Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир. Корабль смерти У==========================================╦ | Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР | | "КОРАБЛЬ СМЕРТИ" | | Перевод H. Солнцевой | | Цикл "Дестроер" | +------------------------------------------+ | Warren Murphy, Richard Sapir | | "Ship of death" (1977) ("Destroyer") | +------------------------------------------+ | Гигантский корабль - новая штаб-квартира| |Организации Объединенных Hаций - грозит| |превратиться в братскую могилу на дне| |океана! И вновь в схватку вступают Дестро-| |ер - Римо Уильямс и Чиун - Мастер Синанд-| |жу... | +------------------------------------------+ | by Fantasy OCR Lab | Т==========================================╬ ПРЕДИСЛОВИЕ В начале шестидесятых годов нашего века Америка была охвачена трево- гой: волна преступности, выйдя из-под контроля, буквально захлестнула страну и поставила ее перед выбором: анархия либо диктатура. И тогда молодой американский президент решился на крайний шаг - он со- здал КЮРЕ. Это сверхсекретное агентство было призвано спасти Конститу- цию, используя для борьбы с преступностью отнюдь не конституционные ме- тоды. Только один человек во властных структурах, сам президент, знал о существовании этой организации. Возглавил ее доктор Харолд В. Смит, уро- женец Новой Англии, человек молчаливый и сдержанный. Раньше он служил в Управлении стратегических служб и в ЦРУ. У КЮРЕ было все: деньги, люди, полная свобода действий, не было лишь зримых результатов. Требовалось что-то еще. Не хватало карающей руки - вершить свое собственное правосудие. И тогда молодого полицейского из Ньюарка Римо Уильямса приговорили к смертной казни за убийство, которого он не совершал, и посадили на элек- трический стул, к которому было подключено "неправильное" электричество, после чего привлекли к работе в КЮРЕ. Его подготовку поручили Чиуну, хрупкому пожилому корейцу, родом из деревни Синанджу. В течение многих веков деревня эта поставляла миру наемных убийц - ассасинов. Чиун был последним Мастером Синанджу. Наставник, владевший искусством Синанджу, научил Римо убивать. Вначале Римо воспринял это просто как работу. Но шли годы, обучение продолжалось, и это стало больше чем работой, а сам Римо, беспокойный человек, разрывавшийся между своими западными корнями и восточной выуч- кой, стал чем-то большим, чем человек. Он сам стал Мастером Синанджу. ГЛАВА ПЕРВАЯ Это был огромный корабль. Демосфен Скуратис задумал его таким с самого начала. Никогда еще мир не видел ничего подобного. Его длина - от носа до кормы - достигала полумили, а высотой он был с многоэтажный дом. В его чреве могли поместиться две "Королевы Елизаветы II" С крыши надпалубных сооружений можно было прыгать с парашютом. Ко- рабль предназначался для транспортировки нефти из стран Персидского за- лива; он обладал мощью тысячи танковых бригад и энергетической системой большого города, а что касается объема перевозок - здесь он мог заменить грузовой транспорт целого государства. - Если удлинить его еще немного, сэр, мы могли бы поставить его попе- рек Атлантического океана, как мост, - пошутил однажды баронет Рамсей Фраул, президент судостроительного картеля "Фраул шиппинг комбайн лими- тед". Демосфен Скуратис улыбнулся шутке. Улыбался он редко и скупо: темные губы раздвинулись ровно настолько, чтобы на изжелта-бледном лице можно было уловить некий намек на веселье. - Я занимаюсь судами, а не мостами, баронет, - возразил Демосфен Ску- ратис, потягивая ароматный миндальный напиток - от портвейна он отказал- ся Это был низкорослый и приземистый мужчина, при взгляде на него каза- лось, будто высокого человека сжали в длину и получился толстый коротыш- ка. Он был достаточно безобразен, чтобы заставлять других мужчин удив- ляться, как это ему удается окружать себя красивыми женщинами, и доста- точно богат, чтобы они не сомневались, как он этого добивается. Однако те, кто считал, что Скуратис женщин покупает, заблуждались. Вообще, мно- гие заблуждались на его счет. Баронету Рамсею Фраулу его ошибка стоила поместья Аттиштон. В этом обширном зе- леном имении и родилась у Скуратиса мысль о корабле-гиганте. Аттиштон пережил набеги скандинавов, норманнское завоевание. Великую депрессию, ухудшение материального положения семьи во вторую мировую во- йну, рост налогового бремени, ряд крупных скандалов, затрагивающих репу- тацию клана Фраулов, а также возрастающее нежелание младшего поколения продолжать семейное дело. Но ему не суждено было пережить деловое пар- тнерство с греком Скуратисом, который когда-то был чистильщиком сапог, а теперь стал крупным судовладельцем, соперничать с которым мог только другой грек, Аристотель Тебос. Когда Фраул объявил на совете директоров, что они будут строить круп- нейший в мире корабль для самого Демосфена Скуратиса, акции компании на лондонской бирже сразу же невероятно подскочили в цене. Директоров не смутило то, что кто-то продает акции компании без финансового покрытия, причем в