могу понять. Доктор Армстронг вытаращил на него глаза. Чуть погодя, когда ему стало казаться, что старик заснул, Уоргрейв вдруг сказал: -- Знаете Констанцию Калмингтон? -- К сожалению, нет. -- Это не важно, -- сказал судья, -- в высшей степени рассеянная женщина, да и почерк ее практически невозможно разобрать. Я начинаю думать, может быть, я не туда приехал. Доктор Армстронг покачал головой и прошел в дом. А судья Уоргрейв еще некоторое время размышлял о Констанции Калмингтон: "Ненадежная женщина, но разве женщины бывают надежными?" И мысли его перескочили на двух женщин, с которыми он приехал: старую деву с поджатыми губами и молодую девушку. Девчонка ему не понравилась, хладнокровная вертушка. "Хотя нет, здесь не две, а три женщины, если считать миссис Роджерс. Странная тетка, похоже, она всего боится. А впрочем, Роджерсы вполне почтенная пара и дело свое знают". Тут на площадку вышел Роджерс. -- Вы не знаете, к вашим хозяевам должна приехать леди Констанция Калмингтон? Роджерс изумленно посмотрел на него: -- Мне об этом ничего не известно, сэр. Судья поднял было брови, но лишь фыркнул в ответ. "Недаром этот остров называют Негритянским, -- подумал он, -- тут дело и впрямь темное". Антони Марстон принимал ванну. Он нежился в горячей воде. Отходил после долгой езды. Мысли не слишком обременяли его. Антони жил ради ощущений и действий. "Ну, да ладно -- как-нибудь перебьюсь", -- решил он и выбросил всякие мысли из головы. Он отлежится в горячей ванне, сгонит усталость, побреется, выпьет коктейль, пообедает... А что потом? Мистер Блор завязывал галстук. Он всегда с этим плохо справлялся. Поглядел в зеркало: все ли в порядке? Похоже, да. С ним здесь не слишком приветливы... Они подозрительно переглядываются, будто им известно... Впрочем, все зависит от него. Он свое дело знает и сумеет его выполнить. Он поглядел на считалку в рамке над камином. Недурной штришок. "Помню, я как-то был здесь еще в детстве, -- думал он. -- Вот уж не предполагал, что мне придется заниматься таким делом на этом острове. Одно хорошо: никогда не знаешь наперед, что с тобой случится..." Генерал Макартур пребывал в мрачной задумчивости. "Черт побери, до чего все странно! Совсем не то, на что он рассчитывал... Будь хоть малейшая возможность, он бы под любым предлогом уехал... Ни минуты здесь не остался бы... Но моторка ушла. Так что хочешь не хочешь, а придется остаться. А этот Ломбард подозрительный тип. Проходимец какой-то. Ей-ей, проходимец". С первым ударом гонга Филипп вышел из комнаты и направился к лестнице. Он двигался легко и бесшумно, как ягуар. И вообще во всем его облике было что-то от ягуара. Красивого хищника -- вот кого он напоминал. "Всего одна неделя, -- улыбнулся он. -- Ну, что ж, он скучать не будет". Эмили Брент, переодевшись к обеду в черные шелка, читала у себя в спальне Библию. Губы ее бесшумно двигались: "Обрушились народы в яму, которую выкопали; в сети, которую скрыли они, запуталась нога их. Познан был Господь по суду, который Он совершил: нечестивый уловлен делами рук своих. Да обратятся нечестивые в ад" Она поджала губы. И захлопнула Библию. Поднялась, приколола на грудь брошь из дымчатого хрусталя и спустилась к обеду. Глава третья Обед близился к концу. Еда была отменная, вина великолепные. Роджерс прислуживал безукоризненно. Настроение у гостей поднялось, языки развязались. Судья Уоргрейв, умягченный превосходным портвейном, в присущей ему саркастической манере рассказывал какуюто занятную историю; доктор Армстронг и Тони Марстон слушали. Мисс Брент беседовала с генералом Макартуром -- у них нашлись общие знакомые. Вера Клейторн задавала мистеру Дейвису дельные вопросы о Южной Африке. Мистер Дейвис бойко отвечал. Ломбард прислушивался к их разговору. Раз-другой он глянул на Дейвиса, и его глаза сощурились. Время от времени он обводил взглядом стол, присматривался к сотрапезникам. -- Правда, занятные фигурки? -- воскликнул вдруг Антони Марстон. В центре круглого стола на стеклянной подставке а форме круга стояли маленькие фарфоровые фигурки. -- Понятно, -- добавил Тони, -- раз здесь Негритянский остров, как же без негритят. Вера наклонилась, чтобы рассмотреть фигурки поближе. -- Интересно, сколько их здесь? Десять? -- Да, десять. -- Какие смешные! -- умилилась Вера. -- Да это же десять негритят из считалки. У меня в комнате она висит в рамке над камином. Ломбард сказал: -- И у меня. -- И у меня. -- И у меня, -- подхватил хор голосов. -- Забавная выдумка, вы не находите? -- сказала Вера. -- Скорее детская, -- буркнул судья Уоргрейв и налил себе портвейн. Эмили Брент и Вера Клейторн переглянулись и поднялись с мест. В распахнутые настежь стеклянные двери столовой доносился шум бившегося о скалы прибоя. -- Люблю шум моря, -- сказала Эмили Брент. -- А я его ненавижу, -- вырвалось у Веры. Мисс Брент