Файнберг, я не знаком с ее близкими друзьями и не знаю, не была ли она сумасшедшей. - Хэлло,- сказал Римо. - О,- спохватился мрачный,- так вы не собираетесь меня допрашивать? - Собираюсь,- ответил Римо,- только я буду спрашивать о другом. - Да, собираемся,- подтвердил Чиун. - Чем вы занимались последние несколько дней?- задал Римо свой первый вопрос. - Отвечал на вопросы. - Где вы прячете свои волшебные дематериализаторы?- хитро спросил Чиун. - Минутку, папочка,- сказал Римо.- Дай мне сперва покончить с моими вопросами.- Повернувшись к мрачному брюнету в белом халате, он продол- жал: - Ни один человек не интересовался ничем, кроме информации такого рода? Тот покачал головой. - А вы только и делали, что отвечали на вопросы? - В лаборатории - только это. Моя личная жизнь - мое дело. - Расскажите нам о ней,- попросил Римо. - Этого я делать не обязан. Римо дернул собеседника за ухо, и тот решил, что раз Римо так насущно необходим ответ, то он пойдет ему навстречу. Он служит лаборантом. Его подружка попросила кое-что ей принести. Сообщая это, лаборант пытался остановить полотенцем поток крови. - Ваша подружка - это Шийла Файнберг? - Вы смеетесь? Ниже подбородка Файнберг походила на кучу окаменевшего дерьма, выше - на полярную сопку. Она была так некрасива, что мне каза- лось, что она заряжена отрицательным электричеством. Лицо - как сморщен- ный чернослив. - А что вы делаете для своей подружки? - Все, чего она захочет. Она так неотразима, что могла бы заставить иезуита спалить священное писание. - Что именно вы ей дали? - Мы называем это изолятором. Это химический состав типа желатина, за- медляющий изменение температуры в веществе, которое в него помещено. - Понятно. Римо чувствовал, что все это далеко не так безобидно, как звучит. - Теперь перейдем к серьезным делам,- вмешался Чиун.- Где вы прячете свои волшебные дематериализаторы? - Что?! - Такие чудесные устройства, которые раскручиваются и делают из одного вещества другое. Лаборант пожал плечами. Чиун заметил на столе пакет молока. В дело пошли длинные ногти: он от- крыл пакет, вылил молоко в пустую колбу и стал стремительно вращать в ней пальцем. Постепенно внизу колбы собралась вода, а вверху оказались густые слив- ки. - Вы делаете то же самое не руками, а с помощью волшебства,- объяснил Чиун лаборанту. - Господи, да вы ходячая центрифуга!- удивленно воскликнул тот. - Вот вы и произнесли это слово - "центрифуга"! Великая тайна центри- фуги заключается в том, что вы включением кнопки делаете то же самое, что делает моя рука. У нас никак не возьмут в толк, как это у вас выхо- дит. - Это вы делаете голыми руками то, что под силу только центрифуге! Не- вероятно! Как можно сепарировать материю руками? - Можно, и все тут. Это делают пальцы. А как это получается у центри- фуги? - Согласно научным законам. - Гений Запада!- вскричал Чиун и стал наблюдать, как новый знакомый осуществляет аналогичный процесс с помощью своего волшебного устройства. Нет, они не раздают свои центрифуги - таков был ответ лаборанта на оче- редной вопрос. Чиун предложил обмен. - Что вы мне за нее дадите? - Возможно, кто-нибудь плетет козни, чтобы занять ваше место?- предпо- ложил коварный Чиун. - Это лаборанта-то? На мою зарплату можно жить только впроголодь. - Папочка,- зашептал Римо Чиуну в ухо,- ты забыл традицию Дома Синан- джу не служить сразу двум господам? - Тсс. - Что это за ответ? - Тсс,- повторил Чиун. - Ты не можешь этого сделать. Чиун не сводил глаз с центрифуги. В нее можно залить любую одноцветную жидкость и получить две разноцветных. А то и три. В настоящее время - это было ясно любому, кто способен пораскинуть мо- згами,- центрифуга простаивала без дела. Она никому не была нужна, в том числе и этому лаборанту. Он здесь всего лишь слуга, а слуги, как извес- тно, с легкостью предают господ. И, главное - как Римо этого не понимает?- у слуги не могло оказаться влиятельных недругов, способных помешать верной службе Римо и Чиуна им- ператору Смиту. Таким образом, они могли бы пресечь несправедливость, допущенную начальством по отношению к бедному слуге, и получить в благо- дарность центрифугу. Что на это возразишь? - Нельзя предавать традиции Синанджу,- сказал Римо. Зная, что Римо прав, и одобряя его верность Синанджу, превзошедшую в данный момент его, Чиуна, собственную верность, Чиун согласился выбро- сить центрифугу из головы. Но не из-за слов Римо. - Хорошо,- сказал Римо. - Я забуду про центрифугу, потому что ты все равно не понял бы, что я мог бы ее принять, оставшись при этом верным традиции. К этому ты еще не готов. Ты все еще юный Шива, юный Дестроер, юный полуночный тигр, коте- нок, многого не знающий. - Я знаю одно: мы не можем оказывать услуги этому типу, раз у нас есть другое начальство. - Ничего ты не знаешь,- ответил Чиун.- Но ты оказал мне помощь. Теперь в моем любовном романе будет рассказано о наставнике, который отдал все, что имел, своему ученику, а тот пожалел для него хлебной корки. - А вы, ребята, и вправду из министерства сельского хозяйства?