опер". - Там было насилие... - сказал Чиун. Из его дальнейшей речи следовало, что медсестра ударила доктора. Она не только прибегла к насилию, но и удар нанесла неправильно. Это был вовсе не удар! - Но ведь они только актеры, папочка. - Теперь я это понимаю, - сказал Чиун. - Сплошное надувательство. Я больше не стану смотреть эти передачи. Моя тоскливая жизнь в Америке будет лишена радости, лишена всякого проблеска удовольствия. Здесь Римо голосом, полным печали, сообщил, что они, наверное, не останутся в Америке. - Я даже не знаю, как тебе объяснить это, папочка, - сказал Римо и опустил глаза на ковер, даже здесь, в такой гостинице, как "Плаза", местами слегка потертый. - Начало всякой мудрости - это неведение, - сказал Чиун. - Просто позор, что ты всегда застреваешь в начале. Это показалось Мастеру Синанджу настолько смешным, что он повторил свои слова и рассмеялся. Однако ученик его почему-то не присоединился к его веселью. Чиун отнес это на счет всем известного отсутствия чувства юмора у американцев. - Возможно, ты прав, - сказал Римо. - Более десяти лет я считал, что должен выполнять определенную работу для своей страны. Более десяти лет я вел жизнь человека, у которого нет ни дома, ни состояния, ни даже своей собственной фамилии. Я - человек, которого не существует. И что же? Оказывается, все, чем я занимался все эти годы, было совершенно бесполезно. - Бесполезно? - спросил Чиун. - Да, папочка. Бесполезно. Страна ничуть не изменилась к лучшему. Она стала даже хуже. Место, где я родился, превратилось в настоящую помойку. Политиканы стали более продажными, преступники творят свои черные дела еще более нагло, а страна... она просто расползается по всем швам! Чиун был явно озадачен словами Римо. - Ты ведь один человек, разве нет? - сказал он. Римо кивнул. - В этой стране нет правителя, нет судьи или священника, который бы правил всеми единолично, не так ли? Римо опять кивнул. - Тогда, в этой стране без единоличного правителя, ты, убийца высочайшего класса, которому дан солнечный источник совершенства в обучении, да еще при условии, что тебе помогает сам Мастер Синанджу, небелый, - как ты можешь считать себя неудачником? Этого я не могу понять. - Чиун, ты никогда не понимал, чем занимается наша организация. - Я слышал ваши разговоры со Смитом. Он - император вашей организации. Она поклоняется документу - конституции вашей страны. И ты убиваешь во славу этого документа. Я понимаю это. - Может быть, сейчас это так и выглядит, но планировалось все по-другому. - И Римо объяснил Чиуну, что конституция, этот основополагающий закон страны, не срабатывала. И более десяти лет назад президент стал опасаться, что если Америка будет по-прежнему сползать в хаос, она может превратиться в полицейское государство. Опасность этого, должно быть, хорошо известна Чиуну. Ведь как хранитель истории Дома Синанджу, который в течение многих веков поставлял всему миру платных профессиональных убийц, Чиун на примере многих правительств должен знать, что из хаоса в стране всегда возникает полицейское государство. - Ага, - сказал Чиун. - Ты добивался этого хаоса, чтобы Америка стала такой же, как весь остальной мир. Тогда бы ты мог стать главным убийцей этого полицейского государства. Раньше я об этом не догадывался. - Нет, - сказал Римо и вновь стал объяснять Чиуну, что американская конституция - это такой документ или соглашение, которое заключено между всеми американскими гражданами. Этот документ гарантирует каждому его свободы и права. Это хороший документ. Многие злоумышленники тем не менее могут свободно действовать в рамках конституции, не нарушая ее положений. Поэтому, соблюдая основной закон, американский президент, чтобы не дать воцариться хаосу, который бы погубил страну, был вынужден создать организацию, о существовании которой никто не знает. Эта организация призвана добиваться, чтобы прокуроры получали правдивую информацию, нечестные судьи разоблачались, а огромные преступные кланы потеряли свою власть. И главное - чтобы соблюдались права граждан. Доктор Харолд Смит, которого Чиун называет императором, возглавляет организацию, а Римо, которого обучил сам Чиун, - исполнитель ее решений. Чиун сказал, что следит за ходом рассуждений Римо. - Ты понимаешь, - продолжал Римо, - перед нами встали серьезные проблемы. Если бы существование нашей организации было раскрыто, это было бы признанием того, что конституция не работает. Поэтому было очень важно соблюдать строжайшую тайну. Никоим образом нельзя было допустить, чтобы исполнитель-убийца оставлял после себя отпечатки пальцев. Поэтому нашли человека, у которого не было семьи, и отпечатки его пальцев изъяли из досье в Вашингтоне, инсценировав казнь на электрическом стуле. Все это и было проделано со мной, когда ты увидел меня впервые. Ведь тогда я был без сознания, верно? - Когда