! - Тем не менее дело обстоит именно так. Слава богу, что здесь нет детей. Во всяком случае, вы должны благодарить судьбу, Оливия, что у вас нет детей. Он почувствовал вдруг, что вся она словно окаменела. - Простите, я, кажется, что-то не то сказал. Он провел Хилари в холл, где они сели. - Ради бога, простите меня. Я очень огорчил вас, Оливия? - Нет, ничего. Это не ваша вина. У меня был ребенок. Он умер... - У вас был ребенок? - удивился Питерс. - А я думал, что вы вышли замуж за Беттертона только полгода назад. Оливия покраснела. Затем быстро проговорила: - Да, это все верно. Но я была замужем раньше. Я развелась с первым мужем. - Понимаю... Ужасно, что мы здесь ничего не знаем друг о друге, и говорим порою не то, что думаем. Ведь я совсем ничего не знаю о вас, Оливия. - Так же, как и я о вас, - грустно улыбнулась Хилари. - Где и как вы росли... - Я вырос в "строгой научной атмосфере", - усмехнулся Энди. - Вскармливали меня чуть ли не из пробирки. Наука и только наука. Никто больше ни о чем не думал и не говорил. Однако с уверенностью могу сказать, что в нашей семье вундеркиндом был не я. - Девочка. Сестра. Вот у нее были необыкновенные способности. Она могла бы стать второй Кюри. Она могла бы совершить много выдающихся открытий. - Что же с ней случилось?.. Ответ Энди был краток: - Ее убили. Хилари решила, что Энди обвинял здесь последнюю войну. - Вы очень любили сестру? - спросила она участливо. - Больше, чем кого-либо на свете. Неожиданно Питерс прервал разговор и поднялся. - Хватит с нас и тех неприятностей, что есть сейчас. Взгляните лучше на нашего норвежского приятеля. Кажется, будто его вытесала из дерева. А его полный изящества поклон! Наверное, Торквил проглотил аршин. - Он очень высокий и худой... - Он не так высок, как вам кажется. Моего роста, не больше. - Рост - вещь обманчивая! - Да, это как описание внешности в паспорте. Вот, к примеру, Эрикссон. Рост шесть футов, волосы светлые, голубые глаза, лицо продолговатое, манеры деревянные, нос средний, рот обычный. Даже если к этому добавить то, чего нет в паспорте, например: речь правильная, говорит медленно, слова подбирает тщательно, - вы все равно не получите представления о том, как на самом деле выглядит Торквил... Что случилось? - Нет, ничего. Хилари, слушая Питерса, и через холл и зал внимательно вглядываясь в Эрикссона, вдруг подумала: да ведь это же приметы Бориса Глидера! Слово в слово то, что она слышала от Джессепа. Может, именно поэтому она всегда чувствовала себя плохо в его присутствии. - Но, я полагаю, что он все же Эрикссон? Он не может быть кем-то другим? Питере с удивлением посмотрел на собеседницу. - Кем-то другим? Кем же? Что вы имеете в виду, Оливия? - Я думаю... мне кажется... я хотела спросить... мог бы он приехать сюда под именем Торквила Эрикссона? - Думаю, что нет. Это было бы невозможно - Эрикссон очень известен в научном мире. - Но ведь никто из здешних не встречался с ним раньше. - Вы думаете, что Эрикссон ведет, так сказать, двойную жизнь? - Питерс покачал головою. - Нет, это маловероятно. - Конечно, - вдруг согласилась Хилари, - на это не похоже. Да нет, вряд ли Эрикссон - это Глидер, подумала она. Но какие причины были у Оливии Беттертон так настойчиво твердить об опасности, грозящей Томасу со стороны Бориса Глидера? Может, она откуда-нибудь узнала, что тот направляется в Организацию? А разве не мог человек, приехавший в Лондон под именем Бориса Глидера, быть на самом деле Торквилом Эрикссоном? Ведь описания внешности абсолютно совпадают. И как только он приехал сюда, то сразу же обратил все свое внимание на Беттертона... У Хилари была какая-то внутренняя уверенность, что Эрикссон - очень опасный человек. Трудно было понять, что скрывалось за сонным взглядом его бесцветных глаз. Хилари вздрогнула. Ей опять стало страшно. - Оливия, в чем дело? Что такое, наконец? - Ничего. Смотрите. Заместитель Директора собирается сделать какое- то объявление. Доктор Нельсон, взобравшись на сцену, подошел к микрофону. - Друзья и коллеги! Завтра вам всем предлагается остаться в Запасном крыле. Просьба собраться в одиннадцать утра, будет произведена перекличка. Чрезвычайное положение продлится всего лишь до двадцати четырех часов. Очень сожалею, что у вас возникнут некоторые неудобства. С подробностями можете ознакомиться, они уже вывешены. Улыбаясь, он ушел. Опять заиграла музыка. - А теперь мне надо снова пригласить Джекнсон, - со Вздохом проговорил Питерс. - Она с таким нетерпением поглядывает в мою сторону. Надо узнать, что это за штука - "Запасное крыло". Перекличка происходила в большом лектории. Потом всех построили в длинную колонну и повели по одному из коридоров. Хилари шла рядом с Питерсом, она знала, что у него был крошечный компас, так что можно было установить, в каком направлении