мас сел рядом. - Вы знаете, что угнетало меня дома? Ощущение, что за тобой постоянно следят. Я был ограничен в своих поступках, в выборе друзей. Конечно, такие меры обеспечения безопасности ученых необходимы, но все это страшно давит... И когда предлагают на первый взгляд что-то интересное, избавляющее тебя от слежки, то... И вот чем это все кончилось. - Значит, вы попали в те же условия, от которых бежали? За вами следят, шпионят точно так же, как и там? - Хилари медленно выговаривала слова, следя за выражением лица Беттертона. Томас нервным жестом откинул волосы со лба. - Честно говоря, я не уверен в этом. Может быть, это только мое воображение. Я не знаю, следят за мной или нет. А по сути зачем им это? Ведь фактически я и так в тюрьме. - А почему же все-таки у вас возникла такая мысль? - Все очень странно. Условия для работы здесь прекрасные, есть любая аппаратура. Можно работать днями, можно не бывать в лаборатории вообще. В сущности, здесь есть все - питание, одежда, развлечения. Но меня не оставляет сознание, что я все-таки нахожусь в тюрьме. - Понимаю вас. Я не могу забыть ужасного ощущения, когда за нами закрылись эти огромные железные ворота. - Хилари содрогнулась. - Ну, ладно. - Видно было, что Беттертон старается взять себя в руки. - Я ответил на вопросы. Теперь ваша очередь. Зачем вы появились здесь под именем Оливии? - Оливия... - Хилари замолчала, подыскивая подходящие слова. - Что с Оливией? С ней что-то случилось? Что вы хотели сказать? Хилари с жалостью смотрела на его взволнованное нервное лицо. - Я не осмеливаюсь сообщить вам это... - С ней что-то случилось? - Мне очень жаль, ужасно жаль, но... ваша жена умерла. Она спешила к вам, но самолет разбился. Ее забрали в тяжелом состоянии в больницу, и через два дня она скончалась. Томас смотрел куда-то в сторону. Лицо его ничего не выражало, оно как бы окаменело. - Значит, Оливия умерла? Наступило долгое молчание. Наконец Беттертон повернулся к Хилари. - Ладно. Продолжим. Итак, вы заняли ее место и приехали сюда. Зачем? Ответ у Хилари был заготовлен давно. Но обстоятельства несколько изменились - Беттертон считал, что ее послали "вызволить" его отсюда. Это следовало принять в расчет, однако было ясно и то, что нервы его напряжены до предела. В любую минуту он мог сорваться. Открыться ему в данных условиях было бы чистейшим безумием. - Я находилась в больнице, когда умирала ваша жена. Она очень хотела вам кое-что передать, и я предложила, что займу ее место и постараюсь встретиться с вами. Томас нахмурился. - Но, конечно... - Хилари поспешно заговорила снова, пока Беттертон не разобрал, как слаба ее аргументация. - Это не так невероятно, как кажется с первого взгляда. Видите ли, я очень сочувствую всем этим идеям. Вы только что так хорошо говорили о них. Научные секреты, которые свободно передает одна страна другой, новый Всемирный Порядок. Это меня очень увлекает. А затем еще... мои волосы. Поскольку здесь ждут женщину с такими же волосами, как у Оливии, и такого же возраста, я и решила попробовать добраться до вас. Я не представляла себе, что так влипну. - Да, - взгляд Томаса скользнул по ее волосам, - у вас точно такие же волосы, какие были у Оливии. - Ваша жена настоятельно просила передать вам... - Передать? Что передать? - Чтобы вы были осторожны, очень осторожны... Что вам грозит опасность со стороны, как его... Бориса. - Бориса? Бориса Глидера? - Да. Вы знаете его? Томас покачал головой: - Никогда не встречал. Знаю только по имени. Глидер - родственник моей первой жены. Я слышал о нем. - А чем он опасен? - Что? Мысли Томаса были где-то далеко. Хилари повторила свой вопрос. - Ах, это! Право, не знаю, чем он может быть для меня опасен. Говорили, что он вообще опасный человек... Он относится к идеалистам такого типа, которые могут умертвить половину человечества, если по каким-то им одним известным причинам будут считать, что это для пользы дела. - Я знаю, о каком типе людей вы говорите. - А Оливия видела его? Что он ей говорил? - Больше я ничего не знаю. Это все, что она просила передать. Да, еще она сказала: "Я не могу этому поверить". - Поверить? Чему поверить? - Не знаю. - Хилари поколебалась секунду и затем добавила: - Ведь она умирала... - Понимаю, понимаю... Я привыкну к этому со временем. - Гримаса боли исказила лицо Томаса. - Никак не доходит до сознания... Но что же такое с Борисом? Какую опасность он может представлять для меня, если я здесь, а он в Лондоне? Я полагаю, он виделся с Оливией в Лондоне? - Да. - Черт знает, что все это значит! Живешь в этой проклятой Организации, окруженный роботами... - Именно такими мне показались почти все люди... - А выбраться отсюда невозможно. - Он сжал кулаки. - Невозможно! - Нет! Можно! - воскликнула Хилари. Беттертон с изумлением взглянул на нее. - Что вы такое