Барни и думать не думал, что будет неделю за неделей водить поезда по одному и тому же маршруту всю свою жизнь. Но недели складывались в месяцы, месяцы в годы, годы в десятилетия. Стопятидесятимильный перегон между Вичитой и Додж-Сити стал частью его самого. Он знал каждый уклон, каждый поворот, каждый светофор, каждую стрелку, чуть не каждый стык рельсов... Барни оторвался от журнала. За высоким окном тепловоза ему послышался какой-то странный звук, приглушенный и неясный, но вроде бы кто-то копается в гравии позади поезда. Как далеко - сказать трудно, но Барни после тридцати лет стажа работы автоматически улавливал любой подозрительный шум что в машине, что вне ее. Подойдя к окну, он открыл его и высунулся наружу. В непроглядной темноте он увидел лишь хвост темных вагонов позади локомотива. Их было всего шесть. Поезд Барни был одним из самых коротких на этом маршруте, но ведь и Парк-Сити тоже не Главная Центральная. Барни потянул носом воздух. Пахло машинным маслом, гарью и пылью. Он снова обвел взглядом территорию сортировочной станции. То там, то сям позвякивали железные сцепки вагонов, мигали сигнальные огни, тускло светились газовые фонари. Клубы густого дыма поднимались над крышей поста у маневровой горки. - Первис, это ты? - крикнул Барни, стараясь перекрыть низкий гул дизелей, работавших на холостом ходу. Звуки торопливых шагов по гравию насыпи стали отчетливее. Барни решил, что это идет его помощник. - Первис? Это ты? Ответа не было. - Что за чертовщина! - пробормотал Барни, возвращаясь к термосу и журналу. Подумав, он решительно убрал их в свою корзинку для завтрака. Внезапно его охватило дурное предчувствие. Как правило, если к локомотиву подходил кто-то из конторы станции, особенно во время долгой стоянки, это могло означать лишь одно - плохие новости. То ли на стрелках аппаратура барахлит, то ли заторы на линии. Барни нажал кнопку интеркома: - Грейнджер? Ты на месте? Грейнджер Толлифсон был у Барни проводником. Приятной внешности коротышка лет шестидесяти, он служил на этой линии еще со времен президентства Джимми Картера. Только сейчас его почему-то было не найти. - Грейнджер! Где ты? Опять никакого ответа. Внезапно дверь в кабину распахнулась настежь. - Какого... - начал было Барни, но тут же осекся, увидев в проеме молоденького парнишку, державшего в руках помповое ружье. Он тяжело дышал и весь дрожал словно осиновый лист. У парня были волосы, как у девчонки, а лицо - как вытянутая тыква. Судя по тому, как он держал ружье, шутить он не собирался. Слабое сердце Барни учащенно заколотилось. За всю свою двадцатидвухлетнюю службу машинистом он ни разу не был жертвой преступления или серьезного инцидента. В этом смысле Барни вообще никогда не видел ничего, выходящего за рамки обычного. Похоже, его удача готова перемениться. - А ну, подними руки так, чтобы я их видел! - закричал Анхел. У него было ощущение, что по телу бегают скорпионы. От лихорадки начинались галлюцинации. Но он старался сохранять спокойствие и избегать шипящих. Он хотел, чтобы машинист понимал каждое слово с первого раза. - Подними их вверх! Старик неохотно поднял вымазанные машинным маслом руки. Анхел ткнул дулом ружья в щиток управления и сказал: - Давай трогай! - Подумай, сынок, - сказал старик. - Ты кучу бед себе наживешь! - Я сказал, трогай свою развалину! Поехали! - Что ты сделал с Грейнджером? - Цего?! Старик махнул рукой в сторону поста у горки и пояснил: - Мой проводник. Он должен вернуться с минуты на минуту. Парень вооружен и свиреп как бык. Это была ложь. Анхел это знал, и старик понял, что он знает. Прежде чем ворваться в кабину, он силой затолкал проводника в инструментальную кладовую неподалеку от поезда. В поезде были только Анхел и машинист, и у обоих кончалось время. Подойдя ближе и поводя стволом перед носом старика, Анхел сказал: - Даю тебе две секунды, цтобы тронуться с места! Ты слышал?! - Не могу! - Старик завороженно глядел в дуло. Вид у него был перепуганный. И растерянный. - Стрелки еще не освободились! Анхел ткнул дулом ружья чуть ли не в нос старику и заорал: - Последний раз говорю! Трогайся с места! Поехали! - Сынок, не дело это! Анхел взвел курок. Услышав громкий щелчок, старик замер на месте. - Поехали! Или я стреляю! - заорал Анхел. - Сынок, я же говорю тебе... - ПОЕХАЛИ!!! - Анхел прижал дуло к виску машиниста. Старик медленно повернулся и склонился над щитком. Отпустив тормоза, он взялся за ручку управления. Дизеля локомотива тут же ожили. - На восток все равно нельзя, сынок! Там куча вагонов на всех путях! - Ницего... - Анхела скрутила боль в животе, он пошатнулся, стараясь не отводить ствол. Желудок сводило судорогой. Началась отрыжка. Горло горело, будто туда сунули факел... - Я хоцю на запад! Понимаесь? Едем на запад... Старик оказался занудой. - Еще раз скажи, сынок. Я не понял, что ты сказал. Анхел показал в сторону вагонов: - Д-дд-давай н-на з-запад. - На запад? - Машинист дрожал. Когда он увидел, что Анхел рыгает, то уже не знал, чего ждать от этого психа. - ДА, ЦЕРТ ПОБЕРИ!!! НА ЗАПАД!!! - Не могу, сынок! - ДВИГАЙ!!! СЕЙЦАС ЗЕ!!! Внутри у Анхела все горело. Ему казалось, что сейчас у него глаза вылезут из орбит. Старик на мгновение высунулся из окна и сказал: - На пути стоит ремонтный вагон! - ПРОТАРАНЬ ЕГО!!! Старик нервно облизнул губы, взялся за ручку, в глазах его застыл непритворный ужас. - Нельзя, сынок... Анхел упал на колени. Нестерпимый жар охватил его легкие, спину Он начал терять сознание, ружье почти вываливалось из рук. - ...