их уводили. В конце коридора оказалась небольшая дверь. Перед ней пришлось немного задержаться, так как она была заперта. Питерс вынул из кармана портсигар, но в ту же секунду послышался властный окрик Ван Хейдема: - Не курить! Вас ведь предупреждали! - О, простите сэр... Дверь вскоре открыли, и колонна снова двинулась вперед. - Как овцы, - возмущенно прошептала Хилари. - Комнаты для дам направо, - предупредительно провозгласила мисс Дженнсон. Мужчин повели куда-то в левую часть крыла. - Здесь все очень просто, - опять раздался голос мисс Дженнсон, - но, тем не менее, есть все необходимое. В вашем распоряжении ванная комната. Через эту дверь и дальше по коридору можно пройти в общую гостиную. Гостиная - просторный зал, в котором опять все собрались вместе, - напоминала зал ожидания в небольшом аэропорту. Здесь был бар с напитками и стояли столы с приготовленными закусками. В другом конце гостиной Хилари увидела ряд полок, забитых книгами. День прошел спокойно. На небольшом портативном экране было показано два кинофильма. Искусственное освещение возмещало отсутствие окон. К вечеру зажглись другие лампы, от которых исходил мягкий свет. - Умно придумано! - одобрил Питерс. - Все делается с целью свести до минимума ощущение того, что мы замурованы заживо. "Как мы здесь беспомощны, - подумала Хилари. - Где-то совсем недалеко находятся люди, приехавшие из внешнего мира. А связаться с ними и, тем более, рассчитывать на их помощь невозможно. Все предусмотрено с жестокой тщательностью". От неожиданного прикосновения чьей-то руки Хилари -вздрогнула. Резко обернувшись, она увидела, что рядом с ней стоит высокий темнокожий слуга. - Прошу вас, мадам. Вам нужно идти, - шепотом проговорил он. - Идти? Куда идти? - Прошу вас, следуйте за мной. Несколько мгновений Хилари колебалась. Никто не замечал ни ее, ни слугу или делал вид, что не замечает. - Прошу вас, мадам, следуйте за мной. Хилари обратила внимание, что ее спутник был одет более богато, чем остальные слуги. Его платье было украшено золотым шитьем. Они шли необычайно длинным белым коридором, и Хилари казалось, что утром их привели с противоположной стороны. Однако ничего нельзя было утверждать наверняка, так похожи были все эти коридоры. Потом слуга остановился и нажал какую-то потайную кнопку в стене. Неслышно растворились дверцы, за которыми была небольшая кабина лифта. Слуга жестом пригласил войти, затем вошел сам, и лифт взмыл вверх. - Куда вы меня везете? - Хилари бил озноб. - К Господину, мадам. Это большая честь для вас. - К Директору, вы хотите сказать? - К Господину. Они остановились перед какой-то дверью. Провожатый постучал, и дверь тотчас распахнулась. И еще долго они шли мимо белых одеяний, золотого шитья и черных бесстрастных лиц. Наконец Хилари неожиданно очутилась в комнате, обставленной чисто по-восточному. Здесь были низкие диваны, кофейные столики, стены были увешены необычайно красивыми коврами. На диванчике сидел сгорбленный старец, Хилари устремила на него удивленный взгляд. Это было невероятно: она встретилась с насмешливыми умными глазами мистера Аристидиса... Глава XVII - Прошу вас, мадам! - проговорил он приветливо. Аристидис поманил ее рукой, похожей на обезьянью лапу. Хилари подошла ближе и села напротив. Аристидис тихо, как бы про себя, рассмеялся. - Вы удивлены, не так ли? Совсем не этого ожидали, а? - Конечно, - ответила, еще не придя в себя от изумления, Хилари. - Я никогда бы не подумала... я и представить себе не могла... И вдруг все ее удивление как рукой сняло. Весь этот нереальный мир, в котором она жила последние недели, вдруг зашатался и рассыпался. Теперь она поняла, что никогда эта Организация и не была такой, какой старались представить ее технические руководители. Взять хотя бы Директора с его "необыкновенными" ораторскими способностями. Это всего лишь подставная фигура, основное назначение которой - скрывать настоящее. А настоящее было здесь, в этой потайной комнате, обставленной в восточном вкусе. Во главе всего стоял мистер Аристидис, и все приобретало теперь определенное значение. В основе лежала жестокость, практичность и... обыденность. - Теперь я начинаю понимать, - произнесла растерянно Хилари, - все, все, что есть здесь, - это ваше, правильно? - Да, мадам. - А кто такой Директор? Так называемый Директор. - А что, он очень хорош! Я плачу ему большие деньги. Аристидис закурил, Хилари молча смотрела на него. - Около вас восточные сладости, - сказал он, - прошу вас, мадам, угощайтесь. Опять наступила тишина. - Видите ли, мадам, - произнес наконец Аристидис, - я филантроп. Вы знаете, что я очень богат. Я один из богатейших людей в мире, возможно, даже самый богатый. И вот, имея в своем распоряжения такое огромное состояние, я считаю себя обязанным каким-то образом приносить