казать? - Плохо, Джефф. Авария... Я искал тебя всюду... - Она... жива? - Жива, но в очень тяжелом состоянии. Пьяный шофер налетел на ее машину. Боюсь, Джефф, что она... - Когда это случилось? - Утром в день твоего отъезда. Она отправилась за покупками, и вот... - Джек, я хочу знать правду! Она безнадежна? Он обошел вокруг стола и положил руку мне на плечо: - Врачи делают все от них зависящее. Нам остается только ждать. - Где она? - В городской больнице... Но... Я выбежал из кабинета мимо бледной, как полотно, Клары и бросился к лифту. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 1 Доктор Вейнборг был высоким сутулым человеком с крючковатым носом, чувственным ртом и черными глазами еврея, хорошо понимающего, что такое страдания. Я назвал медицинской сестре свое имя, и она сразу повела меня в кабинет доктора. И вот я сидел перед ним и вслушивался в его гортанный голос. - Это вопрос времени, мистер Холлидей, я сделал все возможное, во всяком случае - все самое неотложное. Жаль, вас не было, когда вашу супругу доставили в больницу. Почти двенадцать часов она находилась в сознании и все время спрашивала о вас. Потом она впала в беспамятство и все еще не пришла в себя. Давайте обсудим вот какой вопрос. У вашей жены тяжелое ранение головы, затронут мозг. Я знаю отличного хирурга, специализирующегося на подобных операциях - очень опасных и трудных. Но пока ему сопутствовал успех. Обычный гонорар доктора Гудиера - я имею в виду этого специалиста - три тысячи долларов. Разумеется, не избежать и других расходов, так что общая сумма составит примерно пять тысяч, причем, без всякой гарантии на успех. - Договаривайтесь с Гудиером. Расходы значения не имеют. Вейнборг снял трубку телефона и позвонил хирургу на квартиру. Ему пришлось в течение нескольких минут объяснять секретарше врача, насколько необходимо экстренное вмешательство Гудиера. Я со страхом прислушивался, как он описывал характер полученных Саритой повреждений, хотя и не все понял. В конце концов, секретарша обещала позвонить несколько позже. - Не волнуйтесь, мистер Холлидей, - положив трубку, обратился ко мне Вейнборг. - Доктор Гудиер никогда не отказывается в подобных случаях. - Можно мне повидать ее? - Не вижу смысла. Она без сознания. - И все же мне хотелось бы. Некоторое время он внимательно смотрел на меня, потом кивнул. - Что ж, пойдемте. Сарита неподвижно лежала на кровати, прикрытая простыней до самого подбородка. Голова у нее была забинтована. Она показалась мне маленькой и до того бледной, что ее можно было принять за труп. Около кровати сидела медицинская сестра. При нашем появлении она молча поднялась, взглянула на Вейнборга и покачала головой. Это были самые тяжелые минуты моей жизни. Я стоял в ногах кровати, смотрел на Сариту и чувствовал, как где-то в глубине души у меня растет убеждение, что она никогда вновь не заговорит со мной, никогда не взглянет на меня, никогда не обнимет. Дома, едва успев войти в квартиру, я услышал настойчивый телефонный звонок. Говорил мэр Мэттисон. - Джефф? Я искал тебя. Джек сказал, что ты был у жены. Как она? - Все так же. Пригласили опытного специалиста. Очевидно, будет оперировать. - Мы с Элен все время думаем о тебе. Чем бы мы могли тебе помочь? Я сухо поблагодарил и ответил, что мне ничем нельзя помочь. Сейчас все зависит от этой знаменитости Гудиера. - Джефф, тебе потребуются деньги. Я уже переговорил с членами комитета, они согласились выплатить тебе половину гонорара. Завтра у тебя в банке будет тридцать тысяч долларов. Мы обязаны спасти Сариту. Нашу милую, очаровательную... Я не выдержал. - Благодарю, - буркнул я и бросил трубку на рычаг. Закурив, я тут же сунул сигарету в пепельницу. Деньги... До уплаты Римме второго взноса - десяти тысяч долларов - оставалось десять дней, а еще через месяц мне предстояло выплатить тридцать тысяч. Но на этом Римма, конечно, не остановится. Но не платить Римме я не мог. Ей ничего не стоит сообщить обо мне в полицию, и я окажусь в тюрьме как раз в то время, когда Сарита так во мне нуждается. Я бродил взад и вперед по комнате и мучительно размышлял. Снова поехать в Санта-Барбару? Но нельзя же оставлять Сариту в таком состоянии. В конце концов я решил написать Римме и попросить ее об отсрочке. Я сообщил, что с женой произошло несчастье, что лечение требует больших расходов, и потому я пока не могу платить ей, но позже... Видимо, я действительно был слишком расстроен, если думал, будто Римма способна на проявление жалости. Но как бы то ни было, я разыскал дворника и попросил его как можно скорее отправить письмо. Часов в восемь вечера мне позвонили из больницы и сообщили, что доктор Гудиер уже там и просит меня сейчас же приехать. Гудиер, маленький, полный и лысый человечек с резкими