тарань... - едва слышно прошипел он. Старик внимательно посмотрел на парня, раздумывая, не выхватить ли ружье. Но что-то остановило его. Не риск, что ружье стрельнет. Даже не перспектива погибнуть в драке. Скорее что-то такое было в этом искаженном болью несчастном лице. Анхел взглянул на старика помутившимся взором и едва слышно прошептал сквозь стиснутые от боли зубы: - Просу... Поразмыслив еще секунду, старик сказал: - Придется объезжать. Анхел кивнул. Взяв ручку управления, машинист тронул поезд в сторону западных ворот сортировочной станции. - А как мы узнаем, что это он? - спросила Софи, прижавшись носом к боковому стеклу джипа. - Сейчас нам только не хватало перепутать поезда... Она приняла еще полтаблетки болеутоляющего, и боль понемногу утихла. Но пульсирующий лихорадочный узел страха не рассасывался. Окружающий ландшафт казался ей сюрреалистическим, как пурпурная страна папье-маше с мелькавшими в свете рассветной луны силосными башнями, амбарами, соломенными чучелами... - Ищи мигающий прожектор, - пробормотал Лукас, но его голос заглушил рев двигателя. Он неотрывно глядел в зеркало заднего вида, высматривая поезд. - А если у Анхела ничего не вышло? - спросила Софи. В голове у нее шумело. - Вышло. Парнишка крепче стали. - А если его скрутила боль? - Хватит, Софи. - А если... - Хватит! - Лукас потряс головой и добавил: - Лучше помоги мне найти место, где подъехать к рельсам. Они мчались по сельской подъездной дороге между Маунт-Хоуп и Ковичем. Она много миль шла параллельно рельсам. Им было известно, что небольшой пригородный поезд компании "Амтрак" проходит по этому участку пути каждое утро. Лукас узнал это еще в том злополучном рейсе для "Птичьего глаза". Если повезет, на тепловозе хватит топлива, чтобы доехать до Колорадо, минуя Додж-Сити. - Смотри! Переезд! Лукас мотнул головой в сторону приближавшегося переезда. Он слегка притормозил и свернул с дороги. Переехав железнодорожное полотно, он внимательно осмотрел землю по обе стороны от рельсов. С каждой стороны шла довольно широкая гравийная отсыпка, поросшая редкими кустиками сорняков, достаточно широкая для полицейского джипа. - Лукас! Осторожнее! Лукас как раз разворачивался, когда из темноты внезапно вынырнул грузовик. Отчаянно сигналя, он промчался буквально в дюйме от джипа. Лукас вывернул на дорогу, удержал машину и завершил разворот. - Подожди-ка! - Софи чуть не по пояс высунулась из окна, вглядываясь вдоль полотна. - Поезд идет. - Огни мигают? - Ага. Лукас снова переехал через рельсы и круто повернул. Из-под колес веером посыпался гравий. На какую-то долю секунды джип зарылся в гравий и почти остановился. Голова Софи тут же наполнилась болью, горло перехватил спазм. Но тут автомобиль рванул вперед по обочине, рядом с рельсами, взметнув тучи пыли к индиговому небу. Тридцать пять миль в час, сорок... Машина завибрировала, грозя рассыпаться на части. Софи глянула через плечо. В зазубренной дыре заднего стекла были отчетливо видны мигавшие огни приближавшегося поезда. Теперь он был уже в сотне ярдов от них. Он шел примерно тридцать миль в час. Яркий луч лобового прожектора резал темноту как волшебная коса. - Давай, Софи! Выбирайся! - закричал Лукас, глядя в боковое зеркало. - Подожди! - У нее кружилась голова. Смесь таблеток и страха заварилась в ядовитое зелье. - Подожди секунд очку! - Поторопись! - закричал Лукас, не отрывая взгляда от зеркала, в котором был виден поезд. Разум Софи замер как заклиненные часы. На заднем плане сознания мелькнуло видение - размахивая руками и ногами, она летит вниз, зубы ударяются о рельсы и уходят в череп. Потом изнутри взрыв заливающего все пламени. Конец. Видение пронеслось в долю мгновения. - Лукас! - Софи пыталась подобрать слова. - Может, нам надо... - Скорее, Софи! Черт побери, скорее!!! Железный зверь надвигался. Дрожала земля, воздух наполнился лязгом и грохотом. - Лукас, послушай, я... - СОФИ! Давай, черт побери! Она посмотрела в его удивительно хладнокровные глаза. В них не осталось ни смятения, ни страха - одно лишь спокойствие. Отвага Лукаса тут же передалась ей словно спасительный глоток воздуха. - А, мать его! - выкрикнула Софи и стала выбираться наружу через