я впервые увидел тебя? - переспросил Чиун и фыркнул. Он подумал, хотя и не сказал этого Римо, что глупость белого человека могла поистине рассмешить весь мир. - Если ты думаешь, что способ определения личности по отпечаткам пальцев изобрели на Западе, то сильно ошибаешься. Этот способ был известен нам за тысячи лет до вас. Но если отпечатки пальцев, о которых ты толкуешь, имеют такое значение, то где они сейчас? - Отпечатки умерших людей отправляются в специальное досье. - Почему же они просто не поместили твои отпечатки в это досье вместо того, чтобы чуть не уморить тебя на электрическом стуле? - Потому что многие хорошо знали меня. И нужно было создать человека, которого не существует, для несуществующей организации. - Ага, - сказал Чиун и сложил пальцы с длинными ногтями в нечто вроде купола католической церкви. - Теперь я понимаю. Конечно. Это же так просто. Давай сегодня закажем сладкий соус к рису. Ты не против? - Мне кажется, папочка, ты меня не понял. - Нет, ты изложил все очень ясно, сын мой. Они убили тебя, чтобы тебя не стало, и ты смог бы работать для организации, которой не существует, и все это ради того, чтобы оберегать документ, который не работает. Да будет прославлена мудрость западного мира! - Ладно, так или иначе, дело пошло прахом. Именно это я и хотел сказать тебе. Я ошибся. Давай работать на шаха Ирана или на русских, на кого угодно, кому ты пожелаешь предложить наши услуги. Я сыт по горло Смитом и всей этой глупой затеей. - Сын мой, ты меня удивляешь, - сказал Чиун; голос его зазвенел от радости. - После десяти лет ошибок ты наконец принял мудрое решение. И ты недоволен. - Конечно. Я зря потерял целых десять лет. - Ну, теперь ты перестал зря терять время и никогда не пожалеешь об этом. На Востоке умеют ценить профессиональных убийц. Ах, какая радостная весть! Чиун предложил Римо доверить ему, самому Мастеру Синанджу, сообщить императору Смиту об окончании их службы. Закончить службу хорошо так же важно, как хорошо начать ее, и Римо будет полезно понаблюдать за своим наставником, чтобы знать, как именно следует расставаться с императорами. Императоры нелегко расстаются с главной опорой своих империй, которой, как свидетельствует вся история человечества, всегда были наемные убийцы. Примерно через пять минут в их дверь постучался Смит. Выражение его обычно замкнутого лица свидетельствовало о надвигающейся истерике. Его тонкие розовые губы дергались, как конус на мачте метеостанции в бурю. Голубые глаза почти выкатились из орбит. Он уронил портфель на спальный матрац Чиуна. - Приветствуем вас, император Смит, - сказал Чиун, почтительно кланяясь. - Боже мой, - едва вымолвил Смит. - Боже мой, Римо, там, в коридоре женщина... Вся наша маскировка... Она раскрыта каким-то журналом. Все дело провалено. Все, все... Она прочла обо мне в журнале. Брюнетка. Лет двадцати с небольшим. Узнала меня... В журнале... Наша секретность!.. - Тогда, видимо, пора закрывать лавочку, Смитти, - сказал Римо, вытаскивая стул из кучи мебели у стены и с облегчением опускаясь на него. Прозвучавшая в его словах радость разом сняла возбуждение Смита. Его глаза подозрительно сузились. Он подобрал с пола портфель. И полностью овладел собой. - Вы видели эту молодую женщину там, в коридоре? - Между прочим, да. Видел, - ответил Римо. - Понятно, - сказал Смит совершенно ровным бесцветным голосом. - После стольких лет и стольких усилий... После стольких лет строжайшего соблюдения секретности, прекращения всех личных связей, чтобы обеспечить нашу безопасность, вы, шутки ради, - если только это можно назвать шуткой, - выбалтываете все наши секреты. Причем первой попавшейся в коридоре идиотке. Я полагаю, вас толкнул на этот шаг такой мощный стимул, как ее роскошный бюст. - Вот уж нет, - сказал Римо. - Вы неправильно толкуете поступки своего верного слуги, - сказал Чиун. - Он только собрался возвеличить вашу славу среди простых людей, о прекрасный император КЮРЕ. - Вы рассказали все еще и Чиуну? - спросил Смит. - Он тоже знает, чем мы занимаемся? - Он только превозносил достоинства вашей конституции. Головы ее врагов должны валяться на земле. Все должны восхвалять действия КЮРЕ, - сказал Чиун. - Ну, хоть здесь все в порядке, - сказал Смит. - Чиун не понимает. Так что же тогда произошло в коридоре? Вы потеряли рассудок? - Ничего подобного. Она знает не больше, чем Чиун. Она услышала ваше имя. Ну и что? В самом деле, взгляните на это трезво. Она услышала какое-то имя и увидела какого-то человека. Кто она такая? Никто. Даже если бы она смогла в чем-то разобраться. Чем это нам грозит? Чем? - Прошу прощения, - сказал Смит и осмотрелся в поисках места, где бы присесть. Одно плавное движением - и стул, с которого поднялся Римо, заскользил по полу и остановился точно позади Смита. - Я вижу, фокусы вам удаются. Организация тратит