человечеству пользу. Этим и объясняется, что здесь, в этом удаленном от всего живого месте, я построил лепрозорий, большую колонию для прокаженных, и основал широкую сеть научно-исследовательских лабораторий, где многочисленные ученые разрешают проблему профилактики и лечения лепры. Известно, что некоторые виды заболевания излечимы. Но есть и такие, которые лечению не поддаются. Поэтому здесь повседневно, непрерывно идет исследовательская работа, и мы уже получили хорошие результаты. В действительности, проказа не так заразна, как это принято считать. Ветряная оспа, тиф, чума - гораздо опаснее. И все же, если произнесено слово "лепрозорий", люди шарахаются в сторону. Страх перед лепрой культивировался долгие века. Вы можете прочесть об этом даже в библии... Поэтому я и основал это учреждение здесь. - И вы создали его только из этих соображений? - Да. У нас, кроме того, работает противораковый научно- исследовательский отдел, важная работа проводится также по изучению профилактики туберкулеза. Производятся всякие вирусологические исследования - все это только в лечебных целях. Само собой разумеется, что о войне биологическими средствами и разговора быть не может. Все в плане гуманности, все законно и способствует укреплению моего авторитета. Время от времени известные физики, хирурги и химики приезжают сюда, чтобы ознакомиться с результатами нашей работы. Вот, например, приехали они и сегодня. Здание это построено в достаточной мере хитроумно, а многие помещения устроены - прямо в недрах гор. Во всяком случае, я нахожусь вне всяких подозрений. - Он улыбнулся и простодушно добавил: - Видите ли, ведь я очень богат. - Но почему? Скажите мне, почему у вас такая тяга к разрушению? - У меня нет никакой тяги к разрушению, мадам. Вы несправедливо судите обо мне. - Но тогда я просто ничего не понимаю! - Видите ли, я бизнесмен, - еще более простодушно проговорил Аристидис. - Кроме того, я коллекционер. Когда богатство начинает давить, единственное, что остается - это что-нибудь собирать. В течение моей жизни я коллекционировал разные вещи. У меня лучшее собрание картин в Европе. Я собирал керамику, увлекался филателией - моя коллекция марок одна из известнейших в мире. Когда надоест собирать одно, переходишь к другому. Я стар, мадам, и мне уже ничего не осталось. И вот последнее, к чему я пришел сейчас: я коллекционирую мозги. - Мозги? - содрогнулась Хилари. Ее собеседник спокойно кивнул. - Да. Это самое интересное из того, что можно собирать. Мало-помалу я соберу здесь все мозги мира. Моя коллекция - молодые ученые. Я привожу сюда только многообещающих молодых ученых, тех, которые могут многого достичь в науке. Однажды опустошенные государства прозреют и поймут, что все их ученые постарели и выдохлись, а самые молодые мозги мира - все врачи, химики, физики - все находятся в моем распоряжении. И если какой-нибудь стране понадобится ученый, допустим, специалист по пластической хирургии, она должна будет купить его у меня. - Вы хотите сказать... - Хилари наклонилась вперед и испытующе взглянула на Аристидиса. - Вы утверждаете, что это - всего лишь гигантская финансовая операция? И опять Аристидис спокойно кивнул. - Да, - медленно проговорил он, - конечно. В ином случае все это не имело бы никакого смысла. Не так ли? Хилари глубоко вздохнула. - Пожалуй, что и так, - ответила она. - Что-то в этом роде я и предполагала... Но... - Видите ли, в конце концов, это моя профессия, - Аристидкс говорил извиняющимся тоном, - ведь я финансист. - И вы пытаетесь меня убедить, что все это не имеет под собой абсолютно никакой политической подкладки? Что вы не стремитесь к мировому господству? - Отнюдь, - ответил он спокойно, - я совсем не стремлюсь стать богом, я человек религиозный, - в его голосе слышался упрек. - Такой болезнью поражены диктаторы, это они стремятся занять место бога. Пока я этим еще не заразился. - Аристидис помолчал. - Хотя, это может прийти. Да, да, может прийти. Но пока еще, к счастью, этого нет... Я покупаю ученых, мадам. На вольном рынке. Все происходит, так при любой другой торговой сделке. Я покупаю их за деньги. Иногда они попадаются на какую-нибудь идейную приманку. Молодые - всегда мечтатели. Они начинены разными идеями. У них есть идеалы... Попадаются и такие, которых можно купить гарантией безопасности. - Это кое-что объясняет, - задумчиво проговорила Хилари. - Объясняет, я хочу сказать, одно удивительное обстоятельство, которое я отметила во время нашей дороги сюда. - Вас что-нибудь удивило тогда, мадам? - Да. Меня поразило, как различны цели у всех тех людей, которые ехали со мной. Вот, например, американец Энди Питере, у него совершенно определенные левые взгляды. А возьмите Эрикссона, он - фанатик, верящий только в сверхчеловека. У фрейлен Нидхейм настоящие фашистские