те, служившей ему спальней, он прихватил пластиковый пакет, в котором лежал странный инструмент из металла и черного пластика. Инструмент этот напоминал внешним видом небольшую электрическую дрель, хота и не нуждался в источнике тока. Доктор заправил инструмент сильнодействующим нервно-депрессантным препаратом. Это был автоматический шприц, используемый для массовых прививок и вакцинаций. Доза препарата, заправленная Брайтуэйтом, была практически смертельной. Но его уже не волновали проблемы исцеления: речь шла о собственной жизни или смерти. Если для спасения понадобится убить, он не задумываясь пойдет на это. Брайтуэйт спрятал автоматический шприц под белый халат. Набранной дозы хватит, чтобы парализовать кого угодно, а этому странному пациенту с его пострадавшей нервной системой она может принести гибель. Что ж, так тому и быть! Доктор Брайтуэйт прошел в комнату в конце коридора и стал ждать. Странно, что они снабдили его автоматическим шприцем по первому требованию, стоило только позвонить Смиту, и через несколько часов устройство было доставлено. Вот это сервис! Может быть, Смит не обманет насчет медицинской школы? Тогда шприц не пригодится. Ничего, на всякий случай можно подстраховаться. Доктор Брайтуэйт увидел Смита, идущего по коридору усталой походкой, слегка сутулящегося, словно на плечах лежала невидимая тяжесть. Смит вошел в комнату и сел, стараясь не смотреть на Брайтуэйта, но потом поднял глаза. - Итак, доктор Брайтуэйт, нам пришлось выбирать между вами и вторым кандидатом, которого вы встретили во время медосмотра в Фолкрофте. Он находится в добром здравии, а у вас - рак желудка. Даже в случае удачной операции вам осталось не больше пяти лет. Медосмотр показал, что у него больше шансов на жизнь, поэтому выбрали вас. С самого начала мы планировали избавиться от того, на кого падет выбор. Хочу объяснить, почему вам придется умереть. Я понимаю, что это несправедливо, но мы вынуждены пойти на это, так как находимся в критическом положении, из которого, впрочем, не выходили с самого момента нашего основания. Если бы судьба Америки не висела на волоске, не существовала бы и наша организация. Доктор Брайтуэйт под халатом сжал в мокрой ладони рукоятку автоматического шприца. - Трудно так сразу переварить сообщение о близкой смерти, доктор Смит... - Понимаю. Мы могли бы убить вас и без этого разговора. Я бы извинился перед вами за причиненные неудобства, подтвердил бы обещания насчет медицинской школы, проводил бы до выхода и... Вы бы ничего не почувствовали. Но так как ваша жизнь имела определенный смысл, я считаю, что должна иметь его и ваша смерть. Смит вздохнул и продолжал: - Несколько лет назад президент США - его уже нет в живых - понимая, что страна идет к хаосу, преступность, особенно организованная, растет и растет, решил, что в условиях несрабатывающей конституции стало невозможным обеспечить безопасность и спокойствие одних людей, когда другие не соблюдают закон. Американский народ, все общество - от крупнейшей корпорации до мелкого торговца - находятся, и уже давно, под постоянным давлением. Это приведет, в конце концов, к установлению полицейского, карательного режима. - Или, может быть, к большей свободе? - горько спросил Брайтуэйт. - Нет. Таков закон общественного развития: за хаосом непременно следует диктатура. Свобода возможна лишь в мирное, спокойное время. Мы все видим, что Америка идет к своему концу. Как овладеть ситуацией? Нарушать законы президент не имеет права, так как подтвердит тем самым, что не действует конституция. Нет, ни одна из существующих организаций не могла спасти страну, действуя в рамках закона. Поэтому президент решил пойти другим путем, чтобы хоть как-то увеличить шансы на успех в борьбе с преступностью и коррупцией. Раз страна не имеет шансов на выживание в конституционных рамках, нужно создать вне их силу, способную спасти нацию. - Но ведь это и есть нарушение конституции? - спросил Брайтуэйт. - Правильно, - ответил Смит. - Если только такая организация существует... А если официально ее нет? - Не понял. - Организация эта не отражена ни в статьях бюджетных расходов, ни в одном законодательстве. О ее существовании известно только троим, а все остальные, работающие на нее, даже не подозревают, кому и для чего служат на самом деле. Ее финансирование скрытно осуществляется за счет десятка самых различных правительственных учреждений. Короче говоря, этой организации нет. - Что-то не верится, что никто из ее служащих не догадывается, на кого работает. - Но это именно так. Я сам поначалу в это не верил, пока, поразмыслив, не пришел к выводу: в нашей стране большинство работающих считают, что они трудятся на тех, на кого им сказали. - Это абсурд. - Хорошо, на кого вы работаете? - Ну... на совет нашей больницы, на ее директора. У меня