я и знал, - вздохнул Римо. - Все эти годы ты ждал, что я скажу да, только для того, чтобы сказать нет. Так? - Нет, не так, - сказал Чиун, кладя на землю белое зимнее кимоно и садясь на него. - теперь мы остаемся не из-за твоей глупой преданности этой дурацкой стране. Мы остаемся из-за Синанджу. Остаемся, чтобы такое больше не повторилось. - Что такое? - спросил Римо. - Ты слышал когда-нибудь о Римской империи? - Еще бы. В свое время Рим покорил весь мир. - Только белый человек мог так сказать. Рим покорил только белый мир, а далеко не весь. - Хорошо, согласен. Но это действительно была великая империя. - Для белого мира, - опять поправил его Чиун. - Но я никогда не рассказывал тебе о... Лу Опозоренном. - Он что, был римским императором? - спросил Римо? Чиун покачал головой. Клоки его бороды почти не шевелились в ледяной пещере, куда не прокрадывался ветерок и не проникал солнечный луч. - Он был Мастером Синанджу, - сказал Чиун. - Я знаю всех Мастеров Синанджу, - запротестовал Римо. - Ты сам заставил меня выучить их имена, и среди них нет никакого Лу. - Я не должен был говорить тебе о нем. - Видимо, он чем-то себя запятнал, - сказал Римо, и Чиун кивнул. - Это не причина, чтобы скрывать его имя. Подчас на ошибках учишься больше, чем на хороших примерах. - Я не упоминал его имя, потому что ты мог бы случайно обмолвиться о нем в разговоре. - Ну и что? Кого это волнует? - удивился Римо. - Меня - никого больше. - Это заинтересовало бы белых, - сказал Чиун. - Белые люди такое бы не забыли. Эта банда вероломных разбойников только и ждет, чтобы рухнул Дом Синанджу. - Папочка, - терпеливо произнес Римо, - им все это совсем неинтересно. - Интересно, - упрямо возразил Чиун. - Нет, - покачал головой Римо. - Изучение династии наемных убийц из Дома Синанджу - не главный предмет в американских университетах. - А Рим? А падение Римской империи? - О чем ты? - Рим пал, потому что мы потеряли его. Синанджу проворонили Рим. Лу Опозоренный всему виной. Чиун сложил на груди руки с удлиненными ногтями, как он делал обычно, если собирался начать долгий рассказ. Римо же, закинув руки за голову, прислонился к холодному и сырому камню. Начав говорить, Чиун постепенно перешел на привычный ему старый корейский язык, язык древних легенд с его певучим, мерным ритмом. Синанджу, по его словам, открыли для себя римлян за много веков до расцвета Римской империи, предвидя, что страна представляет собой восходящую цивилизацию, хотя наверняка этого никто никогда не знает. Здесь, как и во всем другом, большую роль играет случай. Наверняка только одно: королевства и империи рождаются, живут и умирают. И все же Мастера Синанджу занесли Рим в список мест, достойных наблюдения, ведь он рос и процветал, и его императоры нуждались в наемных убийцах, чтобы продлить годы правления, а Мастера Синанджу умели это делать как никто. И вот как-то в год Свиньи, когда империя набирала величие, в Риме правили два консула, один из которых из-за своего тщеславия решил перейти к единоличному правлению. Поэтому он нанял Мастера Синанджу, хорошо заплатил ему, и вскоре у него уже не было соперника. Рим стал великим городом, и часто, когда у Мастеров Синанджу не было приглашений от более пышных дворов, они ехали в Римскую империю, посещая западные города, где у жителей были странной формы глаза и большие носы. Так случилось, что 650 году после основания Рима, то есть, соответственно, в 100-м году новой эры, по европейскому календарю, Лу приехал в Рим. За прошедшие годы город очень изменился. Теперь в нем правил император, на огромных аренах устраивались игры, бывшие прежде небольшими религиозными церемониями. Люди сражались с животными. Люди бились друг с другом. Копьями, мечами. Выпускали на арену тигров. Римляне жаждали все больше крови, так распаляла их грубая жажда наслаждений. Они перестали уважать жизнь, поэтому не могли оценить профессиональных наемных убийц. Смерть была для них только смертью, заурядным событием, и для Лу там не было настоящей работы. - Но правящий тогда император, - рассказывал Чиун, - прослышав об умельцах с Востока, захотел взглянуть на непривычный разрез глаз и странные манеры - так Лу появился в городе. Император спросил: каким оружием сражается Лу, а тот ответил, что вряд ли император спрашивает у скульптора, каким тот пользуется резцом, или у плотника, каким он стругает рубанком. Может, ты убиваешь своими странными глазами? - спросил император. Лу знал, что это молодая страна, и поэтому никак не выказал презрения, которое почувствовал. Он только ответил: Убить можно и мыслью, император. Император решил, что это пустое хвастовство, но его советник, грек, бывший поумнее римлян, - хотя сейчас, - добавил Чиун, - его соплеменники считаются нацией поголовных идиотов, - заговорил с Лу и открыл тому, что у Рима появилась