мит изо всех сил старался сдержать охвативший его гнев, но лицо выдавало его. - Это было нечестно, - тихо проговорил Чиун. - Не понял. - Это было нечестно, - повторил Чиун. - Нет, это было честно, - рявкнул Смит, уже не пытаясь скрыть раздражение. - Вы пообещали, что за девять мер золота, доставленных в Синанджу, заставите Римо снова взяться за работу. Если он все же отказался... - Не вы поступили нечестно, - прервал его Чиун. - Не вы, о, достойный император, а я. - Старик стыдливо потупил глаза. - Ясно. Вы хотите сказать, что Римо отказывается работать даже за дополнительное вознаграждение. - Он не отказывается работать. Он просто не может. - Почему? - спросил Смит. - Он что, болен? - Римо охвачен страхом. Смит почувствовал, что сейчас взорвется. Страхом! А сколько раз сам Смит испытывал страх? Сколько раз смотрел в лицо смерти? Он не был от природы так щедро физически одарен, как Римо, и, естественно, не прошел такой тренировки, и все же, когда наступал критический момент, Харолд Смит преодолевал страх и продолжал действовать. Страх не оправдание. На каменистой земле Нью-Гемпшира, где взрастал Смит, бытовала поговорка, которую впитала его суровая душа: Глаза боятся, а руки делают. - Ему надо преодолеть страх, - жестко произнес Смит. - Я неточно выразился, император, не страх останавливает Римо. Он докопается до причины авиационных убийств хотя бы потому, что не сможет противостоять желанию раскрыть преступление. А докопавшись, вступит в схватку. - Тогда в чем проблема? Чиун вздохнул. - Римо не выйдет из схватки живым. Сняв шляпу, Смит крутил ее в руках. - Откуда вам это известно? - Известно. Больше я ничего сказать не могу. Вы не принадлежите к Синанджу, и потому вряд ли поверите моему рассказу. Старик погрузился в молчание. Смит продолжал теребить шляпу. - Значит, это конец? - наконец проговорил Смит. - Конец Римо? И нашей совместной работе? - Возможно, - ответил Чиун. - Не буду притворяться, что я хоть что-то понимаю, - сказал Смит. - И не представляю, что бы я мог сделать, даже если бы понимал. Он бросил взгляд на дверь, но тут заговорил Чиун: - Не спешите уходить, император. Я придумал, как можно ему помочь. Смит поджал губы. Началось, подумал он. Только на этот раз все обставлено более драматично. - Видимо, надо опять увеличить вам жалование, Чиун. Я очень занят. И за этим не стоило вызывать меня сюда. Если вам нужно больше золота, можно сказать об этом по телефону. И хочу вам сказать, что я разочарован. Очень. Он повернулся, чтобы уйти. - Мне не нужно золота, - раздался голос Чиуна. Рука Смита, уже лежавшая на дверной ручке, замерла. - Тогда в чем же дело? - Мне необходимо ехать в Синанджу, - ответил Чиун. - Об этом не может быть и речи. Такие вещи обговариваются заранее. - Другого выхода нет, - произнес Чиун. - Это невозможно. - В моей деревне есть одна вещь, которая может спасти Римо, - сказал Чиун. - А вы заодно получите внеочередной отпуск, - ядовито заметил Смит. - Знаете притчу про мальчика, который регулярно обманывал пастухов, крича, что к их стаду крадется волк. Так вот, Чиун, вы кричали волк! слишком часто. Смит распахнул дверь. - Подождите! - голос Чиуна прогремел как электрический разряд. Плавно, одним движением, словно завился клуб дыма, он поднялся на ноги, подошел к двери и закрыл ее. - Я беру назад свою просьбу, - сказал он. - Простите? - О прибавке к жалованию. О дополнительных четырех мерах золота, о которых, кстати, Римо и не просил. Мне самому хотелось повысить благосостояние деревни. Я отказываюсь от золота ради возможности побывать в Синанджу. Но ехать мне надо немедленно. Смит внимательно вгляделся в лицо старика. Впервые на его памяти Чиун отказывался от золота. - Значит, это так серьезно? Так важно для вас? - Да, император. - И вы искренне думаете, что ваша поездка поможет Римо? - Полностью не уверен. Но хочу попробовать, - ответил Чиун. - Может, вы объясните мне... - То, что вы не сможете меня понять, вовсе не умаляет вашего величия, император. В мире есть вещи, которые никто не поймет, кроме меня. Ведь я - ныне правящий Мастер Синанджу: вся история мира распахнута предо мной. Мне нужно ехать немедленно. Они посмотрели друг другу в глаза. Смиту неожиданно открылось, как стар и хрупок Чиун. Наконец американец согласно кивнул: - Ладно. Поедете со мной в Фолкрофт. Прикажу приготовить для вас реактивный самолет и подводную лодку. - Благодарю, император. Но прежде мне надо еще раз увидеть Римо. - Я пришлю его, - сказал Смит. - Рад, что вы хорошо поболтали, - заявил Римо, плюхнувшись на стул. - Мы не говорили о твоих делах. Правда, не говорили, - сказал Чиун. - Старый обманщик. Думаешь, я родился только вчера? И ничего не знаю о вашем давнем уговоре убрать меня, если дела пойдут плохо? Если я не смогу больше работать? - Нашел, что