е показалось ему мягким. Теперь он мог спокойно лежать и смотреть на прекрасный потолок своей комнаты. Его Джонни что-то говорил ему. Он говорил о чем-то неизбежном. Он даже вытащил из своего портфеля какую-то смешную, скатанную в длинный рулон бумагу с дырочками. Но Гулиелмо Балунта было уже все безразлично. Он вспомнил очень белый камешек, который у него был когда-то в местечке под Мессиной, где он родился. Однажды он бросил этот камешек в воды узкого пролива, отделяющего Сицилию от Италии, и сказал своим друзьям: "Я буду жить, пока море не вернет мне этот камешек". Он вспомнил свою юность. Затем перед его глазами появилась картина Мессинского пролива. По волнам к нему плыло что-то белое. Какое-то пятнышко? Нет. Его камешек. Джонни точно не знал, слышал ли его еще дон Гулиелмо. Сэлли и его парни уже входили в ворота поместья Балунта. Люди из охраны дона вряд ли станут сопротивляться: ведь дон мертв и защищать больше некого. Их можно будет потом отослать в Детройт и влить в небольшое отделение организации. Но все же, застав Джонни одного над трупом их дона, они могли сорвать на нем злобу за гибель патрона, которого не уберегли. Поэтому следовало спешить. И если Балунта все еще слышит, Джонни Черт должен успеть объяснить, почему он был вынужден убить его. - На рулоне с дырочками собраны и проанализированы данные за много лет. В этой стране стали происходить - беспричинно - вещи, которые не должны были произойти. Я заметил это несколько лет назад, когда у Скубиси на востоке без причины возникли крупные неприятности. Тогда мы назвали эту беспричинность "Икс-фактором", и мы посчитали эту беспричинность некой причиной. С тех пор случилось много странного. Города, находившиеся под нашим полным контролем, почему-то внезапно стали уходить из рук. Политиканы и полицейские вдруг отправлялись в тюрьму, потому что в руках у прокуроров оказывались улики, которых они не должны были получить. На судей, бывших в течение многих лет на нашем содержании, неожиданно оказывала давление неизвестная сила. Эта неизвестная сила и была тем самым "Икс-фактором". Если вы взглянете на все эти факты непредвзято, вы поймете, что нам приходит конец. Через десять - пятнадцать лет мы будем лишены всякой возможности продолжать бизнес. Сэлли со своими парнями уже прошел в дом с оружием в руках. В прихожей, за дверями громадной гостиной с мраморным полом, послышался тихий ропот. Джонни Черт пригласил всех войти. - У дона случился сердечный приступ, - сказал он вошедшим, пряча за спиной компьютерную распечатку, хотя знал, что охранники дона поняли бы в ней не больше, чем сам Балунта. - Да. Сердечный приступ, - сказал один из охранников. Джонни Черт кивнул Сэлли, чтобы тот вывел всех из помещения. Идя к двери, один из охранников шепнул Сэлли: - С кем это он говорил, с покойником, что ли? Сэлли ударил его кулачищем по затылку, сняв тем самым вопросы. Один в пустой комнате, Деуссио продолжил объяснение с мертвым доном. Он сказал, что "Икс-фактор" - та сила, которая заставляет чиновников работать не на тех, кто дает им деньги, а на тех, кто отдает им свои голоса. "Икс-фактор" становится все сильнее. Поэтому каждый день промедления уменьшает шансы его уничтожить. К тому времени, когда люди с образом мыслей Балунта поймут, что необходимо действовать, будет уже поздно. В Сент-Луисе уже побывал исполнительный агент "Икс-фактора" - самая верхушка скрытого под водой айсберга. Это было после того, как он, Джонни помог другу устранить некоторых нежелательных лиц. - У нас есть пока одно небольшое преимущество, и я намерен им воспользоваться, - сказал Деуссио. - "Икс-фактор" еще не знает, что я его вычислил. Взгляните сюда... Он развернул перед мертвым доном длинную компьютерную распечатку. Даже если бы дон Гулиелмо был жив; он вряд ли разобрался бы в этой бумаге лучше, чем сейчас. Именно поэтому он должен был умереть. Как опытный стратег, Джон Винсент Деуссио чувствовал, что следует действовать немедленно, даже если все остальные этого не понимают. Именно это качество сделало его тем, кем он был. Сделало очень опасным. В отличие от других, он знал, что находится в состоянии войны не на жизнь, а на смерть, и чувствовал за собой право устранить любого, кто не хочет помочь ему в этой борьбе. Джонни Деуссио выпил вино, налитое Балунта для себя, вино, в которое Джонни не бросал шарика с ядом. Затем откинулся на софу, чтобы еще раз обдумать свой план атаки. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Впервые в жизни Римо увидел набросок своего лица на бумаге на демонстрации "Чудесного зерна" в Огайо. Кругом на полях зеленели всходы. Филдинг объяснил собравшимся, что должен продемонстрировать результаты использования своего метода не только в плохих условиях, но и на хороших почвах, в умеренном климате. Этот участок также был расположен на небольшом холме и окружен забором с пропущенной поверху колючей проволокой. Мария Гонзалес, прибывшая сюда с советским паспортом, поскольку Куба не имела дипломатических отношений с Соединенными Штатами, беседовала с французским агрономом, который заметил, что в его стране очень многие крестьяне ведут хозяйство точно на таких же почвах и в таком же климате, как в Огайо. Чиун терзал нескольких телевизионщиков с камерами, добиваясь от них ответа, почему в дневных телесериалах стало так много сцен насилия и разврата. Видимо, кто-то из них ответил Чиуну недостаточно почтительно, потому что Римо вскоре заметил, как санитары машины скорой помощи укладывают на носилки мужчину, предварительно сняв с него портативную телекамеру. Корреспонденты работали в рубашках без пиджаков. Всюду ходили полицейские округа Майами, в рубашках с открытым воротником и короткими рукавами, с крупнокалиберными пистолетами у пояса. Шериф округа поклялся, что здесь, в Пикуа, штат Огайо, он не допустит ничего подобного тому, что произошло в Моджаве. - Мы не такие лопухи, как там, - сказал шериф. - Где там? - спросил один из репортеров. - Да везде, - ответил шериф. Пот стекал с его лица, как глицериновые капли с пакета свиного сала. Римо зорко оглядывал толпу, высматривая, не собирается ли кто покуситься на жизнь Филдинга. Он встретился глазами с Марией. Она улыбнулась. Он улыбнулся в ответ. Тут же между ними встал Чиун. Легкий ветерок пошевелил кукурузу на соседнем поле и разбавил тепло летнего дня ароматом, прекрасным, как сама жизнь. Римо тем временем заметил взгляды, которыми обменялись двое мужчин: один - в шляпе фасона Пальм Бич, другой - в сером летнем костюме. Они находились друг против друга по разные стороны делянки. Потом оба они посмотрели на третьего - довольно полного мужчину в белом костюме с широкими плечами, который опустил глаза на что-то у себя в руках, а затем взглянул на Римо. Когда Римо перехватил его взгляд, мужчина сунул то, что держал в руках, в карман брюк и с внезапным интересом стал наблюдать за происходящим на поле. Эти трое мужчин держали под обзором весь участок, находясь как бы в вершинах треугольника. Римо сбоку приблизился к полному человеку в белом костюме. - Эй, - сказал он, - я собираюсь почистить вам карманы. Человек продолжал смотреть прямо перед собой. - Я сказал "хэлло", - сказал Римо. Ноги мужчины в ботинках из крокодиловой кожи вдавливались в только что вспаханную землю Огайо под тяжестью 120 килограммов мяса, а также двухдневной щетиной. На его лице виднелись отметины от ударов кулаком и дубинкой и еще неровная белесая линия - давно зарубцевавшийся шрам от ножевой раны. Он был чуть выше Римо, его мощные плечи и кулаки явно свидетельствовали о том, что он и сам частенько наносил удары. От мужчины исходил запах вчерашней выпивки и сегодняшнего бифштекса. - Я сказал "хэлло", - повторил Римо. - О, хэлло, - сказал мужчина. - Я собираюсь очистить ваши карманы, - сказал Римо. Волосатая мощная рука мужчины дернулась к правому карману брюк. - Благодарю, вы показали, какой именно карман мне следует очистить, - сказал Римо. - Что такое? - спросил мужчина в тот самый момент, когда Римо, сунув два пальца между его толстой ладонью и могучим бедром, аккуратно разрезал его брюки и выдрал из них кусок с правым карманом. - Что это? - ошеломленно промычал мужчина, внезапно почувствовавший под своими пальцами вместо брюк трусы. Он попытался задержать худощавого парня. Но когда его огромные руки протянулись, чтобы ухватить парня за плечи, их не оказалось на прежнем месте. А парень спокойно отходил в сторону, роясь в содержимом вырванного кармана. Делал он это с таким видом, будто гуляет по парку, на ходу проглядывая интересную книгу. - Эй, ты! Отдай мой карман! Это мой карман! - крикнул мужчина и замахнулся, чтобы дать парню в затылок, но затылка тоже не оказалось на месте. Парень не увернулся и не наклонял головы, просто его уже не было там, куда пришелся удар. Двое других мужчин треугольника стали пробираться к месту происшествия Сюда же подошел и шериф округа со своими людьми. - Что-нибудь случилось? - спросил шериф, окруженный помощниками, уже державшими руки на кобурах. - Ничего, - поспешно ответил мужчина с разрезом на брюках. - Ничего не случилось. Абсолютно ничего. - Он соврал машинально, просто потому, что вряд ли за всю свою жизнь сказал полицейскому хоть слово правды. - А у вас? - осведомился шериф у Римо. - Нет, - ответил Римо, исследуя содержимое вырванного кармана. - Тогда все в порядке, - сказал шериф. - Расходитесь. Заметив, что все его люди стоят вокруг него, шериф велел им отправляться обратно на свои посты. У него в округе не будет инцидентов, подобных тому, что произошел в пустыне Моджав. Римо выбросил вытащенные из кармана ключи от машины и несколько денежных купюр. У него в руках осталась небольшая квадратная