в руках Чиуна взмыл над аэродромом, заложил крутой вираж и вернулся на прежнее место, осуществив безукоризненную посадку. Руководитель группы Форсайт с побагровевшей шеей молча следил за пожилым корейцем. Потом он повернулся к Римо. -- Правильно, моделирование зон огня -- это когда стреляют. Теперь вы знаете это. С противоположного конца стола донесся сдавленный смешок. -- Нет, -- твердо сказал Римо, -- никакой стрельбы. Никакой вашей зауми. Я против того, чтобы ваши люди болтались с оружием в руках среди пассажиров. -- Вы просто не понимаете, насколько опасен этот Гордонс. Самое неприятное в том, что у него имеется доступ к идеально изготовленным гравировальным пластинам для печатания пятидесяти- и стодолларовых банкнот. Так можно буквально погубить нашу экономику. Не знаю, какие инструкции получили вы, сэр, но мне приказали следующее: первое -- найти источник поступления этих пластин и уничтожить его; второе -- ликвидировать самого господина Гордонса... -- Хватит считать, -- перебил его Римо. -- Слушайте новые инструкции. Что я должен передать завтра Гордонсу в обмен на эти пластины? -- Этот вопрос решается. -- Что вы имеете в виду? Чиун тем временем покатил по дорожке макета модель "Боинга-747" компании "Пан-америкэн" и врезался в модель "Боинга-707" компании "ТВА". Потом "семьсот седьмой" прокатился вокруг ангара и врезался носом в крыло "семьсот сорок седьмого". Форсайт откашлялся и с отвращением отвел взгляд от торчащих из просторных рукавов кимоно старческих рук, перебирающих модели самолетов, стоящие перед макетом пассажирского терминала. -- То, что мы используем в качестве наживки, -- продолжал Форсайт,-- и что мистер Гордоне хочет от нас получить, это -- высочайшей сложности компьютерная программа. Чтобы она не оказалась для нас навсегда утерянной, сейчас изготавливается ее дубликат. -- Очень ценная штука, а? -- Ни для кого, кроме НАСА, она никакой ценности не представляет. Странно, что этот мистер Гордонс стремится заполучить вещь, которая может быть практически полезной только на расстоянии нескольких сотен тысяч миль от Земли. Форсайт понизил голос. Покашливание в дальнем конце стола прекратилось. Чиун перестал играть в самолетики. Форсайт заговорил снова: -- Итак, эта компьютерная программа, разработанная специально для беспилотных космических полетов, новейшая и очень сложная программа. Мы и русские, особенно русские, которые больше работали над беспилотными космическими кораблями, получаем иногда радиосигналы с таких кораблей через день или даже через два после того, как эти корабли прекратили свое существование. Так долго идет радиосигнал, преодолевая громадные космические расстояния. При таком разрыве во времени между отправлением сигнала и его приемом в случае непредусмотренных критических ситуаций ни из русского Центра управления космическими полетами, ни из центра НАСА в Хьюстоне невозможно никакое оперативное вмешательство. Вся беда в том, что компьютеры, установленные на космических кораблях, не умеют думать. Их можно запрограммировать любым образом, но как только создается нестандартная, не заложенная в программу ситуация, бортовые компьютеры оказываются неспособными реагировать на нее. Они не в состоянии импровизировать, у них нет творческого интеллекта. В этом смысле любой пятилетний малыш смышленее их. Способность увидеть слона в комке глины, способность сделать хотя бы то, что делали наши предки, привязавшие острый камень к куску дерева и изобретшие таким образом топор, который никогда до этого не видели, -- все это за пределами возможностей компьютеров. Вот чего не хватало тем кораблям, о которых я упомянул вначале, и вот почему они погибали. Они не только не могли решать возникающие проблемы, но и запросить совета у Земли, поскольку к тому времени, когда этот запрос доходит сюда, ситуация на корабле меняется, и полученный запрос может представлять для нас к тому времени чисто академический интерес. Чиун легонько толкнул Римо. -- Он думает, что человеческий интеллект -- это то, что размещается у него между ушами. Невежда! -- шепнул он Римо. Форсайт постучал указкой по взлетно-посадочной полосе. -- Может быть, ваш напарник соизволит поделиться с нами тем, что сказал? -- резко бросил он. -- Не соизволит, -- ответил Римо. Последовала секундная пауза. Римо обратился к Форсайту: -- Выходит, программа, которую хочет получить Гордонс, ни для кого на Земле не представляет ценности? -- Выходит, так, -- подтвердил Форсайт. -- А в прошлый раз вы всучили ему подделку? -- Да. --Зачем? -- Совершенно ни к чему кому-то иметь доступ к нашим государственным секретам. Это унизило бы наше национальное достоинство. Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь хихиканьем Чиуна, возобновившего игры с самолетиками. Форсайт вспотел, его лицо покраснело. -- И все-таки я еще раз советую вам использовать снайперов, -- сказал он Римо. -- А я еще раз говорю вам: "Нет!" -- Ну, согласитесь хотя бы на одного, -- сказал Форсайт, и на макет лег рыжий кожаный футляр. Крышка откинулась. Появился неестественно толстый ствол винтовки с узеньким дулом, щелкнул стальной затвор. Появившаяся в луче света рука держала длинный и тонкий патрон. -- Я могу попасть из этой винтовки с расстояния ста ярдов в зрачок. Любое попадание смертельно. Пуля отравлена. -- Вы уже попали в мистера Гордонса, и что же? У него после этого хватило сил буквально разорвать на куски несчастного парня, которого вы тогда подставили. -- Это был агент Казначейства, и он знал, на что идет, -- отчеканил Форсайт, вытягиваясь на военный манер и держа указку, как наездник держит хлыст. Римо кинул на него недобрый взгляд. Снайпер положил пулю на макет и подтолкнул ее к Римо. Тут снова ожил Чиун. -- Та-та-та-та-та-та! На этот раз модель ДС-10 авиакомпании "Америкэн эйрлайнз", которую Чиун держал в левой руке, расстреливала из пулемета главный пассажирский терминал. Правая рука разгоняла в это время по взлетной полосе модель "Боинга-747". -- Вжик! Та-та-та-та! "Боинг", словно заправский истребитель, стремительно набрал высоту и отогнал подальше ДС-10. -- Ба-бах! Бум! Бум! Ба-бах! -- воскликнул Мастер Синанджу, и ДС-10, беспорядочно закрутившись, вошел в штопор над аэропортом О'Хара. -- Тра-ба-бум! -- вскричал Чиун. ДС-10 врезался носом в ангар и рухнул на взлетно-посадочную полосу. -- Вы кончили играть в игрушки? -- спросил Форсайт. -- В ваших руках и в руках ваших людей, -- отвечал Чиун, -- любое оружие -- игрушка. В моих руках любая игрушка -- оружие. -- Очень мило, -- усмехнулся Форсайт. -- Вот и возьмите завтра эти модельки на встречу с мистером Гордонсом в аэропорт О'Хара вместо оружия. -- В моих руках и в руках этого человека, -- повторил Чиун, махнув рукой в сторону Римо, -- любая вещь -- оружие, более мощное, чем странное ружье, которое показывал ваш человек. Его ружьецо -- действительно игрушка. -- Ну, хватит! -- нахмурился Форсайт. -- Это уж слишком! -- Ты, китаеза, видать последнего ума лишился! --вскипел снайпер. В лучах желтого света появилось его лицо с холодным взглядом водянисто-голубых глаз. -- Заряди-ка свое игрушечное ружье, -- негромко сказал Чиун. -- Прекратите немедленно! -- забеспокоятся Форсайт. -- Это -- приказ! Брайен, скажите своему напарнику, чтобы он перестал злить снайпера. -- Я тут ни при чем, -- ответил Римо. -- Заряжай, заряжай свое игрушечное ружье, -- хихикнул Чиун. Модель ДС-10, плавно взмыв в воздух, застыла в его правой руке на уровне плеча, носом в сторону снайпера, который зарядил винтовку. Форсайт отошел от стола в тень. Лежавшие на краях стола руки обступивших его людей вмиг исчезли. Все, отпрянув, растворились в тени. Римо остался стоять на прежнем месте -- между Чиуном и снайпером, выстукивая пальцами какой-то мотивчик. "Сердцем молодой" -- на слух определил Форсайт название песенки. Снайпер вогнал патрон с отравленной пулей в патронник, клацнувший с глубоким металлическим звуком, свидетельствующим о высокой точности обработки и подгонки деталей. Снайпер поднял винтовку к плечу. Римо зевнул. -- Стреляй! -- сказал Чиун. -- С такого расстояния я просто не могу промахнуться, -- сказал снайпер. -- Отсюда я могу расщепить пулей надвое ресницу. -- Стреляй! -- повторил Чиун. -- Ради Бога, -- взмолился Форсайт, -- только не в подвале Казначейства! -- Ну уж нет, -- злобно пробормотал снайпер, -- если этот придурок сам того хочет, сейчас у него во лбу появится третий глаз. Снайпер нажал на спусковой крючок, и рука Чиуна с тонкими длинными пальцами, освещенная ярким желтым светом, казалось, вздрогнула. ДС-10 в ней уже не было. Только один Римо уследил полет игрушечного самолетика, зато все остальные очень хорошо увидели, как он произвел посадку. Крылья модельки распластались по лбу снайпера, а нос самолета с кабиной пилотов глубоко вонзился в череп. С хвостовой части фюзеляжа закапала кровь. Снайпер упал лицом вниз. Винтовка с толстым стволом грохнулась на макет и застыла рядом с пассажирским терминалом. Чиун отбросил ее в сторону. -- Игрушка! -- презрительно сказал он. -- Что вы наделали! -- вскричал Форсайт. -- Не положено никого убивать в подвале Казначейства, не имея на то соответствующего приказа в письменном виде. Римо повернулся к Форсайту и сказал: -- Нельзя допустить, чтобы это сошло ему с рук, заставьте его убрать труп. Он всегда оставляет за собой неубранные мертвые тела. -- Но он первый начал, -- возразил Чиун. -- Если бы начал я, тогда другое дело. -- Своими "бум-трахами" ты спровоцировал этого болвана. Тебе было скучно, -- заявил Римо. -- Я всего лишь играл в самолетики, -- ответил Чиун. -- А вы, белые, всегда покрываете друг друга. -- Послушайте, о чем вы? Ведь у нас здесь