серьезная проблема. - Вся беда - в дорогах, - объяснил он Лу. - Дороги нужны Риму для продвижения по империи войск, по ним крестьяне возят сельскохозяйственные продукты на рынок. Дороги - жизненно важная артерия империи, - говорил советник, и Лу согласно кивал ему. Мастера Синанджу уже успели заметить: для процветания страны главное - хорошие дороги. Есть они - все в порядке, нет - страна гибнет. Как рассказал Чиун Римо в пещере, Великая китайская стена на самом деле никогда не была стеной. Китайцы, - сказал Чиун, - лентяи и предатели, но дураками их не назовешь. Они понимали, что ни одна стена не остановит армию. Никогда этого не было и не будет. Секрет Великой китайской стены, не разгаданный в те дни, заключается в том, что она вовсе не была стеной. Это была дорога. Римо вспомнил виденные где-то картинки. Конечно же, дорога. Насыпь для движения войск и товаров. Люди только называли ее стеной, потому что за стенами чувствуешь себя надежнее, но Римо знал, что это всего лишь иллюзия. Советник римского императора сказал Лу: На наших дорогах объявились разбойники. Мы распинаем их вдоль этих же дорог для устрашения, чтобы другим неповадно было грабить. И много грабят? - спросил Лу. Это неважно. Главное - то, что грабят. Нас беспокоит людской страх. Если люди будут бояться ездить, то в каждой местности начнут чеканить свою монету и припрятывать урожай. Ну, это еще не беда, - сказал Лу, который уже успел заметить, что у этих варваров с большими носами пол во дворцах из великолепного мрамора, словно у императора из династии Мин. Лучше всего решать проблему сразу же, как только она возникла, - сказал советник. - Разбойники понимают, что только немногие из них будут схвачены и распяты. Но если они станут погибать по неизвестной причине, а мы пустим слух, что это делается по велению нашего божественного императора, тогда число их сразу сократится и дороги Рима опять будут безопасны. Такое суждение показалось Лу мудрым, и он тут же направился на юг, в город Геркуланум. На дороге между Брундизиумом и Геркуланумом он нападал на разбойничьи шайки и быстро, и умело расправлялся с ними, не исключая тех, кто действовал в сговоре с местными властями. Потому что тогда, как и теперь, там, где водятся большие деньги, они часто перетекают из рук грабителей в руки тех, кто должен их ловить. А тем временем из Рима поползли слухи. Божественный Клавдий издал указ, согласно которому грабители погибнут, только благодаря одной его императорской воле. Один сломает ночью шею, у другого хрустнет позвоночник, у третьего окажется проломленным череп - и все это, только благодаря императорской воле. И никто не знал, что Лу, Мастер Синанджу, был секретным орудием императора. Внезапные ужасные смерти оказались более впечатляющими, чем распятия. Разбойники очистили дороги. Никогда еще те не были столь безопасны - и купцы, и прочие путешественники уверенно заколесили по ним, способствуя процветанию Империи и умножая славу глупого императора Клавдия. Вот что рассказал Чиун. И когда все наконец закончилось так удачно, глупый Клавдий, который никак не мог насытиться лицезрением кровавых игрищ, захотел, чтобы прибывший издалека наемный убийца, охраняющий покой дорог Рима, выступил для него на арене. - Император имеет право быть глупцом, - добавил от себя Чиун. - Но Мастер Синанджу, уступив ему, покрыл себя несмываемым позором. Памятуя о великолепных мраморных полах, Лу, мучимый сухими, жаркими ветрами на дорогах и изнывающий от скуки, принял предложение императора. Но он выступил не только для него, но и для многочисленной толпы в цирке. За три выступления он уложил больше людей, чем за всю свою жизнь, а после этого уехал. Уехал, оставив позади не только Рим, но и клятву спасти римские дороги. - Забрал с собой дарованные ему сокровища - и только его и видели, - сказал Чиун. - Я обратил внимание на римские драгоценности, находясь в деревне, - согласно кивнул Римо. - Это они и есть. И груженные мрамором подводы и, конечно, золото. - Но какое отношение к крушению Римской империи имеет Дом Синанджу? - спросил Римо. - Разбойники вновь захватили дороги, - сказал Чиун. - А как только люди узнали, что все пошло по-старому, дороги опять опустели. - Но Римская империя продолжала существовать. Она пала спустя несколько столетий, разве не так? - спросил Римо. - Именно тогда она была обречена, - произнес Чиун. - Чтобы прийти в упадок, ей потребовалось еще несколько столетий, но в тот день, когда Лу забыл о своей миссии и отбыл на родину, она уже превратилась в труп. - Никто не винит Синанджу, - попытался утешить старика Римо. - Только ты знаешь об этом. - А теперь и ты. - Я никому не скажу. И никто не обвинит Синанджу в том, что они упустили Рим. - Вина - виной, но факт остается фактом. Лу упустил Рим. Я не хочу остаться в истории