деньги на подготовку жонглеров, - сказал Смит. - Не будете ли вы все-таки добры рассказать, что происходит? - Прошлой ночью я ездил домой. Конечно, не домой, а в тот приют, где я вырос. - Предполагалось, что вы ни при каких обстоятельствах не будете появляться в том районе. - Приют давно закрыт. И во всей округе ни души. Раньше это был центр города, сейчас он выглядит, как после бомбежки. Я задал себе вопрос, чем я, собственно, занимался все эти десять лет? И сейчас я задаю такой же вопрос вам: чем все эти десять лет занимались вы? И вся наша организация? - Не понимаю... - Мы неудачники. Мы зря тратили время. Мы думали, что станем высшей структурой, которая заставит конституцию работать. Каждому гражданину будут обеспечены его права, а разрушительные силы общества будут обузданы. Считалось, что в эти годы Америка преодолевает решающий этап, и мы должны были помочь стране успешно пройти его, а потом исчезнуть, так и оставшись для всех несуществующими. Мы были - и нас нет. Лишь бы выстояла страна и наша демократия. - Да. - Что вы хотите сказать этим "да"? - спросил Римо. - Мы старались впустую. У нас был президент, который должен был получить срок за кражу со взломом, если бы его не помиловали. Половина правительства сидит в тюрьме, и второй место там же. На городские улицы лучше не выходить, если не умеешь убивать. Ежедневно мы читаем в газетах о том, что тот или другой полицейский берет взятки. Забота о престарелых обернулась гигантской обираловкой. А я десяток лет превращал людей в трупы, надеясь покончить с этим безобразием! - Как раз это мы и делаем, - сказал Смит. - Послушайте, я же не конгрессмен, а вы не руководитель какого-нибудь государственного органа. Знаете, я и сам читаю газеты. - То, о чем вы читаете, как раз и есть наша организация в действии. Все, о чем вы говорите, - это гной, выходящий из уже вскрытого нарыва. Никсон был отнюдь не первым президентом, который пошел на такое преступление, но он первый, кому не удалось выйти сухим из воды. Зато его преемники уже не решатся повторить что-либо подобное. Разве вам не кажется странным, что полдюжины молодцов из ЦРУ провалили элементарную кражу со взломом? Что на свет внезапно появились магнитофонные записи разговоров, о существовании которых не знал сам бывший президент? И он не сумел уничтожить эти улики? Ну и как, по-вашему, мы работаем, Римо? Все это и есть работа нашей организации. Римо скептически поднял бровь. Смит продолжал: - Вы видите не новые преступления, Римо. Вы видите людей, которым не удается скрыть старые грехи. Скандал с приютом для престарелых имеет более чем десятилетнюю историю. Полицейские брали взятки со времен войны Севера и Юга. Но только теперь их за это стали сажать в тюрьму. Вы видите страну, которая делает то, что не под силу никакой другой демократии. Мы очищаем наш дом. - А как насчет безопасности на городских улицах? - Еще небольшое усилие. Дайте нам пять лет. Только пять лет, и все наши обвинители будут вынуждены прикусить язык. Америка станет еще более сильной и прекрасной. - Почему же я не знал обо всем этом? - Потому что мы используем вас только в исключительных случаях. Я прибегаю к вашей помощи, когда дела идут очень плохо или не могут быть исправлены никаким другим способом. Весь этот разговор Мастер Синанджу слушал спокойно и молча, ибо, когда западные люди говорят глупости, никакой свет разума не может рассеять мрака их невежества. И лишь когда он увидел, что собеседники пришли к состоянию полной удовлетворенности, заговорил: - О, милостивый Смит! Как прекрасны ваши успехи! Как тверда ваша руководящая рука! Ваша империя теперь в полном порядке, и поэтому Дом Синанджу может с вечной благодарностью и постоянно вознося хвалу вам, император Смит, покинуть вас. - Как хотите, Чиун, - сказал Смит. - Вы дали Римо прекрасные уроки, за это мы вам очень благодарны. Теперь он достаточно подготовлен и способен действовать без вас. - А вот здесь возникает маленькая проблема, Смитти, - начал Римо, но Чиун, подняв длинный тонкий палец, остановил его. - Милостивый император, - сказал Чиун, - этот Римо, который раньше принадлежал вам, теперь принадлежит Дому Синанджу. - Видя недоумение на лице Смита, Чиун объяснил, что, когда он начал работать с Римо, тот был всего лишь рядовым американцем. Но он так много получил от школы Синанджу, что сам стал настоящим Синанджу. Поэтому теперь он принадлежит уже не Смиту, а Дому Синанджу. - О чем это он говорит? - спросил Смит. - Послушайте, - сказал Римо, - допустим, вы дали мастеру горшок. Крошечный металлический горшочек. - К тому же тусклого цвета, - вмешался Чиун. - Жалкий, никчемный, тусклый горшок. - Мастер добавляет к нему золотую ручку и золотую крышку и целый дюйм золота снаружи. - Мне нравится металл, который ты выбрал для украшения горшка, - сказал Чиун. - Заткнись, папочка, - сказал