бумажка с воспроизведенным на ней печатным способом рисунком. Два мужских лица, лишенные всякого выражения, походили на композиционные портреты, которые составляют в полиции по словесному описанию. Старый азиат с реденькими волосами и довольно молодой белый с резкими чертами лица и высокими скулами. Волосы у белого были такие же, как у Римо. Глаза азиата были более глубоко посажены, чем у Чиуна. И тут Римо понял, что это композиционные изображения его и Чиуна. Слишком глубоко посаженные глаза Чиуна подсказали Римо, кто стоял за плечом художника, говоря ему "да" или "нет", когда на бумаге появлялись разные глаза и рты. Глазные впадины всегда кажутся более глубокими при прямом освещении сверху, какое бывает над биллиардным столом. Биллиардное заведение "У Пита" в Ист-Сент-Луисе. Глаза у белого оказались не столь глубоко посаженными, потому что Римо не играл на биллиарде. Он жестом подозвал Чиуна. Чиун подошел вслед за двумя мужчинами из треугольника. - Погляди-ка, - сказал Римо, подавая Чиуну бумажку. - Теперь я точно знаю, что деньги ты выиграл на биллиарде. Ты стоял за биллиардным столом. Взгляни на свои глаза. Человек в шляпе Пальм Бич шепнул что-то вроде "попались, голубчики". Здоровяк в штанах без кармана затрусил к белому "Эльдорадо", стоявшему в стороне от толпы. - Более глубокие глазные впадины. Понимаю, - сказал Чиун. - Освещение сверху. - Точно, - сказал Римо. Здоровяк осторожно остановил "Эльдорадо" на мягкой почве рядом с Римо и Чиуном. Он распахнул дверцу. У него на коленях оказался автомат. Дверца машины скрывала его от людей шерифа. Автомат был направлен на Римо и Чиуна. - Здесь нет моего лица, - сказал Чиун. - А ты довольно похож, особенно если учесть, что рисунок делали по памяти. Но он не выражает характера, который я вложил в твое лицо. Лицо другого человека мне незнакомо. - Вроде это тот самый косоглазый, - сказал человек в шляпе Пальм Бич, подходя к ним сзади. - Дело сделано, мы их взяли. Вы, двое, марш в машину, и чтобы тихо! - Это не мое лицо, - сказал Чиун. - Это лицо старого человека. У него нет ничего общего со мной. В нем нет никакой теплоты и радости жизни и красоты. В нем нет благородства характера. И величия. Это просто лицо старого человека. - Затем он взглянул на мужчину в шляпе Пальм Бич. - Если бы вы могли увеличить вот этот портрет белого человека, я с удовольствием вставил бы его в рамку. - Нет проблем, старикан, - сказал мужчина в шляпе Пальм Бич. - Какой вам нужен размер? Восемь на десять? - Нет, не такой большой. У меня есть портрет Рэда Рекса, размером восемь на десять. Пусть этот будет поменьше. Я его поставлю рядом с Рэдом Рексом, но чуть позади. Знаете ли вы, что Рэд Рекс, знаменитый телевизионный актер, назвал меня любезным и скромным? Лицо Чиуна светилось гордостью. - Ну, хорошо, - сказал мужчина и улыбнулся, почти не разжимая губ. - Раз у вас есть портрет этого педика восемь на десять, я сделаю вам этот чуть поменьше. - Что такое "педик"? - спросил Чиун, обращаясь к Римо. Римо вздохнул. - Мужчина, который любит мальчиков. - Извращенец? - спросил Чиун. - Он так считает, - сказал Римо. - Это грязное оскорбительное слово, да? - опять спросил Чиун. - Все зависит от того, как человек смотрит на это. - А как смотрит это жалкое создание? - Чиун кивнул на человека в шляпе Пальм Бич. - Именно так, - сказал Римо. - Считает его грязным и оскорбительным. - Я так и думал, - сказал Чиун. Он повернулся к человеку в шляпе, который уже начал удивляться, зачем Джонни Деуссио послал их в такую даль за двумя придурками, каких вполне хватает в самом Сент-Луисе. - Подойдите. Вот вы, - сказал Чиун. - Марш в машину! - сказал человек в шляпе. Терпение его иссякло. - Только после вас, - сказал Чиун, и мужчина в шляпе Пальм Бич, ничего не заметив и даже ничего не ощутив, перелетел через голову старика прямо в открытую дверь машины. Он шлепнулся на переднее сиденье. Голова его ударилась о голову водителя, тело навалилось на автомат. Голова водителя дернулась назад, а палец от неожиданности нажал курок. Автомат застрочил, хотя и несколько приглушенно. Красный язычок пламени вырвался из автомобиля. Пули взрыли землю у ног Римо и Чиуна. - Эй, парень, осторожнее, - сказал Римо. - Еще зацепишь кого-нибудь. - Он обернулся посмотреть, не обратил ли кто внимания на автоматную очередь. Третий мужчина стоял позади него с пистолетом 45-го калибра в руке. - В машину! - приказал он. - В машину? - спросил Римо. - Давай. Третий мужчина, перелетев через голову Римо, грузно шлепнулся поверх двух тел на переднее сиденье. Римо тем временем уже смотрел на двух помощников шерифа, направившихся в их сторону. - Ого, - сказал Римо, - пора убираться отсюда. Садись в машину, Чиун. - И ты тоже, - сказал Чиун. - Пожалуйста, Чиун, садись в машину. - Только после того, как ты сказал "пожалуйста". И помня, что мы равноправные