вспомнить. Тогда я еще не знал тебя и не представлял, кем ты можешь стать, - ответил Чиун. - Разговор шел о другом. Римо некоторое время всматривался в лицо Чиуна, а потом обхватил голову руками. - А может, так было бы лучше, - проговорил он. - От меня... ничего не осталось. Это все нарастает, Чиун. Запах ощущения. Я подавлен всем этим и не могу от него отделаться. - Тебе и не удастся, - сказал Чиун. - Я теряю рассудок. Все мои мысли только об этом. Наверное, тебе стоило бы вспомнить наш старый уговор и отправить меня далеко-далеко. Сделать это так просто - когда я не смотрю на тебя. Нет. Сделай это, когда смотрю. Мне хочется убедиться, что ты держишь прямо плечо. Римо улыбнулся своей шутке, понятной только им двоим. Десять лет находился он в полном подчинении у Чиуна, учившего его премудрости Синанджу, пока не постиг всего необходимого. Но Чиун никогда не хвалил ученика, а если Римо выполнял задание безукоризненно, тогда Чиун, не желая, чтобы Римо зазнавался, придирался, говоря, что ученик скашивает плечо, а тот, кто не приучается держать плечо прямо, никогда ничего не добьется. Но Чиун даже не улыбнулся. - Я никогда не причиню тебе вреда, что бы там ни говорилось в контракте у императора, - сказал он. Римо промолчал, а Чиун продолжал: - Я лучше расскажу тебе одну историю. Римо помрачнел. - Может, лучше все-таки убьешь меня. - Замолчи, бледнолицая поганка. У меня мало времени. Мне надо рассказать тебе о Лу Опозоренном. - Ты уже рассказывал мне эту историю. Лу прогнал разбойников с дорог Рима, а потом выступил в цирке. И так далее... - Я говорил тебе, что у этой истории есть продолжение, - настойчиво произнес Чиун. - И сейчас я собираюсь рассказать тебе, что было дальше. Но никогда и никому - ни слова об этом: последние годы жизни Лу - великая тайна, известная только Главному Мастеру. Я нарушаю традицию, открывая тебе эту тайну. - Должно быть, он сделал что-то очень дурное, - ядовито произнес Римо. - Что бы это могло быть? Здесь явно не обошлось без денег. Ведь самое худшее, что может совершить Мастер, - это не получить достойную плату за работу. Мастер Лу Неоплаченный. Немудрено, что его имя предано позору. Чиун не обратил внимания на насмешки ученика. Закрыв глаза, он заговорил на корейском, голос его звучал напевно, речь ритмически напоминала древнюю поэзию. Так он поведал Римо продолжение истории о Мастере Лу, который, покрыв себя несмываемым позором на аренах Рима, покинул этот порочный город и отправился странствовать по неведомым землям Азии. Но эти странствия, как поведал Чиун, не вносили мир в сердце Лу, пока однажды, когда взошли, закатились и снова взошли все луны года, он не добрался до небольшой деревушки высоко в горах Цейлона. Деревушка эта, гораздо меньше Синанджу, отстояла далеко от других поселений, и люди в ней жили своей, обособленной жизнью. Жители ее были очень красивы, такой тип красоты еще не встречался Мастеру в его скитаниях. Кожа их была не белой и не черной, не красной и не желтой - жители Батасгаты, так звалась деревушка, как бы соединяли в себе все земные расы, не принадлежа ни к одной. Никто в Батасгате не ведал, откуда пошел их род, они просто жили, всем сердцем любя свою землю и родную деревню и радуясь общению с земляками. В знак благодарности люди воздвигли в деревне глиняную статую. Она изображала женщину, прекраснее которой они никого не могли представить, и стали поклоняться статуе, дав ей имя Кали. Но с появлением статуи жизнь жителей изменилась. Люди забросили поля и стада, отдавая все время своей обожаемой Кали. Но хотя Богине была мила их любовь, Кали хотела большего, чем гирлянды из цветов и молитвы, написанные на бумаге, сложенной в форме разных животных. Кали жаждала крови. Верующие считали, что, если Богине регулярно приносить кровавую жертву, та воздаст им за любовь сторицей. Но никто в деревне не хотел пожертвовать собой или кем-то из близких. И вот тогда-то и объявился в Батасгате Лу. - Это знак, - заговорили почитатели Кали. - Странник появился как раз вовремя, и его надо принести в жертву Кали. Четверо сильных мужчин набросились на путника, пытаясь его убить. Но Лу был Мастером Синанджу, самым великим наемным убийцей мира, и вскоре все четверо лежали перед ним мертвые. - Кажется, они просто спят, - проговорила одна женщина. - На них совсем нет крови. И тогда заговорил старейшина деревни. Приход Мастера Лу был, по его словам, действительно, знаком Богини, но не странник должен был стать жертвой, он - лишь орудие. Старейшина приказал отнести тела четырех мужчин к подножью статуи, чтобы увидеть, ублаготворила ли Богиню непролитая кровь жертв. На закате крестьяне с молитвами отнесли тела к статуе и разошлись по домам. Утром следующего дня жители увидели результаты своего жертвоприношения: у статуи выросла новая