удивленно посмотрела на нее. Вера покраснела и, овладев собой, добавила: -- Мне кажется, в шторм здесь довольно неуютно. Эмили Брент согласилась. -- Но я уверена, что на зиму дом закрывают, -- сказала она. -- Хотя бы потому, что слуг ни за какие деньги не заставишь остаться здесь на зиму. Вера пробормотала: -- Я думаю, найти прислугу, которая согласилась бы жить на острове, и вообще трудно. Эмили Брент сказала: -- Миссис Оним очень повезло с прислугой. Миссис Роджерс отлично готовит. Вера подумала: "Интересно, что пожилые люди всегда путают имена". -- Совершенно с вами согласна, миссис Оним действительно очень повезло. Мисс Брент -- она только что вынула из сумки вышиванье и теперь вдевала нитку в иголку -- так и застыла с иголкой в руке. -- Оним? Вы сказали Оним? -- переспросила она. -- Да. -- Никаких Онимов я не знаю, -- отрезала Эмили Брент. Вера уставилась на нее: -- Но как же... Она не успела закончить предложения. Двери отворились -- пришли мужчины. За ними следовал Роджерс -- он нес поднос с кофе. Судья подсел к мисс Брент. Армстронг подошел к Вере. Тони Марстон направился к открытому окну. Блор в недоумении уставился на медную статуэтку, он никак не мог поверить, что эти странные углы и зигзаги изображают женскую фигуру. Генерал Макартур, прислонившись к каминной полке, пощипывал седые усики. Лучшего обеда и желать нельзя. Настроение у него поднялось. Ломбард взял "Панч", лежавший в кипе журналов на столике у стены, и стал перелистывать его. Роджерс обносил гостей кофе. Кофе, крепкий, горячий, был очень хорош. После отличного обеда гости были довольны жизнью и собой. Стрелки часов показывали двадцать минут десятого. Наступило молчание -- спокойное, блаженное молчание. И вдруг молчание нарушил ГОЛОС. Он ворвался в комнату -- грозный, нечеловеческий, леденящий душу. -- Дамы и испода! Прошу тишины! Все встрепенулись. Огляделись по сторонам, посмотрели друг на друга, на стены. Кто бы это мог говорить? А голос продолжал, громкий, отчетливый: -- Вам предъявляются следующие обвинения: Эдуард Джордж Армстронг, вы ответственны за смерть Луизы Мэри Клине, последовавшую 14 марта 1925 года. Эмили Каролина Брент, вы виновны в смерти Беатрисы Тейлор, последовавшей 5 ноября 1931 года. Уильям Генри Блор, вы были причиной смерти Джеймса Стивена Ландора, последовавшей 10 октября 1928 года. Вера Элизабет Клейторн, 11 августа 1935 года вы убили Сирила Огилви Хамилтона. Филипп Ломбард, вы в феврале 1932 года обрекли на смерть 20 человек из восточно-африканского племени. Джон Гордон Макартур, вы 4 февраля 1917 года намеренно послали на смерть любовника вашей жены Артура Ричмонда. Антони Джеймс Марстон, вы убили Джона и Лоси Комбс 14 ноября прошлого года. Томас Роджерс и Этель Роджерс, 6 мая 1929 года вы обрекли на смерть Дженнифер Брейди. Лоренс Джон Уоргрейв, вы виновник смерти Эдуарда Ситона, последовавшей 10 июня 1930 года. Обвиняемые, что вы можете сказать в свое оправдание? Голос умолк. На какой-то миг воцарилось гробовое молчание, потом раздался оглушительный грохот. Роджерс уронил поднос. И тут же из коридора донесся крик и приглушенный шум падения. Первым вскочил на ноги Ломбард. Он бросился к двери, широко распахнул ее. На полу лежала миссис Роджерс. -- Марстон! -- крикнул Ломбард. Антони поспешил ему на помощь. Они подняли женщину и перенесли в гостиную. Доктор Армстронг тут же кинулся к ним. Он помог уложить миссис Роджерс на диван, склонился над ней. -- Ничего страшного, -- сказал он, -- потеряла сознание, только и всего. Скоро придет в себя. -- Принесите коньяк, -- приказал Роджерсу Ломбард. Роджерс был бел как мел, у него тряслись руки. -- Сейчас, сэр, -- пробормотал он и выскользнул из комнаты. -- Кто это мог говорить? И где скрывается этот человек? -- сыпала вопросами Вера. -- Этот голос... он похож... похож... -- Да что же это такое? -- бормотал генерал Макартур. -- Кто разыграл эту скверную шутку? Руки у него дрожали. Он сгорбился. На глазах постарел лет на десять. Блор вытирал лицо платком. Только судья Уоргрейв и мисс Брент сохраняли спокойствие. Эмили Брент -- прямая, как палка, высоко держала голову. Лишь на щеках ее горели темные пятна румянца. Судья сидел в своей обычной позе -- голова его ушла в плечи, рукой он почесывал ухо. Но глаза его, живые и проницательные, настороженно шныряли по комнате. И снова первым опомнился Ломбард. Пока Армстронг занимался миссис Роджерс, Ломбард взял инициативу в свои руки: -- Мне показалось, что голос шел из этой комнаты. -- Но кто бы это мог быть? -- вырвалось у Веры. -- Кто? Ясно, что ни один из нас говорить не мог. Ломбард, как и судья, медленно обвел глазами комнату. Взгляд его задержался было на открытом окне, но он тут же решительно покачал головой. Внезапно его глаза сверкнули. Он кинулся к двери у камина, ведущей в соседнюю комнату. Стремительно