что я сделала? - Нет, не догадываюсь. - Я вцепилась в скатерть, которой был накрыт наш столик, и сбросила все на пол. - Ева поставила чашку и засмеялась. - Как жалко, Клив, что ты не видел этого. Заварилась такая каша, все стали кричать... А какое было лицо у Джека, не передать словами. Ну просто умора! Потом я встала из-за стола и ушла, оставив мужа одного. Гнев переполнял меня. Дома, продолжая бесноваться, я разбила в гостиной все, что попало под руку. Это было потрясающе. Я смахнула с камина на пол часы и стеклянные фигурки животных, которые собирал Джек. - Ева показала пальцем на комод. - Уцелели только вот эти. Я привезла их сюда. Пусть муж думает, что разбиты все до единой. На камине стояли еще фотографии. Они тоже полетели на пол. - Ева прикурила сигарету и глубоко затянулась. - Когда Джек вернулся и увидел весь этот разгром, его охватила ярость. Я заперлась в спальне, но муж вышиб дверь. Я думала, что он убьет меня, но он просто запаковал свои вещи и ушел, даже не взглянув на меня. - И ты с тех самых пор не видела его? - Он великолепно знает меня. - Ева, постучав пальцем по сигарете, стряхнула пепел в пустую чашку. - Он знает мой бешеный характер. Джек тоже буйный, за это я и люблю его. Я терпеть не могу, когда жизнь становится похожей на стоячее болото, когда нет ни тревог, ни ревности, ни ссор. А ты? - Я предпочитаю мир и покой. Она покачала головой. - Когда Джек бесится... - Женщина всплеснула руками и засмеялась. Я заметил, что она с удовольствием рассказывает о своем муже. Она даже радуется тому, что у нее есть слушатель. Задав ей несколько наводящих вопросов и заставив ответить на них, я путем сопоставления услышанного создал полную картину ее жизни. Я понял, что Ева отчаянная лгунья, но среди всей этой лжи была, как я чувствовал, и частица правды. Достоверным было то, что Ева замужем уже десять лет, что до замужества она вела веселую жизнь. Многое из слов женщины я принял на веру, о большем же догадался. Ева познакомилась с Джеком на вечеринке. Стоило им увидеть друг друга, как все было решено. Это был редчайший случай взаимного и непреодолимого физического влечения. Они были предназначены друг для друга. Через несколько дней после знакомства они поженились. В то время у Евы были собственные средства. Она не сказала, сколько у нее было денег, но, вероятно, их было вполне достаточно. Джек был горным инженером и постоянно уезжал в отдаленные от материка страны, в места, куда Ева не могла ехать с ним. Первые четыре года супружеской жизни, по-видимому, показались женщине такого темперамента, как Ева, унылыми и одинокими. Она была легко возбудимой и нервной. У нее был экстравагантный вкус, а Джек зарабатывал мало. Какое-то время это особой роли не играло, потому что Ева была женщиной независимой и отказывалась от денег мужа. Его такое положение вполне устраивало. Но у Евы был темперамент игрока. Она вообще считала себя и Джека игроками по натуре. Она играла на скачках, а он увлекался игрой в покер, делая крупные ставки. Будучи опытным игроком, он выигрывал немногим больше, чем проигрывал. Пока Джек находился в Восточной Африке (по-видимому, это произошло лет шесть назад), Ева связалась с азартными игроками и прожигателями жизни, стала много проигрывать на скачках и пить. Несмотря на постоянное невезение, она продолжала играть. Она верила, что рано или поздно отыграет свои проигрыши. Потом в одно прекрасное утро она обнаружила, что осталась без гроша. Капитала ее как не бывало. Она знала, что Джек будет в ярости, и скрыла от него свое банкротство. Ева всегда пользовалась успехом у мужчин, поэтому не хватало только финансовых затруднений, что сделаться тем, чем она была сейчас. Последние шесть лет она жила за счет мужчин. Ничего не подозревающий Джек все еще считал, что жена богата, так как она всячески поддерживала в нем эту иллюзию. - Конечно, когда-нибудь он обо всем узнает... не представляю, что тогда будет, - закончив свой рассказ, Ева пожала плечами. - Почему ты не бросишь все это? - спросил я, закуривая очередную сигарету. - Я должна отыграть свои деньги... и, кроме того, чем мне занять свой день? Я совсем одинока. - Одинока? Ты одинока? - У меня никого нет... только Марти. В семь она уходит, и я остаюсь одна-одинешенька, пока на следующее утро она не появится снова. - Но у тебя же есть друзья, правда? - Никого у меня нет, - спокойно произнесла Ева, - и никто мне не нужен. - Даже теперь, когда ты со мной? Она перевернулась на кровати, чтобы взглянуть на меня. - Интересно, что за игру ты затеял? - спросила женщина. - Какова твоя цель? Если ты не влюблен в меня... тогда зачем все это? - Я уже ответил на твой вопрос. Ты мне нравишься. Интригуешь меня. Я хочу быть твоим другом. - Ни один мужчина не может быть мне другом. Я потушил сигарету, обнял Еву и притянул к