Римо. - Нет в мире благодарности, - сказал Чиун. - И теперь у вас в руках прекрасный золотой сосуд, в котором от прежнего горшка осталось лишь немного железа. - Осталась твоя неблагодарность, - сказал Чиун. - Так что теперь это уже не ваш горшок, - сказал Римо. - О чем это вы говорите? - спросил Смит. - Гора не камешек, - сказал Чиун. - И вы не можете нарушить этот закон вселенной. Он священен. - Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, Мастер Синанджу, но мы готовы удвоить в золоте плату вашей деревне за ваши услуги. Поскольку вы считаете Римо членом Дома Синанджу, в перспективе - Мастером Синанджу, мы будем платить вашей деревне и за вас, и за него. Двойная плата за двойную службу. - Вы не понимаете, Смитти, - сказал Римо. - Он понимает все самым наилучшим образом, - сказал Чиун. - Слушай своего императора и узнай у него, в чем заключается твое новое задание. Смит открыл портфель. На зерновом рынке Чикаго возникла серьезная проблема, которая может оказаться для нации более опасной, чем все прежние, которыми Римо занимался. Проблема связана с массовыми закупками зерна и распространением угрозы голода на западный мир. Даже со своей широкой сетью информаторов и компьютеров КЮРЕ оказалась не в состоянии разобраться, в чем дело. Чьи-то огромные деньги тратятся на совершенно непонятные дела. И в районе озера Мичиган стали всплывать трупы. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Утреннее солнце вставало над Харборкриком, штат Пенсильвания, когда ветерок принес в автомобиль Римо запахи химических отходов из-за озера Эри. Римо объяснял Чиуну возложенную на них задачу. Этого потребовал сам Чиун, поскольку в глазах организации он был уже не просто тренером Римо. Он стал "равноправным партнером". Римо всегда изумляла способность Чиуна мгновенно усваивать самые сложные западные понятия, когда это отвечало его интересам, как, например, в случае с равноправным партнерством. Это, поспешил уточнить Чиун, означает, что Римо стал равным ему не в глазах вселенной, а только по ограниченным и смутным представлениям той западной организации, на которую они работают. - Я понял тебя, папочка, - сказал Римо, сворачивая с асфальтового шоссе на грязную подъездную дорогу. Римо приходилось пользоваться за рулем только боковым зеркальцем, потому что покрытые лаком деревянные сундуки Чиуна полностью загромоздили заднее сиденье машины и сделали зеркало заднего вида совершенно бесполезным для водителя, если у него не было склонности любоваться розовым драконом на ярко-голубом фоне. - Нам нужно найти человека по имени Освальд Уиллоуби. Он брокер, специалист по товарному зерну. Он готов дать под присягой показания о том, что кто-то умышленно сбивает цены на товарной бирже. Кто-то или какая-то организация выбросила на биржу по демпинговой цене озимую пшеницу на сумму двадцать пять миллионов долларов, и как раз во время осеннего сева. В результате в этом году у нас засеяна зерновыми самая маленькая площадь за всю историю, и это когда весь мир нуждается в расширении посевов. Никто не знает, кто и зачем проводил демпинговые операции. Но из оптовых торговцев, занимавшихся массовыми продажами пшеницы, двое неизвестно почему найдены мертвыми, в озере Мичиган, а третий - Освальд Уиллоуби. Нам поручено сохранить его живым. На мгновение Чиун задумался, потом сказал: - Тем не менее равноправие означает равную плату для Синанджу. Хорошо, что мы можем получать большие деньги и за высокое качество, и за дешевку. Жители деревни Синанджу будут признательны за мою деловую хватку. - Ты, видно, не понял ни слова из того, что я говорил. - Мы должны сохранить жизнь одного человека, а затем ты сказал то, что не может быть правдой. - То есть? - рявкнул Римо. - Ты сказал, например, что неизвестно почему были убиты эти торговцы. Это неправда. Кому-то это известно. - Я имел в виду, что нам неизвестно. - О твоем невежестве я мог бы сообщить тебе, не выезжая сюда. - Ты хоть капельку разбираешься в том, как работает рынок? А, папочка? - Римо высматривал белый каркасный домик с зеленой оградой. Рядом с дорогой протекал ручей, Римо увидел пар, поднимавшийся под лучами жаркого утреннего солнца от охладившейся за ночь воды. - Ты ведь не понял ни слова про цены и озимую пшеницу? Ладно, я объясню. Если во время сева цены на бирже высокие, фермеры засевают больше площадей. Большинство торговцев не покупает зерно для долгого хранения. Они покупают его для продажи. Покупают сейчас, чтобы продать в будущем, например, перед уборкой урожая, когда цена на зерно ожидается более высокая. Так вот, в самый разгар сева озимых кто-то купил большую партию такого, как его называют, "будущего" зерна. И тут же выбросил его по низкой цене на рынок. На целых двадцать пять миллионов долларов. Хотя это не так уж много по сравнению со всей суммой сделок, тем