больших количествах. Будь у них поменьше энтузиазма и побольше осторожности, они могли бы нанять детективов и выяснить, кто на самом деле стоит за небольшой брокерской конторой, которая осуществляет эти продажи. И они без труда могли установить, что это Демосфен Скуратис собственной персоной. Продавать акции без покрытия - значит продавать то, чего не имеешь. Но Скуратис знал то, чего не знал баронет: партнерство с Демосфеном Скуратисом не открывает тому пути к богатству, но оно открывает Скурати- су возможность пить кровь баронета. Заключающее сделку рукопожатие ~ это лишь начало торга. Поначалу казалось, что этот грек сэру Рамсею - отец родной. Он нашел ему кредиты. Он использовал свои связи, чтобы пристроить заказ на скаг- геракских судоверфях в Ставенгере, в Норвегии. Когда же компания Фраула увязла в этом проекте настолько, что не могла выжить, не завершив его благополучно, "отец родной" резко изменил отношение. Начались всякие претензии: не тот материал, не та конструкция. Он требовал заменить ре- шительно все, вплоть до самой мелкой детали, и стоимость заказанного им судна возросла почти втрое против проектной. Сэр Рамсей совсем извелся. Измученный, с темными кругами под глазами, он предстал перед заказчиком, чтобы отвергнуть его очередное требование. - Мы не можем установить атомные двигатели, господин Скуратис. Извини- те, но у нас нет такой возможности. Его собеседник пожал плечами. Он ничего не понимает в судостроении. Он знает только, что ему нужно. А нужны ему атомные двигатели. - Мы не можем вам их поставить, никак не можем. - Тогда мне не нужен ваш корабль. - Но у нас контракт, сэр! - Пусть с этим разбирается суд, - заявил Скуратис. - Вы же прекрасно знаете, сэр, что мы кругом в долгах и не можем ждать, пока завершится судебное разбирательство и суд заставит вас зап- латить нам. Скуратис сказал, что ничего не понимает в судебных разбирательствах. Он знает лишь, что ему нужно, а нужны ему атомные двигатели. Еще он под- черкнул, что окончательная конструкция корабля их прекрасно выдержит. - Если уж мы идем к финансовому краху, - сказал сэр Рамсей и в его го- лосе прозвучала вся гордость многих поколений знатного рода, - то по крайней мере обойдемся без лишних слов. Я говорю "нет". Можете делать все, что вам заблагорассудится, любые гадости! Но бывшего чистильщика обуви не так-то легко пронять словами. Жизнь голодных низов - штука нелегкая. И человек, выросший в трущобах Пирея, строит планы не для того, чтобы широким жестом самому их разрушить. Хотя Скуратис не разбирается ни в кораблестроении, ни в судопроиз- водстве, он прекрасно разбирается в финансовых делах. Сэру Рамсею нужно только прислушаться к его советам. На самом деле ничего страшного не произошло: разговоры о банкротстве чушь! Ведь сэр Рамсей еще не ис- пользовал всех возможностей для: получения кредита. У него есть Аттин- гтон, с его обширными земельными угодьями - поместье, стоимость которого очень велика. Сэр Рамсей не может решиться обратить тысячу лет британ- ской истории в средство платежа, но Скуратис может, и он готов предло- жить свою помощь. Если сэр Рамсей не потерял голову от всех этих разго- воров о банкротстве, компания сможет получить новые кредиты, установить на корабле атомные двигатели и заработать солидную прибыль. Разве Скура- тис сказал, что не уплатит за двигатели? Разумеется, уплатит, и очень даже хорошо. Он платит за все, что получает. Но его желание - закон. На этот раз сэр Рамсей потребовал оформить все как должно: и залоговые депозиты, и долговые обязательства, и закладные. "Я хочу защитить свои интересы", - сказал он. И защитил. Но лишь до того момента, когда корабль был построен и Рамсей Фраул прочитал в "Лондон тайме", что Скуратис не собирается его принимать. Ак- ции сразу же упали почти до одного фунта. Перепуганные кредиторы накину- лись на старую и уважаемую фирму, точно обезумевшие от страха матросы тонущего корабля на спасательные шлюпки. Все долговые обязательства, под которые были приобретены атомные двигатели, были предъявлены к немедлен- ной оплате. Когда цена акций упала почти до нуля, Скуратис скупил их и завладел контрольным пакетом компании. С ловкостью фокусника он продал закладные самому себе, продал себе громадный корабль за скандально низ- кую цену, в качестве заимодавца получил поместье Аттингтон, продал судо- верфи Фраула подставной компании, которая официально объявила себя бан- кротом, и напоследок купил акции Фраула по одному шиллингу, вручив их тем самым бедолагам, с которых когда-то получил по 150 фунтов за штуку. Это были манипуляции, достойные шакала. В результате у сэра Рамсея ос- талось три выхода: застрелиться, повеситься или отравиться. Он решил ти- хо и незаметно уйти из этого мира, причем там, где он был бы ближе к своим предкам. И вот холодным октябрьским днем, спустя пять лет после того, как крупнейший греческий судовладелец предоставил ему блестящую возможность проверить свои способности судостроителя, баронет Рамсей Фраул в черном "роллс-ройсе" в последний раз приехал в Аттинтгон. Он распрощался со своим шофером, извинившись, что не может выплатить ему выходное пособие. Вместо этого он отдал шоферу брелок от своих золо- тых часов, не слишком старинную вещь, которая хранилась в их семье всего лишь 210 лет. - Вы можете его продать, - сказал сэр Рамсей. - Нет, сэр, я его не продам, - возразил шофер. - Я проработал двадцать два года у джентльмена, истинного джентльмена, сэр. Этого у меня никто не отнимет, никакие греки со всем их богатством. Ваш брелок - не для продажи, как не продаются и двадцать два года моей жизни, сэр. Тысячелетняя фамильная закалка в холодном английском климате не позво- лила сэру Рамсею заплакать. Но после этого не страшно и умереть. - Благодарю вас, - сказал он. - Это были действительно хорошие годы. - Вам еще будет нужна сегодня машина, сэр? - Нет, не думаю. Большое спасибо. - Тогда - всего вам доброго, сэр. - До свидания, - сказал баронет Рамсей и снова почувствовал, что жить значительно труднее, чем умереть. Он не приезжал в поместье с прошлого года. Мебель стояла в чехлах. Ба- ронет зашел в комнату, где родился, потом - в детскую, и наконец в большом парадном зале с величественным камином, который он не смог сейчас даже наполнить дровами, сэр Рамсей обошел галерею фамильных портретов. И тут, как это иногда бывает с людьми, находящимися на пороге смерти, он вдруг прозрел. Он понял, что их семейное благосостояние, вероятно, начиналось не со славы, а скорее всего, как и у Скуратиса, со лжи, гра- бежа и обмана. Именно так создаются большие состояния. И может быть, бо- лее нравственно способствовать краху одного из них, нежели его зарожде- нию. Сэр Рамсей принял закат славы дома Фраулов с достоинством - по кра- йней мере это он мог сделать. Мирная тишина парадного зала была нарушена глухим рычанием мотора под- ъехавшего "ягуара". Приехал Скуратис, подумал сэр Рамсей. Его можно было безошибочно уз- нать по тяжелой походке. Скуратис подергал один замок, потом другой, по- ка не нашел наконец незапертую дверь. Тяжело пыхтя и вытирая блестящий от пота лоб, он ввалился в парадный зал Аттингтона, который теперь при- надлежал ему. - О, сэр Рамсей! Я так рад, что успел вовремя! - В самом деле? Почему? - холодно спросил Фраул. - Когда мне рассказали, в каком подавленном состоянии вы находитесь, и я узнал, что вы поехали сюда, захватив с собой пистолет, я сразу же пом- чался следом. Я счастлив, что вы еще не успели застрелиться. - Вы собираетесь мне помешать? - Ну нет! Я просто боялся пропустить зрелище вашего самоубийства. Стреляйтесь себе на здоровье. - А почему вы думаете, что я не застрелю вас? Удовлетворите мое любо- пытство. - Чтобы выжить, надо знать людей. Это не для вас, сэр Рамсей. - Мне только сейчас пришло в голову, что вы заставили меня вырыть себе самому могилу отнюдь не из деловых соображений. - По правде говоря, нет. Однако дела для меня всегда на первом месте. - Может быть, я чем-то оскорбил вас? - Да. Впрочем, это было сделано без злого умысла. Вы кое-что сказали газетчикам. - Что именно, смею спросить? - О, совершенный пустяк!- сказал Скуратис. - Но для вас, очевидно, это был не пустяк, господин Скуратис? - Для меня нет. Вы, будучи президентом судостроительной компании, заявили, что Аристотель Те-бос самый выдающийся судовладелец во всем ми- ре. - Но ведь он им был до того, как мы построили вам самый большой ко- рабль. - Значит, теперь это следует сказать обо мне? - Да. Ведь мое замечание было сделано так давно! - Тем не менее вы его сделали! - И это все? - Нет. Как я уже сказал, я учитывал и деловые интересы. - Вероятно, было что-то еще, господин Скуратис? - Нет. Только дело. И то, что вы сказали об Аристотеле Тебосе. - И этого оказалось достаточно, чтобы вам захотелось разорить меня? - Разумеется. - А теперь вы приехали смотреть, как я покончу с собой? - Да. Посмотреть торжественный финал, завершающий наше предприятие. Сэр Рамсей улыбнулся. - Жаль, что вы не читали утренних газет, господин Скуратис. Ваше пред- приятие может и не получить счастливого завершения. Вы имеете шанс стать самым большим динозавром после ледникового периода. Евреи называют сего- дняшний день "Иом киппур" - "день искупления". Это их день искупления. А ваш день искупления еще впереди. - О чем это вы толкуете? - О небольшой войне, которая началась сегодня на Ближнем Востоке. - Я знаю о ней. Я знал о ней еще до того, как вышли газеты. -А вы не подумали о том, что вы будете делать с самым большим в мире танкером, когда нефть подорожает? Ведь танкер рассчитан на перевозку де- шевой нефти в больших количествах. Сэр Рамсей перевел свой взор с фыркающего толстяка в плохо сидящем ко- стюме на более достойные вещи. Он окинул взглядом стол, стул с высокой спинкой, на котором сидел его отец во время торжественных застолий; стул у камина, на котором много раз сиживал он сам в добрые старые времена, когда Британская империя еще была мировой державой... Затем он вложил в рот дуло пистолета и нажал на спуск. Это было очень