распахнул ее, ворвался туда. -- Ну, конечно, так оно и есть, -- донесся до них его голос. Остальные поспешили за ним. Лишь мисс Брент не поддалась общему порыву и осталась на месте. К общей с гостиной стене смежной комнаты был придвинут столик. На нем стоял старомодный граммофон -- его раструб упирался в стену. Ломбард отодвинул граммофон, и все увидели несколько едва заметных дырочек в стене, очевидно, просверленных тонким сверлом. Он завел граммофон, поставил иглу на пластинку, и они снова услышали: "Вам предъявляются следующие обвинения". -- Выключите! Немедленно выключите, -- закричала Вера, -- Какой ужас! Ломбард поспешил выполнить ее просьбу. Доктор Армстронг с облегчением вздохнул. -- Я полагаю, что это была глупая и злая шутка, -- сказал он. -- Вы думаете, что это шутка? -- тихо, но внушительно спросил его судья Уоргрейв. -- А как по-вашему? -- уставился на него доктор. -- В настоящее время я не берусь высказаться по этому вопросу, -- сказал судья, в задумчивости поглаживая верхнюю губу. -- Послушайте, вы забыли об одном, -- прервал их Антони Марстон. -- Кто, шут его дери, мог завести граммофон и поставить пластинку? -- Вы правы, -- пробормотал Уоргрейв. -- Это следует выяснить. Он двинулся обратно в гостиную. Остальные последовали за ним. Тут в дверях появился Роджерс со стаканом коньяка в руках. Мисс Брент склонилась над стонущей миссис Роджерс. Роджерс ловко вклинился между женщинами: -- С вашего разрешения, мэм, я поговорю с женой. Этель, послушай, Этель, не бойся. Ничего страшного не случилось. Ты меня слышишь? Соберись с силами. Миссис Роджерс дышала тяжело и неровно. Ее глаза, испуганные и настороженные, снова и снова обводили взглядом лица гостей. -- Ну же, Этель. Соберись с силами! -- увещевал жену Роджерс. -- Вам сейчас станет лучше, -- успокаивал миссис Роджерс доктор Армстронг. -- Это была шутка. -- Я потеряла сознание, сэр? -- спросила она. -- Да. -- Это все из-за голоса -- из-за этого ужасного голоса, можно подумать, он приговор зачитывал. -- Лицо ее снова побледнело, веки затрепетали. -- Где же, наконец, коньяк? -- раздраженно спросил доктор Армстронг. Роджерс поставил стакан на маленький столик. Стакан передали доктору, он поднес его задыхающейся миссис Роджерс. -- Выпейте, миссис Роджерс. Она выпила, поперхнулась, закашлялась. Однако коньяк все же помог -- щеки ее порозовели. -- Мне гораздо лучше, -- сказала она. -- Все вышло до того неожиданно, что я сомлела. -- Еще бы, -- прервал ее Роджерс. -- Я и сам поднос уронил. Подлые выдумки, от начала и до конца. Интересно бы узнать... Но тут его прервали. Раздался кашель -- деликатный, короткий кашель, однако он мигом остановил бурные излияния дворецкого. Он уставился на судью Уоргрейва -- тот снова кашлянул. -- Кто завел граммофон и поставил пластинку? Это были вы, Роджерс? -- спросил судья. -- Кабы я знал, что это за пластинка, -- оправдывался Роджерс. -- Христом Богом клянусь, я ничего не знал, сэр. Кабы знать, разве бы я ее поставил? -- Охотно вам верю, но все же, Роджерс, вам лучше объясниться, -- не отступался судья. Дворецкий утер лицо платком. -- Я выполнял указания, сэр, только и всего, -- оправдывался он. -- Чьи указания? -- Мистера Онима. Судья Уоргрейв сказал: -- Расскажите мне все как можно подробнее. Какие именно указания дал вам мистер Оним? -- Мне приказали поставить пластинку на граммофон, -- сказал Роджерс. -- Я должен был взять пластинку в ящике, а моя жена завести граммофон в тот момент, когда я буду обносить гостей кофе. -- В высшей степени странно, -- пробормотал судья. -- Я вас не обманываю, сэр, -- оправдывался Роджерс. -- Христом Богом клянусь, это чистая правда. Знал бы я, что это за пластинка, а мне и невдомек. На ней была наклейка, на наклейке название -- все честь по чести, ну я и подумал, что это какая-нибудь музыка. Уоргрейв перевел взгляд на Ломбарда: -- На пластинке есть название? Ломбард кивнул. -- Совершенно верно, сэр, -- оскалил он в улыбке острые белые зубы. -- Пластинка называется "Лебединая песня". Генерала Макартура прорвало. -- Неслыханная наглость! -- возопил он. -- Ни с того ни с сего бросить чудовищные обвинения. Мы должны чтото предпринять. Пусть этот Оним, кто б он ни был... -- Вот именно, -- прервала его Эмили Брент. -- Кто он такой? -- сказала она сердито. В разговор вмешался судья. Властно -- годы, проведенные в суде, прошли недаром -- он сказал: -- Прежде всего мы должны узнать, кто этот мистер Оним. А вас, Роджерс, я попрошу уложить вашу жену, потом возвратиться сюда. -- Слушаюсь, сэр. -- Я помогу вам, Роджерс, -- сказал доктор Армстронг. Миссис Роджерс -- ее поддерживали под руки муж и доктор, -- шатаясь, вышла из комнаты. Когда за ними захлопнулась дверь, Тони Марстон сказал: -- Не знаю, как вы, сэр, а я не прочь выпить. -- Идет, -- сказал Ломбард. -- Пойду на