рука. - Чудо! - возопили жители. - Знак Кали! - Смерть любезна ей! - Она возлюбила ее! - Убивай для Кали! - Убивай! - Убивай! - Убивай! Оказывая всевозможные знаки почтения, жители подвели Лу к статуе, и старейшина вновь обратился к Богине. - Глубокопочитаемая нами Кали, - сказал он, - этот странник убил этих людей в Твою честь. Он не пролил ни капли крови, дабы они могли целиком перейти к Тебе. Если появление новой руки было Первым чудом, то теперь Кали явила им Второе. Глаза статуи устремились на стоящего перед ней Лу, и уголки ее губ скривились в усмешке. Пораженные жители пали ниц, преисполненные почтительного благоговения к Богине и к избранному ей мужчине, и тут произошло Третье чудо. От статуи заструился аромат, распространяясь вокруг. Мастер Лу запустил руку в карман кимоно и вытащил оттуда желтый платок - им он хотел защититься от запаха, но тот был слишком сильным и, не в силах сопротивляться ему, Лу упал на колени, целуя ноги статуи и глядя на нее взором, исполненным любви. - Она завладела им, - сказал Старейшина. - Кали совершила брачный обряд. Лу испугался странной власти изваяния. Сначала он не стал разубеждать жителей деревни, веривших, что он дорог их самодеятельной Богине, потому что боялся наказания за убийство их четырех односельчан. А потом, когда пошел второй месяц его пребывания в деревне, свершилось Четвертое чудо Кали, заставившее его бояться не только за свою жизнь. Останки первых четырех жертв давно уже превратились в прах и были захоронены, когда Богиня вновь возжаждала крови. - Она требует новых жертв, - объявил Старейшина, но Лу отказался стать орудием бессмысленного убийства для ублажения куска глины. - Она все равно заставит тебя убивать ради Нее, - предсказал Старейшина. - Никто не может заставить Мастера Синанджу поднять руку против его воли, - гордо заявил Лу и пошел к тому месту в центре деревни, где стояла статуя. - У тебя нет власти надо мной, - сказал он изваянию, вложив в эти слова весь пыл души. Но этого оказалось недостаточно. Статуя вновь стала источать женский аромат, вскруживший голову Лу, и слепая, неподвластная ему похоть охватила Мастера. - Он готов снова убивать, - сказал Старейшина. Жители возбужденно зашумели. - Кого он изберет в жертву? - Он никого не изберет, - ответил Старейшина. - Это сделает Кали. - Каким образом? - Мы узнаем. Она подаст нам знак, - сказал Старейшина. И Богиня действительно подала знак - это и было Четвертым чудом. На лбу Старейшины появилась бледно-синяя точка. Жители деревни взирали на чудо с изумлением, а точка, между тем, темнела. - Она выбрала Старейшину, - закричали люди. - Нет! - Лу изо всей силы старался освободиться от страшной силы, которая овладевала им, и пытался отойти от статуи. - Я не буду ... убивать. Но старейшина понимал, что Богиня, которую создали он и его народ, удовлетворит только его смерть, и потому, обнажив шею, склонил голову пред Мастером Лу. Лу издал мучительный крик, но даже высокоразвитое чувство справедливости Синанджу не смогло противиться гневу Богини, и тот, вскипев в нем направил его могущественные руки. Вытащив опять желтый платок, он обернул его вокруг шеи старика и сильно затянул. Мгновение - и Старейшина лежал, поверженный, у подножья статуи. Лу рухнул рядом, вопль поражения вырвался из глубины его отныне порочной души. А статуя усмехнулась снова... - Ладно, Чиун, - с отвращением произнес Римо. - Статуя? Улыбнулась? Не морочь мне голову. - Некоторые вещи становятся реальностью прежде, чем обретут форму, - сказал Чиун. - Вот, смотри. Я покажу тебе. - Он приподнял деревянный стул, стоящий у письменного стола. - Ты не будешь отрицать, что это стул, правильно? - Согласен. Стул, - признал Римо. Склонившись над столом, Чиун набросал на листе бумаги рисунок того же самого деревянного стула. - И это тоже стул? - Да. Полагаю, что так, - осторожно согласился Римо. Чиун спрятал руки в рукава кимоно. - А вот здесь ты, Римо, ошибаешься. Ни эта деревяшка, ни лист бумаги, разрисованный чернилами, - не есть стул. Они играют его роль только потому, что тебе так удобно. - Гм. - Настоящий стул находится в твоем сознании, сынок. Хотя и он уже вторичен. Первый оригинальный стул - это идея в сознании кого-то, давно забытого. Но реальна именно идея. Материальное воплощение - только ее дом. - Для меня все это несколько сложно, - сказал Римо. - Философствовать - не мое предназначение. Мое предназначение - убивать людей. - Нет. Твое предназначение - быть великим наемным убийцей. Но ты в своем упрямстве низводишь свое мастерство до примитивного убивать людей. Именно до этого скатился Мастер Лу, став заурядным убийцей у подножья статуи Кали. Он не был больше Мастером, он стал убивать людей, оказавшись во власти настоящей Богини - силы, воплотившейся в куске глины. Но сила-то была и прежде