не менее такое внезапное и массовое предложение товара сразу сбило на него цены. И очень существенно. Операция была очень точно рассчитана. В такой ситуации фермеры не могли получить кредит для увеличения посевов, да они его и не планировали. Поэтому этой весной было собрано мало озимых, что отчасти объясняет нынешнее повышение цен на продовольствие. - И что же? - спросил Чиун. - Мы боимся, что положение может стать еще хуже. Поэтому нужно выяснить, кто это не пожалел потерять огромную сумму в двадцати пять миллионов долларов. А ведь сейчас в мире продовольственный кризис. - И что вы так беспокоитесь? В деревне Синанджу хорошо знают, что такое продовольственные кризисы. Ты говоришь мне, ты смеешь говорить мне о продовольственных кризисах! Ты, воспитанный на мясе и за всю свою жизнь ни дня не голодавший! - О господи, - простонал Римо. Он знал, что сейчас ему придется уже в который раз выслушать лекцию о Синанджу. Как из-за голода жители деревни были вынуждены бросать новорожденных младенцев в холодные воды Западно-Корейского залива. Как в Синанджу всегда не хватало еды. Как ввиду полной безысходности положения, возникла школа боевого искусства Синанджу, и как в течение столетий все Мастера Синанджу были вынуждены за деньги служить наемными убийцами у императоров и царей разных далеких стран, чтобы жителям родной деревни никогда больше не приходилось отправлять своих младенцев "вечно спать" в воды залива. - Больше никогда, - сказал Чиун. - С тех пор прошло больше пятнадцати столетий, - сказал Римо. - Если мы говорим "никогда больше", значит, этого никогда больше не будет, - сказал Чиун. - Теперь это зависит и от тебя. Ты должен усвоить. За дорогой, за малорослыми соснами с почти голыми ветками, иссеченными постоянными ветрами с озера Эри, вроде бы стукнулись друг о друга два железных котелка. Утренний воздух, от которого сиденья машины стали влажными, приглушил звук. Он был похож на слабый хлопок и вряд ли мог разбудить спавших сладким сном окрестных, жителей. Но это был выстрел. Римо увидел, как из белого домика с зеленым забором выскочил темнокожий мужчина, торопливо засовывая что-то за пояс, подбежал к ожидавшему с невыключенным мотором розовому "Эльдорадо". Машина тронулась с места, прежде чем мужчина захлопнул дверцу, и быстро, но без визга покрышек стала набирать скорость, поднимая на дороге маленькие облачка пыли. Водитель собирался проехать слева от Римо, как и положено любой встречной машине. Но Римо занял всю проезжую часть дороги. Чиун, считавший ремни безопасности помехой и поэтому никогда не пристегивавшийся, среагировал на столкновение слабым, направленным вверх движением, так что в момент удара его легкое тело зависло в воздухе. Два длинных ногтя его правой руки уперлись в приборную доску, будто он плавно отжимался. Другая рука подхватила падающее переднее стекло. Римо остановил движение своего тела вперед, чуть оттолкнувшись локтем от руля, и, как и Мастер, оказался в состоянии свободного падения. Римо распахнул дверцу и выскочил на дорогу еще до того, как машины замерли, бросился к "Эльдорадо", рванул дверцу и, отодвинув окровавленного человека за рулем, дернул ручной тормоз. Вытащив из "Эльдорадо" два неподвижных тела, он увидел у негра за поясом пистолет, от которого пахло порохом недавнего выстрела. Римо послушал его сердце. Оно еще билось в последнем трепетании. Затем замерло. С водителем дело обстояло лучше. Римо бегло осмотрел раненого. Только его обмякшее плечо свидетельствовало о переломе. Лицо его было изрезано осколками стекла и залито кровью, но эти раны опасности не представляли. Римо сунул руку под челюсть раненого и помассировал ему вены на шее. Глаза мужчины открылись. - О-о-ох, - простонал он. - Эй, ты, - окликнул его Римо. - О-о-ох, - последовал новый стон. Мужчине было далеко за сорок, и лицо его носило следы борьбы с юношескими прыщами. Прыщи явно победили. - Ты скоро умрешь, - сказал ему Римо. - О, господи, нет, только не смерть! - Твой приятель стрелял в Уиллоуби? В Освальда Уиллоуби? - Его звали так? - Да. Кто вас послал? Мне нужен врач... - Слишком поздно. Не бери с собой грех на тот свет, - сказал Римо. - Я не хочу умирать. - Ты хочешь умереть без покаяния? Кто вас послал? - Конкретно никто. Обычное заказное убийство. За пять штук. Нам сказали - дело легкое. - Где вы получили деньги? - Джо получил. В биллиардной "У Пита". - Где она находится? - В Ист-Сент-Луисе... Я был на мели... очень нуждался в деньгах... Только что потерял работу, и нигде меня не брали. - Где находится биллиардная? - Рядом с Дукал-стрит. - Ничего себе. - Биллиардную "У Пита" все знают. - Кто дал вам деньги? - Пит. - Что-то мало от тебя помощи. Какой-то Пит из биллиардной "У Пита" в Ист-Сент-Луисе. - Да. Позовите священника. Пожалуйста! Любого... - Полежи пока здесь, - сказал Римо. - Я умираю... Я