говорите, черт возьми! - Мы должны найти выход из положения, - спокойно и уверенно ответила Хилари. - Моя милая девочка, - она услышала насмешливый смех Томаса, - вы не имеете ни малейшего представления, против какой силы собираетесь бороться. - Во время войны людям удавалось бежать и не из таких мест, - в голосе Хилари слышалось упорство. Она не собира-. лась впадать в отчаяние. - Допустим, подземный ход или что-нибудь в этом роде. - Как это вы сможете прорыть подземный ход в отвесной скале? И куда? Ведь кругом пустыня, вас в два счета поймают. - Тогда остается "что-нибудь в этом роде". - Вы необыкновенная девушка! И сколько у вас уверенности в своих силах! - Выход всегда может быть найден. Правда, боюсь, что это займет много времени. Лицо Беттертона опять омрачилось. - Время, - произнес он с какой-то странной интонацией, - время. Это то, чего я не могу позволить себе. - Почему же? - удивилась Хилари. - Я даже не знаю, как вам объяснить. Я не могу работать, не могу думать. Моя работа требует необыкновенной сосредоточенности. Ведь это творческий процесс. А я как будто потерял здесь стимул. То, что я сейчас делаю, может делать любой грошовый инженеришка. Это далеко не то, чего от меня ожидают. Они хотят научных открытий, а я сейчас не способен на них. Чем больше я нервничаю, тем меньше у меня шансов быть производительным ученым. Теперь вы понимаете? Теперь она понимала. Хилари вспомнила рассуждения доктора Рабека о примадоннах и ученых. - Вы знаете, что будет, если я не начну работать как следует? Они просто уничтожат меня. - Нет! Этого не может быть! - Уничтожат. Тут не сентиментальничают. Временную отсрочку дала мне пластическая операция - нельзя ведь ожидать, что человек в этот период сможет результативно работать. Но теперь с этим уже покончено. - Зачем вы вообще ее сделали? - Операцию? В целях безопасности. Моей личной безопасности, я имею в виду. Делается это в том случае, если человека ищет полиция. - Выходит, вас ищет полиция? - А разве вы не знаете? Конечно, я полагаю, об этом не писали в газетах. Может быть, и Оливия ничего не знала. Да, меня ищут. - А что вы натворили? Продали атомные секреты? Беттертон старательно отводил глаза. - Я ничего не продавал. Просто рассказал кое-что из того, что знал. Рассказал безвозмездно. Это, собственно говоря, одно из условий программы Организации - соединение воедино всех научных знаний. Скажите, вы понимаете меня? Понять она могла. Энди Питерс говорил то же самое. Она видела Эрикссона с глазами одержимого, который с искренним энтузиазмом продавал свою собственную страну. И ей очень тяжело было видеть Беттертона, поступившего таким же образом. Вдруг Беттертон нервно огляделся по сторонам и обратился к Хилари: - Все ушли. Не лучше ли нам... Хилари поднялась. - Пойдемте. Ничего особенного в том, что мы здесь засиделись, нет. Вполне естественно при встрече. Так подумает каждый. - Послушайте! - Томас выглядел очень смущенным. - Ведь нам надо продолжать с этим... я имею в виду, что вы должны оставаться моей женой. - Конечно. А как же иначе? - Но ведь у нас одна квартира, одна спальня... Я хочу сказать, все будет в порядке, вы не должны беспокоиться. Я не... "Как он красив, - подумала Хилари, - и как мало меня это трогает". - Думаю, что все уладится. - Тон Хилари был бодрым. - Самое главное - выбраться отсюда живыми. Глава XIII В одном из номеров отеля "Мамауниа" в Марракеше Джессеп беседовал с мисс Гезерингтон. Теперь она несколько отличалась от той мисс Гезерингтон, которая жила в Касабланке и Феце одновременно с Хилари: это была живая, умная женщина, выглядевшая гораздо моложе своих лет. Третьим собеседником был плотный черноволосый мужчина по имени Лебланк. - ...и, как вы знаете, - продолжал Джессеп, - они - единственные люди, с которыми Хилари разговаривала в Феце. - Да, - мисс Гезерингтон утвердительно кивнула. - Кэлвин Бейкер, американка, которую мы уже встречали в Касабланке. Откровенно говоря, я до сих пор не могу разобраться, что она из себя представляет. Она из кожи лезла, чтобы подружиться с "Оливией Беттертон", а заодно и со мной. Но ведь американцы вообще очень общительны и легко вступают в разговор в дороге, в гостиницах... - Да, пожалуй, - отозвался Джессеп, - это чересчур явно, чтобы было тем, что мы ищем. - И помимо того, - продолжала мисс Гезерингтон, - Бейкер сама летела тем же самым самолетом. - Я полагаю, - сказал Джессеп, - что гибель самолета была запланирована заранее. - На месте катастрофы обнаружено семь трупов, - пожал плечами Лебланк. - Обгоревших, неузнаваемых, но семь. От этого никуда не денешься. - Хилари обменялась несколькими фразами с богатейшим нефтяным магнатом Аристидисом, - заметила мисс Гезерингтон. - А! - воскликнул Лебланк. - Это вообще какая-то сказочная личность. Знаете, что сделал бы я, будь у меня такие