партнеры. - Да, да, конечно, - сказал Римо. Чиун расположился на заднем сиденье белого "Эльдорадо", а Римо - за рулем. Он увидел в окно, что помощники шерифа заметно приблизились. Они перешли на тот ускоренный шаг, которым идет полицейский, когда он еще не уверен, что случилось нечто серьезное, но на всякий случай будет хватать каждого, кто попытается улизнуть с места предполагаемого преступления. Римо столкнул одно из бесчувственных обвисших тел на заднее сиденье. - Нет, - твердо сказал Чиун. - Мне здесь он не нужен. - О боже, а мне зачем? - сказал Римо. Он сдвинул две оставшиеся туши общим весом в четверть тонны к дверце пассажира, включил мотор, и автомобиль тронулся. Секунду он видел в зеркальце заднего вида людей шерифа, с некоторым любопытством смотревших им вслед. Затем обзор был закрыт, так как Чиун перебросил третье тело с заднего сиденья обратно на переднее. Римо выехал на грунтовую дорогу, проходившую мимо полей пшеницы и кукурузы, и настроение у него было отличное. Прошлая презентация проекта Филдинга в Моджаве не получила должного освещения. Главное внимание газеты уделили совершенным там убийствам. На этот раз Римо удалось исправить несправедливость. Это самое меньшее, что он может сделать для человека, который собирается спасти людей от нищеты и голода. Мужчина в шляпе Пальм Бич очнулся первым. К своему удивлению, он обнаружил, что пистолет по-прежнему у него в руке. С трудом пробившись через путаницу чужих рук и ног, он направил оружие на Римо. - Ты, ловкач! Съезжай в сторону и тормози! - Чиун! - сказал Римо. - Нет, - сказал Чиун, - не буду я пачкать руки о мразь, порочащую доброе имя Рэда Рекса, звезды сериала "Пока Земля вертится". - Чиун, не упрямься, - сказал Римо. - Нет. - Это вовсе не тот, который говорил про Рэда Рекса, - соврал Римо. - Ладно, не удивительно, что я перепутал. Вы, белые, вес на одно лицо, это ведь известно. Но... Человек с пистолетом 45-го калибра в руке, через голову которого шла эта легкая перебранка, так никогда и не узнал, чем она кончилась. Прежде чем он успел пошевелиться и еще раз велеть тощему подонку за рулем свернуть на обочину, он почувствовал легкий укол в голову. Это было не сильнее комариного укуса. Больше он уже ничего не чувствовал. Железный указательный палец Чиуна пробил ему висок и вошел в мозг. Мужчина свалился обратно в кучу других тел. - Ты солгал, Римо, - сказал Чиун. - Я уверен, что это был тот, с грязными словами на языке. Потому что у него совсем пустая голова. - Никогда не доверяй белому. Особенно равноправному партнеру. - Да, - сказал Чиун, - но раз уж я начал... Он перегнулся через спинку переднего сиденья и, пока Римо продолжал вести машину, отправил остальных двух мужчин догонять первого. Затем с удовлетворением откинулся на сиденье. Римо ехал, пока опытный участок Филдинга не скрылся из вида. Затем припарковал машину под деревом, не выключая мотора. - Чиун, нам лучше вернуться. Возможно, там остались другие, замышляющие напасть на Филдинга. - Там нет других, - сказал Чиун. - Нельзя быть уверенным. Эти бандиты, похоже, приняли нас за охранников Филдинга или вроде того. Теперь, решив, что избавились от нас, они могут напасть и на него. - Там нет других, - настаивал Чиун. - Да и зачем кому-то нападать на Филдинга? - Чиун, этого я не знаю, - сказал Римо. - Может быть, они хотят добыть секрет чудесного зерна Филдинга? Украсть какие-нибудь формулы и продать их. В мире много злых людей, сам знаешь. - Запомни, это сказал ты, мой партнер, - закончил разговор Чиун. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Давно уже Джонни Деуссио с таким нетерпеньем не ждал шестичасовых телевизионных новостей. Последний раз это было во время слушаний в сенате Соединенных Штатов по вопросу об организованной преступности. Тогда ему выпал случай вволю посмеяться над старыми приятелями. Они прошли перед ним длинной вереницей. Люди, которым он давал советы, которым пытался помочь. Но все они, даже надев современное платье, давно уже не орудуя пистолетами и объединившись в единую корпорацию, сохранили менталитет старого Усатого Пита. И кончили тем, что их скормили американским телезрителям в очередном выпуске шестичасовой передачи новостей. А Джонни Черт сидел в гостиной у себя дома, стараясь отвести от себя руку супруги, и хохотал во все горло. Но в этот раз новости не вызвали у него никакой радости. И не из-за того, что в них сообщалось, а из-за того, чего в них не было. В новостях был длинный красочный рассказ о демонстрации проекта Филдинга в Огайо. На экране появился ведущий программы с большим количеством косметики на лице. На фонте только что засеянного опытного поля он стал напыщенно говорить о великом благодеянии, которое несет человечеству проект "Чудесное зерно". Телевизионщик работал от штата Огайо и потому в приливе местнической гордости