сто кровать была слишком большой. Ее списали из коттеджей для ученых, и она, как и вся остальная мебель в доме для прислуги, абсолютно не подходила для комнат. При желании на кровати вполне можно было делать сальто-мортале, а матрац, по расчетам Римо, мог бы накрыть сразу три обычные кровати. - Один матрац стоил тысячу четыреста, - доверительно сообщила одна из горничных. - Нам всегда отдают то, что никому не нужно. Вещи-то хорошие, вот только выглядят иногда смешно. Римо не мог, естественно, выполнять свои экзотические упражнения в спортзале Форума, если предположить, что он вообще был в состоянии их выполнить из-за слишком длительного пребывания в пиковом состоянии. Но тренироваться он мог где угодно, хоть прямо в кровати, лежа на спине. Уставившись в потолок, Римо представил себе длинную тропу, шедшую по внутреннему периметру стен санатория Фолкрофт, где начиналась его подготовка. Он мысленно ступил на дорожку, усыпанную темным гравием, ощутил влажное дыхание залива Лонг-Айленд и запах сожженных осенних листьев. Так, теперь пять миль в быстром темпе. Если бы в этот момент кто-то наблюдал за Римо, то заметил бы лишь слабое подергивание мышц ног в ритмичное движение груди в такт глубокому дыханию. Строго говоря, пробежка нужна была именно для тренировки дыхания, поэтому на завершающем круге он сделал спринтерский рывок, выжимая все из утомившихся ног, жадно глотая воздух, все быстрее и быстрее. Раньше рывок всегда удавался, но сегодня с ногами было что-то не так, да и энергии на спринт не доставало. Римо гнал прочь мысль о том, что на последний круг сил вообще не хватит. Боль в мышцах стала нестерпимой. Ни разу за время занятий бегом ему не было так трудно. Он так и не узнал, удалось бы добежать до конца или нет: в дверь постучали. Римо не хотелось открывать дверь в изможденном состоянии, и поэтому он приступил к экстренному восстановлению. Хорошо, что он лежал в постели. Сам процесс отнюдь не сложен. Главное - забыть о том, что у тебя есть чувства, мысля, мышцы, забыть обо всем. Стать овощем. Отключиться от всего. На организм это действует словно удар электрическим током в воде. Самое важное - чтобы сердце не сбилось с ритма: если в этот момент организм в целом еще будет под нагрузкой, то биение сердца может и не возобновиться. На этот раз обошлось, и Римо пошел открывать, весь в поту, но с размеренным дыханием только что проснувшегося человека. Нормальное дыхание и отсутствие румянца на щеках сделают капельки пота похожими на капли воды. Визитер выглядел чуть старше среднего возраста. Линии мясистого лица странным образом гармонировали с круглыми очками в металлической оправе. Темный летний костюм с белой рубашкой и черный галстук. Механическая улыбка, начисто лишенная эмоций. Последний раз Римо встречал такую во время прошлой президентской кампании. - Прошу прощения, - произнес гость мягким гортанным голосом. - Я Мартин Сторс, здешний тренер по шахматам. Простите, я не знал, что вы принимаете душ. - Нет, - сказал Римо, - я чинил водопроводный кран. - А, и вода, вижу, брызнула вам в лицо? - Вроде того. - Похоже, вы не можете пригласить меня войти... Он взглянул на заполнявшую комнату кровать. - Это скорее кровать, окруженная комнатой, а? - Да. - Возмутительно! Человек ваших дарований и возможностей живет в таком помещении, рядом со слугами. - Меня это не волнует. - Ужасно. Такие вещи должны быть запрещены законом. Во всем мире охрана и безопасность - почетная профессия, ведь она требует от человека выдающихся способностей, отваги и дисциплинированности, а вас поместили сюда. Я поговорю с Брюстером. - Он меня сюда и поселил. Сторс переменил тему. - Я пришел просить вас оказать мне честь и посетить мой дом. Хотелось бы сыграть с вами партию в шахматы. Буду весьма польщен, если вы разделите со мной обед. Я уже предлагал вам сыграть, когда вы разделались с этими свиньями на мотоциклах, но вы, скорее всего, меня не слышали. - Благодарю, но у меня на сегодня уже назначено свидание. - Уже? Так скоро? - Это связано с делом. Встреча с доктором Хиршблум. - А, с Деборой. Удивительно. Она редко с кем видится, что необычно, если учесть, что здесь мозговой центр, вместилище мысли, так сказать, а заполняют его в основном слова и слова. Собственная шутка ему явно понравилась. - Я пока не понял, что же здесь такое, - сказал Римо. - Ха, как и все остальные! Вы мне нравитесь. Мы должны с вами сыграть. - Еще раз спасибо, но в другой раз. Мне надо идти. - Покорно прошу извинить. Мое приглашение остается в силе. Римо еще раз поблагодарил и закрыл за гостем дверь. Надел легкие белые брюки и голубую спортивную рубашку. Два его костюма висели в ванной комнате, поскольку дверца шкафа из-за тесноты не открывалась. Сторс ждал его внизу и снова начал извиняться. Он не хотел беспокоить