есть и частная практика. - Последнее не в счет, тут вы сам себе хозяин. А вы уверены, что работаете на совет вашей больницы, или думаете так, потому что вам об этом сказали и к тому же вы постоянно видите этих людей? Брайтуэйт задумался, а Смит продолжил: - Так вот. Наша главная задача - предоставлять правоохранительным организациям информацию, которую без нас они бы никогда не получили. Например, вдруг вскрываются темные делишки полицейских, получающих деньги от преступного мира, и на этом случайно концентрируется внимание общественности... Мы как-то раз даже финансировали издание романа об организованной преступности, лишь бы только пролить свет на это дело. Один из главарей мафии основал специальный отряд для борьбы с ФБР, а мы сделали так, что они перегрызлись друг с другом. В результате его свои же и пристрелили. На физическое устранение мы идем крайне редко, только в исключительных случаях. А поскольку секретность - основное условие нашего существования, этим занимается только один человек. Так что раскрыть нас практически невозможно. Засветиться - значит публично признать, что основной закон нашей страны - конституция - не действует. Этого допустить нельзя. В этом случае вся наша работа пойдет насмарку. - А если этого вашего исполнителя-одиночку арестуют и заинтересуются отпечатками его пальцев? - Вряд ли возможно его задержать, но, случись такое, отпечатки его пальцев нигде не зарегистрированы. - Вы изъяли их из картотеки ФБР? - Нет, в этом не было необходимости. Видите ли, человек, которого вы помогли спасти, формально не существует. Он был казнен на электрическом стуле, а отпечатки его пальцев автоматически уничтожены. "Дестроер", как мы его называем, наиболее уязвим из всех нас, так как постоянно подвергается опасности и действует за пределами стен Фолкрофта. Такому человеку ми не можем позволить быть конкретной личностью, ему не место среди живых. Что может лучше служить нашим целям, чем живой мертвец? - У него уникальная нервная система... - Да, теперь, наверное, такая же, как у Чиуна. Чиун - это его инструктор-кореец. - Понятно, - сказал Брайтуэйт. - Значит, азиат тоже в курсе? - Нет, он понятия не имеет, кто мы и что мы, да его это и не интересует. Положенный гонорар мы доставляем туда, куда он пожелает. Все остальное ему безразлично, он, должно быть, последний настоящий профессионал. - А кто третий? - Президент США. - А когда президент уходит? - Он информирует своего преемника, а сам по нашей просьбе навсегда забывает об этом. Вы, может быть, удивитесь, но они забывают с удовольствием. - Если вам вздумается захватить власть, что может этому помешать? - Существуют встроенные предохранители, и к тому же в нашем распоряжении только один исполнитель, которому все же не совладать с целой армией. Его преимущество - в секретности, в открытом бою он обречен. Вспомните войну с Японией - в схватке один на один любой японский солдат победил бы нашего, потому что лучше разбирался в боевых единоборствах. Доктор Брайтуэйт крепче сжал рукоятку автоматического шприца, им овладело странное спокойствие, какого он никогда в жизни не испытывал. Его абсолютно не волновало зрелище вырытой для него могилы. Нужно действовать. - Значит, доктор Смит, вы планировали убрать меня еще до того, как позвонили мне? - Да. - Вы охраняете клочок бумаги, нарушая его принципы? - Когда в лесу падает дерево и никто не слышит треска, значит ли это, что дерево падает бесшумно? Быстрым движением доктор Брайтуэйт выхватил из-под халата автоматический шприц. Смит не шевельнулся. Брайтуэйт увидел, что по коридору в их сторону идет его странный пациент, и приставил иглу к руке Смита. - Не двигайтесь, или вам конец. Доктор Смит равнодушно глянул на иглу и, словно бы она его совершенно не интересовала, перевел взгляд на пациента. Тот, повинуясь команде Брайтуэйта, застыл на месте. - А с арифметикой у вас не все ладно, - сказал Брайтуэйт. - Вы говорите, что вас только трое, но кто же тогда отыскал вашего исполнителя и завербовал его? - Такой человек действительно существовал, но затем оказался в опасной ситуации и мог бы нас раскрыть. Пришлось его убрать. Римо, это автоматический шприц с каким-то ядом. - Отлично, - ухмыльнулся пациент, - теперь вы будете знать, что такое ощущение близкого конца. - Если вы приблизитесь хоть на шаг, я убью его, - предупредил доктор Брайтуэйт и слегка надавил пальцем на спусковой крючок. Пациент усмехнулся и пожал плечами. - Вот так-то, дорогой, - сказал он. Доктор Брайтуэйт мог бы поклясться, что заметил промелькнувшую, словно вспышка молнии, руку. Но не успел он нажать на спуск, как наступила темнота. Стоя над распростертым телом, Римо заметил, как мертвый палец нажимает на спуск, выполняя последнюю команду мозга. Из шприца ударила струйка жидкости и вспенилась лужицей на