убеждения. Что касается доктора Баррона... - Хилари замялась. - Вы хотите сказать, что он приехал сюда только из-за денег? Доктор Баррон образован и циничен в одинаково высокой степени. У него нет иллюзий, но своей работе он предан, как никто. Ему нужны были неограниченные денежные средства, чтобы беспрепятственно проводить свою исследовательскую работу. Поэтому он здесь. И Аристидис добавил, не меняя интонации: - А вы умная женщина, мадам. Это я сразу заметил в Феце. Вы, конечно, не знаете, мадам, но в Фец я приехал только затем, чтобы посмотреть на вас или, если говорить точнее, велел сделать так, чтобы вас привезли в Фец показать мне. Я рад вашему приезду в Организацию. Поймите меня правильно, здесь мало интересных людей, просто не с кем поговорить. - Он пренебрежительно махнул рукой. - Все эти ученые, эти биологи, химики и всякие другие... Они могут быть гениальными в своей области, но как собеседники никуда не годятся. Их подруги также скучны. Женам некоторых ученых я иногда разрешаю приехать сюда. И по одной-единственной причине. - Какая же это причина? Аристидис ответил как-то сухо и раздраженно: - Такое разрешение дается только в тех редких случаях, когда человек не справляется со своей работой из-за тоски по жене. Кажется, именно так получилось с вашим супругом. Ученый мир знал Беттертона как молодого гениального ученого. Тем не менее, все работы, которые он выполнил здесь, не поднялись выше среднего уровня. Да, я разочаровался в нем. - А разве это не обычное явление? - удивилась Хилари. - Ведь все ученые, они же здесь просто как в тюрьме. Наверное, они как-то протестуют? В самом начале хотя бы? - Да, - проговорил Аристидис. - Это вполне естественно, и этого не избежать. Так обычно бывает и с птицей. Но если в клетке достаточно воздуха, если у нее есть все необходимое - супружеская половина, зерно, вода, ветка - все, что нужно для жизни, тогда эта птица в конце концов забывает, что она когда-то была свободна. Хилари содрогнулась. - Вы меня просто пугаете! Мне страшно слышать это! - Постепенно вы многое поймете, мадам. Уверяю вас, что хотя вновь прибывшие ученые с различными убеждениями поначалу и будут протестовать, в конце концов все они превратятся в оловянных солдатиков. - Как вы можете с такой уверенностью говорить это?! - В бренном нашем мире ни в чем нельзя быть уверенным. С этим я могу согласиться. Тем не менее я убежден, что будет именно так. Хилари смотрела на Аристидиса с ужасом. - Это кошмарно! - воскликнула она. - Сборище живых автоматов, автоматически работающих мозгов! Мозги-автоматы! Вот во что вы мечтаете превратить людей! - Абсолютно верно. Вам удалось подыскать более чем точное определение, мадам. - И этими автоматически работающими мозгами вы намереваетесь однажды начать снабжать тех, кто заплатит за них подороже? - Это, пожалуй, грубо сказано, но, тем не менее, именно этот принцип лежит в основе всего предприятия, мадам. - Но ведь вы не сможете отослать отсюда ученого так же просто, как это делается с настоящим автоматом. - Почему же? - Как только ученый попадет в нережимные условия, он может отказаться от работы на нового нанимателя. Ведь он будет тогда свободным. - До некоторой степени вы правы. Но ведь предусматривается осуществление некоторого, я бы сказал, вмешательства. - А это еще что за вмешательство? - Вы слышали что-нибудь о лейкотомии, мадам? Хилари нахмурилась. - Это какая-то операция на живом мозге? - Совершенно верно. Сначала врачи предложили ее как средство излечения от меланхолии. Я умышленно избегаю медицинских терминов, чтобы вам легче было меня понять. После операции больной больше не покушается на самоубийство, никогда уже не испытывает чувства вины. Он делается беззаботным, бессовестным и, в большинстве случаев, необыкновенно покорным. - Но вряд ли такое хирургическое вмешательство всегда проходит успешно. - В первое время были неудачи. Но мы продвинулись в изучении этого вопроса. У меня здесь есть три блистательных хирурга. Делая различного вида операции на мозге и экспериментируя, они постепенно добились того, что теперь могут производить необходимые изменения в психике человека. Причем все это абсолютно не затрагивает качеств их пациентов как ученых. - Но это ведь ужасно! - воскликнула Хилари. - Ужасно! - Нет, - спокойно поправил ее Аристидис, - полезно. Это в некотором смысле даже благодеяние. Вот, послушайте. Пациент, подвергшийся операции, всегда пребывает в хорошем настроении, он счастлив и не испытывает никаких страхов, тоски или беспокойства. - Я просто не могу поверить, что это когда-нибудь осуществится, - возмущенно сказала Хилари. - Простите меня, мадам, но вы недостаточно компетентны, чтобы обсуждать подобные темы. - Я только хотела сказать, что не представляю себе, как может всем довольное, покорное