подчеркнул, что сегодняшняя презентация выгодно отличалась от моджавской, которая была омрачена несколькими убийствами. Кстати, до сих пор не раскрытыми. Джонни Черт перестал слушать, когда ведущий понес чушь про то, что Америка выполняет свою миссию по обеспечению средств к существованию для всего остального мира. Он прослушал прогноз погоды, обещавший на завтра ненастье. Затем, оставшись в своей комнате, погрузился в размышления. Вышел он из задумчивости только в одиннадцать часов, когда началась очередная передача новостей. Тут он снова сосредоточил внимание на телевизионном экране. Новости оказались теми же самыми. Никаких сообщений об актах насилия. И ничего об убийстве охранников Филдинга. После этого Джонни Черту не потребовалось много времени, чтобы прийти к неутешительному заключению. Трое его людей, посланных устранить жестколицего белого и старого азиата, погибли. Если бы дело удалось, о его результатах сообщили бы в новостях. Отсутствие такого сообщения было косвенным свидетельством их неудачи. Прямым же подтверждением было то, что они не позвонили. Джонни Черт предупредил их, чтобы они связались с ним не позже семи часов вечера, иначе всем им вышибут яйца. Он оставил телевизор бубнить, а сам снова погрузился в раздумье, которое длилось до этого уже целых пять часов. Он сидел, внешне расслабившись, но его мозг лихорадочно работал, оттачивая планы, готовя новую атаку. Наконец пришла уверенность, что на этот раз дело не должно сорваться. Он остался удовлетворен итогами размышлений и даже успел захватить кончик последних новостей. Передавали прогноз погоды. Ведущий был худощавый человек, шикарно разодетый и с усиками. Завтра по-прежнему ожидался дождь. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ В самое время, когда Джонни Деуссио предавался размышлениям, Римо тоже напрягал свой могучий интеллект, раздумывая о том же самом - об убийстве. Кому столь необходима формула Филдинга, что он пытался завладеть ею, сперва устранив Римо и Чиуна? Кому нужно красть чудесные семена, если сам Филдинг и так собирается отдать их всем, кого они интересуют? Несмотря на многочисленные шрамы и огромные кулачищи тех, кто нападал на Римо и Чиуна, интуиция подсказывала Римо, что это работала не мафия. У мафии хватало забот и без сельского хозяйства. Например, весьма прибыльным занятием было вымогательство. А также проституция, наркотики, азартные игры и политика - самые распространенные виды криминальных занятий в Америке. Нет. Не мафия. Римо пришел к заключению, что за актами насилия, которые сопровождают каждый шаг Филдинга, должна стоять иностранная держава. Его подозрения упали прежде всего на Индию. Но когда Римо поделился ими с Чиуном, тот высмеял это предположение. - Индия никогда не станет нанимать убийц, даже таких толстых, чтобы добиться своей цели. Она не станет тратить несколько тысяч ваших долларов, если их можно использовать для создания атомного оружия. - Ты уверен? - спросил Римо. - Конечно. Индия скорее попыталась бы добыть формулу, вознося об этом молитвы. - Римо кивнул и откинулся на софу в их номере в гостинице Дейтон. Если не Индия, то кто же? Кто еще был на прошлой презентации? Конечно, Куба. Мария Гонзалес... - Чиун? - снова позвал Римо. Чиун сидел в центре ковра, покрывавшего пол, уставившись на свои сведенные в виде остроконечной крыши пальцы. - Это мое имя, - отозвался он, не отводя глаз от пальцев. - Ты не знаешь, где остановилась та кубинка? Она не говорила тебе? - Я не имею обыкновения спрашивать, в каких гостиницах останавливаются незнакомые женщины, - сказал Чиун. - Не знаю. Ты так все время вставал между нами, я даже подумал, что ты решил позабыть ради нее Барбру Стрэйзанд. - Поосторожней, - сказал Чиун, не терпевший легкомысленных замечаний насчет его великой любви на всю жизнь. - Даже равноправным партнерам следует соблюдать приличия в разговоре. - Так ты не знаешь, где она? - Она с Кубы. Если она еще в городе, то должна быть в самой дешевой гостинице. - Спасибо. Внизу портье сказал Римо, что самая дешевая гостиница в городе - это Нидхэм-отель. Не только самая дешевая, но, по правде говоря, и самая грязная. Позвонив в Нидхэм-отель, Римо выяснил, что Мария Гонзалес действительно там зарегистрирована. И даже не одна, а целых три. - Та, о которой я спрашиваю, довольно красивая. - У нас большинство девушек довольно красивые, - сообщил слащавый мужской голос, - Конечно, все зависит от вашего вкуса. Я бы вам посоветовал... - Не надо советов. Эта девочка должна была въехать сегодня. - Не в моих правилах давать такую информацию. - Это было сказано уже совсем другим, ледяным тоном. - А в моих правилах давать пятьдесят долларов за нужную мне информацию, - сказал Римо. - Мария Гонзалес въехала сегодня и живет в номере 363. Она отличается от двух других наших Марий. Она кубинка, а те - шикарные