- спро- сил лаборант.- Ведь это всего-навсего центрифуга, вы вполне могли бы ку- пить такую же. - Я отсылаю все деньги домой, на прокорм голодающей деревни,- ответил Чиун. - Ваше дело,- сказал лаборант. - Вас совсем не печалят мои трудности?- удивился Чиун. - С меня хватает собственных. Чиуна так рассердило, что достойная личность, подобная ему, вынуждена страдать, не вызывая в других сострадания, что сказав: "Тогда получайте еще одну", он ткнул грубияна ниже пояса, отчего тот, заработав грыжу, покатился по полу. - Я считал, что он нам пригодится,- сказал Римо.- Теперь от него не будет никакого проку. Он угодит в больницу. А мы бы могли кое-чего от него добиться. Нужный человек! - Мне вовсе не кажется странным,- ответил Чиун,- что ты так печешься о своих нуждах, когда потребности другого остаются неудовлетворенными. Как это на тебя похоже! Лаборант поджал ноги и громко стонал, хватаясь за пах. На шум вбежали охранники. - Упал,- сказал им Римо. Видя, что человек на полу корчится от невыносимой боли, охранники по- дозрительно покосились на Римо и Чиуна. - Ушибся,- объяснил Чиун. - Он, он...- пролепетал лаборант, но не смог закончить фразы из-за бо- ли и физической невозможности ткнуть пальцем в своего обидчика. Чиун, ставший жертвой бесчувственности этого человека, отвернулся. Ни- кто на свете не заставил бы его проявить терпимость к подобному поведе- нию. - Уже двое, папочка,- произнес Римо.- Хватит. - Должен ли я заключить из твоих слов, что охранник при входе не был непочтителен, а это порочное животное - бесчувственным? - Эй, вы! Что произошло?- спросил охранник. Дабы не вовлекать в беседу охранников, Римо заговорил на своем корявом корейском. Он сказал Чиуну, что последняя ниточка, связывающая женщину, поиском которой они заняты, и эту лабораторию, еще не оборвана. Чиун потребовал объяснений. Римо объяснил, что девушки, даже подружки лаборантов, не имеют обыкно- вения клянчить научные материалы, а лаборанты - раздавать их направо и налево. Это просто смешно! - Вовсе не так смешно,- отозвался Чиун, не сводя глаз с центрифуги. - Можешь поверить мне на слово: именно смешно,- закончил Римо по-ко- рейски. - О чем вы там болтаете?- вмешался охранник. - О центрифугах,- ответил ему Римо. - Я вам не верю,- сказал охранник.- Покажите-ка еще разок ваши удосто- верения. На сей раз документы подверглись внимательному изучению. - Да они десятилетней давности!- присвистнул охранник. - Тогда взгляните на мой университетский пропуск, беспрекословно при- нимаемый где угодно во всем мире. С этими словами Римо левой рукой выхватил у него оба удостоверения, а двумя пальцами правой руки ткнул охранника в голову над левым ухом. Ох- ранник погрузился в младенческий сон. Второй охранник сказал, что у него предъявленное удостоверение не вы- зывает вопросов. Превосходное удостоверение, лучше он не видел никогда в жизни. Неудивительно, что его принимают во всем мире. Не желают ли джентльмены прихватить чего-нибудь из лаборатории? - Раз вы сами предлагаете...- сказал Чиун. В вечерних теленовостях "Хромосомная каннибалка", как теперь именовали Шийлу Файнберг, выступала героиней дня. По словам диктора, полиция пред- полагала, что заодно с Каннибалкой теперь действовали двое сообщников. "Худощавый белый и пожилой азиат, предъявившие фальшивые удостовере- ния, почти не отличающиеся, по уверениям полиции, от подлинных, обманули бдительность охраны и похитили важный научный прибор из лаборатории сви- хнувшейся на хромосомах доктора Шийлы Файнберг. Полиция не комментировала, чем угрожает Большому Бостону это пополне- ние арсенала безумной ученой, однако жителей призывают не появляться на улицах после наступления темноты, не выходить из дому в одиночестве и сообщать полиции о необычном поведении встречных по следующим телефонным номерам..." Римо выключил телевизор. Чиун улыбался. - Знаешь,- сказал он,- если положить в этот прибор клубничное варенье, то косточки окажутся сверху, сахар посередине, мякоть внизу. Римо жестом предложил ему умолкнуть. Звук вращающейся центрифуги уже привлек внимание медсестры, которой пришлось сказать, что это стонет от страшной боли больной, после чего она потеряла к происходящему всякий интерес и удалилась. Они находились в палате по соседству с палатой лаборанта. Сейчас он отходил После операции грыжи. У его дверей не было полиции. Римо решил посмотреть, не навестят ли его посетители. В коридоре раздались шаги, настолько легкие, что Римо еле их расслы- шал. Он выглянул и увидел женщину в дорогом белом платье, выглядевшую чрезвычайно ухоженно, словно она только что позировала для журнальной рекламы магазина готового платья, предназначенной для откормленных, не в пример ей, домохозяек. Однако два обстоятельства вызвали у него насторо- женность. У женщины был непомерно крупный бюст и слишком уж золотистые волосы. Римо приложил ухо к стене и подслушал ее разговор с лаборантом. - Я ничего не нашла, дорогой. Куда ты его задевал? На внутреннем скла- де? Почему там? Да, конечно, люблю! А