ичинило бы ему больше страданий, чем собственная смерть. И кроме того, у тебя еще нет и чувства ответственности - ты бросил меня сторожить генерала в соседней комнате, хотя это твое дело, а не мое. - Ты хочешь сказать, что скорее умер бы, чем убил меня? - спросил Римо. - А тебе от этого легче? Не понимаю я тебя, - ответил Чиун, и всю дорогу до самого Пекина он был холоден и необщителен. И вот сейчас, на улицах Пекина, Римо понял, что ему казалось странным во взглядах прохожих. - Чиун, - сказал он. - Стой здесь и следи за мной. Скажи вашим сторожам, чтобы оставались с тобой. Римо не стал ждать. Он одернул свой синий шерстяной свитер и с самым непринужденным видом вышел на оживленную улицу, где проезжали редкие автомобили, где было множество магазинов и лавок, над которыми висели огромные вывески с китайскими иероглифами, прошел мимо длинной вереницы портретов Мао, потом развернулся и направился обратно, туда, где он оставил Чиуна и двух сопровождающих. Один из этих двоих валялся на мостовой, держась руками за низ живота. Второй улыбался вымученно-вежливой улыбкой. - Он сказал, что тебя нельзя отпускать одного, - кивнул Чиун в сторону китайца, корчившегося от боли. - Ты следил за мной? - Я видел тебя. - А ты следил за прохожими? - Если ты спрашиваешь меня, понял ли я, что твоя версия относительно того, как исчез генерал Лю в Бронксе, была до ужаса смехотворной, то да, конечно. Никаких двух похитителей не было. Их бы наверняка заметили. Он исчез один. И совсем как ты сейчас, не был замечен никем. - Значит, если он исчез один, тогда... - Конечно, - сказал Чиун. - А ты что, не знал? Я знал это с самого начала. - А что же ты мне не сказал? - Вмешиваться в ход мысли Железной Руки, Перри Мейсона, Мартина Лютера Кинга, Уильяма Роджерса и Зигмунда Фрейда в одном лице? Итак, размышлял Римо, генерала Лю никто не похищал. Он сам приказал шоферу свернуть с автострады на Джером-авеню. Потом он убил шофера и охранника. Потом вышел из машины, сел в поезд, и встретился со своими сообщниками в китайском квартале. Это он подсылал наемных убийц к Римо, потому что Римо представлял самую серьезную угрозу его планам - сорвать визит премьера. И он убил Мэй Сун, потому что она знала об этом и могла разболтать. И вот теперь он вернулся в Пекин героем - и чем ярче сияет его слава, тем большую угрозу он представляет. - Вопрос в том, Чиун, что нам делать? - Если ты спрашиваешь у меня совета, то слушай: не суйся в чужие дела - и пусть все дураки на этом свете изрубят друг друга на куски. - Я ждал от тебя чего-то подобного, - сказал Римо. Может быть, сообщить кому-то из членов американской делегации? Но никто из членов делегации не знал его. Они знали только, что у него обратный билет до Нью-Йорка, и что его не надо трогать. Позвонить Смиту? Но как? У него были проблемы со связью даже в Нью-Йорке. Оставить все китайцам - пусть сами разбираются? Но злость и обида жгли его - жгли до самых кишок. Этот сукин сын застрелил свою жену, и ему было наплевать, что миллионы могут погибнуть в новой войне. Нет, не наплевать - он даже хотел этого. Ужасно. Но еще ужаснее то, что он не просто хотел, но и активно действовал. Он считал, что имеет на это право. И Римо никак не мог смириться с этим. Он окинул взором широкую чистую улицу, по которой сновали плохо одетые люди, спешащие по своим делам. Он посмотрел на ясное небо над Пекином, не тронутое ни дымом, ни смогом, потому что народ еще не вкусил таких благ прогресса и цивилизации, как загрязнение окружающей среды, и подумал, что если Лю добьется своего, то так оно и останется навеки. Чиун, конечно же, прав. Но его правота не исправляла