вляет опасность, - пожалуйста. Барака не будет с ним спорить. Он возвратился за обеденный стол, но настроение его было испорчено. Снова и снова возвращался он мыслями к тем двоим, которых видел на похоронах коммандос: старый азиат и молодой американец. В них было нечто необычное, он это понимал. - Кто дал тебе это письмо? - спросил он Джесси, прощаясь с удивленными девушками, уже приготовившимися дать отпор целой орде похотливых арабов. - Человек, с которым я познакомилась в самолете. - У него есть имя, у этого человека? - Да, конечно. Его зовут... - Она на минуту заколебалась, зная, как силен в Лобинии антисемитизм. - Его зовут Римо... Гольдберг, - выдавила она из себя. Но, как ни странно. Барака не обратил внимания на еврейскую фамилию. "Значит, его зовут Римо, Римо..." - повторял он про себя. Эти два имени не выходили у него из головы, и он до позднего часа ворочался в постели. Римо и Мастер Синанджу. Уже погружаясь в сон, он снова увидел Балку, ведущую к Лунным горам, и вспомнил пророчество о "человеке с Востока, который придет с Запада". Пробудившись ото сна, он сел в постели. Пот градом катился по красивому смуглому лицу. Он испытывал смертельный страх. Оставалось надеяться, что Нуич - достаточно сильный "тайфун", способный противостоять старцу. Удивительное дело - так верить человеку, о котором он ничего не знал. Впрочем, оставалась у него и другая вера. Он встал с постели и, простершись на ковре лицом к востоку, начал истово молиться, прося Аллаха спасти и защитить раба своего, Муаммара Бараку. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ - Вот видишь! Он не получил моего послания, - сказал Чиун на следующий день ровно в полдень. - А может, получил и решил проигнорировать? Чиун был искренне удивлен. - Что ты такое говоришь? Это было официальное предупреждение от Мастера Синанджу. Такие вещи не игнорируют. - Но, может, он не знает, кто ты такой. А может, никогда не слышал про Синанджу? - И почему ты упорствуешь в этой бессмыслице? Разве ты не убедился во время нашего визита в племя лони, что имя Мастера Синанджу известно и уважаемо повсюду? Какие тебе еще нужны доказательства? - Ты прав, папочка, - вздохнул Римо. - Весь мир знает про Мастера Синанджу. Нельзя открыть ни одной газеты, чтобы не прочитать о нем. Видно, Бараке не передали письмо. Римо не хотелось спорить с наставником и вникать в его старые дела. Его больше интересовал племянник Чиуна, Нуич где он сейчас и когда можно ожидать его нападения. - Теперь я знаю, он не получил послания, - примирительно сказал Чиун. - Но сегодня он его получит. Чиун достал чернила, перо и пергамент и начал прилежно писать. Когда новое послание было закончено, он взглянул на Римо и сказал: - Я вручу это Бараке. - И правильно сделаешь. - Если у тебя есть к нему письмо, то я могу передать. - Не сомневаюсь. - Я отдам его в собственные руки полковника. С полной гарантией. - Разумеется. С полнейшей. - Вот ты говоришь "разумеется", а сам Чиуну не веришь. Говорю тебе, садись и пиши письмо полковнику Бараке, я его передам. - Я верю тебе, Чиун, но Бога ради... Мне нечего написать. - Ты отказываешься, а сам думаешь: "Пожалуй, Чиун не сумеет передать мое письмо". Давай пиши, я подожду. Римо ничего больше не оставалось. Он взял лист бумаги и быстро написал: "Полковник Барака, Я изобрел недорогой заменитель нефти. Если вы захотите переговорить со мной, прежде чем я начну переговоры с западными странами, вы можете найти меня но адресу: комн. 316, "Лобиниен армс", если, конечно, гостиница до того времени не рухнет. Римо Гольдберг". Он аккуратно свернул записку и отдал ее Чиуну со словами: - Вот. Передашь это Бараке. - Передам. Лично Бараке, и никому другому. - Что ж, попробуй, - бросил Римо. - Ну, нет! Пробуешь ты, а я делаю. В этом и состоит разница между Мастером Синанджу и... - ...