теперь мне пора бежать. Пока! Она собралась уходить. Римо услышал, как она идет по коридору - пора- зительно тихо для женщины на высоких каблуках. Обычно такие каблучки из- дают барабанную дробь. Римо выскочил из палаты и увидел ее в конце коридора. Она дожидалась лифта. Римо пристроился рядом. - Приятный вечер,- молвил он. Ответом ему была холодная улыбка. Тогда он прибег к своему неотразимому приему. Лицо его приняло выраже- ние спокойной мужественности, от которой у женщин чаще всего слабели ко- ленки. Улыбнувшись самой сексуальной из своего набора улыбок, он принял вальяжную позу. - Слишком хорошая ночь, чтобы провести ее в больнице. Она ничего не ответила. Он вошел следом за ней в лифт. - Как вас зовут? - А что? Вы боитесь проехать четыре этажа в обществе незнакомки? - Я надеялся, что вы перестанете быть незнакомкой,- сказал Римо. - Вот как? - Да, так. - Очень мило,- произнесла грудастая блондинка. Бостонская улица обдала их жаром. От автомобильных выхлопов перехваты- вало дыхание, тротуар больше походил на тропу через незнакомый горный перевал. Рев машин напомнил Римо, что массачусетские водители слывут са- мыми дрянными во всей стране, а полицейские штата спускают курок без ма- лейшей надобности. Женщина направилась к своей машине на стоянке. Это был темный фургон. Римо зашагал за ней следом, нагнал и ласково взял за руку. Она ощерилась. - Слушай, красотка, остынь. Мы можем дружить, а можем и нет. - Я выбираю второе,- отрезала женщина. Она села в машину. Римо сел с ней рядом. - Как это у вас вышло? Дверца была заперта. - Я фокусник,- ответил Римо. - Тогда испаритесь. - Ладно, леди, у меня к вам дело. По-моему, с вашей помощью я смогу выйти на сумасшедшую людоедку, которая терроризирует Бостон. - Каким образом?- спросила она тихим голосом, сразу лишившимся недав- них самоуверенных ноток. - Я же сказал, что я фокусник. Хотя необязательно быть фокусником, чтобы понять, кому может понадобиться эта дрянь из лаборатории. - Изолирующий гель,- подсказала она. - Ага. - А ты симпатичный! - Знаю,- ответил Римо.- А все тренировка. Женщины сразу это чувствуют. Но должен признаться, стоит таким стать, как сразу перестаешь этим гор- диться. Вот что печально! Только когда тебе чего-то недостает, ты де- лаешь из этого проблему. Так что попробуй забыть о том, какой я хоро- шенький, и вернуться к гелю. - Кто-нибудь еще знает обо мне и об изолирующем геле? - Почему ты спрашиваешь? - Потому,- ответила она и ласково положила ладонь ему на грудь, чуть- чуть зацепив ногтями его тонко настроенное тело. Римо покосился на ее руки и сразу увидел то, что хотел увидеть. - Давно ты изменила внешность?- спросил он. - Что?! - Твое лицо не подходит к рукам. Твоим рукам тридцать с лишним лет, лицу - двадцать два, от силы двадцать три года. Давно? И где доктор Фай- нберг? Мы можем поладить, а можем и не поладить. - Доктор Файнберг? Да вот она! Только тут Римо понял, что угодил в заурядную ловушку, от которой Чиун не уставал его предостерегать с самого начала тренировки. Глаза не ви- дят, уши не слышат, нос не чует! Так звучало предостережение, а означало оно, что большинство людей не видят, не слышат, не чувствуют, а просто припоминают аналогии, и то лениво. Увидев что-нибудь, они не восприни- мают увиденное как таковое, а относятся к нему как к частному от общего. Примером служила сосиска "хот дог". Свой первый "хот дог" ребенок ню- хает, ощупывает, изучает. Впоследствии он впивается в него зубами без всяких сомнений. Пусть так поступают взрослые и дети, пусть "хот доги" не представляют опасности, но для стажера Синанджу, чья выживаемость должна превосходить выживаемость любого другого человека на свете, это никуда не годилось. Сейчас Римо ощущал свою оплошность грудной клеткой: ногти женщины раз- дирали его плоть, подбираясь к костям. Он принял это создание за молодую грудастую блондинку, посвящавшую прическе больше времени, чем утренней гимнастике. В этом-то и состояла его ошибка. Римо завопил от боли: рука блондинки полоснула его по щеке, раздирая ее в кровь. Его ошибка усугубилась тем, что он поддался панике. Прекрасный цветок обернулся смертельно жалящей крапивой. Сейчас, оказавшись безоружным перед лицом смерти, Римо разом забыл все, чему его учили. От страха он попытался влепить ей обыкновенную зат- рещину, которая даже не достигла цели. Шипящее чудовище терзало его живот. Он чувствовал себя беспомощной му- хой, угодившей в работающий миксер. Паника действовала неотвратимо. Боль была давно изведанным, старым ощущением. Такой ее сделали годы подготовки. Он постигал разные степени страдания в спортивных залах, на кораблях, в полях. Только тогда, когда его тело отказалось воспринимать боль, он наконец поймал ритм вселенной. И стал человеком, доведенным до крайности. Человек этот, родившийся в Америке, но впитавший мощь тысячелетий, пропитанный могуществом, накопленным до его рождения, преобразился те- перь в первобытное существо. Обретя силу, с разодранным горлом и живо- том, видя собственную смерть, Римо, приемный