на корабле уже потушили; одно орудие все еще дымится, но, кроме легкого крена и зачерненного участка по бимсу, Брент не заметил серьезных повреждений. И вновь перевел глаза на останки "Джиринга". Уцелевших довольно много: одни плывут, другие вцепились в обломки, счастливчикам удалось подхватить плоты. Одна такая группа из шести человек лихорадочно гребет по направлению к подводной лодке. - Малый вперед! - приказал он Сторджису. Лодка, плавно покачиваясь, сбросила скорость до четырех узлов. - Ну что, слушается? - Так точно, сэр. Туговато, правда. - Ничего, прорвемся. - Брент повернулся к Уилларду-Смиту и Крому. - Стать к пулеметам. Оба переглянулись, не двигаясь с места. - Зачем?! - вскинулся Уиллард-Смит. Брент нетерпеливо махнул рукой. - Будем расстреливать гадов. Он впервые заметил на бесстрастном лице англичанина проблеск чувств. - Знаете, старина, я думаю, это не здорово. Брент почувствовал, как холодный гнев пружиной скручивается в горле; кровь бешено застучала в висках. И с губ сорвалось яростное: - Мне начхать, что вы думаете! - Он повернулся к рулевому. - Стоп-машина! - Есть, сэр! Уиллард-Смит вытянулся. Лицо его окаменело. - При всем почтении к вам, - произнес он без всякого почтения в голосе, - я отказываюсь быть исполнителем кровавого убийства. Позвольте напомнить, что я не являюсь членом экипажа. Теряя самообладание, Брент указал Крому на плот, болтавшийся в ста ярдах от лодки. - Связист Ромеро, приказываю открыть огонь! - рявкнул он. Тони Ромеро разрывался между уважением к лейтенанту и выполнением приказа, который был ему ненавистен. Массивная челюсть ходила ходуном, губы побелели. - Я протестую, сэр, - с трудом выдавил он. - Протестуй сколько хочешь, мать твою так! Ты слышал приказ или нет?! Уиллард-Смит, Хамфри Боумен и заряжающий Юйдзи Итиока во все глаза уставились на пулеметчика. Сигнальщик Тодд Доран и другой впередсмотрящий, Бен Холлистер, тоже рты поразевали. Кром глубоко вдохнул и выплюнул слова, точно они жгли ему рот: - Я тоже отказываюсь, мистер Росс. Не хочу быть убийцей. Глубокая, ледяная тишина северных широт повисла над мостиком. Из глотки Брента вырвалось рычанье зверя, изготовившегося к прыжку. Его охватило бешенство - ни страха, ни сомнений, ни единой осознанной мысли. Оттолкнув Крома, он направил "Браунинг" на плот. Он видел в прицеле шестерых, с надеждой глядящих на лодку. Приподнявшись на цыпочках, Брент опустил дуло и придержал ствол, чтоб не качался. Впрочем, со ста ярдов он в любом случае не промахнется. Перед тем как нажать на гашетку, почувствовал тяжесть в паху, точно обнаженная женщина открывает ему свое лоно. Машина радостно запрыгала у него в руках; металлическая лента с визгом ушла из коробки в приемник. Очереди ударили по плоту, разметав сидящих на нем людей. Пули превращали в кровавое месиво плоть, крошили кости, отрывали конечности, полосовали обнаженные торсы; одному снесло голову. Люди подпрыгивали, вертелись, падали в волны. Брент стал палить короткими очередями в две головы, что наподобие поплавков покачивались возле разрушенного плота, и не успокоился, пока не взрезал их, как дыни. По воде растекалось огромное красное пятно. - Отличная работа, старина! - презрительно усмехнулся Уиллард-Смит. - За разделку мяса я бы представил вас к кресту Виктории [высший военный орден Великобритании]. Брент круто обернулся и сжал кулаки. Сердце превратилось в кузнечный молот и ухало возле горла. - Сэр!.. - Кром шагнул вперед. Его перебил голос сигнальщика Тодда. - Мистер Росс, вас вызывает Файт. - Он впрыгнул на сигнальную площадку и включил прожектор. - "Кинг". Пусть передает, - процедил Брент, почти не разжимая челюстей и стараясь не смотреть на англичанина. - Записывай, Холлистер, - велел Доран впередсмотрящему. Тот достал из кармана