труп, -- растерянно пробормотал Форсайт. -- Правильно, -- поддержал его Римо. -- Не позволяйте ему уйти, не убрав за собой. -- Если бы я был белым, вы бы так не говорили, -- стоял на своем Чиун. -- Как теперь объяснить убийство? Что делать? -- спросил, с трудом приходя в себя, Форсайт. -- Спишите его на расовые разногласия, -- посоветовал Чиун. Он подхватил эту фразу в одной из своих любимых "мыльных опер" и сейчас счел ее подходящей к случаю. -- Вы, белые, не только смешно пахнете, вы глупы, и вы расисты. И никакая вы не "лучшая раса"! -- Не обращайте внимания, -- сказал Римо Форсайту. -- Он не любит убирать за собой... Так где, вы говорите, эта программа? Кстати, раз она не представляет ни для кого на Земле ценности, на этот раз -- никаких подделок. По дороге в Чикаго Римо, сидя в кресле самолета, обследовал коробку с непонятными надписями типа "миниатюризация", "компонент", "ввод" и тому подобное, ломая голову над тем, кому может понадобиться искусственный интеллект на уровне пятилетнего ребенка. Форсайт сообщил, что над проблемой создания искусственного интеллекта бились лучшие умы, используя сложнейшие компьютеры, но так до конца ее и не решили. Когда Чиун прикончил снайпера, Форсайт перестал настаивать, чтобы Римо с Чиуном взяли с собой его людей в Чикаго. -- Учтите, нам не нужны ни ваши кинооператоры, ни звукооператоры или кто там еще -- со всей их техникой, -- предупредил его Римо. -- Но наше оборудование -- самое современное и технологичное в мире, -- запротестовал Форсайт. -- В прошлый раз вы им пользовались? -- спросил Римо. -- Да, но... -- Оно остается здесь. И вы тоже. Форсайт хотел было возразить, но, взглянув на лежащее на носилках тело снайпера, покрытое простыней, внезапно передумал и сменил тему. -- В этот критически важный для всей операции период, -- заявил он, -- мы должны диверсифицировать персональную инициативу. -- Мы проведем эту встречу одни, -- по-своему расшифровал его мысль Римо. -- И только так. -- И не вернетесь назад, -- мрачно предрек руководитель группы Фрэнсис Форсайт. Римо заметил, что Чиун подает ему знаки. -- Мой коллега хотел бы захватить с собой модели самолетов. -- Пусть берет. Господи, неужели вы думаете, что кто-нибудь из нас рискнет ему помешать? Когда самолет пролетал над озером Эри, Чиун вывалил из рукава своего кимоно полдюжины миниатюрных моделей пассажирских реактивных лайнеров. Некоторое время он их молча разглядывал, а потом сказал: -- Не знаю, как вы, западные люди, это делаете, но машины почти идеальны для движения сквозь воздух. Не понимая самой сущности движения и тех философских основ, которым я тебя учил, эти люди, имея в своем распоряжении всего лишь свои приборы, пишущие машинки и прочую чепуху, создали эти самолеты. Я поражен. Мастер Синанджу не удержался и высказал это же стюардессе, которая передала его слова пилоту. Заинтересовавшись, пилот подошел к Чиуну и Римо. -- Это хороший самолет, -- похвалил Чиун. -- Спасибо, -- сказал пилот, атлетически сложенный мужчина лет пятидесяти с чеканным загорелым лицом спортсмена, соблюдающего форму. -- Но у него есть изъян, -- продолжал Чиун, указывая на хвост самолета. -- Вот это место. Здесь должно загибаться внутрь, а не выступать наружу. Пилот повернулся к стюардессе: -- Вы что, разыгрываете меня? -- И добавил, адресуясь к Чиуну: -- Вы, конечно же, инженер и работаете в компании "Макдоннел Дуглас", не так ли? -- Что происходит? -- заинтересовался вздремнувший было Римо. -- Да вот этот джентльмен только что пытался, будучи инженером-авиаконструктором, выдать себя за дилетанта. Он высказал мне конструктивную идею, над которой работала компания "Макдоннел Дуглас" и которую не удалось осуществить лишь потому, что пока не существует необходимых для этого современных высокотехнологичных материалов. -- Современных? -- переспросил Чиун и засмеялся. -- Да моему предложению несколько тысяч лет! В аэропорту О'Хара, куда они прибыли, маленький мальчик захотел поиграть в чиуновские самолетики, на что Чиун посоветовал ему заиметь свои. У них оставалось целых пять часов свободного времени. Было лишь начало одиннадцатого, а мистер Гордонс назначил им встречу в посадочном зале Аллегени, у восьмого выхода, на три часа. Форсайт высказал предположение, что Гордонс предпочел это место потому, что зал этот походил на длинную коробку, из которой не так-то легко быстро скрыться. Римо и Чиун наблюдали, как люди встречают друг друга и как расстаются. Они видели легкое волнение, которое чувствуется обычно перед посадкой в самолет, и сопереживали ему. В три часа они были начеку и должны были бы заметить Гордонса еще на подходе. Но особое чувство, которое всегда давало знать Римо, что к нему кто-то приближается, на этот раз не сработало. Чиун испуганно вздрогнул, что на памяти Римо случилось с ним впервые, его глаза широко