просто, много проще, чем продолжать жить. Скуратис проследил глазами за тем, как затылок баронета взорвался фон- таном мелких красных брызг. А в зал уже входили свидетели, и ни один из них, разумеется, не припомнит, чтобы сюда заходил когда-нибудь Скуратис. Собственно говоря, приезжать ему было необязательно - со дня заключения контракта на постройку корабля он знал, что сэр Рамсей обречен. Самоубийство сэра Рамсея было не первой смертью, связанной с этим ко- раблем. Было еще восемнадцать других смертей, но, по мнению Скуратиса, это соответствовало среднестатистическим данным об убитых или покалечен- ных при осуществлении любого большого проекта. Подлинной трагедией было для него эмбарго на поставки нефти. Цена на нее выросла в четыре раза, и соответственно уменьшилось ее потребление. Объем перевозок резко сокра- тился, и оказалось, что судов, готовых перевозить, слишком много, а неф- ти, которую нужно перевезти, слишком мало. Огромное судно стояло на приколе в норвежском порту; Демосфен Скуратис тратил семьдесят две тысячи долларов еженедельно только на то, чтобы не глушить двигатели и не дать судну заржаветь, превратившись в целый ос- тров металлолома. Это было все равно что содержать мертвый город, и Ску- ратис, возможно, пустил бы корабль, еще не имевший даже названия и зна- чившийся под номером 242, на слом, если бы не прием, который устроил Аристотель Тебос в его честь, когда корабль был готов. Кого только не было в этот день на верфи: и короли, и социалисты, и представители прес- сы, без конца фотографирующие огромный корпус судна, закрытый брезентом, - целые акры просмоленной парусины стоимостью в двести сорок тысяч дол- ларов закрывали мощные насосы танкера и его машинное отделение. - Я пригласил вас с тем, чтобы мы могли выразить наше глубокое восхи- щение самым грандиозным из всех когда-либо построенных в мире кораблей прежде, чем мой бедный, бедный друг Демосфен пустит его на слом, - ска- зал на приеме Аристотель Тебос. - Смешно! - сказал Скуратис репортерам, когда они попросили его проко- мментировать заявление друга. При этом он изобразил легкую усмешку, буд- то это и в самом деле было смешно. Он был в ловушке. Он знал, что Аристотель Тебос прав - положение дел Аристотель понимал, как понимал его каждый, кто имел дело с кораблями. Но что значат какие-то семьдесят две тысячи в неделю? Только семьдесят две тысячи, чтобы не позволить Тебосу смеяться последним. Можно немного потерпеть. Это "немного" вылилось в несколько лет. Однажды, когда Скуратис завтракал в Нью-Йорке с одним африканским дип- ломатом, его вдруг осенило. Если замысел удастся, он прославится, станет великим! Аристотель Тебос умрет от зависти. Скуратис чмокнул африканского дипломата в прыщавую черную щеку и пус- тился в пляс вокруг ресторанного столика. Дипломат был озадачен, но Де- мосфен объяснил ему, что тот должен делать. Государственный департамент США узнал об этом слишком поздно. - Вы шутите! Они там все посходили с ума! Эти слова произнес сотрудник Госдепартамента, и относились они к Орга- низации Объединенных Наций. Его коллеги с ним согласились. ГЛАВА ВТОРАЯ Его звали Римо. Предполагалось, что он войдет в помещение после того, как выключат свет. Ему обещали, что все будет подготовлено как надо. Од- нако теперь он уже знал: в лучшем случае это означает, что ему правильно указали город - Вашингтон, округ Колумбия, - дом - здание Госдепартамен- та - и, возможно, номер комнаты - подъезд Б, 1073. И вот он стоит у нужной двери. Коридор так ярко освещен, что можно снимать кино; из зала доносится разноязычная речь. У входа дежурит охра- нник с револьвером на поясе и значком на груди. Выражение лица у него такое, будто он только что получил нагоняй от начальства и впредь покля- лся не давать к этому ни малейшего повода. Он сказал Римо, что не может никого пропустить без предъявления документа. При погашенном свете вооб- ще входить нельзя. - Благодарю вас, - сказал Римо и отошел - ему сказали, что он не дол- жен привлекать к себе внимание. Еще ему сообщили, что он получит секрет- ные инструкции, но времени для этого уже не оставалось. Вообще он не ощущал той всесторонней поддержки, которую КЮРЕ обычно была в состоянии ему обеспечить. Во всесторонней поддержке Римо не был уверен. В прежние времена, еще до того, как было закрыто главное управление КЮРЕ в Штатах, для Римо ка- ждый раз заготавливались нужные документы и "сверху" сообщали, что там- то он найдет того-то, который сделает то-то и то-то, и Римо проходил в правительственные здания без затруднений. Его всегда ожидало определен- ное лицо, не знающее, кто он такой, но знающее, что он имеет беспре- пятственный доступ туда-то и туда-то. Но это было в прежние времена, когда миллионы затрачивались на любую мелочь. Теперь иное дело. Опустив в автомат десятицентовую монетку, Римо набрал номер телефона, записанный на клочке газеты. - Свет включен, - сказал он в трубку. - А вы не перепутали адрес? - У говорившего был сдавленный голос, как будто челюсти