окно джипа, чувствуя на своих ягодицах сильные мужские руки, помогавшие ей удержать равновесие. Оказавшись снаружи, она была тут же оглушена невероятным грохотом и лязгом. В рот ей набилась гарь, голова гудела от избытка адреналина. Обернувшись на секунду к Лукасу, она коснулась его потной щеки и крикнула, пересиливая ветер: - Поосторожнее! И с этими словами исчезла в окне. - Дерзы скорость! - прокричал Анхел, стоя в дверном проеме кабины тепловоза. Одной рукой он ухватился за поручень, в другой сжимал нацеленное на машиниста ружье. Барни держал скромные тридцать пять миль в час, высматривая необычные сигналы или препятствия на рельсах. Он все еще был здорово напряжен. Десять минут назад его локомотив с грохотом выехал с сортировочной станции, игнорируя яростные крики диспетчеров по рации. Теперь он катил в сторону Додж-Сити. К виску Барни было приставлено ружейное дуло, с минуты на минуту на поезд должны были забраться еще Бог знает какие бандиты... Странное дело, старик уже не чувствовал страха. В нем искрилось какое-то электричество. Барни ощущал его как жаркий запах горящего металла. Хоть раз в жизни на этом Богом забытом поезде что-то интересное. И как бы там ни было, а он тоже стал участником чего-то серьезного. Черт возьми, ведь почти все его приятели либо на кладбище, либо в домах призрения. Эх, видели бы его сейчас ребята с "Берлингтон Нортен"... Рядом с локомотивом появился полицейский джип, из-под капота его валил густой черный дым. Двигатель выл как обезумевшая ведьма. Барни подумал, что до взрыва уже недалеко. Потом в проеме показалась женщина. Парень помог ей взобраться в кабину. Тяжело дыша, чуть не плача, вся красная, Софи попыталась что-то сказать, но не смогла. Она просто отползла в дальний угол и прислонилась к стене, пытаясь прийти в себя. Барни посмотрел на женщину и кивнул. Софи все еще не могла говорить. Барни показалось, что ей уже за тридцать, мужская стрижка, никакого макияжа, насквозь пропитавшаяся потом и грязью одежда... Ей явно было очень плохо, но глаза еще горели живым любопытством. Она чем-то напомнила Барни его собственную дочь. Интересно, что же натворили эти люди? Барни догадался, что они бегут от закона, но что же надо было натворить, чтобы бежать в таком отчаянии? Потом появился чернокожий мужчина. Очевидно, он чем-то заклинил руль и прижал педаль газа свернутым ковриком, чтобы выбраться. Ввалившись в кабину, он устало отполз к стене и замер, переводя дыхание. Тем временем джип вильнул в сторону в придорожные заросли кустарника и скрылся в облаке дыма и пыли. Еще мгновение - и тяжелый взрыв заглушил стук колес поезда. У Барни участился пульс. Он вспомнил криминальные передачи, которые его жена любила смотреть по телевизору, - похищения людей, ограбление ювелирных магазинов, мошенничество со страховкой... Боже мой, сюда бы сейчас этих ребят с телевидения! - Добрый вечер, - сказал наконец Барни, обращаясь к чернокожему. - Рады приветствовать вас на нашем поезде! Лукас оглядывался вокруг, словно испуганное цирковое животное, внезапно выпущенное из привычной клетки. Его глаза тревожно блестели, одежда была насквозь пропитана потом и кровью. Барни показалось, что он серьезно болен, если не сказать больше. Вид у него был такой, будто он побывал в гигантской фритюрнице. Кожа была покрыта многочисленными волдырями от ожогов. Парень с ружьем рванулся к своим друзьям. Несколько минут они молча сидели вместе, осматривая свои раны. Паренек что-то шепнул им насчет Барни, показывая на него рукой и, очевидно, рассказывая о его покладистости и полном миролюбии. Наконец к машинисту подошел Лукас и заговорил с ним, все еще тяжело дыша: - Держите разумную скорость - ничего сверх нормы - и постарайтесь экономить топливо. Главное, держите поезд в движении. - Могу я задать один вопрос? - Давайте. - От кого вы так бежите, люди? Лукас вытер губы тыльной стороной ладони и тяжело вздохнул. Похоже, у него была горячка. - Это сложно... - начал он и вдруг улыбнулся болезненной, усталой улыбкой. - Чего это вы? - поинтересовался старик. - Да ничего, - ответил Лукас. - Просто вспомнил, что сказал один покойник по рации. Мелвил его звали. Он тоже думал, что все это чертовски сложно. 