деньги, как у него? Держал бы лошадей и женщин, а весь мир приглашал бы к себе в гости. А этот старик заперся в своем замке в Испании и, говорят, собирает памятники китай--ской поэзии какой-то там древней эпохи. Конечно, нельзя забывать, что ему по крайней мере семьдесят. Пожалуй, в его возрасте только и остается, что интересоваться подобными вещами. - А вот китайцы считают, - усмехнулся Джессеп, - что самые насыщенные годы - это после шестидесяти и что именно тогда человек способен по-настоящему оценить красоту жизни и ее радости... А с кем Хилари ездила в Старый город? - С одним из постоянных гидов. Скорее всего, там с ней кто-то и связался. - Так или иначе, но она после этой поездки неожиданно решила направиться в Марракеш. - Джессеп встал и начал прохаживаться по номеру взад и вперед. - Значит, она направилась в Марракеш, и самолет разбился. Действительно ли это несчастный случай или все продумано заранее? Если кому-то хотелось избавиться от Оливии Беттертон, то для этого можно было найти более легкий способ! - Как знать, - возразил Лебланк. - Иногда бывает проще сунуть взрывчатку в брюхо самолета, чем темной ночью из-за угла пырнуть человека ножом. А то, что погибнет еще шесть человек, это никого не беспокоит. - Чувствую, что остаюсь в меньшинстве, - проговорил Джессеп, - но я все же думаю, что гибель самолета была инсценирована. Лебланк поднял голову и с любопытством посмотрел на Джессепа. - Вполне возможно, что самолет посадили и затем подожгли. Но нам никуда не уйти от факта, что найдены обгоревшие трупы, - сказал он. - Все это я знаю. Здесь-то и лежит камень преткновения. Конечно, мои соображения несколько фантастичны, но если мы согласимся с вашей версией, то это положит конец нашему расследованию. Мы прекратим дело за неимением улик, за которые можно ухватиться. Скажите, а вы обследовали территорию в районе места происшествия? - В течение двух дней там работали надежные ребята. Место, где разбился самолет, удалено от населенных пунктов. Самолет явно шел не по курсу. - Это очень существенный момент, - вставил Джессеп. - Кроме того, - продолжал Лебланк, - все ближние деревни были тщательно осмотрены, были изучены все следы прожекторов в этом районе. Франция так же, как ваша страна, мистер Джессеп, потеряла большое число лучших молодых ученых. Но мне кажется, что легче осуществлять наблюдение за какой-нибудь темпераментной опереточной певицей, чем за ученым. Одаренная молодежь неустойчива, недисциплинирована и в результате этого недопустимо доверчива. Они думают, что достаточно их собственной неиспорченности и стремления к правде - и тогда наступит золотой век. Бедные ребята! Какие разочарования их ждут! - Давайте еще раз просмотрим список пассажиров, - предложил Джессеп. Француз послушно вытащил листок бумаги, и оба склонились над ним. Миссис Кэлвин Бейкер, американка... Миссис Беттертон, англичанка... Торквил Эрикссон, норвежец... - Мне очень знакомо это имя, - задумчиво произнес Джессеп. - Кажется... да, я абсолютно уверен, он выступал с докладом в Королевском обществе. - Затем ехала служительница культа, - сообщил Лебланк. - Сестра Мария. Впрочем, это могло быть маскировкой. Потом Эндрю Питерс, тоже американец, химик, и доктор Баррон. Очень известное имя у нас в стране. Необычайно талантливый ученый, вирусолог. - Война бактериологическими средствами, - нахмурился Джессеп, - вот что это означает... м-да, они отлично знают, кто им нужен, и я убежден, что катастрофы не было. Зазвонил телефон, и Лебланк взял трубку. - Алло! Что? Так! Срочно пришлите сюда, - закричал он в трубку. Лицо его неожиданно оживилось. - Докладывает один из моих парней. Они кое-что нашли. О дорогой коллега, кажется, ваш оптимизм имеет под собой почву! Вскоре в номер вошли двое: француз в запыленном дорожном платье и бербер в белом национальном одеянии. - Это наш друг. - Француз показал на бербера. - Его семья и соседи по деревне тщательнейшим образом обыскали местность. Я попросил, чтобы он принес находку вам лично. Лебланк повернулся к берберу. - Вы проделали колоссальную работу, - сказал он на местном наречии. - У вас, видно, глаза как у ястреба, отец. Покажите, пожалуйста, то, что вы нашли. Старик вытащил из складок своей одежды и, сделав шаг вперед, положил перед Лебланком довольно крупную серовато-розовую жемчужину. - Вот. Точно такая, какие показывали нам. Джессеп протянул руку и взял жемчужину. Достал из коробочки другую и стал их сличать. Затем подошел к свету и принялся разглядывать находку через сильную лупу. - Да! Правильно! - воскликнул он. - Здесь есть отметина! - В его голосе звучало торжество. - Умница, девочка! Молодец! Видите, ей удалось-таки это сделать! Лебланк засыпал бербера градом вопросов. - Эта жемчужина была найдена приблизительно в полумиле от того места, где сгорел самолет, - перевел