манерами, заявил мне, что намерен оперировать немедленно. Следующие три часа были долгими и страшными. Часов в десять пришел Джек. Мы молча сидели в приемной, некоторое время спустя появился Мэттисон с женой. Проходя мимо меня, миссис Мэттисон ободряюще дотронулась до моего плеча. В двенадцать тридцать пять из операционной вышла сестра и кивком пригласила меня следовать за собой. Мы прошли в кабинет Вейнборга. Доктор Гудиер, выглядевший постаревшим и утомленным, сидел на краешке письменного стола и курил. Вейнборг стоял у окна. - Ну-с, мистер Холлидей, - заговорил Гудиер, - операция прошла успешно. Теперь только бы избежать послеоперационных осложнений. Во всяком случае, могу сказать, что ваша жена будет жить. Что-то в его тоне и во всей гнетущей атмосфере комнаты помешало мне выразить свою радость. - Продолжайте. Мой хриплый голос мне самому показался чужим. - Будет жить, - тихо повторил Гудиер. - Но... но повреждение мозга оказалось слишком тяжелым. Сожалею, но ваша жена навсегда останется инвалидом... - Он помолчал. - В лучшем случае она сможет передвигаться в кресле-каталке. По всей вероятности, она с трудом сможет говорить, а память у нее будет нарушена. Он взглянул на меня, и я прочел в его глазах печаль и признание своего поражения. - И вы считаете операцию успешной? - спросил я. - Она не сможет ходить, почти не сможет говорить, не сможет узнавать меня. Это и есть успех? - Доктор Гудиер чудом спас ей жизнь, - проговорил Вейнборг. - Жизнь?! Это вы называете жизнью? Не лучше ли ей было умереть? Я выбежал из кабинета и быстро пошел по коридору. Джек стоял у порога приемной. Он схватил меня за руку, но я вырвался и бросился в темноту, ничего не слыша и не замечая. 2 Все следующие три дня я жил в какой-то пустоте. Я сидел дома и ждал телефонного звонка. Сарита все еще не приходила в себя и временами находилась на грани смерти. Я был один в квартире, часами просиживал в кресле, почти ничего не ел и непрерывно курил. Иногда заглядывал Джек, но, побыв несколько минут, исчезал, чувствуя мое нежелание видеть людей. Никто мне не звонил, все знали, что я жду звонка из больницы. На третьи сутки, часов в девять вечера, телефон, наконец, зазвонил. Я схватил трубку. - Да? - Мне с тобой нужно поговорить. Это была Римма. Я сразу узнал ее голос. Сердце у меня упало. - Где ты? - В баре гостиницы "Астер". Я жду. Когда ты сможешь приехать? - Сейчас же. - Я положил трубку, но тут же позвонил в больницу и сообщил дежурной сестре, что она сможет найти меня в баре "Астер-отеля", если я понадоблюсь. На улице моросил дождь. Гостиница "Астер" считалась лучшей в нашем городе. Следовательно, Римма уже начала менять свой образ жизни, используя мои деньги. Я не сомневался, что она примчалась за очередным взносом. Она, конечно, догадывалась, что я прикован к месту, что меня в любую минуту могут вызвать в больницу, и потому решилась пойти на риск новой встречи. Я вошел в бар "Астер", почти пустой в это время. У стойки стояло трое мужчин. Они пили виски и вполголоса разговаривали между собой. За столиком в углу две женщины средних лет оживленно болтали за бокалами шампанского. В другом углу сидел молодой парень атлетического сложения. На нем был спортивный пиджак кремового цвета, красно-белое кашне, завязанное у горла большим узлом, узенькие брюки бутылочно-зеленого цвета и модные темно-коричневые ботинки. Он выглядел как внезапно разбогатевший шофер грузовой машины и явно чувствовал себя не в своей тарелке. В большой смуглой руке он держал стакан виски, а с его лица, еще тонкого, но уже отмеченного печатью грубой чувственности, не сходило выражение растерянности. Я отвел от него взгляд и осмотрелся. Римма сидела в центре бара в окружении незанятых столиков и стульев. Поверх зеленого платья она надела черный жакет, ее волосы были выкрашены в ультрамодный серо-соболиный цвет. Она выглядела как картинка и казалась холодной и твердой, словно отполированный гранит. Несомненно, она не находила нужным экономить мои деньги. Я подошел к Римме, придвинул к ее столику стул и сел. Сидевший в углу рослый тип в спортивном пиджаке чуть повернулся и уставился на меня. Я сразу сообразил, что это ее телохранитель. - Привет, - проговорила Римма. Открыв сумочку из крокодиловой кожи, она вынула мое письмо и небрежно бросила на столик. - Это еще что такое? Я скомкал письмо и сунул его в карман. - Ты получила первые десять тысяч. Пока с тебя довольно, некоторое время я не смогу давать тебе ни цента. Деньги нужны на лечение жены. Римма достала из сумочки плоский золотой портсигар, взяла из него сигарету и щелкнула золотой зажигалкой "Данхилл". - Похоже, ты совсем забыл наш последний разговор. Насколько я понимаю, ты хочешь быть поближе к жене, и тебе вовсе не улыбается мысль оказаться