и бледным лоскутком свиного уха, - устало закончил за него Римо. - Правильно! - одобрил Чиун. Несколько минут спустя Чиун вышел из номера. Римо спустился вместе с ним вниз, потому что обстановка номера сводила его с ума. Он предпочитал посидеть в одном из двух кресел, стоявших в вестибюле: здесь было также безобразно, но по крайней мере просторнее. Одно ил кресел было уже занято - в нем разместилось упитанное и потное тело Клайтона Клогга. Увидев, что Римо опустился в кресло рядом с ним, он едва заметно кивнул, давая понять, что заметил его присутствие. "Чего это он так потеет?" - подумал Римо. Этого человека Смит считал ответственным за убийство американских ученых. Римо, правда, знал то, чего не знал Смит: убийства эти организовал Нуич. Но, может быть, он использовал Клогга (или Бараку?) как орудие? - Я жду от вас предложений в связи с моим открытием, - сказал Римо. - Почему вы думаете, что оно меня интересует? - Клогг оторвался от газеты "Таймс" недельной давности и брезгливо наморщил курносый нос, будто вдохнул неприятный запах. - Кажется, вы не поняли, Клогг. Через полгода наши заводы начнут производить мой заменитель, который покроет потребность в нефти на 10 процентов. Через год это будет уже 50 процентов. Если вы дадите мне полтора года, вы получите технологию, по которой все наши города смогут наладить производство на собственных заводах, решая попутно вечную проблему отходов. Муниципальные власти перестанут покупать бензин у нефтяных компаний - у них появится свое горючее для городского транспорта. А "Оксоноко" будет иметь бледный вид, если не окажется на грани разорения. Вот вам и мусор! Клогг смотрел на Римо испытующе, ноздри у него раздувались. - Вы это серьезно, мистер... как вас? Мистер Гольдберг? - Вполне серьезно. Я отдал этой идее лучшие годы жизни. - Не помню, чтобы мне приходилось слышать про вас в связи с исследовательской работой в нашей области. - Я работал в смежных областях, - сказал Римо. - Мое открытие - счастливая случайность. В течение последних десяти лет я фактически занимаюсь проблемой очистки улиц. - Где вы работали? Римо ожидал этого вопроса. - В "Юниверсал Вейстинг", - не сморгнув глазом ответил он, назвав компанию, связанную с КЮРЕ. На Клогга это подействовало. - Если дело обстоит таким образом, мистер Гольдберг, мы, возможно, захотим купить ваше изобретение. - За наличные или за проценты с продажи? - Не думаю, чтобы вам было выгодно уступить его за проценты. - В тоне Клогга слышалась угодливость. - Почему так? - Очевидно, мы не сможем выбросить его на рынок до того, как проведем тщательные испытания. Могут пройти годы, прежде чем продукция станет соответствовать нашим строгим стандартам. - Иными слонами, мое изобретение будет похоронено и забыто, как тот карбюратор, который мог втрое сократить расход бензина. - Тот карбюратор не что иное, как миф. На самом деле его не существует. - А сколько вы дадите мне наличными? - Идея столь нова, что речь может идти о шестизначной цифре. Думаю, это не так уж и много - ведь вам придется делить эту сумму со своими коллегами. - Нет, - сказал Римо. - Никаких коллег. Я сделал это один, и все расчеты у меня вот здесь. - Он показал себе на лоб. - Я никому не хотел открывать свои секреты. - И правильно сделали. В наше время столько непорядочных людей. - Совершенно верно. - Так вы говорите "Юниверсал Вейстинг"? - Точно. Клогг снова умолк. Римо наскучило смотреть на его раздувающиеся ноздри, и он ушел к себе в номер, чтобы позвонить Смиту. Римо попросил его о прикрытии для некоего Гольдберга и признался, что это он сам. - Вы могли бы сказать мне об этом вчера, - фыркнул тот. - А что такое? - Я потратил уйму времени и денег, чтобы выследить ученого-нефтяника по имени Гольдберг. - Насчет времени - теперь уж ничего не поделаешь, - сказал Римо. - А что касается денег, советую вычесть эту сумму из очередного платежа деревне Синанджу. - Непременно передам Чиуну, что идея принадлежит вам. - В словах шефа Римо впервые уловил нечто похожее на юмор. - И еще одно. Я не разбираюсь в международной политике, но, по-моему, король Адрас может собирать чемоданы, скоро ему придется вернуться сюда и занять свой трон. - Почему? - встревожился Смит. - Что-нибудь случилось с Баракой? Разве... - Нет, - прервал его Римо. - Но он может найти в своей почте нечто такое, что ему не понравится. Забота о Чиуне, как выяснилось потом, была лишней. Встретиться с Баракой оказалось, по словам Чиуна, совсем не трудно. Он просто подошел к парадному входу дворца, назвал себя, и его тотчас проводили к Бараке. Президент был с ним очень любезен и оказал ему всевозможные почести. - Он обещал уйти в отставку? - Он просил разрешения подумать. Разумеется, я дал ему отсрочку до конца недели. - И ты