воплощения. - Зачем ты говоришь мне все это? - спросил Римо. Лицо Чиуна выражало сильное душевное волнение. - Я хочу, чтобы ты во всем разобрался, Римо. Не сомневаюсь, что ты встретился с той же силой, что и Мастер Лу. - Посещение Цейлона до Рождества не вписывается в мои планы, - сказал Римо. Чиун вздохнул. - Если ты ощущаешь присутствие Кали здесь, значит Она не на Цейлоне, - терпеливо объяснил старик. - Кто тебе сказал, что я ощущаю чье-то присутствие? Меня преследует запах. В этом нет ничего сверхъестественного. Может, мне надо всего лишь сменить дезодорант. - Помолчи и дай мне рассказать историю до конца. - Хорошо, только я никак не уразумею, какое отношение это все имеет ко мне. - Со временем поймешь. Позже. А теперь выслушай меня. - Лу совершал убийства одно за другим для Богини, и с каждой новой смертью его силы и мастерство таяли. Каждый раз, когда тела с синей меткой на лбу замирали у его ног. Лу падал с рыданиями на землю, и ему казалось, что он совокупляется с изваянием, даря ей свое семя. На следующее утро после очередного убийства, у Богини отрастала новая рука, а Лу уводили отдохнуть на ложе из цветов. Там он спал несколько дней кряду - так много сил затрачивал он на эти ритуальные убийства. Теперь он принадлежал Кали, и мастерство Синанджу, в котором Лу совершенствовался всю жизнь, служило теперь только желаниям его любовницы. Спустя два года, почти все население Батасгаты было принесено в жертву Богини, а сам Лу, состарившись прежде времени, стал слабым, больным человеком. Среди людей, наблюдавших его постепенное угасание, была одна девушка, служительница Кали. Молодая и красивая, она всем сердцем принадлежала Богине, но ее удручал несчастный вид некогда цветущего мужчины, от которого теперь остались только кожа да кости и который проводил время в постели, поднимаясь только для того, чтобы совершить очередное убийство. Остальные жители деревни боялись Мастера Лу и заходили к нему только по праздникам, но эта девушка осмелилась войти в его убранную цветами хижину из соломы и стала ухаживать за ним, пытаясь вернуть ему здоровье. Она не добилась больших успехов, физическое состояние Лу по-прежнему оставляло желать лучшего, но общество молодой женщины облегчило израненное сердце Мастера. - Ты не боишься меня? - спрашивал он. - Почему мне надо тебя бояться? Ты можешь убить меня? - Никогда я не убью тебя, - обещал Лу. Но девушка ему не поверила. - Конечно, убьешь, - сказала она, - как убил всех остальных. Воля Кали сильнее воли человека, даже такого великого, как ты. Но смерть настигает каждого, и тот, кто боится смерти, непременно боится и самой жизни. Нет, я не боюсь тебя. Мастер Лу. И тогда Лу залился слезами, ибо боги Синанджу, несмотря на всю глубину его падения и то, что он предал все, чему его учили, послали ему любовь. - Я должен уйти отсюда, - сказал он девушке. - Ты поможешь мне? - Я пойду с тобой, - ответила она. - А как же Кали? - Кали принесла нам только смерть и печаль. Она наша богиня, но я покину Ее. Мы отправимся к тебе на родину, где мужчины, подобные тебе, живут спокойно. Лу притянул к себе молодую женщину и заключил ее в объятия. Она раскрылась ему навстречу, и тогда в тишине этой комнаты, где томилась душа, Лу подарил гостье свое настоящее семя. Не остатки истерзанной мощи, которую жадно забирала себе Кали, а свободное излияние незамутненной души. Этой же ночью, в полном мраке, они покинули деревню и месяц за месяцем двигались в сторону Синанджу. Иногда на Лу накатывала неудержимая страсть к Кали, и тогда он умолял жену связать его веревками, пока аромат Кали не улетучивался из его ноздрей. Жена повиновалась, радуясь, что Лу доверяет ей. А тем временем его семя понемногу росло в ее животе, и скоро она должна была родить... - Твой сын, - сказала она, показывая Лу дитя. Лу был счастлив как никогда. Ему хотелось во весь голос кричать о своем счастье, но никто не знал его в стране, через которую они шли. Двигаясь вперед миля за милей, Лу не переставал благодарить судьбу, подарившую ему женщину, которая настолько сильно любила его, что увела от злой Богини и подарила сына. Земля, по которой они шли, казалась очень знакомой. - Что это, Синанджу? - думал Лу. Но местность эта не напоминала родину: растительность здесь была пышной и сочной, а природа его родного края отличалась суровой и холодной красотой. - Ничего похожего на Синанджу. Что же это? Когда Лу взобрался на вершину горы, то вскрикнул от удивления. Под ним, в узкой горной долине, лежала деревушка Батасгата. - Кали привела меня назад, - прошептал Лу. Надежды не оставалось. Он вернулся на стоянку, где его ждала жена с младенцем, чтобы сообщить ей ужасную новость. Взглянув на жену, он затрясся от страха. На лбу любимой темнела синяя точка. - Только не ее! - вскричал