карандаш и блокнот. Доран принялся читать световые сигналы эсминца, короткими вспышками подтверждая прием каждой группы. - "Отлично сработано. Вы спасли мою душу. Я буду сопровождать вас до Токийского залива. Привет лейтенанту Россу. Как его здоровье?" Ярость немного схлынула, как только Брент представил себе огромного медведя Файта, стоящего рядом со своим сигнальщиком и диктующего ему слова. Доран передал "Роджер" и выжидательно повернулся к нему. - Поблагодари, - сказал Брент, - передай, что лейтенант Росс в добром здравии, но адмирал Аллен умер, а еще у нас много потерь и серьезные повреждения судна. Спасибо ему за то, что спас наши души, мы последуем за ним, как только... - он смерил Уилларда-Смита надменным взглядом, - расчистим мусор на воде. Защелкал прожектор, Брент пошел в переднюю часть мостика. Лодку еле заметно сносило к югу. - Малый вперед, курс два-семь-ноль, - произнес он так, чтобы его голос был одновременно слышен Сторджису и в микрофон. Рулевой повторил команду и передал приказ в машинное отделение. Лодка медленно набрала скорость и повернула на запад. Килевая и бортовая качка сразу ослабели. Брент хотел вернуться к пулемету. Доран передал ему новое послание Файта: "Мои соболезнования по поводу кончины адмирала Аллена. Берите курс на Токийский залив. Я сам позабочусь об уцелевших". Брент что-то недовольно проворчал и обжег взглядом Уилларда-Смита и Крома, которые немигающе смотрели на него. - Передай: "Вас понял, конец связи". Пока Доран работал со светом, Брент отдавал команды: - Право руля на курс три-три-ноль. Средний ход. Дизели четко заработали в ответ, и лодка стала широкой дугой разворачиваться к северу, пока Сторджис не объявил: - Держим три-три-ноль, сэр. - Гидравлический лаг показывает шестнадцать узлов, триста двадцать оборотов, - донеслось из рулевой рубки от Нельсона. - Хорошо, - отозвался Брент и наклонился к микрофону. - Штурман, курс на Токийский залив. Сверившись с гирокомпасом, Каденбах откликнулся снизу: - Предлагаю держать три-три-ноль до вечерних наблюдений. Надо обновить счисление пути. Нас наверняка отнесло на несколько миль. Брент взглянул на низкое солнце, прыгающее над горизонтом, точно красный шар на веревочке. До времени обсервации осталось меньше часа. - Так держать. Раздался грохот башмаков по трапу, из люка высунулся Реджинальд Уильямс. На голове окровавленная повязка, ноги еле держат - хватается за леера. Чернущие глаза смотрят на Брента, будто из могилы. - Я очнулся от запаха крови, - прошипел он. - Вы потопили эсминец? - Так точно, командир. - И ожидаете, что вас за это по головке погладят? - Я ничего не ожидаю. - А за то, что добивали уцелевших на воде? Голос Брента был убийственно спокоен. - Тоже. - И кто вам отдал такой приказ? - Позвольте напомнить: пока вы были без сознания, приказы здесь отдавал я. - Додумались! Стрелять в беззащитных людей! Нутро Брента словно опалило огнем. - Они не люди, а звери, подлежащие истреблению. Уильямс, не слушая, махнул на свисающее с поручней тело впередсмотрящего. - Выбросили вымпел, мистер Росс? - язвительно бросил он. - Вполне в вашем духе. - Этого я обсуждать не стану... - Брент медленно сжал кулаки. - До вашего выздоровления. - Ну, я давно согласен, американский самурай. Обсудим с глазу на глаз. - Он повернулся к Крому и Юйдзи Итиоке. - Снимите его. Он заслуживает лучшей участи. Двое проворно поднялись на площадку. Уильямс вновь перевел взгляд на Брента, но ничего сказать не успел из-за вопля Холлистера: - Файт их расстреливает! Все повернулись на корму. "Первый" на большой скорости шел посреди обломков. С борта палили пулеметы, расстреливая плывущих. Затем грянуло шесть взрывов, все догадались: Файт решил закрепить успех глубинными бомбами. - Семь футов вам, суки! - закричал