полу. - Кто это был? - спросил Римо. - Человек, спасший вам жизнь, - ответил доктор Харолд Смит. - Смитти, вы настоящий сукин сын! - Никто другой и не смог бы руководить нашей организацией. - Никто другой и не захотел бы, - сказал Римо. - Так меня, значит, спас этот парень? Хм. - Да. - Хорошо же мы расплачиваемся за услуги! - По-другому нельзя. А теперь снимайте с себя это дурацкое облачение. Через пару часов вам надо быть в Чикаго, а профсоюзные деятели так не одеваются. ГЛАВА ПЯТАЯ  В соответствии с инструкциями, в Чикаго Римо предстояло встретиться за завтраком в отеле "Памп-рум" с Эйбом Бладнером - руководителем региональной организации пятьсот двадцать девять из Нью-Йорка. Бладнер - коренастый человек, лысая голова которого напоминает арбуз, переболевший оспой. По информации сверху, карьера Бладнера в профсоюзном движении была довольно бурной. В пятнадцать лет он впервые сел за руль, подделав водительское удостоверение. Профсоюзными делами начал заниматься в двадцать три года, когда в одиночку расправился с пятью головорезами, нанятыми компанией, чтобы запугивать водителей. В тридцать два он уже пользовался авторитетом в организации, ему доверяли, а в сорок пять Бладнер захватил руководство, опередив предшественника на три голоса. Четыре года до следующих выборов суд не мог разобраться в этом деле, а там Бладнер уверенно победил и с тех пор бессменно оставался на посту. Иной раз кто-нибудь из водителей ломал себе руки, странным образом сталкиваясь с ломиками для монтировки баллонов. Обычно эти ломики подчинялись движениям Эйба Бладнера. Иногда с такими же ломиками сталкивались и некоторые руководители, причиняя себе при этом повреждения. Бывало, что казначей или заместитель председателя организации получали весьма неприятные переломы, но чаще всего насильственные действия возникали по вине работодателей, нанимавших гангстеров. Все гангстеры без исключения тоже встречались с ломиками, и в конце концов бандиты просто перестали появляться. Время от времени работодатели принимали решение сэкономить на бандитах и напрямую вступали в контакт с представителем противоположной - профсоюзной - стороны. При этом они пользовались конвертами. Пухлыми конвертами. Содержимое конвертов часто попадало к водителям, у которых, к примеру, кончилась медицинская страховка, к детям водителей, нуждающимся в дополнительных средствах на учебу, или к тем из членов профсоюза, кто не мог до конца выплатить деньги, взятые под залог. Ни один из членов профсоюза региональной организации Эйба Бладнера никогда не был без работы дольше суток, и только одного из них уволила "по статье", после того, как он по пьянке три раза подряд врезался на своей машине в стену склада. Бладнер обратился к хозяину с просьбой дать провинившемуся временную работу, не связанную с вождением, но получил отказ. Бладнер напомнил, что у водителя жена и четверо детей. Хозяин не хотел ничего слушать. Бладнер подчеркнул, что у водителя и так уже хватает проблем. Может быть, хозяин передумает? Нет, последовал ответ. На следующий день хозяин, полностью осознав собственное бессердечие и несправедливость, направил Бладнеру телеграмму, сообщавшую, что он передумал. В ней говорилось также, что хозяин с большим удовольствием встретился бы с Бладнером лично, но лишен такой возможности, так как выпишется из больницы не раньше, чем через месяц, да и то доктора не гарантируют, что после этого он сможет передвигаться самостоятельно. Эйб-Ломик Бладнер руководил своей организацией твердой рукой, но с открытым карманом и щедрой душой. От подчиненных требовалось только делать свое дело и сохранять репутацию в относительной чистоте. О нем говорили, что он ни разу в жизни не совершил ни одной серьезной ошибки. Бладнер думал иначе. Дело в том, что когда-то он не посчитал возможным включить правительство Соединенных Штатов в список пользующихся средствами из объемистых конвертов, время от времени получаемых им. Еще за день до открытия восемьдесят пятого ежегодного съезда Международного братства водителей правительство об этих конвертах ничего не знало. Но тут Бладнера неожиданно известили, что налоговая служба чрезвычайно огорчена тем, что ей ничего не перепадает из этих самых конвертов. Но все еще можно уладить, сказал Бладнеру человек из "налоговой службы". Эйб Бладнер может показать широту своей души, если поможет одному молодому многообещающему человеку и возьмет его в свою профсоюзную организацию в качестве бизнес-агента. Эйб-Ломик Бладнер попытался объяснить, почему это невозможно. Ведь по действующим правилам это выборная должность, и его коллеги не примут в свои круг пришедшего с улицы чужака. Сам Бладнер держится на посту именно потому, что никогда не пытался совершать такого рода глупости. Поэтому пусть налоговая служба попросит его о чем-нибудь