Лу. - Лу... Лу... - Его добрая жена пыталась подняться и найти веревки, чтобы связать мужа, но она еще не оправилась после рождения сына и еле двигалась. Она молила его быть сильным, но сила мужа уступала силе Кали. Он хотел было отрубить себе руку, чтобы предотвратить беду, но Кали не допустила этого. Медленно извлек он из кимоно желтый платок, накинул его на шею любимой и затянул так туго, что жизнь ушла из ее тела. Когда все было кончено, и Лу лежал, сам полуживой, рядом с телом прекрасной женщины, которая безгранично любила его, он понял, что надо делать. Сняв кольцо с пальца жены, которую убил, несмотря на всю любовь к ней, он похоронил ее при свете луны. Вознеся молитвы древним богам Синанджу, Лу, взяв на руки младенца, направился в деревню. Постучавшись в первый же дом, он передал хозяевам новорожденного. - Воспитайте его, как собственного сына, - сказал он, - потому, что я не переживу сегодняшнюю ночь. И он пошел в одиночестве к статуе Кали. Та улыбнулась ему. - Ты погубила меня, - сказал Лу. В ночной тишине в глубине его сознания прозвучал ответ статуи. - Ты хотел предать меня. Это тебе наказание. - Я приготовился к смерти. Дотронувшись до кольца жены, он почувствовал, как прибывают силы. - Ты умрешь, когда я захочу, - сказала Кали. - Нет, - произнес Лу. На какое-то время былая сила вернулась к нему, и он прибавил: - Я - Мастер Синанджу. Это ты умрешь, когда я захочу. А именно - сейчас. С этими словами он обхватил статую и оторвал ее от земли. Глиняная плоть Кали обжигала его, множество рук тянулось, чтобы выдавить ему глаза, но ничто не могло остановить Лу. Он нес статую через горы к морю, и с каждым шагом муки его росли, но и прибывала сила, любовь и память о той, что возродила в нем надежду и которую он так жестоко убил собственным руками; и он упрямо шел дальше. Когда он достиг прибрежных скал, Богиня вновь заговорила с ним. - Ты не можешь меня уничтожить, жалкий осел. Я вернусь. - Будет поздно. Меня не будет на свете, - сказал Лу. - Тебя не будет, но будет жить твой потомок. Он станет моим рабом, и я вымещу свою месть на нем, хотя вас с ним разделяет много тысяч лун. Он будет орудием моего мщения, и сила моего гнева проявится через него. Собрав последние силы, Лу сбросил статую со скалы. Она бесшумно погрузилась в синюю бездну. А когда рассвет принес с собой первый солнечный луч. Мастер Лу записал эту историю кровью на тростнике, росшем на краю обрыва. С последним вздохом он продел тростник в кольцо своей жены и умер. - Братья Гримм, - фыркнул Римо. - Волшебная сказка. - Тот тростник сохранился. - Каким образом? Если Лу умер в некой мифической деревушке, на Цейлоне, как тростник оказался в Корее? - Неисповедимы пути судьбы, - произнес старый кореец. - Тело Лу нашел торговец, знавший много языков, он-то и доставил тростник в Синанджу. - Ничего не скажешь - повезло торговцу, - съехидничал Римо. - Зная нравы вашей деревни, думаю, ему перерезали глотку. - Никто его пальцем не тронул. Он прожил долгую жизнь среди богатства и роскоши, в окружении жен и наложниц. - Но из деревни ему уехать не разрешили? Так? - спросил Римо. Чиун только пожал плечами. - Кто захочет по своей воле покинуть Синанджу? С улицы донесся автомобильный гудок, и Римо, раздвинув шторы, посмотрел вниз. - Это Смитти. Узнаю его развалюху. - Он приехал за мной, - сказал Чиун. - Куда это вы собрались? - Я уже говорил. Еду в Синанджу. - Буду ждать твоего возвращения здесь. Чиун печально улыбнулся. - Хорошо, если твои слова окажутся правдой. Но если ты все же покинешь эту комнату, дай мне знать, чтобы я мог тебя найти. - А зачем мне уходить отсюда? В Денвере можно свихнуться с таким же успехом, как и во всех других местах. - Ты не останешься здесь, - сказал Чиун. - Только не забывай о судьбе Лу. Старик подобрал кимоно и заскользил к двери. - Ты обещаешь мне? Не забудешь мой рассказ, Римо? - Не знаю, какое он имеет ко мне отношение, - отнекивался Римо. - Я не потомок Лу. Я родом из Нью-Джерси. - Ты следующий Мастер Синанджу. Непрерывная тысячелетняя цепь времени связывает тебя с Лу Опозоренным. - Ты только зря тратишь время, отправляясь в это путешествие, - сказал Римо. - Помни о Лу. И не делай глупостей в мое отсутствие, - наставительно произнес Чиун. Глава тринадцатая Если Бен Сар Дин что-то и понял за время своего пребывания на посту главы религиозной общины, то, главным образом, одно: не надо доверять человеку, исповедующему какую-нибудь из множества индийских религий. Именно поэтому он испытывал определенные сомнения по поводу О.