сын Чиуна, Мастера Синан- джу, повел бой за все человечество. Боль была нестерпимой. Ужас неописуемым. Но отступление прекратилось. Римо поймал окровавленную руку, метившую со зверской неукротимостью ему в голову. Этот удар был бы смертельным. Однако золотоволосая женщина подчинялась инстинкту, Римо же сражался как человек. Сначала он мысленно заставил себя перехватить копи, грозящие разорвать ему лицо. Его левая рука сгребла ее растопыренные пальцы и не позволила им довершить страш- ную работу. Это произошло так быстро, что человеческий глаз не мог бы за этим ус- ледить. Занесенная рука бессильно повисла. Римо нанес второй удар. Его пальцы вонзились в ее безумные глаза, но- сок ноги воткнулся ей в солнечное сплетение. Теперь - по ребрам, так, чтобы они пронзили сердце. На запачканное кровью сиденье хлынули новые потоки крови. Машина закачалась, на горячий, липкий асфальт посыпались осколки стек- ла. Кровь забрызгала лобовое стекло изнутри, как клубничная мякоть в мик- сере. Существо, именовавшееся доктором Шийлой Файнберг, рычало, шипело, вы- ло; потом, не сумев вынести боль, которую вынес человек, оно вывалилось из кабины. Римо лишился чувств. "Кажется, я буду жить,- была его последняя мысль.- Но какая безумная боль!.." ГЛАВА ПЯТАЯ С раннего детства, с трех с половиной лет, Харолд В. Смит отличался организованностью. Последний раз в жизни он проявил неаккуратность во втором классе школы графства Джилфорд, да и то по чужой вине: кто-то пролил на его тетрадку чернила. В те времена еще пользовались чернильни- цами. Харолд не стал доносить на одноклассника. Харолд не был ябедой. Не был он и спорщиком, хотя учителя отмечали в нем некоторое упрямство, когда он бывал убежден в своей правоте. Он не боялся ни хулиганов, ни директора школы, которого неизменно величал "сэр". "Да, сэр, по-моему, вы не правы, сэр". Это было сказано при переполне- нном классе, половина которого хихикала, предвкушая, что сейчас Харолда как следует взгреют. Возможно, директор проникся уважением к отважной прямоте мальчика. Смит на всю жизнь запомнил, как директор сказал при всех, включая Бетси Огден: "Да, Харолд, вероятно, ты прав. Думаю, все мы можем извлечь урок из того, что ты продемонстрировал нам сегодня,- из твоего умения от- стаивать свою правоту". Позднее психологи назвали бы слова директора поощрением. Но для мальчугана Смита это было как медаль, которую он собирался гордо носить всю жизнь. И когда стране понадобился человек несгибаемой отваги и пря- моты, с невероятными организационными способностями, чтобы возглавить такую потенциально опасную организацию, как КЮРЕ, выбор пал на бывшего ученика школы графства Джилфорд. "Крышей" для огромного банка компьютерной информации служил санаторий Фолкрофт в городке Рай, штат Нью-Йорк. Смит был настолько организованным человеком, что дела санатория отнимали у него в день всего четверть ча- са, а на основное дело оставалось по четырнадцать часов в день. Он рабо- тал шесть дней в неделю; если Рождество и День независимости выпадали на будние дни, он работал и по половине праздничного дня. В первые годы работы он питал пристрастие к гольфу. Но потом его поки- нула сноровка. Отличный удар, который он приобрел, когда ему было двад- цать с небольшим лет, отошел в область воспоминаний. Чем хуже он играл, тем меньше ему хотелось играть. К тому же на игру оставалось все меньше времени. Воспоминания о зеленых лужайках нахлынули на доктора Харолда В. Смита, сидевшего в своем кабинете с видом на залив Лонг-Айленд. Снаружи окна кабинета были зеркальными. Слева от него стоял терминал - единственный, на который поступала напрямую вся информация с компьютеров КЮРЕ, справа - телефон, связывавший его всего с одним человеком. Второй телефонный аппарат этой линии был установлен в Белом Доме. Смит дожидался звонка. Сегодня ему потребуется вся его отвага и прямо- та. Если не больше. Он лениво поглядывал на дисплей с данными о курсе Чикагской зерновой биржи. Очередной клан миллионеров в очередной раз пытался скупить всю сою и загнать рынок в угол. Операция казалась этим людям очень легкой, сулила огромные барыши и возможность для контроля над важнейшим сельско- хозяйственным сырьем и для взвинчивания цен. Однако при кажущейся легко- сти подобные операции никогда не увенчивались успехом. А успехом они не увенчивались потому, что этому между делом мешала КЮ- РЕ. Вот и сейчас компьютер прикажет агенту организовать в Нью-Йорке уте- чку информации о попытке "корнера" на рынке сои. Другие спекулянты мигом взвинтят цены. Иногда кланам напоминали, что несколько лет назад их фир- мы занимались незаконной деятельностью; пускай сами они не были ни в чем замешаны, сам факт судебного расследования причинял достаточно неприят- ностей. Неприятности чаще всего исходили от прокурора округа. Ни биржевой агент, организовавший утечку информации, ни окружной про- курор, угрожавший повесткой, не догадывались, на кого они работают. Об этом знали только трое людей. Один сидел сейчас у телефонного аппа- рата. Другой