в тюрьме. А ведь придется. - Пойми, сейчас мне нужен буквально каждый доллар. Ты что-нибудь получишь от меня в конце месяца. Римма рассмеялась. - Не слишком умно придумано, Джефф. Ты даешь мне чек на десять тысяч сейчас же, а первого числа следующего месяца еще на тридцать тысяч. Вот мои условия. Я уставился на Римму. Должно быть, мой взгляд был красноречивее всяких слов, потому что она вдруг хихикнула. - Знаю, знаю! Ты бы хотел убить меня, не так ли? Но оставь это. Не такая уж я дурочка. Взгляни: видишь вон того разодетого здоровенного детину? Влюблен в меня, не задает никаких вопросов и выполняет любое мое желание. Глуп и слеп, как бык, но силен, он силен. Не отходит от меня ни на шаг, и расправится с тобой одним мизинцем. Нет, убить ты меня не убьешь, даже если и отыщешь. Да ты и не отыщешь. Так что выбрось это из головы. - Ты просто не хочешь войти в мое положение. - Я старался говорить хладнокровно. - Моя жена попала в серьезную аварию и находится в очень тяжелом состоянии. Мне предстоит масса непредвиденных расходов, и я прошу у тебя лишь отсрочки. Сейчас я не могу дать тебе денег, иначе мне нечем будет оплачивать счета врачей. - Не можешь? - Римма откинулась на стуле и подняла брови. - Ну что ж, тогда пойдем в полицию. Всматриваясь в искаженное злобой лицо Риммы, я понял, что она, не задумываясь, осуществит свою угрозу, и самое большее через несколько часов я окажусь в тюрьме. Она загнала меня в угол. Я выписал чек и через стол протянул ей. - Вот, возьми, - сказал я и сам удивился тому, как спокойно прозвучал мой голос. - А сейчас хочу предупредить. Ты права, я действительно решил убить тебя. Рано или поздно ты окажешься в моих руках, и все будет кончено. Римма снова захихикала. - Рассуждаешь, как в кинофильме. Запомни-ка лучше вот что: первого числа следующего месяца мне нужны тридцать тысяч. Если ты не переведешь деньги, я больше не стану к тебе обращаться, а сразу пойду в полицию. Я встал и уголком глаза заметил, что приятель Риммы тоже поднялся. - Не пеняй только потом, что я не предупреждал тебя, - произнес я, повернулся и направился через бар к ряду кабинок с телефонами-автоматами. Позвонив в больницу, я сообщил дежурной сестре, что еду домой. - Одну минуточку, мистер Холлидей... Какая-то нотка в голосе дежурной заставила меня настроиться на худшее и насторожиться. Вполголоса переговорив с кем-то, она снова обратилась ко мне: - Мистер Холлидей, доктор Вейнборг просит вас приехать. Никаких оснований для беспокойства нет, но он хочет вас видеть как можно скорее. - Хорошо, я сейчас приеду. Я вышел из бара, остановил проезжавшее такси и назвал водителю адрес больницы. Когда такси уже трогалось с места, я увидел Римму и ее дружка, направляющихся к месту стоянки машин. Она смотрела на него и улыбалась. Он тоже не спускал с нее жадного взгляда. В больнице меня сразу же провели в кабинет доктора Вейнборга. Он вышел из-за стола и подал мне руку. - Видите ли, - доктор начал говорить, - мистер Холлидей, я не удовлетворен течением болезни вашей супруги. Пора бы уже наступить улучшению, но улучшения пока не наблюдается, хотя в подобных случаях оно обычно наступает дня через три-четыре. Поймите меня правильно: состояние вашей жены не ухудшилось, но и не улучшилось. Во рту у меня пересохло, я лишь молча смотрел на врача. - Я разговаривал с Гудиером, он советует показать вашу супругу доктору Циммерману. Доктор Циммерман - самый известный специалист по нервам мозга. Он... - Кто же тогда Гудиер? - Доктор Гудиер - блестящий хирург, - терпеливо разъяснил Вейнборг. - Он не занимается послеоперационными больными. В сложных случаях ими обычно занимается доктор Циммерман. - Иными словами, исправляет ошибки коллег. Вейнборг нахмурился. - Я, конечно, понимаю ваше состояние, но вы несправедливы. - Возможно. - Чувствуя страшную усталость, я обессиленно опустился на стул. - Ну хорошо, давайте пригласим доктора Циммермана. - Не так-то это просто, мистер Холлидей. Доктор Циммерман лечит больных только в своем санатории на Голланд-хейтс. Боюсь, что стоить это будет дорого, но я уверен, что в санатории ваша супруга быстро пойдет на поправку. - Значит, здесь, в больнице, она вряд ли поправится? - К сожалению. Доктор Циммерман... - Во сколько это обойдется? - Поговорите с доктором Циммерманом. Лечащим врачом будет он сам. Я беспомощно развел руками. - Ну, хорошо. Пусть он посмотрит ее, а потом я переговорю с ним. На следующий день утром я встретился с Циммерманом. Это был человек средних лет с худым лицом, острыми внимательными глазами и спокойными уверенными манерами. Он мне сразу понравился. - Я обследовал вашу жену, мистер Холлидей, - сообщил он. - Ее, безусловно, необходимо поместить в мой санаторий. Я уверен, что смогу ее вылечить. Операция