у него двигаются с трудом. - Подъезд Б, 1073, - сказал Римо. - Точно. Вас должны впустить при погашенном свете. - То же самое вы говорили мне раньше. - Ищите выход самостоятельно, но помните - никаких инцидентов! - Блеск! - сказал Римо Он прислонился спиной к стене - худощавый человек в светлых брюках, темном свитере и мягких мокасинах, приобретенных им в Риме, на Виа Пле- бесцито, когда он работал в Европе. Теперь он снова дома, в Америке, и, если не считать небрежной манеры одеваться, ничем не отличается от других людей, входящих в подъезд Б. Однако наблюдатель с более острым глазом обратил бы внимание на то, как он движется, на безупречную координацию движений, никогда ему не из- меняющую; на неслышное дыхание, на темно-карие кошачьи глаза, на широкие запястья. Но и этот наблюдатель мог бы ошибиться, приписывая ему то, что не было ему свойственно. Мужчины считали его очень спокойным и даже рассеянным; реакция женщин была иной: они чувствовали в Римо силу и тянулись к нему, причем влекло их не столько удовлетворение, которое, они знали, он мог им дать, сколько первобытная потребность принять в свое лоно мужское се- мя - как будто он мог один обеспечить выживание целой расы. Римо их внимание стало теперь докучать. Где были все эти женщины, ког- да ему было девятнадцать лет? Тогда он мог потратить половину своего жа- лованья на шикарный обед в ресторане и шоу, а взамен получить лишь поце- луй, да и то не всегда. Досаду вызывало не то, что в юности он платил так много за такую малость, а то, что сейчас, когда представляется столько легких возможностей, он уже немолод. Однажды он поделился своими сожалениями с Чиуном, корейцем, которому перевалило за восемьдесят. Тот ответил своему ученику так: - В своих исканиях ты богаче, чем иные в своих приобретениях. Тот, ко- му все легко достается, не ценит полученного. Но для того, кто долго до- бивается и достигает многого, оно значительно дороже. Теперь, когда ты наделен большой жизненной силой, твоя задача заключается не в том, чтобы завоевывать женщин, а в том, чтобы удерживать их на расстоянии. - Я не понимаю, папочка, - смиренно отвечал Римо, - каким образом приобретенное искусство удара поможет мне заполучить бабу с хорошей зад- ницей. - Что-что? - С хорошей задницей. - Фу, гадость! Отвратительно! И как только язык у тебя повернулся! Язык белых умеет только унижать, но не может точно выразить мысль. Пос- лушай меня. Секс есть не что иное, как средство выживания. Когда выжива- ние перестает быть главной проблемой, когда у людей появляется иллюзия защищенности от ужасов жизни, тогда секс становится, по-видимому, чем-то иным. Но на первом месте - выживание. Женщины это знают, и это будет привлекать их к тебе. - Я буду себя хорошо вести! - съязвил Римо. - Ты ничего не умеешь делать хорошо. Это только тебе так кажется, у тебя завышенная самооценка. - Ты говоришь неразумно, папочка! - Тот, кто пытается делать из глины алмазы, должен помнить, что ему придется часто стирать одежду, - сказал Чиун. Эта фраза обеспокоила Римо: он знал, что был не прав и наговорил много лишнего в тот давно прошедший, но памятный день. Прижав телефонную трубку подбородком к плечу, Римо ждал ответа. - Я не знаю, что вам ответить, - услышал он недовольный голос Смита. - Это уже прогресс, - сказал Римо. - Что вы хотите этим сказать? - По крайней мере теперь вы признаете свою несостоятельность. - Римо, мы не можем позволить себе никаких инцидентов. Пожалуй, вам сейчас лучше уйти оттуда, а потом мы что-нибудь придумаем. Римо с этим не согласился. - Нет! - твердо сказал он. - Я уже здесь и просто так не уйду. Всего доброго! - Погодите, Римо... - донеслось до него, но Римо уже повесил трубку. Он подождал, пока дверь в зал 1073 закроется, и прошел в ближайший мужской туалет. Мраморные писсуары были старыми и растрескавшимися. К Римо пристал было какой-то гомик, но тот его отшил. Оставшись один, он надавил на край писсуара в том месте, где он крепился к стене, и ото- рвал раковину, как спелый персик с дерева в августе месяце. Набрав при- горшни обломков мрамора, он принялся выбрасывать их в коридор. Покончив с этим делом, он вышел из туалета и, указывая на кучу обломков, строго спросил: - Кто это сделал? За дежурного я могу поручиться - это не его рук де- ло. Он все время был у входа в зал. Рядом с ним остановился мужчина в сером костюме, с портфелем в руке. Римо ухватил его за лацканы пиджака и стал громко доказывать, что это не мог сделать дежурный, так как тот был все время у дверей, и что он назо- вет лжецом любого, кто станет утверждать обратное. На этот шум народ слетелся как мошкара на свет Люди в Госдепартаменте воспринимали разбитый унитаз как желанную возможность отдохнуть от меж- дународных проблем. - Что случилось?