раскрылись. Медленно, сохраняя безупречную координацию движений, как и подобает Мастеру Синанджу, он отступил назад, чтобы между ним и мистером Гордонсом оказалась билетная касса. Римо вспомнил уроки Чиуна: в критических обстоятельствах следует прятать от глаз противника свои ноги, чтобы скрыть свою технику защиты. -- Добрый вечер! Я -- мистер Гордонс. Прикинув на взгляд, Римо решил, что Гордонс был с ним почти одного роста, но тяжелее. Передвигался он со странной медлительностью. Это была не грациозная плавная замедленность движений Чиуна, а осторожное, чуть ли не спотыкающееся поочередное скольжение ног. Когда Гордонс остановился, серый костюм на нем почти не шелохнулся. Губы его раздвинулись в некоем подобии улыбки и застыли в этом положении. -- А я -- Римо. Вы принесли пластины? -- Да, предназначенные для вас пластины у меня. Вечер сегодня довольно теплый, не правда ли? Я сожалею, что не могу предложить вам выпить, но мы находимся в посадочном зале аэропорта, а в посадочных залах не бывает баров с напитками. -- Еще здесь нет кегельбанов и столиков для игры в ма-джонг. Что за околесицу вы несете? -- Я говорю так, чтобы вы чувствовали себя спокойно и непринужденно. -- Я и так чувствую себя непринужденно. Так вы говорите, пластины у вас при себе? -- Да, у меня есть пакет с пластинами для вас, и я вижу по вашей руке, что у вас есть пакет для меня. Я отдам вам мой пакет в обмен на ваш. -- Отдай ему пакет, Римо! -- крикнул из-за билетной кассы Чиун. Римо увидел, как модель самолета -- идеальное оружие в руках Мастера Синанджу -- молнией устремилась к мистеру Гордонсу. Тот увернулся едва уловимым движением. Увернулся он и от второго самолетика. И от третьего... Одна за другой модели врезались в сработанные из алюминия и стали стены посадочного зала, пробивая их насквозь и оставляя дыры, через которые виднелось ночное небо. Одна из них попала в рекламный плакат эстрадной группы "Памп рум". У изображенной на нем певицы при этом исчезла голова, и вместо нее над высокой грудью оказалось сквозное отверстие. -- Римо! -- кричал Чиун. -- Отдай ему то, что он хочет! Отдай! Римо не шелохнулся. -- Давайте ваши пластины, -- обратился он к Гордонсу. -- Римо, не занимайся глупостями! -- крикнул Чиун. -- У меня четыре пластины, с которых печатаются пятидесяти- и стодолларовые банкноты. Пятидесятки -- купюры Федерального резервного банка Канзас-Сити выпуска 1963 года, серия "Е", лицевая сторона номер 214, оборотная -- номер 108. Сотенные -- Федерального резервного банка Миннеаполиса, выпуска 1974 года, серия "Б", лицевая сторона номер 118, оборотная -- номер 102. -- На кого вы работаете? -- спросил Римо, левой рукой нащупывая под мышкой Гордонса нерв, нажатие на который парализует человека и причиняет страшную боль, которую можно усилить, если ответ задерживается. Так было раньше, много раз. -- Я работаю сам на себя. Для своего выживания, -- ответил мистер Гордонс. -- Отдай ему то, что он хочет, Римо! Убери руку! -- крикнул Чиун и в ажиотаже выдал целый поток корейских слов, которые показались Римо знакомыми, похожими на те, которые он не раз слышал в начальный период обучения и которые означали, что что-то идет не так. Позднее "не таким" оказывалось только то, что делал Римо, а все остальное в мире было в порядке. Но Римо понимал, что сейчас Чиун имел в виду совсем не его ловкость и умение. -- Посмотри на его лицо! На лице мистера Гордонса застыла все та же глуповатая улыбочка. Римо усилил давление на нерв. Кожа под его пальцами подалась, затем под ней что-то хрустнуло. По звуку это была кость, но в этом месте никаких костей быть не должно. -- Не делайте этого. Вы уже нанесли мне повреждение, -- сказал мистер Гордоне. -- Если вы не прекратите, наступит временный паралич правой стороны моего тела. Это может угрожать моему выживанию. Я должен вас остановить. Может быть, все дело было в этой улыбке, а может -- в том странном ощущении, которое Римо испытывал от прикосновения к телу этого человека. Так или иначе, когда он удвоил нажим, причем в этот раз не пальцем, а острым и твердым ребром дискетки, то, похоже, поскользнулся. Тело его теперь уже не было сбалансировано с телом мистера Гордонса, и Римо начал падать. В этот момент мистер Гордонс схватил его за правый локоть и равномерно, со страшной силой, которую он теоретически развить не мог, учитывая положение, в котором он в этот момент находился, начал сжимать запястье Римо, вынуждая его разжать пальцы, державшие программу. -- Пусть забирает! Отдай! -- кричал Чиун. -- Отдать? Черта с два! -- буркнул Римо и вскинул колено, целясь Гордонсу в пах. Колено застыло в воздухе. Будто раскаленные стальные прутья впились Римо в правое плечо и рвали сухожилия. Словно желтое пламя, мелькнуло перед глазами Римо кимоно Чиуна, но, к своему изумлению, Римо не увидел результатов