прошла успешно, но вызвала некоторые осложнения. Месяца через три-четыре, когда миссис Холлидей окрепнет, я проконсультируюсь с доктором Гудиером и, видимо, порекомендую сделать еще одну операцию. Полагаю, что вдвоем мы сможем вернуть ей способность двигаться и сохранить память. Но, повторяю, необходимо немедленно поместить ее в санаторий. - Во сколько это обойдется? - Триста долларов в неделю за отдельную палату. Кроме того, оплата сиделки. Всего, вероятно, долларов триста семьдесят в неделю. - А вторичная операция? - Точно не скажу, мистер Холлидей, но полагаю, тысячи три-четыре. Я находился в таком состоянии, что на меня уже ничего не действовало. - Пусть так, - кивнул я и, помолчав, спросил: - Обстоятельства вынуждают меня дня на три-четыре уехать из города. Когда, по-вашему, состояние жены позволит мне отлучиться? - Сейчас пока преждевременно об этом говорить, - чуть удивленно ответил Циммерман. - Полагаю, что ваша жена будет вне опасности недели через две, не раньше. Я возвратился в нашу контору и засел за работу, надеясь создать кое-какой задел к тому времени, когда состояние Сариты позволит мне отправиться на розыски Риммы. Джек подыскал мне помощника. Некоего Теда Уэстона. Он оказался надежным, трудолюбивым работником. Мой банковский счет быстро таял, но я не жалел об этом, я уже верил, что Циммерман поставит Сариту на ноги. Однажды Циммерман позвонил мне. - Вы, кажется, собирались поехать по делам, мистер Холлидей? Полагаю, что теперь я могу вас отпустить. Вашей жене стало определенно лучше. Она еще не пришла в себя, но заметно окрепла, так что, думаю, вы можете спокойно отправляться. Но было бы желательно знать, на всякий случай, где и как вас найти. Я пообещал поставить его в известность и, поговорив с ним еще несколько минут, повесил трубку. Некоторое время я сидел, уставившись прямо перед собой и испытывая радость при мысли о том, что наконец-то после этих ужасных, показавшихся мне бесконечными недель я могу отправиться на розыски Риммы. До уплаты следующих тридцати тысяч в моем распоряжении оставалось тринадцать дней. Тринадцать дней, которые должны были решить все. Утром я вылетел в Санта-Барбару. ГЛАВА ПЯТАЯ 1 Полная женщина в гостинице, расположенной напротив отделения банка "Пасифик и Юнион", сразу меня узнала. - Рада вас видеть, мистер Мастерс, - сказала она, печально улыбаясь в знак приветствия. - Ваш номер свободен, можете снова занять его, если хотите. Я согласился. Мы поговорили о погоде, потом я, как бы между прочим, упомянул, что у меня масса дел и что все эти три дня мне придется почти безвыходно просидеть в номере. Захватив саквояж, я поднялся к себе. Было двадцать минут второго. Я предусмотрительно запасся бутербродами, а также полбутылкой виски и теперь, разложив свои запасы на подоконнике, занял наблюдательную позицию у окна. Это были, очевидно, часы пик в работе банка. Однако среди тех, кто входил и выходил из помещения, Риммы не было. Впрочем, я понимал, что могу рассчитывать лишь на случай. Возможно, она приходила сюда раз в неделю, а возможно, и раз в месяц, но иного способа увидеть ее у меня не было. После закрытия банка я спустился в вестибюль, позвонил через междугородную в санаторий доктора Циммермана и сообщил дежурной сестре номер телефона гостиницы. Если меня не окажется, пояснил я, то пусть она попросит к телефону моего приятеля Мастерса - он немедленно передаст мне все, что она найдет нужным сообщить. Вечер выдался холодный и ветреный, вот-вот должен был начаться дождь. Я надел плащ, поднял воротник, надвинул на глаза шляпу и вышел на улицу. Я предпринял рискованный шаг, но мне была невыносима мысль провести весь вечер в этой унылой дыре в полном одиночестве. Едва я отошел от гостиницы, как зарядил дождь. Я завернул в кинотеатр и заставил себя посмотреть скучнейший ковбойский фильм. Следующий день прошел точно так же. До закрытия банка я просидел у окна, а вечер провел в кино. В тот вечер, возвращаясь в гостиницу, я почувствовал острое беспокойство. А что, если и эта моя поездка окажется неудачной? Время шло. В моем распоряжении оставалось одиннадцать дней. Не окажутся ли они такими же безрезультатными, как первые дни? Я лег и пытался уснуть, но сон не шел. Около часу ночи, чувствуя себя не в силах оставаться в своей клетушке, я встал, оделся и спустился в полуосвещенный вестибюль. Ночной сторож, старый негр, сонно взглянул на меня, и когда я сказал, что хочу прогуляться, с недовольным ворчанием выпустил меня на улицу. Несколько кафе-баров и дансингов еще не успели закрыться, и красно-синий свет неоновых вывесок причудливо отражался на мокрых тротуарах. Засунув руки глубоко в карманы плаща и чувствуя, как успокаивающе действует холодный дождь с ветром, я направился к морю. Улица вывела