умираю. Плечо меня доконает... Римо осмотрел белый домик. Дверь оказалась незапертой, лишь плотно прикрытой. У убийцы хватило ума не оставлять ее настежь, так что труп, вероятно, не обнаружили бы, пока он не начал разлагаться. "Уиллоуби, наверное, получил пулю в постели", - подумал Римо, входя в дом. Но потом увидел включенный телевизор с приглушенным звуком и немого интервьюера, задававшего неслышные вопросы и получавшего неслышные ответы. Римо понял, что Уиллоуби провел эту ночь здесь, в гостиной. Свою последнюю ночь. В комнате стоял спертый запах виски. Уиллоуби лежал на диване, за дверью. На торце заляпанного стола перед ним была открытая бутылка "Сигрэм севен" и остаток "Милки уэй". Кожа на виске Уиллоуби была обожжена выстрелом в упор. Разлетевшийся мозг запятнал высокую спинку дивана. Зазвонил телефон. Он стоял под диваном. Римо взял трубку. - Да-а, - ответил он, поднимая аппарат и устанавливая его на животе убитого. - Алло, дорогой, - раздался в трубке женский голос. - Я знаю, что мне нельзя звонить тебе, но засорился мусоропровод. Оззи, он не работает со вчерашнего обеда. Я понимаю, что мне нельзя тебе звонить... но ведь придется звать мастера, да? Ладно, я его вызову... Это все цветная капуста, она забила мусоропровод. А мы ее даже не ели. Это ты любишь цветную капусту. Не знаю, почему она тебе нравится... Еще я не знаю, почему они велели тебе не давать мне номер твоего телефона. Ну, кому может повредить, что я несколько раз позвонила сюда? Ведь правильно? Кому это повредило? Оззи... ты слушаешь? Римо хотел было ответить женщине, но пришлось бы врать, и он нажал кнопку, прекращая разговор. Трубка так и осталась снятой и издавала бесполезный непрерывный гудок. Что он мог сказать женщине? Что ее телефонные звонки разрушили единственную защиту Уиллоуби - тайну его местонахождения? Ей и так предстояло испытать достаточно горя. К тому времени, когда гудок сменился визгливым звуком, оповещающим о неисправности телефона, Римо уже обнаружил в кухне толстую кипу бумаг. Они находились в старой коробке из-под облигаций компании "Итон Коррэсэбл". На первом листе был заголовок "Показания Освальда Уиллоуби". Римо взял коробку с собой. Снаружи водитель розовой автомашины уже понял, что у него всего-навсего сломана кость. Он стоял, прислонившись к крылу разбитого автомобиля, зажимая здоровой рукой поврежденное плечо. - Эй ты, оказывается, я вовсе и не при смерти. Ты, парень, мне наврал. Гнусно наврал. - Нет, не наврал, - сказал Римо и мгновенным движением правой руки, настолько неуловимым, что, казалось, рука вообще не двинулась с места, выбросил вперед указательный палец, пробив им череп человека. Его голова резко откинулась назад, будто от удара сорвавшейся с подъемного крана чугунной бабы. Ноги его взлетели выше головы, и он молча и бесповоротно рухнул в пыль. И даже не дернулся. Чиун, констатировав про себя, что, при всем желании, ему не к чему придраться, так как Римо выполнил прием безукоризненно, снова занялся своими сундуками. Они не пострадали. Но ведь могли и пострадать! Поэтому он не преминул указать своему ученику, что подобная небрежность при вождении автомобиля совершенно недопустима. - Нам нужно поскорее выбраться отсюда, а твои сундуки, папочка, связывают нам руки. Может, я займусь этим делом один? - сказал Римо. - Теперь мы равноправные партнеры. Я не только руковожу твоими тренировками, но и по приказу императора Смита выполняю вместе с тобой его задание. Я нахожусь в совершенно одинаковом с тобой положении. Мое мнение имеет такой же вес, как и твое. Моя ответственность равна твоей. Поэтому ты больше не можешь сказать мне: "Отправляйся домой. Мастер Синанджу, я справлюсь с тем или с этим один". Теперь всегда только "мы". Мы сделаем это, или мы не сделаем этого. Только "мы", и никогда больше "я" или "ты". Никаких "ты". Мы. - Уиллоуби - человек, которого мы должны были уберечь от смерти, - сказал Римо. - Ты потерпел неудачу, - сказал Чиун. - Но зато в этой коробке важнейшие улики, - сказал Римо. - Мы сумели сохранить улики. Это хорошо. - Но не так хорошо, как живой Уиллоуби. - Увы, ты не безупречен. - Зато мы ухватили ниточку, которая, быть может, выведет к источнику всех неприятностей. - Решение у нас в руках. - Возможно. - Судьба иногда выбирает странные пути, - сказал Чиун. - Мы можем победить со славою, в традициях Дома Синанджу. Либо ты можешь потерпеть неудачу, как это уже не раз бывало с тобой. Относительно сундуков Чиун объявил, что их непременно следует взять с собой. Чиун с Римо выполняют почетнейшую миссию во славу конституции Соединенных Штатов, и носить постоянно одно и то же кимоно в течение всей операции означало бы унизить великий документ, определяющий жизнь американской нации. Теперь, став равноправным партнером, Чиун четко сознает это. Водитель проезжавшего мимо "пикапа" сразу