и признаваться отцу в крахе всех своих надежд. Погруженный в эти размышления, я провалялся в кровати до самой темноты, а когда совсем уже решил подняться и отправиться к Расти за деньгами, услышал на лестнице шаги Риммы. Я стал ждать. Вскоре она не спеша вошла в мою комнату, остановилась в ногах кровати и уставилась на меня. - Хэлло, - сказала она. Я промолчал. - Поесть бы. Как насчет денег? - Тебя не интересует, что мне сказал Ширли? Римма зевнула и потерла глаза. - Ширли? - Да. Хозяин "Калифорнийской компании звукозаписи". Сегодня днем я разговаривал с ним о тебе. Римма равнодушно пожала плечами. - Ничего я не хочу знать, все они говорят одно и то же. Пойдем куда-нибудь поедим. - А он сказал, что если ты вылечишься, то заработаешь целое состояние. - Ну и что? А деньги на лечение у тебя есть? Я встал, подошел к висевшему на столе зеркалу и стал причесываться, опасаясь, что ударю Римму, если не займу чем-нибудь руки. - Денег у меня нет, и в кафе мы не пойдем. Убирайся! Мне противно смотреть на тебя. Римма присела на краешек кровати, запустила руку под блузку и почесалась. - А у меня есть деньги! Сегодня я угощаю тебя ужином. Я не такая жадная, как ты. Мы закажем телятину со спагетти. Я повернулся и посмотрел на нее. - У тебя есть деньги? Откуда? - Получила в киностудии "Пасифик". Мне позвонили оттуда сразу же после твоего ухода. Я три часа работала статисткой на массовых съемках. - Спорю, что лжешь! Тебя отблагодарил в темном переулке какой-нибудь старик. Римма хихикнула. - Нет, я участвовала в массовых съемках. Могу сообщить еще кое-что. Я знаю, где мы можем достать пять тысяч долларов, о которых ты так беспокоишься. Я отложил расческу и снова взглянул на Римму. - О чем ты говоришь, черт возьми?! Римма принялась рассматривать свои руки. Они были грязные, с трауром под ногтями. - Всего только о пяти тысячах на лечение. - Ну и что? - Я знаю, где их можно достать. Я глубоко перевел дыхание. - Бывают минуты, когда мне хочется поколотить тебя, - сказал я. - И ты доведешь меня до этого. Римма снова хихикнула. - И все же я знаю, где достать деньги. - Превосходно. Где же? - Ларри Ловенштейн мне сказал. Я засунул руки глубоко в карманы брюк. - Перестань говорить загадками. Кто этот Ларри Ловенштейн? - Мой приятель. - Римма откинулась на кровати и оперлась на локти. Вид у нее был ничуть не соблазнительней, чем у тарелки остывшего супа. - Он работает в отделе кадров киностудии и сообщил мне, что в кассе у него иногда хранится по десяти и даже больше тысяч долларов для расплаты со статистами. Замок в кассе - сущий пустяк. Я закурил, чувствуя, как у меня затряслись руки. - Какое мне дело до того, сколько денег в кассе киностудии? - Я думала, мы тихонько проберемся туда и хапнем денежки. - Нечего сказать, блестящая идея! А ты подумала, как отнесется к этому киностудия? Может, тебе приходилось слышать, что бывает за "хапнем"? Римма по обыкновению наморщила нос и передернула плечами. - Просто у меня мелькнула такая мысль. Но если тебя не устраивает, то давай забудем. - Спасибо за добрый совет. Я так и сделаю. - Пожалуйста. Поступай, как знаешь. Я-то думала, что ты очень хочешь достать деньги! - Очень. Только не таким путем. Римма встала. - Пойдем куда-нибудь поедим. - Отправляйся одна. Мне нужно кое-что сделать. Римма медленно подошла к двери. - А то пойдем? Я не скупая, угощу. Или, может, тебе гордыня не позволяет поесть за мой счет? - Моя гордыня тут ни при чем. У меня есть более важное дело, мне надо переговорить с Расти и одолжить у него денег на билет домой. Я уезжаю. На лице Риммы промелькнуло удивление. - Это почему же? - Потому что я без работы. Питаться воздухом я еще не научился и поэтому возвращаюсь домой. - Ты можешь получить работу в киностудии "Пасифик". Завтра там большие массовые съемки, им нужны статисты. - Да? Как же это сделать? - Я тебе помогу. Завтра отправимся туда вместе. Тебе дадут работу. А сейчас пойдем поедим. Я просто умираю от голода. Я согласился, потому что был голоден и потому, что у меня не хватало сил продолжать спор. Мы пришли в маленький итальянский ресторан и заказали спагетти, оказавшиеся очень вкусными, и телятину в масле, нарезанную тонкими ломтиками. - Ширли действительно сказал, что я умею петь? - спросила Римма в середине обеда. - Сказал. По его словам, он заключит с тобой контракт, как только ты вылечишься. Она отставила тарелку и закурила. - Взять деньги в киностудии - проще простого. - Ни ради тебя, ни ради кого другого я на это не пойду. - Я думала, что ты в самом деле хочешь помочь мне вылечиться. - Довольно! Мне осточертело говорить о твоем лечении, и сама ты осточертела. Кто-то опустил монету в радиолу-автомат. Джой Миллер запела "Некоторые дни". Мы