себе. - Не будь такой подозрительной, - сказал я. - Настанет время, и тебе, как и любому из нас, потребуется друг. И, может, я смогу чем-нибудь помочь тебе? Она прижалась ко мне. - Каким образом? Я не нуждаюсь в помощи. Все мои неприятности связаны только с полицией. Но у меня есть знакомый судья. Он не даст меня в обиду. Ева была безусловно права: я ничем не мог ей помочь, кроме денег. - Ты можешь заболеть... - начал я, но она рассмеялась. - Я никогда не болею, а если заболею, то никто не побеспокоится обо мне. В такое время мужчины всегда бросают женщин. Стоит нам заболеть, и мы уже вам не нужны. - Какая же ты циничная! - На моем месте ты тоже был бы таким. Я прижался лицом к ее волосам. - Я тебе нравлюсь, Ева? - Ты интересный, - безразлично ответила она, - и не напрашивайся на комплименты, Клив. Я рассмеялся. - Где мы будем завтракать? - Где хочешь. Мне все равно. - Может быть, поедем вечером куда-нибудь? - Хорошо. - Значит, договорились. - Я посмотрел на стоящие на камине часы. Было двенадцать с небольшим. - Я не против того, чтобы выпить. - А я приму ванну. - Ева выскользнула из моих рук и встала с кровати. - Приведи в порядок постель, Клив. Я никогда не умела этого делать. - Хорошо, - ответил я, наблюдая за тем, как женщина прихорашивается перед зеркалом. Пока она находилась наверху, я лежал, курил и думал. Ева уже откровенна со мной. Она доверяет мне. Она рассказала мне о своем прошлом, тем самым позволила сделать вывод о сложности и противоречивости ее характера. Следовало ожидать, что женщина, подобная ей, не может не быть циничной. Справиться с ней будет очень трудно. Судя по тому, как меняется ее голос и выражение ее лица, вне всякого сомнения, Ева обожает своего мужа. Это осложняет мою задачу. Если бы его не было, у меня имелся бы шанс на успех, но существующее между ними огромное физическое влечение сводило мои шансы к нулю. Я внезапно осознал, что, несмотря на то, что узнал ее ближе, я ни на шаг не приблизился к моей цели - заставить Еву полюбить меня. В этом отношении сегодняшний день не дал никаких результатов так же, как и вчерашний. Я встал и застелил кровать. Потом из соседней комнаты позвонил в ресторан и заказал барбекью и столик у стены. Вошла Ева. - Ванна наполняется водой, - известила она громко. - Что мне одеть? - По-моему, платье. Хотя мне очень понравился твой вчерашний костюм. - Костюмы идут мне гораздо больше, чем платья. Они лучше подходят к моей фигуре, - сказала женщина довольным тоном и то ли непроизвольно, то ли намеренно провела руками по груди и бедрам. Остаток дня пролетел очень быстро. Казалось, Ева полностью доверяет мне. Она рассказывала мне о своих взаимоотношениях с мужчинами и очень много говорила о муже. Настроение у нас было превосходное и ничто, хотелось верить, не могло омрачить его. Но у меня было такое чувство, что ее доверие - это единственное, чего я смог добиться. Между нами находилась какая-то невидимая стена, на которую я время от времени натыкался. Женщина ни словом не обмолвилась о том, сколько она зарабатывает. Когда я спросил ее, имеет ли она счет в банке, она ответила: - Каждый понедельник я хожу в банк и кладу на свой счет половину своего заработка, я никогда не снимаю деньги с книжки. Ева дала ответ на мой вопрос так бойко, что он прозвучал как заученная фраза, и я не поверил сказанному Евой. Я знал, что подобные женщины беспечны, не умеют вести хозяйство дома и обычно расточительны не в меру. Я мог бы побиться об заклад, что Ева тратит все до последней копейки, хотя, конечно, воздержался от упреков во лжи. Я пытался убедить Еву, что надо обязательно откладывать деньги в банк. - Они наверняка понадобятся тебе, когда ты станешь старой. Тогда ты будешь довольна, что у тебя есть сбережения. Ее собственные денежные дела, казалось, ничуть не занимали Еву. Возможно, женщина даже не слушала меня. - Меня это не беспокоит, - сказала она, - я откладываю деньги... к тому же, какое тебе дело до этого? Другие же ее слова очень обрадовали меня. Это было после того, как мы посмотрели последний фильм Богарта и возвращались на Лаурел-Каньон-Драйв. Мы оба изрядно выпили. Моя спутница призналась мне: - Марта сказала, что ты надоешь мне. Она говорила, что я, наверное, сошла с ума, что согласилась провести с тобой субботу и воскресенье. И, конечно, будет очень удивлена, когда узнает, что я не вышвырнула тебя. Я с благодарностью сжал Евину руку и спросил: - Ты действительно выгнала бы меня вон? - Да, если бы ты надоел мне. - Значит, тебе понравилось, как мы провели время? - Очень. Это было уже кое-что! Мы лежали в темноте и долго разговаривали. Мне казалось, что так свободно Ева уже давно ни с кем не беседовала. Это было похоже на прорвавшуюся плотину: слова женщины набегали одни на другие и лились непрерывным потоком. Я не помню всего, что