смотрел в несимпатичное лицо смерти. Третий, завершив труд- ный день в Белом Доме, вынул красный телефон из ящика шкафа в спальне. На столе у Смита зазвонил телефон. - Слушаю, сэр,- сказал Смит. - Что происходит в Бостоне? Голос принадлежал южанину, но был лишен тепла. Президент говорил вкра- дчиво, но в голосе звенела сталь. - Этим занимается наш человек. - То есть? - Повторяю, этим занимается наш специальный агент. Он будет действо- вать более эффективно, чем команда, которую вы хотели туда направить. - Я жалею, что полагался раньше на небольшие команды. Жалею, что эко- номил людей и доверялся службам, которые только делали вид, что зани- маются делом. Жалею, что не позволял главам моих служб планировать опе- рации самостоятельно. - Вы хотите, чтобы я его отозвал?- спросил Смит. - Нет. Какие у вас сведения? - Никаких. - Разве сегодня у вас не должно было быть выхода на связь?- спросил президент. - Должен был. - Тогда почему он не состоялся? - Не знаю,- признался Смит. - Вы хотите сказать, что с ним что-то случилось? Что ваш чародей поте- рпел фиаско? Смит, мне нет нужды напоминать вам, что это - экстренная ситуация общенационального масштаба. Пока она локализована в Бостоне, но если станет распространяться, то под угрозой окажется не только наша страна, но и весь мир. - Я сознаю глубину угрозы. Вполне вероятно, что с нашим специальным агентом не случилось ничего особенного. - Тогда в чем дело? - Иногда ему не удается правильно прочесть код. Иногда он забывает по- звонить. Чаще всего он просто ленится это сделать. - В экстренной ситуации общенационального масштаба?! - Да. - И такой человек в одиночку спасет род людской от уничтожения? - Да. - А азиат? - Он не доверяет телефонам,- сказал Смит. - И подобная парочка годится, по-вашему, для такого задания? Вы это мне пытаетесь внушить, Смит? - Нет, сэр, я не говорю, что они годятся. - Тогда что вы вообще несете? - Я говорю вам, господин президент, что моя организация приняла на се- бя защиту человеческой расы. Задача заключается в том, чтобы спасти наш вид, вот и все. И я говорю вам, что взял это на себя, поскольку в моем распоряжении находятся двое, которые могут более надежно, чем кто-либо за всю историю существования человека как вида, защитить этот вид от другого, пусть другой вид окажется даже сильнее и хитроумнее нас. Лучше, чем эти двое моих людей, просто никого нет, сэр. Я проявил бы неради- вость, если бы не послал на задание их. - А они ничего не докладывают... - Сэр, они - не генералы, получившие звание от президента или конгрес- са. Не может быть закона, предписывающего производство в Мастера Синан- джу. Пусть народ бегает по улицам, провозглашая кого-то Мастером Синан- джу,- от этого человек не сделается им, как не сможет преодолеть земного притяжения. Мастер Синанджу - тончайший инструмент убийства, когда-либо созданный человечеством. И создается этот инструмент только другим Мас- тером Синанджу. Самый лучший исполнитель, о котором вам доведется услы- шать или прочесть когда-либо, будет только бледной имитацией этих двоих. Нет, сэр, доклада от них не поступало,- заключил Смит. - Из ваших слов я делаю вывод, что они даже не позаботились взглянуть на дом родителей - по-моему, это самое естественное место, где могла ук- рыться доктор Файнберг. - Господин президент, эта женщина, вернее, особь женского пола, нахо- дится не в большей связи со своими родителями, чем вы или я - с бабуина- ми или какими-нибудь еще зверями. Эта женщина - особь нового вида. - Доктор Смит, сдается мне, что вы не справились с ситуацией. Исходя из условий деятельности вашей организации, я предполагаю снять вас с должности,- сказал президент. В голосе Смита зазвучал леденящий металл. - Простите, сэр. Если бы мы работали исключительно на благо своей страны, я бы немедленно подчинился приказу президента. Но сейчас дело обстоит иначе. Вы не можете нас распустить, потому что мы работаем в ра- вной степени и на пастуха, сидящего в палатке из шкур яка в монгольской пустыне Гоби, и на американский народ. - А что, если я применю против вас силу? - Сэр, несколько тысяч десантников с десятью годами подготовки за пле- чами вряд ли смогут тягаться с тысячами лет совершенствования Мастеров Синанджу. Подумайте, господин президент, это было бы огромной глупостью. Они могли бы спрятать меня у вас под носом в Белом Доме! Думаю, вы пони- маете это так же хорошо, как и я. - Да, понимаю,- медленно проговорил президент.- Однажды я видел их в деле. Ладно, сейчас мне не остается ничего другого, кроме как повесить трубку. Вы отключаетесь, поскольку я больше не стану вам звонить. И на- последок, Смит... - Слушаю, сэр. - Удачи вам! Да поможет вам Господь! - Спасибо, господин президент. Харолд Смит стал ждать другого звонка. Он прождал весь день, и только когда на часть океанской акватории, известную как залив Лонг-Айленд, опустилась тьма, а стрелки на часах показали 21.01, он смирился с мыс- лью, что день прошел без звонка Римо. У него не было дурных предчувствий относительно судьбы этих двоих, по- тому что предчувствия у Харолда В. Смита никогда не перевешивали надеж- ду. Лица, наделившие его властью, знали, что его сила заключается в спосо- бности мыслить рационально. Однако сейчас он не мог отогнать воспомина- ний о том Римо, каким тот впервые явился в Фолкрофт. Каким молодым он тогда казался! Открытое, наивное лицо, чуть припухлое, как почти всегда бывает в молодости. "Прекрати!