штучки. У нас не так много кубинских девиц, но мне кажется, она еще не успела здесь утвердиться. К ней еще ни разу никто не звонил, не приходил и не... - Я сейчас буду у вас, - прервал Римо. - И захвачу пятьдесят долларов. - Буду ждать. Как я вас узнаю? - У меня ширинка на молнии. Портье в гостинице Нидхэм производил такое же впечатление, как и его голос. Лет пятидесяти, но пытался выглядеть на сорок девять. Весом в 100 килограммов и низенький, но одет так, чтобы выглядеть на 65 и высоким. Лысеющий, но причесанный, чтобы казаться волосатым. Если жидкие пряди, склеенные лаком, можно назвать волосами. - Да? - сказал он, вопросительно глядя на Римо. - Меня зовут Пит Смит, я ищу брата Джона. Не останавливался ли у вас Джон Смит? - Их у нас двенадцать. - Да, но с ним жена, - сказал Римо. - Все двенадцать с женами, - ответил портье. - Она блондинка в мини-юбке, с красивыми ногами и большой грудью. И с толстым слоем косметики. - Таких десять. - Еще она подхватила триппер... - Только не здесь, - сказал портье. - У нас на этот счет строго. - Отлично, - сказал Римо. - Это как раз то, что я хотел выяснить. Мой брат у вас не останавливался. Я просто хотел присмотреться к вашей гостинице. Корпорация Ай-Би-Эм, возможно, захочет снять у вас большой зал для ежегодного собрания держателей акций. - Послушай, приятель, тебе что нужно? - Мне нужно дать вам пятьдесят долларов. - Слушаю вас! К вашим услугам. Римо отделил в кармане бумажку в пятьдесят долларов от пачки банкнот и бросил ее на стойку. - Мария Гонзалес все еще у себя? Прежде чем ответить, портье забрал деньги. - Да, у себя. Не хотите ли, чтобы я предупредил ее? - Не беспокойтесь. Приятно сделать человеку сюрприз, не правда ли? Из номера 363 доносились бравурные звуки военного марша. Римо громко постучал в дверь, чтобы его услышали. Но ему пришлось постучать еще раз. Внезапно звук стал тише. Из-за двери раздался голос: - Кто там? - "Кубалибре", - ответил Римо. Дверь осторожно приоткрылась, оставшись на цепочке. В щель подозрительно смотрела Мария. Римо улыбнулся. - Ну как, узнаете меня? - Если вы пришли, чтобы извиниться за поведение своих соотечественников, то опоздали, - гневно выпалила она. - Что такое? Что случилось? - встревожился Римо. Она опустила глаза вниз, на живот Римо. - По крайней мере, вы умеете вести себя. Видимо, научились хорошим манерам у своего прекрасного друга из Азии. Можете входить. Но ведите себя прилично! - Что вас так разозлило и настроило против нас? - спросил Римо, входа в комнату. На Марии был тот же наряд, в котором она была прежде, - мини-юбка цвета хаки и такая же блуза, плотно облегавшие ее женственную фигуру. Она походила на девочку из охраны в каком-нибудь местном "Плэйбой-клубе". Она повернулась к Римо, уперев руки в бедра, явно чем-то возмущенная. - Я нахожусь здесь всего четыре часа. В мою дверь уже ломилось пятеро мужчин, требуя впустить их в номер. Они говорили непристойные вещи. А один даже раскрыл себя! - Обнажил себя, - поправил ее Римо. - Да, правильно. Что же это за страна, где мужчины позволяют так вести себя? - Они думали, что вы совсем другая Мария Гонзалес. Шлюха. - Что значит "шлюха"? - Проститутка. - А, проститутка. У нас они тоже были, до Фиделя. - Но зато у вас было тогда много сахарного тростника. - Зато у нас есть теперь человеческое достоинство. - И пусто в животе. Мария хотела что-то ответить, но на полуслове остановилась, коротко кивнув. - Верно. Именно поэтому я здесь. И вы мне можете помочь, потому что вы самый важный американец. - Откуда вы это взяли? - От вашего азиатского друга. Он рассказал мне, как товарищ по третьему миру, что вы очень важное лицо. Вы отвечаете за сохранность конституции вашей страны. Он сказал, что вы с ним равноправные партнеры, но никто не верит, что он занимает такое же важное положение, как и вы, так как у него желтая кожа. Вы, действительно, отвечаете за сохранность вашей конституции? - Абсолютно точно, - сказал Римо. - Я держу ее в ящике для обуви у себя под кроватью. - Тогда вы должны рассказать мне, как мистер Филдинг выращивает свой чудесный хлеб! - Лицо Марии выражало нетерпеливое ожидание. - Вы, действительно, хотите узнать это? - Очень хочу. - Но почему? Ведь " Чудесное зерно" скоро будет отдано всем желающим. Почти бесплатно. - "Почти" нас не устраивает. Моя страна очень бедна, Римо... так ведь, кажется, вас зовут? Любая цена за этот проект будет для нас слишком высока. Все наши средства уже направлены на другие цели. Мы продали русским наши души. Что же, теперь отдавать американцам наши тела? Поэтому меня направили сюда - попытаться выяснить, как Филдинг делает это свое "Чудесное зерно". - Ради этого вы готовы пойти на убийство? - спросил Римо. - Я готова на все. Ради Кубы... ради Фиделя... в память о Че Гевара... ради социалистической революции. Она подняла руки и стала