того потрясающего мастерства, с помощью которого Чиун мог стереть тонкими длинными пальцами улыбку с лица мистера Гордонса. Чиун атаковал его -- Римо -- руки! Длинные ногти Чиуна впились ему в правую ладонь, заставив ее раскрыться. Мгновение -- и программа оказалась у Гордонса. Положив ее в карман. Гордонс бросил на пол гравировальные пластины. -- Спасибо! -- сказал мистер Гордонс и пошел прочь. Несмотря на повреждение правой стороны тела, шаги его были ровными и уверенными. Римо вскочил на ноги и рванулся было вслед, намереваясь отплатить за рану в плече. Сейчас он схватит белокурую голову и оторвет се от туловища. Однако Чиун оказался проворнее: споткнувшись о подставленную ногу, Римо грохнулся на пол и закувыркался, глухо застонав от боли в плече. Чиун быстро забежал вперед и встал перед Римо, загораживая от него мистера Гордонса, который уже выходил из посадочного зала в центральный зал ожидания. -- Зачем ты это сделал? Он же был у меня в руках! В руках! -- в бешенстве крикнул Римо. -- Уходим. Нужно срочно перевязать твою рану, дурачок. -- Ты позволил ему забрать программу! Теперь мы его больше никогда не увидим! -- Будем на это надеяться, -- сказал Чиун и ощупал длинными чуткими пальцами мышцы плеча Римо. Оторвав от кимоно несколько полосок, он стянул плечо так, чтобы ограничить его подвижность, и отвел Римо к билетной кассе. Там Мастер Синанджу поинтересовался, как попасть на самолете в такое место, где есть солнце и морская вода. Из мест, которые ему назвали, он выбрал ближайшее -- остров Святого Томаса в гряде Виргинских островов, о котором Мастер Синанджу ранее не слыхал, так как он, наверное, открыт-то был совсем недавно, лет пятьсот, не более, тому назад. Пластины, с помощью которых белые люди делают свои бумажные деньги, Чиун положил в бумажный пакет, купив специальные картинки, которые у белых называются марками и которыми оплачивается пересылка. Затем особой ручкой белого человека, которую не нужно макать в чернила и которой далеко до такой вещи, как кисточка для письма иероглифов, он сочинил послание императору Смиту: "Дорогой господин Харолд Смит! В течение многих лет Ваша империя прибегает к услугам Дома Синанджу, и все эти годы Ваша благодать снисходит на нашу ничтожную деревушку. Наши дети, неимущие и старики сыты и одеты, они спят в домах под крышами, которые сделаны из прочных материалов. Не бывало, чтобы империя Смита не выполнила своих обязательств. Своевременно и полностью оплачивала она золотом услуги Дома Синанджу, иначе деревня Синанджу вымерла бы от голода, так как земля там скалистая, а в холодных водах морского залива нет рыбы. Благодаря поддержке Мастеров Синанджу наши люди в течение веков, во-первых, имели пищу и, во-вторых, жили достойной жизнью. Ваша империя точно выполняла заключенное более десяти лет назад соглашение. Выполнял его и Мастер Синанджу. По этому соглашению Мастер брался, как Вы помните, обучить искусству Синанджу обычного белого человека, дабы он не нуждался в оружии для выполнения своей работы. Молодой человек научился этому. Он научился этому в первый же год. Но он получил гораздо больше того, что было оплачено Вашим золотом. Он получил гораздо больше того, что можно купить за Ваше золото: он стал представителем Дома в большей степени, чем кто-либо, включая японцев и даже корейцев (о жителях деревни Синанджу речь не идет). В его сердце поселилось солнце, и Вы ничего не заплатили за это. Он победил собственное тело, стал его господином и повелителем, и Вы ничего не заплатили за это. Он получил знание Синанджу в той полноте, которую только был в состоянии охватить. Вы ничего не заплатили за это, хотя Дом Синанджу никогда бы Вам этого и не продал: Синанджу не продается, продаются только его услуги. Вот почему, с большим сожалением и благодарностью, Мастер считает себя обязанным известить Вас, что Дом Синанджу расторгает соглашение. Мы найдем в другом месте средства для существования деревни, так же как и для Римо и для меня самого. Между прочим, поскольку Римо не просто белый человек, но еще и белый американец, то он, естественно, испытывает особые чувства привязанности к своей родине, и, если позднее Вам понадобятся его услуги, он отнесется к Вашему предложению с вниманием. Посылаю Вам металлические предметы, которые были Вам нужны. Миссия окончена. Контракт расторгнут". В конце послания Чиун начертал символ Синанджу -- перевернутую трапецию с делящей ее по вертикали линией, что символизировало Дом и абсолютное превосходство. Этот знак заключал в себе имя и титул Мастера. Заклеив конверт с посланием Смиту, он вложил его в общий пакет, который, в свою очередь, тщательно упаковал в оберточную бумагу и наклеил марки. Посылка заняла свое место в одном из металлических ящиков, содержимое которых регулярно изымается и доставляется по адресам. Со