Мастером, упустившим Америку. - А что произошло дальше с Лу Опозоренным? - спросил Римо. - Много чего, но об этом - в другой раз, - отмахнулся Чиун. Римо встал и выглянул из пещеры. Холодная белизна гор, слегка голубоватое небо, нахмуренное и как бы вызывающее. Оно пробудило в его памяти те принципы, кодекс чести, которые помогали ему служить Синанджу и выполнять свой долг. Он чувствовал, что возвращается на поле битвы. Он вступит в борьбу с людьми, которые выбивали его из колеи своим искренним желанием умереть. Он вступит с ними в борьбу, хотя ему и не хочется этого. Но так надо, и это он знал. - Что тревожит тебя? - спросил Чиун. Бросив на Чиуна взгляд, Римо ответил корейцу его же словами: - Об этом в другой раз. А в ашраме Кали - богиня. Кали непобедимая, простирала над головами поклоняющихся ей людей новую сверкающую руку. Все могли видеть, как она будто хотела прижать что-то к груди, но в руке ничего не было. - Он грядет. Ее возлюбленный жених грядет, - пели ученики. А Холли Роден, сверхпривилегированное дитя из Денвера, так и лучилась счастьем, зная, кто станет возлюбленным богини. Она видела, как лихо он убивал в Северной Каролине. - Как он выглядит? - спрашивали у нее. - У него темные волосы, черные глаза и широкие скулы. Сам он худощав, но у него мощные запястья. - А что еще? - Надо видеть, как он убивает, - сказала Холли. - Ну и?.. - Он был... - у Холли Роден перехватило горло, тело ее затрепетало при воспоминании об этом дне, - ...он был великолепен. Глава девятая О.Х. Бейнс проводил дни в безоблачном счастье. Если бы он умел свистеть, петь или танцевать на столе, он бы так и поступил, но в Кембриджской Школе бизнеса его этому не учили. О.Х. Бейнс знал, что на Джаст Фолкс со смертями покончено, а Интернэшнл Мид-Америка разорена. Ее акции исчезли с бирж, словно их и не было, а акции Джаст Фолкс, напротив, поднялись в цене, котировались как никогда, и он знал, что они будут расти и дальше, когда на следующей неделе газеты развернут рекламную компанию под девизом Джаст Фолкс - самая безопасная и дружелюбная авиакомпания. Он считал, что все сделал наилучшим образом, хотя, непонятно почему, в его сознании всплыл образ отца, который, он знал, считает его поступок мошенничеством. Ты всегда был продувным малым, О.Х. Но философия, прививаемая в Кембриджской Школе бизнеса, которая определяла мышление промышленных кругов Америки с шестидесятых годов и реформировала вооруженные силы страны в соответствии с новой системой управления, была тем, что, по мнению О.Х. Бейнса, его отец никак не мог должным образом оценить. Отец был владельцем бакалейной лавки в Бомонте, штат Техас, и, лишь однажды навестив сына в Кембридже, сказал ему, что в Школе учатся сопляки с моралью орангутангов и куриными мозгами. - Папа - такой оригинал. - О.Х. попытался свести его слова к шутке. - Вы, сопляки, ничего не понимаете в баксах и товаре, - снова взялся за свое отец. - Только и умеете, что трепаться. Помоги нам Бог. Когда выпускники Кембриджа реорганизовали армию, отец только и произнес: И армия туда же. Отец, разумеется, не понимал одного: никого не волновало, что американское военное руководство чувствует себя куда более удобней в Блуминдейле, чем на поле сражения. Все это не имело никакого значения. Это не входило в новую систему ценностей. Согласно ей, армии могли не побеждать, автомобили не ездить, техника не работать. Главное - выпускники Кембриджской Школы бизнеса должны иметь хорошую и престижную работу. У них всегда было в этом преимущество перед остальными, и выпускники Школы хорошо знали эту свою привилегию. Благодаря такой психологической обработке, О.Х. Бейнс и проводил теперь дни в безоблачном счастье. Правда, в последнее время ему стало казаться, что, может, здесь есть и другая причина. Возможно, существовал Бог, который избрал его для особой миссии и дарил ему успех. И, кто знает, может этот Бог имел что-то общее с уродливой многорукой статуей, стоявшей в складе, оборудованном под церковь в Новом Орлеане. И вот однажды все семейство Бейнсов, за исключением собаки, войдя в ашрам, предстало перед очами Бен Сар Дина. Бен Сар Дину семейство не понравилось. Особенно мышиная мордочка женщины в стильном белом костюме. Мальчик был в белом блейзере и белом галстуке. Серые брюки тщательно отутюжены, черные туфли начищены до блеска. Девочка пришла в белой юбке, в руках небольшая белая сумочка. - Знакомьтесь, это моя семья. Хотим присутствовать на молении, - сказал О.Х. Бейнс. Он был одет в темно-синий костюм в красную и черную полоски. - Но сегодня не воскресенье, папа, - сказал мальчик. - Т-сс, - остановила его миссис Бейнс. - Не все молятся в воскресенье, дорогой. И не только в нашей большой церкви. Бен Cap Дин отвел О.