всей ситуации. Все шло не так, как должно идти. - Ты прав, - сказал Римо. - Но в глубине души ты так не считаешь? Римо не ответил. Он посмотрел на часы. Уже пора было возвращаться в Запретный город для совершения грандиозной экскурсии во Дворец культуры трудового народа. Один из ближайших помощников генерала Лю, полковник, со значением подчеркивал, какая великая честь им оказывается. Сам премьер будет присутствовать там - ему хотелось лично познакомиться со спасителями народного генерала. Так сказал полковник. Совет Чиуна по этому поводу был краток: "Береги бумажник". Запретный город был поистине великолепен. Римо и Чиун в сопровождении двух китайцев прошли мимо каменного льва, охраняющего Ворота небесного спокойствия - Тяньаньмэнь. Вот уже в течение пятисот лет эти ворота служили главным входом в город, где некогда обитали императоры со своими дворами. Они прошествовали по брусчатке громадной площади в направлении здания с крышей как у пагоды. Здесь теперь находился музей, но раньше в этом дворце был главный тронный зал. Слева на площади Римо увидел множество людей в борцовских облачениях - молодые и старые занимались гимнастикой тайцзицюань. Их движения были плавными и удивительно слаженными. Само здание было прекрасно. Даже у Чиуна, против обыкновения, не нашлось ехидных слов. Но внутреннее убранство и экспонаты напомнили Римо те многочисленные нью-йоркские аукционы, на которых выставляются исключительно огромные и отвратительные на вид фарфоровые изделия. Он не слушал бессвязный рассказ экскурсовода о династиях и императорах, о вазах и прочих неуклюжих предметах, которые должны были доказать, что Китай дал миру и то, и это, - он все это время мрачнел и мрачнел до посинения. А когда они достигли главного зала. Римо был уже таким синим, что этой краски хватило бы, чтобы выкрасить форму для всего личного состава ВМС Ее Величества. Премьер, стоявший посередине центрального зала под высокими - футов пятьдесят - сводами дворца, походил на фарфоровую статуэтку, выставленную напоказ. В жизни он оказался куда более хрупким человеком, чем на портретах. На нем был простой, без прикрас, серый китель "а ля Мао", застегнутый до самого подбородка. Но при всей своей простоте, скроен и сшит китель был безупречно. Премьер улыбнулся и протянул Римо руку. - Я много слышал о вас. Для меня большая честь познакомиться с вами. Римо не пожал протянутую руку. - Пожать руку, - сказал он, - значит показать, что я не вооружен. Таким образом, это будет обман. Ну его к черту. Пусть он и Лю играют в войну с командой президента - тем хотя бы платят за то, что они общаются с этими двуличными ублюдками. - Быть может, настанет день, когда оружие не понадобится никому, - сказал премьер. - В таком случае отпадет необходимость и в рукопожатиях, раз не надо будет показывать, что у тебя нет оружия, - ответил Римо. Премьер рассмеялся. Генерал Лю улыбнулся. В форме он казался моложе, но, в конце концов, а зачем еще нужна военная форма? Затем, чтобы грязная работа, связанная с убийством, стала безличным и освященный государственными институтами делом, чем-то не имеющим никакого отношения к живым людям, к их боли, к заботам и радостям повседневной жизни. - Если товарищ премьер позволит, - проговорил генерал Лю, - я бы хотел показать вашим гостям один весьма любопытный экспонат. Я надеюсь, господа не станут возражать против присутствия солдат - жизнь товарища премьера мы должны беречь как зеницу ока. На узкой лестнице всего в нескольких футах от них стояли восемь солдат - все они казались старше, чем полагалось бы быть рядовым, коими они, судя по их форме, являлись. Стволы их винтовок