поиски, посмотрю, где тут что, -- сказал Тони, вышел и тут же вернулся. -- Выпивка стояла на подносе прямо у двери -- ждала нас. Он бережно поставил поднос на стол и наполнил бокалы. Генерал Макартур и судья пили неразбавленное виски. Всем хотелось взбодриться. Одна Эмили Брент попросила принести ей стакан воды. Вскоре доктор Армстронг вернулся в гостиную. -- Оснований для беспокойства нет, -- сказал он. -- Я дал ей снотворное. Что это вы пьете? Я, пожалуй, последую вашему примеру. Мужчины наполнили бокалы по второму разу. Чуть погодя появился Роджерс. Судья Уоргрейв взял на себя расследование. Гостиная на глазах превратилась в импровизированный зал суда. -- Теперь, Роджерс, -- сказал судья, -- мы должны добраться до сути. Кто такой мистер Оним? -- Владелец этого острова, сэр, -- уставился на судью Роджерс. -- Это мне известно. Что знаете вы лично об этом человеке? Роджерс покачал головой: -- Ничего не могу вам сообщить, сэр, я его никогда не видел. Гости заволновались. -- Никогда не видели его? -- спросил генерал Макартур. -- Что же все это значит? -- Мы с женой здесь всего неделю. Нас наняли через агентство. Агентство "Регина" в Плимуте прислало нам письмо. Блор кивнул. -- Старая почтенная фирма, -- сообщил он. -- У вас сохранилось это письмо? -- спросил Уоргрейв. -- Письмо, в котором нам предлагали работу? Нет, сэр. Я его не сохранил. -- Ну, что же, продолжайте. Вы утверждаете, что вас наняли на работу письмом. -- Да, сэр. Нам сообщили, в какой день мы должны приехать. Так мы и сделали. Дом был в полном порядке. Запасы провизии, налаженное хозяйство. Нам осталось только стереть пыль. -- А дальше что? -- Да ничего, сэр. Нам было велено -- опять же в письме -- приготовить комнаты для гостей, а вчера я получил еще одно письмо от мистера Онима. В нем сообщалось, что они с миссис Оним задерживаются, и мы должны принять гостей как можно лучше. Еще там были распоряжения насчет обеда, а после обеда, когда я буду обносить гостей кофе, мне приказали поставить пластинку. -- Но хоть это письмо вы сохранили? -- раздраженно спросил судья. -- Да, сэр, оно у меня с собой. Он вынул письмо из кармана и протянул судье. -- Хм, -- сказал судья, -- отправлено из "Ритца" и напечатано на машинке. -- Разрешите взглянуть? -- кинулся к судье Блор. Выдернул письмо из рук судьи и пробежал его. -- Пишущая машинка "Коронейшн", -- пробурчал он. -- Новехонькая -- никаких дефектов. Бумага обыкновенная, на такой пишут все. Письмо нам ничего не дает. Вряд ли на нем есть отпечатки пальцев. Уоргрейв испытующе посмотрел на Блора. Антони Марстон -- он стоял рядом с Блором -- разглядывал письмо через его плечо: -- Ну и имечко у нашего хозяина. Алек Норман Оним. Язык сломаешь. Судья чуть не подскочил. -- Весьма вам признателен, мистер Марстон, -- сказал он. -- Вы обратили мое внимание на любопытную и наталкивающую на размышления деталь, -- обвел глазами собравшихся и, вытянув шею, как разъяренная черепаха, сказал: -- Я думаю, настало время поделиться друг с другом своими сведениями. Каждому из нас следует рассказать все, что он знает о хозяине дома, -- сделал паузу и продолжал: -- Все мы приехали на остров по его приглашению. Я думаю, для всех нас было бы небесполезно, если бы каждый объяснил, как он очутился здесь. Наступило молчание, но его чуть не сразу же нарушила Эмили Брент. -- Все это очень подозрительно, -- сказала она. -- Я получила письмо, подписанное очень неразборчиво. Я решила, что его послала одна женщина, с которой познакомилась на курорте летом года два-три тому назад. Мне кажется, ее звали либо миссис Оден, либо Оньон. Я знаю миссис Оньон, знаю также и мисс Оден. Но со всей уверенностью могу утверждать, что у меня нет ни знакомых, ни друзей по фамилии Оним. -- У вас сохранилось это письмо, мисс Брент? -- спросил судья. -- Да, я сейчас принесу его. Мисс Брент ушла и через минуту вернулась с письмом. -- Кое-что начинает проясняться, -- сказал судья, прочтя письмо. -- Мисс Клейторн? Вера объяснила, как она получила место секретаря. -- Марстон? -- сказал судья. -- Получил телеграмму от приятеля, -- сказал Антони, -- Рыжика Беркли. Очень удивился -- думал, он в Норвегии. Он просил приехать побыстрее сюда. Уоргрейв кивнул. -- Доктор Армстронг? -- сказал он. -- Меня пригласили в профессиональном качестве. -- Понятно. Вы не знали эту семью прежде? -- Нет. В полученном мною письме ссылались на одного моего коллегу. -- Для пущей достоверности, конечно, -- сказал судья. -- Ваш коллега, я полагаю, в это время находился гдето вне пределов досягаемости? -- Да. Ломбард -- он все это время не сводил глаз с Блора -- вдруг сказал: -- Послушайте, а мне только что пришло в голову... Судья поднял руку: -- Минуточку... -- Но мне... -- Нам следует придерживаться определенного порядка, мистер Ломбард. Сейчас мы расследуем причины, которые привели