времен Чингисхана человечество не знало столь хорошо организованной и надежно охраняемой почтовой службы. Очень нужная вещь! Для белых людей, конечно. Вернувшись к скамейке, на которой ждал Римо, Чиун с удовлетворением отметил, что Римо так сбалансировал вес тела, чтобы здоровые мышцы брали на себя нагрузку поврежденных. Сообразительность и основывающаяся на полученных от учителя знаниях предприимчивость молодого человека зачастую не только радовала старого Мастера, но и вызывала у него чувство счастливого удовлетворения. Конечно, это удовлетворение не следовало выказывать: и так уже самонадеянность ученика была просто невыносима. -- Что ты там делал, папочка? Книгу, что ли, писал? Ты изрисовал чуть ли не весь блокнот! -- сказал, завидя его, Римо. -- Я поведал императору Смиту о постигшей тебя неудаче, о ранении. -- Зачем? Все будет нормально. Чиун нахмурился и покачал головой. -- Да, конечно. Я знаю это, и ты это знаешь, но император есть император, даже если он для тебя -- директор или президент, или как ты их предпочитаешь называть. Но, независимо от достоинств убийцы-ассасина, если он ранен, то больше императору не нужен. -- И Смитти тоже? -- И ему. Это печально, сын мой. У раненого убийцы нет дома. Расположение императоров не беспредельно. -- Но я же- часть его организации. Кроме Смита, я -- единственный, кто знает, чем мы занимаемся. -- Ты получил сегодня один из тех печальных уроков, которые мы получаем, когда вырастаем и становимся умнее, -- сказал Чиун. -- Но не расстраивайся. Правда, императорам не свойственно любить таких, как мы, но верно и то, что на наши услуги всегда большой спрос. На них был спрос и в мирные годы Римской империи, и во времена правления сыновей Чингисхана, и в годы различных бурных исторических событий в мире, когда этот спрос неизмеримо возрастает. Не беспокойся. Того Рима давно уж нет, тех китайских династий -- тоже, а Синанджу живет! -- Не могу поверить, чтобы мы были безразличны Смитти! -- возразил Римо. Чиун успокоил его, как мог. Молодой человек нуждался в отдыхе: приближалось время вылета. Эти перелеты только кажутся безвредными, а на самом деле они портят людям кровь не меньше, чем смена фаз Луны. Белые люди не понимают этого. Как и большинство желтокожих! При посадке на самолет, который должен был менее чем за пять часов доставить их на остров Святого Томаса в аэропорт, названный в честь умершего императора Трумэна, Чиун заметил на одежде Римо металлическую кнопку. Поскольку он не знал, что это такое, то не стал ее снимать. Вполне вероятно, что эту штуковину при-цепил мистер Гордонс, с техникой которого не было знакомо ни одно из многих поколений Мастеров Синанджу и которому столь неразумно бросил вызов Римо. Ему это, конечно, простительно -- он молод, еще и шестидесяти нет... Римо не знал еще, что когда предстоит схватка с неизвестным, лучше понаблюдать со стороны и дождаться, когда неизвестное станет известным, то есть проявятся его слабые места, а следовательно -- и то, как его можно победить. Римо не знал, что Мастер Синанджу рассчитывает на новые действия мистера Гордонса, и тогда им станут известны его приемы, как это было, например, с арабскими хашашинами, которые эффективно сочетали боевое искусство с фанатизмом. Когда один из предыдущих Мастеров Синанджу впервые столкнулся с хашашинами (они тогда еще только-только появились), то немедленно отказался от службы Исламабаду, стал работать в другом месте и год за годом ждал, наблюдал и изучал, пока не разобрался в их методах. А они, эти методы, были настолько хороши, что от них пошло и само слово "ассасин", то есть "убийца". Все, что узнал тот Мастер, он передал следующему Мастеру. Добавив к этому собственные наблюдения, второй Мастер, в свою очередь, передал познания о хашашинах преемнику и так далее. Из поколения в поколение Мастера наблюдали и выжидали, намеренно игнорируя богатый арабский рынок, хотя спрос на их услуги в этих странах был весьма велик. Понадобилось целых восемьдесят лет для того, чтобы в анналах Синанджу скопилась полная информация о том, как хашашины, используя гашиш, дурманили сознание своих последователей-фанатиков и как потом подбирали из их числа телохранителей, готовых умереть, чтобы попасть в рай. Выяснив это, Дом Синанджу вновь предложил свои услуги исламским владыкам. Однажды ночью его люди выследили одурманенного гашишем воина из Дома хашашинов, подождали, пока появится наркотический дым, и затем перебили их всех до одного прямо в их пещерах. С хашашинами было навсегда покончено. Та же участь ждет и мистера Гордонса. Если не в этом году, то в следующем. А если не в следующем, то наверняка в следующем за ним. Раньше или позже Чиун или Римо, или преемники Римо узнают о приемах и методах мистера Гордонса. Вот тогда Дом Синанджу вернется с предложением своих услуг правителям