оба внимательно слушали. Миллер пела слишком громко, в ее голосе слышался какой-то металлический оттенок, к тому же она часто фальшивила. Пленка со звукозаписью, лежавшая у меня в кармане, не шла ни в какое сравнение с этой пластинкой. - Полмиллиона в год! - задумчиво проговорила Римма. - А ведь певица-то она совсем неважная, правда? - Правда-то правда, и все же гораздо лучше тебя, хотя бы уже потому, что ей не нужно лечиться. Пошли. Я хочу спать. Мы возвратились в пансион, и Римма остановилась на пороге моей комнаты. - Если хочешь, можешь ночевать у меня. Я в настроении. - Чего не могу сказать о себе, - ответил я и захлопнул дверь у нее перед носом. Я лежал в темноте и думал над словами Риммы: "Взять деньги в киностудии проще простого..." Надо забыть об этом, твердил я себе. Да, мне приходится трудно, но я еще не настолько пал. И все же мысль о деньгах не выходила у меня из головы. Если бы только мне удалось помочь Римме вылечиться... Размышляя так, я незаметно уснул. На следующий день, около восьми утра, мы на автобусе поехали в Голливуд. Через главные ворота киностудии "Пасифик" двигался непрерывный поток людей, и мы замешались в толпе. - Время у нас еще есть, - сказала Римма. - Съемка начнется не раньше десяти. Пойдем, я попрошу Ларри устроить тебя на работу. Я последовал за ней. В стороне от главного здания находилось несколько низких одноэтажных домиков. Около одного из них стоял высокий худой человек в вельветовых брюках и в голубой рубашке. Я возненавидел его с первого взгляда. Плохо выбритый, с бледным одутловатым лицом и близко посаженными, бегающими глазками, он напоминал сутенера, ищущего заработка. Человек глумливо бросил Римме: - Хэлло, милашка! Пришла поработать? - Он посмотрел на меня. - А это что за фрукт? - Мой приятель. Ларри, ты не сможешь его пристроить статистом? - А почему бы и нет? Чем вас больше, тем веселее. Как зовут? - Джефф Гордон, - ответила Римма за меня. - Хорошо, я его беру. - Ларри обратился ко мне: - Отправляйся в студию номер три, дружище. Прямо по аллее, затем второй поворот направо. - Иди пока один, - сказала Римма. - Мне нужно переговорить с Ларри. Ловенштейн подмигнул мне: - Все они хотят переговорить минуточку со мной! Я пошел по аллее, но на полпути оглянулся. Римма и Ловенштейн направлялись в контору. Он обнял ее за плечи и, склонившись над ней, что-то говорил. Я остановился. Через несколько минут Римма вышла из конторы и присоединилась ко мне. - Я взглянула на двери. Ничего хитрого. Замок ящика стола, где хранятся деньги, посложнее, но я сумею его открыть, если хватит времени. Я промолчал. - Мы успеем все обделать за сегодняшнюю ночь, - продолжала Римма. - Здесь ведь легко "заблудиться". Кстати, я знаю тут местечко, где можно пересидеть до утра. Видишь, все очень просто. Мои колебания были недолгими. Я говорил себе, что, если не пойду сейчас на риск, мне придется вернуться домой и вести жалкую жизнь неудачника. Если же я вылечу девушку, то мы оба будем обеспечены. В ту минуту я думал только о том, какие возможности откроют передо мной десять процентов с полмиллиона долларов. - Хорошо, - сказал я. - Если ты решилась, я с тобой. 2 Мы лежали бок о бок в темноте под большой сценой в студии номер три. Уже несколько часов мы провели в этом положении, прислушиваясь к топоту ног над нами, крикам рабочих, готовивших декорации к завтрашней съемке, и к брани чем-то недовольного режиссера. С утра и до темноты я и Римма работали под жаркими лучами юпитера вместе с другими статистами - толпой никому не нужных людей, цеплявшихся за Голливуд в надежде, что когда-нибудь кто-нибудь их заметит и они засверкают в созвездии других кинозвезд. Пока же они трудились в поте лица своего, и мы, ненавидя их, делали то же самое. Одну сцену мы повторяли бессчетное количество раз с одиннадцати утра до семи вечера, и, должен признаться, такого трудного дня у меня еще никогда не было. В конце концов режиссер объявил перерыв. - Ну, хорошо, ребята! - крикнул он в микрофон. - Приходите завтра ровно в девять в той же одежде, что и сегодня. Римма взяла меня за руку. - Держись ко мне поближе и пошевеливайся, когда я дам тебе знать. Мы тащились в самом конце вереницы усталых, покрытых потом статистов. У меня колотилось сердце, но я не позволял себе задумываться над тем, что мне предстояло сделать. - Сюда! - шепнула Римма и подтолкнула меня. Мы незаметно свернули в аллею, ведущую к боковому входу в третью студию, и без всяких осложнений пробрались под сцену. Первые три часа мы лежали тихо, как мыши, опасаясь, что кто-нибудь нас обнаружит, но часам к десяти рабочие разошлись, и мы остались одни. Нам очень хотелось курить, и мы достали по сигарете. Слабый огонек спички отразился