Брент, потрясая кулаком. Уильямс, казалось, не верит своим ушам. - Бог мой! Позаботился называется! Что же это за война, если на ней уничтожают безоружных глубинными бомбами? Он смотрел на Брента с неприкрытой враждебностью. Взгляды Уилларда-Смита, Боумена, Дорана, Холлистера и Ромеро тоже не отличались большой теплотой. - Единственная война, которую они понимают, - тихо ответил Брент. - Она ведется по их правилам. Никаких конвенций, никакого милосердия, никакого рыцарства - такая вот война. - Он кивнул на обезображенный труп впередсмотрящего. - Иной они не признают. - И мы должны им уподобиться? Не понимаю! - Расспросите кэптена Файта про его сына. Может быть, тогда вам станет яснее. На мостике воцарилось молчание, и "Блэкфин" неторопливо вплыл в сгущающиеся сумерки. 3 Первый этап тысячемильного вояжа прошел при хорошей погоде. Пятидюймовое орудие закрепили тросами по осевой линии лодки. Замыкание в проводах нашли там, где и предсказывал младший лейтенант Брукс Данлэп, и питание было наконец восстановлено. Но течь в цистерне главного балласта устранить не удалось, поэтому насосы работали денно и нощно. При такой ситуации лодка не могла давать больше шестнадцати узлов, к тому же приходилось выискивать сравнительно гладкий путь в фарватере эсминца, идущего на пятьсот ярдов впереди. Командир до середины дня не вставал с койки. На лбу у него была глубокая, до кости, рана, санитары наложили шестьдесят семь швов - неудивительно, что теперь Уильямса изводили дикие головные боли. Тисато Ясуда дал ему сильное успокоительное, и похоронным обрядом на рассвете руководил Брент. Перед ним лежали пять завернутых в брезент тел, но он произносил надгробную речь по девяти (троих из орудийного расчета пятидюймовки и одного впередсмотрящего смыло волной). Среди погибших были японцы, и, к удивлению стоящих на карауле по бокам от него, Брент прочел на память и христианские, и буддистские молитвы. Христианам посвятил псалмы 106, 23, 24 и 25, традиционно читаемые по "отправляющимся на кораблях в море... что видят дела Господа и чудеса Его в пучине". А цитаты из Проповеди Будды о "четырех благородных истинах" стали последним обрядом по буддистам. Для прощальных панегириков времени не было; по прочтении молитв тела быстро предали волнам. После обеда Реджинальд Уильямс немного пришел в себя и принялся, точно призрак, бродить по судну, видно, решил продемонстрировать команде, что все еще способен отдавать приказы. С Брентом он разговаривал только по делу. Лицо его при этом оставалось каменным, но в глазах Брент явственно читал ненависть и презрение. Наверно, никогда не сойтись ему с этим человеком. А Файт, между прочим, добил не всех уцелевших. Четверых подобрал. Зачем, непонятно. Неужели хочет допросить? Но от арабов толку не добьешься. Темные, невежественные, они не разбираются ни в тактике, ни уж тем более - в стратегии. Впрочем, если найти к ним подход, они могут сообщить кое-какие сведения о своих воинских подразделениях и о силах союзников, но на большее неспособны... Кроме того, все они лживы и двуличны - самый гнусный народ на земле. Нет, лучше убивать их на месте. С лодкой дела плохи. Катастрофически не хватает людей. Тринадцать человек личного состава убиты, трое ранены. С управлением поредевшая команда худо-бедно совладает, а если опять надо будет защищаться? Правда, есть у них и небольшое пополнение. Брент своими ушами слышал, как Уиллард-Смит просил Уильямса о назначении пулеметчиком и впередсмотрящим в одну из вахт. Несмотря на размолвку, англичанин ему нравится. И, кажется, его симпатия взаимна. Оба постарались загладить неприятный инцидент и ни разу больше не упоминали о расстреле шестерых на плоту. Зато в свободные от вахты часы вели долгие разговоры в офицерской кают-компании. О чем?.. О чем