расстегивать пуговки своей блузы цвета хаки. Расстегнувшись, она откинула блузу назад, обнажив грудь. Она улыбнулась Римо. - Чтобы получить этот секрет, я готова на все. Даже стать твоей шлюшкой. - Шлюхой. - Да, правильно. Шлюхой. Мария села на кровать, сняла блузу и повертелась перед Римо, будто демонстрируя вазу с цветами. Она сказала: - Я стану твоей шлюхой, а ты за это расскажешь мне твои секреты. Идет? Римо на секунду заколебался. Если она на самом деле убивала людей из-за секретов Филдинга, то зачем сейчас пытается получить их от Римо? С другой стороны, если она не имеет ничего общего с убийствами, то некрасиво будет воспользоваться ее предложением, притворившись, будто он, Римо, знает формулу, о которой не имеет понятия. Римо боролся со своей совестью, из последних сил старавшейся сохранить себя в чистоте. - Вы, действительно, готовы на все? - Если все - это какое-то извращение, я все равно готова, - сказала Мария и облизала губы. Так делали женщины в американских фильмах, которые она видела до того, как их перестали показывать на Кубе. - Ради формулы я сделаю что угодно. Даже пойду на все. Римо вздохнул. Не удивительно, что она и Чиун так быстро поладили. Они оба перестают понимать по-английски, когда им это угодно. - Ну, хорошо, - сказал Римо, - на все так на все. С Римо пошли на все по крайней мере двадцать шесть женщин. Это было предопределено несколькими из первых уроков, которые он получил, когда попал в мир КЮРЕ и Чиуна. Женщины, учил его Чиун в те далекие времена, - это теплокровные животные, подобные, например, коровам. Как коровы дают больше молока, если их держать в состоянии удовлетворенности, так и женщины приносят меньше неприятностей, если их держать в том же состоянии. Однако, объяснил Чиун, женщина не получает удовлетворения от того же, что и мужчина, то есть от хорошо выполненной работы или от силы своего интеллекта. Женщину можно удовлетворить, лишь ублажив ее сердце или чувство. - Это значит, что женщины менее достойные создания, чем мужчины? - сказал Римо. - Это означает, что ты глуп. Нет. Женщины не менее достойные создания, чем мужчины. Просто они другие. Во многих отношениях они сильнее мужчин. Например, можно напугать рассерженного мужчину. Но никому и никогда еще не удавалось напугать рассерженную женщину. Вот так. Это называется пример. Дальше. Не перебивай меня. Женщине надо приносить удовлетворение, ублажая ее сердце, ее эмоции. В такой стране, как ваша, это можно сделать только с помощью секса, потому что здесь женщине не разрешается получать никаких других эмоций, иначе имя ее попадет в газеты, и каждый начнет указывать на нее пальцем, как на посмешище. - Да, да, конечно. Я понял, - говорил тогда Римо, не понимая ровно ничего из сказанного. Затем Чиун стал учить его тридцати семи шагам по пути доведения женщины до состояния сексуального блаженства. Он предупредил Римо, что эти уроки столь же важны, как и обучение правильному способу нанесения порхающего удара костяшками пальцев. Римо пообещал, что будет практиковаться в этих тридцати семи шагах Чиуна с большим усердием и регулярностью, между тем как порхающий удар на практике пока не использован. Однако выучившись тридцати семи шагам и научившись ублажать женщину, он обнаружил, что сам почти потерял способность получать удовольствие от секса. Вместо того, чтобы думать о собственных ощущениях, теперь ему приходилось вспоминать, относится ли следующий шаг к правому колену женщины или к ее левому. Его тренировки еще очень затрудняло и то, что ему никак не удавалось пройти ни с одной женщиной шаги, следующие за одиннадцатым, так как сразу же приходилось перескакивать на тридцать седьмой. Он даже начал сомневаться, есть ли на свете женщины, которые могли бы выдержать испытание шагами с двенадцатого по тридцать шестой, не потеряв рассудок. Когда он спросил об этом Чиуна, тот сказал, что все тридцать семь шагов регулярно практикуются мужчинами с корейскими женщинами. Но Римо не чувствовал себя готовым пойти на такое испытание, даже ради усовершенствования своего мастерства. Мария Гонзалес сбросила с себя короткую юбку и трусики и легла навзничь на постель. Тело ее было гладким и бархатистым, таким же, как лицо. Римо решил, что кем бы ни была Мария Гонзалес на самом деле - шпионкой, убийцей, революционеркой, агрономом или ультралевой дурой, - она выглядела гораздо привлекательнее, чем просто очередное задание, с которым надо справиться. Римо вытянулся на постели рядом с ней и быстро прошел первый, второй и третий шаги, которые предназначались только для создания соответствующего настроения. При четвертом шаге следовало погладить спину женщины. - Кто стоит за всеми убийствами? - спросил Римо. - Не знаю. А в чем заключается секрет "Чудесного зерна"? Пятым шагом была внутренняя сторона ее левой, а потом правой коленки. Шестым и