Римо Пелхэма. Он совсем не такой назойливый тип, как некоторые. Так продолжалось на протяжении двух с половиной километров пути до коттеджей. - Понимаете, я из страны, где очень высоко ценят покой и уединенность и уважают полицию. Здесь же распространены жестокость и насилие, потому что полицию не уважают. Не уважают порядок. В моей стране никто не заставил бы полицейского жить вместе со слугами. Да? - Что да? - спросил Римо, думая о том, что вечер наступил чересчур быстро для лета. Или это его воображение? Или, еще хуже, он теряет контроль над чувством времени и своими ощущениями? Римо постарался незаметно от Сторса проделать упражнение, связанное с ходьбой на носках, и это ему удалось. Появилась уверенность, что он не до конца утратил способность проделывать разные особенные штучки, а значит нечего беспокоиться о своих ощущениях. Наступил вечер. - Вы согласны со мной? - Конечно, - сказал Римо. На ходу он занялся упражнением для развития координации пальцев рук, стараясь выполнять его максимально быстро. Расслабляешь кисти, а потом быстро касаешься подушечками пальцев одной руки пальцев другой, по очереди. Так, чтобы ногти лишь слегка соприкасались. Проделанное достаточно быстро, это упражнение похоже на нервическое складывание пальцев для молитвы. - В ужасные времена мы живем, а? - Времена всегда ужасные. - Не всегда. И не везде. - Пожалуй. - Вам, судя по всему, здесь нравятся. Значит вы приехали откуда-то, где не так хорошо, да? - Хотите узнать, откуда я? - Нет, нет! Конечно нет. Но, может быть, вы захотите рассказать? - Вряд ли. - Хорошо. Поймите, я не из назойливых, просто испытываю уважение к совершенству. Где вы научились играть в шахматы? - В Джерси-Сити. Меня учил адвокат Делфурум Брески, - ответил Римо, выдумав самое невероятное имя. - Так вы из Джерси-Сити. Восхитительный город! - Джерси-Сити?! Восхитительный город? - Ну, там, конечно, стало похуже, когда ушел этот ваш замечательный мэр. - О ком вы? - О Френсисе Хейге. - Это был настоящий диктатор. - Да. Ужасный человек. Вы долго работали в Джерси-Сити? - Нет. - Недолго? - Нет. - А, вы там вообще не работали. Но я не из тех, кто лезет в душу при первой встрече. Особенно в душу тех, к кому я испытываю приязнь и уважение, тех, кого притесняют власти. Я готов предложить вам свою помощь. Римо перешел к упражнениям для мышц плеч и шеи, используя Сторса в качестве индикатора. Если ему удастся проделать их незаметно, значит все в относительном порядке. - Знаете, некоторые цивилизации поклоняются силе. - Да, большая часть, - ответил Римо. - Остальные становятся вассалами. - Верно. Такие люди как вы принадлежат всему миру, - сказал Сторс и радостно хлопнул Римо по спине. Но Римо в этот момент как раз проделывал в уме упражнения - прыжки и отжимания, незаметно задействовав необходимые для этого мышцы. Так что для Сторса спина Римо стала первой спиной, которая, в ответ на шлепок, ударила по руке. - Вы чем-то удивлены? - спросил Римо. - Нет. Просто руке почему-то стало больно... - Нечего хлопать людей по спинам. - Это был жест уважения. Ужасно, что сегодня нет уважения там, где оно должно быть. В моей стране есть уважение. Это и делает ее великой. Всегда великой, что бы ни случилось. - Что же это за страна? - Швейцария. - Славная страна. Лучшая внешняя политика в мире. - Да. Ее внешняя политика - ее горы. - Хорошо сказано, - сказал Римо. Сторс пожал плечами, как бы говоря - пустяки. - Странно, - заметил Римо, - горы являются барьером, а вода соединяет народы. Возьмите Англию: небольшой остров в свое время сумел использовать воду не как препятствие, а как механизм создания империи. Сейчас, правда, они снова оказались на острове. - Британцев всегда переоценивали. - Когда-то дела у них шли неплохо, для маленького острова. - Да ну? Сторс повысил голос: - Кого они когда-либо побеждали? Наполеона? Это же был больной человек. Они одержали верх, когда он уже погибал. Нет, за британцев дрались другие. - Они неплохо дрались в Первую и Вторую мировые войны. - Эти войны выиграли не они! - Но они их не проиграли. - Англичане в них практически не участвовали. Войны эти выиграли Америка и Россия. Британцы как и французы, - просто ничтожные жабы, ищущие вашей американской милости. Британцы вас используют. Они смеются над вами за вашей спиной! Неужели вы не замечаете? - Я не подозревал, что Америка стала мишенью для насмешек. - Да, мишенью для насмешек всего мира! Конечно, я ничего не имею против вас лично. - Конечно, нет, - сказал Римо. - Приятно, наверное, быть выходцем из страны, защищенной горами, страны, никогда никому не помогавшей, хотя и не просившей помощи. Швейцария - всемирная бухгалтерия. - Это маленькая страна, - сказал Сторс, - не великая держава, но славная страна. Я горжусь тем, что называю ее своим домом. - Что