меня к одному из многочисленных ресторанов, построенных на сваях близ самого берега и специализирующихся на блюдах из продуктов моря. Около ресторана длинной линией выстроились машины, доносились звуки танцевальной музыки. Я уже намеревался пойти дальше, когда из ресторана выскочил рослый человек и, нагнув от дождя голову, по деревянным мосткам побежал в мою сторону. В свете уличного фонаря мне бросился в глаза спортивный пиджак кремового цвета и бутылочно-зеленые брюки. Это был приятель Риммы. Быстро повернувшись к нему спиной, я достал из кармана пачку сигарет и сделал вид, что пытаюсь закурить на ветру. Исподволь я наблюдал за ним. Он подбежал к машине "понтиак", открыл ее и начал рыться в ящике для перчаток, не переставая вполголоса ругаться. Наконец он, видимо, нашел то, что искал, повернулся и снова побежал по пирсу и скрылся в ресторане. Некоторое время я смотрел ему вслед, потом не спеша подошел к "понтиаку". Машина выпуска 1957 года, не в очень хорошем состоянии. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что поблизости никого нет, я торопливо схватил ярлык с фамилией владельца, висевший, как и предписывалось правилами, на рулевом колесе, и взглянул на него. "Эд Вассари, - прочитал я при свете зажигалки. - "Бунгало". Восточный берег. Санта-Барбара". Я отошел от машины и направился в кафе, находившееся на противоположной от ресторана стороне набережной. Его единственными посетителями оказались четверо подростков, сидевших в углу за бутылками кока-колы. Я выбрал столик у окна, откуда мне хорошо был виден "понтиак", и заказал усталой официантке чашку кофе. Один он здесь, этот человек, или вместе с Риммой? Не с ним ли она живет по адресу, указанному на ярлыке? Я сидел, покуривая и помешивая кофе, и не спускал глаз с "понтиака". Дождь усилился, подхваченные порывами ветра капли забарабанили в стекло. В это мгновение я увидел их. Они выбежали из ресторана. Вассари держал над Риммой зонтик. Они нырнули в "понтиак" и исчезли в темноте. Так и не дотронувшись до кофе, я расплатился с официанткой и вышел на набережную. Не сказал бы, что я совсем не волновался, но прежде всего я испытывал твердую решимость не тратить больше времени понапрасну. Еще по дороге к морю я заметил ночной гараж и теперь торопливо направился к нему и взял напрокат "студебеккер". Пока один из рабочих заправлял машину бензином, я небрежно спросил, как проехать на Восточный берег. - Отсюда направо, - ответил рабочий. - А затем все время вдоль моря. Мили три, не больше. Восточный берег оказался полоской побережья протяженностью примерно около мили; вдоль дороги стояло три или четыре десятка деревянных домиков. Большинство из них было погружено в темноту, лишь кое-где за сеткой дождя тускло светилось окно. Я медленно ехал по дороге, всматриваясь в каждый домик. Один из них привлек мое внимание. Не знаю, что тут сыграло роль - инстинкт или тот факт, что коттедж стоял как-то уединенно, но я сразу заключил, что это именно то, что я ищу. Я выключил фары и вышел из машины. Поток дождевых капель, гонимых сильным ветром с моря, обрушился на меня, но я ничего не замечал. Рядом с домиком стоял "понтиак". Внимательно осмотревшись вокруг, я приоткрыл ворота и проскользнул во двор. С сильно бьющимся сердцем я подкрался к освещенному окну. Передо мной открылась большая, не без вкуса обставленная комната. Несколько удобных, хотя и пообтрепавшихся мягких кресел, современные яркие эстампы на стенах, телевизор в одном углу и портативный бар со множеством бутылок в другом. Все это я охватил одним взглядом, а потом увидел Римму. Она сидела в низком мягком кресле; во рту у нее торчала сигарета, в руке она держала стакан с вином. Зеленый халат не закрывал ее длинных стройных ног. Посматривая в потолок, Римма нервно покачивала ногой. Дверь распахнулась, и на пороге показался Вассари. Он был в одних пижамных брюках; его широкая грудь заросла густыми черными волосами, а под загорелой кожей, когда он вытирал полотенцем затылок, перекатывались мощные мускулы. Вассари что-то сказал Римме, и она зло взглянула на него. Потом допила вино, поставила стакан на пол, потянулась и вышла из комнаты. Вассари выключил свет, и я отпрянул от окна. Почти тут же зажегся свет в другом окне, задернутом шторой. Я ждал. Через несколько минут свет погас, и весь дом погрузился в темноту. По-прежнему соблюдая осторожность, я вернулся к машине, завел мотор и направился к гостинице. На обратном пути я много размышлял. Да, я нашел Римму. Но передо мной вставали новые трудности. Знал ли Вассари, что она меня шантажирует? Не произойдет ли так, что, когда я отделаюсь от Риммы, мне придется иметь дело с Вассари? В ту темную дождливую ночь я впервые осознал весь ужас того, что задумал. Я собирался убить человека. В мыслях все выглядело просто: найти Римму и заставить ее замолчать. Но сейчас, когда пришло время действовать, одна мысль о задуманном бросала меня в жар. Но иного пути не было. Сначала надо отделаться от Вассари - сторожевого пса Риммы, а уж потом заняться ею. Два дня придется понаблюдать за "Бунгало", узнать, чем они занимаются, как живут, остается ли Римма одна. В ту ночь я почти не спал. Меня душили кошмары, в которых я словно воочию видел, как свершаю то, к чему меня неумолимо толкали обстоятельства. 