Х. Бейнса, хотя и не мог бы сказать, чем они вызваны. Ведь если бы он, нарушив многовековую традицию своей семьи, решил сказать раз в жизни правду, то ему пришлось бы признать, что у Кали не было более пылкого почитателя, чем этот функционер из авиабизнеса. Теперь у Бейнса вошло в привычку ночью спать в ашраме, на полу, свернувшись клубочком у подножья статуи, чтобы, по его словам, эти ненормальные не нанесли ущерба Нашей Богине. Днем он тоже целыми днями торчал в ашраме, а когда Бен Сар Дин спросил, не требуют ли дела его присутствия в офисе авиакомпании, Бейнс только улыбнулся и ответил: - Там все идет хорошо и без меня. Ведь мы, - безопасная авиалиния. Никаких смертных случаев. Нам уже даже реклама не нужна. Люди выстраиваются в очередь, чтобы купить билеты на рейсы Джаст Фолкс. Но не хотел ли Бейнс чего-нибудь еще? - задавал себе вопрос Бен Сар Дин. Американец заключил с ним сделку, и теперь полеты на Джаст Фолкс не заканчивались смертями. Однако Бейнс мог получить и больше. Иметь, например, процент с дохода. Или при помощи заказных убийств сводить счеты с врагами. Но Бейнс, казалось, ничего этого не хотел. По его словам, он жаждал только одного - служить Кали. Все эти годы я служил Маммоне, крупному бизнесмену, - говорил Бейнс, кладя свою большую руку на кругленькое мягкое плечико индуса, - пора послужить тому, во что веришь. Чему-то более великому, чем ты сам. Бейнс уверенно произносил эти слова, а в это утро его речь звучала еще более убедительно. Он вбежал в кабинет, который Бен Сар Дин отгородил себе в гараже через дорогу, помахивая веером из авиационных билетов. - Она все предусмотрела. Она все предусмотрела! - кричал Бейнс. - Что предусмотрела? - спросил Бен Сар Дин. - И кто такая Она? - Наша благословенная Кали, - проговорил Бейнс. - Слезы радости струились по его щекам. - Я провел всю ночь у ее ног. Больше никого в ашраме не было. А проснувшись, увидел в Ее руках вот эту пачку. - Он помахал билетами. - Чудо, - прибавил он. - Она явила нам чудо. Бен Сар Дин внимательно изучил билеты. Все они были на рейсы компании Эйр Юуроп, их количества хватило бы, чтобы заполнить целый самолет. Телефонный звонок в авиакомпанию подтвердил, что за билеты заплачено наличными, но никто не смог вспомнить, кто их приобрел. Бен Сар Дин нервничал. Бог - это одно, а вот чудеса - это совсем другое. - Разве это не великолепно? - сказал Бейнс. - Это, конечно, экономит нам деньги, - признал Бен Сар Дин. - Сегодня же их раздадим. И еще - много румалов. - Отдаем румалы - получаем назад большие бабки, - сказал Бейнс. - И все, благодаря Кали. О, Кали, будь благословенна! И покинув кабинет Бен Cap Дина, Бейнс вернулся к себе в офис, позади ашрама, где прежде жил Бен Cap Дин. Когда через некоторое время Бен Cap Дин зашел к Бейнсу, тот, заткнув одно ухо пальцем, орал в телефонную трубку. - Конечно, Херб, дружище, - истошно вопил он. Ему приходилось так орать, потому что крики и песнопения, доносившиеся из ашрама, можно было записывать на сейсмограф. - Нет, - кричал Бейнс. - Сам я поехать не могу. Сейчас я очень занят своими религиозными делами. Но, думаю, что Эвелин и детям неплохо бы проветриться, тем более, что они так привязаны к тебе и Эмми. - Убивай ради Кали! - неслось из соседнего помещения. - Убивай, убивай, убивай! Бейнс повесил трубку и, встретив недоуменный взгляд Бен Cap Дина, объяснил. - Говорил с соседом, Хербом Палмером. Я отправляю жену с детьми, а также его с супругой развлечься в Париж. Кали ведь не нужно, чтобы мы только работали...к тому же билеты сами нам в руки свалились... и почему нам не воспользоваться? - Действительно, почему бы и нет? - сказал Бен Сар Дин. Такие вещи он понимал. Мелкая кража. Бейнс присвоил лично для себя пять авиабилетов. Ясное дело. Теперь, по крайней мере, он знал, что ничто человеческое Бейнсу не чуждо. - Может, не следовало так поступать? - взволнованно спросил Бейнс. - Может, вы сочтете мой поступок плохим? - Нет, что вы! - в тон ему ответил Бен Сар Дин. - Ничего плохого в этом нет. Отдых пойдет на пользу вашей семье. В кабинет, оттеснив Бен Сар Дина, вошли дети Бейнса, а за ними прошествовала и сама миссис Бейнс. - Убивай ради Кали, - серьезно произнес Джошуа Бейнс и, вытащив из кармана бутылку с чернилами, вылил ее содержимое на стол папочки. - Ну не шутник ли он? - восхитилась миссис Бейнс. - Убивай, убивай, убивай! - Джошуа сложил самолетик из деловых бумаг отца. - Он говорит совсем, как взрослый, - сказала миссис Бейнс с повлажневшими глазами. Дочка Бейнсов смачно выругалась. - С тех пор, как они здесь, у них полностью отсутствуют запреты, - проговорила миссис Бейнс, расточая своим деткам воздушные поцелуи. - Все эти разговоры об убийствах отбивают у них охоту шляться по улицам. И я полностью убеждена, что у Джошуа нет никакой тяги к алкоголю или к девицам. - Убивай! - нараспев произнес Джошуа. - Разве это не мило? - умилилась миссис Бейнс. - Прямо сердце согревает, - согласился Бейнс. - А ты вижу, ничего не заметил, - укоризненно проговорила женщина. - Чего не заметил? - Сари. - Она покрутилась, демонстрируя