нас на этот остров. Генерал Макартур? Генерал пробормотал, пощипывая усики: -- Получил письмо... от этого типа Онима... он упоминал старых армейских друзей, которых я здесь повидаю. Писал: "Надеюсь, Вы не посетуете на то, что я счел возможным без всяких церемоний обратиться к Вам". Письма я не сохранил. -- Мистер Ломбард? -- сказал Уоргрейв. Ломбард лихорадочно думал, выложить все начистоту или нет. -- То же самое, -- сказал, наконец, он, -- и получил приглашение, где упоминались общие знакомые, попался на удочку. Письмо я порвал. Судья Уоргрейв перевел взгляд на мистера Блора. Судья поглаживал пальцем верхнюю губу, в голосе его сквозила подозрительная вежливость. -- Только что мы пережили весьма неприятные минуты. Некий бестелесный голос, обратившись к нам поименно, предъявил всем определенные обвинения. Ими мы займемся в свое время. Теперь же я хочу выяснить одно обстоятельство: среди перечисленных имен упоминалось имя некоего Уильяма Генри Блора. Насколько нам известно, среди нас нет человека по имени Блор. Имя Дейвис упомянуто не было. Что вы на это скажете, мистер Дейвис? -- Дальше играть в прятки нет смысла, -- помрачнел Блор. -- Вы правы, моя фамилия вовсе не Дейвис. -- Значит, вы и есть Уильям Генри Блор? -- Так точно. -- Я могу еще кое-что добавить к этому, -- вмешался Ломбард. -- То, что вы здесь под чужой фамилией, мистер Блор, это еще полбеды, вы еще и враль, каких мало. Вы утверждаете, что жили в Южной Африке, и в частности в Натале. Я знаю Южную Африку и знаю Наталь, и готов присягнуть, что вы в жизни своей там не были. Восемь пар глаз уставились на Блора. Подозрительно, сердито. Антони Марстон, сжав кулаки, двинулся было к нему. -- Это твои шуточки, подлюга? Отвечай! Блор откинул голову, упрямо выдвинул тяжелую челюсть. -- Вы ошиблись адресом, господа, -- сказал он, -- у меня есть с собой удостоверение личности -- вот оно. Я -- бывший чиновник отдела по расследованию уголовных дел Скотланд-Ярда. Теперь я руковожу сыскным агентством в Плимуте. Сюда меня пригласили по делу. -- Кто вас пригласил? -- спросил Уоргрейв. -- Оним. Вложил в письмо чек -- и немалый -- на расходы, указал, что я должен делать. Мне было велено втереться в компанию, выдав себя за гостя. Я должен был следить за вами -- ваши имена мне сообщили заранее. -- Вам объяснили почему? -- Из-за драгоценностей миссис Оним, -- удрученно сказал Блор, -- миссис Оним! Чтоб такой стреляный воробей, как я, попался на мякине. Да никакой миссис Оним и в помине нет. Судья снова погладил верхнюю губу, на этот раз задумчиво. -- Ваши заключения представляются мне вполне обоснованными, -- сказал он, -- Алек Норман Оним! Под письмом мисс Брент вместо фамилии стоит закорючка, но имена написаны вполне ясно -- Анна Нэнси -- значит, оба раза фигурируют одинаковые инициалы: Алек Норман Оним -- Анна Нэнси Оним, то есть каждый раз -- А. Н. Оним. И если слегка напрячь воображение, мы получим -- аноним! -- Боже мой, это же безумие! -- вырвалось у Веры. Судья согласно кивнул головой. -- Вы правы, -- сказал он. -- Я нисколько не сомневаюсь, что нас пригласил на остров человек безумный. И, скорее всего, опасный маньяк. Глава четвертая Наступила тишина -- гости в ужасе застыли на своих местах. Молчание нарушил тонкий въедливый голосок судьи. -- А теперь приступим к следующей стадии расследования. Но прежде всего я хочу приобщить к делу и свои показания. -- Он вынул из кармана письмо, бросил его на стол. -- Письмо написано якобы от имени моей старинной приятельницы -- леди Констанции Калмингтон. Я давно не видел ее. Несколько лет тому назад она уехала на Восток. Письмо выдержано в ее духе -- именно такое несуразное, сумасбродное письмо сочинила бы она. В нем она приглашала меня приехать, о своих хозяевах упоминала в самых туманных выражениях. Как видите, прием тот же самый, а это само собой подводит нас к одному немаловажному выводу. Кто бы ни был человек, который заманил нас сюда, -- мужчина или женщина, -- он нас знает или, во всяком случае, позаботился навести справки о каждом из нас. Он знает о моих дружеских отношениях с леди Констанцией и знаком с ее эпистолярным стилем. Знает он и коллег доктора Армстронга и то, где они сейчас находятся. Ему известно прозвище друга мистера Марстона. Он в курсе того, где отдыхала два года назад мисс Брент и с какими людьми она там встречалась. Знает он и об армейских друзьях генерала Макартура, -- и, помолчав, добавил: -- Как видите, наш хозяин знает о нас не так уж мало. И на основании этих сведений он предъявил нам определенные обвинения. Его слова вызвали бурю негодования. -- Ложь!.. -- вопил генерал Макартур. -- Наглая клевета! -- Это противозаконно! -- вторила Вера. Голос ее пресекался. -- Какая низость! -- Понятия не имею, что имел в виду этот идиот! -- буркнул Антони Марстон. Судья Уоргрейв поднял