привело вас сюда? - Работа по душе и неплохое место для житья-бытья. Хорошее окружение для дочери. Для полицейских, конечно, все по-другому. Нет? - Нет, - сказал Римо, только что закончивший в уме комплекс приседаний. Он увидел, что окна коттеджа Хиршблум освещены. - Спокойной ночи и спасибо, что прогулялись со мной. - Считаю за честь. Я вас уважаю. Будьте осторожны. Здесь присутствует какое-то зло: этот трагический случай с Хокинсом... Я рад, что теперь за безопасность у нас отвечает настоящий мужчина. - Настоящий мужчина? - Да. Мне не хотелось бы говорить плохо об умершем, но Маккарти был всего лишь... ну, клерком. А для этой работы нужен мужчина. Доброй ночи. Мы должны ближайшее время сыграть с вами. - Сыграем. Но они так и не встретились со Сторсом до того самого момента, когда Римо одним ходом одержал победу за шахматной доской, имея лишь короля и ферзя против ферзя, короля, двух коней, ладьи и слона. Это был гениальный ход, недоступный ни одному гроссмейстеру мира. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ  Человек, известный когда-то под именем Ганса Фрихтмана, сидел в одном из мягких кресел конференц-зала Брюстер-Форума и смотрел еженедельную программу самодеятельности. Программа каждый раз менялась. На прошлой неделе отец Бойль демонстрировал умение играть на гитаре; на позапрошлой - профессор Ферранте читал элегии собственного сочинения. Представления эти никто не называл самодеятельностью, и сперва даже пытались продавать входные билеты. В первый раз продали восемь штук, через неделю - шесть, а потом от этой затеи пришлось отказаться. Среди присутствующих, как он заметил, не было ни нового сотрудника охраны, ни доктора Деборы Хиршблум. Да, это ухе кое-что. Нечто, без сомнения, более интересное, чем волшебство доктора Джеймса Рэтчетта и сеанс проводимого им гипноза. Он был всерьез озабочен. Мотоциклисты - это одно дело. Но как ему удалось остаться в живых после падения с самолета и при этом прикончить Хокинса? Поскорее бы завершить задание и покинуть это злополучное место. Голос Рэтчетта вновь привлек его внимание к происходящему на сцене. Доктор Шултер сидел в кресле посередине. Перед ним застыла жирная фигура Рэтчетта. Чтобы загипнотизировать Шултера, потребовалось шесть минут; в зале чувствовалась скука, слышались покашливание и зевки, люди ерзали в креслах и не уходили лишь из вежливости. - Черные манящие озера светящихся ночей и глубочайшие из глубочайших тоннелей. Вы опускаетесь вниз в темноту и мрак, вас охватывает глубокий сон, - тихо мурлыкал Рэтчетт. Кто-то в зале закашлялся, вызвав тем самым грозный взгляд Рэтчетта, тут же возобновившего свое бормотание. Странно, что химик-теоретик пытался развлечь видных психиатров и психологов гипнозом. Да еще на таком любительском уровне. Опасности, подстерегающие ныне агента, стали другими. Одна из них - смерть от скуки. Он услышал голос Рэтчетта, призывающий Шултера вернуться в ужасные времена. А что такое ужасные времена? Посмотрим. Капитуляция - плохо, русская оккупация, - еще хуже. Когда у дрожащих мужчин кусачками откусывали яички - это плохо? Вовсе нет, особенно, когда перед тобой стоит профессор-еврей. Тот самый профессор, который пытался добиться его исключения из медицинской школы в Гамбурге, обвинив в каких-то там садистских наклонностях. Что плохого в садизме, в самом деле? Если, конечно, не рассматривать его с точки зрения слюнявой еврейской сентиментальности или сквозь розовые очки иудаисткого ублюдка - христианской этики. Садизм - это хорошо. Он служит для разрядки естественной враждебности, и даже обретает собственное значение и прелесть. Партия нацистов это понимала. Нацистская партия. Единственная здоровая, честная сила в истории. Как только волосатые хилые юнцы осмеливаются называть американское правительство фашистами и нацистами! Как они смеют?! Американское правительство - ханжа на ханже - со сладкими речами ползет по истории. Их волнуют только внутренние проблемы и международное общественное мнение. Нацизмом и не пахнет! Им надо было видеть нацизм! Надо было видеть этого еврейского профессора. Почему он так и не закричал, семитское отродье? Все испортил. Молчал. Да, время было ужасным. Как и то, что происходило сейчас на сцене. Шултер был поглощен гипнотическим поиском ужасов в своем прошлом. Неожиданно он вскочил на ноги и запрыгал по сцене: прыг-скок, прыг-скок. На пол полетел пиджак, потом рубашка и майка. Он расстегнул молнию на брюках и спустил их. Опустился на костлявые колени. Белые огни сцены сияли, отражаясь от его потной спины. - Плеть! - закричал он. - Женщина с плетью! Плеть! Плеть! Рэтчетт тоже тяжело задышал. - Плеть! - присоединился он к крику Шултера. - Плеть! - пухлые губы издавали сосущие звуки. Никто не мог объяснить, что произошло потом. Никто не мог точно вспомнить. Все, что на следующее утро выяснил новый ответственный за безопасность, сводилось к следующему: 1) Сеанс гипноза вызвал нечто, о чем не стоит говорить, и что не касается Римо Пелхэма. 