услышал, но больше всего она говорила о Джеке. Их жизнь, казалось, состояла из бесконечных ссор и пылких примирений. В его любви не было нежности, муж грубо обращался с ней, но Евина странная, противоречивая натура требовала именно такого отношения. Муж бил ее, но она прощала ему побои и требовала только одного - верности. Ева не сомневалась, что Джек ей не изменял. Один рассказанный Евой эпизод характеризовал ее мужа как человека бессердечного и жесткого. Случилось так, что, возвращаясь из гостей, Ева подвернула ногу, идти самостоятельно не могла. Но муж не помог ей ничем, а заторопился домой один, бросив Еву в беспомощном состоянии на улице. Женщина с трудом дошла домой. Муж, не дождавшись возвращения Евы, спокойно спал. А утром еще заставил подать ему в постель кофе, несмотря на то, что Ева не могла наступать на распухшую ногу. И говоря о таком хамском отношении к ней, Ева восхищалась Джеком. Я же был поражен. Такое обхождение было настолько не похоже на мои взаимоотношения с женщинами, что просто не укладывалось у меня в голове. - Уж не хочешь ли ты сказать, что не любишь, когда к тебе проявляют внимание? - Я ненавижу слабохарактерность, Клив. Джек - человек с сильным характером. Он знает, чего хочет, и ничто не в состоянии остановить его или заставить свернуть с пути. - Ну, если тебе нравится такое отношение... - Я замолчал. Рассказывая о мужчинах, которые навещали ее, Ева не упоминала имен. Я восхищался ее осторожностью. Это означало, что и мое имя останется в тайне. Мы говорили до тех пор, пока сквозь занавески в комнату не проник слабый рассвет. Тогда, обессиленный, я уснул. Ева свернулась в клубочек рядом, прислонив ко мне голову. Засыпая, я слышал, что она еще продолжала что-то рассказывать мне. Последние ее слова, которые я расслышал перед тем, как погрузиться в сон, были о том, что скоро Джек должен вернуться домой. Я так хотел спать, что не прореагировал на это сообщение. 11 Я приехал к себе в полдень. Когда я вошел в лифт, мальчик-лифтер, улыбнувшись мне заученной улыбкой, сказал: - Добрый день, мистер Фарстон. - Добрый день, - ответил я и почувствовал, как при подъеме лифта у меня екнуло сердце. - Вы прочли в газете о двух парнях, которых сбила машина? - спросил мальчик, когда я выходил из лифта. - Нет. - Они подрались из-за какой-то красотки, свалились на мостовую - и их раздавило автобусом. У одного из парней содрана вся кожа с лица. - Теперь никто не узнает его, - сказал я и открыл свою дверь. В прихожей стоял Рассел. - Здравствуйте, мистер Клив, - хмуро сказал он, и я почувствовал, что он произносит эти слова только по обязанности, а не от искреннего желания приветствовать мое появление дома. - Привет! - Я готов был уже пройти в спальню, но, посмотрев на слугу, остановился. - Что произошло? - В лонжевой вас ожидает мисс Кэрол, - с упреком проговорил он. Упрек был в его позе, лице и даже в бровях. - Мисс Кэрол? - уставился я на Рассела. - Что ей нужно? Почему она не на киностудии? - Не знаю, сэр. Она ожидает уже более получаса. - Положи это в спальню, - распорядился я, отдавая слуге рюкзак, и прошел в лонжевую комнату. Кэрол стояла у окна. По-видимому, она слышала, как я открыл дверь, но не обернулась. Я с восхищением посмотрел на ее стройную фигурку в элегантном костюме, в ткани которого удачно сочетались белые и красные тона. - Привет, - сказал я и закрыл дверь. Мисс загасила сигарету о край пепельницы, повернулась на мой голос и испытующе посмотрела на меня. Не выдержав взгляда, я опустил глаза. - Разве ты не работаешь сегодня утром? - Я подошел и остановился рядом с Кэрол. - Мне необходимо было увидеть тебя. - Садись, - пригласил я и указал на кушетку. - Надеюсь, у тебя все в порядке. Кэрол села, некоторое время молчала, словно не зная, что ответить и с чего вообще начать разговор. - Пока не знаю, - прозвучало весьма неопределенно. Она взяла вторую сигарету, вставила ее в мундштук и прикурила. Внезапно я почувствовал растущее во мне раздражение: сейчас мисс Рай начнет читать мне нотацию. Я встал и наклонился к гостье. - Послушай, Кэрол... - начал я, но она перебила меня. - Мне не нравится такой тон, Клив. Я знаю: ты опять хочешь уйти от разговора, но нам надо серьезно поговорить с тобой, - резко сказала она. - Очень сожалею, Кэрол, но сегодня мои нервы на взводе. - Я не хотел ссориться с ней. - Если что-то не так, скажи мне об этом сразу. - Утром я встретила Мерль Венсингер. Она тревожится за тебя. - Если мисс Венсингер обсуждает с тобой мои дела, - холодно сказал я, - то она забывает, что я плачу ей за молчание. - Мерль любит тебя, Клив. А со мной заговорила о тебе потому, что считала нас помолвленными. Я уселся в противоположном от Кэрол углу кушетки. - Даже если бы мы были мужем и женой, Мерль не имеет права обсуждать мои дела, - сказал я, охваченный