животное создать что-нибудь гениальное, имеющее настоящую ценность! Аристидис пожал плечами. - Что ж, вы женщина умная. Может быть, в ваших словах что-то и есть. Мы не прекращаем опытов. - Опыты! На человеческих существах? - Конечно, как же иначе. Это - единственный практический метод. - Но... простите... где вы берете людей? Кто они? - Всегда есть какие-нибудь неудачники, - спокойно ответил Аристидис. - Обычно это те, кто не может привыкнуть к здешним условиям или отказывается сотрудничать с нами. Они представляют собой хороший материал для экспериментов. Хилари судорожно вцепилась в подушки дивана. Это улыбчивое существо с желтым лицом наводило на нее ужас своей жестокостью. Доводы он высказывал сдержанно, с какой-то своей логикой и по-деловому, и все это вместе взятое усугубляло ужас Хилари. Нет! Перед ней сидел отнюдь не сумасшедший, одержимый бредовыми идеями. Просто это существо рассматривало все человечество всего лишь как подопытный материал для его многочисленных лабораторий. - Разве вы неверующий? - с трудом проговорила она. - Нет, почему же? Конечно, я верю в бога. - Аристидис поднял брови. Он был обижен вопросом. - Я уже говорил вам: я человек религиозный. Просто господь бог благословил меня властью, то есть деньгами и возможностями. - Читаете ли вы библию? - О, конечно, мадам. - Вы помните, что Моисей и Аарон говорили фараону? "Отпусти народ мой"... - Значит, фараон - это я? - Он усмехнулся. - А вы - и Моисей, и Аарон в одном лице? Вы это хотите сказать, мадам? Отпустить всех этих людей? Или вопрос идет о каком-то одном лице? - Я имела в виду всех, - ответила храбро Хилари. - Но вы же сами прекрасно знаете, что такой разговор - пустая трата времени, мадам. Значит, вы не за мужа просите? - Но ведь от Томаса вам нет никакой пользы! Вы в этом сами убеждены! - Да, Томас Беттертон меня разочаровал. Я надеялся, что ваш приезд поможет ему. Но я обманулся. Я говорю, основываясь на докладах тех, кому положено все это знать. - Некоторые птицы не могут петь в неволе, - сказала Хилари. - Вот и запишите Томаса Беттертона в список своих неудач. А ему разрешите вернуться туда, откуда он приехал. - Нет, из зтого ничего не получится, мадам. Я еще не готов к тому, чтобы оповестить по радио весь мир о нашем существовании. - Вы можете взять с него клятву - он будет молчать. Он поклянется, что ни одним словом ни одной живой душе никогда не обмолвится ни о чем. - О да! Он может поклясться. Но он не сдержит слова! - Сдержит! Обещаю вам! - воскликнула в отчаянии Хилари. - Но это говорите вы, его жена. Не могу же я брать клятву с его жены. Хотя, конечно, - он слегка выпрямился и сложил ладони вместе, - конечно, он мог бы кое-что оставить здесь в залог, и это заставило бы его попридержать язык. - Что вы имеете в виду? - Я имею в виду вас, мадам... Если Томас Беттертон уедет, а вы останетесь в качестве заложницы, устроит ли вас это? Согласитесь ли вы? Хилари смотрела куда-то поверх головы своего собеседника, на едва колеблющиеся портьеры. Аристидис не мог знать, что для Беттертона она не представляет собой заложницу в обычном значении этого слова. Ведь она абсолютно ничего не значила для Томаса. Настоящая жена, которую он любил, умерла. Не поможет ли освобождение Томаса Джессепу и его друзьям вызволить всех рабов Аристидиса... - Я согласна, - сказала она. - О, вы смелы, мадам, в вас есть лояльность и преданность. Это хорошие качества. Что же касается остального... - Он улыбнулся. - Об этом мы еще поговорим как-нибудь в другой раз. - О, нет! Нет! - Хилари вдруг закрыла лицо руками. Ее плечи содрогались. - Это так бесчеловечно! - Ничему не придавайте большого значения, мадам. - Голос Аристидиса звучал мягко, почти утешительно. - Мне было очень приятно побеседовать с вами, мадам, и рассказать о моих целях и надеждах. Я с большим интересом наблюдал, какое воздействие оказывает все это на разум, не подготовленный к восприятию подобной информации. Именно на такой разум, как ваш - уравновешенный, здоровый и, я бы сказал, интеллигентный. Вы пришли в ужас. У вас это вызвало отвращение. И все же, мне кажется, что подвергнуть вас такому испытанию было совсем неплохим делом. Сначала вы мою идею отвергли, потом вы задумались, а в конце концов она показалась вам вполне естественной, как если бы существовала всегда. - Нет, вовсе нет! - воскликнула Хилари. - Сейчас в вас говорят характер и любовь к противоречию, которая обычно сопутствует рыжеволосым, - усмехнулся Аристидис. - У моей второй жены тоже были рыжые волосы. Это была очаровательная женщина, и она любила меня. Теперь это звучит странно, не правда ли? Я всегда обожал рыжеволосых женщин. У вас очень красивый цвет волос, и есть еще многое, что мне нравится, - характер, мужество, собственное мнение. - Он вздохнул. - Но, если говорить