27. ЧЕРНОЕ ПЛАМЯ Они еще с полчаса сидели в кабине локомотива, приходя в себя и присматривая за стариком. Периодически они молча поглядывали на мелькавшие за окнами широкие луга штата Колорадо, сменившие холмы Канзаса, на озера, в темных водах которых отражались черно-синие тучи. Все это время Лукас размышлял над следующим шагом. Впервые за весь этот долгий кошмар Лукас точно знал, что он должен делать. Взяв помповое ружье, он подошел к машинисту. - Можно задать вам очень простой вопрос? Барни удивленно приподнял одну бровь и приготовился слушать. - Могу я доверять вам? - спросил Лукас. - Ну, это зависит... - От чего? - От того, в чем вы мне хотите довериться. Теребя мочку уха, Лукас сказал: - Хорошо, могу я быть уверенным в том, что вы продолжите движение по маршруту, пока мы будем находиться в хвостовом вагоне? Обернувшись к Лукасу, Барни серьезно посмотрел на него: - Да, сэр, в этом вы мне можете довериться. Еще несколько секунд Лукас продолжал смотреть в глаза старого машиниста. Было в нем что-то трогательно детское. Своим необычным мягким выражением глаз он напомнил Лукасу его дядюшку Вилли. Почти пятьдесят лет он прожил на ранчо неподалеку от Хьюстона, занимаясь разведением лошадей. Лукас частенько навещал дядю, всякий раз восхищаясь его беззаветной любовью к лошадям. Вплоть до последнего дня в своей жизни он весь светился от счастья, когда расчесывал гриву одному из своих любимых жеребцов. И теперь Лукас был почему-то уверен, что и Барни относился к своему поезду точно так же, как дядюшка Вилли к лошадям. В его глазах читался интерес к жизни, не исчезнувший с годами тяжелого, порой изнурительного труда. И Лукас решил, что этому старику можно доверять. - Хорошо! Тогда вот что, - сказал наконец Лукас. - Мне нужно, чтобы поезд двигался с постоянной, но не слишком высокой скоростью. - Понял вас, сэр. - И не останавливайтесь ни при каких обстоятельствах! Вы понимаете меня? - Понимаю. Лукас махнул рукой куда-то вперед и спросил: - Есть тут шанс напороться на копов или железнодорожные власти ближайшую сотню миль? Сидевшие в дальнем углу Софи и Анхел напряженно вслушивались в их разговор. Они оба уже немного пришли в себя, но все равно выглядели просто ужасно. Особенно измученной казалась Софи. В ее лихорадочно блестевших глазах отражался безмерный ужас. Немного помолчав, Барни ответил Лукасу: - Сегодня на всем маршруте должно быть спокойно. Насколько мне известно, никаких проверок не предполагалось. Диспетчер, который видел, как мы удирали с сортировочной станции, вряд ли поднимет сильный шум. Если у нас и будут неприятности, то где-нибудь в районе станции. - И часто нам придется ехать мимо станций? Старик чуть искоса взглянул на Лукаса и проговорил: - Ну, не очень часто, если знать, как их объехать. Лукас понимающе кивнул. Он был искренне рад тому, что старому машинисту можно доверять - иного выбора у них просто не было! Согласие машиниста полностью выполнять все просьбы Лукаса было одним из самых важных моментов в его плане дальнейших действий. Поезд должен был продолжать движение любой ценой, несмотря ни на что! Чтобы еще больше убедить старика в важности именно этого момента, Лукас взял его руку и как можно значительнее произнес: - Обещайте, что не станете геройствовать и вызывать полицию. Барни поглядел на Софи и Анхела и проворчал: - А кому они нужны? - У вас будет способ известить нас в случае чего? - спросил Лукас, указав рукой на приборную панель. Задумавшись на несколько секунд, старик ответил: - Да, сэр. Я могу помигать огнями. - А где рация? Барни молча указал на небольшой аппарат, висевший слева от приборной панели. Лукас изо всех сил ударил прикладом ружья по служебной рации, и в воздух полетели осколки металла и пластика. Старый машинист посмотрел на разбитый аппарат и тихо произнес: - Вас понял. Обернувшись к Анхелу, Лукас сунул ему в руки помповое ружье и сказал: - Анхел, тебе нести первую смену караула. Если что, сначала стреляй, потом спрашивай. Анхел понимающе кивнул. Но тут Софи взмахнула дрожащими руками и сказала: - Подожди! Подожди минутку, Лукас! Что это за шоу в стиле Дьюка Уэйна? - А что? - Что ты задумал? Какой у тебя план? После минутного колебания Лукас ответил: - Давай потолкуем об этом в последнем вагоне. Чтобы добраться до вагона-ресторана, им пришлось через запасный выход из кабины локомотива вылезти на массивную стальную сцепку между локомотивом и вагонами. Прохладный ночной ветер ударил им в лицо. Стальная сцепка ходила под ногами ходуном. Стараясь не обращать внимания на головокружение, Лукас помог Софи и Анхелу перебраться в соседний вагон и двинуться дальше. Вагон-ресторан был слабо освещен. Длиной в двадцать семь футов, он весь насквозь пропах кухонными ароматами и застарелым сигаретным дымом. Вагон был из добрых старых пятидесятых годов. В нем даже сохранились самые настоящие столики и перегородки между ними. Светильники тоже были тех времен. Пол вагона был истерт за десятилетия бесчисленными ногами пассажиров. Найдя небольшой туалет в самом дальнем конце вагона, Софи и Лукас по очереди опорожнили свои давно переполненные мочевые пузыри. Спустя минуту они уселись рядышком возле пустого буфетного прилавка. - Что ты задумал, Лукас? - спросила Софи, закуривая "Мальборо". Руки ее неудержимо дрожали, когда она распечатывала свежую пачку, обнаруженную в сигаретном автомате рядом с туалетом. Внимательно поглядев на свою напарницу, Лукас мягко сказал: - Софи, тебе бы надо что-нибудь съесть. - Ни за что! Меня сразу