холодной яростью. - Она не обсуждала твои дела, - спокойно ответила Кэрол. - Она просила уговорить тебя начать работать. Я закурил и бросил спичку в пустой камин. - Но я и так работаю, - сказал я. - Если мисс поверенную беспокоят отчисления от моих гонораров, почему она не скажет об этом напрямик? - Странно, что ты воспринимаешь ее слова подобным образом. - Да, я воспринимаю их именно так. Ради бога, Кэрол, не говори мне, что автора можно заставить писать. Ты же знаешь, что это не так. Мерль хотела, чтобы я написал какую-то идиотскую статью для журнала, но у меня не было настроения. Именно поэтому мисс Венсингер и сердится. - Она ни словом не обмолвилась о журнале, но не будем больше говорить о Мерль. Поговорим о Бернштейне, Клив. - А зачем нам разговаривать о нем? - Ты же знаешь, что в субботу он приезжал ко мне? - Да, ты говорила мне. - Я сделала все, что могла. Я прочитала ему отрывки из твоей пьесы. Я даже уговорила его взять ее с собой и просмотреть. Я уставился на Кэрол. - Ты дала ему копию моей пьесы? - спросил я. - Где же ты достала ее? - Мне удалось раздобыть, - немного нетерпеливо сказала Кэрол, - а где, это не важно. Я так надеялась... - вырвалось у нее. Она безнадежно махнула рукой и добавила: - Если бы ты приехал ко мне, все было бы иначе. Боюсь, что ты пропустил весьма удобный случай, Клив. - Я этому не верю. Если бы Бернштейн хотел поставить мою пьесу, он бы поставил ее. Но когда человека надо уговаривать купить пьесу, значит, это не то, что ему нужно. Такой человек наобещает все, что угодно, и тут же забудет. Не пытайся убедить меня, что к такому же методу прибег Ингрем и уговаривал Голда купить у него его детище. - Между твоей пьесой "Остановка во время дождя" и пьесой Ингрема "Земля бесплодна" существует огромная разница, - резко возразила Кэрол. Увидев, что ее слова больно ударили меня и что я не смог этого скрыть, она попыталась смягчить удар, продолжив в ином ключе: - Но его пьесу и твою просто нельзя сравнивать... Я хочу сказать... - Хорошо, хорошо, - сердито оборвал я. - Мне ни к чему, чтобы в разговоре со мной ты прибегала к ретушевке. Ты хочешь сказать, что моя пьеса недостаточно хороша и что для того, чтобы ее просмотрел Бернштейн, все мы втроем - ты, Джерри Хайамс и я - должны пресмыкаться перед ним и умолять его. Кэрол нервно закусила губу, но промолчала. - Нет, так я не намерен продавать свою пьесу. Когда я продам свою "Остановку во время дождя", ее купят потому, что она этого стоит. Я не собираюсь навязывать ее кому-либо, как уличная девка это делает с собой. Пусть Бернштейн идет ко всем чертям. - Хорошо, Клив, пусть Бернштейн идет ко всем чертям. Но ведь тебе от этого не станет легче, ведь не станет же? - У меня все в порядке. Неужели ты не можешь отказаться от опеки надо мной? Послушай, Кэрол, когда мне потребуется твоя помощь, я дам тебе знать. Слишком многие интересуются мной. Это выводит меня из себя. - И, чтобы не разобидеть мою гостью вконец, я добавил: - Конечно, я очень благодарен тебе, но пойми, это касается только меня. Мои дела идут прекрасно. Она снова внимательно посмотрела на меня. - Да? - удивилась Кэрол. - За два года ты не написал ни одной строчки. Ты живешь своими прошлыми заслугами, Клив. В Голливуде это не пройдет. Тут об авторах и режиссерах судят только по тому, насколько удачны их новая книга или фильм. - Мой следующий фильм будет просто великолепен, - попытался отшутиться я. - Не нервничай, Кэрол. Ведь мне же сделал предложение Голд. Это должно убедить тебя, что я все еще в цене. - Перестань паясничать, Клив, - сказала гостья, и лицо ее порозовело от волнения. - Дело не в том, можешь ли ты писать или нет. Вопрос стоит иначе: когда ты возьмешься за работу? - Пусть эта сторона моей жизни тебя не беспокоит, - сказал я. - Почему ты не поехала на киностудию? Я думал, что ты занята с Ингремом. - Да, работы у меня много. Но я должна была повидаться с тобой, Клив. О нас все сплетничают. - Кэрол встала и подошла к окну. - Все думают, что мы помолвлены. А мне как поступать? Доказывать обратное? Именно на этот вопрос у меня не было ни малейшего желания отвечать. - Что ты хочешь этим сказать... как это - сплетничают? - Все говорят о субботе и воскресенье. - Кэрол повернулась и посмотрела на меня. - Как ты мог, Клив? Как ты мог пойти на такое? Ты сошел с ума! "Ну, начинается!.." - подумал я. - Что ты имеешь в виду? - Зачем ты лжешь? Я знаю, с кем ты провел уик-энд. Я думала, что ты давно пришел в себя. Почему ты ведешь себя как мальчишка? Я уставился на нее. - Что ты хочешь сказать? Я должен прийти в себя. Кэрол отошла от окна и снова села на прежнее место на кушетке. - Каким ты иногда бываешь глупым и упрямым, - устало сказала женщина. В голосе у нее не было ни злобы, ни презрения, а только горечь и сожаление, за которыми, я понимал, скрывалось