2) Доктору Нильсу Брюстеру удалось вывести обоих из транса. Он выскочил на сцену и стал подражать голосу Рэтчетта. 3) Всех этот эпизод неприятно поразил, и, в самом деле, перестаньте беспокоить людей. Но гораздо больше их поразит ужасающая цена, которую доктору Рэтчетту придется заплатить за свое успешное выступление. ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ  За разговор с доктором Хиршблум его выкинули из самолета, но, чтобы увидеть ее снова, Римо готов был пойти на большее. Даже на разговор с Нильсом Брюстером. Брюстер встретил его отчужденно, словно это Римо был повинен в трагическом случае, произошедшем с инструктором по парашютному спорту. - Нет, - сказал Брюстер сквозь забинтованный нос. - Такой просьбы от доктора Хиршблум не поступало. А почему она вас так волнует? - В вашем голосе слышатся довольные нотки. Почему? - Перестаньте отвечать вопросом на вопрос. Меня предупредили, что это ваш стиль беседы. - Четверо из пяти руководителей проектов захотели поговорить со мной. Пятая не хочет. Почему? - Это ваш ответ на мой вопрос? - спросил Брюстер. - Да, - ответил Римо. - Я уже говорил: вы никогда не поймете, что у нас происходит. - В общем, я собираюсь повидать ее. - Я не даю вам разрешения. - Как мне его получить? - Вы его не получите. - А вы знаете, что если я щелкну вас пальцем по носу, - сказал Римо, поднося указательный палец к бинтам, - это будет очень больно? - И вы вылетите отсюда на заднице, прежде чем боль утихнет! - А что, если вам на нос ночью неизвестно откуда свалится кирпич? - Вы вылетите отсюда прежде, чем кирпич коснется земли. - А что, если я научу вас делать то, что я сделал с этими мотобандитами? - Мне скоро шестьдесят, сынок. - Я научу вас, как справиться по меньшей мере с двоими. - С молодыми людьми? - С молодыми людьми. Доктор Нильс Брюстер набрал номер и сказал в трубку: - Дебора, мне кажется, вам стоит снять данные с Римо Пелхэма, нашего служащего охраны. Другие это сделали и ... Да, конечно. Конечно, я понимаю. Он повесил трубку. - Она говорит, что чем-то занята. Но я даю вам разрешение. Потом я от своих слов, конечно, откажусь, но будет уже поздно. По крайней мере, местом вы не рискуете. А когда мы начнем...? И Брюстер начал делать руками выпады в воображаемые молодые лица и животы, отражая быстрые удары юных атлетов, которых он сможет разорвать в клочья, ежели кто-то из этих хамов решится что-нибудь съязвить в его адрес на улице или в ресторане, или еще где-нибудь. Где угодно. - Через две недели. - Две недели? Брюстер принял разочарованный вид обманутого человека. - Ну, для начала вам надо войти в форму. Неделю будете ежедневно пробегать по четыреста метров, следующую неделю - по восемьсот. - А что еще? - Ничего. - А кстати, как называется ваша школа? Карате, кунгфу, дзю-до? - Вау-ту, - ответил Римо, выдумав самое идиотское название. - Вау-ту? Никогда не слышал. - Поэтому оно хорошо и действует. Неужели вы думаете в спортзалах или через пособия научат чему-нибудь стоящему? - Вау-ту, - повторил доктор Брюстер, социолог, профессор Чикагского университета, доктор философских наук, автор монографии "Человек - как враждебная окружающая среда". - Вау-ту, - сказал он опять, и в том уголке сознания, где у человека формируются мечты, возникла картина: приятель его старшей дочери бьется в агонии на полу. Римо подошел к ее коттеджу и, ожидая ответа на стук в дверь, безуспешно отмахивался от москитов и мотыльков, устроивших митинг вокруг окон. Постучал еще раз. - Кто там? - Ответственный за безопасность Римо Пелхэм. - Что вам угодно? - Поговорить с вами. - О чем? - Мне не хочется говорить через дверь. - Приходите завтра. - Могу я увидеть вас сейчас? - Нет. - Вы заняты? - Вы уйдете или нет! - это был не вопрос. - Я только хочу с вами поговорить. Тишина. К насекомым подошло подкрепление. Духота виргинского лета и омертвляющая, жаждущая пота ночь жужжали и гудели вместе с насекомым. - Я не уйду, пока вы со мной не поговорите. - Брюстер знает, что вы надоедаете одному из сотрудников? - Да. - Не может быть, это ложь. Оставьте меня в покое. - Только после того, как мы побеседуем. Послышались шаги. Дверь отворилась. Перед ним стояла Дебора Хиршблум. На ее лице можно была прочесть выражение усталого упорства матери, не желающей подчиняться капризам ребенка. Лицо было строгим и спокойным, что подчеркивало красоту его мягких линий. Глаза - темные бриллианты в оправе нежной белой кожи, озаренной веснушками. Плотно сжатые губы без намека на губную помаду не оставляли стоящему перед ней Римо никакой надежды. - Ну, в чем дело? - Я хочу с вами