вырвет. - Мы с тобой уже давно ничего не ели, - возразил Лукас, окидывая взглядом вагон. Соскользнув со своего стула, он подошел к стойке бара, за которой виднелся небольшой холодильник. Внутри не оказалось ничего существенного, кроме нескольких бутылок сока, сваренных вкрутую яиц и упакованных в фольгу пончиков. Но и этого для Лукаса и Софи было вполне достаточно. - Ух, как есть хочется, - пробормотал Лукас, откусывая вкусный пончик и запивая его холодным молоком - полпакета его он тоже обнаружил в холодильнике. Вкуса молока он не почувствовал, зато прохлада приятно обволакивала обожженный желудок. Потом он открыл пластиковую бутылку с апельсиновым соком и сунул ее в руки Софи. - Терпеть не могу апельсиновый сок, - заметила Софи, сделав несколько глотков из бутылки. Изобразив на лице гримасу, она поставила бутылку на стойку и глубоко затянулась табачным дымом. Дрожь в руках никак не унималась. - Скажи, Лукас, что ты задумал, - попросила она. - Я же чувствую, что в твоей хитрой голове созрел какой-то план. Отставив пустой пакет из-под молока, Лукас провел рукой по своим волосам, чувствуя каждый обнаженный нерв на кончиках пальцев. - Ничего в этой голове нет, кроме боли. - Ну, не ты один страдаешь от боли. - Но я говорю о другой боли. Софи взглянула на Лукаса и недоуменно пожала плечами: - О другой боли? Лукас утвердительно кивнул. Он никак не мог подобрать слова для описания чувства, которое все нарастало в нем после атаки темно-зеленого лимузина. Это была раковая опухоль. Черное пламя, пожиравшее мозг изнутри. Но каким-то странным вывертом оно было полезно. Оно было как магнит, выстраивавший в линию все фибры его существа, направлявший его в нужную сторону. Еще раз жадно затянувшись, Софи спросила: - Так о какой боли ты говоришь? Лукас посмотрел ей в глаза: - Та штука на дороге... - Лимузин? - Да, лимузин. - И что? При чем тут лимузин? - Хмыри, что были в нем... - Ну да, они пытались нас остановить. Софи вздрогнула и еще раз жадно затянулась. - Правильно, - кивнул Лукас. - Они пытались нас остановить. Кто бы - или что бы - там ни было, оно пыталось нас остановить. Именно так. - Ты что, думаешь, проклятие исходило от них? Лукас ответил не сразу. Он молча отошел к окну, его ноги болезненно отзывались на постоянную вибрацию пола. Сейчас он находился в транспорте, которым управлял не он сам, а кто-то другой. Это наводило на мысль о том, что в любой момент вагон может остановиться, и тогда все трое вспыхнут живыми факелами и погибнут мучительной смертью. И он уже ничего не сможет сделать. Глядя в окно на ночные пейзажи, Лукас в который раз обдумывал свой план. Он чувствовал, что находится на волоске от гибели. Потом повернулся к Софи и сказал: - Да, я думаю, от них. Глаза Софи внезапно наполнились слезами. - Их больше нет, Лукас. Их нет, а мы все еще в заднице! - Подожди, не кипятись! Не все так просто... Когда тот лимузин шел за нами... - Ну да, ты слышал по рации какую-то ерунду... - Да, какую-то ерунду. - Лукас взвешивал слова. Он не знал, что видела или слышала Софи на семьдесят девятом шоссе. - Ерунду, которую не может знать никто на свете. Это было из моего детства. Из давней жизни в Лос-Анджелесе. Эта ерунда шла точно в мою проклятую центральную нервную систему - понимаешь? Мерзкая и болезненная ерунда, которая никогда не уйдет... - О чем ты говоришь? - Я говорю, что, похоже, ни один из нас до конца не понимает, с чем мы имеем дело. - А как ты думаешь, с чем? - Не знаю. - Что это было, по-твоему? - Не знаю. - Брось, Лукас! Ты что, считаешь, это как-то связано с тем, о чем говорил дядя Флако? Это был Зверь? Лукас покачал головой: - Нет, нет, нет... Послушай, это уже не имеет значения, потому что лимузина больше нет. Я просто хочу сказать, что мне тогда было очень больно. - Лукас, что ты задумал? Он уже хотел было во всем ей признаться, но сдержался и долгую минуту смотрел на хрупкую маленькую фигурку. Он всегда гордился тем, что их с Софи взаимоотношения были построены на полной честности. Они ничего не скрывали друг от друга. Ничего. И от этого, казалось, их дружба только выигрывала. Но теперь, впервые за все время их знакомства, Лукас решил соврать, и крупно. - Мой план, - ответил он, - состоит в том, чтобы оставаться в поезде до тех пор, пока это сучье проклятие не ослабеет. Софи погасила окурок о стальной прилавок. На ее лице отразилась нараставшая тревога, щеки вспыхнули. - Это и есть твой план? - Да, это и есть мой план. - Лапшу мне на уши вешаешь? - Никак нет, мэм. - Лукас, мы в этом поезде считай что покойники. Не говоря уже о прочем, топливо кончится раньше проклятия - если проклятие вообще кончится. Лукас посмотрел ей в глаза. - У этих тепловозов топливные баки на тонны. - Нас рано или поздно остановят, Лукас. Лукас молчал, рассеянно прислушиваясь к ровному перестуку колес. Софи была абсолютно права. На