- спросил кто-то из вновь подошедших. - Охранник разбил писсуар,- ответил ему стоящий рядом министр. - Почему вы думаете, что это сделал он? - Я слышал, кто-то клялся, что охранник не виноват. Охраннику было дано распоряжение стоять у дверей и пропускать в зал строго по списку. У него был значок и пистолет на ремне, а до пенсии ос- тавалось целых пятнадцать лет. Однако, услышав, что кто-то из начальства указывает на него и грозно вопрошает: "Зачем он это сделал?", охранник не выдержал. Подергав для верности запертую дверь, он решительно зашагал к собравшейся толпе, чтобы посмотреть, кто там возводит на него напрас- лину.Служба у него не такая, где требуется безупречность исполнения, - важно не делать ошибок. И если кто-то обвиняет его в каком-то нарушении, надо немедленно это обвинение опровергнуть. Когда он пробрался в середину толпы, взору его предстала груда облом- ков писсуара на полу и над ней - заместитель госсекретаря по делам Афри- ки, заявляющий, что он этого так не оставит. А Римо тем временем, надавив на дверной замок в том месте, где он дер- жался слабее всего, сфокусировал на нем всю силу и выдавил его. Пятясь, он вошел в затемненный зал со словами: -- Сюда нельзя, посторонним вход воспрещен! - Он прикрыл за собой дверь и, повернувшись лицом к залу, объявил: - Все в порядке, я никого не впустил. Пусть подождут. В зале было темно, только высоко, под самым потолком, светился не- большой экран. К нему не тянулся световой луч, и Римо понял, что это те- ле-, а не киноэкран. - Подождите пока там! - крикнул Римо, на ощупь отыскивая для себя мес- то. Большой телеэкран показывал фотографию корабля. В кадре не было ни од- ного предмета для сравнения, и определить размеры судна Римо не мог. Это был явно не парусник, так как парусов и мачт на нем не было; это, види- мо, был и не авианосец, так как на тех бывают большие ровные площадки. Должно быть, это судно для перевозки, например, бананов, заключил он. Его сосед слева, видно, ел рыбу на ленч - от него несло жареной рыбой и луком. - Теперь вернемся к возникшей угрозе, - сказал кто-то находящийся у экрана. Голос явно принадлежал англичанину. - Кто из вас не прошел инструктажа в Министерстве военно-морского флота? - Я не прошел, - отозвался Римо. - Прелестно! У нас уже нет времени возвращаться к вопросам истории. - У меня время есть, найдете и вы. - Видите ли, нам всем очень некогда. Если не возражаете, сэр, я мог бы проинструктировать вас индивидуально, после завершения этой встречи. - Я не собираюсь выслушивать что бы то ни было после завершения чего бы то ни было. Просто расскажите мне, что здесь происходит, и я уберусь отсюда. Здесь плохо пахнет! - Вы, насколько я понимаю, американец? - Как в воду глядели, - сказал Римо. У экрана произошла небольшая заминка, после чего англичанин сказал: - Извините, джентльмены, только что получено сообщение, что мы должны подождать человека, который войдет при выключенном свете. По-видимому, он не хочет, чтобы его разглядели и запомнили. Я могу приступить к рас- сказу об опасностях, которые таит в себе этот корабль, а тем временем опоздавший подойдет. - Опоздавший ухе подошел, - сказал Римо. - О, так это вы? - Нет, это моя мама. Давай дальше, парень! Так что там с этим корабли- ком? - Этот "кораблик", как вы изволили пошутить, является величайшим суд- ном в истории кораблестроения. Когда оно плывет по океану, его нос может оказаться в одном течении, а корма - в другом. Можно без преувеличения сказать, что, пересекая Атлантику, оно может оказаться в трех климатиче- ских поясах одновременно. Оно снабжено атомными двигателями, а его греб- ные винты больше, чем парусная яхта класса "А". - Теперь понятно, - сказал Римо, не имевший ни малейшего представления о парусниках класса "А". Он начинал подозревать, что "наверху" опять что-то напутали. Вот он сидит и смотрит на корабль, корабль этот большой, ну и что? Он слышал вокруг себя речь на разных языках и понимал, что здесь присутствуют не только американцы. Но он не мог понять главного: зачем здесь сидит он сам? Есть ли здесь кто-то, кого он должен увидеть и запомнить, а потом убрать? Существует ли какой-то четкий план, конкретный замысел, в кото- рый он должен проникнуть? Поблизости кто-то закурил. В помещении и без того было душно от потных человеческих тел. - Бросьте сигарету, - сказал Римо. - Сначала извинитесь за свой тон! - потребовал резкий гортанный голос. Папироса продолжала дымить. Римо выхватил изо рта соседа тлеющий оку- рок и бросил на пол. Тот хотел было зажечь другую сигарету, но Римо ото- брал у него зажигалку. Оратор у экрана говорил о том, как важно объеди- нить усилия, чтобы предотвратить международную катастрофу, когда его внимание привлек конфликт в заднем ряду. - Мы собрались здесь, чтобы спасти планету, - с укором сказал он в зал. - Что происходит? - Он первый начал,- сказал Римо. Его сосед заявил, что ничего не начинал. Он - руководитель албанской контрразведки и не мог ничего начать. - Нет, начал! - упорствовал Римо. Джентльмены! Всего лишь через месяц представители наций мира вручат нам свои жизни, доверяя нашему искусству и способности их защитить. Мир ожидает, что мы выполним свой долг. Неужели надо напоминать, что мы дол- жны действовать в духе сотрудничества? Мы