и страдание. - Ты хочешь, чтобы тебя считали неотразимым, да? Ты желаешь очаровать всех женщин подряд, испытываешь необходимость, чтобы они падали при виде тебя? Почему ты выбрал такую женщину? К чему все это приведет? Я нетерпеливо схватил сигарету. Закуривая, я выигрывал время, чтобы привести себя в равновесие от охватившей меня злости. - Как неприятно слышать от тебя подобные вещи, Кэрол, - начал я, все еще с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться и не наговорить ей грубостей, и закончил: - У меня нет настроения продолжать этот разговор. Тебе, наверное, лучше вернуться на киностудию, пока мы не наговорили друг другу таких слов, о которых потом пожалеем. Несколько минут мисс Рай сидела неподвижно, крепко сжав лежащие на коленях руки. Вся она была нервно напряжена: беседа и ей чего-то стоила. Затем Кэрол глубоко вздохнула, расслабилась, словно сбросила с себя оцепенение. - Очень жаль, Клив, но я думаю иначе. Неужели ты не можешь прекратить все это? Забыть свое приключение с той женщиной во Фри-Пойнте? Ведь еще не поздно, Клив. Я уже был сыт по горло разговором, выматывающим мне нервы, и сердит, и мне с трудом удавалось скрывать такое состояние от своей собеседницы. - Ты нервничаешь без всякой на то причины, - сказал я. - Ради бога, Кэрол, будь разумной. - Разве ты не провел с той особой субботу и воскресенье? - резко спросила гостья. - Ты уже очаровал ее? Я вскочил на ноги. - Послушай, Кэрол, хватит! Лучше уходи. Еще минута - и мы поссоримся. - Рекс Голд сделал мне предложение, - произнесла тихо мисс Рай. Слова Кэрол, минуя сознание, попали мне прямо в сердце. Много лет назад меня лягнула лошадь. По моей собственной вине. Меня предупреждали о ее норове, но я думал, что смогу обуздать ее. Когда она внезапно ударила меня, я упал в липкую грязь. Скорчившись от боли, я смотрел на животное, не в силах поверить, что это оно - причина моей ужасной муки. Такую же душераздирающую боль я почувствовал и теперь от убийственной новости. - Голд? - переспросил я, чтоб только нарушить тягостное молчание. - Я не должна была сообщать тебе этого, - сказала Кэрол, - потому что такое известие похоже на шантаж, не так ли, Клив? Именно сейчас мне не следовало даже упоминать о подобном событии. - Я не знал, что Голд... - начал было я, но замолчал, думая про себя: "А почему бы и нет? Кэрол умна, очаровательна. Талантлива. Она могла бы быть прекрасной женой Голду". - И как же ты намерена поступить? - спросил я после долгой паузы. - Не знаю, - ответила мисс. - Твой уик-энд все спутал, и я действительно теперь не знаю, как мне быть. - А какое отношение к этому имеет уик-энд? - спросил я. - По-моему, самое главное, любишь ли ты Голда или нет. - В Голливуде важно лишь то, что поможет сделать карьеру, и ты это отлично знаешь, - сказала Кэрол. - Если бы я была уверена, что мы... ты и я... - Она замолчала, словно собираясь с духом, потом продолжила: - Я не могу решить свое будущее из-за тебя. Понимаешь, я люблю тебя, Клив. Я ни словом не отозвался на признание Кэрол, только взял ее за руку, которую она поспешно выдернула. - Не трогай меня. Выслушай терпеливо. Мы знакомы уже два года. Глупо жить прошлым, но я никак не могу забыть тебя таким, каким увидела впервые, когда ты пришел к Роберту Ровену. Мы оба тогда были ничем. Ты произвел впечатление на меня с самой первой минуты. Очень понравилась и твоя пьеса. Я подумала, что человек, написавший такую пьесу, должен быть хорошим, добрым и скромным. Мне импонировал твой испуганный и смущенный вид, который не покидал тебя, пока ты говорил с Ровеном. Ты был простым, милым и совсем не похожим на тех самоуверенных людей, которые обычно посещали моего шефа. Я решила, что тебя ждет блестящее будущее, поэтому и посоветовала переехать из Нью-Йорка в Голливуд. Бывало, до того, конечно, как у тебя появились новые друзья, ты с радостью встречался со мной и с удовольствием посвящал мне свое время. Мы везде бывали вместе, нас объединяли общие интересы и дела. Однажды ты предложил мне выйти за тебя замуж, и я ответила согласием. Но на следующее утро ты уже забыл об этом. Ты даже не позвонил мне в тот день. Я до сих пор не знаю, как ты относишься ко мне. Я знаю только одно: я люблю тебя. Но это не означает, что я стараюсь удержать тебя или, поймав когда-то на сорвавшемся слове, заполучить в мужья. Нет, такой ценой я тебя ни у кого отвоевывать не стану. Как бы я хотел, чтобы не было этого разговора! Я понимал, что надо срочно принимать какое-то решение, на обдумывание которого времени не оставалось. До субботней ночи я знал, что люблю Кэрол, а теперь я уже не был уверен в этом. Надо заставить ее замолчать и не позволять ей обнажать передо мной свою душу, если я не намерен уступить и не собираюсь жениться на ней. Но если я не пойду на компромисс, между