смотрели в сторону Римо и Чиуна. Ну, дорогой, сказал себе Римо, вот так-то. Генерал Лю слегка поклонился официально-вежливо и подошел к застекленному стенду, на котором был выставлен инкрустированный камнями меч. Кожаные башмаки генерала клацали по мраморному полу, а кобура при ходьбе била его по бедру. В помещении было прохладно, освещение очень тусклое, да и солнечный свет не проникал сюда. - Господа, - объявил генерал Лю. - Меч Синанджу. Римо взглянул на Чиуна. Лицо его было лишено всякого выражения, но под этим вечным покоем скрывались глубочайшие колодцы, до дна которых Римо никогда не мог проникнуть мыслью, Какой-то ритуальный меч, подумал Римо. Нужно быть мифологическим героем, чтобы орудовать мечом длиной в семь футов и шириной в самом конце, равной ширине человеческого лица. Рукоять была инкрустирована красными и зелеными камнями. Казалось, им так же невозможно воевать, как мокрым диваном. Если дать человеку этот меч и привязать к рукам, чтобы не мог бросить, его можно просто заплевать до смерти, решил Римо. - Знаете ли вы, господа, легенду о Синанджу? - спросил генерал Лю. Римо чувствовал на себе взгляд премьера. - Я знаю, что это бедная деревня, - пожал плечами Римо. - Жизнь там очень тяжелая. И ваша страна никогда не поступала с жителями по совести. - Римо знал, что Чиуну это должно понравиться. - Истина, - подтвердил Чиун. - Но знаете ли вы легенду о Мастере Синанджу? - Я знаю, - сказал Чиун, - что ему не заплатили. - Этот меч, - сказал генерал Лю, - это меч Мастера Синанджу. Было время, когда Китай, ослабленный реакционным монархическим правлением, прибегал к услугам наемников. - И не всегда платил им, - вставил Чиун. - И был один Мастер Синанджу, который бросил здесь свой меч, после того, как зарубил им слуг и любимую наложницу императора Чуди. Краем губ Римо прошептал Чиуну: - Ты ничего не говорил мне про девчонку. - Ему поручили убить наложницу, а потом не заплатили, - громко сказал Чиун. Генерал Лю продолжал: - Император, поняв, какое зло могут принести Китаю иностранные наемники, прогнал Мастера Синанджу. - И не заплатил ему, - гнул свое Чиун. - И мы горды тем, что с той поры больше не прибегаем к услугам Мастера Синанджу или его ночных тигров. Но империалисты готовы взять к себе на службу любое отребье. И даже могут создать разрушителя, Дестроера, как они его называют, ради достижения своих гнусных целей. Римо увидел, как с лица премьера сползла улыбка, и он с недоумением воззрился на генерала Лю. - В обществе, где средства массовой информации послушно выполняют волю правителей, даже самая откровенная ложь может сойти за правду, - вещал генерал Лю. - Многие люди верят, что Мастер Синанджу находится здесь, что его привезли американские империалисты. Многие верят, что он привез с собой Шиву, Дестроера. Многие люди верят, что американские империалисты стремятся не к миру, а к войне. Вот почему они послали сюда Мастера Синанджу и его творение, чтобы те убили нашего возлюбленного премьера. Римо заметил, как Чиун посмотрел на премьера и слегка покачал годовой. Премьер оставался спокойным. - Но мы убьем бумажных тигров Синанджу, которые убили нашего дорогого премьера, - сказал генерал Лю и поднял руку. Солдаты взяли ружья на изготовку. Римо высматривал, под каким экспонатом спрятаться. Глядя на премьера, Чиун сказал: - Последнему Мастеру Синанджу, который стоял в этом императорском дворце, не заплатили. Я получу долг за него. Пятнадцать американских долларов. Премьер кивнул. Генерал Лю - одна рука его по-прежнему поднята - другой рукой достал пистолет из кобуры. Чиун рассмеялся - пронзительный смех, эхом раскатившийся по