обнову. - Видишь ли, я решила приспособиться к нашему новому стилю. Мне не нужны теперь собственный модельер, благотворительные балы и постоянная горничная. Меня вполне устраивает жизнь в мотеле. Я последовала за своим мужем, чтобы вкусить духовных плодов простой, естественной жизни. Ты гордишься мной, дорогой? Песнопения в соседней комнате раздавались все громче, и Бен Cap Дин был вынужден пойти к ученикам и немного усмирить их, пока соседи не вызвали полицию. Но просьбу его не уважили, кто-то даже запустил в его сторону горшок для благовоний. Когда Бен Сар Дин вернулся в кабинет, Бейнс как раз говорил жене: Херб Палмер и Эмми тоже поедут с вами. Я подумал, что для вас это будет хорошей разрядкой. - Я хочу остаться здесь и убивать для Кали, - заявил упрямо Джошуа. - И я, - поддержала его сестра. - Они все время спорят, - сказала миссис Бейнс с улыбкой. - Не тревожься, - успокоил жену Бейнс. - Я уговорю их. - Он проводил жену до дверей кабинета и после ее ухода поднял глаза на Бен Сар Дина, который пожаловался ему: - Они меня больше не слушают. Кто-нибудь из соседей может вызвать полицию. - Возможно, они прислушаются ко мне, - предположил Бейнс. - Ведь я - один из них. - С какой стати им слушать вас, - сказал Бен Cap Дин. - Ведь вы даже не Святой. - Тогда сделайте меня Святым. Индус покачал головой. - Вы попали к нам случайно, заставили мой кабинет компьютерами, приглашаете разных ненужных людей на наши моления. Не думаю, что вы готовы к миссии Святого. - А, может, спросить у самих молящихся? - и Бейнс сделал шаг к двери. - Добро пожаловать в ранг Святых, о, Главный фанзигар, - поторопился сказать Бен Cap Дин и с угрюмым видом поплелся к себе. Закрывая за собой дверь, он увидел, как Бейнс обнял за плечи детей и притянул их к себе. О.Х. Бейнс стоял на возвышении рядом со статуей Кали, глядя на собравшихся в ашраме. В помещении яблоку упасть было негде. Каждый день приносил Богине новых почитателей, и Бейнс, видя это, ощущал прилив гордости. - Братья и сестры по вере в Кали, - нараспев произнес он. - Я ваш новый Главный фанзигар. - Убивай для Кали, - пробормотал кто-то. - Истинно так, - сказал Бейнс. - И Она посылает нам для этого вот эти билеты. Бейнс помахал ими над головой. - Все билеты на самолет Эйр Юуроп, следующий до Парижа, - сказал он. - Самолет целиком ваш. Кали подумала обо всем. - Она всегда все предусматривает, - поддакнула Холли Роден. - Ей это нравится, - прибавил кто-то другой. - Вот как мы поступим, - начал Бейнс. - Два самолета этой авиакомпании следуют до Парижа с разрывом в один час. У нас билеты на первый самолет. Вы заполняете самолет и летите до места назначения. Там дожидаетесь прилета второго самолета, подбираете себе жертву и работаете для Кали. У меня нет желания, чтобы кто-то с этого самолета вернулся в Соединенные Штаты. Ни один. И Она хотела этого, когда послала нам столько билетов. - Она мудра, - пробурчал кто-то из передних рядов. И наш Главный фанзигар тоже, - прибавил другой, и все стали скандировать: Да здравствует наш Главный фанзигар! - пока Бейнс, залившийся краской, не остановил их движением руки. - На нас падает только слабый отблеск ее великой славы, - произнес он и, услышав, как по залу волнами прокатились призывы, уважительно склонил голову. - Убивай для Кали! - Убивай для Кали! - Убивай для Кали! - Скажем это все вместе, братья и сестры! - предложил Бейнс. - Убивай для Кали! Когда возбуждение в зале достигло критической точки, Бейнс швырнул билеты в толпу, вызвав восторженные вопли учеников. Среди молящихся Бейнс разглядел своего сына. Он стоял, сложив руки; между его большим и указательным пальцами торчал билет. Бейнс подмигнул, и мальчик ответил ему понимающей улыбкой. Глава четырнадцатая Ученики разошлись, и двери ашрама были заперты. На улице раздавались гудки автомобилей, и чье-то пение. Было десять часов утра и наклюкавшиеся с утра пьяницы уже перекрикивались друг с другом. - Эй, Сардина! - заорал О.Х. Бейнс. - И ну-ка пошевели своей задницей и топай отсюда! Бен Сар Дин, покинув временный дом в гараже, направился в свой бывший кабинет. - Что там за шум на улице? - грозно потребовал ответа Бейнс. - Суббота. Люди в этом городе веселятся по очень странным поводам. Сегодня они, видимо, празднуют субботу. - О чем они только думают? Как человеку работать в таких условиях? - проворчал раздраженно Бейнс. Услышав, как кто-то настойчиво стучится в наружную дверь, они смолкли. - Иди - открой, - сказал Бейнс. Спустя несколько минут Бен Cap Дин вернулся, держа в руках коричневый конверт. - Посыльный, - сообщил он. - Это мне. Адресовано главе ашрама. - Ну-ка, дай сюда, - приказал Бейнс и вырвал конверт из рук индуса. - Что это вы так с утра развоевались, мистер Бейнс? - спросил Бен Cap Дин. - Да вот, думаю о