нами все будет кончено. Терять же Кэрол я не хотел. Она была нужна мне. Последние два года, самые лучшие годы моей жизни, были связаны с ней. Она была для меня олицетворением разума и добра. Мне было страшно подумать, как я буду жить без Кэрол. - Я поверила тебе, когда ты сказал, что любишь меня, - продолжала она. - Может быть, не усомнилась потому, что ты очень многое значил для меня. Ты действительно был очень хорошим, Клив, пока был беден. Некоторых людей успех портит. Ты один из них. Понимаешь, я тревожусь за тебя. С тех пор, как ты начал писать, ты не узнал ничего нового. Ты думаешь, что наделен талантом и этого достаточно. Далеко нет. Даже если человек одарен от природы, он обязан все время работать над собой и совершенствоваться. Чувства успокоенности и удовлетворения должны быть неведомы ему. Темы его произведений должны становиться все более глубокими и сложными. Святая обязанность писателя - сказать какое-то новое слово своим читателям. Слово достаточно значительное, чтобы его стоило выслушать. - Это целая проповедь. Не хватает только амвона, - нетерпеливо проговорил я. - Но это ясно и без слов. Что ты решила? Ты выйдешь за Голда? Кэрол закрыла глаза. - Не знаю. Я не хочу выходить за него. Но если я стану его женой, передо мной откроются большие возможности. - Ты уверена? - Голд - натура творческая... у него власть... деньги. Он даст мне право свободного выбора сценариев для постановки фильмов. Можно будет снять великолепные ленты. Может быть, тебе это непонятно, Клив. Я тщеславна не ради себя. Я хочу, чтобы создавались первоклассные фильмы. Я смогу влиять на Голда. Он будет прислушиваться к моему мнению. - Зачем нам думать о других: о воспитании прекрасного в ком-то. Поговорим лучше о себе. Уж не решила ли ты выйти замуж за Голда только для того, чтобы создавать совместные фильмы, которые бы образовывали людей и приобщали их к культуре? - Ты считаешь, что это невозможно? Ты против того, чтобы я выходила замуж ради осуществления творческих замыслов? Я пустил в ход все свое красноречие, чтобы удержать Кэрол от опрометчивого шага, а тем самым спасти для себя, не потерять теперь, когда я еще не знаю, любит ли меня Ева. - Да, ты не должна выходить замуж за Голда по такой идиотской причине. Я хочу, чтобы ты поняла и меня. Я люблю тебя, Кэрол. Давно люблю, но сейчас я в затруднительном положении. Со мной что-то произошло: я не могу больше писать. Если в ближайшее время ничего не изменится, я окажусь в глубоком нокауте. У меня и раньше бывали такие периоды, но я один и преодолевал их. Если нас будет двое, вряд ли мне станет от этого легче: ведь я не позволю себе переложить груз своих проблем и неурядиц и на твои плечи. По этой причине в моем нынешнем состоянии я не берусь так смело, как тебе, Кэрол, хотелось бы, решать нашу судьбу. Надо подождать. Когда все образуется, мы вернемся к разговору о наших отношениях и к планам о нашем будущем. Кэрол рассматривала свои изящные, загорелые руки. - Все это потому, что ты не хочешь работать серьезно. У тебя слишком много свободного времени. - Она замолчала, потом вдруг спросила: - Зачем ты пошел с этой женщиной туда, где тебя могли встретить? Меня охватила ярость. - Значит, этот проклятый автор-счастливчик наплел тебе на меня? Да? - крикнул я. - Я так и думал. Он только и делает, что сплетничает и сеет раздоры. - Джерри Хайамс тоже видел тебя, - устало уточнила Кэрол. - Ну и что из этого? Хайамсу известно, зачем я встречаюсь с такой женщиной. У нас с ней только деловые отношения, Кэрол. Я не лгу тебе. Я должен написать о ней сценарий. Вот и все. Кэрол встала. - Я должна вернуться на студию, - сказала она. - Очень жаль, Клив. Мы ничего не сможем изменить, не так ли? - Ты не веришь мне? - спросил я, подходя к ней, - этот сценарий меня попросил написать Голд. Как же я смогу написать его, если не буду иметь какого-то контакта с этой женщиной? Кэрол покачала головой. - Не знаю, Клив, и мне теперь все равно. Я устала расстраиваться из-за твоих приятельниц. Слишком со многими из них мне приходится делить тебя. У меня нет желания соревноваться с профессионалами. Пока ты не оставишь ту особу, нам лучше не беспокоить друг друга. - Зачем ты говоришь так, Кэрол? - встревожился я. - Ты хочешь, чтобы я расторг договор? Голд предложил мне 50 тысяч долларов. Я не могу написать сценарий, если перестану видеться с этой профессионалкой. - Мисс Рай отвернулась. Я взял ее за руку. - Поверь же мне, я встречаюсь с ней только для того, чтобы выполнить заказ Голда. Неужели ты не веришь мне? Кэрол вырвала руку. - Нет... но все равно помни, ты должен быть осторожен, Клив. Она может причинить тебе боль. Ей не в новинку морочить голову таким, как ты. Слова Кэрол взбесили меня. - Хорошо! - крикнул я. - Ты добрая, хорошая девушка. Благодарю тебя за предупреждение! Я