же понял необходимость доставить сундуки в ближайший аэропорт и забыть о разбитых машинах и двух трупах, когда Римо показал ему историю его страны в картинках. То были пятнадцать портретов Улисса С. Гранта, исполненные в зеленых тонах. - Вас, парни, нужно подбросить? Что ж, я докажу, что дух взаимопомощи еще не умер... Только чтобы ровно пятнадцать этих зелененьких пареньков. Так... тринадцать... четырнадцать... пятнадцать, порядок. Взятый на прокат "Пайпер" кружил над расположенным на Миссисипи Ист-Сент-Луисом, так как Чиун пожелал посмотреть на него с воздуха. - Это прекрасная река, - сказал Чиун. - Кто владеет правом пользования ее водами? - Ни один человек в отдельности не обладает этим правом. Оно принадлежит всей стране. - Значит, она могла бы передать это право нам - в оплату за труды? - Нет, - сказал Римо. - Хотя мы и действуем во славу ее конституции? - Даже за это. - Ты родился в очень неблагодарной стране, - сказал Чиун, но Римо не стал с ним спорить. Он думал о написанных Уиллоуби показаниях. Уиллоуби отдал жизнь не за этот документ. Он потерял жизнь, потому что выболтал жене, где прячется. Люди умирают не за дело, которому служат, а из-за своей собственной глупости или невезения, что является своеобразной формой глупости, порожденной некомпетентностью. Это - главное, чему научили Римо за последние десять лет. В жизни существуют только компетентность и некомпетентность, и больше ничего. Идеи - это финтифлюшки, которые появляются и исчезают с течением времени. Как и все ему подобные, Уиллоуби трудился всю жизнь, не понимая, что делает. Он получал инструкции и выполнял их. Из его показаний явствовало, что он самым примитивным образом представлял себе, как производится продовольствие и как оно поступает на рынок. Уиллоуби разукрасил показания, с которыми собирался выступить, такими терминами, как "товарное зерно", "твердые сорта пшеницы", "мягкие сорта пшеницы", "нормализация рынка" и прочее. Римо интуитивно чувствовал, что все это не имеет никакого отношения к тому, как на самом деле его страна стала крупнейшим производителем продовольствия в мире. Сегодня часто можно услышать, что Америка слишком эгоистично относится к своему продовольственному богатству. Подобные разговоры создают впечатление, будто изобилие продовольствия возникло в Штатах само собой, просто благодаря плодородию почвы. Это далеко не так. Одни люди сеяли зерно, орошали его своим потом и старались перехитрить капризы погоды. Другие люди тоже всю жизнь отдавали земле, работая в лабораториях, где выводили все более урожайные сорта зерна и создавали улучшенные удобрения, а также на металлургических заводах Детройта, где усовершенствовали трактора, заменившие волов. Америка изобрела автоматическую жатку. Америка осуществила кардинальное изменение системы земледелия - первого с той поры, как человек вышел из пещеры и кинул зерно в землю. Обилие продовольствия в Америке создано ее народом. Его талантом, напряженным трудом и настойчивостью. Римо глубоко оскорбляло, когда продовольственное богатство ставили на одну доску с запасами угля, нефти или бокситов. Обычно на эту тему распространялись ученые в университетах, которым за всю жизнь наверняка ни разу не пришлось стряхивать со лба капли пота. Развитой или слаборазвитой делает страну ее народ. Однако люди, не знающие, что такое настоящий труд, рассматривают естественные ресурсы слаборазвитых стран как нечто, по высшему праву принадлежащее только тем, кому посчастливилось жить в этих странах. В то же время они считают, что плоды труда тех, кто выращивает продовольствие, принадлежат всему миру. Если бы не усилия настоящих тружеников всего мира, запасы нефти, бокситов и меди, лежащие под песками и зарослями джунглей, и сейчас были бы столь же бесполезны для народов слаборазвитых стран, как и на заре истории человечества. Да, как постоянно учит Чиун, в мире есть только компетентность и некомпетентность, и ничего более. Итак, Уиллоуби оказался одним из тех, кто, вопреки своей некомпетентности, пытается действовать на свой страх и риск. В результате - почти сто страниц показаний, и только к концу писавший смутно стал догадываться, что наткнулся на подготавливаемое кем-то самое страшное бедствие в истории человечества. "Я не знаю деталей, - заканчивал Уиллоуби свой документ, - но эти странные вложения капитала, как я предполагаю, свидетельствуют о наличии мастерски разработанного плана разрушительного характера. Все направлено на то, чтобы сейчас, во время сева, умышленно сбить на зерновом рынке цену на озимую пшеницу, что должно принести к значительному сокращению площадей, засеваемых продовольственными культурами. Это представляется точно рассчитанной и наиболее эффективной мерой для максимального воздействия с целью уменьшения производства продовольствия". Ясно, как темная ночь. Этим