другом. Чем-нибудь другим, как выяснилось, могут стать только десять - пятнадцать лет в федеральной тюрьме Льюисбург. Эйб Бладнер поинтересовался, как зовут его нового бизнес-агента. - Римо, - ответил человек, представившийся сотрудником налоговой службы. - Джонни Римо, Билли Римо? Как его зовут? - Римо и есть его имя. - Отлично. Замечательное имя. А могу ли я узнать его фамилию, чтобы внести в профсоюзные документы? - Джоунс. - Симпатичная фамилия, я тоже как-то раз пользовался такой, регистрируясь в мотеле. - И я, - сказал человек из "налоговой службы". Вот так и случилось, что однажды солнечным утром Эйб Бладнер ждал своего нового бизнес-агента и делегата на профсоюзный съезд. Он ждал в компании двоих коллег, которых в других организациях и структурах принято называть телохранителями. Римо обнаружил их в отдельном кабинете перед столом, уставленным едой, пирожками, запотевшими стаканами с апельсиновым соком и чашками с дымящимся кофе. Уже на расстоянии шести метров Римо почувствовал запах поджаренного бекона и картофеля по-домашнему. Ощутил его и Чиун - его наставник - специально прикомандированный к Римо для наблюдения за диетой воспитанника. - Я ведь знал, что не стоит есть гамбургер, но не знал, что этого делать нельзя, - сказал Римо. - Для умного человека "не стоит" и "нельзя" - одно и то же, - отвечал Чиун. - Я научил тебя основам атаки и обороны, а теперь буду учить правильно питаться. Когда они подошли к столу, за которым сидела компания Бладнера, лицо Чиуна исказила гримаса, выражавшая его презрительное отношение к мерзким запахам пищи. Всеподавляющее желание наполнило рот Римо. Может, все-таки удастся тайком что-нибудь съесть? - Мистер Бладнер? - произнес Римо. - Угу, - откликнулся Бладнер. В уголке рта у него пристал кусочек поджаристой картошки. - Я Римо Джоунс. Бладнер отломил кусок лукового рулета, обмакнул в золотистый яичный желток и положил в рот. Коричневая верхняя корочка рулета была покрыта румяными по краям кусочками нарезанного лука. - Ну что же, рад тебя видеть, - без энтузиазма произнес Бладнер. - Кто это с тобой? - Мой диетолог. - А что это на нем надето? - Кимоно. - Садитесь. Вы ели? - Нет, - сказал Римо. - Да, - сказал Чиун. - Так да или нет? - спросил Бладнер. - И да, и нет, - сказал Римо. - Не понимаю. - Это означает, что я поел, но этого не ощущаю. - Тогда садись, выпей кофе и съешь пирожное. Твои документы у меня с собой. Это - Пол Барбетта и Тони Станциани, они тоже из нашего профсоюза и делегаты съезда. Последовали рукопожатия, причем Станциани постарался причинить боль Римо, который внимательно наблюдал, как темноглазый здоровяк жмет ему руку до покраснения физиономии, а потом в свою очередь надавил на большой палец Станциани. Он сделал это не потому, что Станциани причинил ему боль - для Римо было бы даже полезно предстать слабаком. Нет, Римо поступил так из-за пирожных на столе: золотистого пирожного, усыпанного орехами, сырного пирожного с белой маслянистой начинкой, вишневого пирожного со сладкой красной серединой. Станциани был счастлив получить обратно руку, хотя бы и сильно болевшую. - Ай! - вскрикнул Станциани. - Извините, - сказал Римо. - Что там у вас в кулаке? - спросил Станциани, дуя на палец. Римо показал пустую ладонь. - Так вы будете кофе с пирожными, ребята? Я могу прямо сейчас, за столом приготовить для вас совершенно особое пирожное - "Дон Даниш". Я назвал его так в честь жены. - Нет, мы не будем, - ответил Чиун. - Вы едите вместо него, что ли? - удивился Бладнер. - Послушай, нам трудно будет выдать тебя за водителя грузовика, ты на него совсем не похож, понимаешь? Ты слишком субтильный, и одежка на тебе не та. А если твой диетолог будет повсюду таскаться за тобой, то мы точно влипнем. Понимаешь? - Нет, - ответил Римо. - Ну, ты похож не на бизнес-агента, а на какого-нибудь брокера или вроде того. На клерка или на кого-то из фирмы модной одежды. Понимаешь? - Кажется, - ответил Римо. - У меня хорошая репутация, меня уважают, и не хотелось бы этого лишаться. Нас считают настоящими мужчинами, и мы этим гордимся. Понимаешь? - Нет. - Ладно. Тогда коротко об истории нашего профсоюза. Когда мы, водители, только начали объединяться, хозяева компаний стали нанимать гангстеров, чтобы не допустить создания профсоюза. Нанимали они крутых ребят, с револьверами, кастетами и трубами. Водители быстро сообразили: чтобы выжить, надо уметь постоять за себя. После этого и повелось, что интересы водителей в профсоюзе защищают те, кто может быть жестким и решительным. А по тебе этого не скажешь, ты выглядишь таким... средненьким. Не обижайся, в чем-то другом ты, наверное, сможешь преуспеть, но среди наших будешь выглядеть чужаком. Поэтому держись поближе к Тони и Полу, они настоящие ребята и последят, чтобы ничего не случилось. Особенно за