наконец Лебланк Джессепу. - И это говорит за то, - подхватил Джессеп, - что Хилари жива! - Мы его наградим, как было обещано, - сказал Лебланк, отпустив своего сотрудника и бербера. - Теперь за жемчужинами будет охотиться все население района. У этих людей необыкновенное зрение, а вознаграждение - прекрасный стимул. Главное, чтобы те не догадались. - Вряд ли, - отозвался Джессеп. - Все это вполне естественно. У Оливии неожиданно порвалась нитка бус. Такой поддельный жемчуг носят многие женщины. Часть ей удалось собрать, и она сложила их в карман платья. А в любом кармане может быть дырка... - Итак, мой капитан! - Лебланк смотрел на Джессепа с торжествующей улыбкой. - По вашему указанию был произведен тщательный осмотр отхожих мест. В доме Абдуллы Мохаммеда нашелся кусочек жевательной резинки, к которой и была прикреплена жемчужина. Мы допросили Абдуллу и его сыновей. Они сначала утверждали, что им ничего не известно, а затем кое-что вспомнили. Они показали, что шесть человек из немецкой археологической экспедиции провели в их доме ночь. Абдуллу заставили поклясться, что он никому ни слова не скажет об экспедиции, которая якобы проводит здесь раскопки, не имея на это официального разрешения. Ему была вручена большая сумма. Дальше. Ребятишки из деревни Эль Кайф тоже принесли две жемчужины. Теперь мы знаем, в каком направлении двигалась автомашина. Это уже много, не правда ли, мистер Джессеп? Как вы и предполагали, здесь была использована "Рука Фатьмы" - арабы часто малюют этот знак светящейся краской на своих повозках и автомашинах. И делают это только глубоко набожные мусульмане. - Все это верно, но мы должны быть очень осторожны. Если наши противники что-либо пронюхают, то пустят нас по ложному следу и предоставят в наше распоряжение несколько грузовиков с фосфоресцирующими символами на борту, - угрюмо усмехнулся Джессеп. - Конечно, - подхватил Леблаик. - Я полностью с вами согласен. Осторожность и еще раз осторожность! На следующее утро улыбающийся Лебланк предъявил Джессепу еще три жемчужины. На сей раз они были склеены жевательной резинкой в виде фигуры, напоминающей треугольник. - Это, видимо, должно означать, что следующий этап путешествия был проделан самолетом, - предположил Джессеп. - Совершенно верно! Их нашли на старом военном аэродроме, расположенном в весьма отдаленном и уединенном месте. - Лебланк пожал плечами. - Самолет неизвестного государства, - с расстановкой проговорил он, - и опять место назначения неизвестно. И мы опять в тупике... Глава XIV - Невероятно! - говорила сама себе Хилари. - Невероятно! Я уже десять дней здесь. Самое страшное в жизни то, что человек довольно легко приспосабливается к условиям, в которых он оказывается. Она вспомнила, как однажды видела в музее средневековое орудие пытки. Это была всего-навсего железная клетка, но человек не мог в ней ни сидеть, ни лежать. Гид рассказал, что последний заключенный провел в этой клетке ни много ни мало - восемнадцать лет. Затем его выпустили на свободу, и он прожил еще двадцать лет до своей мирной кончины. Когда Хилари только попала сюда, ее не оставляло чувство какого-то безотчетного ужаса, мысли, что она навсегда заключена в тюрьму. А вся роскошь, которой маскировались эти режимные в сущности условия, делала жизнь еще страшнее. И вот теперь - и это больше всего пугало ее, - прожив здесь около десяти дней, она, хотя и подсознательно, но принимала условия новой жизни как вполне естественные... - Вполне возможно, - сухо отозвался Питере, - здесь не удивительно и рехнуться. Не проходило, однако, и ощущение какого-то страшного, непрерывного сна. Хилари казалось, что он длится уже долгие годы и никогда не кончится, что все свои оставшиеся годы она проведет здесь, что это и есть жизнь, а ничего другого не существует и в помине. Хилари считала, что такая быстрая приспособляемость свойственна в основном женщинам. В этом их сила, и в этом их слабость. Фрейлен Нидхейм она почти не встречала, разве только иногда в столовой. При встрече немка обходилась холодным кивком и ни в какие разговоры с Хилари не вступала. Кажется, она была вполне довольна. Она относилась к тому типу людей, которые полностью поглощены своей работой. Никакие мысли о братстве народов, о мире во всем мире, о свободе ума и духа ее не занимали. Будущее для нее было простым и ясным - владычеством высшей расы, к которой принадлежит и она; все остальные, если будут вести себя разумно, могут рассчитывать на приличное к себе отношение избранных. Если люди работают хорошо, то они нужны, а что касается убеждений, то их можно изменять - так считала немка. Хилари иногда удавалось немного поговорить с доктором Барроном. Этот человек, поглощенный своим делом, был полностью удовлетворен теми условиями, в которые попал. - Меня отнюдь не угнетает этот