2 На следующее утро, около половины восьмого, я снова отправился на Восточный берег. Мне казалось, что можно будет без особого риска приблизиться к "Бунгало", вряд ли его обитатели пробуждались так рано. Я быстро проехал мимо коттеджа. Шторы на окнах были еще опущены, "понтиак" по-прежнему стоял на подъездной дорожке. Под яркими лучами утреннего солнца "Бунгало" показалось мне жалким и унылым; типичный для приморских городов домик. Очевидно, владелец ежегодно сдавал его внаем, никогда не приезжал сюда и не хотел тратить ни доллара, чтобы подновить его хотя бы снаружи. Проехав еще несколько сот ярдов по прибрежной полосе, я поставил машину за кустами и пошел обратно. Ярдах в ста от домика проходила гряда дюн. Отсюда я мог спокойно наблюдать, оставаясь незамеченным. У меня был сильный полевой бинокль, который я одолжил у хозяйки гостиницы. Более часа наблюдал я за "Бунгало", но не заметил никаких признаков жизни. Около девяти часов утра у коттеджа остановилась старенькая машина. Из нее вышла женщина и направилась к дому. В бинокль я мог рассмотреть даже пятна пудры у нее на лице, там, где она положила их слишком густо. Женщина запустила два пальца в отверстие почтового ящика, извлекла привязанный к бечевке ключ, открыла дверь и вошла в коттедж. Это была, как я решил, приходящая прислуга. Что ж, мое терпение было вознаграждено. Теперь я знал, как попасть в "Бунгало". Вскоре после половины двенадцатого открылась передняя дверь и появился Вассари. Некоторое время он стоял на пороге и вдыхал свежий утренний воздух, потом подошел к "понтиаку", проверил масло и воду и снова скрылся в домике. Римму я увидел только в полдень. Она подошла к двери и взглянула на небо. Я навел на нее бинокль и вздрогнул. Необыкновенно близко перед собой я увидел ее лицо - бледное, с синяками под глазами и густыми румянами на щеках; не лицо, а грубо размалеванная маска. Римма выглядела мрачной. Она села в "понтиак" и со злобой захлопнула дверцу. Затем из дома снова вышел Вассари с купальными халатами и полотенцами. Следом за ним на пороге показалась служанка. Вассари что-то сказал ей, и она кивнула. Вассари сел в "понтиак", машина тронулась с места и направилась к западной части города, где находились фешенебельные купальные клубы. Я продолжал наблюдать. Вскоре из "Бунгало" вышла прислуга. Закрыв дверь на замок и опустив ключ в отверстие почтового ящика, она села в свою машину и уехала. Я ни секунды не колебался. Было бы непростительно упустить такую возможность. Кто знает, не в коттедже ли хранит Римма револьвер, из которого убила охранника. Доказательств моей мнимой виновности значительно бы поубавилось, если бы он оказался у меня. Прежде чем выйти из своего убежища, я внимательно осмотрел дорогу и берег. Они были пустынны. Я выбрался из-за песчаной гряды и быстро направился к "Бунгало". На мой звонок (маленькая хитрость: и без того я знал, что в доме никого нет) никто не ответил. Подождав несколько минут, я достал ключ и открыл дверь. В домике царила глубокая тишина. Откуда-то доносились лишь деловитое тиканье часов да звуки капающей из крана воды. Я прошел по коридору и открыл одну из дверей. Очевидно, это была комната Вассари. На спинке стула висели брюки, на туалетном столике лежала электрическая бритва. В соседней комнате стояли двухспальная кровать и трельяж, заставленный косметическими принадлежностями. За дверью висел зеленый шелковый халат. Именно эту комнату я и искал. Оставив дверь полуоткрытой, я подошел к комоду и принялся быстро осматривать содержимое ящиков, стараясь укладывать вещи так, как они лежали. Получив от меня деньги, Римма, видимо, развернулась вовсю - ящики буквально ломились от нейлонового белья, шарфов, носовых платков, чулок и прочего. Однако револьвера в комоде я не нашел. Затем я занялся гардеробом. В нем висело на плечиках не меньше дюжины платьев, внизу стояло несколько пар обуви. На верхней полке я нашел картонную коробку, перевязанную бечевкой. Открыв ее, я обнаружил пачку писем и фотографии Риммы, снятые, очевидно, в различных киностудиях. Мое внимание привлекло письмо, лежавшее сверху. Оно было отправлено три дня назад и гласило: "234 Кастл-армс, Эшби-авеню, Сан-Франциско. Дорогая Римма! Вчера вечером я случайно