теперешней скорости к рассвету они доберутся до города Пуэбло в штате Колорадо. Но кто знает, что сейчас делается на сортировочной станции, откуда самовольно уехал этот поезд? Мало ли что сказал им старый машинист! Возможно, руководство компании "Амтрак" уже поставило на уши дорожную полицию на всех станциях по маршруту сбежавшего поезда! Возможно, уже сейчас устанавливаются многочисленные автоматические ловушки, блокираторы рельсов, переводятся дорожные стрелки. Пусть старик машинист стал их почти добровольным соучастником, поезд так или иначе сумеют остановить. Именно поэтому Лукасу было необходимо как можно скорее начать действовать. Элемент внезапности был для его плана критичным. Но теперь он не мог придумать ничего лучшего, кроме как сказать: - Я ж тебе говорил, что мы из этой задницы вылезем. Софи не могла справиться с дрожью. - Нам надо просто сдаться. Давай попробуем попасть в больницу. Лукас решительно покачал головой: - Не выйдет. - Лукас, может, они смогут остановить болезнь. - Ни хрена не выйдет. Мы зажаримся еще до дверей приемного покоя. Кроме того, если ты помнишь, мы убегаем и от закона. Ты думаешь, нас сначала повезут в больницу, а не в полицейский участок?! Воцарилось напряженное молчание. Стучали колеса внизу. Лукас снова почувствовал подступавшую к горлу волну горячей дурноты. Съеденные пончики лежали в желудке мотком проволоки. Наконец он обернулся к Софи и сказал: - Девочка, ты просто должна иметь веру. Должна вспомнить, что сказал твой друг Мило насчет... И тут Лукас остановился на полуслове. Он увидел, что Софи низко опустила голову и уже его не слушает. - Софи! Она подняла глаза. Лукас увидел, что она плачет. - Софи? Слезы струились по ее щекам, и она не сразу смогла ответить ему: - Знаешь, мне всегда казалось... понимаешь, я никогда особо не верила... Лукас ощутил в душе знакомую боль. Тупую сладковато-горькую боль. И она была непреодолима. Не сама боль, а желание, необходимость утешить, успокоить Софи. Он обошел стол, сел рядом с ней и сказал: - Ничего, девонька, не переживай. И не зная, что сказать лучшего, добавил: - Скоро все это кончится. Анхел Фигероа сидел на сосновой крышке ящика в вагоне-кухне. Глаза щипало, наворачивались слезы. Ружье он поставил между худыми коленями. Он глядел в забранное решеткой окошко и вспоминал дядю Флако и как старик любил этот волшебный час. Тот рассветный час, когда мир становится таинственным, загадочным. Когда еще не окрасился горизонт, еще не начали гаснуть звезды, еще не запели птицы. Небо еще темно-лиловое. Тени отливают лавандовым оттенком. Воздух так неподвижен, что малейший звук, кажется, разобьет его с хрустальным звоном. Много раз Анхел встречал вместе с дядей Флако этот час. На ранней рыбалке, на охоте на лягушек с острогой вдоль ручья за домом дяди Флако, просто на долгих предрассветных прогулках по окрестностям. Теннессийские холмы, поросшие красными соснами, светятся в темноте, и гулять там просто здорово. На этих прогулках старый Флако и Анхел говорили обо всем, что есть под солнцем. Они говорили о легендах детства Флако, о мексиканских преданиях, о мифах индейцев майя - обо всем чудесном и таинственном. В памяти Анхела каждое такое утро осталось на всю жизнь. И в самый этот предрассветный час Анхел вдруг разглядел на рельсах позади вагона какой-то странный предмет. Сначала он увидел расплывчатое пятно примерно в четверти мили от поезда, на фоне темноты еще темнее. Анхел решил, что это тень большого кактуса или пустынные колючки. Однако, приглядевшись, он понял, что пятно движется. Оно щелкало в свете луны по рельсам, поднимая искры и пыль. Анхел протер глаза. Это было похоже на искореженный кусок металла, гудящий вдоль по рельсам, и притом довольно быстро - сорок, а то и все пятьдесят миль в час. За штуковиной тянулся хвост черного дыма, с боков то и дело отлетали, поблескивая, стеклянные и металлические осколки. Какое-то мгновение Анхел думал, что это какая-то железнодорожная машина - одноместная дрезина или ремонтная тележка. Но интерес тут же сменился диким страхом - Анхел понял, что это такое. От желудка поднялась волна животной паники. Будто его окатили ледяной водой. Он должен был понять, что что-нибудь в этом роде обязательно произойдет! Должен был понять - после всех последних событий. К несчастью, в глубине его души оставался еще клочок надежды, что все это - какая-то космических масштабов ошибка. Он был хорошим человеком. Дядя Флако был хорошим. Хорошими людьми были и Софи с Лукасом. Никто из них не заслужил такого. Это все была ошибка! Просто Бог ошибся. Как бы не так. Анхел сорвался с ящика, схватил ружье и высунул голову в боковое окно, чтобы посмотреть получше. Порыв ветра растрепал его волосы, заставил заслезиться глаза. Прохладный ночной воздух нес запах сосны. Анхел поморгал, стараясь разглядеть непонятное чудище, столь