тюремный режим, - сказал он как-то Хилари со своей рассеянной улыбкой, - а это действительно самая настоящая тюрьма, хотя решетки и позолочены. Говоря откровенно, миссис Беттертон, я приехал сюда только ради денег. Хилари смотрела на собеседника с улыбкой, в ее голосе звучало удивление: - А какая вам польза от денег, если вы находитесь здесь, мистер Баррон? - Здесь мне предоставлено дорогостоящее лабораторное оборудование для исследований, и мне не приходится оплачивать все это из собственного кармана. А кроме того, я могу служить делу науки. Я люблю свою работу, но совсем не в плане служения человечеству. Я испытываю величайшее интеллектуальное наслаждение от моей работы, и только это я считаю важным. А что касается денег, то перед отъездом из Франции мне была выплачена крупная сумма денег, которые сейчас находятся в одном из банков. Когда все это кончится, я смогу их получить и использовать по своему усмотрению. - Вы сказали, когда все это кончится? - изумилась Хилари. - А почему это должно случиться? - Надо иметь здравый смысл, - резонерски ответил доктор Баррон. - Все течет, все изменяется... Ничто не длится вечно. Я пришел к заключению, что во главе всей этой Организации стоит безумный. А сумасшедшие, с позволения сказать, могут быть логичными... Но в конце концов, - он передернул плечами, - все это меня вполне устраивает. Что касается Торквила Эрикссона, то он чувствовал себя прекрасно. Хилари видела его очень редко и не жалела об этом, ее всегда пугал какой-то странный жестокий взгляд его почти прозрачных глаз. Хилари была убеждена, что Эрикссон относится к тем молодым людям, которые могут умертвить три четверти населения земного шара ради утопических идей воспаленного мозга. Легче всего ей было найти общий язык с Энди Питерсом. По мнению Хилари, это происходило потому, что Энди был всего лишь талантливым ученым и далеко не гением. Питерс тяготился здешней атмосферой и, пожалуй, в такой же степени, как и Хилари, ненавидел ее. - Честно говоря, я не знал, куда еду. Вернее, я думал, что знаю, но я ошибся. Партия, к которой я принадлежу, не имеет ничего общего с этим местом. И, конечно, Москва тут абсолютно ни при чем. Здесь какой- то фарс, скорее всего фашистского толка, - говорил он Хилари. - Вам не кажется, - спросила Хилари, - что вы, так сказать, попались на лозунги? - Может быть, вы и правы. Над этим следует поразмыслить. Мы часто бросаемся словами, не вдумываясь в их сущность. Одно я знаю совершенно точно: я хочу выбраться отсюда. - Это будет нелегко, - Хилари понизила голос. - Да! - Голос Питерса был полон решимости. - Это будет нелегко, но не существует ничего невозможного. - Как я рада слышать это от вас! - проговорила Хилари. - Как я рада! - Вам надоело здесь? - Энди посмотрел на нее с сочувствием. - Очень. Но это еще не самое страшное. Я боюсь другого. - Другого? Чего же, например? - Боюсь привыкнуть ко всему этому. - Я понимаю вас... Иногда мне кажется, что тут кое-что проделывают с людьми. - Проделывают? Что вы имеете в виду? - Говоря откровенно, я думаю, что здесь дело в каком-то наркотике. Может быть, его добавляют в еду или питье, а может, распыляют в воздухе. Им нужны послушные гении. Я предполагаю, что здешние организаторы и администраторы блестяще натасканы в гипнозе и психологии, и мы, сами того не замечая, постоянно подвергаемся воздействию с их стороны. - Но мы не должны стать послушными! - горячо вскричала Хилари. - Мы ни на минуту не можем допустить мысль, что нам здесь хорошо. - Как себя чувствует ваш муж? - спросил вдруг Энди. - Томас? Я... я не знаю. Это так все трудно. Я... - Хилари умолкла. Как могла Хилари рассказать своему собеседнику о той странной жизни, которую она ведет уже несколько дней? Кем она была в сущности? Шпионкой, обманщицей, продолжающей играть свою роль под личиной другого человека. Беттертона она никак не могла понять. Он казался ей ужасным примером того, во что может превратиться блестящий ученый, которому довелось попасть в удушающую атмосферу Организации. Не раз он повторял слова, произнесенные им во время их первого разговора: - Я не могу думать. У меня такое ощущение, будто мои мозги высохли. "Конечно, - думала Хилари, - Томас, настоящий гениальный ученый, нуждается в свободе больше, чем кто-либо другой. Никакое внушение не может возместить ему потерю свободы. Только в условиях полной свободы Беттертон сможет вернуться к продуктивной научной работе". Что касается отношения самого Беттертона к Хилари, то он просто не обращал на нее внимания. Он не смотрел на нее ни как на женщину, ни как на друга. Хилари казалось, что он даже не очень страдал, получив известие о смерти Оливии. Томас был одержим одной мыслью. Он жаждал свободы. - Я должен вырваться отсюда, - говорил он Хилари. - Должен. Но как? Как? Могла ли Хилари рассказать обо