Америки. Но не сейчас. Сейчас надо бежать, скрыться. Оставить этого Гордонса в покое на десять, двадцать или даже на сотню лет. Синанджу без работы не останется. Чиун осмотрел то место, где была прикреплена кнопка, исследовал под ней кожу Римо и, убедившись, что она не повреждена и не оцарапана, снял кнопку и спрятал в кимоно для дальнейшего изучения. Вовсе не исключено, что она принадлежит Гордонсу, а если это так, то есть смысл приглядеться к ней повнимательнее. В то самое время, когда их самолет, взревев, устремился ввысь, посылка Чиуна попала на сортировочный узел почтовой службы США, а затем, в соответствии с указанным адресом, была доставлена в санаторий Фолкрофт, в местечке Раи, штат Нью-Йорк. Любой из сотен работавших в этом заведении техников-электронщиков мог бы подсказать Мастеру Синанджу, что если он хочет избавиться от человека, который оставил эту металлическую кнопочку, то лучше подарить ее первому встречному. При условии, что этот встречный направляется в противоположную сторону света. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Моррису (или просто Мо) Алштайну принадлежал единственный во всем южном Чикаго бар, который приносил одни убытки. В 60-х годах Мо приобрел неказистую местечковую таверну, ежегодно приносившую владельцу добрых сорок тысяч долларов дохода, плюс от сорока до пятидесяти тысяч дополнительных поступлений от таких необлагаемых налогами источников, как букмекерство и ростовщичество. Нанятые Мо Алштайном рабочие содрали со стен тронутые гнилью деревянные панели, убрав труху, оборудовали элегантный бар из красного дерева, установили скрытое освещение, перестроили туалеты и убрали часть простенков, чтобы клиентам было просторнее. В залах поменяли обои, настелили паркет, поставили красивые столики, соорудили сцену. С помощью импресарио и молодого темпераментного конферансье Алштайн ухитрился перевернуть вверх дном картину былого финансового благополучия. Первоначальный убыток составил двести сорок семь тысяч долларов. Правда, в следующем году эта цифра уменьшилась до сорока тысяч, но с тех пор не менялась. Некоторые объясняли эти убытки переменами: потеряв традиционных завсегдатаев бывшей таверны, Алштайн не смог заменить их другими клиентами. Так во всяком случае выглядело формальное объяснение, предназначавшееся для широкой публики. Среди близких друзей, умеющих держать язык за зубами, бытовала другая точка зрения: убытки Мо являлись следствием некоторых его, если можно так выразиться, необычных привычек. Мо любил оружие, и в ресторане "Источники Эльдорадо" (новое название бывшего "Муррея") был устроен тир, где он практиковался в стрельбе каждый божий день, и все было бы ничего, не вздумай он расширить рамки тира и включить в него сцену ресторанного зала. Стрельба из пистолета вошла в программу представления. Чтобы продемонстрировать свое искусство, он отстреливал у посетительниц серьги и вышибал пулями рюмки из рук кавалеров. Даже южная сторона Чикаго не могла похвастать настолько фанатичной привязанностью клиентуры к определенным ресторанам, и, хотя Мо "никогда, черт побери, никого еще не задел", число посетителей резко сократилось. К счастью для Мо, у него была еще одна профессия, что давало возможность компенсировать убытки, которые приносил его шикарный ресторан. Именно об этом и желал побеседовать с Алштайном некий мистер Гордонс. -- Я вас не знаю, -- сказал Мо вежливо улыбающемуся мужчине с гладко зачесанными волосами песочного цвета. Его правая рука хотя и двигалась вроде бы нормально, но почему-то казалась немного короче левой. -- Меня зовут мистер Гордонс, и я сожалею, что не могу предложить вам выпить, но это -- ваше заведение, а потому именно вам надлежит предложить мне выпивку. -- Ладно, что вы хотите? -- Спасибо, я не пью. Я хочу, чтобы вы попытались кое-кого убить из вашего пистолета. -- Вы что, не в своем уме? По сравнению с посетителем Мо был худощавее и пониже ростом, с пронзительным взглядом голубых глаз. Этим глазам не понравилась невыразительная физиономия клиента, но дело было не в этом: не в обычаях Мо было принимать такого рода предложения от первого встречного. -- Я не понимаю, что означает выражение "не в своем уме", -- сказал мистер Гордоне. -- Во-первых, я никого не убиваю. Во-вторых, если бы даже и убивал, то не стал бы этого делать для первого попавшегося незнакомца. Ну, а в-третьих, кто вы такой, черт бы вас побрал? -- Я не вполне уверен, что вы используете адекватные выражения. Думаю, что вы говорите так для того, чтобы обезопасить себя, а не потому, что именно это имеете в виду. Я уже убедился, что так поступают почти все люди. Пожалуйста, не обижайтесь -- те, кому я раньше говорил об этом, часто обижались. У меня для вас есть то, чего вы хотите. -- Я хочу, чтобы вы убрались отсюда, пока еще в состоянии ходить, -- огрызнулся