ющий наизусть урок, а так он это все и учил в свое время. На тех давнишних уроках по традициям он и представить не мог, что это ему пригодится. Все эти норманнские крепости, римские форты, японские дворцы, французские замки -- казалось, что это совершенно ненужная информация, ну кто это теперь использует? Римо остановил машину в двухстах ярдах от подъемного моста. -- Сдаетесь? -- спросил шеф разведки. -- Нет. По подъемному мосту в норманнскую крепость не входят. Можно было бы забраться по стене, но я люблю появляться неожиданно. Римо мило улыбнулся и вышел из машины. То, что его интересовало, должно было быть ярдах в двухстах-двухстах пятидесяти от рва. Наверное, он уже почти разрушен, но эти выходы всегда маскировали камнями. И находились они обычно к западу от крепости -- чтобы восходящее солнце было сзади. Подземные ходы часто использовали при свете дня, потому что ночью враги чутко прислушивались к посторонним звукам. О подземном ходе обычно было известно только лорду. Японцы давным-давно отказались от таких ходов -- ведь их могли использовать и наемные убийцы. У британцев подобных проблем не возникало, и потайные туннели у них сохранились. Самым приятным было то, что эти ходы вели в самое безопасное место -- спальню лорда, которая как раз и интересовала наемных убийц. Владелец замка произносил прекрасную речь о том, что крепость будет держаться до последнего воина, потом в тиши своей спальни переодевался в одежду врага и вместе с ближайшими родственниками отправлялся в стан врага или уже за его пределы. Отличный способ сбежать от саксов или норманнов, сражения с которыми было не выиграть. В такую крепость Римо мог бы проникнуть еще в первый месяц обучения дыхательным упражнениям. Он прислушался к земле под ногами, чтобы определить, где под ней какие-то другие камни. Он стоял, не шелохнувшись, вдыхая запах молодой травы, дуба, новой жизни вокруг. Потом не пошел, нет, заскользил, руки взмыли вверх, словно два магических жезла, кончики пальцев, казалось, покоились на воздухе. В рощице поодаль от крепости чирикнула какая-то птица. От автомобиля, стоявшего за ним, тянулся по чистому, звенящему воздуху тяжелый бензиновый дух. Римо продвигался вперед, закрыв глаза, потому что то, что он искал, нельзя было увидеть. В машине оставшиеся в сознании британцы обсуждали этого странного американца. -- Что он делает? -- Черт его знает, может, танцует вальс. -- Он ничего не делает. Скользит туда-сюда. У него даже глаза закрыты. -- Ненормальный какой-то. -- Диковат, да? -- Не знаю. Мы вроде как союзники. Так почему мы от него все скрываем? -- Мы ничего не шкрываем. -- Мы не совсем добровольно выдаем ему информацию. -- Да, но ничего не шкрываем. -- Наверное, нам с самого начала не надо было ничего утаивать, так мне кажется. Американцы наши друзья. Кого и от кого мы защищаем? -- спросил военный. -- Не штоит так волноваться. Не задавайте лишних вопрошов. Будете и дальше так шебя вешти, это начнет раздражать окружающих, -- сказал начальник отдела. -- Тихо! Он остановился. Вон там. Что это он делает? -- Господи, вы только посмотрите! Тощий американец с широкими запястьями замер, потом чуть дернулся, потом медленно, будто вступив на зыбучие пески, стал уходить под землю и наконец скрылся из виду. Римо обнаружил потайной ход. Кто-то слышал о Гае Филлистоне, кто-то говорил даже, что знает его лично, и еще были его близкие-близкие друзья. Близкие-близкие друзья Гая Филлистона правили Англией. Почти так же, как правили ею со времен индустриальной революции. Но это не был какой-то бесовской синдикат, защищавший права акул капитализма в ущерб правам простого человека. Многие из них сами любили называть себя простыми людьми. Близкие-близкие друзья Гая Филлистона были из тех, от кого зависело многое. Они вместе обедали, вместе ходили в театр, время от времени соблазняли жен друг друга, ну, а уж если были особенно близки, водили друзей к своему портному. Они занимали посты в любом правительстве, а когда один из постов освобождался, пристраивали на него кого-то из своих. Могло смениться правительство, могла умереть королева, но близкие-близкие друзья Гая Филлистона пребывали вовеки, при империи и при анархии, в годину побед и в годину поражений. Таким образом, когда секретная служба Ее Величества спуталась с русскими агентами, и начальники отделов один за другим доверяли Москве самые потаенные британские секреты, эта группа обратилась к одному из своих. Произошло это на скачках, в правой ложе. Мужчины были в серых перчатках и серых цилиндрах и безукоризненных костюмах для скачек. Вошла королева. Они почтительно встали. -- Гай, -- сказал лорду Филлистону один из его друзей, -- в МИ-5 что-то подванивает. -- Пожалуй, -- согласился Гай Филлистон. За день до этого он слышал за ланчем, что Россия не только заполучила список всех