всем этом Питерсу! Если бы только она могла сказать: "Том Беттертон вовсе не мой муж. Я ничего о нем не знаю. Не знаю, каким он был раньше, и что он из себя представляет сейчас. И помочь ему не могу ничем, ни словом, ни делом"! Но, к сожалению, Хилари должна была тщательно выбирать слова, поэтому она только сказала: - Знаете, мистер Питере, Томас стал мне совсем чужим. Подчас я думаю, что мысль о тех режимных условиях, в которых мы находимся, свела его с ума. Глава XV - Добрый вечер, миссис Беттертон! - Добрый вечер, мисс Дженнсон. - Сегодня состоится общее собрание, - сказала шепотом мисс Дженнсон, ее глаза беспокойно бегали за толстыми стеклами очков. - Сам Директор выступит с речью. - Вот это здорово! - обрадовался стоявший рядом Питерс. - Давно я хотел хоть одним глазом взглянуть на этого самого Директора! Мисс Дженнсон бросила на Питерса уничижительный взгляд. - Директор, - проговорила она сухо, - более чем необыкновенный человек! - И она направилась куда-то по одному из этих немыслимых длинных коридоров. Питерс посмотрел ей вслед и тихо свистнул. - Здесь что-то пели на мотив "хайль, Гитлер" по адресу Директора или мне показалось? - Да, действительно, похоже на это, - грустно согласилась Хилари. - Если бы я только знал, что меня занесет сюда! Если бы я, покидая Штаты с мальчишеской мечтой о добром Братстве народов, мог предположить, что попаду в когти нового богоданного диктатора!.. - Но ведь и сейчас вы еще ничего не знаете толком... - Нет, знаю. По запаху чувствую. Это носится в воздухе! - О, Питере! - вырвалось у Хилари. - Как я рада, что здесь есть вы! И она слегка покраснела под удивленным взглядом собеседника. - Вы такой милый и простой, - Хилари, пытаясь выйти из неловкого положения, все более запутывалась. Это, казалось, развеселило Питерса. - А вы, знаете, - улыбнулся он - там, откуда я приехал, слово "простой" имеет иное значение, чем в Англии. Оно скорее означает "посредственный". - Но я совсем не это имела в виду! - пришла в полное отчаяние Хилари. - Я хотела сказать, что с вами очень легко. -- Обыкновенный человек, вот чего вы жаждете, да? Сыты по горло гениями? - А ведь вы, Питере, переменились с тех пор, как приехали сюда. Кажется, исчез налет ненависти... Лицо Питерса неожиданно стало суровым. - О, нет! На это не рассчитывайте. Я все еще способен ненавидеть. Поверьте, есть вещи, которые надо ненавидеть. Общее собрание, пользуясь терминологией мисс Дженнсон, началось поздно вечером. Не были приглашены лишь лаборанты, артисты балета и ревю, различный обслуживающий персонал, а также хорошенькие девицы из "дома радости", который вполне легально существовал для удовлетворения соответствующих потребностей тех ученых, что жили здесь без жен. Хилари, сидевшая рядом с Беттертоном, с нетерпением ожидала появления на трибуне мифической фигуры Директора. На ее многочисленные вопросы, касающиеся этого человека, Томас всегда отвечал как-то неопределенно. - Там и смотреть-то не на что, - сказал он однажды. - Но у него необыкновенная хватка. Я видел его всего дважды. Он не любит показываться часто. Он, конечно, необыкновенная личность, это чувствуется сразу, но почему, честное слово, не знаю. Мисс Дженнсон и другие женщины говорили о Директоре с придыханием, и в воображении Хилари рисовалась высокая фигура в белом одеянии - какая-то богоподобная абстракция. И естественно, что она была безмерно удивлена, когда присутствующие встали, приветствуя плотного небольшого роста пожилого мужчину, который медленно взошел на трибуну. В его внешности не было ничего необыкновенного, он вполне мог сойти за дельца средней руки из Мидленда. Его национальность определить было трудно. К аудитории он обращался на французском, немецком и английском, свободно переходя с одного языка на другой и никогда не повторяясь. Когда Хилари пыталась восстановить в памяти, что же он все-таки говорил, ей никак не удавалось сделать это. Видимо, эти слова имели силу и смысл только в том случае, если их произносили вслух. Хилари вспомнила, что рассказывала ей одна знакомая, которой довелось в довоенные годы жить в Германии. Отправившись как-то на митинг только за тем чтобы взглянуть на "бесноватого фюрера", она залилась там истерическим плачем, охваченная непонятными чувствами. Она говорила, что каждое произнесенное им слово казалось ей полным какого-то необыкновенного значения. А когда она, придя домой, пыталась все это припомнить, то оказалось, что, кроме общих избитых фраз, ничего сказано и не было. Что-то в этом роде происходило и здесь. Сама того не желая, Хилари ощущала какой-то подъем. Директор говорил очень просто. - Концентрация капитала, престиж, влиятельные семейства - все это было силой прошлого. Сегодня же сила в руках молодых химиков, физиков, врачей... Из лабораторий грядет сила разрушения и