могут беседовать двое мужчин, сто лет не бывавших дома. О женщинах, друзьях, любимых городах - Лондоне, Ливерпуле, Париже, Саутгемптоне, Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, - о ночных клубах, барах, бабах, о хорошей еде и выпивке. До Токийского залива оставалось меньше двух суток ходу, когда с Файтом связался морской комендант района высадки. Вскоре на горизонте появился грациозный моноплан, похожий на чайку, и совершил широкий разведывательный облет обоих судов, не входя в зону досягаемости их зенитных установок. Люди набились на мостик и на корму главной палубы; все вымокли насквозь, но продолжали махать и кричать. Они видели в небе и на море столько врагов, что теперь появление своего стало для всех истинным счастьем. Видя, как его приветствуют, пилот спустился к поверхности воды и оглушил их рокотом двигателей. Впередсмотрящих он чуть не задел по головам; они разом присели, чем вызвали громовой хохот на мостике. Новая радость их посетила, когда связист второго класса Гороку Кумано починил SPS-10 и у лодки словно бы открылись глаза. Брент смотрел на вращающуюся антенну и чувствовал себя увереннее. Невидимый луч прочесывает небо и море в радиусе восьмидесяти миль. Жаль, рация не работает - ее, видно, уже не починишь. За день до Токийского залива лодку в открытом море застиг шторм. И не то чтобы уж очень сильный для этих широт, но при таких повреждениях, при такой низкой осадке любой шторм опасен для "Блэкфина". А разразился он во время дневного дежурства Брента. Сперва темная тень наползла на северный горизонт, - именно там и зарождается большинство штормов в этой части океана. Громады кучевых облаков двинулись к югу, словно вспугнутое стадо антилоп. Снизу облака были темно-серые, сверху, где их подсвечивало солнце, радужно-белые. Очень быстро они заполнили пустое небо над лодкой. Море приобрело свинцовый оттенок и вспенилось; волны бесконечным строем, растянувшимся от горизонта до горизонта, атаковали подлодку. Солнце сначала приобрело сатанински-багровый цвет, потом стало отливать синюшностью разлагающегося трупа, и, наконец, день совсем померк. Тьма наполнила каждый кубический дюйм воздуха. Моряки всех рас и верований боятся этой адовой тьмы. Брент огляделся вокруг и прочел в глазах суеверный ужас. Даже Уиллард-Смит, по привычке бывалого пилота, беспокойно вертел головой. - Еще одна встряска, - заметил он с показной беспечностью и туго затянул шнуровку капюшона. Ветер все отчаяннее оплакивал моряков; затем яростными порывами хлынул ливень. Идущий впереди эсминец скрылся из виду. Направление волн вскоре изменилось: теперь они с тем же упорством осаждали правый борт. Рожденные на семидесятой широте ветра несли с собой полярный холод, не давали дышать, хлестали в лицо дождем, смешанным с ледяной пылью. Нос отяжелел, и лодка уже не справлялась с натиском валов. В корпусе обычных кораблей заложена способность слегка пружинить, а подлодка - жесткая стальная труба, предназначенная для морских глубин, поэтому море, как игрушку, перекатывало ее с боку на бок. Брент отозвал впередсмотрящих с площадки перископа и задраил люк рулевой рубки. Одетый в теплое обмундирование на мостик, шатаясь, вышел Реджинальд Уильямс. Брент сообщил ему курс и скорость. Уильямс кивнул и скривился, схватившись за голову. - Черт, как трещит! - пожаловался он. - Никогда такого со мной не было! Брент понял, что рана гораздо серьезнее, чем казалось; к тому же у командира сильное сотрясение мозга. Брент вытянул руку к северу и наклонился к Уильямсу, стараясь перекричать рев ветра. - Правый борт заливает! Я бы взял ноль-ноль-ноль, сэр. Уильямс лишь прикрыл глаза в знак согласия, и Брент отдал распоряжение стоящему у штурвала Тацунори Харе. Тот переложил руль; качка стала чуть потише. В коротком