тем, чтобы ты меня не подставил. - Точно, Эйб, - в унисон отозвались Тони и Пол. - Держись рядом, парнишка, и с тобой ничего не случится. - Если он только опять не съест какую-нибудь гадость, - сказал Чиун - Ладно, он вообще не будет есть, доктор, - пообещал Бладнер. - Так и договоримся, будь рядом с моими парнями, делай свои дела, а потом побыстрее отваливай. Твоя фамилия быстренько исчезнет изо всех документов. Идет? Римо кивнул. Главное - выполнить задание: убивать всех, чья гибель может помешать транспортным профсоюзам объединиться в суперсоюз. Таков был план в общих чертах. На крайний случай было предусмотрено ликвидировать руководство всех четырех профсоюзов, поскольку без этих людей, на то, чтобы снова организовать объединение, потребуются годы и годы. Во всех этих ужасах должен оказаться виновен Эйб-Ломик Бладнер, ведь профсоюзное движение сможет существовать дальше только в том случае, если все убийства предстанут результатом внутрипрофсоюзной борьбы. Если в них заподозрят внешние силы, и особенно правительство, то начнется такая заваруха, от которой страна долго не сможет оправиться. Предстоял традиционный ежегодный съезд водителей, но, по сведениям из источников Смита, в пятницу с его трибуны руководители трех других профсоюзов транспортников должны объявить об объединении. Поэтому приказ был прост: если до этого дойдет - перебить всех четверых, а тогда можно даже и "засветиться", пусть Римо примут за убийцу, которого нанял Бладнер. Это никого не удивит. - Идет, - ответил Римо Бладнеру. Чиун наблюдал за Станциани, наслаждавшимся беконом с картофелем. На лице старого корейца было такое выражение, словно Станциани заглатывал живую змею. Бладнер щелкнул пальцами. - Сейчас увидите, - сказал Бладнер и подозвал официанта. - Принесите мне большую миску взбитых сливок, свежих вишен и немного вишен консервированных. Еще понадобятся толченые орехи - миндаль, кэшью и арахис, а кроме того - горячий шоколад. И принесите еще круглых пирожных с корицей. Повторив заказ и особенно то, что орехи должны быть истолчены помельче, официант удалился. - Так. Одну штуку съешь ты. Тони, одну - Пол. Доктор не будет, а ты, Римо? - Он не хочет, - сказал Чиун. Бладнер пожал плечами. Римо смотрел на стоящие в вазочке на столе маргаритки. - За кого мы будем голосовать? - спросил Римо. - За Джетро, за Джина Джетро, - ответил Бладнер, положив вилку на недоеденную горку вкуснейшей, поджаристой картошки по-домашнему, источавшей великолепный аромат. - Вы думаете, он победит? - Не-а. В нем что-то есть, но профсоюзу и так неплохо. Вот мы нужны союзу, а он нужен нам. А ты, если хочешь, голосуй за Джетро. - По уставу, - сказал Римо, не отрывая взгляда от бекона в тарелке собеседника, - я обязан выражать свое мнение при голосовании абсолютно вне зависимости от вознаграждения или любого давления. Свободное честное голосование. - Ты только никому этого не говори, Римо, а то нас засмеют. Меня просили ввести тебя в наш круг, а не испортить все дело. Не заставляй нас краснеть из-за твоих дурацких разговоров, больше ничего от тебя не требуется. У нас итак хватает проблем, а тут еще такого как ты приходится выдавать за профсоюзного функционера. Так и договоримся. - Точно, - хором подтвердили Станциани и Барбетта. - Точно. - Вот именно, - согласился Бладнер с теми, кто согласились с ним. - Вы будете доедать оставшийся картофель? - поинтересовался Римо у Бладнера. - Нет, а что? Хочешь сам доесть? - Он не хочет, - вмешался Чиун. - Ну, ладно. А что, парни, вы, наверное, гордитесь вашим новым зданием? Построили его действительно быстро, - сказал Римо. - Новым зданием? - удивился Бладнер. - Да, за городом. Прекрасный дом. Я, наверное, теперь могу называть его нашим зданием. - Нет у нас здесь никакого здания, наша штаб-квартира в Вашингтоне, в столице. - Понятно, - сказал Римо. - Когда я могу встретиться с Джетро? - Встретишься. Он тебе должен понравиться. Ты не обижайся, но вы чем-то похожи. - Вот повезло парню, - сказал Римо и усмехнулся, заметив недоуменные лица Барбетты и Станциани. Бладнер стал рассказывать о распорядке съезда. - Завтра вечером, после выборов, состоится прием. Сегодня - посвящение, официальное открытие и отчет о работе в прошлом году. Это не в счет, туда можно и не ходить. Завтра - выдвижение кандидатур и голосование. Вот там надо быть обязательно. Тебе выдадут значок и все такое, Голосовать будешь за Джетро. Запомни, за Джетро. К столу подошел официант с полным подносом. Римо сначала почувствовал запах шоколада, а потом - аромат консервированных вишен. Взбитые сливки - белоснежная гора сладости - слегка подрагивали в серебряной миске. В другой - жирная, маслянистая ореховая паста. Пирожные с корицей - круглые и воздушные. Римо ухватился обеими руками за металлическую ножку стола - ножка теперь