встретила Уилбора. Он освобожден под честное слово и разыскивает тебя. Как и прежде, он не может жить без наркотиков и очень опасен. Грозится убить тебя. Я сказала ему, что ты теперь живешь в Нью-Йорке. Он пока еще здесь, но, надеюсь, скоро уедет в Нью-Йорк, о чем обязательно напишу тебе. Пока же соблюдай осторожность и не появляйся в наших краях. Когда я вижу Уилбора, меня мороз по коже пробирает. Он действительно хочет разделаться с тобой. Тороплюсь поскорее отправить письмо. Клэр". Я совершенно забыл о существовании Уилбора, и это письмо сразу напомнило мне бар Расти. Опасен? Слишком мягко сказано. Я представил себе, как он приближается к сжавшейся от страха Римме с раскрытым ножом, напоминая готовую метнуться на свою жертву гремучую змею. Итак, Уилбор вышел из тюрьмы и теперь разыскивает Римму. Возможно, это и есть решение моей проблемы. Я записал адрес Клэр, положил письмо обратно в коробку и поставил ее на место. Занятый мыслями о неожиданном повороте событий, я продолжал поиски револьвера. Нашел я его совершенно случайно. Нетерпеливо отодвинув в сторону несколько висевших в гардеробе платьев, чтобы посмотреть, что за ними, я ощутил под рукой что-то твердое. Это был револьвер. Он висел на бечевке внутри одного из платьев Риммы. Положив оружие в задний карман брюк, я закрыл шкаф и осмотрелся, проверяя, не оставил ли каких-нибудь следов своего пребывания в комнате. Убедившись, что все в порядке, я направился к двери и уже протянул руку, чтобы открыть ее, когда услышал шум подъезжающей машины. С забившимся сердцем я прокрался к окну и увидел Римму. Она вылезла из "понтиака" и побежала к входной двери, на ходу доставая из сумочки ключ. Неслышно ступая, я вышел из спальни, постоял секунду в коридоре и юркнул в комнату Вассари. Минуту спустя в спальню вбежала Римма. А еще через несколько минут в гостиной послышались тяжелые шаги Вассари. Вскоре к нему присоединилась Римма. - Послушай, крошка, - недовольно проговорил он, - когда ты перестанешь употреблять эту дрянь? Стоит нам куда-нибудь поехать, как тебе тут же нужно мчаться обратно домой и делать этот проклятый укол. - Заткнись! - грубо оборвала Римма. - Не забудь, я здесь хозяйка и делаю то, что считаю нужным. - Да, да, черт возьми, но почему ты не носишь наркотик с собой, если не можешь вытерпеть? Опять испортила нам целый день. - Ты слышал, что я сказала? Заткнись. - Слышал. И не первый раз. Уже начинает надоедать. Римма рассмеялась. - Да ты, оказывается, шутник! И что же ты намерен предпринять? Наступило долгое молчание, потом Вассари спросил: - А что это за фрукт, от которого ты берешь деньги? Он определенно вызывает у меня беспокойство. В каких ты с ним отношениях? - Ни в каких. Он выплачивает мне долг. И перестань расспрашивать. - За что же он тебе должен, крошка? - Знаешь что, дорогой? Если ты не прекратишь свои расспросы, можешь убираться. Слышишь? - Минуточку. - В голосе Вассари появились жесткие нотки. - У меня и без того достаточно неприятностей. Говорю тебе, этот тип меня беспокоит. Не иначе, ты шантажируешь его, и это мне не нравится. - Да что ты говоришь? - насмешливо осведомилась Римма. - Ну, а воровать тебе нравится? А оглушить какого-нибудь старика в укромном местечке и отобрать у него бумажник тебе нравится? - Замолчи! За это мне дадут год, не больше, если сцапают. А вот за шантаж... Черт побери! За шантаж ты получишь самое меньшее десятку. - Затвердил - шантаж, шантаж... Я же сказала, он выплачивает мне долг. - Если бы я знал, что ты его шантажируешь, я бы ушел от тебя. - Ты? Ушел бы? Не смеши меня, Эд! Лучше подумай о себе. Кто помешает мне позвонить в полицию и сообщить, где тебя можно найти? Никуда ты от меня не уйдешь. Снова наступило молчание. Слышалось лишь равнодушное тиканье часов. - После укола ты всегда начинаешь говорить какие-то дикие вещи, - примирительно заговорил Вассари после паузы. - Извини, пожалуйста. Если ты утверждаешь... Но ведь ты не будешь заниматься шантажом, правда, крошка? - Никаких диких вещей я не говорю! - резко ответила Римма. - Если тебе не нравится, как я живу, можешь убираться. Я-то проживу и одна, а вот сможешь ли ты прожить без меня... - Не дает мне покоя этот парень, - все больше угасая, проговорил Вассари. - За что он задолжал тебе столько денег? - Ты перестанешь, наконец? Или замолчи, или уходи. - Никуда я не уйду. Я же люблю тебя. Если ты обещаешь мне не навлечь на нас неприятностей... Что ж, поступай, как знаешь. - Никаких неприятностей не будет. Иди сюда и поцелуй меня. - Ты уверена? Этот парень не... - Иди сюда и поцелуй меня! Я тихонько проскользнул в коридор, пересек кухню и через дверь веранды вышел на улицу. Через несколько минут я снова оказался на своем наблюдательном пункте за дюной. Итак, этот день оказался