собрались здесь не для того, чтобы заработать политический капитал; мы должны гарантировать сотням съехавшихся со всех концов мира делегатов и тысячам людей из обслужи- вающего персонала, что они не пойдут ко дну. Джентльмены! Наша задача проста - предотвратить величайшую в истории планеты морскую и дипломати- ческую трагедию, трагедию, которая вполне может привести к третьей миро- вой войне. В свете этого я прошу, убедительно прошу преодолеть ваши не- существенные разногласия. А теперь я хочу услышать серьезное и обдуман- ное разъяснение инцидента в заднем ряду. Глава албанской контрразведки заявил, что в интересах международного сотрудничества он впредь воздержится от курения в зале. - Вот видите? - сказал Римо. - Я же говорил. Но тут встал человек, назвавший себя сотрудником американских секрет- ных служб. Он заявил, что этот американец не выражает позиции Соединен- ных Штатов, и принес извинения Албании за его грубость. Албанцы их при- няли. Раздались жидкие аплодисменты. Римо фыркнул. Англичанин, представившийся помощником руководителя британской службы безопасности, продолжал: - По-видимому, все уже знают, что этот корабль, пока называемый просто "э 242", скоро переименуют в "Корабль Наций", и он станет постоянным плавучим домом для ООН. - Я этого не знал, - перебил его Римо. - ООН что, съезжает с нью- йоркской квартиры? Оратор сделал паузу, затем издал легкий смешок. - Очень остроумно! - сказал он. - Нет, я не шучу, - сказал Римо. - Я в самом деле не слышал об этом. Вы хотите сказать, что ООН покидает Нью-Йорк? - Да, сэр. Именно это я и сказал. - Держу пари, что нью-йоркцы чертовски этому рады, - сказал Римо. - Они-то, возможно, и радуются, но мы - заведомо нет. Все мы, а здесь собрался цвет мировой разведки, оказались в беспрецедентной ситуации. По сути дела, нам придется надзирать за собственным начальством. Положение более чем деликатное. В наш век терроризма корабль станет огромной мише- нью. Это неслыханная опасность. Может кто-то из вас представить себе, что произойдет, если корабль утонет вместе со всеми дипломатами? Римо поднял руку. - Слово имеет американец, - сказал человек у экрана. - Могу вас заверить, что ничего страшного не произойдет, - сказал Ри- мо. - Дипломатов у нас хоть пруд пруди. Они всегда под рукой. Некоторые говорят, что, мол, полицию и солдат заменить нетрудно. Но давайте посмо- трим правде в лицо: полицейского или солдата еще надо обучить, его под- готовка требует времени. А дипломаты? Откуда они берутся? Поговори как надо с кем-нибудь в Москве или проведи кампанию сотрудничества в Штатах - и все дела. Бывает и так, что надо просто сбыть кого-то с рук и зас- лать куда подальше, с глаз долой. А вы говорите - дипломаты! Проку от них никакого, а мы их охраняй! Я считаю, что беспокоиться тут не о чем. Послышались возгласы одобрения - в темном помещении можно было не сте- сняться. Чиновник у экрана откашлялся. Кто-то захлопал, и весь зал заап- лодировал. Англичанин кашлянул снова. - И тем не менее наша работа и наш долг заключаются в том, чтобы охра- нять этих людей. На нас смотрит весь мир. "Корабль Наций" стоит на якоре в нью-йоркском порту Официальная церемония открытия должна состояться на будущей неделе. Мы имеем все основания опасаться, что он может стать ко- раблем смерти: еще во время его строительства произошло пять таинствен- ных смертей. Вы только вдумайтесь, джентльмены, пять смертей!- подчер- кнул он. - Пять человеческих жизней! Американец снова поднял руку. На этот раз слово ему дали с неохотой. - Ведь это очень большая лодка.. - начал Римо. - Корабль,- поправили его. - Какая разница? Если у вас есть такая... такой большой корабль, на нем должно работать очень много народу. Я хочу сказать, требуется не меньше тысячи человек, чтобы его обслуживать, пока он стоит на стоянке. - На якоре, - сказал англичанин. - Ну, на якоре. Теперь посчитайте: его строили тысячи людей, да еще все, кто его караулит. Погибло пять человек, так? Всего лишь пять. А возьмите на выбор какой-нибудь город с таким же населением. Сколько там гибнет людей? Ручаюсь, что много больше. Выходит, что эта лодка - не опаснее чем любой большой город в мире. Так зачем нагнетать страсти вок- руг этого корабля, который, по сути дела, не более опасен, чем любое другое место с большим скоплением людей? Тем более что пропажу диплома- тов никто и не заметит! Кто-то засмеялся очевидной правоте суждений американца, вслед грохнул весь зал. Когда смех умолк, представитель американской секретной службы извинился за своего согражданина, который, по всей вероятности, предста- вляет здесь какое-то неизвестное ему учреждение. Он назвал выступление Римо достойным сожаления, а его идеи - неконструктивными. - Ну и тупица! - Римо встал с места и вышел в освещенный коридор, до отказа забитый людьми. Какой-то репортер безуспешно пытался пробиться сквозь толпу. - Что случилось? - спросил у него Римо. - ЦРУ с риском для жизни предотвратило диверсию в здешнем туалете. Там планировался