британских агентов на Ближнем Востоке, но сам-список был столь ценен, что никто не осмелился сделать с него дубликат. И теперь лишь Россия знала, кто из англичан причастен к контролю за нефтяными сокровищами Запада. -- Придется что-то делать. Так продолжаться не может. Хотелось бы, чтобы мы, а не они, знали, кто на нас работает. Его друг в задумчивости замер над суфле из лососины. Потом сказал: -- Вы хотите заполучить этих парней и немного их потрясти. Гай? -- Не думаю, что это поможет. -- И что вы предлагаете? -- Предлагаю воспользоваться собственным несчастьем, старина, -- ответил Гай. -- Я считаю, что несчастье можно только забыть. -- Но не в данном случае, -- сказал лорд Филлистон. Он был умопомрачительно хорош собой, с чертами лица тонкими и благородными, как и подобает английскому лорду. Не единожды режиссеры пытались уговорить его на кинопробу. Он всегда отказывался. Это было слишком похоже на работу. -- Если мы, имея такую чертовскую неразбериху, попробуем все переиначить, заменить человека тут и там, мы по-прежнему останемся среди людей, которые могут быть связаны с русским Иваном. Тогда мы лишь изменим проблему, но не решим ее. -- Прошу вас, продолжайте. -- Не будем закрывать этот отдел. Пусть работает. Наоборот, его следует усилить. -- Но мы даже не знаем, кто в нем! Это знают только русские. У них в руках единственный экземпляр списка сотрудников ближневосточного отдела. -- Что говорит об их непроходимой глупости. Забрать единственный экземпляр было ошибкой. Им следовало сделать копию, чтобы мы пребывали в уверенности, будто у нас там есть некоторое количество надежных агентов. -- Думаю, это произошло случайно. Не то, что в сердце организации притаился предатель. Какой-нибудь посыльный решил заработать десяток фунтов, стащил бумажку тут, бумажку там, одна из них оказалась чересчур важной. Вот тогда-то лорд Филлистон и показал свои недюжинные способности. План состоял в том, чтобы убедить русских, что в МИ-5 считают, что список просто затерялся. МИ-5 займется его поисками, давая тем самым русским возможность подбросить этот список в один из отделов разведки. -- И что потом? -- Потом мы будем по-прежнему полагаться на бесполезных людей. -- Не будет ли это немного бессмысленно? -- Отнюдь, ведь наш провал им на руку. Мы не должны останавливаться ни перед чем, надо, чтобы русские и все остальные поверили, будто наша разведка самая продажная в мире. -- Простите, лорд Филлистон? -- Советую попробовать суфле. -- Еще раз прошу прощения. В чем смысл столь безумного поступка? -- В том, что мы сегодня же создадим новую разведслужбу, защитой которой будет служить уверенность русских в том, что большая часть, если не вся наша разведка у них под контролем. -- С самого начала? С нуля? -- Именно так, -- ответил лорд Филлистон. Трубы возвестили о начале первого забега. -- О нашей настоящей разведке не будет знать никто. -- Блестяще. Мы покажем американцам, что есть еще порох в пороховницах. -- Ничего мы им не покажем. Американцы обожают болтать. Самый главный американский секрет -- это тот, о котором сообщили только по одной программе телевидения. -- Великолепная идея. Я знал, что для этого дела нужны именно вы, лорд Филлистон. По-видимому, этому учреждению надо присвоить код МИ. Как насчет МИ-9? -- Никакой вывески. Никаких кодов. -- Но мы должны будем как-то вас называть. -- Выберите любое слово, -- ответил лорд Филлистон. -- Не думаю, что следует начинать разведывательную операцию без кода МИ. -- Назовите эту штуку "Источник". -- Почему "Источник"? -- А почему нет? -- сказал лорд Гай Филлистон. Так однажды утром на ипподроме "Эпсом-Даунс" родился "Источник". Никто толком не знал, как руководит им лорд Филлистон, а сам он об этом не распространялся. Информация, недоступная американцам, попадала на стол прямо к премьер-министру. Сообщения о намерениях русских и путях их осуществления поступали напечатанными на обычной бумаге. Чаще всего с ходами русских ничего поделать было нельзя, но сводки всегда были точны. Гай Филлистон обходился десятой частью штата государственной разведки, но никогда не искал ни почестей, ни славы. Его успех подтверждал то, в чем всегда были уверены близкие друзья: один из них знал, как лучше все устроить. Всегда знал и всегда будет знать. Нельзя ошибиться, доверившись тому, кто выбрал нужного портного. Самое замечательное в "Источнике" лорда Филлистона было то, что он не поднимал лишнего шума, не ставил никого в неловкое положение. Среди тех, кто всем заправляет, ходила легенда, что все самое нужное и незаметное всегда исходит от "Источника". Одной из причин, по которой "Источнику" лорда Филлистона удавалось обходиться таким небольшим количеством людей, было то, что ему не приходилось тратить ни времени, ни лишних агентов, чтобы проникнуть в святая святых Кремля. Ему достаточно