в глазах Риммы, и она, взглянув на меня, сморщила нос. - Все обойдется как нельзя лучше. Через полчаса мы сможем приступить. Именно в эту минуту я почувствовал страх. Должно быть, я совсем сошел с ума, позволив впутать себя в это грязное дело. Если нас поймают... - Какие у тебя отношения с Ловенштейном? - спросил я. Римма зашевелилась, и мне показалось, что я задел ее за живое. - Никаких. - Так я и поверил! Где ты могла познакомиться с этой скотиной? Он точная копия твоего дружка Уилбора. - Тебе с твоим изуродованным лицом лучше бы помалкивать. Кого ты из себя корчишь? Я изо всех сил ущипнул ее за ногу. - Не смей говорить обо мне! - А ты не смей обзывать моих друзей. Тут я понял, кто такой Ловенштейн. - Теперь я знаю: он снабжает тебя наркотиком. - Ну, если и снабжает? Должна же я его где-то добывать? - Кажется, я совсем выжил из ума. И зачем только связался я с тобой! - Ты ненавидишь меня? - Ненависть тут ни при чем. - Да, ты не первый, кто не захотел лечь со мной в постель, - обиженно ответила она. - Девушки и женщины меня сейчас не интересуют. - Ты в таком же отчаянном положении, как и я, только не даешь себе отчета. - Да замолчи же ты наконец, - чуть не крикнул я, окончательно выходя из себя. - Теперь и я кое-что тебе скажу, - как ни в чем не бывало продолжала Римма. - Я тоже ненавижу тебя. Понимаю, ты человек хороший и хочешь мне добра, и все равно ненавижу. Никогда не забуду, как ты грозился обратиться в полицию. Берегись, Джефф! Я с тобой расплачусь за все, если даже мы будем работать вместе. - Если ты только выкинешь какой-нибудь номер, - сердито ответил я, поворачивая голову в ее сторону, - я тебя вздую. Да, да! Тебе нужна хорошая взбучка. Римма хихикнула. - Сколько времени? - спросила она. Я посмотрел на светящиеся стрелки часов. - Половина одиннадцатого. - Пора. У меня снова екнуло сердце. - А охранники тут есть? - Охранники? Зачем они тут? Римма поползла вперед, и я последовал за ней. Через несколько секунд мы оказались около выхода из студии и прислушались. Вокруг царила мертвая тишина. - Я пойду первая, - шепнула Римма. - Держись поближе. Мы выбрались в темноту душной ночи. Светили звезды, но луна еще не взошла. Я заметил, что Римма остановилась и стала вглядываться в том же направлении, что и я. - Трусишь? - спросила она, приближаясь ко мне. Чувство отвращения от ее близости охватило меня, но отступить я не мог, за моей спиной возвышалась стена студии. - А я ни капельки. Меня не пугает такая работа. А вот ты трусишь. - Ну, хорошо, трушу, - ответил я, отталкивая ее. - Теперь ты довольна? - А бояться нечего. Никто не может причинить человеку столько вреда, сколько он причиняет себе сам. - Да ты совсем спятила! Это еще что за разговор? - Пошли за монетой. Мигом все обделаем. Римма нырнула в темноту, и я последовал за ней. Мы остановились у двери отдела кадров, и я услышал, как девушка расстегнула застежку-"молнию" у сумочки, которую весь день носила через плечо. Стоя почти вплотную к Римме, я чувствовал, как кровь стучит у меня в висках и как меня все больше и больше охватывает ужас. Затем я услышал, как она стала открывать замок. Видимо, Римма и в самом деле была настоящим специалистом, потому что замок сразу щелкнул и открылся. В контору мы вошли вместе и некоторое время стояли у двери, привыкая к темноте. Минуту спустя при слабом свете звезд, проникавшем через незакрытое шторами окно, мы различили у противоположной стены комнаты контуры стола. Римма подошла к нему и опустилась на колени. - Посторожи, - бросила она. - Я мигом. Меня начала бить дрожь. - Я передумал. Давай уйдем отсюда. - Перестань хныкать! - зашипела Римма. - Зато я не передумала. В комнате на мгновение посветлело. Римма включила фонарик и направила луч света на замок. Потом она уселась на пол и начала что-то тихонько напевать. Я ждал, прислушиваясь к звуку собственного сердца и к легкому скрежету металла о металл. - Сложная штучка, - проговорила наконец Римма. - Но ничего, справлюсь. Однако она проявила излишнюю самоуверенность. Минута тянулась за минутой, а она все еще возилась с замком, и металлический скрежет начал действовать мне на нервы. - Ну что, не ладится? - спросил я, подходя к ней. - Давай лучше уйдем. - Замолчи! Я снова повернулся к окну, и сердце у меня упало. В свете звезд я увидел очертания головы и плеч человека, смотревшего в окно. Не знаю, разглядел ли он меня, - в конторе было темно, - но мне казалось, что человек смотрит прямо мне в глаза. Я заметил, что у него широкие плечи, и что он носит плоскую фуражку с козырьком, - при виде ее мне стало совсем страшно. - Там кто-то есть! - прошептал я. - Я открыла замок! - воскликнула Римма. - Ты слышишь? Кто-то смотрит в окно. - Прячься! Чего