неожиданно появившееся позади поезда. - Не мозет быть... Ветер поглотил его шепот. Лимузин был всего в двух сотнях ярдов от хвостового вагона и нагонял. Он мчался между рельсами, как изуродованный стальной краб, и подпрыгивал на шпалах. Казалось, его движет какая-то скрытая внутренняя сила. Анхел отодвинулся в глубь кухни. Сердце отбивало индейские ритмы. Волосы стояли дыбом, по коже бежали мурашки. Но Анхел заставил себя побороть страх и начать думать ясно, ради Лукаса и Софи, даже ради дяди Флако. Он взвел курок. Руки задрожали мелкой дрожью. Анхел никогда в жизни не стрелял из ружья. Долгие годы в автобусе дяди Флако на стене висела старая мелкокалиберка для охоты на белок, и Анхел брал ее иногда для игры в ковбоев и индейцев. Но никто даже не помнил, когда это ружье стреляло. У него уже двадцать лет не было бойка, а механизм изъела ржавчина. А теперь он держал в руках настоящее полицейское оружие и собирался из него стрелять, потому что игра в ковбоев и индейцев пошла взаправду. В бледнеющей тьме искореженный "роллс-ройс" нагонял поезд. Теперь он был уже в сотне ярдов от вагона. На таком расстоянии Анхел с трудом мог разглядеть потрескавшееся ветровое стекло и силуэт кого-то - или чего-то - внутри. Хлопала по ветру оторванная в катастрофе и державшаяся на честном слове крыша. Бока вдавились внутрь, как у старой консервной банки. Фары все еще светили. - Похоже, я действительно веду себя словно кисейная барышня, - всхлипнула Софи, первой нарушив длившееся почти пять минут мрачное молчание. Все это время Лукас неподвижно сидел рядом с ней. В конце концов ей удалось справиться со слезами, но теперь ее сковал отчаянный страх. Вытирая со щек последние слезинки, она сказала: - Знаешь, я сейчас вспомнила, как однажды в штате Юта вела грузовик по обледеневшему шоссе и понятия не имела, где же этот чертов выход на нужную дорогу. Протянув руку, Лукас вытер влагу с ее щеки: - Я тогда орал на тебя, пока не охрип. Прошло еще несколько секунд в полном молчании. - Сукин ты сын, - внезапно произнесла Софи, сжимая ладонь Лукаса в своей руке и заглядывая ему прямо в душу. Лукас тяжело сглотнул. Как-то слишком тихо стало в стучащем вагоне-ресторане. И как-то слишком близко. Он заметил, что отодвигается от женщины. Не сильно - всего на несколько дюймов. - Опять. - Софи сжала его руку, так что даже стало больно. Лукас высвободился. - Ты это о чем? - Отодвигаешься от меня подальше! - Софи оттолкнула его. Лукас сбил пакет с молоком, и из него во все стороны брызнула белая жидкость. - Даже сейчас, когда мы на краю гибели, ты все еще боишься прикоснуться ко мне! - Что?! - ошеломленно спросил Лукас. - Так твою мать, Лукас! После всего, что с нами стряслось, ты не можешь даже прикоснуться ко мне?! - Софи, не надо... - Хватит, я устала! И ты и я знаем, что друг в друга втрескались, но сохраняем платонику, да? Дело важнее всего, да? Ничего личного на трассе, да? Но теперь мы вместе гибнем к хренам собачьим, а ты не можешь до меня дотронуться?! Из ее глаз снова полились горячие слезы, отдались болью в груди, но от них ее злость только разгорелась, как от бензина. - В чем дело, Лукас?! Что с нами?! Зачем тебе эта стена между нами? - Софи, давай не будем сейчас... Софи с размаху ударила кулачком по буфетной стойке. - В чем дело, Лукас? Что это за кирпичная стена между нами?! - Софи, перестань! - Эту гадскую мертвую руку ты не побоялся тронуть! И всех нас к черту заразил! Это ведь ты! Какого же хрена ты сейчас боишься? Боишься оказаться слишком близко от своей еврейской суки-напарницы?! Какого хрена? Чего ты так испугался?! - Перестань! - Лукас схватил ее за плечи и встряхнул. - Прекрати немедленно! Лицо Софи заливали слезы ярости, она уже не могла остановиться. Теперь она холодно и решительно смотрела Лукасу прямо в глаза. - Значит, в этом дело, да? В том, что я еврейка! Вот оно что! Я еврейка, а это для черных братцев западло! Правда? Выходит, старина Лукас такой же сдвинутый, как гады-расисты, которых он так ненави... - ЗАТКНИСЬ!!! Лукас с силой отшвырнул ее через весь вагон. Упав на пол, она ударилась спиной о перегородку, отделявшую один столик от другого. Вскрикнула - замолчала, ошеломленная, оглушенная болью. Лукас оцепенел. В ушах гудела кровь. Сердце колотилось о ребра. Но хуже всего было то, что слова Софи пронзили его словно отравленное жало скорпиона. В конечном счете Софи была права. Вся эта умственная фигня насчет не заводить романы на работе была именно тем, чем была, - фигней. Просто он боялся. Боялся любить белую женщину. После всех этих лет праведного гнева он оказался одним из тех, кого сам ненавидел. Это заставило его понять, что план его тем более правилен. - Прости, я не хотел! - Он бросился к ней и встал рядом на колени. Взяв в обе ладони ее голову, он мягко произнес: - Прости меня, Софи. Прости ради Бога - никак не хотел делать