было отправиться на ленч в нужный клуб. Там, среди адресованных лично ему писем, которые никто не осмелился бы вскрыть, были аккуратно напечатанные сводки со всего мира. К ним прилагались весьма дельные резюме, чтобы месячную работу лорд Гай Филлистон мог сделать минут за пять. Или за одну, если он прочитывал резюме скоростным способом. Информация о Кремле была точной, потому что шла из Кремля. И подлинник списка агентов был возвращен. На самом деле все, что сказал лорд Филлистон на ипподроме, было подготовлено его знакомым из КГБ, который был к тому же его любовником и знал, что больше всего лорд Филлистон любит, чтобы его оставляли в покое. Ненавидел он только долг Филлистонов служить королеве и отечеству. Управляя "Источником", лорд Филлистон снискал уважение семьи и друзей, не перетруждаясь и особо не рискуя. Россия, безусловно, не хотела подвергать опасности свои отношения с главой британской секретной разведслужбы. Папа не мог требовать, чтобы он вступил в Колдстримский гвардейский полк, а мама -- чтобы он ухаживал за очередной девицей должного воспитания -- ведь все его время было отдано службе Ее Величеству. Каким благословением оказалось предательство для сего ленивого лорда, предпочитавшего любовь мужчин, а не женщин, с которыми его семейство призывало его плодиться и размножаться. В его работе бывали и рискованные моменты. Так было и в тот день, когда русский связной велел ему отправиться в укрытие, дабы не попасться на глаза шнырявшему вокруг американцу. Филлистон-Холл ему не нравился. Там были мрачными даже парапеты, с которых можно было обозревать окрестности. А тайная комната, одна из спальней хозяина замка, была и того мрачнее. Ни щелки для свежего воздуха-По пятнадцать футов камня со всех сторон, и ни сантиметра гарантированного уединения. Кроме того, никто не позаботился о пристойном туалете. Приходилось опорожняться в крохотной нише, где в полу было совсем крохотное отверстие, которое эти испражнения и принимало. Рабочим понадобилось три месяца, чтобы проложить в стенах линии секретной связи. Одна шла в Уайтхолл, другая -- в Скотланд-Ярд, третья -- на Даунинг Стрит, 10. А еще одна, имевшая все возможные линии защиты, вела в кабинет атташе по культуре русского посольства. Так Гай напрямик связывался с одним из начальников КГБ. -- Это просто смешно, -- сказал Гай. На нем был кашемировый пуловер, натянутый поверх чересчур накрахмаленной рубашки. Брэнди было неплохое, но по-прежнему было прохладно. Нагреть комнату можно было только разведя огонь в камине, но от огня бывает дым, а в комнате и так дышать было нечем. -- Оставайтесь на месте, -- предупредил русский. -- Из комнаты не выходите. Американец поблизости. -- Я вынужден скрываться в этом каменном мешке из-за одного-единственного американца? -- Он уже расправился с некоторым количеством ваших лучших людей, а теперь находится ярдах в двухстах от Филлистон-Холла. -- Кто вам это сказал? -- Ваша охрана. Так что оставайтесь на месте. Вами мы не хотим рисковать. А этот человек может быть крайне опасен. -- Ну тогда пусть получит то, что ему надо и убирается. А потом отправьте меня назад в Лондон. Это место совершенно бесполезное. -- Оставайтесь здесь! -- "Оставайтесь здесь", -- повторил Гай Филлистон, передразнивая гнусавый русский акцент, и швырнул трубку. Он терпеть не мог русский акцент. Они всегда говорили так, словно собирались откашляться. Израильтяне -- словно хотели сплюнуть, а арабы шипели. У американцев, казалось, языки не справляются с согласными, а от австралийцев оставалось вполне справедливое впечатление, будто их только что выпустили из старой Ньюгейтской тюрьмы. Почему, спросил себя лорд Филлистон, британцы не хотят воевать с французами? Из французов получились бы замечательные враги -- они такие культурные. У их нации только один недостаток -- мужчины слишком любят женщин. Вдруг эту тусклую холодную жизнь озарила наиприятнейшая неожиданность. Буквально из стены вышел самый прекрасный мужчина из всех, что встречались на пути лорда Филлистона. У него были бездонные темные глаза и высокие скулы, и был он строен и изящен. Движения его тела привели Гая Филлистона в дрожь. В руках у него было что-то белое, и он с грохотом бросил это на пол у каменного стула. Это были кости -- человеческие кости. -- Вас это привлекает? -- спросил лорд Филлистон. -- Звук замечательный, упоительный. -- Это ваши кости, -- сказал Римо. -- Я нашел их в конце туннеля, там где их оставил ваш предок. Он и еще человека три. -- Мои предки? -- Да, если вы лорд Филлистон. А поскольку вы находитесь именно в этой комнате, то вы, должно быть, именно он. -- А зачем им было оставлять кости в конце туннеля? -- Затем, что они действовали как египтяне, -- объяснил Римо. -- Когда они делали потайной ход в замок или пирамиду, они обычно убивали рабочих. Секреты