буду осторожен. Обещаю, что при каждой встрече с ней я буду вспоминать тебя и твое напутствие и буду очень, очень осторожен! Кэрол гневно отпарировала: - Можешь оставить свой дешевый сарказм при себе. Ты сам нарываешься на неприятности, и я очень боюсь, что ты и вправду заработаешь их. - Тебе бояться нечего! Пока ты испытываешь ко мне жалость, мне опасаться нечего, я спокоен, - сказал я. - Неужели мы должны ссориться из-за таких пустяков? Не лучше ли быть добрыми друзьями и беречь нервы? Если ты решила выйти за Голда, не забудь пригласить меня на свадьбу. Я, конечно, не приду, но ты все же позови меня, потому что для меня это единственная возможность в жизни досадить Голду. Но от его 50 тысяч я не откажусь. Кэрол с презрением посмотрела на меня, и мне захотелось сделать ей больно. - Представляешь, какую шикарную свадьбу отгрохает Голд! - усмехнулся я. - Все формальности будут соблюдены. В газетах будет отмечено, что невеста выглядела великолепно. Талантливая Кэрол Рай согласилась стать женой Голда, чтобы нести культуру в массы путем создания идейных кинофильмов! Вот смех-то будет! - Я вынул портсигар и выбрал сигарету. - Значит, ты не хочешь соревноваться с профессиональными проститутками? Я правильно понял тебя, дорогая? - Надеюсь, она обойдется с тобой, как ты того заслуживаешь. Это пойдет тебе на пользу. Тебе нужна именно такая, как она. Она докажет тебе, Клив, какое ты ничтожество, какой ты низкий и эгоистичный человек. Надеюсь, ей удастся причинить тебе боль. Очень надеюсь. - Какое счастье, что ты женщина, что ты находишься в моем доме, под моей защитой, потому что только это заставляет меня сдерживаться и... - И не ударить меня кулаком по лицу? - Да. Именно так бы я хотел поступить, миленькая! - Прощай, Клив! - Ах, как страшно! Кажется, именно это называют "скрытая драма"? Она уходит, занавес закрывается. Ничего вульгарного... Финал-то уж по крайней мере не назовешь вульгарным. Ты великолепно пишешь сценарии и прекрасно изучила сценические эффекты. Сыграй же свою роль и в брачную ночь так же удачно, как ты сыграла ее сейчас, дорогая! Кэрол подбежала к двери и, не оглянувшись, бросилась вперед. Когда дверь за ней закрылась, мне показалось, что комната опустела. Я подошел к буфету и налил себе виски. Выпив один стакан, я налил еще и тут же проглотил содержимое второго стакана. Затем поставил бутылку в буфет и вышел в коридор. Я почувствовал, что нервы мои сдают, что я пьян и мне хочется плакать. Когда я надел шляпу, по лестнице спустился Рассел. Он мрачно посмотрел на меня, но не сказал ни слова. - Мисс Кэрол выходит замуж за Рекса Голда, - сообщил я, отчеканивая каждое слово. - Я же знаю, что ты любитель посплетничать, Рассел. Ты, наверное, слышал о мистере Голде, не так ли? Ну так вот, она выходит за него замуж, чтобы писать умные сценарии, ставить идейные фильмы и нести культуру и образование низшим классам. - Я оперся о перила лестницы. - Как ты считаешь, низшие классы хотят быть образованными? Ты думаешь, что правильно она поступила, принеся себя в жертву? Мне кажется, что она делает это зря. Низшим классам наплевать на то, что мисс Рай выходит замуж за Голда только потому, чтобы повысить качество фильмов. Плебеям наплевать на проблему классности продукции Голливуда. Но с женщинами не спорят! Рассел посмотрел на меня так, словно я ударил его по лицу. Слуга попытался вымолвить что-то, но не смог. Я вышел из комнаты, спустился на лифте вниз и выбрался на улицу. Сев в машину, я сказал себе: "Бедняга, мне жаль тебя!" - и поехал в клуб писателей. В этот день здесь было удивительно много народу. Я поздоровался со швейцаром и вошел в бар. - Двойное шотландское виски, - заказал я, садясь за стойку. - Хорошо, мистер Фарстон, - отозвался бармен и уточнил: - Положить лед? - Слушай, - процедил я, подавшись вперед, - если бы мне был нужен лед, я сам не забыл бы напомнить тебе о нем. У меня нет желания разговаривать с тобой или с кем-то еще. - Да, мистер Фарстон, - сказал парень и покраснел. Я выпил виски до капли и подал стакан бармену. - Дай еще виски безо льда и без разговоров. Можешь даже не упоминать о погоде. - Да, мистер Фарстон. Если мне не удастся продать свой сценарий Голду, я скоро окажусь в таком же положении, как этот парень. Деньги на исходе. Придется браться за любую работу, которую только предложат мне. "Нет, - сказал я себе, - я как-нибудь выкручусь. Или пущу себе пулю в лоб". Да, если дело обернется к худшему, я всегда успею распрощаться с жизнью. Если бы у меня в эту минуту был пистолет, я застрелился бы, не раздумывая. Мое ужасное настроение этому способствовало. Я вложил бы дуло пистолета в рот - и оборвалась бы мгновенно тоненькая нить, связывающая меня с этим миром. Я даже не успел бы почувствовать боли. Было бы забавно размозжить себе голову в баре клуба