безо всяких затруднений проник во дворец? - Какие могли быть затруднения? Никаких. Твое бесполезное письмо я тоже ему вручил. На этом их разговор закончился. Позднее по радио, которое в Лобинии считалось развлечением, передали сообщение о том, что якобы произошло во дворце. Диктор взволнованно живописал кошмарные сцены беспорядков и насилия. Большая группа вооруженных людей, по всей вероятности, азиатов, числом не менее сотни, напала на дворец президента средь бела дня и вывела из строя двадцать семь солдат. Планируемое ими убийство президента было предотвращено благодаря беспримерному мужеству, с которым он встретил нападение. - Ты слышишь? - спросил Римо. - Да. Хотел бы я на это взглянуть. Звучит очень любопытно. - И больше ты ничего не можешь сказать? - А что еще? Римо пришлось склонить голову перед его неумолимой логикой и оставить данную тему. Но полковник Барака все еще помнил об этом. Он не мог думать ни о чем другом после того, как престарелый азиат уложил его охрану и вскрыл запертую на железный засов дверь его кабинета, будто она была сделана из картона. У полковника дрожали руки при воспоминании о том, как перед ним появился тщедушный старец с пергаментом, где были изложены его требования. Барака считал, что ему еще повезло, раз он остался в живых. Убедившись, что старик ушел, он отнес оба письма в комнату Нуича. - Они заполонили мой дворец, - сказал Барака. - Что мне делать? - Прежде всего, не болтать вздор, как малое дитя, - ответил Нуич. - Забудь о письмах. Время пришло. Я займусь этими людьми... ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Третий всемирный Конгресс молодежи - яркоглазый, лохматоголовый и шумный - открылся на следующий день в 9.00 утра. Триста пятьдесят делегатов со всего света собрались во дворце "Победа Революции", чтобы заклеймить Соединенные Штаты и Израиль за убийства и акты жестокости, в которых они не были повинны, и восславить арабов за убийства и акты жестокости, которые теперь именовались проявлениями храбрости и героизма. В 9.30 возникли неурядицы. Молодежь из восточных стран, главным образом из Японии, собиралась выступать только против Израиля, думая набрать таким образом очки у арабов - поставщиков нефти. С этим не соглашались американские делегаты. По их мнению, не только израильтяне, но и все без исключения белые должны подвергнуться осуждению за главную и непростительную вину - они были белыми, а не кем-то другим. Это вызвало ярость у делегатов черной Африки. Не поняв сути принятой резолюции, они сочли ее за восхваление белых и потребовали, чтобы их тоже включили в список ораторов. В этом требовании содержалась скрытая угроза слопать белых делегатов одного за другим, если их поправка не будет принята. Тогда Джесси Дженкинс, избранная председателем первого заседания - при почти полной пассивности зала, - объявила перерыв на ленч. Это вызвало неудовольствие гостей, сидящих на галерке, большинство которых составляли американские газетчики. Тридцати минут, решили они, явно недостаточно, чтобы успеть обнаружить скрытый общественный смысл и общемировое значение того факта, что, получи участники Конгресса доступ к гаечным ключам и железным ободьям от колес, развернувшуюся дискуссию точнее было бы назвать разборкой враждующих банд. Однако двое из зрителей, сидящих на галерке, отнюдь не были расстроены столь ранним перерывом. Обозревая со своего места на балконе большой зал дворца "Победа Революции", соседствующего с резиденцией президента, Чиун спросил Римо: - Ты понимаешь хоть что-нибудь из того, что здесь происходит? - А как же! - ответил тот. - Все очень просто: черные ненавидят сами себя; азиаты ненавидят всех и каждого. А ведь есть еще белые айны из Японии, которые тоже хотят быть услышанными. Чиун важно закивал головой. - Я так и думал, - сказал он с расстановкой. - Одного не пойму: почему надо было ехать так далеко, чтобы убедиться в том, что они - разные? Разве нельзя послать друг другу письма? - Конечно, можно, - сказал Римо, - но где гарантия, что вы не доставите их самим себе, а следовательно, нет никакой гарантии, что письма дойдут по назначению. Лучше уж так. Чиун снова кивнул, хотя явно не был удовлетворен ответом. - Ну, если ты так считаешь... - сказал он. - Почему полковник Барака не дает знать о себе? - спросил