- приказал себе Смит.- Он жив, у тебя нет доказательств его смерти". Смит напомнил себе, что Римо вырос во что-то большее, чем карающая де- сница, что он настолько отличается в лучшую сторону от среднего челове- ка, что чувство, вызываемое им, не должно отличаться от чувства, испыты- ваемого к самому быстрому из самолетов или к самым точным из часов. На воде замигали огоньки. В кромешной темноте шли корабли. Смит спох- ватился, что до сих пор не включил у себя в кабинете свет. Он еще немного понаблюдал за огоньками на воде, а потом ушел домой. "Прощай, Римо",- тихо проговорил он про себя. Его охватило непонятное тревожное предчувствие. В Бостоне заместитель директора местного отделения Федерального бюро расследований получил приказ еще больше сократить участие ФБР в рассле- довании по делу "Хромосомной каннибалки". Он со злостью швырнул копии входящих и исходящих в мусорную корзину. В Вашингтон ушла его телеграмма о том, что делом и так занимается недопустимо мало агентов, вследствие чего нет уверенности, что они вообще разберутся, с чем имеют дело, а ес- ли и разберутся, то все равно не сумеют толком за него взяться. Ответ гласил, что ему надлежит действовать в соответствии с традициями Бюро и руководствуясь распоряжениями Вашингтона. На нормальном языке, не пользующемся почетом в ФБР, это означало: "Утри нос и предоставь эту го- ловоломку местной полиции. Мы убираем свои задницы из-под удара, и тебе следует поступить так же". Это был вьетнамский подход, воцарившийся дома: гам тоже добросовестное исполнение обязанностей значило гораздо меньше, чем забота о собственной безопасности и благополучии. Это было нетрудно понять, раз сотрудникам угрожала опасность предстать перед судом за то, что их методы, по мнению некоторых крючкотворов-законников, не отвечают требованиям закона. Дос- таточно нескольких процессов - и сотрудники начинают защищать не общес- тво, а самих себя. Если за ревностную службу тебе угрожает суд, то ты станешь служить так, чтобы всем угодить. Это уже произошло с местной полицией. Были приняты широко разреклами- рованные меры по усиленному соблюдению законности в работе полиции и по- вышению ее ответственности перед гражданами. В итоге нескольких разбира- тельств хватило, чтобы полиция озаботилась защитой себя самой, а на ули- цах воцарились преступники. Сперва американское общество проиграло таким образом войну, потом сра- жение на улицах собственных городов, а теперь, надевая узду на ФБР, ус- коренно приближалось к расставанию с национальной безопасностью. Великие катастрофы, которые выпадали на долю Америки, всегда начинались не как катастрофы, а как стремление к совершенству. Джеймс Галлахан, заместитель директора бостонского отделения ФБР, дал себе этим поздним теплым вечером зарок, что не позволит начальству под- ставить его. Пусть попробуют зарыть голову в песок, когда всем станет известно, что местному отделению не дают действовать, несмотря на угрозу городу со стороны "хромосомной убийцы"! Джеймсу Галлахану было сорок восемь лет, и он умел защищаться. Сперва он навел порядок у себя в кабинете. Затем поручил четырем подчиненным сочинить доклад о наиболее эффективном способе борьбы с опасностью, учи- тывая сокращение сил. - Конечно, вы понимаете, какой это деликатный вопрос, поэтому я ожи- даю, что вы выполните задание с традиционным для Бюро блеском. Один из подчиненных хихикнул. Галлахан не обратил на это внимания. Он выставил защитный экран. Когда все просочится в прессу, вместе с ним вину разделят еще четверо. Пусть его сошлют в отделение ФБР в Анкоридже на Аляске, у него все равно оста- нется пенсия, приличный доход и всевозможные льготы. Маленькое победоносное восстание не доставило Галлахану большой радос- ти. Он помнил времена, когда гордился своей работой, по сравнению с ко- торой даже забота о собственной жизни отступала на задний план. Это было ярмо, но в этом ярме он ходил счастливым. Он помнил радость, которую приносило успешно завершенное дело. Радость от поимки преступника, которого было по-настоящему нелегко поймать. Тог- да он на равных тягался с величайшей системой шпионажа, когда-либо из- вестной миру,- русским КГБ. Вот когда ФБР что-то да значило! Работать приходилось по шестьдесят часов в неделю, зачастую без выход- ных. Платили тогда меньше, чем сейчас, когда вступили в силу новые пра- вила. Теперь до пенсии осталось меньше времени, но какими долгими каза- лись недели, когда считаешь, сколько еще тянуть лямку! Он перестал защи- щать страну и перешел к защите самого себя. Пусть страна провалится! Что он хотел бы сказать Америке? "Перестань