поддерживала и стол, и Римо. Чиун пробурчал что-то по-корейски. Римо разобрал только что-то насчет "собачьего помета". Бладнер аккуратно развернул пирожное-рулет, превратив его в полоску, смешал шоколадную начинку с консервированными вишенками и добавил ореховой пасты. Намазал полоску красно-коричневой сладостной смесью и завернул ее снова. Сверху украсил свое творение вишнево-шоколадным пралине, на поверхности которого бугрились кусочки орехов. Таким манером Бладнер приготовил еще три чуда кондитерского искусства и после этого тщательно облизал ложку. Но этим дело не кончилось: на вишнево-шоколадные верхушки пирожных мастер с любовью водрузил холмики воздушных взбитых сливок, а на них - свежие вишни. Стол неожиданно дернулся. "Дон Даниш" задрожали, но остались целы. Римо вынул руку из-под стола: в волнении от увиденного он случайно переломил железную ножку. - Вернемся в наш номер, - сказал Чиун, - я не могу спокойно смотреть, как люди развращают свои желудки. - Погоди немного, Чиун, - взмолился Римо. Если бы только знать, что "Даниш" не причинит вреда! За него Римо готов был отказаться от всего, что любил и во что верил. От родины. От КЮРЕ. От отца с матерью, если бы он их знал. От детей, если бы они у него были. А уж от Чиуна - с радостью и с криками "ура!" - Вы собираетесь их есть? - спросил он Бладнера. - Ага, - ответил Бладнер. - Если хочешь, я могу сделать еще. - Нет, не надо, я просто посмотрю. Бладнер раздал пирожные, вилкой отделил от своего треугольный кусочек и поднес ко рту. Из взбитых сливок показалась вишенка и чуть было не упала, но все исчезло во рту Бладнера. - А-а-р-рх! - вырвалось у Римо. - Когда ты голоден - ешь доброкачественную пищу, - изрек Чиун, сорвал несколько лепестков стоящих на столе маргариток и подбросил их в воздух. Римо мгновенно измельчил их кончиками пальцев так, что никто даже не заметил движения его рук. Бладнер передал Римо его профсоюзную карточку, делегатский значок и шляпу с надписью "Джетро!", и Чиун с Римо поднялись в свой номер. Носильщики как раз в это время затаскивали багаж Чиуна - здоровенные лакированные сундуки. Им тут же было приказано в первую очередь распаковать и установить видеомагнитофон, который мог быть подключен к любому телевизору. Но Чиун повсюду возил с собой собственный телевизор: как-то раз в мотеле под Вашингтоном телевизор оказался неисправен, и Чиун из-за этого пропустил пятнадцать минут телесериала "Психиатр Лоуренс Уолтерс". Римо не понимал, как можно пропустить что-либо в "мыльной опере", раз там вообще ничего не происходит. Дважды с интервалом в год ему случайно пришлось посмотреть отдельные серии, и, несмотря на перерыв, все было понятно. У Чиуна по этому поводу было иное мнение, и после случая в мотеле он неделю не разговаривал с Римо. Римо был единственным человеком, которому было не все равно, разговаривает с ним Чиун или нет. Телевизор был установлен и переключен на канал с "мыльными операми". Через полчаса должен был начаться "Лоуренс Уолтерс", а после него - "Пока Земля вертится" и "Возвращение в Друри-виллидж." На упражнения оставалось тридцать минут. Чиун заставил Римо заняться падением с одновременным продвижением вперед - одним из основополагающих приемов. Чиун утверждал, что такому падению нужно переучиваться всякий раз, когда улучшаются навыки обучаемого. Римо находил это утверждение абсурдным, пока не понял, что на вид простой акт падения и одновременного продвижения вперед имеет много различий и тонких вариаций. Затем Римо принялся за упражнения для рук, торса, шеи, бедер, ног и закончил дыхательными упражнениями, которыми он занимался ежедневно в течение последних лет, с того самого времени, когда зажили ожоги на запястьях, лодыжках и на лбу, подученные на электрическом стуле. С тех пор Римо, который до этого звался Римо Уильямс, который был когда-то жив, у которого было другое лицо, который был полицейским, неожиданно приговоренным к смертной казни за преступление, которого он не совершал, к электрическому стулу, на который уже шестьдесят лет до этого не сажали полицейского, да и вообще поговаривали об отмене смертной казни, - с тех пор Римо каждый день выполнял дыхательные упражнения. При этом он дышал так, как мало кто на свете: напрягая до боли легкие, растягивал их до предела, с каждым днем - все больше и больше, приучая кровеносную систему с каждым разом все более эффективно воспринимать все меньшее количество кислорода, соответственно перестраивая нервную систему. Он был весь в поту, когда закончил. Приняв душ, Римо облачился в серый двубортный костюм и рубашку с галстуком в полоску, но, припомнив, как выглядели Бладнер и его люди, снял галстук. - Чиун, я пошел на съезд. Что у вас сегодня на ленч? - "Дон Даниш", - ухмыльнулся Чиун. - Перестань издеваться! - "Дон Даниш", - повторил, хихикая, Чиун. - Как