Х. Бейнса в сторону. - Вы привели семью в ашрам? А почему не в свою церковь? - Да, - ответил Бейнс. - Заглянув в свое сердце, я понял, что хочу примкнуть к чему-то значительному и духовно благодатному. Хочу принадлежать Кали. - Но они же маньяки-убийцы, - зашептал Бен Сар Дин громче, чем надо. - А это все же ваши родные. - Они убьют нас, папа. Они убьют нас. Мне здесь не нравится. Я хочу в нашу церковь, - плакала девочка. - Никто не собирается нас убивать, - успокаивала ее миссис Бейнс. - Папа не позволит. - А вот он сказал, что собираются, - плакала девочка, показывая пальцем на шарообразную фигуру в белом шелковом костюме. Бен Cap Дин покраснел. - Папочка говорит, что это благодатная вера - нужно попробовать, - сказала миссис Бейнс и, повернувшись к Бен Cap Дину, поинтересовалась, предлагают ли здесь программу йоги, существуют ли дискуссионные группы, обучают ли пению и приезжают ли по приглашению проповедники со стороны. Бен Сар Дин, не зная, что сказать, потерянно кивнул. - Вот видите? - торжествующе заявила миссис Бейнс детям. - Совсем как в нашей церкви дома. То, что в ашраме не упоминали про Иисуса и спасение, не беспокоило миссис Бейнс. У них в церкви об этом тоже давно речи не было. Обычно к ним приезжал какой-нибудь революционный деятель, ругал Америку, а потом заваливался к кому-нибудь домой, и если там он не развивал далее основные положения своей речи и не призывал разрушить Америку, то к соседям его не звали. Все это мало интересовало миссис Бейнс, ведь она никогда не слушала проповеди. В церковь ходишь, чтобы встречаться с людьми своего круга. Люди, которые заполняли ашрам, не были похожи на тех, с кем она обычно общалась, но, видно, муж знал лучше: разве позволил бы он ей и детям исповедовать религию, которая не пользуется отменной репутацией в лучших кругах. Она слышала, как вокруг нее все говорили про какого-то мужчину, который грядет к богине Кали и обещает стать ее возлюбленным. Совсем как в их церкви: там тоже раньше твердили про Второе пришествие, пока не ударились в революцию. Особенно ей нравилось, что в новой церкви к Богу обращаются в женском роде. О.Х. Бейнс преклонил колена вместе с семьей в последних рядах молящихся. Глядя на других, они тоже взмахивали руками и воплями призывали убивать из любви к Кали. - Убивайте из любви к убийству, - пели люди в ашраме, склонившись перед многорукой статуей. О.Х, подтолкнул сына, который упорно молчал - как воды в рот набрал. - Мне не нравится так вопить, - признался мальчик - Дома ты вопишь предостаточно, - прошептал О.Х. - Это другое. - Можешь и здесь поорать, - сказал Бейнс. - Слов не знаю. - Хоть губами шевели, - посоветовал Бейнс. - А кого они хотят убивать? - Плохих людей. Кричи. Сам О.Х. Бейнс размечтался, слушая, как повторяются песнопения - убивай ради самого убийства, убивай ради любви к Кали. Открывались новые возможности, которая давала неизвестная ему дотоле сила. Стоя у дверей ашрама, он чувствовал себя так, будто открыл атомную энергию. Но тут он видел одну проблему. Если община будет расти, будет возрастать и потребность в жертвах - авиапассажирах. Но массовые убийства покончат не только с пассажирами, но и с путешествиями. Прервутся связи, заглохнет торговля. Профессора не смогут ездить, студенты тоже не захотят. Цивилизация откатится назад - к каменному веку. Каменный век. Бейнс немного задумался, а тем временем пение становилось все громче; казалось, неподалеку гремит гром. Каменный век, - думал он. - Все пойдет прахом. Может такое случиться? А почему нет? Он знал, что делать. Нужно купить поскорей хорошую пещеру. На какое-то время успокоившись, он набрал в легкие побольше воздуха и заорал: Убивай из любви к Кали. На этот раз к нему присоединились и дети. Вдруг все резко замолчали. Глаза присутствующих устремились на дверь в глубине ашрама, откуда быстро шел молодой человек, глаза его возбужденно блестели. - Она позаботилась, - выкрикнул он. - Она позаботилась. - В руке он держал большую пачку авиабилетов. - Я нашел их на улице, у ашрама, - сказал он. - Она позаботилась. Посвященные дружно закивали. Кто-то пробормотал: Она всегда заботится. Мы любим Кали. Спустя минуту Бен Cap Дин, покинув свою молельню-кабинет, вбежал в ашрам, бросил кипу желтых платков на руки ученикам и тут же снова исчез. Пол ашрама задрожал, когда за ним захлопнулась тяжелая, обитая железом дверь. Глава десятая Холли Роден закончила пятисотую гвоздику для бумажной гирлянды, которую она накинула на шею богини. - О, Кали, - мурлыкала она. - Ты стала еще прекраснее. Когда он увидит тебя, то не устоит перед твоей красотой. Напевая, она украшала статую, словно майское дерево. Должно быть, один цветок выпал из гирлянды прямо ей под ноги, потому что Холли поскользнулась и с грохотом повалилась на пол лицом вниз. - Вот ведь неуклюжая, - рассмеялась она, потирая ушибленное колено. Но только она приступила к изготовлению пятьсот первого цветка, как снова свалилась и на этот раз чуть не упала с подножья статуи. Пытаясь подняться, она рухнула опять и, покатившись, сорвалась-таки с платформы, с шумом ударившись об пол. - Что за грохот! - завопил Бен Сар Дин, ковыляя из кабинета в ашрам. По пути он наткнулся на компьютер, доставленный сегодня утром для О.