руку, призывая к молчанию. -- Вот что я хочу заявить. Наш неизвестный друг обвиняет меня в убийстве некоего Эдуарда Ситона. Я отлично помню Ситона. Суд над ним состоялся в июне 1930 года. Ему было предъявлено обвинение в убийстве престарелой женщины. У него был ловкий защитник, и он сумел произвести хорошее впечатление на присяжных. Тем не менее свидетельские показания полностью подтвердили его виновность. Я построил обвинительное заключение на этом, и присяжные пришли к выводу, что он виновен. Вынося ему смертный приговор, я действовал в соответствии с их решением. Защита подала на апелляцию, указывая, что на присяжных было оказано давление. Апелляцию отклонили, и приговор привели в исполнение. Я заявляю, что совесть моя в данном случае чиста. Приговорив к смерти убийцу, я выполнил свой долг, и только. -- ...Ну как же, дело Ситона! -- вспоминал Армстронг. -- Приговор тогда удивил всех. Накануне он встретил в ресторане адвоката Маттьюза. "Оправдательный приговор у нас в кармане -- никаких сомнений тут быть не может", -- уверил он Армстронга. Потом до Армстронга стали доходить слухи, будто судья был настроен против Ситона, сумел обвести присяжных, и они признали Ситона виновным. Сделано все было по закону: ведь старый Уоргрейв знает закон как свои пять пальцев. Похоже, что у него были личные счеты с этим парнем. Воспоминания молниеносно пронеслись в мозгу доктора. -- А вы встречались с Ситоном? Я имею в виду-до процесса, -- вырвался у него вопрос; если б он дал себе труд подумать, он никогда бы его не задал. Прикрытые складчатыми, как у ящера, веками, глаза остановились на его лице. -- Я никогда не встречал Ситона до процесса, -- невозмутимо сказал судья. "Как пить дать врет", -- подумал Армстронг. -- Я хочу вам рассказать про этого мальчика -- Сирила Хамилтона, -- сказала Вера. Голос у нее дрожал. -- Я была его гувернанткой. Ему запрещали заплывать далеко. Однажды я отвлеклась, и он уплыл. Я кинулась за ним... Но опоздала... Это был такой ужас... Но моей вины в этом нет. Следователь полностью оправдал меня. И мать Сирила была ко мне очень добра. Если даже она ни в чем меня не упрекала, кому... кому могло понадобиться предъявить мне такое обвинение? Это чудовищная несправедливость... -- она зарыдала. Генерал Макартур потрепал ее по плечу. -- Успокойтесь, милочка, успокойтесь, -- сказал он. -- Мы вам верим. Да он просто ненормальный, этот тип. Ему место в сумасшедшем доме. Мало ли что может прийти в голову сумасшедшему. -- Генерал приосанился, расправил плечи. -- На подобные обвинения лучше всего просто не обращать внимания. И все же я считаю своим долгом сказать, что в этой истории про молодого Ричмонда нет ни слова правды. Ричмонд был офицером в моем полку. Я послал его в разведку. Он был убит. На войне это случается сплошь и рядом. Больше всего меня огорчает попытка бросить тень на мою жену. Во всех отношениях безупречная женщина. Словом, жена Цезаря... Генерал сел. Трясущейся рукой пощипывал усики. Видно, эта речь стоила ему немалых усилий. Следующим взял слово Ломбард. В глазах его прыгали чертики. -- Так вот, насчет этих туземцев... -- начал он. -- Да, так как же с туземцами? -- сказал Марстон. Ломбард ухмыльнулся. -- Все -- чистая правда! Я их бросил на произвол судьбы. Вопрос самосохранения. Мы заблудились в буше. И тогда я с товарищами смылся, а оставшийся провиант прихватил с собой. -- Вы покинули ваших людей? -- возмутился генерал Макартур. -- Обрекли их на голодную смерть? -- Конечно, поступок не вполне достойный представителя белой расы, но самосохранение -- наш первый долг. И потом, туземцы не боятся умереть -- не то что мы, европейцы. Вера подняла глаза на Ломбарда. -- И вы оставили их умирать с голоду? -- Вот именно, -- ответил Ломбард, и его смеющиеся глаза прямо посмотрели в испуганные глаза девушки. -- Я все пытаюсь вспомнить -- Джон и Люси Комбс, -- протянул Антони Марстон. -- Это, наверное, те ребятишки, которых я задавил неподалеку от Кембриджа. Жутко не повезло. -- Кому не повезло -- им или вам? -- ехидно спросил судья Уоргрейв. -- По правде говоря, я думал, что мне, но вы, разумеется, правы, не повезло им. Хотя это был просто несчастный случай. Они выбежали прямо на дорогу. У меня на год отобрали права. Нешуточная неприятность. Доктор Армстронг вспылил: -- Недопустимо ездить с такой скоростью -- за это следует наказывать. Молодые люди вроде вас представляют опасность для общества. Антони пожал плечами: -- Но мы живем в век больших скоростей! И потом дело не в скорости, а в наших отвратительных дорогах. На них толком не разгонишься. -- Он поискал глазами свой бокал, подошел к столику с напитками, налил себе еще виски с содовой. -- Во всяком случае, моей вины тут не было. Это просто несчастный случай, -- бросил он через плечо. Дворецкий Роджерс, ломая руки, то и дело облизывал