обижать тех, кто хочет те- бе помочь! Неужели ты не знаешь, кто твои истинные друзья? Что хорошего ты ждешь от грабителя банков? Или от террориста?" Однако именно эту публику с таким жаром защищали многие в Вашингтоне. Создавалось впечатление, что надо просто-напросто оглоушить чем-нибудь старушку, чтобы все развесили уши, слушая твои жалобы на единственную в мире страну, которая дала так много и так многим, требуя взамен отнюдь не невозможного: всего-то работать ради ее блага. Единственную страну! Вечером Джеймс Галлахан покинул свой кабинет. Однажды он уже дал клят- ву, но то было давно, когда клятвы еще что-то значили. Сейчас он пони- мал, что только тогда и был счастлив. Репортерша из бостонской "Таймс" задерживалась. Галлахан выпил пива и стаканчик виски. Сейчас он предпочитал скотч со льдом, однако все еще не забыл любимого напитка своего отца и хмельную атмосферу в обшитом дере- вом баре в южной части Бостона. Когда он поступил в католический универ- ситет Нотр-Дам, отец угостил его в этом баре пивом, после чего каждый посетитель стал по очереди угощать всю компанию. Он захмелел, все вокруг смеялись. Потом был выпуск. Как рыдал отец при одной мысли, что его сын, Джеймс Галлахан, сын человека, всю жизнь подбиравшего мусор за другими, стал "выпускником университета Нотр-Дам, Соединенные Штаты Америки! Сла- ва тебе, сынок!" Кто-то у стойки обмолвился, что американские университеты хуже дублин- ских. То есть и в подметки им не годятся! Разумеется, такие слова, ска- занные в ирландском баре в Америке, не могли не вызвать потасовки. А по- том он выучился на юриста в Бостонском колледже. Это достижение было опять встречено выпивкой. На ней Джеймс Галлахан признался: "Отец, я не буду заниматься юриспруденцией. Я собираюсь стать агентом ФБР". "Полицейским?" Отец был в шоке. "Твоя мать перевернется в могиле, сы- нок! Мы ложились костьми, чтобы сделать из тебя человека. Полицейским ты бы мог стать сразу после школы! Для этого не нужно столько учиться. Пош- ли бы прямиком к олдермену Фицпатрику. Это не стоило бы ни цента. Не то, что для итальяшек - им приходится за это расплачиваться". У Галлахана-младшего это вызвало смех. Он попытался объяснить отцу, что такое ФБР, однако старый Галлахан был не из тех, кому можно что-то объяснить. Старый Галлахан сам все объяснял. И объяснения его были нехи- трыми. Мать - мир ее праху - и отец для того и вкалывали, для того и проливали пот, чтобы сделать своего сына человеком. Что ж, ничего не поделаешь. Человек отчитывается за то, как он посту- пает со своей жизнью, только перед Всевышним. Поэтому старый Галлахан изъявил готовность смириться с любой участью, предначертанной Божьей во- лей для его сына. И пускай об этом знает весь салун! Если молодой Джимми хочет быть полицейским, то быть ему, черт возьми, лучшим полицейским-законником за все времена! Конечно, по дороге домой сын услыхал еще кое-что. "Знаешь, Джимми, это все равно, что готовить сына на священника, послать его в лучшую римскую семинарию, а он потом возвращается домой и идет работать в обувную лав- ку. Не то, чтобы у торговли обувью не было своих достоинств; только за- чем трудиться, получать серьезное образование, раз собираешься стать ка- ким-то государственным служащим, как отец?" "Папа,- ответил Джим Галлахан,- ты не должен говорить о себе как о "каком-то государственном служащем". И ты увидишь: работать в ФБР - это не просто так. Думаю, это поважнее, чем адвокатура". Отец уснул. Джим Галлахан затащил его в дом, уже больного раком, кото- рый со временем убьет его; уже тогда отец был легче, чем прежде; только тогда никто ничего не знал о будущем. Прошел год, и отец узнал, что за штука ФБР, потому что теперь не отка- зывался слушать. С немалой гордостью он втолковывал любому, кого ему удавалось припереть к стенке, что его сын работает в Федеральном бюро расследований, самом лучшем в целом мире. "Для того, чтобы туда попасть, надо быть или юристом, или бухгалтером". Потом он угодил в больницу на операцию желудка. Хирурги нашли опухоли и снова его зашили. Минуло три месяца - и он угас. Отпевали его в той же церкви, где венчали, где крестился и проходил конфирмацию Джим, куца он столько раз заходил, чтобы просить у Бога защиты и благословения. На поминках в доме, которому предстояло перейти к сестре Мэри Эллен, обладательнице самой многочисленной семьи, один из отцовских друзей ска- зал: "Больше всего он гордился тобой, Джим. Только и говорил, что о тебе и о ФБР. У него получалось, что там сидят одни ангелы небесные". Эта реплика вызвала у Джима Галлахана слезы. Он не стал ничего объяс- нять, а просто извинился, убежал в родительскую спальню, бросился на кровать, на которую они уже никогда не лягут, ту самую кровать, на кото- рой был зачат, зарылся головой в одеяло и разревелся со смесью боли и радости, единственное название которой - гордость. Но то было много лет тому назад. Тогда работой в Бюро гордились. Как давно это было! Тогда жизнь и са- мые злые ее тяготы принимались легко... А теперь просто показаться с ут- ра в бостонском отделении было второй за день тягчайшей обязанностью. Первой было заставить себя встать поутру. Галлахан заказал двойной вис- ки. К черту пиво! Он взглянул на часы. Как опаздывает эта репортерша из "Таймс"! Бармен подал ему стакан, и Галлахан уже поднял его, когда на его руку легла чужая рука. Это была Пам Весткотт, похудевшая после их последней встречи фунтов на двадцать. Подкралась она к нему не иначе, как тайком, потому что обычно Пам Весткотт оповещала о своем приближении весь квартал, топая здоровенными, как телеграфные столбы, ножищами. - Привет, Пам,- сказал Галлахан.