взрыв. - Откуда вам это известно? - Из достоверного источника, - бросил репортер. - Но не пытайтесь на меня давить, я все равно его не назову. Римо, посвистывая, вышел из здания Госдепартамента на улицы столицы. Ясный и теплый весенний день клонился к вечеру. Перед самым заходом сол- нца он набрал хорошо известный ему телефонный номер и надиктовал на ав- тоответчик следующее сообщение: "Был на встрече. Считаю, что это, а значит, и все, чем вы занимаетесь, - пустая трата времени. Прошу не считать меня вашим сотрудником со вче- рашнего дня". Римо не сомневался, что "наверху" эту запись прослушают в самое ближа- йшее время. Впервые за десять с лишним лет он был свободен. Довольно! Хорошенького понемногу! Десять лет он работал на КЮРЕ, тай- ное агентство, организованное, чтобы защитить Америку от растущей прес- тупности. Мало-помалу функции Римо видоизменялись: он теперь уже не был карающим орудием, а превратился в обыкновенного сыщика, и это ему не нравилось. Он видел, что КЮРЕ все глубже уходит в подполье, поскольку, по вине конгресса, национальная служба безопасности целенаправленно раз- рушается, и это ему не нравилось. Его стали посылать за пределы страны с заданиями, выполнение которых блокировалось либо ЦРУ, либо конгрессом, и это ему тоже не нравилось. Хватит! И как только его хватило на десять лет?! На столицу опустились сумерки, и Римо ощутил желание пройтись. Возвра- щаться в отель, где его ждал наставник. Мастер Синанджу, не хотелось. Он предпочитал обдумать все хорошенько, прежде чем заговорит об этом с учи- телем, который так часто оказывался прав, хотя бывал иногда и категори- чески не прав. Римо приготовил целую речь. Он будет предельно откровенен: работа для КЮРЕ была ошибкой, в этом Чиун был прав. Пришло время употребить свои способности на что-нибудь другое - там, где они получат надлежащую оцен- ку И все-таки где-то в глубине души Римо ощущал грусть. Он и сам не мог понять: то ли он бросал Америку, то ли Америка уже давным-давно бросила его. ГЛАВА ТРЕТЬЯ В малоизвестном морском бою близ Ямайки в начале первого десятилетия восемнадцатого века погиб последний из капитанов британского флота, ко- торому суждено было быть обезглавленным. Было это так: адмирал Ее Вели- чества английской королевы внезапно обнаружил, что испанские галеоны, которые он собирался захватить и разграбить, вооружены лучше, чем его корабль, и попытался заключить джентльменское соглашение о прекращении огня Испанский капитан поклялся на святых мощах, что "его слово - это его кровь и его душа" Английский капитан дал слово офицера и джентльмена. Они договорились, что британское судно спустит флаг и сдаст оружие, а испанцы ни при каких обстоятельствах не причинят англичанам вреда. Но тут англичане увидели, что испанский адмирал стоит открыто на капи- танском мостике, и в самый разгар торжественных клятв дали пушечный залп Разъяренные испанцы отрубили головы всей команде судна. Последним был обезглавлен капитан. Нечто похожее повторилось в нью-йоркском порту на борту огромного "Ко- рабля Наций", выдававшегося в залив подобно сверкающему белизной полуос- трову Ровно через двенадцать часов после того, как некий неопознанный агент американской секретной службы доказал на тайном совещании работни- ков службы безопасности ООН, что судно, с учетом его размеров и его на- селения, является не более опасным, чем большинство городов мира, адми- рала Дорси Плау Ханта поставили на колени на капитанском мостике непод- вижного голиафа, прямо напротив управляемого компьютером рулевого коле- са. Лишь на мгновение он ощутил резкую боль у основания шеи, и все кон- чилось - его голова покатилась на деревянные доски пола. Фонтаном хлыну- ла кровь. Рука в черной перчатке написала кровью поперек висевшего на мостике портрета теперешнего Генерального секретаря ООН слова: "Свободная Ски- фия". Старший переводчик, организующий очень трудную сменную работу перевод- чиков в этом первом круизе ООН, вдруг услыхал чьи-то шаги в своей вроде бы запертой комнате. Обернувшись, он увидел восьмерых мужчин, одетых в черное, с лицами, вымазанными сажей. Он спросил по-английски, что им здесь нужно. Потом повторил по-фран- цузски, по-русски, по-арабски; наконец, прибегнув к понятному языку жес- тов, он пожал плечами и поднял руки вверх. Пока он пытался объяснить им на шведском языке, что денег у него нет, что он не политик и вообще не тот человек, который может быть чем-нибудь полезен, они поставили и его на колени. Он не успел даже почувствовать боли, когда острый клинок отсек ему го- лову, разом оборвав жизнь. Голова убитого закатилась под стул, тело за- билось в конвульсиях. И снова убийцы сделали надпись кровью, на этот раз на листках с расписанием работы переводчиков: "Свободная Скифия". На гигантском судне было восемнадцать молитвенных домов: мечети для мусульман, церкви для христиан, синагоги для евреев, храмы для буддистов и индуистов. В каждый из них была подброшена мертвая голова, и на каждом алтаре было написано слово "Скифия". Мужч