Римо. - Он изучает мои предложения, - сказал Чиун. - Мы еще услышим о нем. Оба решили, что уже насмотрелись на братство народов в действии и спустились вниз, собираясь вернуться в отель, однако на первом этаже попали в крутящийся водоворот: группы делегатов вели между собой содержательный диалог - они громко кричали все разом, не слушая друг друга. Римо хотелось побыстрее протолкаться и выйти на солнышко, но Чиун положил руку ему на плечо. Обернувшись, Римо увидел, что его наставник, похоже, заинтересовался словесным поединком, который вели двое азиатов против двух темнокожих, одновременно сражавшихся против двух белых. Чтобы лучше слышать, Чиун скользнул между участниками спора. - Все зло в Америке! - сказал один из азиатов. Чиун кивнул в знак согласия и повернулся к негру. Тот сказал: - Белым доверять нельзя! Чиун решил, что это - наиболее ценное высказывание. Так же считали оба белых собеседника, утверждавших, что ничто не может сравниться со злодействами американцев - со времен Дария. Чиун отрицательно покачал головой. - Нет, - сказал он, - Дарий был очень хороший правитель. Шестеро споривших посмотрели на новенького. А Чиун уже впал в раж: - Дарий мудро управлял страной. Мир был бы очень хороший, если бы Дарий остался на троне. Не моя вина, что его свергли эти презренные греки. - Верно! - поддержал Чиуна один из негров. - Это Александр Македонский прикончил старого доброго Дария. - А фараоны? - вскричал один из белых парней, весь состоявший из прыщей, угрей и комплексов неполноценности. - По крайней мере, они знали, как поступать с иудеями, - сказал один из азиатов. - Они были то, что надо, - подтвердил Чиун. - В особенности Аменхотеп. Он всегда платил сполна и вовремя. Даже в этом бессмысленном споре замечание прозвучало столь неуместно, что все шестеро замолчали и уставились на Чиуна. - Да, - подтвердил тот. - Аменхотеп никогда не задерживал платежи. Да славится в веках его имя! И Людовика XIV - тоже. - О чем это ты? - спросил один из американцев. - Видать, ты один из прихвостней продажного короля Адраса. Да здравствует Барака! Чиун, однако, с ним не согласился. - Нет, - сказал он, - предшественник Адраса всегда тянул с оплатой. Если бы не это, Адрас давно уже получил бы назад свой трон. Уж он-то отвечал бы на письма. Да здравствует король Адрас! - Долой! - закричал прыщавый. Это разрешило колебания негров в пользу Чиуна. - Да здравствует король Адрас! - закричали они. Услыхав голоса, более громкие, чем их собственные, двести пятьдесят споривших делегатов подумали, что они что-то упустили, и замолчали, прислушиваясь к возгласам. И чтобы не оказаться в стороне от нового важного движения, которое могло означать новую эру в мировой борьбе за мир, они подхватили: - Да здравствует король Адрас! За здравствует король Адрас! Да здравствует... Они изо всех сил старались перекричать друг друга, и скоро дворец "Победа Революции" огласился громкими возгласами, эхом разносившимися но всему зданию: - Да здравствует король Адрас!!! Взмахивая руками, Чиун дирижировал толпой, как оркестром. Рассерженный этой сценой, Римо пошел прочь и столкнулся лицом к лицу с Джесси Дженкинс. - Вы хотите вернуть нас назад, к монархии? А что дальше? Феодализм? - спросила она. - Если Чиун остановится на этом, - сказал Римо, - считайте, что вам повезло. Как прошел ваш обед с Баракой? - На сей раз сердцеед оказался не на высоте. - Что вы говорите? Она засмеялась, и ее груди заколыхались под легкой лиловой кофточкой. - Должно быть, из-за той вашей записки, которую я ему передала. - Значит, он ее получил? - Конечно, я сдержала свое слово. Когда он ее прочитал, то выскочил из зада, как ошпаренный, а через десять минут вернулся и выпроводил нас - еще до десерта. - Это интересно, - сказал Римо. Сообщение действительно заслуживало внимания. Если Барака унес письмо, чтобы показать его кому-то, то это был, вероятно, Нуич. Значит, он живет в самой резиденции Бараки. Почему так? Наверное, ждет подходящего момента, чтобы нанести удар ему и Чиуну. - Кто-нибудь предлагал купить у вас ваше открытие? - спросила Джесси, желая поддержать разговор. - Мне сделали кое-какие предложения. Между прочим, как вы отнесетесь к моему предложению поужинать сегодня вместе? - Когда бесчинства здесь будут закончены, нас строем