откровенно, женщины как женщины меня давно почти не интересуют. Здесь есть две девочки, с которыми я иногда развлекаюсь. Но я предпочитаю духовные контакты. Поверьте мне, мадам, беседа с вами подействовала на меня освежающе... - А если все то, что вы мне сказали, я захочу передать... моему мужу? - перебила его Хилари. Аристидис снисходительно усмехнулся. - Но сделаете ли вы это? - Не знаю. Я... я... не знаю. - А! - Аристидис внимательно смотрел на сидящую перед ним Хилари. - Вы мудрая. Если женщина и знает что-то, она должна утаить. Но сейчас вы устали и, кроме того, расстроены. Время от времени, когда я буду приезжать сюда, вас будут приводить ко мне, и мы сможем поспорить о многих вещах. - Разрешите мне уехать отсюда! - Хилари умоляюще протянула к Аристидису руки. - О! Позвольте мне уехать! Можно, я поеду с вами? Пожалуйста! Я вас очень прошу! Аристидис отрицательно покачал головой. На лице было сочувствие, но где-то там, в глубине его глаз, читалось осуждение. - Вы говорите совсем как ребенок, - проговорил он с упреком. - Ну, как я могу позволить вам уехать? Как я могу Допустить, чтобы рассказ о том, что вы здесь видели, облетел весь земной шар? - Разве вы не поверите мне, если я дам клятву никогда никому не говорить об этом ни слова? - Нет, не поверю, - спокойно отозвался Аристидис. - Было бы очень глупо с моей стороны, если бы я поверил заявлениям подобного рода. - Но я не хочу оставаться здесь! Не хочу жить в этой тюрьме! Я хочу выйти отсюда! - Подождите. Ведь у вас здесь муж. Вы специально приехали к нему и сделали это по своей доброй воле. - Я ведь не знала, куда я попаду! Я и представления не имела! - Правильно, - спокойно сказал Аристидис, - вы не имели представления. Но разрешите заверить вас, что в условиях, в которые вы попали, куда приятнее жить, чем в мире, который вы покинули. Здесь у вас есть все - роскошь, прекрасные климатические условия, всевозможные развлечения... Он поднялся и легонько похлопал Хилари по плечу. - Все уладится, - произнес он доброжелательно. - Да, да, рыжеволосая птичка привыкнет к своей клетке. Хотя, возможно, - добавил он, подумав, - вы уже не будете таким интересным человеком. Глава XVIII - Телеграмма! - радостно вскричал Лебланк. - Наконец-то, телеграмма! Лебланк поспешно развернул сложенный вчетверо лист бумаги и взволнованно сказал: - Донесение одного из наших летчиков. Они провели ночную рекогносцировку всей территории. Пилот заметил вспышки, это были сигналы по условному коду. Сигналы были повторены дважды. Вот текст. Перед Джессепом легла телеграмма: "ЛЕПРОЗ". - Лепроз?.. - сказал Джессеп. - Лепрозорий? Лебланк развернул большую карту. - Действительно, в предгорьях находится очень известное медицинское научно-исследовательское учреждение. Его основал и субсидирует один богатейший филантроп. Известно, что там проводятся очень важные работы по профилактике и лечению проказы. Репутация учреждения на самом высоком уровне. Сам президент республики считается его патроном. - Что ж, - отозвался Джессеп с одобрением, - здорово они все это организовали! - Доступ государственным инспекторам открыт в любое время. Медики, итересующиеся их работой, там тоже частые гости... - А видят они только то, что положено. Не больше! Самая лучшая маскировка, под которой можно скрыть сомнительную деятельность, - это искусственно созданная атмосфера наивысшей респектабельности! - А может, - предположил Лебланк, - там создан только перевалочный пункт? - Вряд ли... Скорее там и есть, так сказать, Конечный Пункт. При современном развитии медицины больных проказой подобным образом уже не изолируют. -- Так обстоит дело в развитых странах. А здесь - феодальные уклады. - Пожалуй, вы правы... Само слово "проказа" ассоциируется у нас со средневековьем, когда прокаженный ходил с колокольчиком, предупреждая здоровых о своем появлении. Да, за фасадом милосердия и благотворительности можно делать все, что угодно. Кстати, Лебланк! А кто владелец? Как имя филантропа, который создал это учреждение и субсидирует его? - Это легко установить. Минутку! - Лебланк заглянул в лежащий на его столе официальный справочник. - Учреждение частное. Совладельцы - несколько филантропов, во главе которых стоит Аристидис. Вы, конечно, о нем слышали. Аристидис баснословно богат и всегда великодушно субсидирует всякие благотворительные мероприятия. Он основал больницы также в Париже и Севилье. - Понятно. Давайте подведем черту. Итак, это медицинское учреждение в пустыне принадлежит Аристидису, - задумчиво проговорил Джессеп. - И тот же Аристидис находился в Феце одновременно с Оливией Беттертон. - Аристидис! - Лебланк был в восторге. - Клянусь, вот где суть! Это фантастично! - Безусловно... - Вы понимаете, что все это значит?!! - Лебланк ожесточенно жестикулировал. - Этот Аристидис всюду