пересохшие губы. -- С вашего позволения, господа, мне бы тоже хотелось кое-что добавить, -- сказал он почтительно. -- Валяйте, -- сказал Ломбард. Роджерс откашлялся, еще раз провел языком по губам: -- Тут упоминалось обо мне и миссис Роджерс. Ну и о мисс Брейди. Во всем этом нет ни слова правды. Мы с женой были с мисс Брейди, пока она не отдала Богу душу. Она всегда была хворая, вечно недомогала. В ту ночь, сэр, когда у нее начался приступ, разыгралась настоящая буря. Телефон не работал, и мы не могли позвать доктора. Я пошел за ним пешком. Но врач подоспел слишком поздно. Мы сделали все, чтобы ее спасти, сэр. Мы ее любили, это все кругом знали. Никто о нас худого слова не мог сказать. Святой истинный крест. Ломбард задумчиво посмотрел на дворецкого -- дергающиеся пересохшие губы, испуганные глаза. Вспомнил, как тот уронил поднос. Подумал: "Верится с трудом", -- но вслух ничего не сказал. -- А после ее смерти вы, конечно, получили маленькое наследство? -- спросил Блор нагло, нахраписто, как и подобает бывшему полицейскому. -- Мисс Брейди оставила нам наследство в награду за верную службу. А почему бы и нет, хотел бы я знать? -- вспылил Роджерс. -- А что вы скажете, мистер Блор? -- спросил Ломбард. -- Я? -- Ваше имя числилось в списке. Блор побагровел. -- Вы имеете в виду дело Ландора? Это дело об ограблении Лондонского коммерческого банка. -- Ну как же, помню, помню, хоть я и не участвовал в этом процессе, -- зашевелился в кресле судья Уоргрейв. -- Ландора осудили на основании ваших показаний, Блор. Вы тогда служили в полиции и занимались этим делом. -- Верно, -- согласился Блор. -- Ландора приговорили к пожизненной каторге, и он умер в Дартмуре через год. Он был слабого здоровья. -- Ландор был преступник, -- сказал Блор. -- Ночного сторожа ухлопал он -- это доказано. -- Если я не ошибаюсь, вы получили благодарность за умелое ведение дела, -- процедил Уоргрейв. -- И даже повышение, -- огрызнулся Блор. И добавил неожиданно севшим голосом: -- Я только выполнил свой долг. -- Однако какая подобралась компания! -- расхохотался Ломбард. -- Все, как один, законопослушные, верные своему долгу граждане. За исключением меня, конечно. Ну, а вы, доктор, что нам скажете вы? Нашалили по врачебной части? Запрещенная операция? Не так ли? Эмили Брент метнула на Ломбарда презрительный взгляд и отодвинулась подальше от него. Доктор Армстронг отлично владел собой -- он только добродушно покачал головой. -- Признаюсь, я в полном замешательстве, -- сказал он, -- имя моей жертвы ни о чем мне не говорит. Как там ее называли: Клис? Клоуз? Не помню пациентки с такой фамилией, да и вообще не помню, чтобы кто-нибудь из моих пациентов умер по моей вине. Правда, дело давнее. Может быть, речь идет о какой-нибудь операции в больнице? Многие больные обращаются к нам слишком поздно. А когда пациент умирает, их родные обвиняют хирурга. Он вздохнул и покачал головой. "Я был пьян, -- думал он, -- мертвецки пьян... Оперировал спьяну. Нервы ни к черту, руки трясутся. Конечно, я убил ее. Бедняге -- она была уже на возрасте -- ужасно не повезло: сделать эту операцию -- пара пустяков. В трезвом виде, конечно. Хорошо еще, что существует такая вещь, как профессиональная тайна. Сестра знала, но держала язык за зубами. Меня тогда сильно тряхануло. И я сразу взял себя в руки. Но кто мог это раскопать -- после стольких лет?" В комнате опять наступило молчание. Все -- кто прямо, кто исподтишка -- глядели на мисс Брент. Прошла одна минута, другая, прежде чем она заметила нацеленные на нее взгляды. Брови се взлетели, узкий лобик пошел морщинами. -- Вы ждете моих признаний? -- сказала она. -- Но мне нечего сказать. -- Решительно нечего? -- переспросил судья. -- Да, нечего, -- поджала губы старая дева. Судья провел рукой по лицу. -- Вы откладываете свою защиту? -- вежливо осведомился он. -- Ни о какой защите не может быть и речи, -- отрезала мисс Брент. -- Я всегда следовала велению своей совести. Мне не в чем себя упрекнуть. Ее слова были встречены неодобрительно. Однако Эмили Брент была не из тех, кто боится общественного мнения. Ее убеждений никто не мог поколебать. Судья откашлялся. -- Ну что ж, на этом расследование придется прекратить. А теперь, Роджерс, скажите, кто еще находится на острове, кроме вас и вашей жены? -- Здесь никого больше нет, сэр. -- Вы в этом уверены? -- Абсолютно. -- Мне не вполне ясно, -- сказал Уоргрейв, -- зачем нашему анонимному хозяину понадобилось собрать нас здесь. По-моему, этот человек, кто бы он ни был, не может считаться нормальным в общепринятом смысле этого слова. Более того, он представляется мне опасным. Помоему, нам лучше всего как можно скорее уехать отсюда. Я предлагаю уехать сегодня же вечером. -- Прошу прощения, сэр, -- прервал его Роджерс, -- но на острове нет лодки. -- Ни одной? -- Да, сэр. -- А