просвете Брент разглядел, что и Файт сменил курс; видимо, узкий в бимсах эсминец тоже изрядно болтало. Валы с грохотом разбивались о мостик. Вся конструкция трещала и стонала. Перископы гнулись, как деревья на ветру. Встревоженный Брент прокричал в микрофон: - Что на анемометре? - Девять, сэр, - откликнулся голос Каденбаха. Девять по шкале Бофорта означало сильный ветер до пятидесяти четырех миль в час - это превосходит его ожидания. До максимума в двенадцать и скорости более ста тридцати в час ветер не дотянул, но все равно опасность велика. - Командир, боюсь, корпус между сорок шестым и сорок седьмым шпангоутами не выдержит, и клапан цистерны главного балласта может совсем выбить. По-моему, надо сбрасывать скорость до восьми узлов. Если уменьшить давление на корпус, лодка будет лучше слушаться руля. - Это мысль, старпом, - ответил Уильямс и осторожно коснулся виска. - А я и не дотумкал. "Блэкфин" сбросил скорость, об этом сообщили Файту, и он откликнулся уменьшением хода. Ему это, разумеется, создаст проблемы, но для подлодки иное решение могло оказаться гибельным. Обе посудины, каждая на свой лад, продолжали бороться со штормом. Порой настоящие водяные горы нависали над лодкой, и лавиной обрушивались вниз. Но изворотливое суденышко всякий раз умудрялось вскарабкаться на тысячетонный гребень. Бренту было страшно, и вместе с тем он ощущал подспудную гордость, сознавая, что именно от него зависит исход схватки со стихией. Наверно, не легче противостоять глубинным бомбам, самолетам, артиллерии противника. Как все, кому приходилось участвовать в морских боях, Брент жил полной жизнью, лишь, когда глядел в лицо смерти. - Командир, - прокричал он, - предлагаю до отказа поднять носовые рули! В глазах Уильямса он увидел уже не враждебность, а растерянность человека, понимающего, что в одиночку ему не выжить. - Снесет ведь, старпом. - Может, сэр, но я не вижу выхода. - Он указал на волны. - Ладно. Брент отдал приказ. - Мостик! - окликнул из рулевой рубки связист Кумано. - На экране радара сильные электрические помехи. - Черт! - выплюнул Уильямс. - Эсминец-то хоть видишь? - Да, сэр. - И на том спасибо. А то мы потеряли его за шквалом. Из репродуктора послышался голос матроса Берта Нельсона: - Сэр, младший лейтенант Данлэп просит вас спуститься на пост управления энергетической установкой. Уильямс вновь заскрежетал зубами от боли и прохрипел: - Иду. Брент и Уиллард-Смит подскочили с двух сторон и помогли ему пролезть в люк, а оттуда уже тянулись руки, чтобы поддержать его на трапе. Перед тем как закрыть крышку, он в упор взглянул на Брента. - Иногда я ненавижу вас всеми потрохами, старпом, но должен сказать, что вы дьявол, а не моряк. Хотя такого врагу не пожелаешь, я все же прошу вас оставаться на мостике до окончания шторма. - Он захлопнул люк, прежде чем Брент успел ответить. - Да, лейтенанта здорово зацепило, - высказался Уиллард-Смит. - Ему бы лучше не вставать... Знаете, он всецело доверяет вам, старина... И я тоже. - Летчик хлопнул Брента по плечу и вернулся к своему "Браунингу". Брент будто хватил хорошую порцию виски - так тепло стало внутри. Несмотря ни на что, его уважают. Блаженство вдруг сменилось нервной дрожью. Уильямс фактически возложил на него ответственность за жизнь команды. Он встал рядом с Харой и уцепился за леер. - Мостик! - протрещал в репродукторе голос Берта Нельсона. - Конраду Шахтеру и этому... как его... эль Сахди зверски плохо. Всю столовую заблевали. Гауптман требует, чтоб его выпустили на мостик воздуху глотнуть. Талдычит что-то насчет Женевской конвенции... Брент в ответ прокричал: - Спроси гауптмана, не желает ли он, согласно конвенции Брента Росса, проветриться верхом на торпеде. Даже сквозь жуткий вой ветра Брент расслышал хохот в рулевой рубке, после