же ты стоишь? Я беспомощно огляделся по сторонам и бросился было в дальний угол комнаты, но дверь распахнулась и кто-то включил свет. Холодный и яркий, он подействовал на меня, как удар по голове. - Одно движение, и я стреляю! Этот суровый, решительный, спокойный голос принадлежал охраннику. Высокий и широкоплечий, он стоял на пороге и целился в меня из револьвера. - Что ты здесь делаешь? Я медленно поднял трясущиеся руки, испытывая отвратительное ощущение, что он вот-вот выстрелит. - Я... - Не опускать руки! Охранник пока не замечал скорчившуюся за столом Римму. Я хотел теперь только одного: выбраться из конторы прежде, чем он обнаружит ее. Не знаю, как, но мне удалось немного овладеть собой. - Я заблудился и хотел переночевать здесь. - Да ну? В таком случае тебе придется переночевать в еще более безопасном месте. Не опускай руки и медленно подойди сюда... Стой! - крикнул он, едва я сделал первый шаг. Он пристально смотрел на ящик письменного стола. - Ты что, пытался сломать замок? - Нет... говорю же вам... - Встань лицом к стене. Живо. Я повернулся. Наступило молчание, показавшееся мне бесконечным. Некоторое время я слышал только удары своего сердца, потом раздался оглушительный выстрел. Он прозвучал, как удар грома, и заставил меня съежиться. В первую минуту я подумал, что охранник обнаружил Римму и застрелил ее, и осторожно посмотрел через плечо. Он стоял, согнувшись, у стола. Щегольская фуражка свалилась с головы. Руками в перчатках с широкими раструбами он держался за живот. Его револьвер валялся на полу. Перчатки постепенно окрашивались кровью. В следующее мгновение прогремел еще один выстрел. Судя по вспышке, стреляли из-за стола. Охранник глухо застонал, стал медленно клониться и упал. Я все так же неподвижно стоял у стены с поднятыми руками и не спускал глаз с охранника, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Из-за стола поднялась Римма. В руке у нее был револьвер. Девушка взглянула на охранника, и ничто не изменилось в ее лице. - Денег я не нашла, - сердито бросила она. - Ящик пустой. До меня вряд ли дошел смысл ее слов. Я смотрел на тоненькую струйку крови, змеившуюся по начищенному до блеска паркету. - Бежим! Нотка тревоги, прозвучавшая в голосе Риммы, вернула меня к действительности. - Ты же убила его! - Да, иначе он убил бы меня. - Римма остановила на мне холодный взгляд. - Пошевеливайся, болван. Выстрелы могли услышать. Она направилась к двери, но я схватил ее за руку и рывком повернул к себе. - Откуда у тебя револьвер? Римма вырвалась. - Говорят тебе, пойдем! Сюда вот-вот придут. Ее ничего не выражающий взгляд пугал меня. Где-то вдалеке завыла сирена, и я похолодел от этого звука. - Пошли! Мы выбежали в темноту. Во всех зданиях студии зажигали огни, слышались возбужденные голоса. Римма схватила меня за руку, толкнула в темную аллею, и мы побежали под завывание сирены. - Сюда! Она втащила меня в неосвещенный проем двери и, на мгновение включив фонарик, увлекла за огромный деревянный ящик. Мы услышали, как кто-то тяжело пробежал мимо. Затем послышались крики людей и пронзительный свист. - Идем! Если бы не Римма, мне бы никогда не выбраться с территории киностудии. Ни на одну секунду она не теряла самообладания и вела меня по каким-то темным аллеям с такой уверенностью, словно знала, где нас подстерегает опасность, а где опасности нет. По мере того, как мы пробегали мимо бесчисленных зданий студии и огромных съемочных павильонов, свистки и крики становились все глуше и глуше, и мы, наконец, остановились, задыхаясь, в тени здания. По-прежнему выла сирена, но другие звуки сюда уже не доносились. - Нам нужно выбраться до появления фараонов, - шепнула Римма. - Ты убила его! - Помолчи-ка лучше... В конце этой аллеи мы можем перебраться через стену. Я последовал за девушкой, и вскоре мы подбежали к стене высотой в десять футов. Здесь мы остановились и взглянули наверх. - Ну-ка, помоги мне! Обеими руками я взял ее за ногу и поднял на стену. Римма уселась на гребне стены, перегнулась и некоторое время всматривалась в темноту. - Все в порядке. Ты сможешь забраться сам? Я разбежался, ухватился в прыжке за гребень стены и кое-как вскарабкался на нее. В следующую минуту мы спрыгнули уже вниз и оказались на немощеной дороге, шедшей вдоль территории студии. Отсюда мы бегом направились к шоссе, по обочине которого стояло несколько машин, принадлежавших посетителям расположенного поблизости ночного клуба. - Минут через пять подойдет автобус, - сказала Римма. Издалека донеслось завывание полицейской сирены. Римма потянула меня к стоявшему на шоссе "форду". - Живо! Мы проскользнули в машину. Едва Римма захлопнула дверцу, как мимо нас промчались два полицейских