как же вы сообщаетесь с берегом? -- Каждое утро, сэр, приезжает Фред Нарракотт. Он привозит хлеб, молоко, почту и передает заказы нашим поставщикам. -- В таком случае, -- сказал судья, -- нам следует уехать завтра, едва появится Нарракотт со свой лодкой. Все согласились, против был один Марстон. -- Я не могу удрать, -- сказал он. -- Как-никак я спортсмен. Я не могу уехать, не разгадав эту тайну. Захватывающая история -- не хуже детективного романа. -- В мои годы, -- кисло сказал судья, -- такие тайны уже не очень захватывают. Антони ухмыльнулся. -- Вы, юристы, смотрите на преступления с узкопрофессиональной точки зрения. А я люблю преступления и пью за них! -- Он опрокинул бокал. Очевидно, виски попало ему не в то горло. Антони поперхнулся. Лицо его исказилось, налилось кровью. Он хватал ртом воздух, потом соскользнул с кресла, рука его разжалась, бокал покатился по ковру. Глава пятая Все обомлели от неожиданности. Стояли как вкопанные, уставившись на распростертое на ковре тело. Первым опомнился Армстронг. Он кинулся к Марстону. Когда минуту спустя он поднял глаза, в них читалось удивление. -- Боже мой, он мертв! -- пробормотал Армстронг хриплым от ужаса голосом. Его слова не сразу дошли до гостей. Умер? Умер вот так, в мгновение ока? Этот пышущий здоровьем юный Бог, словно вышедший из северной саги? Доктор Армстронг вглядывался в лицо мертвеца, обнюхивал синие, искривленные в предсмертной гримасе губы. Поднял бокал, из которого пил Марстон. -- Он мертв? -- спросил генерал Макартур. -- Вы хотите сказать, что он поперхнулся и от этого помер? -- Поперхнулся? -- переспросил врач. -- Что ж, если хотите, называйте это так. Во всяком случае, он умер от удушья. -- Армстронг снова понюхал стакан, окунул палец в осадок на дне, осторожно лизнул его кончиком языка и изменился в лице. -- Никогда не думал, -- продолжал генерал Макартур, -- что человек может умереть, поперхнувшись виски. -- Все мы под Богом ходим, -- наставительно сказала Эмили Брент. Доктор Армстронг поднялся с колен. -- Нет, человек не может умереть, поперхнувшись глотком виски, -- сердито сказал он. -- Смерть Марстона нельзя назвать естественной. -- Значит, в виски... что-то было подмешано, -- еле слышно прошептала Вера. Армстронг кивнул. -- Точно сказать не могу, но похоже, что туда подмешали какой-то цианид. Я не почувствовал характерного запаха синильной кислоты. Скорее всего, это цианистый калий. Он действует мгновенно. -- Яд был в стакане? -- спросил судья. -- Да. Доктор подошел к столику с напитками. Откупорил виски, принюхался, отпил глоток. Потом попробовал содовую. И покачал головой. -- Там ничего нет. -- Значит, вы считаете, -- спросил Ломбард, -- что он сам подсыпал яду в свой стакан? Армстронг кивнул, но лицо его выражало неуверенность. -- Похоже на то, -- сказал он. -- Вы думаете, это самоубийство? -- спросил Блор. -- Очень сомнительно. Вера задумчиво пробормотала: -- Никогда бы не подумала, что он мог покончить с собой. Он так радовался жизни. Когда он съезжал с холма в автомобиле, он был похож на... на... не знаю, как и сказать! Но все поняли, что она имеет в виду. Антони Марстон, молодой, красивый, показался им чуть ли не небожителем! А теперь его скрюченный труп лежал на полу. -- У кого есть другая гипотеза? -- спросил доктор Армстронг. Все покачали головами. Нет, другого объяснения они найти не могли. Никто ничего не сыпал в бутылки. Все видели, что Марстон сам налил себе виски -- следовательно, если в его бокале был яд, никто, кроме Марстона, ничего туда подсыпать не мог. И все же, зачем было Марстону кончать жизнь самоубийством? -- Что-то тут не то, доктор, -- сказал задумчиво Блор. -- Марстон никак не был похож на самоубийцу. -- Вполне с вами согласен, -- ответил Армстронг. На этом обсуждение прекратилось. Да и что тут еще можно сказать? Армстронг и Ломбард перенесли бездыханное тело Марстона в спальню, накрыли его простыней. Когда они вернулись в холл, гости, сбившись в кучку, испуганно молчали, а кое-кого била дрожь, хотя вечер стоял теплый. -- Пора спать. Уже поздно, -- сказала, наконец, Эмили Брент. Слова ее прозвучали весьма уместно: часы давно пробили полночь, и все же гости не спешили расходиться. Было видно, что они боятся остаться в одиночестве. -- Мисс Брент права, -- поддержал ее судья, -- нам пора отдохнуть. -- Но я еще не убрал в столовой, -- сказал Роджерс. -- Уберете завтра утром, -- распорядился Ломбард. -- Ваша жена чувствует себя лучше? -- спросил дворецкого Армстронг. -- Поднимусь, посмотрю. -- Чуть погодя Роджерс вернулся. -- Она спит как убитая. -- Вот и хорошо, -- сказал врач. -- Не беспокойте ее. -- Разумеется, сэр. Я приберусь в столовой, закрою двери на ключ и пойду спать, -- Роджерс вышел в столовую. Гости медленно, неохотно потянулись к лестнице. Будь они в старом доме со скрипящими половица