лучше всего хоронить под землей. -- Но это просто восхитительно! Вы нашли тот самый потайной ход, о котором обещал рассказать мне папочка. Если бы смог загнать меня сюда. Что ему никак не удавалось. Гай Филлистон взглянул на проем в стене. Он был узкий и закрывался только одним камнем. Он подумал, стоит ли ради спасения своей жизни ползти по грязи через столь узкий проход. Этот человек в темной майке и светлых брюках явно умел проходить где угодно, даже не замаравшись. От одной только мысли об этом в голове у лорда Филлистона зазвенело. -- Послушай, лапочка, -- сказал американец великолепным грубым голосом, голосом настоящего американского босяка, -- я ищу одну женщину. А ты как раз из тех, кто знает много. Ведь ты тот самый парень, что руководит "Источником". -- Вы уверены, что вам нужна именно женщина? А как насчет очень миленького мальчика? -- Я ищу одну рыжеволосую красотку. Ее зовут доктор Кэтлин О'Доннел. -- А, это то дельце, -- с облегчением выдохнул лорд Филлистон. -- Я думал, у вас постельный интерес. Так вы хотите сказать, она вам нужна по работе? Римо кивнул. -- Ну, конечно, вы можете ее получить. Она все еще находится в одном из тайных укрытий. Вы получите все, что пожелаете. -- Где она? -- Но сначала вам придется дать мне то, чего хочу я. Римо сжал его гладкую шею и надавил на яремную вену так, что красивое лицо лорда Филлистона сначала побагровело, а потом начало синеть. После чего отпустил. -- Без меня вы туда не пройдете. -- Я могу пройти куда угодно. -- Я могу вам помочь. Сделайте мне только одно небольшое одолжение. Повторите то же самое. У вас великолепно получается. Римо бросил лорда Филлистона на каменный пол и вытер руки об его кашемировый свитер. Потом схватил его за тот же свитер и поволок за собой по туннелю. У Римо назрело несколько вопросов. Почему англичане чинят ему препятствия? Они что, не знают, что весь мир в опасности? Что происходит? Задавать эти вопросы, пробираясь по подземному ходу, не составляло никакого труда. Труднее было добиться ответов. Лорд Филлистон все норовил стукаться о стены. Над ним совершали насилие. Он был унижен. Изувечен. К тому моменту, когда они добрались до того места, где Римо обнаружил вход в туннель, лорд Филлистон был покорежен весь. И еще он был влюблен. -- Сделайте это снова. Ну хотя бы разок. Пожалуйста! -- бормотал глава сверхсекретной британской спецслужбы. Автомобиль все еще дожидался американца. Выжившие забились на заднее сидение и решили, что самое худшее он уже сделал, а если они не будут шевелиться, то их он оставит в покое. Они увидели, как американец вновь возник на том самом месте, где и исчез. С ним был человек, которого они привыкли уважать и которому привыкли доверять. Английский полковник решил, что он может попытаться сделать последний бросок и кинуться на американца. Но тело его отказывалось двигаться. Шеф разведки никак не мог понять, что делает сэр Гай. -- Он идет за ним, или тот его волочет? -- спросил он. -- Точно сказать не могу. Лорд Филлистон кусает его за руку. -- Нет. Не кусает. Посмотрите. -- Не могу этому поверить. Когда американец открыл дверцу машины, все они увидели, что их шеф приник к руке губами. Глава организации, службе в которой они посвятили свои жизни, целовал руку того, кто волок его за собой. -- Сэр! -- резко сказал полковник. -- Он, да отстаньте вы, -- ответил Филлистон. Он прекрасно понимал, о чем они думают. -- Вы ведете себя немного неподобающе. Начальник отдела, имевшего код МИ, но секретно работавшего на "Источник" многозначительно подмигнул лорду Филлистону. Он был уверен, что это какая-то уловка, нечто хитроумное, что могло придти в голову только настоящему асу. Он дал себе клятву в нужное время тоже вступить в борьбу с американцем. Глава "Источника" тоже подмигнул в ответ. Странно было, что он подал еще один знак, пощекотав начальника отдела по внутренней стороне ладони. -- В Лондон, к Тауэру, -- сказал лорд Филлистон водителю. Он пересел с заднего сидения на маленькую откидную скамеечку спиной к движению. На людях, сидевших перед ним была кровь. Один из них делал вид, что не узнает его, как и было предписано всем секретным сотрудникам. Довольно глупо, подумал Филлистон. Американец, казалось, сидел на воздухе. Когда машину трясло на ухабах, подбрасывало всех, кроме американца. -- Она в Тауэре? -- Конечно. Великолепное укрытие. Еще с 1066 года, -- сказал лорд Филлистон. -- Это ведь местная достопримечательность? -- спросил Римо. -- Да весь этот чертов остров -- одна сплошная достопримечательность, -- сказал лорд Филлистон. -- Если бы мы не использовали Филлистон-Холл как штаб-квартиру, то тоже продавали бы в него входные билеты. -- Почему вы утаиваете информацию от своих союзников? -- спросил Римо. -- Информацию всегда и ото всех утаивают, -- сказал лорд Филлистон. -- Прошу