Алштайн. -- Сделаем по-другому, -- сказал мистер Гордонс и, вынув из кармана пиджака пачку из пятидесяти новеньких стодолларовых банкнот, положил ее перед Мо на стол. Затем положил сверху вторую пачку, такую же. Потом третью и четвертую. И пятую. Мо удивился, как это с полными карманами денег пиджак этого человека совсем не топорщился. Долларовый штабель тем временем вырос до десяти пачек. Мистер Гордонс начал выкладывать второй, такой же по высоте. -- Это сто кусков, -- сказал Мо Алштайн. -- Целых сто кусков! Никогда еще мне за... э-э услуги не предлагали таких денег. -- Я полагал, что вы так подумаете. -- Ни один из клиентов не предлагал за то, чтобы кого-нибудь пристукнуть, такие бабки. -- И это не фальшивые деньги, -- кивнул на пачки мистер Гордонс. -- Обратите внимание на шелковистость бумаги, на линии гравировки вокруг лица Франклина, на четкость номеров серий и на то, что все номера разные. -- Да, настоящие, -- подтвердил Мо Алштайн. -- Но я не могу вот так, сразу, все бросить и приступить к делу. Пристрелить "капо мафиози" не такто просто. Сперва надо понадежнее пристроить часть деньжат. -- Нет, это не та привычная для вас работа, когда вы помогаете разобраться между собой различным преступным кланам определенной этнической группы. Я вам плачу просто за убивание. -- За убийство,-- поправил его Мо. -- Благодарю вас. За убийство. Я запомню, -- сказал мистер Гордонс. -- Убийство будет простым: я покажу вам, где находится тот, кого вам предстоит убить. Мо Алштайн изумленно вскинул голову. -- За что же вы мне платите, если тоже будете там? Я думал, что весь смысл убийства по контракту как раз в том и состоит, чтобы в тот момент заказчика там не было! Или вы хотите посмотреть, как этот парень будет мучиться? -- Нет. Я просто хочу видеть, что вы его убили. Их там двое. Оба очень интересные люди. Особенно желтокожий старик. Его движения естественны и вполне обычны, и тем не менее гораздо более эффективны, чем движения других людей. За ним я хочу понаблюдать. Но я не смогу внимательно наблюдать за ним, если в то же самое время буду занят другим делом. -- А, так, значит, два убийства! -- воскликнул Мо. -- Но это будет стоить дороже. --Я заплачу дороже. Мо пожал плечами: -- Дело хозяйское, деньги-то ваши. -- Нет, теперь это ваши деньги, -- возразил мистер Гордонс и подвинул банкноты ближе к Мо Алштайну. -- Когда их нужно прикончить? -- Вскоре. Но сначала мне нужно найти других. -- Других? -- С нами будут и другие люди. Мне нужно их найти. -- Минуточку. -- Мо отодвинулся. -- Я ничего не имею против, если будете присутствовать вы: перед законом вы так же виновны, как и я, если не больше. Я только выполняю контракт, а вам, я уверен, обломится пожизненное заключение. На ваш счет я спокоен. Но посторонние? Зачем мне свидетели? Да и вам тоже? Понимаете? -- Понимаю, -- сказал мистер Гордонс. -- Но это будут не просто свидетели, их я тоже нанимаю. -- Я не нуждаюсь в помощи. Вот еще! Можете убедиться, какой я стрелок, -- обиженно пробормотал Мо и велел бармену взять в руку бокал. Бармен -- пожилой, лысеющий негр, к которому в эти часы редко кто, кроме хозяина, обращался, -- стоял за стойкой с газетой "Чикаго трибюн" в руках, глубоко погрузившись в дебри кроссворда. Он вздрогнул и оторвался от своего занятия. -- Нет, лучше два бокала, -- передумал Алштайн. -- Я пас, -- сказал негр. Правая рука Алштайна юркнула под пиджак и вынырнула на свет божий с изрыгнувшим пламя и грохот револьвером "Магнум-357". Сверкающее хромом чудовище напоминало небольшую пушку. Звук выстрела был сродни грохоту обрушившейся крыши. Тяжелая пуля разнесла полку с бокалами и большое зеркало над головой бармена. Осколки разлетелись по паркету, сверкая, словно капельки росы под утренним солнцем. Бармен спрятался под стойку, выставив удерживаемый кончиками пальцев бокал для шампанского на длинной ножке. Грянул выстрел. Со стены сорвался фанерный задник бывшего зеркала. В дрожащих пальцах бармена осталась только ножка бокала. -- Видите, мне не нужна помощь, -- сказал Мо Алштайн и, обернувшись к стойке, крикнул: -- Можешь вылезать, Вилли! -- Я -- не Вилли, -- донесся голос из-под стойки, -- Вилли уволился. -- Когда? --обиженно спросил Алштайн. -- В тот день, когда вы заказали новое зеркало. То самое, что лежит сейчас на полу. -- Чего это он? -- Некоторым не нравится, когда в них стреляют, мистер Алштайн. -- Я ни разу не попал в того, в кого не собирался попасть. Ни разу, черт возьми! Вы, антисемиты, все одинаковы, -- проворчал Мо Алштайн и доверительно сообщил мистеру Гордонсу, что речь идет о воинствующем антисемитизме, который подорвал его ресторанный бизнес. -- Люди могут чувствовать себя в опасности, даже если им и не причинили боли, -- сказал мистер Гордонс. -- Чепуха, -- заявил Мо Алштайн, -- антисемит есть антисемит. А вы не