тебе больно. Как ты себя чувствуешь, деточка? Софи молча глядела на него. Ее глаза были полны слез, зрачки расширились, взгляд блуждал. - Нормально, - ответила она. - Голова только слегка кружится. Лукас ласково погладил ее по щеке, по волосам: - Прошу тебя, прости. - Кажется, я тебя задела за живое. - Софи слабо улыбнулась. Лукас кивнул: - Можно сказать и так. И еще можно сказать, что ты чертовски права. Софи старалась остановить на нем блуждающий взгляд. - Нам придется что-то с этим делать. - Сделаем. - Послушай, Лукас... - Софи облизала губы, речь ее стала чуть невнятной. - Как-то мне вдруг не по себе. Перед глазами плывет, и во рту пересохло. Лукас смахнул слезы с ее щек. - Помнишь тот марафон, когда мы везли яблоки в марте? Когда возвращались? Софи медленно сказала: - Мы оба тогда держались на декседрине. - Вот именно. - Ты мне дал потом что-то, чтобы снять действие стимулятора. Лукас снова кивнул: - Это был далмен. У меня осталось немного в заначке, и я положил парочку в апельсиновый сок. На мгновение глаза Софи расширились от ужаса, она попыталась ухватиться за его рубашку, но ослабевшие пальцы уже не слушались ее. С огромным усилием она выдавила: - Лукас... что ты собираешься... Лукас? - Ты поспи, девочка, - нежным голосом произнес Лукас. - А когда проснешься, все уже будет позади. Обещаю. - Лукас... что... ты... Невнятная речь сменилась тихим бормотанием. Лукас осторожно отвел прядь волос с ее влажного лба. Он знал, что она выпила недостаточно сока, чтобы полностью отключиться, но все же барбитурат на какое-то время задержит ее. Лукасу хватит времени. - Поспи, детка. Он встал и направился к вагону-кухне. 28. АНХЕЛ ЗА СТЕКЛОМ Словно завороженный, Анхел глядел на прыгавший по рельсам вслед за поездом лимузин, разваливавшийся буквально на ходу. Сначала отвалилось левое колесо, потом сломалась передняя ось. Багажник высоко подскочил в воздух, и вся машина тут же рассыпалась на части. - О Бозе! Анхел зажал ладонью рот. Он изо всех сил боролся со страхом. Было ясно, что лимузин влечет что-то очень страшное и столь же мощное. Будто его гнал по рельсам электрический ток. Тащило скрытое магнитное поле. В горячечное мгновение из подсознания Анхела всплыл похороненный там образ. Из давнего прошлого, что так беспокоило его когда-то, мучило во сне, семнадцать лет отравляло память. Теперь он зазвучал в мозгу, как адский патефон. Это был образ крылатого жука, который удрал из рук жестокого мальчишки. Его панцирь был пронзен прямой иглой. Жука гнала боль. Дервишем вертелся он по поверхности стола, неостановимый в своей агонии, как игрушка с перекрученной пружиной. Неостановимый. Анхел снова выглянул в окно и увидел, как развалился древний автомобиль. Передним бампером он ткнулся в шпалу и взлетел в воздух ветряной мельницей. С глухим взрывным звуком он упал в бурьян крышей вниз. Вокруг закипела пылевая туча. У Анхела начался приступ нервного, почти истерического смеха. - Так тебе и надо, сука! Так тебе и надо! Поезд быстро удалялся. Анхел не сводил глаз с искореженных останков. Ему казалось, что внутри груды помятого металла что-то шевелится, пытаясь выбраться наружу. Улыбка Анхела исчезла. В тусклом свете из скрученного металла возникло что-то и поползло от разбитого автомобиля, как рак-отшельник. Сначала оно было похоже на животное - кривые конечности, обвислые складки кожи, какая-то странная черепашья походка. Но тут на него упал свет отраженной крышей лимузина луны. Старая дама. Насаженный на иголку жук. Всклокоченные седые волосы развевались на ветру, светившиеся изнутри глаза измеряли расстояние. Старуха взобралась на рельсы и помчалась за поездом. Складки кожи болтались из стороны в сторону, хрустели старческие кости. Тускло посверкивала металлическая шина на левой ноге. Как поршни, ходили туда-сюда деформированные бедра. Это была древняя машина. По телу Анхела прокатилась ледяная волна ужаса. Он принялся лихорадочно оглядываться, ища способ оповестить остальных. Над головой покачивались забранные в мелкую металлическую сетку электрические лампочки без колпаков. В дальнем углу громоздились пустые ящики. Этот вагон, отхваченный десятилетия тому назад от товарного поезда, служил в основном кладовой. У Анхела зашевелились волосы на голове и на шее. Утирая с глаз пот, он снова бросился к окну. В предрассветных сумерках хорошо была видна приближавшаяся Ванесса. Она была уже в пятидесяти ярдах и догоняла. На каждом шаге болталась обвисшая кожа, руки и ноги дергались, как зубья сломанной передачи. С такого расстояния нельзя было сказать, что на ее лице - гримаса или ухмылка. Но что-то брызгало и отлетало хлопьями с ее рук и ног - то ли кровь, то ли плоть, кусочки костей, обрывки одежды или все вместе. Анхел не стал разглядывать подробнее. Он бросился к двери. Пока Лукас добирался до двери последнего вагона, он продумал с