вас, не принимайте это на свой счет. Лично я отдал бы вам что угодно. -- И он облизнул нижнюю губу. Отлично изображает сгорающего от страсти влюбленного, подумал начальник отдела. И американец может на это попасться. Но зачем он рассекретил укрытие номер одиннадцать? -- Вы хотя бы представляете себе, что мы все можем погибнуть от прямых солнечных лучей, если, конечно, не погибнем в ядерной катастрофе? Вы знаете об этом? Вам, парни, это о чем-нибудь говорит? -- Вы принимаете все слишком близко к сердцу, -- сказал лорд Филлистон. -- Конец света я всегда принимаю близко к сердцу, -- ответил Римо. -- Это касается лично меня. И всего того, что я люблю. А также кое-чего, что мне не слишком нравится. -- А что там насчет непрямых лучей? Или прямых? -- спросил полковник. -- Озон. Без озонового щита жизнь невозможна. Я пытаюсь обнаружить оружие, которое проникает сквозь озоновый щит. Буду весьма признателен за сотрудничество. Доктор О'Доннел проводила эксперимент по эту сторону Атлантики. Так что же вы, парни, утаиваете от нас информацию? -- Озоновый щит? А как они это делают? -- спросил начальник отдела. Римо никак не мог вспомнить, что это было, флюорокарбоны, флюориды или спреи. -- Доберемся туда и все узнаем, ладно? -- сказал он. Всю дорогу до Лондона его подчиненные были свидетелями того, как лорд Гай Филлистон изображает сгорающего от страсти к этому животному гомика. Это было постыдно и отвратительно, но все понимали, что это делается во благо Англии. Все, кроме начальника отдела, сидевшего рядом с лордом Филлистоном и державшего оборону своей ширинки. Глава седьмая Сообщение было коротким и ясным. В Англии американца провести не удалось. Судя по обрывкам сведении, дошедших до Москвы, американец в этот момент стоял перед воротами в Тауэр, перед отлично законспирированным укрытием, которого он никак не должен был обнаружить. Как он туда попал, не объяснялось. Не упоминалось и о том, знал ли он, что женщина находится там. В британский отдел КГБ пришло только краткое извещение об опасности. Пришло оно одновременно с кратким сообщением от психолога. Женщина-американка была близка к тому, чтобы рассказать все. Настало время разобраться со всем. Британский отдел КГБ в Москве немедленно послал приказ касательно американца: "Уничтожить". Его следовало убить, несмотря на предостережения этого старого партийного босса, Земятина, который был почему-то крайне обеспокоен опасностью, исходившей от одного-единственного человека. У КГБ всегда были отлично вышколенные убийцы-профессионалы. Скоро, очень скоро с американцем будет покончено, и женщина предоставит им все необходимые сведения. Кэти О'Доннел не знала ничего ни о сообщениях через Атлантику, ни о том, что кто-то собирается ее спасти. Она вовсе не хотела быть спасенной. Она вдруг поняла, что до нынешнего дня никогда не знала счастья. Она была в комнате с каменными стенами и полом, на жесткой, неудобной кровати, но с мужчиной, который ее по-настоящему возбуждал. Она не совсем понимала, как ему это удается, но ей было все равно. Возбуждение пришло еще во время эксперимента в Малдене и не прекращалось. Это было восхитительно, и она была готова на все, лишь бы оно не кончалось. Когда грубые руки сжимали ее нежное тело, и жесткий рот расплывался в дикой улыбке, она вспоминала о том, что произошло в Малдене, где она и встретила этого русского. Наверное, это был первый настоящий мужчина в ее жизни. Один из нанятых ею лаборантов потерял сознание. Животные восхитительно выли от боли. А она, когда озоновая дыра затягивалась над выжженным полем, конечно, делала вид, что ничего особенного не происходит. На лицах лаборантов застыл ужас. И только один человек стоял рядом и внимательно наблюдал за ней и за животными. Только он выказывал вполне умеренный интерес. Лицо его было как белая маска в ночи. Все остальные корчились, отворачивались, а он стоял и как будто наблюдал за каким-то занятным животным в зоопарке. -- Вас это не пугает? -- спросила доктор О'Доннел. Он озадаченно посмотрел на нее. -- А чего тут пугаться? -- ответил он с сильным русским акцентом. У него было непроницаемое лицо с прорезями славянских глаз. Даже за жесткой черной щетиной, которую не взяла бы ни одна бритва, она смогла разглядеть шрамы на его лице. Люди, наверное, не раз нападали на него. Но что он делал с этими людьми, подумала она? Такое уж у него было лицо. Он был футов шести роста и массивен, как танк. -- Вас не волнуют страдания животных? -- От людей бывает больше шума, -- сказал он. -- Правда? Вы видели, как кто-то сгорел так, как сгорел вон тот щенок? -- Да. Я видел, как они горели, облитые нефтью. Видел, как они валялись распластанные на земле, головы их катились по рельсам, а тела дергались. Я все это видел. Потом была какая-то неразбериха. Кто-то сказал этому человеку, что это не его