поговорить. Можно войти? - Уже поздно. - Я знаю. Можно войти? Она повела плечами и жестом пригласила его в дом. На ней была простая блузка цвета хаки и такие же шорты. Ноги босы. Кабинет был почти пуст, если не считать сложенных чуть ли не до потолка книг и шахматной доски на небольшом столике рядом с торшером. Два стула, металлическая койка, на которую она села с таким видом, что это никак нельзя было принять за приглашение. - Могу я сесть? - спросил Римо, кивнув в сторону стула. Это было позволено. - Как вы уже знаете, все остальные руководители отраслевых проектов Форума встречались и беседовали со мной. Никакой реакции. Римо продолжал: - И мне стало интересно, почему вы меня не пригласили? - Мне это ни к чему. - Вот я и заинтересовался, почему это так? - Поточу, что человек, избивающий семерых хулиганов, совсем не такое уж удивительное явление, каким его, очевидно, считают мои коллеги. - Значит, для вас насилие - обычное явление... - Жестокость исходит от вас, и мне это абсолютно не нравится. Я знаю, что Хокинс приземлился без парашюта, а вы - с парашютом, принадлежавшим ему. Я знаю, что он пытался вас убить, но погиб. - Вы израильтянка, да? - Да. Вы это знаете. - И вас отталкивает насилие? - Да. - Разве израильтяне не обязаны проходить службу в армии? - Да, обязаны. - И все же вам не по нраву жестокость и насилие? - Да, конечно. Почему бы и нет? - Потому что ваш народ не смог бы выжить без насилия. Ему приходится быть жестоким. Если арабы перестанут стрелять, они получат мир и покой. Если перестанете стрелять вы - получите еще одну войну. - Мистер Пелхэм, к чему вы клоните? Из-за того, что мы находимся в численном меньшинстве в пропорции 1:150 по отношению к людям, к несчастью, поставившим целью нации наше полное уничтожение, из-за этого мне должно нравиться то, что я делаю для спасения и выживания? Чтобы жить и выжить, нужно, кроме всего прочего, копать и чистить выгребные ямы. Но при этом совершенно не обязательно любить это занятие. Чего вы на самом деле добиваетесь? Вам абсолютно все равно, как я отношусь к насилию. Это вас не интересует. Что вы хотите? - Понимаете, передо мной возникла проблема, и вы - ее часть. Видите ли, я отвечаю за безопасность тех, кто тут живет и работает. А все постоянно находятся в движении, особенно вы, и поэтому для того, чтобы реально обеспечить безопасность, я должен иметь хотя бы общее представление, где вас, при случае, найти. Нападение на Форум этой банды мотоциклистов может быть только преддверием других, грядущих событий. Не уверен, что это произойдет, но если они еще что-то придумают, я должен обеспечить безопасность всех и каждого из ведущих специалистов. - В английском языке, мистер Пелхэм, есть слово, которым можно охарактеризовать сказанное вами. Оно четко в определении и значимо по сути. Римо почувствовал, что сейчас получит. - Что это за слово? - спросил он. - Чушь, - мягко сказала доктор Хиршблум. - Но, Дебора... - Это чушь, Римо, чушь и вам этого не опровергнуть никогда. Бандиты приехали из-за вас. Они задирали вас. И они до вас добрались. Вернее, вы добрались до них. - Они напали на меня, чтобы затем расправиться с вами. Вам знакома аналогичная ситуация: Россия атакует нас, Америку, через Израиль. - Зачем вы переводите все на международный уровень? Вы сидите тут, интересуетесь моей жизнью и работой абсолютно не для того, чтобы защитить меня, так как знаете, что я в вашей защите абсолютно не нуждаюсь. Поэтому, зачем вам знать, где меня можно найти? Для того, чтобы причинить мне зло? Верно? - Чушь. - Ха, мистер Пелхэм... - Римо, помните? - Хорошо. Римо, спокойное ночи. - Дебора, я хочу снова встретиться с вами. - Я знаю. Но, прошу вас, не добивайтесь этого таким устрашающим образом, как в тот день, или так назойливо, как сегодня. - Устрашающим? Вы испугались? Вы совсем не выглядели напуганной. - Зато теперь я боюсь, потому что знаю, что вы успевали даже следить за мной и окружающими. Дебора казалась спокойной, на губах - холодная официальная улыбка. Римо распознал самоконтроль, которым владеют лишь те, кому часто приходится сталкиваться лицом к лицу с опасностью. Такие люди вырабатывают самообладание или погибают, а если нет - значит им невероятно повезло. - Хорошо. У меня было время смотреть вокруг, предположим, что это так. Предположим, что моя оборона на самом деле была нападением. Предположим всякие такие вещи. - Тогда, мистер Пелхэм, остается предположить, что вы - не полицейский. - Ладно, предположим. - Следовательно, вы кто-то другой? - Следовательно, я кто-то другой. - Это меня и тревожит. Мне стало страшно, когда я увидела знакомые мне способы нападения, а затем поняла, что к ним добавлены многие другие приемы, которые мне не известны. Мне на самом деле было страшно в тот день, мистер Пелхэм. Я испугалась