Х. Бейнса. - Сначала этот сумасшедший американец устраивает в моем кабинете два аппарата прямой телефонной связи, а теперь еще вот это, - рявкнул Бен Сар Дин, пиная компьютер ногой. - Чего ему от меня надо? Жизнь моя стала совсем собачья. Холли опять не удержалась на ногах, на этот раз падение произошло около стульев, на которых обычно сидели посвященные. - Что с тобой, неуклюжее дитя? В моей стране женщина, даже опускаясь на колени, чтобы поцеловать ступни мужа, делает это бесшумно. У меня и так хлопот хватает с этим разбойником Бейнсом, узурпировавшим мое святилище. А ты - бум, бум... И так все время. Даже в Калькутте не так шумно. - Тысячи извинении, Святой, которому покровительствует Кали, - сказала Холли. - Не могу понять, что со мной происходит... - не договорив, она вновь поскользнулась, стукнувшись головой о столик с благовониями. - Вот оно что! - вдруг выкрикнула она, садясь на стул. - Теперь мне ясно, почему я все время падаю. - Ага, наркотики. Проклятье нашего века. Что ты употребляешь? - спросил Бен Cap Дин. - Это Кали, - проговорила Холли, лучезарно улыбаясь. - Разве ты не понимаешь. Святой? Ока выталкивает меня на улицу. Хочет послать с особой миссией. Одну. И я подсознательно это предчувствовала. Поэтому и не отправилась с другими в обычный рейс, а предпочла остаться и украшать статую. - Разве что так, - Бен Сар Дину ничего не оставалось, как согласиться. - Сама богиня обратилась ко мне, - восторженно ворковала Холли. - Ко мне, Холли Роден. Избрала меня для служения. - Она гордо выпрямилась, но вновь, пошатнувшись, упала и поползла к статуе. - О, Святой! - возопила она. - Я обоняю Ее запах! - Прекрасно, прекрасно, - заулыбался Бен Cap Дин, согласно кивая. Мысленно он дал себе слово никогда не посылать больше Холли на дело. Девушка явно со сдвигом. Тайные убийства пассажиров - и так рискованная акция, но, если в их рядах будет эта ненормальная болтушка, они обязательно привлекут к себе внимание. - Ее запах, Ее запах, - нараспев повторяла Холли, наклоняя свои длинные белокурые волосы и водя ими взад-вперед у подножья статуи. - Она хочет, чтобы Ее запах передался мне, и я несла его дальше. Неси запах Кали! О, Святой, я больше никогда не буду мыться. - Вполне по-индийски, - одобрил Бен Сар Дин. Раздался телефонный звонок. - Неси запах Кали, убивай для Кали, - нараспев повторяла Холли. - Это тебя, - подозвал ее к телефону Бен Сар Дин. - Думаю, твоя мать. Поднимая голову от ног Богини, Холли не могла сдержать гримасу отвращения. - Мама, что еще стряслось? - сказала она в трубку. - Да. Да. И что? Даже не знаю. О, Боже... Отец... Это Она. Что? Позже объясню. Повесив трубку, Холли посмотрела на Бен Cap Дина, взгляд ее был исполнен радостного удивления. - Бедное дитя. Прими мои соболезнования... - Да не в этом дело. Неужели ты не понимаешь? Это сделала Кали. Бен Сар Дин взглянул с сомнением на статую, за которую заплатил гроши. - Кали убила твоего отца? Он что, был где-то неподалеку? - Нет. Он в Денвере. Во всяком случае то, что от него осталось. Послушай. Кали хочет, чтобы я ехала туда. Звонок матери - знак. Моя миссия - ехать в Денвер. Может, там находится кто-то, кого нужно убить. - Не пори горячку, Холли, - попытался осадить ее Бен Сар Дин, соображая, что произойдет, если ее схватят при попытке убийства, а рядом не будет никого из своих, чтобы убить ее прежде, чем она выболтает все полиции. - Может, тебе взять кого-то в подмогу? - Нет, мне надо ехать одной, - упорствовала Холли. - Туда посылает меня сама Кали. - Значит, Кали посылает тебя в Денвер? - уточнил Бен Сар Дин. Авиабилетов туда у него не было. - В Денвер, - ответила Холли, и в ее голосе звучали почти лирические интонации. - Кали посылает меня в Денвер. - Полетишь как турист, - сказал Бен Сар Дин. - У меня нет билетов в Денвер. По дороге в аэропорт Холли Роден, сидя в такси, напевала про себя: Убивай для Кали. Ожидая своего рейса на аэровокзале Джаст Фолкс, она все еще мурлыкала эту фразу. Народу было предостаточно. Всюду плакаты с цветами компании Джаст Фолкс - красный, белый, голубой - рекламировали компанию как самую безопасную и дружелюбную. В зале ожидания непрерывно работающие громкоговорители приводили статистику, убедительно показывавшую, насколько безопаснее летать на самолетах Джаст Фолкс по сравнению с Интернэшнл Мид-Америка Эйрлайнс. Радиотреп раздражал Холли. Режущий ухо голос мешал сконцентрироваться на молении, но она все же не прекращала попыток. Убивай