можно есть пищу с таким названием? - Чиун, я разобью телевизор! Я не шучу. Так чем ты меня будешь сегодня кормить? - Рис, вода и три унции сырой рыбы, но не трески, она слишком жирная. Не смей есть чешую. - Какого черта я стану есть богом проклятую чешую? - Всякий, кто готов съесть "Дон Даниш", сожрет и рыбью чешую, - ответил Чиун. - Хе-хе! - Хе-хе! Хорошо бы, чтобы перестали показывать "Пока Земля вертится"! В зале Римо появился заблаговременно. На церемонию отбытия обычно собиралось мало народу - несколько делегатов с женами, действующий президент профсоюза со своими сотрудниками. Перед началом совершалась служба для верующих - иудаистов, протестантов и католиков. Никто из священнослужителей особенно не распространялся о Господе: речь в проповедях в основном шла о профсоюзном движении и сексе, о профсоюзном движении и социальном развитии, о профсоюзном движении и благотворительности. Римо поговорил с делегатами, но никто ничего не слышал о новом здании на окраине Чикаго. Римо спросили, как идут дела в Нью-Йорке. - Отлично, - отвечал Римо. - Как поживает Эйб? - Хорошо. Он отличный парень. - Ага, отличный. А как Тони и Пол? - Великолепно. Они сегодня будут здесь. - Билли Донеску? - У него все в порядке, но он не приехал. - Я знаю, что он не приехал, - отвечал коллега-делегат, - он умер пять лет назад. А ты кто такой, черт тебя побери? Ведь ты не водитель! - Не приставайте ко мне с этой чепухой, я водитель в душе, - ответил Римо. Делегат обратился к начальнику охраны. Тот призвал на помощь двух охранников. Эти двое позвали еще пятерых, и Римо повели к выходу, но там произошло нечто непонятное: охранники попадали с болезненными повреждениями в паху, у начальника охраны оказалась сломанной ключица, их помощники-делегаты недосчитались нескольких зубов. Насвистывая, Римо направился обратно в зал. - Настоящий парень, - сказал делегат. - Настоящий, хотя с виду и не скажешь. Эйб на этот раз нашел себе настоящего парня. Слухи об этом - а действительно важные слухи и новости среди водителей расходятся моментально - дошли и до Эйба-Ломика Бладнера, который в это время готовился к важному вечернему заседанию на съезде. Новость принес делегат из Луизианы - рыжеволосый, ширококостный, с сильным акцентом. Время от времени Бладнер оказывал ему небольшие услуги. - Ты молодец, - сказал южанин с усмешкой, - ты в самом деле молодец! - В чем дело? - спросил Бладнер - Твой новый бизнес-агент. Что за парень! У Бладнера перехватило горло, и он откашлялся. - Римо Джоунс? Он был на заседании? - Так же наверняка, как и то, что мул - кастрированный жеребец! "Ох уж эти южане, - подумал Бладнер. - Кастрировать беззащитных животных! Слава Богу, что они больше не делают этого с неграми!" - Погоди, - сказал Бладнер. - Он нормальный парень, только с виду немного странный. Но и Джетро такой. Каждый ведет себя так, как захочет. - Да, этот парень на все сто. - Точно, он - гробовоз. - Что такое "гробовоз"? - А что такое "на все сто"? - Это значит, что он настоящий парень. - И гробовоз то же самое. - Я таких, как он, раньше не встречал. Он на все сто. Бладнер удивился: - Ты это про Римо Джоунса говоришь? - Ага. - Эй, Пол, Тони! Вы слышали? - Слышали, - донеслось из соседней комнаты, где телохранители играли в карты. - Что ты еще знаешь, рассказывай, - предложил Бладнер. - Вы, ребята из организации пятьсот двадцать девять - настоящие парни, - сказал делегат-южанин, - да, настоящие! - Приходится, - ответил Эйб-Ломик Бладнер, - жизнь заставляет. ГЛАВА ШЕСТАЯ  На съезде, кроме Римо, присутствовали и другие люди, работающие на КЮРЕ, но, в отличие от него, они понятия не имели, кто их настоящий хозяин. По всей стране шел сбор информации, но куда ее направляли, никто не знал. За созданием суперпрофсоюза, которому под силу поставить страну на колени, следили множество глаз и ушей. И день ото дня эта информация, попадающая в конце концов в санаторий Фолкрофт, на стол доктора Харолда Смита, становилась все тревожнее. План монополизации всей транспортной системы Америки казался неуязвимым. Один из служащих профсоюза, отвечающий за подготовку электронного табло для голосования в зале съезда, подметил, что чересчур уж гладко нее проходит. Никто не пытался подстроить что-нибудь, никто не предлагал взяток, не появлялись неизвестно откуда взявшиеся электрики с непонятными документами. Шла обычная, рутинная проверка оборудования. Этот служащий позвонил по телефону-автомату и рассказал обо всем человеку, который, как он говорил, писал книгу о профсоюзном движении. Служащего не особенно интересовало, для чего может понадобиться такая информация, лишь бы платили вовремя. А деньги поступали в срок, причем в конвертах, так что налоги с них можно было не платить. Вице-президент авиакомпании время от времени позванивал