автомобиля; они направлялись к главному входу киностудии. - Подождем здесь, - шепнула Римма. - Сейчас должны пройти еще несколько машин с полицейскими. Нельзя, чтобы нас заметили. Это было резонно, и все же мне хотелось сломя голову бежать отсюда. - Каков тип, этот Ларри! - негодующе продолжала Римма. - Я должна была знать, что он обязательно все перепутает. Видимо, перед концом работы деньги сдаются в банк или закрываются в сейф. - Да, но ты понимаешь, что убила человека?! Нас теперь могут посадить на электрический стул. Ты сумасшедшая! И зачем я спутался с тобой! - Но я же действовала в порядке самозащиты! - возмущенно ответила Римма. - У меня не было иного выхода. - При чем тут самозащита? Ты застрелила его совершенно хладнокровно. Выстрелила в него дважды. - Я оказалась бы круглой идиоткой, если бы позволила застрелить себя. Он держал в руке револьвер. Это была самозащита. - Это было самое настоящее убийство! - Заткнись! - Мы расстаемся. Видеть тебя больше не могу! - Жалкий трус! Деньги тебе нужны так же, как и мне. Ты хотел заработать на мне. А сейчас, как только положение немножко осложнилось... - По-твоему, убийство - это "небольшое" осложнение? - Хватит. Перестань. Я сидел неподвижно, крепко вцепившись в рулевое колесо, до смерти перепуганный, и твердил себе, что, если мне удастся благополучно выбраться отсюда, я уеду домой, начну учиться и больше никогда в жизни не сделаю ничего дурного. Снова послышались завывания сирены. Мимо нас промчалась еще одна машина, набитая полицейскими в штатском, а вслед за ней - карета "Скорой помощи". - Процессия закончилась, - усмехнулась Римма. - Пошли. Я выбрался вслед за ней из машины, и мы быстро направились к остановке. Через две-три минуты подошел очередной автобус. Мы сели на заднее сиденье. Никто не обращал на нас внимания. Римма курила и смотрела в окно. Автобус свернул с шоссе на набережную. Римма начала чихать. ГЛАВА ПЯТАЯ 1 В ту ночь я спал всего часа три или четыре. Перед моими глазами неотступно стоял убитый охранник и Римма с дымящимся револьвером в руке. Часов в семь утра я проснулся окончательно и, уставившись в потолок, снова, в который раз, стал перебирать в памяти недавние события. Сказать, что я чувствовал себя отвратительно, - значит, почти ничего не сказать. Я валялся в кровати и обдумывал, как мне поступить. Следовало немедленно убираться из города, оставаться здесь дальше было опасно. Я решил повидать Расти, занять у него денег на билет и утром же уехать. Мой поезд уходил часов в одиннадцать. Внезапно дверь распахнулась, и в комнате появилась Римма. На ней была все та же красная кофточка и плотно облегавший фигуру комбинезон. Бледное лицо, неестественно поблескивающие глаза. На наркотик, конечно, она деньги раздобыла. Римма остановилась в ногах кровати и взглянула на меня. - Что тебе? - спросил я. - Убирайся! - Я иду в студию. А ты? - Ты с ума сошла! Ни за что. Римма сморщила нос и смерила меня презрительным взглядом. - А я не могу отказаться от работы в студии. Если не приду сегодня, меня больше никогда не возьмут. Что же ты намерен делать? - Уезжаю. Между прочим, вчера ты убила человека. Или для тебя это такой пустяк, что можно и не вспоминать о нем? Римма улыбнулась. - А говорят, это твоих рук дело. Меня словно подбросило на кровати. - Моих?! Ты думаешь, что говоришь? - Не волнуйся. Никто никого не убивал. Он жив. Я сбросил с себя простыню и сел. - Откуда ты знаешь? - Из газеты. - Где она? - Лежала на полу около одной из комнат. - Что же ты стоишь? Принеси. - Ее уже кто-то взял. Я готов был задушить ее. - И там говорится, что он жив? Римма со скучающим видом кивнула. Трясущейся рукой я взял сигарету и закурил. От нахлынувшего чувства облегчения я чуть не задохнулся. - Откуда ты взяла, будто это я его убил? - Он сообщил полицейским твои приметы, и они ищут человека со шрамом на лице. - Не морочь мне голову. Стреляла в него ты! - Он меня не видел. Он видел тебя. - Он знает, что я в него не стрелял. Я стоял лицом к стене, когда ты в него выстрелила. Он должен это помнить. Римма равнодушно пожала плечами. - Я знаю только, что полиция разыскивает человека со шрамом на лице. Остерегайся. Мне с трудом удавалось сдерживать себя. - Достань газету! Слышишь? Сейчас же достань мне газету! - Не ори! Или ты хочешь, чтобы тебя слышали все, кому не лень? Я не могу опаздывать в студию. А тебе лучше побыть здесь и не показываться на улице. Я схватил ее за руку. - Где ты взяла револьвер? - Уилбор дал. Пусти! - Римма с силой вырвала руку. - Не будь слюнтяем. Мне доводилось попадать в переделки почище этой. Посидишь в укрытии денька два, потом уедешь. А пока и не пытайся. - Как только полицейские заподозрят меня, они первым делом явятся