показаниям не хватало только совета скорее вкладывать деньги в такой гениально разработанный план, потому что он обязательно обеспечит вкладчикам высокие прибыли. По данным Смита, Уиллоуби, как специалист-аналитик в области торговли продовольствием, имел восемьдесят тысяч долларов в год. В Ист-Сент-Луисе жара почти видимыми струйками поднималась от Дукэл-стрит, которая представляла собой ряд двухэтажных деревянных домов и магазинов, по большей части с пустыми витринами. Окна биллиардного зала "У Пита" были снизу наполовину закрашены зеленой краской. Биллиардная не пустовала. В одном из окон поверх линии окраски торчала огромная лоснящаяся от жира, покрытая красными пятнами физиономия со слезящимися черными глазами. Эта похожая на помойное ведро физиономия уныло выглядывала из-под ослепительно яркой красной шапки с помпоном. Войдя внутрь, Римо с Чиуном увидели, что при физиономии имеется также тело, в том числе две огромные волосатые руки, вроде балок, на которые трансплантировали шерсть. Руки свисали из потертого кожаного жилета и оканчивались у покрытого грубой бумажной тканью штанов паха, который остервенело скребли. - Где Пит? - спросил Римо. Ответа не последовало. - Я ищу Пита. - А кто такой ты и эта разряженная кукла? - наконец произнесла помойная физиономия. - Я дух прошлого Рождества, а это Матушка-гусыня, - сказал Римо. - Ты что-то слишком широко разеваешь пасть. - Потому что сегодня очень жарко. Пожалуйста, скажите, где Пит, - сказал Римо. Чиун с интересом осматривал странное помещение. Там стояли зеленые прямоугольные столы с разноцветными шарами. Белые шары не имели номеров. Молодые люди тыкали палками в белый шар, стараясь попасть им в другие шары. Когда некоторые из шаров попадали в дыры, сделанные по сторонам стола, человек, так ловко ударивший белый шар, получал право сделать еще один удар. А иногда этот человек получал бумажные купюры, на которые, хотя это и не золото, можно купить разные вещи. Чиун подошел к тому из столов, на котором из рук в руки переходили самые крупные купюры. Римо тем временем был занят делом. - Ну, так где Пит? Волосатая ручища оставила в покое пах, потерла большой палец об указательный, что означало: "заплати". - Сперва кое-что дай, - сказала помойная физиономия. И Римо тут же ему слегка дал, сломав ключицу. После этого, сдержав слово, человек сказал, что Пит сидит за кассой, а затем свалился на пол, вырубившись от боли. Римо пнул его носком ботинка в лицо. Там, где оно касалось пола, появилось жирное пятно. Когда Римо подошел к Питу, тот уже держал в руке за кассовой машиной пистолет. - Хэлло, мне бы хотелось поговорить с вами наедине, - сказал Римо. - Я уже видел, что ты там натворил. Стой, где стоишь. Римо слегка махнул правой рукой с почти переплетенными пальцами. Глаза Пита последовали за движением руки Римо всего на какую-то долю секунды. На что Римо и рассчитывал в тот момент, когда глаза Пита дернулись, левая рука Римо молниеносно оказалась за стойкой. Большой палец впился в запястье Пита, вдавливая нервные окончания в кость руки. Пистолет упал в ящичек с биллиардными мелками. Из глаз Пита брызнули слезы. Его льстиво-вежливое лицо исказила мучительная гримаса, изображавшая улыбку. - Вот это да! Ловко сработано! - промычал Пит. Какой-нибудь бездельник, убивший в заведении Пита свой не только третий, но и четвертый десяток лет, заметил бы только, как худощавый мужчина с утолщенными запястьями подошел к Питу, а затем проследовал с ним в заднюю комнату, дружески придерживая Пита за плечи. Но этого биллиардиста, без сомнения, гораздо больше заинтересовал бы смешной пожилой азиат в странной одежде. Малыш Вако Чайлдерс играл с Чарли Дассетон по сто долларов за партию, и никто не лез к ним с разговорами, кроме этого забавного азиата. Он спрашивал их о правилах игры. Малыш Вако вздохнул и опустил. - Папашка, я играю, - сказал Малыш Вако, глядя сверху вниз на старого косоглазого азиата. - А когда я играю, все молчат. - Вы играете так блестяще, что это лишает всех дара речи? - спросил Чиун. - Иногда. Когда на кону кругленькая сумма их денег. Этот ответ вызвал одобрительный смех. - Для примера глянь на Чарли Дассета, - сказал Малыш Вако. Чиун хихикнул. Оба - и Малыш Вако, и Чарли - осведомились, над чем он смеется. - Смешные имена. У вас смешные имена: "Дассет", "Малыш Вако". Это очень смешно. - Смех Чиуна оказался - заразительным; смеялись все столпившиеся вокруг стола, кроме самих Малыша Вако и Чарли. - Да? А как зовут тебя, парень? - спросил Малыш Вако. Чиун назвал свое имя, но по-корейски. Они ничего не поняли. - Я думаю, это тоже довольно смешное имя, - сказал Малыш Вако. - Так обычно думают дураки, - отреагировал Чиун, и на этот раз засмеялся даже Чарли Дассет. - Не заткнуть ли тебе рот своими собственными деньгами? - сказал Малыш Вако. Он поставил руку мостиком