вас. Я боюсь вас и теперь. - Странно, вы же психиатр. - К тому же я устала, мистер Пелхэм. Доброй ночи. Я не знаю, для чего вы здесь на самом деле. Может быть для того, чтобы, как вы выражаетесь, нас охранять. Мне приходилось встречать таких как вы. Когда я была еще маленькой девочкой, я знавала добровольца из Америки. Он научил нас оборонительной стойке, а два дня назад я заметила, что ею пользуетесь и вы. Чиун в Израиле? Не может быть, подумал Римо. Стойка? Но ее показал Римо не Чиун. Этой стойке, с виду очень неловкой постановке ног, создающей впечатление, что ты собираешься шагнуть назад, когда на самом деле, следует движение вперед, научил его... Нет, это был не Чиун. Первые дни тренировок после казни на электрическом стуле... Ну, конечно! Конн Макклири. Конн Макклири в Израиле?! Дебора встала и подошла к двери. Римо остался сидеть. - Этот человек, он вам понравился? - спросил Римо. - Его любила вся деревня. Но сейчас он мертв, и такая же судьба ждет всех нас. Вопрос только в том, когда. И все мы стараемся отдалить это "когда", правда? - Когда этот человек умер? - Вас он, кажется, очень заинтересовал. Почему? - Возможно, я знал его. - Если это так, то мне нечего вас бояться, поскольку он был хороший человек. Именно это нам всем запомнилось больше всего. Ведь то, чем он занимался, не часто привлекает хороших людей. Он был редкостью. И он умер. Мне кажется, что он умер раньше, чем было предназначено. Хорошие люди редко живут долго. Теперь ее голос звучал мягче, Римо услышал в нем какой-то надлом, эмоциональная дрожь была сильнее, чем можно было ожидать. Чувствовалось, что ее охватили воспоминания, которые не изгладятся никогда. - У этого хорошего человека, - спросил Римо, - не было одной руки? - Да, - сказала Дебора. - И его звали Конн Макклири? - Да, - сказала Дебора и захлопнула уже было открытую дверь. - Значит, вы его знали? - Да, - сказал Римо, - я знал его. - Значит, вы работали в разведке США? - Нет, - сказал Римо. - Но я знал его когда-то. - Вам известно, как он умер? - Да. - Сообщали, что это случилось в больнице. - Да. В больнице. И лицо Доборы превратилось в улыбку и теплоту, и нежность, в ласковую радость, которую люди, понимающие красоту, мечтали бы всегда иметь рядом с собой. - Это забавно, и поскольку вы знали Конна, это было характерно для него, - сказала она, усаживаясь на стул лицом к Римо. - Он тогда только что приехал к нам в деревню, это было перед получением независимости, когда на нас напали пять арабских армий. А у нас была, по-моему, одна винтовка на пятерых мужчин или вроде того. Я была тогда совсем юной. - Конечно, - сказал Римо. - Конечно, - смеясь повторила Дебора. - В общем, он вызвался организовать для наших людей специальную подготовку. Я не имею права раскрывать ее суть. Мы очень его ждали. С нетерпением. Мой дядя говорил: когда приедет американец, он покажет вам всю технологию. Подождете и увидите. Все это, конечно, было большим секретом, и все, естественно, знали об этом, с нетерпением ожидая его прибытия. Образовалось что-то вроде комиссии по торжественной встрече секретного агента. Его привезли в автомобиле, на заднем сиденье. Вы, наверное, не знаете, как ценились тогда автомобили у нас, но попытайтесь представить. Конн был на заднем сиденье, но вы никогда не догадаетесь... - Он был пьян, - уверенно сказал Римо. Дебора засмеялась и хлопнула Римо по колену. В ее глазах появились слезы, сквозь смех она попыталась что-то сказать. Римо быстро добавил: - Точно. Я же говорил, что знал Конна Макклири. Его спокойный голос заставил Дебору схватиться за край стола, чтобы хоть как-то успокоиться. - Пьян? - наконец удалось выговорить ей. - Он был пьян до потери сознания. Вам бы видеть лицо дяди Давида. Он несколько раз переспрашивал водителя, того ли человека он привез. Потом мы узнали, что он начал пить еще в Токио, откуда его вывезли месяц назад. Пьян? От него просто несло спиртным. Знаешь, когда его выносили из машины, все отступили назад, так он пропитался алкоголем. - В этом весь Конн Макклири, - сказал Римо. - Да, он был таким. Только через три дня он наконец сообразил, где находится. - Трудное было время? - Ну, для нас - не очень. Мы готовили себя к другому. Все мы были уверены, что победим. Хотя было довольно страшно, я ведь была тогда... - Всего лишь маленькой девочкой. - Конечно. В противном случае, я сейчас была бы пожилой, а не привлекательной, красивой и молодой женщиной. - Конечно, вы сознаете свою красоту. - Перестаньте. Я вам рассказала мою историю о Макклири. Теперь ваша очередь. - Ну, я впервые увидел Конна, - сказал Римо, привычно собираясь опустить детали, - когда... Нет, дайте вспомнить. В первый раз... - Нет, во второй раз. Про первую встречу вы не хотите говорить, и ладно. Расскажите о второй встрече. Так. Значит