сюда. - Хватит хныкать! - презрение, звучавшее в ее голосе, бесило меня. - Ну и трус же ты! Говорю тебе: не распускай слюней, и все будет в порядке. До чего же ты мне надоел! Я схватил Римму за горло, прижал к стене и несколько раз ударил по лицу. Я понимал, что поступаю гадко, но не мог сдержаться. Потом я выпустил девушку и, тяжело дыша, отступил на шаг в сторону. - Да, я боюсь. Боюсь, потому что еще сохранил какую-то порядочность. А ты? Ни чести, ни совести. Совершенно развращенная тварь. Совершенно! Слышишь? Убирайся! Римма стояла, прислонившись к двери. На лице у нее пламенели следы моих ударов, глаза горели ненавистью. - Я тебе никогда этого не забуду, подлец, - сказала она. - У меня много причин помнить тебя. Наступит время, и я с тобой рассчитаюсь за все, за все! Полицейский, надеюсь, умрет, и я еще порадуюсь, когда тебя посадят на электрический стул. Я распахнул дверь комнаты: - Вон! Римма ушла, и я с силой захлопнул дверь. Некоторое время я стоял неподвижно, пытаясь успокоиться. Потом подошел к зеркалу и взглянул на свое бледное, искаженное страхом лицо. Вот он, тоненький шрам по краю челюсти... Если полицейский сообщил эту примету своим коллегам - моя песенка спета. Чувство панического страха все сильнее охватывало меня. Теперь я уже думал только о том, чтобы побыстрее выбраться отсюда, уехать домой. Вместе с тем я понимал, что если полиция уже разыскивает меня, то появляться днем в городе - чистое безумие. На лестнице послышались тяжелые шаги Кэрри. Я открыл дверь. - Кэрри, сделай, пожалуйста, одолжение. Я сегодня не хочу никуда выходить. Ты не добудешь мне газету? Кэрри бросила на меня быстрый, удивленный взгляд. - У меня много работы, мистер Джефф. И я не могу разгуливать. - Это очень важно. Возьми у кого-нибудь на несколько минут, - продолжал настаивать я, стараясь говорить как можно естественнее. - Пожалуйста, Кэрри, прошу тебя. - Попробую. Вы что, заболели? - Да вроде. Постарайся достать газету. Кэрри кивнула и ушла. Я снова лег на кровать, закурил и стал ждать. Прошло не меньше получаса, прежде чем я услышал, как Кэрри поднимается по лестнице. Я соскочил с кровати и подбежал к лестнице. Кэрри сунула мне газету и подала чашку кофе. - Большое спасибо, Кэрри. - Мэм все читала и читала... - Хорошо, хорошо. Спасибо. Я захлопнул дверь, поставил кофе и стал нетерпеливо пробегать глазами газету. В заметке на последней странице сообщалось, что охранник киностудии "Пасифик" обнаружил в одном из зданий грабителя, и тот стрелял в него. Сейчас пострадавший находится в государственной больнице в Лос-Анджелесе. Перед тем, как охранник потерял сознание, он сообщил полицейским приметы грабителя. Полиция уже разыскивает человека со шрамом на лице. Не исключено, что охранник умрет. Это было все, но большего и не требовалось. У меня подкосились ноги, и я без сил присел на кровать. Спустя некоторое время я встал и оделся. Скорее всего, мне придется бежать, и нужно было подготовиться. Сложив вещи в чемодан, я пересчитал деньги и обнаружил, что у меня всего лишь десять долларов пятьдесят центов. Потом я уселся у окна и стал наблюдать. Вскоре после полудня в дальнем конце улицы остановилась полицейская машина, и из нее вышли четверо в штатском. У меня перехватило дыхание. На нашей улице находилось четыре пансиона. Детективы наметили себе каждый по пансиону и разошлись. Наш пансион облюбовал высокий детина в сдвинутой на затылок шляпе с плоской тульей и загнутыми краями. В зубах у него торчал окурок потухшей сигареты. Я видел, как он поднялся на крыльцо, и слышал, как прозвенел звонок. Я отошел от окна, проскользнул на лестничную площадку и посмотрел в холл, куда тремя пролетами спускалась лестница. Через холл прошла Кэрри, и тут же послышался звук открываемой двери. - Я из полиции, - отрывисто и резко бросил детектив. - Мы разыскиваем молодого человека со шрамом на лице. Живет здесь такой? Я так крепко вцепился в перила лестницы, что лак на них стал липким под моими пальцами. - Со шрамом? - недоуменно, как мне показалось, переспросила Кэрри. - Нет, сэр. У нас тут нет никого со шрамом. Мысленно благословляя Кэрри, я в изнеможении прислонился к перилам. - Ты уверена? - Да, сэр, уверена. Я знала бы, если бы тут проживал кто-нибудь со шрамом. Нет у нас такого человека. - Этот человек - убийца. - Никого у нас нет со шрамом, сэр. "Этот человек - убийца..." Значит, охранник все же умер. Я вернулся в свою комнату и бросился на постель. Меня бросало то в жар, то в холод. Казалось, время остановилось. Не знаю, сколько я пролежал в таком состоянии. Потом в дверь кто-то нерешительно постучал. - Можно. Кэрри открыла дверь и уставилась на меня. Ее полное морщинистое лицо выражало озабоченность. - Приходил