созидания. Вы можете сказать: "Победить или погибнуть!" Этой силой не будет владеть какая- то одна страна, ею будет обладать тот, кто ее создаст. Наша Организация - это сборный пункт молодых умов всего мира, у нас нет людей старше сорока пяти лет! Настанет день, когда мы создадим Трест. Мозговой Трест Мира. И тогда мы будем управлять всем сущим. Это мы будем диктовать приказы капиталистам, королям и армиям, мы подчиним себе мировую индустрию... Всей этой отравленной чепухи было произнесено гораздо больше. Но дело было даже не в словах. Видимо, определенная сила ораторского искусства сумела захватить эту обычно холодную и критически настроенную аудиторию. Речь свою Директор закончил лозунгом: "Мужество и Победа!" Хилари в смятенном состоянии поспешила в коридор. На лицах она видела какое-то странное воодушевление. Обычно сонные глаза Эрикссона блестели, голова была надменно закинута назад. - Пойдемте на крышу. Глоток свежего воздуха просто необходим, - услышала она шепот Питерса, и он осторожно взял ее под руку. Они молча поднялись наверх. На небе сверкали южные звезды, пальмы, казалось, дышали прохладой. Питерс глубоко вздохнул. - Да, - сказал он, это именно то, что нам сейчас нужно. Свежий воздух, который развеет "дурман славы". Хилари молчала. Ей казалось, что все это она видела и слышала во сне. Питере дружески пожал ее руку. - Очнитесь, Оливия! - Но он говорил о прекрасных идеалах, - слабо возразила она. - Плюньте на такие идеалы! Разберитесь лучше в фактах. Что представляет из себя эта талантливая молодежь? Безжалостная эгоистка Нидхейм, не знающий жизни мечтатель Эрикс-сон, доктор Баррон, готовый продать родную бабку на живодерню за новое оборудование для своих опытов! А ваш собственный супруг, наконец! Человек с изношенной нервной системой, сходящий с ума от страха, что когда-нибудь настанет возмездие... Я перечислил только тех, кого мы с вами знаем лучше других. Но, поверьте, все, с кем я здесь встречался, ничем не отличаются. Когда вопрос касается их узкой специальности, они ходят в гениях, но быть руководителями Вселенной... Это же смешно! Сверхъестественная чушь! Мракобесы ловят доверчивых мальчиков на дешевой религии. Ладно, хватит об этом... Послушайте, Оливия! Мне не следовало, наверное, приглашать вас сюда. Что скажет Беттертон? Он будет прав, если найдет это странным. - Не думаю, - проговорила спокойно Хилари. - Сомневаюсь, заметил ли он вообще, что мы ушли вместе. Питерс вопросительно взглянул на собеседницу. - Простите, но вам, наверное, очень тяжело... ну, смотреть, как он катится вниз? Ответ Хилари был не совсем по существу. - Мы должны выбраться отсюда. Во что бы то ни стало. - Мы обязательно выберемся. - Вы и раньше говорили это, но мы и с места не сдвинулись. - Неверно. Я все это время кое-что делал. Хилари с удивлением подняла на него глаза. - У меня еще нет плана, но я начал, так сказать, "подрывную" деятельность. Среди членов Организации много недовольных, гораздо больше, чем может предположить наш богоподобный герр Директор. Еда, деньги, роскошь и женщины - это еще не все. Я помогу вам выбраться отсюда, Оливия. - И Томасу? Лицо Питерса омрачилось. - Оливия! Слушайте меня внимательно и верьте тому, что я скажу. Для Томаса лучше остаться здесь. Он... - в голосе Питерса слышалась какая- то неуверенность. - Видите ли... Он здесь будет целее, чем за стенами Организации. - Целее? Какое странное слово! - Да. Целее. Я намеренно сказал именно это слово. Хилари нахмурилась. - Совсем не могу понять, что вы имеете в виду. Вы что, предполагаете у него психическое расстройство? - Ни в малейшей степени. Он так же нормален, как вы или я. - Почему же вы говорите, что здесь он будет целее? Питере отвечал медленно, с трудом подбирая слова. - Вы же знаете, что клетка - самое безопасное место. - Но ведь Томас мечтает вырваться отсюда любой ценой! - Он может и не знать, что для него лучше. - Томас должен бежать вместе с нами, - упрямо повторила Хилари. К ее удивлению, в голосе Питерса вдруг зазвучало неподдельное огорчение. - Поступайте, как знаете. Я вас предупредил. Хотелось бы мне знать, какого черта вы так беспокоитесь об этом парне! Хилари смотрела на Питерса с испугом. Слова уже были готовы сорваться с ее губ, ока едва не сказала: "Я совсем не беспокоюсь о нем. Он ничего не значит для меня. Томас был мужем другой женщины, и я просто несу ответственность перед ее памятью. И если я вообще о ком-то беспокоюсь, глупый вы человек, то только о вас..." Когда Хилари вошла в спальню, Томас лежал на кровати и курил. - Ну, как? Развлекались со своим прирученным американцем? - Мы ведь приехали сюда в одной группе, - возразила Силари, слегка покраснев, - а потом у нас много общих взглядов. - Я не упрекаю вас, - рассмеялся Томас. И вдруг смущенно пробормотал: - Слушайте, Оливия, а