участок. Кто-то другой сказал, чтобы его оставили в покое. Все собирали результаты. Кэти О'Доннел это не волновало. У нее возник вопрос, на который она хотела во что бы то ни стало получить ответ. Где он все это видел? -- Везде, -- ответил он. И она без слов поняла, что именно он эти вещи и делал. Она спросила его, что он делает в Малдене. Он не ответил. Она спросила, не хочет ли он пойти с ней куда-нибудь. Заметила, как он раздел ее глазами. Она знала, что он скажет да, хоть он и ответил, что ему надо пойти и спросить кого-то. Она видела, что он разговаривает с какими-то людьми. Ей было наплевать. Он мог оказаться полицейским. Он мог оказаться кем угодно. Возбуждение бурлило в ней, она почувствовала, что впервые с самого детства ей не нужно ничего скрывать. Ей не надо было говорить, как она сочувствует кому-то. Не надо было горестно качать головой при виде чужого несчастья. С этим человеком она могла получить то, что ей действительно нравилось. Она, конечно, не знала, что этот человек был пешкой в большой игре, всего лишь средством. Она не знала, что он получил приказ познакомиться с ней поближе и отвезти ее по назначению. Она знала, что, что ни произойди, она с этим справится. Мужчины никогда не были для нее проблемой. Она могла добиться от мужчин всего, что нужно, особенно от этого мужчины, судя по тому, как его взгляд задержался на ее груди, а потом опустился ниже. -- Все. Пошли, -- сказал он, подходя к ней. -- У нас ведь будет романтическое свидание? -- Думаю, да. -- И бросила одному из лаборантов: -- Скоро вернусь. И исчезла с русским. Машину он вел не слишком уверенно, наверное, потому, что не всегда смотрел на дорогу. -- Расскажите, -- попросила она, -- о первом убитом вами человеке. Дмитрий сказал, что в этом не было ничего особенного. Сказал он это, проезжая по узкой проселочной дороге, предназначенной скорее для лошадей и гонщиков. -- Вы проводите здесь эксперимент? -- Да. А как это было? Что вы почувствовали, когда поняли, что на самом деле кого-то убили? -- Ничего не почувствовал. -- Вы его застрелили? -- спросила Кэти. -- Да, -- сказал Дмитрий. -- Из пистолета? Большая пуля? -- спросила она. -- Из ружья. -- Далеко отсюда? -- Нет. Близко. -- Вы видели, как течет кровь? -- спросила она с придыханием. -- Да, кровь была. -- Как? Откуда? -- Из живота. Почему такую красивую женщину интересуют подобные вещи? Дмитрий не сказал, что ему дали эту работу именно потому, что это не имело для него никакого значения. Его работа важной не считалась. Мозги для нее были не нужны. Люди с мозгами шли дальше и занимали руководящие посты. Он был рядовым в шпионской войне. С этой американской красоткой ему повезло. Может, ему даже удастся поразвлечься, вместо того, чтобы выламывать руки и простреливать головы. Ему хотелось затащить ее в постель. И говорить ему хотелось о любви, а если не о любви, то хотя бы об обнаженных телах. Но ему приказали внести в план изменения и доставить ее в конспиративное укрытие, а не применять физическое воздействие, как это называется. Ему велели по возможности задавать вопросы относительно эксперимента, но не слишком форсировать эту тему. Правильные вопросы умели задавать другие. -- Когда жертва истекала кровью, крови было много? Залило весь пол? -- спросила женщина. -- Нет. Это было снаружи. Он упал ничком. -- А потом? -- Потом надо было добить. -- Опять стреляли? -- Да. -- В голову? В рот? Вы стреляли в рот? -- Нет. В голову. -- Вы бы могли убить кого-то для меня? -- спросила она. Он чувствовал ее дыхание. Он подумал, что если бы она дотронулась до него языком, он бы кончил тут же. -- Что за идиотский вопрос? -- Убили бы? -- Вы красивая женщина. Зачем вы спрашиваете о таких глупостях? Давайте лучше поговорим о том, что вы делаете в Малдене. -- Я много чего делаю. А что делаете вы? -- Веду машину, -- ответил человек по имени Дмитрий. По дороге в Лондон он не смог от нее ничего добиться и не стал настаивать. А она хотела знать подробности об убийствах. Поскольку он не упоминал ни имен, ни мест действия, то решил, что о подробностях можно и рассказать. Это было не то, о чем бы хотела знать вражеская разведка, не касалось того, где это происходило и почему. Ее интересовали величина ран, стоны умирающих и то, как долго это тянулось. Сразу? Мучался? Трудно было? В Лондоне он купил билеты в Тауэр, как обычный турист. Это была не башня. Когда-то это был королевский замок, ставший впоследствии главной тюрьмой, где англичане любили обезглавливать врагов государства, или короны, как они любили говорить. Дмитрий не был посвящен в подробности того, как это делало его начальство, но они должны были пройти по определенным местам и башням. Ему следовало войти через Львиную башню, пройти через пересохший крепостной ров, миновать Байвардскую башню и свернуть налево у Ворот Изменников. У