для Кали, - медленно произнесла она, стараясь сосредоточиться. Убивай из любви к Кали. - Эй, малышка! - рявкнул ей кто-то в ухо. Зычный голос принадлежал мужчине среднего возраста в плаще. Холли подняла на него глаза. Неужели ради этого человека она пустилась в путешествие? Кали нужно, чтобы она убила его? - Может, вы тот, кто мне нужен, - сказала она. - Не сомневайся, крошка, - ответил мужчина, распахнув плащ. Под плащом он был абсолютно голый, дряблое тело собралось складками. Хотя он тут же убежал, Холли еще долго била дрожь. - Это испытание, - сказала она себе. - Мне действительно надо ехать в Денвер. Таково желание Кали. А Ей известно все. В самолете ее соседкой оказалась пожилая женщина. Холли спросила, не может ли она быть той чем-нибудь полезной. Женщина пихнула ее локтем в живот. Потом, когда они выходили в Денвере из самолета, Холли послала ослепительную улыбку красивому молодому человеку и предложила подвезти его. - Заигрывания агрессивных гетеросексуальных женщин всегда казались мне просто омерзительными, - ответил молодой человек. - О, простите. - Чтобы заполучить мужчину, вы ведь на все готовы? - Я всего лишь предложила... - Да уж. Видно, вы щедро расточаете такие предложения. Лучше пройдитесь расфуфыренная и надушенная - какая вы есть - по барам. Но знайте, что некоторые мужчины предпочитают чистую, одухотворенную красоту собственного пола. - Гомик паршивый, - бросила, отходя, Холли. - Самка! - крикнул ей вслед молодой человек. - И разит от тебя какой-то дрянью. На аэровокзале к ней пристал подросток с волосами, выкрашенными в красно-голубую полоску. - Ты что ли тот, кто мне нужен? - в отчаянии спросила она. - Тот-тот, - заверил ее подросток. - Самый настоящий супермен, могу заниматься любовью всю ночь. Ты и представить себе не можешь, что тебя ждет. За деньги я творю чудеса. Тот я, тот. Тревога Холли рассеялась. - Спасибо, Кали, - сказала она. - Значит, я могу стать твоей подружкой? - Конечно, - ответил он. - Гони монету, и я буду твоим другом навсегда. - Открыв складной нож, он приставил его к горлу Холли, оттесняя ее в темное местечко. - А теперь дай мне полюбоваться на зелененькие баксы. Холли добралась до Денвера без цента в кармане, несчастная и разочарованная. Миссия ее провалилась. Кали избрала ее для особого служения, а Холли все испортила. - Может, я вообще ни на что не гожусь, - с горечью сказала она себе. Когда девушка входила в построенный на разных уровнях родительский особняк на окраине города, на ее глазах стояли слезы. Мать бросилась к ней со словами утешения. - Бедная девочка, - заговорила миссис Роден. - Для нас с тобой пробил час испытаний. - Да, уймись ты, мама. Где отец? - Он умер. Разве ты не помнишь? - Ах, да. Самое время для него. - Хочешь запеченного тунца? - Предпочла бы чего-нибудь выпить. - Хорошо, дорогая. Похороны через час. Я привела в порядок твое лучшее черное платье. - Я не пойду на похороны. - Дорогая, но ведь он твой отец. - Я приехала сюда не из-за каких-то идиотских похорон. У меня важные дела. - Да, дорогая. Понимаю, - сказала миссис Роден. Холли бесцельно бродила по улицам Денвера, размышляя о таинственной миссии, доверенной ей Кали. Статуя желала, чтобы она покинула Ашрам, это несомненно, - значит, должна быть тому причина, и причина серьезная. Никто ей так и не встретился на пути. Она хотела послужить Кали, принеся той жертву, но все складывалось неудачно. - Знак, - произнесла она вслух. - Мне нужен какой-нибудь знак. И знак был ей дан. Национальная ассоциация ссуд и сбережений горных народов торжественно отмечала свое открытие, которое ознаменовалось вооруженным нападением на банк. Грабитель выскочил из дверей банка с пистолетами наготове. Недрогнувшей рукой он выстрелил и убил полицейского, затем пальнул пару раз в толпу зевак и бросился к бежевому линкольну, припаркованному неподалеку. Холли стояла как раз рядом с передней дверцей. Страшно ругаясь, грабитель отбросил девушку в сторону, прямо на проезжую часть, и распахнул дверцу. Уже забравшись в автомобиль, он, как бы что-то вспомнив, обернулся и нацелил пистолет на Холли. И тут случилось чудо. Худощавый молодой человек с широкими запястьями встал между ними. Холли как зачарованная смотрела, как перестала вдруг существовать передняя дверца. Затем руль, как по мановению волшебной палочки, закрутился на месте и полностью вошел в живот грабителя. Повернувшись, молодой человек остановил уже начавшийся двигаться автомобиль, поставив каблук на бампер в пяти дюймах от головы лежавшей на дороге Холли. Насаженный на руль грабитель беспомощно следил за ним, чувствуя, как его внутренности превращаются в кашу. Потом он осознал, что худощавый молодой человек, который двигался так быстро, что движения его казались смазанными, поднял его в воздух. Пролетая через улицу обратно к