- Ты похудела и помолодела сразу на двадцать лет. Отлично выглядишь! - Морщины вокруг глаз диетой не вытравишь,-Джим. - Сухой мартини со льдом,- распорядился Галлахан, имея в виду газетчи- цу. Пам Весткотт предпочитала всему остальному мартини и картофельные чип- сы. Обед без четырех порций выпивки был для нее не обед. Галлахан слышал от многих, что Пат Весткотт - алкоголичка, но так много ест, что избыто- чный вес прикончит ее скорее, чем спиртное уничтожит ее печень. В сорок лет она выглядела на все пятьдесят. Однако сегодня вечером ей можно было дать не больше тридцати. Двигалась она с нарочитой медлительностью, явно обретя уверенность в себе. Вокруг глаз у нее не было ни одной морщинки. - Мне ничего не надо, Джим, благодарю. - Бери мартини,- сказал Галлахан.- Как насчет пары пакетиков карто- фельных чипсов? - Нет, спасибо. - Ну, ты и впрямь на диете! - Типа того. Высокобелковой. - О'кей, тогда как насчет гамбургера? Пам Весткотт поманила бармена. - Четыре штуки. Непрожаренные. И побольше соку. - Леди имеет в ввиду кровь? - Да, и побольше. Галлахан снова поднял стакан. Однако ее хватка стала еще сильнее. - Брось,- сказала она.- Не пей. - Ты что, завязала, Пам? - Я теперь вообще другой человек. Не пей. - А мне хочется! Мне это просто необходимо. Хочу - и выпью,- уперся Галлахан. - Ну и дурак. - Слушай, тебе нужна обещанная история? Да или нет? - Да, но не только. - О'кей,- сказал Галлахан.- Вот мои условия: я тебе все выкладываю. А ты отдаешь историю какому-нибудь коллеге, чтобы после опубликования у меня не было неприятностей: с этим-то репортером я не говорил! Только на таких условиях. - А у меня для тебя есть кое-что получше, Джимми. - Только если это не противоречит моему намерению выпить. - Как раз противоречит,- сказала Пам Весткотт. - Ты что, баптисткой заделалась? - Галлахан, ты знаешь, что я хороший репортер. Забудь о моей смазливой внешности. Галлахану стоило труда не улыбнуться. Пам Весткотт никак нельзя было назвать смазливой. Во всяком случае, до самого последнего времени. - Я хочу тебе кое-что показать. Приходи сегодня вечером ко мне домой. Только освободи организм от спиртного. Я преподнесу тебе кое-что такое, за что ты будешь меня вечно благодарить. - Пам, я женат. - Боже! Брось, Джим. - У меня депрессия. Мне нужно выпить, Пам. - Повремени четыре часа. - Я устал, Пам. У меня нет четырех часов. - Сколько ты уже успел выпить? - Две порции виски. И одну пива, - Ладно, два с половиной часа. И ты получишь величайшее дело за всю жизнь. Ты уйдешь на пенсию с такими льготами, каких никогда не зарабо- таешь, вручая повестки. Ему отчаянно хотелось выпить, но он сказал себе: раз репортерше так хочется, чтобы он не пил, и раз она так много обещает, то почему бы не послушаться? Бармен грохнул о прилавок тарелкой с четырьмя гамбургерами. На звук повернулось несколько голов. Бармен вылил на гамбургеры целую пластмас- совую бутылочку красной телячьей крови. Число любопытных увеличилось. Пам Весткотт с улыбкой оглядела бледные физиономии пьянчуг и осторожно подняла тарелку, стараясь не пролить кровь. Потом репортер бостонской "Таймс" наклонила тарелку, выпила кровь и несколькими богатырскими уку- сами расправилась с гамбургерами, после чего дочиста вылизала тарелку. Пьяный в конце стойки спросил, не желает ли она повторить эту же про- цедуру с тем мясцом, которое он имеет ей предложить. Раздались смешки - те самые смешки, которые издают люди, которые чего-то не понимают, но не готовы в этом сознаться. Кроме того, над шутками на половую тему положе- но смеяться, иначе мужчину сочтут женоподобным. Пам Весткотт жила неподалеку от Бикон-Хилл. Она предупредила Галлаха- на, что не сможет поделиться с ним своим открытием, пока из него не вы- ветрится алкоголь. Не даст ли она ему чего-нибудь пожевать? Скажем, картофельных чипсов. Однако у нее в доме ничего съестного не оказалось. - Чтобы у тебя - и не было картофельных чипсов? - Они мне больше не нравятся. - Не могу в это поверить. - Придется поверить, Галлахан. Я покажу тебе кое-что посущественнее картофельных чипсов. - Тебе что, неинтересно узнать про хромосомные убийства? Я приготовил для тебя лакомые сведения. Мы отдаем город на растерзание людоеду. При- каз сматывать удочки пришел сегодня, когда в двух противоположных концах города погибли еще двое. Причем почти в одно и то же время. Эта тварь перемещается с невероятной скоро