Кровавой башни он должен был дождаться сигнала из окна -- поднятой руки или взмаха платка. Потом он должен был подойти к массивному зданию эпохи Тюдоров, называемому "Домом Королевы". Туда они с женщиной вошли вместе с другими туристами. Но когда все повернули за дворцовой стражей направо, он подошел к незаметной двери слева, откуда начиналась каменная лестница вниз. Кэти О'Доннел все это видела. Она понимала, что от нее чего-то хотят. Но она тоже от них чего-то хотела. Эксперимент мог и подождать. Жизнь вдруг стала такой упоительной. Ей не хотелось думать о будущем. Ее волновало только нынешнее мгновение. Она оказалась в комнате с большой кроватью и медвежьей шкурой на полу. Там было градусов на пятнадцать холоднее, чем снаружи. Дмитрий вернулся в халате и с бутылкой бренди. Она вдруг поняла, что его вопросы были психологическим тестом. Сам он этого не знал, но она-то знала. Остальные его вопросы касались эксперимента. На тест она отвечала правду. Ей было интересно, наблюдают ли за ними. И будут ли наблюдать за интимом. Ей стало интересно, захотят ли ее наблюдатели, будут ли страдать от того, что она досталась не им. Она что-то выдумывала про эксперимент, все больше заводя русского. А потом дала понять, что если ему нужна информация, он должен постараться и развлечь ее получше. Он снял брюки. Она расхохоталась. Хотела она совсем не этого. -- А чего вы желаете, прекрасная дама? -- Того, что ты делаешь лучше всего, -- сказала она. Была уже ночь. Они пробыли здесь довольно долго. Теперь она была уверена, что люди спрятались где-то за стенами. -- Убей одного из них, -- сказала она, кивая на стену, -- если хочешь меня. В этот миг Дмитрии был готов убить шефа КГБ ради такой женщины. Но у него была привычка к дисциплине, воспитанная годами жизни при режиме, основанном на страхе. Он не знал, что за стенами в тот момент был Римо, живое воплощение любых желаний. Римо не волновало ни что Тауэр закрыт на ночь, ни что он бывал закрыт в это время на протяжении четырех веков. -- Я пройду, -- сказал Римо. Машина, полная английских военных и разведчиков, стояла неподалеку. Лорд Филлистон совершенно недвусмысленно посылал ему воздушные поцелуи. Слова его были слышны так же отчетливо, как и он сам был виден на центральном пункте. Видеокамеры, укрепленные на кронштейнах, как на американских стадионах, были расставлены по всей норманнской крепости. Американца показывала камера номер семь, установленная над старинным штандартом Плантагенетов: золото и пурпур, вздыбленный лев. Лорда Филлистона показывала первая камера. -- Нам приказано немедленно его уничтожить, -- сказал кто-то за спинами людей, следивших за мониторами. Этот кто-то только что получил указания из Москвы, из КГБ. На нем были наушники. Он получил и другой приказ, из той самой комнаты, где Анна Болейн ожидала развода с королем Генрихом VIII, разлучившего короля с его подругой, а королеву с головой. -- Дадим Дмитрию его убить, тогда эта социопатка получит свой фонтан крови, а мы -- необходимую информацию, -- услышал человек, стоявший позади мониторов, голос в наушниках. -- Пусть он найдет ее в "Доме Королевы". И уберите отсюда лорда Филлистона. Нам потребуются годы, чтобы подобрать ему замену. -- Кажется, он не очень хочет расставаться с американцем, -- сказал человек у монитора. -- Меня это не волнует. Уйдет, когда из американца сделают отбивную. Американец уже спускается вниз, -- сказал шеф охраны КГБ человеку у монитора. У ворот служащая Ее Величества с истинно английской выучкой сообщила Римо, что его присутствие в Тауэре в столь поздний час будет только приветствоваться. -- Со мной друзья, -- сказал Римо, оглядываясь на машину. -- Они тоже могут войти? -- Мне очень жаль, -- ответила женщина-кассир, -- боюсь, это невозможно. -- Ничего страшного, -- также вежливо ответил Римо, -- они пройдут. -- Прошу прощения, но им придется остаться. Женщина улыбнулась. Она была бесконечно вежлива. Она вежливо попросила дворцовых стражников в алых туниках, украшенных на груди печатью Ее Величества, сопроводить Римо в Тауэр. На них были черные шляпы с квадратными тульями, их называли "бифитерами", то есть мясоедами. Римо не совсем понимал, почему именно их называли мясоедами, потому что в этой стране мясной запах шел ото всех. -- Я тоже прошу прощения, -- ответил Римо, -- не мне надо прихватить одного из этих парней с собой. Он оглянулся на лорда Филлистона. Сверхсекретный британский агент послал ему воздушный поцелуй. -- Еще раз прошу меня извинить, сэр, но вы никого не можете провести с собой. Во всяком случае, в Тауэр. Я получила от администрации указание пропустить только вас. Римо очень нравилась английская вежливая и доброжелательная манера обращения. Он сообщил, что, к сожалению, именно он обнаружил лорда Филлистона, он был его, в Тауэр без него он не пойдет, а