седьмым шагами были подмышки Марии. - Кому нужна была стрельба на презентации в Моджаве? Кто нанимал для этого людей? - Не знаю, - сказала Мария. - Сколько времени ты знакома с Филдингом и что тебе известно о нем? Восьмым шагом была внутренняя сторона верхней части ее правого бедра, а девятым - левое бедро, то, что ближе к сердцу. - Что ты знаешь о том, что происходит? - спросил Римо. - Ничего, - сказала Мария сквозь сжатые губы. Слово вырвалось у нее, как вздох. На этот раз она не задала никакого вопроса. Шаг десятый заключался в поглаживании правой груди. Дыхание Марии стало учащенным, глаза, до этого настороженно следившие за Римо, закрылись, она уже не владела собой и целиком отдалась во власть мужчины. "Хорошо, - думал Римо. - Она продержалась уже достаточно долго. На этот раз удастся дойти, по крайней мере, до тринадцатого шага". Одиннадцатый шаг состоял в том, чтобы медленно провести пальцами по левой груди до самого соска, который стал твердым и подрагивал. Римо улыбнулся. Следующим был двенадцатый шаг. Римо снял руку с груди Марии и начал медленно передвигать ее вниз. Но тут Мария вдруг вся вскинулась и оседлала Римо, обхватив его и поглотив всего целиком. Ее глаза пылали жарким черным огнем, рот непроизвольно приоткрылся, обнажив зубы. - На все, до конца, - вскрикнула она, - ради Фиделя! - До конца, - вяло согласился Римо. Когда она склонилась лицом к его шее и коснулась кожи чубами, он слегка покачал головой. Опять этот проклятый одиннадцатый шаг!.. Когда-нибудь Римо все же проведет двенадцатый шаг. Когда-нибудь... Возможно, он делает что-то не так. Нужно будет спросить Чиуна. Но сейчас ему некогда было думать об этом. Он входил уже в последний, тридцать седьмой шаг. Глубоко, глубоко и оставался в нем очень долго. Гораздо дольше, чем Мария находилась в нем когда-либо прежде. Когда этот шаг закончился, Мария упала с Римо и легла на спину, глядя в потолок остекленевшими, ничего не видящими глазами. - Ты не имела отношения к тем убийствам? - спросил Римо. - Нет, - прошептала она, - я потерпела неудачу. - Почему? - Я пошла на все, а ты мне так и не рассказал того, что я хотела узнать. - Это потому, что я ничего не знаю, - сказал Римо. - Не дури мне голову, американец. Ведь ты хранитель конституции. - Правда. Я ничего не знаю. Если бы знал, рассказал тебе все. - Несколько человек, которые были брейкерами по торговле... - Брокерами, - сказал Римо. - Да, брокеры и строительные подрядчики были убиты из-за Филдинга. Что ты знаешь об этом? - Ничего. Я думал, ты знаешь. - Здесь что-то мелькнуло в голове у Римо, Ему припомнилось... Да, да, убитые строители. Точно, Джордан тогда упомянул это, перед тем как Римо убил его. Но Джордан не успел ничего сказать про строителей. Они-то здесь при чем? - Подрядчики-строители? - переспросил он Марию - Какие строители? - Наши разведчики не знают этого. Они считают, это имеет какое-то отношение к складу Филдинга в Денвере. Я должна осмотреть его. Я не могу подвести свою страну. - Не огорчайся. В этой гостинице всегда найдется место для другой Марии Гонзалес! - Я не имею ничего общего с этой гостиницей. Я здесь только для того, чтобы достать секрет "Чудесного зерна" для моей родины. - Даже если ты потерпишь неудачу, что из того? Я знаю Филдинга. Он собирается продавать его дешево, почти задаром. Зачем платить за то, что можно будет получить в подарок? - Ты не понимаешь, что такое преданность социализму, - сказала Мария и внимательно посмотрела на Римо. - И что такое капиталистическая алчность. - Возможно. В этот момент их разговор был прерван стуком в дверь. Римо легко поднялся и, подойдя к двери, приоткрыл ее. В щель был виден какой-то мужчина Он сказал: - Я хочу видеть Марию. - Вы с ней знакомы? - спросил Римо. - Да. Я был здесь на прошлой неделе. - Тогда здесь была другая Мария, - сказал Римо. - Я хочу видеть Марию. Я пришел, чтобы увидеть ее. Я хочу ее видеть Я не хочу ждать. Я должен видеть ее немедленно. - Уходите, - сказал Римо. Мужчина топнул ногой. - Я никуда не уйду отсюда. Я хочу видеть Марию. Вы не имеете права мешать мне встречаться с Марией. Кто вы такой? Дайте мне увидеться с Марией. Когда мы закончим с ней, мы станем есть сандвичи с ветчиной, салатом и помидорами. На поджаренном хлебе. Я хочу сандвич. С майонезом. И поджаренный ломтик хлеба. Пшеничного хлеба. Напротив через улицу, у Уимпла, есть очень хороший пшеничный хлеб. Я хочу туда. Мне нужен сандвич. Почему вы мешаете мне пойти туда и получить сандвич? Я сейчас пойду туда, и если там уже не будет пшеничных сандвичей, это будет ваша вина. Вы задерживаете меня здесь своими разговорами. Я хочу есть... - А как же Мария? - спросил Римо. - Мария? Какая Мария?.. - спросил мужчина и зашагал прочь по коридору. Правда, он не столько шагал, сколько подпрыгивал, как кролик или как ребенок, который знает, что где-