успел. Он стоит за банками, правительствами, промышленностью, вооружениями, транспортом! Время от времени он царапает в своем испанском замке несколько слов на клочке бумажки и швыряет на пол, и секретарь, ползая на коленях, подбирает. А через несколько часов в Париже какой-нибудь крупный банкир пускает себе пулю в лоб. Вот как! - О! С каким необыкновенным драматизмом вы описали все это, Лебланк! - воскликнул Джессеп. - Теперь вопрос в том, что мы можем предпринять? Лицо Лебланка омрачилось. - Боюсь, что все это не так просто... А вдруг мы ошибаемся? Об этом даже подумать страшно! Если мы правы, то нам еще нужно будет попотеть над доказательством... Расследование по приказанию свыше могут и отменить. Вы понимаете? Это все будет очень и очень нелегко. Но, - он поднял свой желтый от никотина палец, - мы раскроем все во что бы то ни стало! Глава XIX Четыре автомашины с трудом одолели горную дорогу и остановились перед высокими железными воротами. В первой сидели французский министр и американский посол, во второй расположились английский консул, член парламента, а также шеф полиции, третья машина везла двух членов бывшей Королевской комиссии и двух известных журналистов. В четвертой ехали люди, малоизвестные широкой публике, но достаточно уважаемые в своей среде. Это были мосье Лебланк и мистер Джессеп. Безупречно вышколенные шоферы поспешили выйти и открыть дверцы машин высоким гостям. - Надеюсь, - пробормотал министр с тревогой, - что у нас не будет необходимости контактировать с ними. - Не беспокойтесь, мосье министр! - заметил один из сопровождающих. - Приняты все необходимые меры предосторожности. А потом, ведь можно инспектировать на расстоянии, не так ли? Огромные ворота со скрежетом открылись. Несколько человек вышли навстречу. - А как наш дорогой Аристидис? - спросил министр. - Мистер Аристидис только вчера прилетел из Испании, - ответил Заместитель Директора. - Мистер Аристидис ожидает вас в здании. Разрешите мне проводить вас к нему, Все последовали за Заместителем. Министр с опаской поглядывал направо, где за густой сеткой гуляли прокаженные. Аристидис принимал своих гостей в роскошной гостиной. Начались поклоны, комплименты, представления. Темнокожие слуги, в белых одеждах и тюрбанах, подавали аперитивы. - Прекрасное место у вас тут, сэр! - обратился один из журналистов к Аристидису. - Я горжусь им, - с чувством проговорил Аристидис, прижимая по- восточному руки к груди. - Это, так сказать, моя лебединая песня. Мой последний дар человечеству. Я не пожалел никаких затрат. - Могу подтвердить, что это действительно так, - раздался голос одного из врачей. - Лепрозорий - мечта профессионального врача. У нас, в Штатах, например, научная работа на высоте, но то, что я увидел здесь, не идет ни в какое сравнение! И потом, мы получаем прекрасные результаты! Его энтузиазм оказался заразительным. - Мы должны быть признательны за создание на частные деньги этого лечебного учреждения, - проговорил посол, вежливо поклонившись в сторону Аристидиса, - Господь бог милостив ко мне, - скромно ответил Аристидис. - Прошу оказать мне честь и отведать приготовленный для вас завтрак. Доктор Ван Хейдем будет выполнять роль хозяина, поскольку я уже на диете и вообще очень мало ем. После этого вы сможете начать осмотр всего нашего здания. Еда была великолепна, и получила особое одобрение министра. - Мы довольствуемся нашими скромными удобствами, - сообщил Ван Хейдем. - Свежие фрукты и овощи привозят на самолетах дважды в неделю, так же обстоит дело с мясом и птицей. У нас тут работают мощные холодильные агрегаты. К каждому блюду подавалось соответствующее вино, все вина были превосходны. В заключение слуги подали кофе по-турецки. Затем было предложено начать инспекционный обход здания. Все гости в течение двух часов осматривали помещения. Министр был несказанно рад, когда обход закончился. Его ошеломили огромные сверкающие лаборатории и эти длинные белые коридоры, он был подавлен количеством выданной ему научной информации. Что же касается некоторых других инспекторов, то они задавали довольно каверзные вопросы. Доктор Ван Хейдем охотно отвечал. Лебланк и Джессеп прибыли сюда как официальные лица - первый состоял в свите министра, а второй сопровождал английского консула. Однажды, выбрав момент, Джессеп и Лебланк немного поотстали. Англичанин посмотрел на свои старомодные, ужасно громко тикающие часы и засек время. - Никаких следов тут нет. Никаких, - прошептал Лебланк взволнованно. - Где мы найдем доказательства?.. О! Они ужасные скептики. Все они! И министр, и американский посол, и английский консул в один голос утверждают, что такой человек, как Аристидис, находится вне всяких подозрений. - Спокойно, Лебланк, спокойно. Сдаваться еще рано. Со мною очень чувствительный счетчик Гейгера. - Я