он непременно намерен посетить Тауэр. Лорд Филлистон приник к окну. -- Обожаю, когда ты так разговариваешь, -- сообщил первый разведчик Англии. Римо кивком дал ему понять, чтобы тот выходил из машины, и в тот же момент он оказался рядом с Римо. -- Не так близко, -- сказал Римо. Впервые за три столетия бифитеры, дворцовая стража Тауэра, были вынуждены действовать. Им был дан приказ: не дать американцу провести за собой британца. Иными словами, оградить британца. Но британец не желал, чтобы его ограждали. Стража подошла, соблюдая построение квадратом и вооруженная пиками, копьями, топорами и голыми руками. Впоследствии они были готовы поклясться, что американец был миражом. Иначе и быть не могло. Он не только прошел сквозь них, как по воздуху, но и протащил за собой человека, которого они ограждали. Римо держал лорда Филлистона за рукав. Лорд Филлистон хихикал и подпрыгивал. Римо было неудобно, что лорд Филлистон прыгал. Лорд Филлистон показывал каждый поворот. Злобно каркали огромные, как орлы, черные вороны. Редкие фонари светили мягким желтым светом, крохотные очаги тепла в огромной холодной крепости. Римо чувствовал, что за ними следят. С копьем или с ружьем. Ощущение от этого не менялось. Но это была не тревога. Тревога была сродни страху, от нее напрягаются мускулы. Здесь было странно тихо. Почувствовать тишину мог кто угодно, но немногие стали бы в нее вслушиваться. Люди часто вспоминают, какой внезапной оказалась атака, хотя на самом деле она не могла быть такой внезапной. Люди могут распознавать такие вещи, но пока они не научатся прислушиваться к своим чувствам, они ничего не сумеют заметить. И входя в "Дом Королевы", Римо почувствовал, как тишина захлопнулась вокруг него. Гай Филлистон показал Римо дверь, которая вела в самое надежное укрытие во всей Англии -- подземелье Генриха VIII. Первый удар был нанесен палашом, громыхнувшим об стену рядом с Римо. Но он пригнулся и оказался за ним, правда не переставая удивляться, почему этот огромный человек воспользовался мечом, а не ружьем. Второй свалился на Римо откуда-то сверху. Он пытался ударить его каблуками со стальными набойками и острым кинжалом, который хорош для драки в таверне или в темном переулке. Лорд Филлистон отступил назад. Он надеялся только, что все будет не слишком безобразно. Когда он увидел, что один из нападавших потерял руку, он понял, что все будет довольно неаккуратно и нырнул в дверной проем в стене, когда на симпатичного американца пошли еще четверо. Навстречу лорду Филлистону поднялся его связной. Он быстро вошел внутрь и тихо прикрыл за собой дверь, а битва продолжалась уже у ступеней, ведущих в комнату, где была спрятана американка. -- Вас чуть не убили, лорд Филлистон, -- сказал темноволосый коротышка, похожий на стожок сена. -- Мы бы очень не хотели, чтобы с вами что-то случилось. -- Полагаю, будет бесполезно просить вас сохранить ему жизнь. -- Боюсь, мы не в силах это сделать, -- ответил его связной. -- Вам надо поскорее выбираться отсюда, позвольте, мы об этом позаботимся. -- Вы становитесь настоящим британцем. Делайте что пожелаете, а потом принесете свои извинения. -- Тысяча извинений, милорд. -- Он был прекрасен. -- В вашей стране много красивых мужчин. -- Он был особенным, -- со вздохом сказал лорд Филлистон. -- Какой кошмар эта холодная война! Римо знал, что лорд Филлистон исчез, но его это не волновало. Он не стал его задерживать, потому что откуда-то от лестницы, ведущей вниз, он услышал женский стон. Он не вполне разобрался, что это было. Не боль и не страх. И, конечно, не радость. Не понял он того, что все отрепетировано. Кэти О'Доннел отрабатывала этот стон еще с самого первого года в колледже. Ее научили соседки по комнате. Начинать стонать надо было, когда мужчина приближался к оргазму. Если стонать правильно, это могло ускорить события. Кэти О'Доннел выдала этот стон в тот момент, когда лицо Дмитрия исказилось и тело напряглось. Тогда он кончил. Как это ни было трагично, но он был ничуть не лучше других. -- Это было прекрасно, дорогой, -- шепнула Кэти человеку, который обладал таким прекрасным потенциалом и поэтому оказался ни к чему не годным. Она услышала какой-то шум за дверью. В комнату ввалился человек с кинжалом в руке. Он звякнул, как старый фарфоровый сервиз в мешке, так что можно было слышать, как ломаются его кости, потом у него изо рта хлынула кровь. Тело Кэти зазвенело, как недавно в Малдене. Дмитрий слез с нее, попытался придти в себя и потянулся за лампой. В комнату ввалилось еще одно тело головой вперед. Туловище проследовало долей секунды позже. Она почувствовала, что между ног у нее стало липко и горячо. Соски напряглись. Послышалось два глухих удара о стену -- по-видимому, швыряли людей. Ее охватила изумительная, долгая истома, она лежала одна на кровати, не в силах шевельнуть