она считает, что он работает на ЦРУ или ФБР, подумал Римо. Ну и что? Этого следовало ожидать, исходя из того, чем они здесь занимаются. Он уже пользовался "крышей" ЦРУ раньше. - Ладно, - сказал Римо. - Дело было так. Я пришел в сознание на больничной койке, а он вкатил в палату столик с роскошным обедом - с омарами и выпивкой. - Это для человека, только что пришедшего в себя? - Мы же говорим о Конне Макклири. - Да, - кивком подтвердила Дебора. - Он разложил все это великолепие, нахамил доктору и сестре и пригласил меня к столу. И сам почти все выпил. - Конн Макклири, - выразительно сказала Дебора. - Но это мелочи. Он вообще от бутылки надолго не отлучался. Чудеса, что ему удалось пережить двадцать один год. - Тогда египтяне рвались через пустыню Негев. Мы были рядом с линией фронта. - Где? - Неважно. Вы дадите мне закончить? И давайте оставим все эти "где". Если хотите узнать где, почитайте мою официальную биографию. - Готов поклясться, что она содержит не те "где". - Перестань, Римо. И слушай. А если тебе хочется поиграть в вопросы и ответы, то я могу пойти к доктору Брюстеру и пожаловаться на гнусное вмешательство такого типа, как ты. Он жизнь из тебя вытрясет. - Хорошо. Больше не буду. - О'кей. Итак, мы были неподалеку от линии фронта, а Конн начал срочно собирать повсюду медные трубы и трубочки. Дядя Давид сказал: вот увидите, это секретное оружие. Американская технология. А Конн секретничал и никого не подпускал к месту, где занимался своей "технологией". Как-то я тайком пошла за ним и увидела за скалами мешки с песком. Сейчас, на Суэцком канале, нам бы такая оборона очень пригодилась. Он, похоже, пересыпал в мешки всю Синайскую пустыню. Он заставил ребятишек собрать мешки с песком со всей деревни. Этой кампанией руководил дядя Давид. Мешки с песком для защиты секретного оружия нашей деревни! Ну, а поскольку все это было очень секретно, смотреть никому не разрешалось. Но я подсмотрела. Я знала, что он меня не накажет. Я ходила у него в любимчиках, хотя он любил всех детей. - Конн любил детей?! - О да. И мне кажется, он потому и пил, что у него не было своих детишек. По вечерам он рассказывал нам сказки. Мы все его любили. - Конн и дети? - Помолчи! Дай закончить. Я переползла через мешки с песком. Он сидел и держал чашку под этими медными трубами и трубками, выходившими из небольшого котла. Он соорудил самогонный аппарат! Не могу описать, как он ждал с чашкой в руках, а в нее из трубочки - кап, кап, кап. Представь: взрослый человек сидит согнувшись в три погибели на жаре. От нагроможденных вокруг мешков с песком там было еще жарче. И ждет. А из трубочки - кап, кап, кап. Римо закивал: - Да, это Конн. Но трудно представить, что он для этого разобрал все оборонительные сооружения из мешков с песком. - Не так уж они были и нужны, да к тому же он прекрасно знал, что через полчаса все убранные мешки заменят новыми. Песку нам хватало. - Кстати, почему он потом так возненавидел арабов, что там произошло? - Что ты имеешь в виду? - Я слышал, как он называл арабов злобными и опасными зверями, хотя обычно удовлетворялся выражением "ублюдки". - Ну и что? - Он, наверное, был свидетелем каких-то зверств арабов, которые его особенно поразили, ведь его трудно было чем-то удивить, ты знаешь, ему многое довелось повидать. Дебора обратилась к прошлому, ее лицо в своей сосредоточенности напоминало сейчас драгоценную камею. - Нет, нет. Рядом с нашей деревней - вряд ли. Ты же знаешь, мы были на Юге, и опасность могла исходить от регулярных египетских частей. А с ними было все в порядке. Конн всегда общался с арабами нашей деревни, это были хорошие люди. Некоторые из них, как это ни прискорбно, потом уехали. - Прискорбно? - Конечно. Мы хотели создать собственное государство, а не проблему беженцев: мы сами были в положении гонимых две тысячи лет. Некоторые арабы уехали потому, что не верили в нашу победу и им не хотелось присутствовать при нашем поражении. Другие собирались вернуться позже и получить не только свои дома, но и наши. А некоторые нас боялись. Но мы никогда никого не выживали. Никогда. Особенно в нашей деревне. Кое-кто остался, конечно. Как, например, вице-президент Кнессета. Он араб. Ты не знал? - Нет. - Римо, это кое-что о тебе говорит. - Что же? - Ты не тот, за кого себя выдаешь. Римо принял это заявление без комментариев. Дебора переменила тему. - Не могу представать, что же он такое мог видеть? - Он был импульсивным, Дебби. Можно, я буду тебя так называть? - Нет, только Дебора. А почему он стал таким? Неожиданно она зажала себе ладонью рот. Потрясла головой, в глазах был смех. - О, этот невероятный человек! Невозможный. - Что такое? - Ты же знал Конна Макклири? - Да. - Я тебе рассказала о самогонном аппарате? - Да. Римо озадаченно поглядел на Дебору. Он должен