полицейский... - Я слышал. Зайди, Кэрри, и закрой дверь. Кэрри вошла в комнату и прикрыла дверь. Я сел на кровать. - Спасибо. Правда, я никого не убивал, но все равно ты избавила меня от большой неприятности. Я встал, подошел к туалетному столику и взял бумажник. - Полицейский мог доставить мне массу хлопот, - продолжал я, вынимая пятидолларовую бумажку. - Вот, Кэрри, возьми. Кэрри от денег отказалась. - Не нужно, мистер Джефф. Я обманула сыщика, потому что мы с вами друзья. Внезапно меня охватило такое волнение, что я чуть не расплакался. - Значит, у вас большая неприятность? - спросила Кэрри, испытующе глядя на меня. - Да, но к убийству я никакого отношения не имею. Я не способен убить. - Я знаю. Не волнуйтесь. Хотите чашку кофе? - Спасибо, ничего не хочу. - Не нужно волноваться. Позже я принесу вам газету. - Кэрри открыла дверь, но остановилась и, кивком показав на комнату Риммы, сказала: - Ушла. - Она говорила мне, что уйдет. - Скатертью дорога. Вы не волнуйтесь, - повторила Кэрри. Вскоре после пяти она вновь заглянула ко мне и бросила на кровать вечернюю газету. Бледная и встревоженная, Кэрри долго с беспокойством смотрела на меня, прежде чем уйти. Как только за ней закрылась дверь, я схватил газету. Охранник скончался, не приходя в сознание. Полиция продолжает разыскивать молодого человека со шрамом. Его арест ожидается с минуты на минуту. Как только стемнеет, надо немедленно бежать, твердил я себе. Мне стоило больших трудов удержаться и не покинуть эту мышеловку сейчас же, но я понимал, как опасно появляться на улице средь бела дня. Побыв некоторое время в комнате, я спустился в холл и из телефона-автомата позвонил Расти. Я с удовольствием услышал его резкий, грубый голос. - Расти, у меня большие неприятности. Ты не смог бы заехать ко мне, когда стемнеет? - А кто же, по-твоему, останется за меня в баре? - ворчливо спросил он. Признаться, об этом я не подумал. - Тогда, пожалуй, мне самому придется приехать к тебе. - Говоришь, большие неприятности? - Хуже быть не может. Расти, видимо, уловил нотки панического страха в моем голосе. - Ну, ладно, - успокаивающе сказал он. - Я оставлю за себя Сэма. Значит, когда стемнеет? - Не раньше. - Договорились. Я вернулся к себе и стал ждать. Ожидание показалось мне бесконечным, и я основательно изнервничался к тому времени. Когда солнце село за бухтой, в дешевых барах и плавучих игорных домах зажглись огни. И все же наступающая ночь несколько поубавила мои страхи. Вскоре после девяти из-за угла вынырнул старенький "олдсмобиль" Расти. Я спустился к парадной двери и держал ее открытой, пока он не вошел. Мы молча поднялись по лестнице. Закрыв за Расти дверь комнаты, я с облегчением вздохнул. - Спасибо, что пришел. Расти сидел на кровати. Его полное, до синевы выбритое лицо покрывал пот, во взгляде читалась озабоченность. - Так что за неприятность? Из-за этой особы? - Да. Я подал ему газету и указал на заметку. Расти, поджав губы, с безразличным видом прочел ее, потом перевел взгляд на меня. - Черт возьми! - воскликнул он. - Но ты-то тут при чем? - Я-то ни при чем, а вот она... На меня, должно быть, нашло какое-то затмение. Мне нужны были пять тысяч долларов на ее лечение. Она сказала, что мы можем найти деньги в кабинете начальника отдела кадров киностудии. Клянусь тебе, Расти, я не убивал! Расти положил газету, вытащил смятую пачку сигарет и, вытряхнув одну из них на ладонь огромной ручищи, закурил. - Так. Значит, влип. А ведь я предупреждал. Не я ли говорил, что ты с ней хватишь горя? - Говорил. - Ну и что же? Что ты намерен делать? - Хочу убраться отсюда. Хочу уехать домой. - Первый раз за все время слышу от тебя умные слова. - Расти запустил руку во внутренний карман пиджака и достал потрепанный бумажник. - Вот. Как только услышал твой сигнал о бедствии, так сразу же очистил свою кассу. Расти протянул мне пять двадцатидолларовых бумажек. - Что ты, Расти! Мне столько не нужно. - Бери и не разговаривай. - Мне нужны деньги только на обратный билет домой. Больше я не возьму. Расти поднялся и затолкал деньги в мой бумажник. - Тебе лучше не появляться на вокзале в Лос-Анджелесе. Возможно, полицейские уже установили там наблюдение. Я отвезу тебя во Фриско. Там ты сядешь на поезд. - Да, но если по дороге нас остановят полицейские и задержат меня с тобой... - Это уже моя забота. Пошли. Расти вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице. Я шел за ним с чемоданом в руке. В вестибюле мы встретили Кэрри. - Я еду домой, Кэрри. Расти вышел на улицу, оставив нас вдвоем. Я протянул старушке две пятидолларовые бумажки. - Будь добра, возьми. Кэрри взяла одну из них. - Плата за комнату, мистер Джефф. Остальное вам самому пригодится. Счастливого пути. - Я не виноват, Кэрри. Что бы обо мне ни говорили, я не виноват. Кэрри устало улыбнулась и похлопала меня по плечу. - Желаю вам успеха, мистер Джефф. Я вышел в темноту, сел в "олдсмобиль" и захлопнул дверцу. Машина, как подстегнутая, рванулась вперед. 