одному из своих консультантов, который, похоже, работал на ФБР или что-то в этом роде, но вице-президента это мало интересовало. Консультант помог ему быстро подняться по служебной лестнице, так почему бы не оказать ответную услугу и не сообщить о том, что президент компании собирается подписывать какой-то странный контракт, о котором не знает остальное руководство? Суть контракта заключалась в том, что в течение месяца компания будет единственной действующей на всех авиалиниях, это профсоюз гарантировал в обмен на некоторые услуги. Пришлось заранее приобретать дополнительные авиалайнеры, чтобы справиться с критической нагрузкой. Очень странно, что профсоюз мог гарантировать такое. Еще более странным было то, что консультант вице-президента в последнее время интересовался именно такой информацией. В Дулуте, штат Миннесота, главный бухгалтер высказал недовольство действиями своего работодателя - Совета профсоюза работников железнодорожного транспорта. - Что за формулировка "в пользу профсоюзного движения"! Необходимо указать название профсоюза - получателя средств. А если это не ваш профсоюз, то прошу прощения, господа, я вообще не в праве вносить такие записи в финансовые документы. Если сделать так, как вы настаиваете, то после первой же проверки финансовыми органами нашей документации я вынужден буду провести значительную часть жизни за решеткой, не говоря уже о том, что навсегда лишусь лицензии на право работы по специальности. В конце концов бухгалтер, поколебавшись, предложил свой вариант: до конца отчетного года, но не дольше, эти расходы вообще не фиксировать. - Вот и отлично, - отвечал президент Совета, - нам больше недели и не понадобится. Закончив дела, главный бухгалтер попросил секретаршу спрятать в сейф документы и ведомости по перечислению денег. Так она и сделала, но сперва сняла с них фотокопии для одного симпатичного парня, работающего в большом универмаге. Его, непонятно почему, интересовали такие вещи, а как не сделаешь добро хорошему человеку, который порой тоже оказывает тебе услуги? Продлит срок выплаты кредита, например, или не берет с тебя первого взноса и, кроме этого, время от времени сам немного приплачивает. Так было, когда она сообщила ему некоторые сведения об одном из клиентов, замешанном в каких-то не совсем чистых делах с нефтью с одной из брокерских фирм на Уолл-Стрит. На полученный гонорар удалось обновить кое-что из мебели и купить новый цветной телевизор. А сейчас ей больше всего нужна была новая мебель для кухни, и появился реальный шанс ее заполучить. Человека из универмага особо интересовала именно такого рода информация, как та, которую она добыла сегодня. Может, даже хватит на новую стиральную машину с сушкой, хотя у нее уже были две таких. Симпатичному парню из универмага полученные фотокопии настолько пришлись по душе, что он предложил секретарше за его счет сменить мебель в гостиной. Позднее он позвонил по телефону и передал полученные сведения человеку, который работал, как он считал, на ФБР. Человек этот и в самом деле работал в ФБР, последние четыре года - в отделе по особым заданиям. Он передал документы в другой отдел женщине, которая знала, что работает вовсе не на ФБР, а выполняет специальное задание Государственного департамента, где она числилась программисткой. Запершись в офисе, она ввела в компьютер полученные данные. Так как на экране монитора при этом ничего не появлялось, она не могла определить, все ли введено правильно. Но ее это особенно не беспокоило, это была обычная мера предосторожности, дабы никто, кому не положено, не имел доступа к информации. Вывести ее на экран можно было только в Вашингтоне с компьютера Государственного департамента. Однако в Вашингтон эта информация не попала. Линия связи шла в санаторий Фолкрофт, в штате Нью-Йорк, где получением информации ведал другой эксперт-программист, понятия не имевший, что это за информация, откуда она берется и куда попадает. Но он знал, что добросовестно выполняя свои обязанности, помогает широкомасштабному изучению влияния экономических факторов на уровень здоровья нации. Вызвать собранные данные на экран можно было с единственного монитора - в кабинете директора санатория - Харолда В. Смита, руководившего этими экономико-медицинскими исследованиями. Под дубовой крышкой его письменного стола была вмонтирована панель управления компьютером. Рядом - прорезь, через которую выходила из компьютера бумажная лента с распечаткой. Лента эта не попадала, как обычно бывает, в корзину, а проходя под застекленным окошечком, видимым только при сдвинутой в сторону крышке стола, направлялась прямо в устройство для измельчения бумаги. Сейчас панель была сдвинута, а лицо доктора Смита имело более кислое, чем обычно, выражение. Он внимательно вчитывался в угловатый шрифт компьют