банку, грабитель слышал, как ветер свистит в его ушах. Он рухнул прямо посередине сбежавшихся полицейских, которые тут же прижали его к земле. Последнее, что видел грабитель в своей жизни, было отражение в зеркальной витрине мужчины, помешавшего ему бежать. Холли лежала на мостовой, сжавшись в комочек, ее длинные волосы разметались по лицу, словно золотые водоросли. - С вами все в порядке? - спросил Римо, нагнувшись над ней. Взглянув в его лицо, Холли в изумлении раскрыла рот. - Это ты? - сказала она. - О, нет. Выпрямившись, Римо резко отпрянул от девушки, ударившись спиной о телеграфный столб. У него перехватило дыхание, а где-то в животе возникло омерзительное чувство страха. - Пошла прочь, - прошептал он, когда Холли Роден, поднявшись, направилась к нему. - Нет. - В голосе Холли звучало ликование. - Теперь мне ясно. Ты - причина. Она послала меня сюда. Но не убивать. А вернуть тебя. Вернуть Ей. Кали. - Убирайся! Я не понимаю тебя. От тебя разит скотным двором. - Это запах Кали. Он - на моих волосах, - сказала Холли. - Вдохни его поскорей. - Тебе место в городской тюрьме, там и запах твой подойдет, - сказал Римо, отодвигаясь от нее. - Не бойся, - проговорила Холли, нежно улыбаясь. - Я все знаю о тебе. Знаю, кто ты. - Знаешь? - переспросил Римо. Вот теперь, возможно, у него хватит сил убить ее. Слишком сильна причина. Если она знает слишком много, если она представляет опасность для КЮРЕ, для страны... Тогда, может быть, он убьет ее. - Так кто же я? - спросил он. - Возлюбленный Кали. Она избрала тебя и послала меня за тобой, - ответила Холли. Придвинувшись ближе, она обвила руками шею Римо. Запах ее волос волновал его и одновременно вызывал отвращение. Чресла его сладко заныли. - Уходи, - хрипло проговорил он. - Уходи. Холли провела рукой по его бедру, и сопротивление Римо стало ослабевать. Волосы девушки почти касались его лица, едкий запах манил и дразнил, напоминая о чем-то далеком, давно позабытом. - Ты, наверное, ничего не понимаешь, - прошептала ему на ухо девушка. - Но доверься мне. Я знаю твое предназначение. Ты должен ехать со мной. Ехать к Кали. Она подталкивала его вперед, к узкому извилистому проходу между двумя зданиями. У Римо не было сил сопротивляться. - Как тебя зовут, возлюбленный Кали? - спросила она. - Римо, - тупо проговорил он. - Римо. - Девушка наслаждалась каждым звуком его имени. - Я гонец Кали, ее посыльный. Иди ко мне. Ты вкусишь со мной наслаждение, которое Она дарует тебе. Холли поцеловала его. Тошнотворный приторный запах, сулящий острое, извращенное наслаждение, ударил ему в голову и зажег огонь в крови. - Возьми меня, - просила Холли, глаза ее пылали, она явно находилась в трансе. - Возьми то, что дает тебе Кали. - Она тянула его вниз, на скользкие камни, загаженные птичьим пометом, гнилыми капустными листами и выплеснутой кофейной гущей. - Возьми меня здесь, в грязи. Так хочет Она. Холли раздвинула ноги и судорожно глотнула воздух, почувствовав внутри себя обжигающую мужскую плоть. Когда все было кончено, Римо отвернулся к стене дома. Его сжигал стыд, он ощущал себя оскверненным. Холли взяла его руку, но он тут же отдернул ее, словно от прокаженной. - Совсем не в моих правилах - проделывать это в первое же свидание, сказала девушка. - Уходи. - Это была не моя идея. На меня что-то накатило, - оправдывалась Холли. - Слушай, уходи поскорей. - Я кое-что читала о приступах тоски после полового сношения, но то, что происходит с тобой, это уже чересчур. Римо, пошатываясь, поднялся и побрел прочь от молодой женщины, оставив ее лежать на земле в грязном проулке. Он с трудом находил силы, чтобы двигаться. Запах, шедший от девушки, преследовал его, члены словно налились свинцом. - И думаешь, тебе удастся сбежать, - услышал он голос Холли. Она разразилась резким, пронзительным смехом. - Ну, что ж, попробуй, только ты все равно вернешься. Кали хочет тебя. Она приведет тебя к Себе. Вот увидишь. Ты придешь к Кали. По мере того, как Римо удалялся, голос девушки звучал все тише. Но, даже когда он затих совсем, запах не отпускал мужчину, он вился вокруг, словно невидимый дразнящий демон, и Римо понимал, что девушка права. Он не сможет не пойти за ней, хотя в глубине души понимал, что путь этот ведет к гибели. Нет, он ошибся, когда хотел справиться с этой напастью сам. Ему нужна помощь. Ему нужен Чиун. Глава одиннадцатая В гостиничном номере было темно. Комнату освещали только звезды, ярко блестевшие над горами в ночном небе. Римо лежал на матрасе посредине комнаты со сложенными на животе руками - так уложил их Чиун. Старый кореец сидел в позе лотоса у изголовья. - Теперь можешь говорить, - сказал Чиун. - Не понимаю, что творится со мной, папочка. Я думал, что справлюсь сам, но у меня ничего не выходит. - Говори, - мягко попросил Чиун. - Я думал, что всему виной