тебе, - ответил Бейнс. - Размышляю, насколько глубоко исповедуешь ты культ Кали. Или находишься здесь только из-за барышей? - Вот уж нет, - холодно отозвался Бен Сар Дин. - Хочу, чтобы вы знали: вы еще под стол пешком ходили, а я уже поклонялся Кали. - Посмотрим, - сказал Бейнс. - Посмотрим. Когда Бен Cap Дин покинул кабинет, Бейнс распечатал конверт. Там лежало напечатанное на машинке краткое послание: Ждите меня в кафе Орлеан в три часа. Вы узнаете меня. Встреча очень выгодна для вас. Послание не было подписано, и Бейнс со словами - бред какой-то - отбросил бумагу в сторону. Все утро он работал, но мысли его то и дело обращались к письму. Словно какая-то сила не давала о нем забыть - неявная, но властная сила. Прошло уже несколько часов, когда он, не в силах сопротивляться навязчивой идее, вытащил письмо из корзины и стал его изучать. Бумага, на которой оно было написано, относилась к лучшим сортам - плотная, с золотым теснением. Но Бейнс понимал, что не это привлекло его внимание, а что-то другое. В порядке эксперимента он поднес письмо к носу. Тошнотворно-сладкий аромат, слабый, но властно притягивающий заставил его на минуту забыть обо всем. Бейнс смял письмо, побежал с ним в опустевшее святилище и там прижался щекой к статуе Кали. Тот же запах. Бейнс взглянул на часы. Было два часа пятьдесят одна минута. Улицы Нового Орлеана заполонил праздник Марди Грас, и в кафе Орлеан тоже толпилось множество людей в карнавальных масках. Вы узнаете меня, говорилось в послании. Бейнс внимательно разглядывал посетителей, большинство из которых были мужчины, наряженные женщинами. Взгляд его упал на молодого трансвестита в костюме Дракулы, тот изучающе глядел на Бейнса. - Вы знаете меня? - спросил Бейнс. - Не скажу точно, - ответило это создание. - Хотите сделать татуировку на языке? Бейнс скользнул в сторону поближе к двери, но тут в поле его зрения попал некто, одиноко сидящий у окна. Человек был одет в костюм стального цвета, голову украшал венец с фальшивыми бриллиантами, лицо - намалеванная маска, и восемь рук впридачу. - Конечно же, - сказал Бейнс. - Кали. Человек, сидевший у окна, кивнул ему, и одна из рук в плотных серых перчатках сделала ему знак приблизиться. Бейнс сел напротив этой жуткой копии. - У меня была уверенность, что придете именно вы, - заговорила маска. В самом голосе этой странной персоны не было признака пола. Ничто не указывало на то, кто находится перед ним - мужчина или женщина. - Почему? - спросил Бейнс. Ему пришлось податься вперед, чтобы лучше слышать. - Настоящий глава секты душителей именно ты. Паси свою паству. Поступай, как считаешь нужным. Бейнс откинулся на стуле и спросил: - Чего вам надо? - Кали, - прошептала маска. - Простите. Статуя не продается. Он стал подниматься со стула. - Миллион долларов. Бейнс снова сел. - Почему так много? - Таково мое предложение. - Как я могу вам доверять? Я даже не видел вашего лица. Не знаю, кто вы: мужчина или женщина? - Все узнаете в свое время. А чтобы поверить, испытайте меня. - Испытать? Но как? Маска взяла ручку и написала на бумажной салфетке телефонный номер. - Запомните его, - шепнула маска. Бейнс посмотрел на номер, а маска прибавила: - Звоните в любое время. Всегда к вашим услугам. - Затем сожгла салфетку на пламени свечи, встала и покинула кафе. Глава пятнадцатая Номера 129 и 130. Мистер Дирк Джонсон из Алапеды, штат Иллинойс, сжимая руку жены, ступил из реактивного лайнера в футуристическое великолепие аэропорта Шарля де Голля. - Будем считать наше путешествие запоздалым медовым месяцем, - сказал он, гордо улыбаясь. - Твой папаша, клянусь, никогда бы не поверил, что мы с тобой вот так запросто отправимся в Париж. - Я всегда понимала тебя лучше, чем он, - отозвалась миссис Джонсон, чмокнув мужа в щеку. - А что, за нами разве не должны прислать автобус из гостиницы? - Простите, - вмешалась в разговор молодая ясноглазая женщина. - Если вам нужно в город, мы можем вас подвезти. - Как чудесно, Дирк, - обрадовалась миссис Джонсон. - Просто замечательно. - Она хотела еще много чего сказать - о том, как много вокруг прекрасной молодежи, сильно отличающейся от стереотипной фигуры подростка-бунтаря, но побоялась показаться излишне экзальтированной. - Премного вам благодарны, мисс, - сказал Джонсон. - Автобуса из отеля что-то не видно. - Поверьте, нам это только приятно, - весело заверила их молодая женщина. - Вот наша машина. Миссис Джонсон обратила внимание, что на шеях сидевших в автомобиле чистеньких и симпатичных молодых людей были повязаны желтые платки. Как славно вы смотритесь, - сказала она. - Вы, наверное, студенты? - Скорее друзья по клубу, - ответила молодая женщина. Автоматические дверцы автомобиля тем временем захлопнулись. - А эти румалы - наш отличительный знак. Эмблема. - Как интересно! Похоже