в этом ничего не понимаю. - И я не больше. Но этот счетчик реагирует на малейшее повышение радиоактивности. Теперь я уверен, что они здесь. Здание построено так, чтобы непосвященный человек запутался. Все коридоры и комнаты одинаковы, совершенно невозможно разобраться, где что находится. - Неплохо было бы пустить в ход жемчужное ожерелье мадам, - съязвил Лебланк. - Наша игра в Ганса и Гретель еще продолжается, - добродушно отозвался Джессеп. - А счетчик работает, слышите?.. - О боже! Скажите, Джессеп, и этого будет достаточно, чтобы их убедить? - Нет, наверное, нет, - задумчиво отозвался Джессеп. - Эти люди не хотят нам верить. Они с самого начала с большой неохотой отнеслись к этому делу. Даже консул очень осторожен. Ваше правительство кое-чем обязано Аристидису. Я уже не говорю о нашем... - Он передернул плечами. - Нам не стоит полагаться на правительственных чиновников и дипломатов, - сказал Джессеп, - у них связаны руки. Однако с нами - пресса. У журналистов превосходный нюх на сенсацию. Они-то и не дадут замять это дело. Кроме того, есть еще один человек, в которого я верю. Вы заметили пожилого джентльмена, который плохо слышит? - Конечно, я обратил на него внимание. Развалина какая-то. - Да. Он глухой и немощный. Но он заинтересован в правде. Старичок - бывший член Верховного суда. Его ум так же остр и наблюдателен, как и прежде. Этот человек тонко чувствует фальшь, для него улики служат основой для доказательства. Гостям были снова предложены аперитивы. Министр произнес в адрес Аристидиса благодарственную речь. Затем он поспешно добавил: - А теперь, джентльмены, настало время прощаться с нашим радушным хозяином. Мы видели все, что только можно видеть. - Он как-то многозначительно выделил эти слова. - И все здесь замечательно! Это первоклассное медицинское учреждение. Разрешите выразить благодарность нашему любезному хозяину за гостеприимство, .а также поздравить с блистательными успехами его людей. Итак, мы прощаемся и едем. Правильно я говорю или нет? Все, что говорил министр, вполне укладывалось в рамки этикета и соответствовало обстановке. Взгляд, которым он окинул собравшихся, не означал, казалось, ничего, кроме учтивости. На самом же деле в его словах была просьба. На самом деле слова министра следовало понимать так: вы сами видите, джентльмены, что здесь нет ничего того, что вы подозревали, и теперь мы можем ехать со спокойной совестью. Вежливую тишину вдруг нарушил громкий голос. Это был спокойный голос Джессепа. - С вашего разрешения, сэр, - сказал он, - мне бы хотелось попросить вас об одном одолжении. - О, конечно, конечно, мистер... э-э... Джессеп! Пожалуйста! - Это отозвался Ван Хейдем. - Мы имели удовольствие встретиться с вашими многочисленными сотрудниками, - сказал он. - Здесь находится и мой старый друг. Мне бы хотелось переброситься словечком и с ним. Нельзя ли это устроить? - Ваш друг? - участливо спросил Ван Хейдем. - Пожалуй, у меня тут два друга, - поправился Джессеп. - Еще дама. Миссис Беттертон. Оливия Беттертон. Я знаю, что ее муж работает здесь. Томас Беттертон. Тот, который работал в Харвелле, а до этого жил в Америке. Мне бы очень хотелось побеседовать с ними перед отъездом. Реакция Ван Хейдема была превосходной. Он широко открыл глаза в вежливом удивлении. Затем он задумался, словно припоминая. - Беттертон... миссис Беттертон... Нет, боюсь, что у нас нет никого с таким именем. - Кроме того, - невозмутимо продолжал Джессеп, - здесь находится также американец Эндрю Питерс. Он, кажется, занимается исследованиями в области химии? - Джессеп почтительно повернулся к американскому послу. Американский посол наряду с дипломатическими способностями имел еще и твердый характер. Его глаза встретились с глазами Джессепа. Дипломату понадобилась почти целая минута, чтобы обдумать свой ответ. - Да, конечно, - прозвучал наконец его голос. - Правильно. Эндрю Питерс. Я бы тоже хотел повидаться с ним. Изумление Ван Хейдема росло. Джессеп мельком взглянул на Аристидиса. На желтом морщинистом лице нельзя было ничего прочесть - ни удивления, ни беспокойства. Казалось, Аристидиса абсолютно не интересует то, что происходит вокруг. - Эндрю Питере? Нет, сэр, боюсь, что вы располагаете неверными данными. Здесь нет никого, кто носил бы такое имя. Я никогда и не слышал о человеке с таким именем. - Зато имя Томаса Беттертона вы слышали. Не так ли? Секунду Ван Хейдем колебался. Он было повернул голову, чтобы взглянуть на Аристидиса, но вовремя спохватился. Один из журналистов быстро подхватил брошенный в воздух мяч. - Томас Беттертон! О! Это была сенсация! Месяцев шесть тому назад он куда-то исчез. Ну, да! Аршинные заголовки во всех европейских газетах! Вы хотите сказать, что он все это время находился здесь? - Нет. - Голос Ван Хейдема зазвучал резко. - Боюсь,