того как Нельсон повторил приказание. Больше от пленных жалоб не поступало. Еще около часа они держали избранный курс. Вахтенные сменились; вместо Хары вышел старший матрос Джей Оверстрит. А Уиллард-Смит остался. Ветер не ослабевал, но и не усиливался. Должно быть, на небе уже появились звезды, но их за тучами не видно, и темноту рассеивает лишь красное свечение гирокомпаса. Килевая качка по-прежнему сильна, но рулевой мастерски одолевает ее. Временами ветер утихал, и в душе Брента мелькала надежда, что наконец все кончилось, но ее тут же опрокидывал новый, свирепый порыв, бросая ему в лицо соленые брызги и окатывая мостик. Лодка смело бросалась в борьбу, вода хлестала из стоков и шпигатов, - словом, все повторялось сызнова. Наверно, было часов девять (Брент потерял счет времени), когда шторм устроил им впечатляющее пиротехническое представление. Они проходили в эпицентре, и грозовое облако, поднявшееся на шестьдесят тысяч футов, осыпало их режущими глаз молниями и канонадой грома. Вихревые потоки порождали сотни тысяч вольт электрической энергии. Уиллард-Смит пальцем прочертил круг над головой, потом ткнул вверх. - Гроза! Должно быть, это сердце шторма. Теперь наверняка пойдет на убыль. - Будем надеяться, - уныло откликнулся Брент. Капитан авиации не ошибся. Через тридцать минут ветер понемногу начал стихать, а еще через полчаса на северном горизонте проглянули звезды. Море великодушно сглаживало бортовую и килевую качку. - А ведь вы были правы, черт бы вас побрал! - радостно воскликнул Брент. Уиллард-Смит засмеялся. - Благодарю! - Мостик! - окликнул Уильямс из репродуктора. - Здесь мостик! - Каденбах рекомендует вернуться на основной курс три-три-ноль. Согласны? Брент запрокинул голову к небу. Звезды уже рассыпались по всему северному полушарию. - Неплохо бы, командир. - Запросите Файта световым сигналом. - Есть! Через несколько минут оба судна повернули к Токийскому заливу. 4 На рассвете радар поймал первых ласточек Японии. Острова Микура, Мияке, Ниидзима, Тосима и Осима вытянулись на экране яркой прямой линией, точно стрела, указывающая усталому моряку путь к дому. Чистое утреннее небо словно бы манило сыновей в родные пределы. На борту лодки воцарилась атмосфера счастливого ожидания. Над ними начали барражировать самолеты. Посланца коменданта района сменил еще один разведчик. Затем показалось звено из трех "Зеро". Пилоты махали им, высовываясь из открытых фонарей; вахтенные на мостике отвечали с не меньшим воодушевлением. Брент и Колин были разочарованы, не увидев среди них истребителя Мацухары. К десяти часам первый остров остался по левому борту на расстоянии шести миль. Теперь на радаре появился мыс Ирозаки к востоку и Нодзимазаки к западу от береговой линии, открывающей доступ в огромную гавань. Нос лодки был направлен прямо по центру канала, к еще не видимому Токийскому заливу. В полдень они увидели берег и прошли входной буй. Из пролива Урага уже открывался хороший вид на побережье: полуостров Ханто на западе, Босо - на востоке, весь в зелени лесистых холмов. "Первый" эсминец по-прежнему держал дистанцию в пятьсот ярдов. Уильямс вышел на мостик, но командования не принял. - Вы уж много лет бороздите эти воды, так ведите нас и теперь, старпом. Хотя тон небрежный, а глаза все еще стеклянно поблескивают, однако Брент уловил в холодном тоне оттенок уважения. Командир он хороший, что ни говори. Умный, храбрый, а главное никогда не позволяет личным чувствам влиять на деловые решения. Брент отдавал себе отчет в том, что за эти дни и сам больше зауважал негра. Видно, как он мучается: боль то и дело туманит глаза, но, превозмогая ее, держится на ногах. С эсминца замелькал прожектор, и сигнальщик Доран стал диктовать послание писарю Холлистеру. С первых же слов стало