девушка. - Всего лишь девушка? - Необычная девушка, - продолжал Римо. - Исповедует какую-то дикую религию. Когда мы летали на Джаст Фолкс в Северную Каролину, я после полета поехал с ней, и двое ее друзей пытались меня убить. - Ты их убил? - Друзей, да. Но не ее, - ответил Римо. При воспоминании о том дне Римо стала бить дрожь. Но Чиун, даже в темноте ощутив боль ученика, протянул руку и коснулся его плеча, и тело Римо вновь обрело спокойствие. - Я не мог ее убить. Хотя и хотел. Но, понимаешь, она сама жаждала смерти. И еще пела, они все пели, и это сводило меня с ума, мне не терпелось убежать оттуда. Вот почему я отправился в горы - хотел хорошенько все обдумать. Чиун хранил молчание. - И вот сегодня я встретился с ней снова, и мне показалось, что на этот раз я сумею ее уничтожить. Она как-то связана с убийствами в самолетах, и убить ее - мой прямой долг. Но я опять не смог. И все из-за ее запаха. - Какого запаха? - спросил Чиун. - Он похож... собственно, это не совсем запах, - слышался голос Римо во тьме. - Скорее ощущение. - Ощущение чего? Римо тщетно пытался найти подходящие слова. Он только покачал головой. - Не знаю, папочка. Чего-то огромного. Пугающего. Более ужасного, чем смерть. Страшная вещь... Боже, я схожу с ума. Он нервно потер руки, но Чиун перехватил их и снова уложил на солнечное сплетение. - Ты говоришь, они пели? - напомнил Чиун. - А что? - осторожно выпытывал кореец. - Что? Какой-то бред. Даже не знаю. Да здравствует смерть. Да здравствует боль. Она возлюбила это. Говорю тебе, они боготворят смерть, даже собственная смерть их не страшит. Тоже самое было и сегодня вечером. Она сказала, что я должен следовать за ней, и я знал, Чиун, я твердо знал, что убей я ее, она скажет перед смертью: Убей меня, убей меня, убей, потому что так надо. Я не смог ее убить - дал ей уйти. - А почему ты должен следовать за ней? - спросил Чиун. - Потому что я, вроде бы, чей-то возлюбленный. Кто-то хочет меня. - И кто же? - спросил Чиун: - Имя... Странное имя. Думаю, женское, - сказал Римо. - Как же?.. Он замолчал, пытаясь вспомнить. - Кали? - тихо выдохнул Чиун. - Вот-вот. Кали. Откуда ты знаешь? Римо услышал, как Чиун тяжело вздохнул, а потом его голос снова зазвучал, как обычно. - Римо, мне нужно срочно встретиться с императором Смитом. - Это еще зачем? - спросил Римо. - Он-то здесь причем? - Он поможет мне подготовиться к путешествию. Римо удивленно взглянул на старика. Даже во тьме его глаза способны были прозревать многое. Выражение лица Чиуна говорило о внутренней муке и решимости. - Я должен ехать в Синанджу. - Зачем? И почему именно теперь? - Чтобы спасти твою жизнь, - ответил Чиун. - Если еще не поздно. Глава двенадцатая Харолд В. Смит торопливо вошел в номер денверского мотеля. - Что стряслось? Что за важное дело такое, что вы не решились обсуждать его по телефону? - Не смотрите на меня так укоризненно. Не я вас вызывал, - сказал Римо, не поднимая глаз от журнала, который небрежно листал. Чиун сидел в углу комнаты на соломенной циновке. Смит перевел взгляд на него, и старик медленно поднял голову. Смиту показалось, что кореец не видел его. - Оставь нас одних, Римо, - тихо попросил Чиун. Римо с силой захлопнул журнал. - Ну и ну, Чиун. Не слишком ли много себе позволяешь? Даже от тебя я такого не потерплю. - Я же попросил тебя - оставь нас, - рявкнул старик, лицо его налилось кровью. Римо швырнул журнал на пол и вышел из комнаты, хлопнув дверью. - Дела плохи? - спросил Смит. - Пока еще не совсем, - бесстрастно отозвался старик. - А-а, - произнес Смит. Чиун молчал, и Смит почувствовал себя неловко. - Э-э, могу я сделать что-нибудь для вас, Чиун? - Смит взглянул на часы. - Я прошу немного, император, - сказал Чиун. Смит сразу же решил, что старик хочет возобновить переговоры об увеличении жалования. Всякий раз, как Чиун заявлял, что ему много не нужно, оказывалось, что только золото может спасти его от вечного позора в глазах потомков. Смит испытывал яростный прилив гнева, что совсем не было ему свойственно. На КЮРЕ оказывал сильное давление Белый Дом, требуя положить конец убийствам на авиалиниях. Интернэшнл Мид-Америка потерпела полный крах, и, кто знает, сколько еще авиалиний ждал такой же конец. Средства массовой информации посеяли в населении панику: все опасались летать самолетами. Цивилизация, которая, по большому счету, представляла из себя обмен продуктами производства и идеями, оказалась в опасности. А Чиун продолжает выколачивать из него деньги. - Если вы помните. Мастер Синанджу, вы сказали, что ситуация с Римо выправляется. - Он со значением взглянул на ничего не выражающее лицо Чиуна. - И вот я приезжаю сюда, и что я вижу - он бездельничает и читает журналы. А как же ваше обещание? То, что вы дали за дополнительное золото? В нашу последнюю встречу. Помните, Чиун? С