2 Минут десять мы ехали молча, потом я сказал: - Странно, Расти, но сейчас я только и думаю о том, как бы поскорее попасть домой. Я получил хороший урок. Если мне удастся благополучно выпутаться из этого дела, я возобновлю учение. С жизнью, которую я вел последнее время, покончено раз и навсегда. - Давно пора, - проворчал Расти. - Ты слышал, как она поет? У нее редчайший голос. Если бы только она не была наркоманкой... - Если бы она не была наркоманкой, ты бы никогда с ней не встретился. Так уж устроена жизнь. Если ты когда-нибудь увидишь ее снова, бросай все и беги, куда глаза глядят. - Так и сделаю. Только я надеюсь, что больше никогда ее не увижу. В Сан-Франциско мы приехали часа в три ночи. Расти пошел узнавать время отхода поезда, а я ждал в машине около вокзала. Вскоре он вернулся, и я сразу заметил, что он чем-то обеспокоен. - Поезд в Голланд-Сити отправляется сразу же после восьми. В восемь десять. В кассе сидят двое полицейских. Возможно, они ждут кого-то другого, но факт остается фактом. Однако ты можешь от них улизнуть. Я купил тебе билет. Держи. - Спасибо, Расти. Деньги я тебе верну. Ты настоящий друг. - Поезжай домой и устраивайся на работу. Деньги можешь не возвращать. Не вздумай и носа показывать в Лос-Анджелесе. Расплатишься со мной, когда устроишься на работу и займешься настоящим делом. Время шло медленно. Несколько часов мы сидели в машине, курили и дремали. - Ну, а теперь выпьем по чашечке кофе и отправляйся, - сказал Расти вскоре после семи часов. Мы взяли в киоске кофе и пончиков. Наступило время расставаться. Я крепко пожал Расти руку. - Еще раз спасибо. - Ладно, ладно. Сообщи, как у тебя пойдут дела. Он хлопнул меня по плечу и быстро вернулся к машине. Я вошел в вокзал, поминутно обтирая лицо носовым платком, чтобы скрыть шрам.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  ГЛАВА ПЕРВАЯ 1 За одиннадцать лет многое может произойти. Оглядываясь сейчас назад, должен сказать, что эти годы были самыми яркими и волнующими в моей жизни. Единственным событием, омрачившим мое существование спустя два года после того, как я окончил университет, явилась смерть отца. Он умер от инфаркта за своим рабочим столом в банке. Именно так он и хотел бы умереть, если бы ему представилась возможность выбора. Отец оставил мне пять тысяч долларов и дом, который я вскоре продал. Располагая этим капиталом и дипломом инженера, я открыл совместно с Джеком Осборном строительную фирму. В свое время мы служили с Джеком в одной воинской части на Филиппинских островах, вместе высаживались на Окинаве. Коренастый толстяк с рыжеватыми редеющими волосами и кирпично-красным лицом, Джек был на пять лет старше меня и получил диплом инженера еще до призыва на военную службу. До чего же неуемный человек! Проработав часов двадцать подряд и соснув часа четыре, он с прежней энергией брался за дело. Просто счастье, что он приехал в Голланд-Сити навестить меня как раз в то время, когда я стал обладателем наследства. Прежде чем заглянуть ко мне, Джек провел в Голланд-Сити три дня, потолкался среди людей, осмотрелся, прозондировал почву и пришел к выводу, что в нашем городе инженер-строитель может обеспечить себе приличное существование. Потом он примчался ко мне, протянул жесткую, грубую руку и широко ухмыльнулся. - Джефф, - сказал он, - я облазил сей благословенный град вдоль и поперек и решил обосноваться тут. Как насчет того, чтобы совместно начать какое-нибудь дельце? Так возникла фирма "Осборн и Холлидей". Моя настоящая фамилия Холлидей. В Лос-Анджелесе я жил под фамилией Гордон - девичьей фамилией матери, поскольку, будучи не очень уверенным в себе, боялся, что влипну в какую-нибудь историю и скомпрометирую отца. Инстинктивная и нередко себя оправдывающая осторожность! Целых три года я и Джек торчали в комнатушке, называя ее не иначе, как "наша контора", надеялись и ждали. Если бы не маленькие сбережения, нам пришлось бы жить впроголодь, но все же мы кое-как перебивались. Снимали комнату в дешевом пансионе, сами готовили себе еду, сами печатали свои бумаги на машинке, сами убирали контору. И вот, совершенно неожиданно, мы получили предложение построить на набережной многоквартирный дом. Несмотря на отчаянный натиск конкурентов, нам удалось заполучить подряд, правда, пришлось потратиться и до предела урезать все наши расходы. Особых барышей подряд нам не принес, зато мы доказали кому следует, на что мы способны. Постепенно наша фирма на