был сейчас догадаться о чем-то, и ему этого очень хотелось. - Давай же, думай. Ты знал Конна. Как он их называл, какими словами? Римо попытался вспомнить, и, если бы не так старался, то вспомнил бы обязательно. - Я точно не помню. - Не освежит ли твою память выражение "дегенеративные скотские подонки"? - Да. Правильно. Так он их называл. - Так какое же самое большое скотство на Земле по Конну Макклири? - Убийство ребенка? - Это трагедия, Римо. Мы говорим о Конне Макклири. Скотство. Коварство. - Скотство? Дегенеративные скотские подонки? Он чуть помедлил, а потом как бы спросил, хотя это и не было вопросом: - Они разбили его аппарат? Дебора коснулась рукой плеча Римо. - Египетские самолеты разбомбили его вдребезги. Они заметили укрытие из мешков с песком, уж очень оно было заметно с воздуха. Огонь самогонного аппарата подсвечивал мешки, и они буквально светились в ночи. Египтяне ударили всем, чем только могли. "Спитфайерами". Но как ты понимаешь, если бомбили самогонный аппарат, то некогда было бомбить укрепления или поселки. Аппарат, наверное, спас какую-то деревню, но от него ничего не осталось. Римо и Дебора сказали в унисон: - Дегенеративные скотские подонки! - Римо, это надо было видеть. Еще долго потом он ни о чем больше не говорил. Дегенеративные скотские подонки. Он попросился добровольцем на фронт в Негев, но его не взяли. Потом он уехал, и тут начал разгораться ваш конфликт с русскими. Шпионская война. Он снова стал работать на вас. Тогда, я уверена, вы и встретились. - Ш-ш, - сказал Римо. - Теперь я понимаю, почему ты здесь, и не боюсь тебя. Друг. Она протянула руку, и Римо взял ее. - Друг, - повторила она. Он наклонился, и поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй. - Не сегодня, - произнесла она мягко. Что не может быть сказано без того, чтобы не обидеть того, кто жаждет тебя. - Ладно, - сказал Римо, - не сегодня. - Мы увидимся завтра? - Думаю, что мне удастся вырваться. - Чушь. Конечно, вырвешься. - Возможно, - сказал Римо. Он обнял ее и, поднявшись, притянул к себе. Они стояли, сомкнув губы в поцелуе. Рука Римо скользнула на блузку, потом - на грудь, нежно ее лаская. - Ах ты, негодник, - прошептала она. - Я на самом деле не хочу, чтобы это случилось сегодня. - Почему? - Потому, что я не хочу, чтобы это было так. Ты пришел, а потом... нет, не так. Завтра вечером. - Ты меня не хочешь? - Я хочу тебя с того самого момента, как ты упомянул имя Конна. У тебя тогда было прекрасное лицо. И на секунду мы оказалась здесь не одни. - Меня чуть не убили там, у коттеджей, когда я смотрел на тебя. - Глупый, смотрел на меня! Конечно, внешность. Таковы все мужчины. Я для тебя только внешность. - Да, началось с этого. - Римо, я хочу тебя. Сегодня. Очень. Но, пожалуйста, пусть это будет не так: ты пришел и овладел мной. Не хочу, чтобы ты подумал, что это так просто. - Ты боишься? - Конечно нет. Говорю тебе: завтра вечером. - Я могу взять тебя сейчас... - Да. - И тебе будет неприятно? - Мне этого очень хочется, но, пожалуйста... Неожиданно резко и настойчиво зазвонил телефон. Римо хотел было вырвать шнур из розетки, но Дебора, вырвавшись из его объятий, оказалась у аппарата раньше. Заслонив собой телефон, она заговорила: - Да. Да. Черт возьми! Вы уверены? Другого выхода нет? Очень жаль. Конечно. Она положила трубку и склонила голову к плечу: - Ничто так не сохраняет целомудрие, как телефон. Завтра, Римо. Римо отреагировал по-джентльменски: аккуратно положив аппарат на левую ладонь, ребром правой ладони он разрубил его пополам вместе с трубкой. А потом превратил останки этого надоедливого устройства в порошок под аккомпанемент стонущего визга разноцветных проводов. - Завтра, - сказал он и швырнул на пол то, что осталось от шедевра американской технологии. Дебора рассмеялась: - О, какой ты сильный и страшный! Ты просто ужасный! Она подошла к нему, поцеловала и, словно мальчишку, стала подталкивать к выходу. - Ты просто ужас! Ломаешь телефоны, избиваешь хулиганов. О, какой ты грозный! Она шутливо стукнула его в живот, поцеловала в губы со значением "Все, хватит!" и вытолкнула за дверь, легко и просто совладав с самым совершенным оружием в лице человека, будто с детской игрушкой. Римо не противился. Он решил не вспоминать о первой встрече с Макклири, посетившим его под видом священника в камере смертников. Псевдосвященник предложил Римо таблетку жизни. Это Макклири организовал фиктивную казнь, чтобы переправить Римо в место, считавшееся мирным санаторием, где начались бесконечные тренировки. Макклири допустил глупый промах и стал уязвимым, а поэтому должен был быть убит. Макклири... Первое задание Римо Уильямса и единственное, которое он не выполнил. Макклири, который, лежа при смерти на больничной койке, сделал то, что должен был сделать Римо, вырвав крюк