удачным. Револьвер лежал у меня в кармане. Я установил, что Вассари не осведомлен о том, что Римма шантажирует меня, и, следовательно, вообще ничего обо мне не знает. Я установил также, что Уилбор вышел из тюрьмы и хочет найти Римму. Правда, впереди еще оставалось немало трудностей. Не испугается ли Римма, обнаружив исчезновение револьвера, и не постарается ли как можно скорее куда-нибудь исчезнуть? А если, скорее всего, и не обнаружит пропажи, то сколько времени она вообще намерена проживать в "Бунгало"? Успеет ли Уилбор напасть на ее след? Я вернулся в гостиницу, позвонил в местное агентство по сдаче внаем и продаже имущества и выразил желание арендовать летний дом под названием "Бунгало", расположенный на Восточном берегу. Представитель агентства ответил, что дом этот недавно сдан сроком на шесть месяцев. Мне осталось только поблагодарить и повесить трубку. Потом я позвонил в санаторий и справился о Сарите. Дежурная сестра ответила, что Сарита поправляется, основания для беспокойства нет. Сообщив, что дела требуют моего присутствия в Сан-Франциско, я сказал, что сразу же дам знать, как меня найти в случае необходимости. Расплатившись в гостинице и возвратив "студебеккер" в гараж, я поездом уехал в Сан-Франциско. Здесь я попросил водителя такси отвезти меня в одну из гостиниц около Эшни-авеню. Водитель ответил, что на самой Эшни-авеню есть три гостиницы, и лично он порекомендовал бы отель "Рузвельта". А я попросил его туда и отвезти меня. Зарегистрировавшись в гостинице и распорядившись отнести саквояж в номер, я вышел на улицу и медленно прошелся около "Кастл-армс". Это был большой многоквартирный дом, видевший на своем веку лучшие времена. Сейчас же замысловатые металлические украшения на дверях покрылись ржавчиной, краска, покрывавшая фасад, облупилась. Неторопливо прохаживаясь перед домом, я заметил швейцара, вышедшего из главного подъезда подышать свежим воздухом. Маленький, давно небритый человечек, в потрепанной форме, он явно принадлежал к числу людей, которые охотно возьмут доллар, не вдаваясь в расспросы. Я бродил по улицам еще с полчаса, пока не нашел маленькую частную типографию, выполнявшую срочные заказы, и попросил напечатать визитные карточки следующего содержания: Г.МАСТЕРС, Страховой и финансовый инспектор. Сити-Эйдженси, Сан-Франциско. Клерк пообещал выполнить заказ в течение получаса, а я тем временем зашел в ближайшее кафе посмотреть вечернюю газету и выпить кофе. Около девяти часов вечера я входил в холл "Кастл-армс". Ни за столиком швейцара, ни у лифта никого не оказалось, но небольшая стрелка, указывающая на лестницу в подвальный этаж, подсказывала мне, где я смогу найти швейцара. Я спустился и постучал. Дверь мне открыл тот самый маленький человек, которого я уже видел несколько часов назад. Он настороженно взглянул на меня. Я сунул ему свою визитную карточку. - Могу я купить несколько минут вашего внимания? Он взял карточку, бегло взглянул на нее и вернул мне. - Что, что? - Мне нужна кое-какая информация. Могу я купить ее у вас? Говоря это, я повертел в руке пятидолларовую бумажку и спрятал ее в бумажник. Настороженность, написанная на лице швейцара, таяла с каждой секундой, пока не сменилась выражением полнейшей доброжелательности. - Заходите, заходите! - заторопился он. - Что бы вы хотели узнать? Я вошел в комнатушку, заменявшую ему контору. Человечек уселся на единственный стул, а я опустился на пустой деревянный ящик, предварительно убрав с него ведро. - Кое-какие сведения об одной из ваших жиличек. Она живет в квартире номер двести тридцать четыре. - Вы имеете в виду Клэр Саймс? - Вот именно. Кто она? На какие средства существует? - Саймс танцует в "Гэйтсби-клуб", на бульваре Мак-Артура. У нас с ней одни неприятности. Наркоманка, готов биться об заклад. И вообще псих. Управляющий домами предупредил ее, что, если она не изменит свое поведение, он вышвырнет ее из нашего дома. - Следовательно, человек она не платежеспособный? - Уж куда там? - Швейцар пожал плечами. - Если собираетесь поговорить с ней, то будьте осторожны. Тяжелый человек. - Все ясно. Если так, я не хочу иметь с ней ничего общего. Поблагодарив швейцара и распрощавшись, я ушел. В гостинице я быстро переменил костюм и на такси поехал в "Гэйтсби-клуб". Ничего особенного это заведение собой не представляло. Такой клуб можно найти в любом большом городе. Обычно он находится где-нибудь в подвале, а роль швейцара и одновременно вышибалы выполняет в нем бывший боксер. Здесь всегда царит полумрак, а в вестибюле оборудован небольшой бар, около которого постоянно толкутся девицы с пышными бюстами и каменными лицами, ждущие приглашения выпить рюмку вина и готовые переспать с вами за рюмку вина или за три доллара, если не удастся содрать побол