ясно, что кэптен передает им полученную радиограмму: "Ком. "Йонаги" (старший офицер авианосца "Йонага") - "Блэкфину". Следуйте на базу в Йокосуке, четвертый причал, третий пирс. Командиру и старшему помощнику немедленно явиться для доклада. Благодарю за службу". - Передай ему, - сказал Уильямс Дорану, - у нас трое тяжелораненых, серьезные повреждения лодки и двое пленных. К тому же на борту капитан авиации Уиллард-Смит. Правая рука Дорана проворно защелкала шторками прожектора, похожими на жалюзи. Брент улыбнулся. Опытный сигнальщик способен передавать и принимать около пятнадцати слов в минуту. Доран явно перекрывает этот рекорд, а Уильямс все равно выказывает нетерпение. Наконец Доран передал "вас понял" и повернулся к командиру, даже не продиктовав послание писарю. - Белено привезти англичанина и пленных с собой на "Йонагу". "Скорая" будет ждать в доке. Как только освободится первый сухой док, лодку поставят туда. - Как только освободится! Нам он сейчас нужен, немедленно! Передай, нам нужен док с мощным насосом, чтоб выкачать воду из балластной цистерны. Если наши насосы не сдюжат, "Блэкфин" затонет. Снова над морем полетели световые сигналы, затем наступила пауза: видимо, Файт по рации передавал сообщение на "Йонагу". Наконец прожектор эсминца вновь заговорил. - Док будет готов завтра, - сообщил Доран. - В гавани будут ждать два новых насоса. - Хорошо, - кивнул Уильямс. - Передай "слушаюсь". Доран повернулся к прожектору и через секунду объявил: - Он передает "конец связи". - О'кей. - Прошли сотую изобату, командир, - доложил Нельсон из рулевой рубки. - Так. Мы сидим в воде почти на семнадцать футов. Проблемы есть, мистер Росс? - Нет, сэр. - Брент обвел рукой сужающийся пролив. - Вода хорошая на всем пути, так что никаких проблем. - Отлично, старпом... то есть защитник. Можно считать, что матч вами выигран. С эсминца опять донеслись световые сигналы. - "Следуйте своим курсом", - сообщил Доран. - Есть. - Брент глянул в дальномер, потом на репитер и повернулся к рулевому Оверстриту. - Право на угол ноль-два-семь, малый ход. Оверстрит чуть переложил руль, и под колокольный перезвон дизели замедлили работу. - Иди по центру, на пятьдесят ярдов от световых буев. - Вас понял, сэр. - Эхолот! - крикнул Брент в люк. - Десять саженей под килем, - отозвался вахтенный на лоте. - Доложить, если глубина уменьшится до шести футов. - Слушаюсь, сэр! Из рубки подал голос главный старшина-электрик Момо Кенкюся: - Четверо свободных от вахты просят разрешения подняться на палубу, сэр. Уильямс хмыкнул. Понятно, японцам не терпится взглянуть на родной берег. Обхватив голову руками, он наклонился над люком и проговорил: - Все свободные от вахты могут подняться. - Он глянул на низко сидящий в воде нос и добавил: - Если ноги не боитесь промочить. Старшины Кенкюся, Юйдзи Итиока, Масаойри Фудзивара и матрос Тацунори Хара, грохоча ботинками, поднялись по трапу, отвесили поклоны, отдали честь командиру и бегом бросились к борту, не обращая внимания на хлюпающую под ногами воду. Они стояли, сбившись тесной кучкой, смеялись, указывали на берег, хлопали друг друга по спине. Они живы, хотя давно распрощались с надеждой увидеть вновь свои прекрасные острова. Брент полностью разделял их бьющую через край радость. Лодка вползла в самую узкую часть канала, между мысом Урага и полуостровом Босо. Уже показались редкие дома, но в основном земля была покрыта хвойными и лиственными лесами. При виде сухопутной красоты оттаивали сердца моряков. Брент невольно задумался об этой странной земле, ставшей его второй родиной. Здесь человека ценят не за постоянство, а за умение ни под каким видом не отступать от своих противоречий. Молодой американец привык на каждом шагу сталкиваться с парадоксами: гости не снимают шляпы, но