писателей. Вот было бы разговоров! Для таких, как Ингрем, это явилось бы новой темой для сплетен, он сразу же перестал бы трепаться о том, что встретил меня с Евой в театре, и стал бы распространяться насчет того, как я покончил с собой прямо в баре клуба. Я отпил полстакана виски. "Все дело в том, - сказал я себе, что ты пьян, парень. Тебе жаль себя потому, что от тебя ушла Кэрол. Но у тебя же есть Ева! Да, Кэрол права: я не просто встречаюсь с проституткой, я без нее уже не могу жить. Кэрол - прекрасная девушка. Умница. Красивая и добрая, нежная и откровенная. Все это так, но она выходит за Рекса Голда. А у тебя есть Ева". Я замурлыкал эти слова, как какую-то песенку, но мелодия прозвучала как-то фальшиво. Мелодия не та. Ева не годится Кэрол и в подметки, но все же у меня эта женщина есть. Она не собирается выходить замуж за Голда. Не собирается... Ева замужем за Джеком. Черт возьми! Я хмуро уставился на бар, я забыл про Джека. Всегда мне кто-то мешает. К черту Джека! Ведь он сейчас в Бразилии. Чудное название для песенки. Я сделал знак бармену. - Как ты считаешь, "Джек в Бразилии" - хорошее название для песни? Правда, оно великолепно? Парень посмотрел на меня. - Хорошее, сэр, - согласился он и, взяв со стола стакан, стал протирать его. - Вполне приемлемое для смешной песенки. - Нет, это название подходит не к смешной, а к грустной и трогательной песне, от которой можно заплакать. Ты не угадал. Я знал, что ты ошибешься. У тебя ведь нет своего мнения, правда? - Вам это лучше знать, мистер Фарстон. Я плохо разбираюсь в песнях, но... - Хорошо, хватит... - прервал я, - помолчи. Скажи свое мнение тому, кто считается с ним. А для меня ты не фигура, и я не стану считаться с домыслами бармена. - Я допил виски. - Налей еще. В это время в бар вошли Питер и Френк Ингрем. Ужасно, что они явились именно теперь, когда я был зол и пьян. Я встал со стула. Питер улыбнулся мне. - Привет, Клив, - сказал он. - Выпьем по стаканчику? Ты ведь знаком с Френком Ингремом, не так ли? Я слишком хорошо знал его. - Конечно, - ответил я и сделал шаг назад, чтобы занять выгодную позицию. - Он - автор голливудских сплетен, не так ли? Я размахнулся и изо всех сил ударил Ингрема в челюсть. Он упал на спину, послышалось какое-то бульканье, потом я увидел, как Френк зажал пальцами рот, чтобы оттуда не вывалился протез. Может быть, Ингрем - талант, написал же он роман "Земля бесплодна", но гордиться ему было нечем: во рту у него не зубы, а протез. Один ноль в мою пользу: я прожевываю пищу своими собственными зубами. Не интересуясь дальнейшими событиями, я вышел из бара. Медленно прошел коридор и очутился на улице. Уже сидя в машине, я никак не мог подавить непреодолимого желания вернуться назад и снова ударить такую ненавистную мне физиономию. Это искушение было настолько сильным, что я почувствовал боль в глазах, переносице и затылке. Я соображал туго, но понимал, что Мерль Венсингер, Кэрол, нежная Кэрол и теперь Френк Ингрем... а возможно, и Питер Теннет для меня потеряны надолго, а может, и навсегда. Все они теперь ненавидели меня. Я действительно заварил кашу. Если и дальше будет продолжаться в таком же роде, я приобрету репутацию негодяя и скандалиста. Я быстро проехал на Сансет-стрит. Через несколько дней все мои знакомые перестанут разговаривать со мной. Очевидно, мне придется выйти из членов клуба. "Ну и пусть, - подумалось безразлично. - Самое главное то, что у меня есть Ева". Я снизил скорость, внезапно почувствовав, что должен сейчас же услышать голос той, к которой меня влекло неодолимо. Ничего не поделаешь! Я не властен над собой. Может быть, Питеру или кому-нибудь другому удалось бы убедить меня не бить Ингрема, но никто на свете не смог бы уговорить меня не звонить Еве. Я остановился у аптеки, вышел из машины и направился к телефонной будке. Диск телефона был слишком тугим и трижды срывался, прежде чем удалось набрать номер. Я нервничал, злился, лицо мне заливал пот. К телефону подошла Марта. - Попросите мисс Марлоу, - сказал я. - Кто говорит? Какого черта эта Марта вмешивается? Какое ей дело? Почему Ева сама не подходит к телефону? Если она думает, что мне доставляет удовольствие разговаривать с ее прислугой каждый раз, как я звоню, если воображает, что я испытываю радость, называя свое имя прислуге, которая потом за рюмкой вина будет сплетничать обо мне с молочницей или такими же ничтожествами, как она сама, то Ева глубоко ошибается. - Говорит человек с Луны! - выпалил я. - Вот кто говорит. Наступила пауза. Я ждал, что за ответ прозвучит на мою выходку. Марта произнесла словно с неохотой: - Мне очень жаль, но мисс Марлоу нет дома. - Нет, она дома! - злобно крикнул я. - В такое время она должна быть дома. Скажите, что я хочу поговорить с ней. - Кто звонит? Я должна знать, кто просит мисс. - Слава бог