дворцу. - Слушайте меня, возделыватели рисовых полей и строители стен! Мастер Синанджу сейчас преподаст вам урок смерти, - слова его взлетели к самым сводам зала, гулко отскакивая от стен и возвращаясь обратно, так что стало казаться, что голос раздается отовсюду. И внезапно Чиун словно потерял свои очертания, превратившись в узкую полоску, вокруг которой развевалось его белое кимоно. Он вихрем пронесся мимо премьера туда, где стоял генерал Лю. И вдруг стекло, за которым покоился меч, разлетелось вдребезги, и меч взвился в воздух, а внизу, под мечом, был Чиун. Меч со свистом рассекал воздух, совершенно исчезнув из вида, равно как и Чиун. И все громче и громче звучали древние безумные песнопения. Римо готов был уже броситься к лестнице и приняться за дело с той стороны, но тут он увидел, что ружья больше уже не нацелены ни на него, ни на премьера, ни на Чиуна. Двое солдат судорожно цеплялись за свои ружья, у одного из них на брюках расползалось темное пятно. Второй просто побледнел и дрожал всем телом. Четверо убежали. Только один еще целился из ружья, но приклад был прижат к плечу, над которым не было ни шеи, ни головы - только круглая рана, из которой хлестала кровь. Римо удалось увидеть и голову: она катилась по направлению к одному из стендов с экспонатами, один глаз по-прежнему был прищурен. У стенда голова остановилась, а глаз перестал щуриться. А меч в руках Чиуна вращался все быстрее и быстрее, разбрызгивая капли крови. Лицо премьера оставалось бесстрастным - он стоял, сложив руки перед собой. Генерал Лю дважды выстрелил из пистолета, но пули ударились о мраморный пол, и с глухим стуком отлетели в стены. Потом он перестал стрелять, потому что на месте указательного пальца у него остался только красный обрубок. А потом исчезла и вся кисть вместе с пистолетом, а меч продолжал свистеть в воздухе, и Чиун продолжал свой танец. И вдруг, издав пронзительный крик, Чиун оказался без меча. Он замер, раскинув руки, и Римо услышал, как меч со свистом рассек воздух у него над головой, взлетая к самому потолку. Римо поднял глаза. Казалось, что меч завис во времени истории, на волосок не долетев до свода, а потом, гигантское лезвие медленно развернулось, меч полетел вниз и элегантно опустился самым острием на лицо генерала Лю. Меч мягко разрубил лицо, и проник глубже, рассекая тело. Он вошел в генерала почти по самую рукоять. Острие меча ткнулось в мраморный пол, и тут сверху на него обрушился поток крови. Со стороны казалось, что генерал Лю слишком глубоко заглотнул семифутовый меч Синанджу. В наступившей тишине он закачался, опрокинулся навзничь, надетый на меч как на вертел, а вокруг него по серому мраморному полу разлились маленькие кровавые озера. Рукоять казалась цветком, выросшим из лица генерала. - Пятнадцать американских долларов, - сказал Мастер Синанджу премьеру современного Китая. - И только наличными. Премьер кивнул. Значит, он не был заодно с заговорщиками. Он был одним из миротворцев. Иногда пролитая кровь освящает начало мира. - Иногда, согласно учению Мао, - сказал премьер, - чтобы опустить ружье, бывает нужно поднять ружье. - Я поверю этому, когда увижу собственными глазами, - отозвался Римо. - Это вы о нас? - спросил премьер. - О ком угодно, - ответил Римо. Они проводили премьера до машины, поджидавшей его на улице, и Чиун с волнением в голосе шепотом спросил Римо: - Как мое запястье - не дрожало? Римо, который и самого-то Чиуна едва видел, а уж о запястье и говорить нечего, ответил: - Болталось из стороны в сторону, как не знаю что, папочка. Ты страшно опозорил меня, да еще в присутствии премьера Китая. И Римо почувствовал себя прекрасно.