снимают ботинки; спиртное подают не охлажденным, а подогретым; рыбу едят сырой, даже фугу, что очень опасно; люди дочиста отскабливают тело прежде чем сесть в ванну; скорбящие одеваются в белое; император, сто двадцать четвертый потомок богини Аматэрасу, подтвердил свое бессмертие тем, что преставился; человек появляется на свет по синтоистскому обряду и во всем повинуется жрецам буддизма; самая образованная нация в мире говорит и читает на странном языке без алфавита, основанном на двух тысячах иероглифах, которые имеют столько же значений, сколько читателей. Мысли, как всегда, переключились на женщин. Здесь он познакомился с капитаном Сарой Арансон, агентом израильской разведки. Оба сгорали от страсти в ее токийской и тель-авивской квартирах. Потом появилась Маюми Хатия, невинная, ангельски красивая, тонкая, как фата невесты, и страстная, как пантера. Здесь же на "Йонаге" он впервые увидел сотрудника ЦРУ Дэйл Макинтайр, которую очень тревожит близкий "сороковник". "Слишком я стара для тебя, Брент", - твердила она, проводя его в свою спальню, где они занимались такой сексуальной акробатикой, какая ему и во сне не снилась. Здесь ему встретилась и предательница, шпионка Кэтрин Судзуки. В памяти она неизменно ассоциируется с "черной вдовой", паучихой. После эротической схватки на Гавайях она дважды пыталась его убить. Сперва привела в засаду, потом сама чуть не подорвала "Йонагу" в доке Йокосуки, сидя за рулем грузовика, полного пластиковых бомб. После того как пулемет остановил грузовик, она лежала навзничь и смотрела на него. Брент никогда не забудет той минуты, когда пистолет дернулся у него в руке и на лбу Кэтрин, прямо в центре, появилось маленькое алое отверстие. Как извивались конечности и все тело, когда пуля, выпущенная из ствола, прошла навылет через череп и выпустила мозги. Как потом Кэтрин затихла. Но странное дело - он до сих пор испытывает к ней влечение, хотя она сто раз заслужила смерть, и товарищи высоко оценили его поступок - в особенности адмирал Фудзита. Едва они миновали мыс Урага, перед ними открылось обширное пространство Токийского залива. Все на мостике разом подняли бинокли. Иокогама - крупнейший морской порт Японии - вытянулась перед ними уродливым коричневым пятном вдоль северо-западного побережья. На севере виднеется Кавасаки, а громада Токио еще скрыта за дальним горизонтом. Зловоние большого города составляет разительный контраст с девственно-чистым небом. Сквозь вонючие коричневые наслоения гордо пробивается вдалеке снежная вершина Фудзиямы. Переводя бинокль на запад, Брент увидел огромную морскую базу Йокосуки всего в пяти милях по левому борту. Глядя на репитер, он приказал Оверстриту: - Лево руля. Курс два-восемь-один. После повтора команды, подлодка не спеша взяла новый курс. Техник по ремонту электронного оборудования Мэтью Данте подал голос от SPS-10. - У меня на радаре столпотворение, сэр. Множество маленьких яхт. Брент как раз углядел вдали массивную надстройку и трубу "Йонаги", а сообщение Данте заставило его опустить взгляд. И впрямь десятки ярко раскрашенных суденышек толпятся на небольшом пространстве между ними и эсминцем. Уильямс, сияя улыбкой, оборотился к Бренту и заметил: - Группа приветствия, старпом. - У него как будто сразу улучшилось самочувствие. - Они нам рады. - Да, сэр, большинство. Как сказал бы адмирал Фудзита: "Они рады всякому, кто не выпускает газы из "Хонды". - А старик, видать, циник. - Мудрец, капитан. Уильямс озадаченно почесал подбородок. - Вы сказали - большинство. Что это значит? - Некоторые могут быть из "Ренго Секигун". Уильямс, Уиллард-Смит и Оверстрит недоуменно посмотрели на старшего помощника. А двое японцев впередсмотрящих, напротив, обменялись понимающими взглядами. - "Японская красная армия", - поясни