вы, оказывается, хорошенькая! Взгляд Томаса был каким-то новым, оценивающим. - Да, - проговорил он с каким-то удивлением, рассматривая Хилари, - вы чертовски хорошенькая женщина. Я даже не думал, что еще способен замечать это! - Может, и не стоит этого делать? - сухо заметила Хилари. - Я абсолютно нормальный человек, во всяком случае, я был таким. Один бог знает, во что я превратился. Хилари села рядом. - Что случилось, Томас? - Видите ли, я по-прежнему не могу сосредоточиться. Как ученый я сошел на нет. Это место... - Но ведь другие, во всяком случае большинство, не чувствуют себя, так? - Потому что это бесчувственное стадо, черт их возьми! - Да нет, некоторые из них, по-моему, не могут пожаловаться на отсутствие чувствительности, - сдержанно ответила Хилари. - О, Томас! Если бы только у вас был здесь друг, настоящий друг. - А что? У меня есть Мэрчисон. Хотя он скучнейшая личность. Затем, последнее время, я очень часто встречаюсь с Торквилом Эрикссоном. У него блестящая голова, хотел бы я иметь такую. - Странный он человек, - задумчиво проговорила Хилари, - меня он всегда чем-то пугает. - Пугает? Торквил? Он же тихий как мышь. В некоторых вопросах он просто ребенок. Совсем не знает жизни. - Все это хорошо, но меня он все-таки пугает, - упрямо повторила Хилари. - Видимо, ваши нервы тоже стали сдавать. - Пока еще нет, но боюсь, что скоро начнут. Томас, не надо устанавливать слишком дружеские отношения с Эрикссоном. - Но почему? - Беттертон с изумлением глядел на Хилари. - Сама не знаю. Просто, у меня какое-то нехорошее предчувствие. Глава XVI - Послушайте, господин, поклянитесь, что все будет так, как вы обещаете. Заправочная станция в Штатах, в Чикаго. - Обязательно, Мохаммед, все будет так, как договорились, дай только выбраться отсюда. - Все в руках аллаха! - Будем надеяться, что воля аллаха не помешает тебе получить заправочную станцию. А почему именно в Чикаго? - Господин! Брат моей жены уехал в Чикаго и там стал хозяином станции. Почему же я должен жить где-то на краю земного шара? Здесь есть все - деньги, еда, одежда, женщины... Но разве это жизнь! Питере задумчиво всматривался в возмущенное лицо араба. Мохаммед в своем белом одеянии представлял величественное зрелище. Никогда не предугадаешь, какие желания могут встревожить душу человека... - Не знаю, насколько все это благоразумно, - проговорил Мохаммед со вздохом, - но пусть будет по-вашему. Если же им станет известно... - он улыбнулся, показав необычайно белые, красивые зубы, - для меня это кончится смертью, господин. - Мохаммед, ты помнишь, что должен делать? - Да, господин. Как только стемнеет, я провожу вас на крышу. Еще я t должен положить в вашей комнате одежду, которую носят слуги. Нет, я не забыл, что надо делать. - Правильно. А теперь выпусти-ка меня из лифта. Могут заметить, что мы ездим вверх-вниз. Не стоит привлекать к себе внимание. ...Танцы были в разгаре. Энди Питерс танцевал с мисс Дженнсон. Он нежно обнимал свою партнершу и что-то говорил ей. Когда они оказались около Хилари, Питерс перехватил ее взгляд и многозначительно улыбнулся. Хилари, кусая губы, чтобы не рассмеяться, отвернулась. В противоположном конце зала Беттертон оживленно разговаривал с Торквилом Эрикссоном. Хилари нахмурилась. - Юный Торквил просто очарован вашим мужем. Он следует за ним повсюду, - сказал Симон Мэрчисон. - Я тоже заметила это, - ответила Хилари осторожно, - но никак не могу понять, в чем тут дело. - Торквил весь начинен сверхъестественными идеями, и ему необходим терпеливый слушатель. Я, например, быстро устаю, а Томас, напротив, ничуть. Подошел Питерс и пригласил Хилари на следующий танец. - Видели, чем мне пришлось заниматься? - Это вы по поводу мисс Дженнсон? - Да. Кажется, она поверила, что я теряю из-за нее голову. Мисс Дженнсон может быть нам очень полезна. Она знает почти все, что делается в этих стенах. Например, завтра здесь состоится совещание. Придут ученые, правительственные чиновники и богатые патроны. - Энди! Вы думаете, что может представиться возможность?.. - Нет, пока я этого не думаю. Но следует принимать во внимание все. Сейчас мы должны выяснить, что все это из себя представляет. А когда такое совещание повторится, может быть, мы кое-что и предпримем. Эту Дженнсон я уже приручил, так что необходимой информацией мы будем обеспечены. - А что могут знать те люди, которые приезжают сюда? - О нас? Об Организации? Ровным счетом ничего. Цель у них одна - ознакомиться с больницей и медицинскими научно-исследовательскими работами. А все это здание построено так, что являет собой сплошной лабиринт, и никто из приезжающих и представить себе не может действительных его масштабов. Наша часть здания в случае необходимости тайно изолируется каким-то особым образом, а помещения для лабораторий вырублены прямо в скале. - Это невероятно