отведут в казарму. Там нас покормят как гостей Лобинии, и мы отправимся спать. "Никаких отклонений от установленного режима!" - сказала Джесси, пародируя лающий акцент нацистских охранников. - Так вы согласны улизнуть оттуда и поужинать со мной? - Я бы с удовольствием, только это невозможно. - Заметив его удивленный взгляд, она добавила: - Я ничего не преувеличиваю: нам запрещается покидать территорию лагеря. - Наверное, Чиун прав, когда ратует за монархию. Народная демократия, похоже, заключает в себе все, кроме демократии для народа, - сказал Римо. - За все приходится платить, - мудро заметила Джесси. - А если вам удастся выйти, вы поужинаете со мной? - Разумеется. - Будьте у главного входа на вашу территорию ровно в половине девятого. - Они поставили охранников, которые выглядят так, будто для них нет ничего приятнее, чем застрелить человека. - Не говорите им, что моя фамилия Гольдберг, - сказал Римо и повернулся к приближающемуся наставнику. Стены и потолок дворца содрогались от здравиц в честь короля Адраса. - Кажется, на сегодня мы сделали достаточно, - сказал Чиун. Римо оставалось только согласиться. В это время в Лобинии была достигнута еще одна договоренность - между Баракой и Клайтоном Клоггом. По предложению Клогга, эти двое проехали расстояние в сорок миль и направлении образовавшегося некогда из останков мастодонтов нефтяного месторождения, суточная добыча которого - более двух миллионов баррелей нефти - ежедневно перекачивалась из восьмисот скважин в огромные цистерны, а затем - в танкеры, развозившие ее по всему свету. Черный лимузин остановился у хранилища, после чего Клогг велел водителю пойти погулять, невзирая на убийственную жару: термометр показывал 130 градусов по Фаренгейту. - Скажу нам наперед, - начал Барака, - что я не собираюсь принимать меры, направленные на снятие эмбарго. - Очень хорошо, - ответил на это Клогг. На лице Бараки отразилось недоумение. - Тогда чего же вы хотите? - спросил Барака, не слишком почтительно, но и не грубо. - Хочу задать вам вопрос. Что вы собираетесь делать со своей нефтью? Клогг задел самое больное место. - Покупатели на нее найдутся, - сказал Барака, испытывая неприязнь к этому американцу, который вечно совал свой поросячий нос в арабский пирог. - Да, но надолго ли? - возразил Клогг. - Русские, разумеется, будут покупать, чтобы досадить Западу. Однако можно не сомневаться, что они скоро затоварятся и не смогут скупать все ваши излишки. Их экономика этого просто не выдержит. - Есть еще Европа, - напомнил Барака. - Она будет покупать вашу нефть до тех пор, пока американская экономика не начнет разрушаться. Без нефти не смогут обходиться ни средства сообщения, ни промышленность. Европу, тесно связанную с Америкой, ожидает та же участь. "Очень похоже на Клогга, - подумал Барака, - забыть о других областях применения нефти. А производство электроэнергии? А тепло для квартир? У него на уме только транспорт и промышленные предприятия. Это - американский бизнесмен до мозга костей, не будь он так безобразен, с него можно было бы рисовать карикатуру". Барака молча оглядел хранилища нефти, занимающие целые акры, буровые вышки, сложное оборудование, работающее в основном на компьютерах, поставляемых американскими нефтяными компаниями. - Итак, у вас скопятся излишки нефти, - продолжал Клогг, - и ваша страна не сможет долго протянуть на накоплениях от продажи нефти. - Давайте кончать эту лекцию по экономике, - проворчал Барака. - Я думал, у вас есть предложения. - Да, есть. Продолжайте вашу политику эмбарго. Однако наша компания хочет, чтобы вы предоставили ей право бурения на одном или нескольких прибрежных островах, четко оговорив в контракте, что вся найденная там нефть будет нашей. - На прибрежных островах нет нефти. Клогг криво улыбнулся и стал, Боже спаси, еще безобразнее, чем было задумано самим Создателем. - "Ну и что?" - как любят говорить мои соотечественники. Сооружение подземного нефтепровода отсюда до прибрежного острова - дело нескольких месяцев. Мы выкачаем ваши излишки нефти и продадим ее как свою. Лобиния получит от этого большой доход, которым вы сможете распоряжаться по своему усмотрению. - А ваша компания получит возможность контролировать американскую экономику? - Разумеется. Барака уставился на свои нефтяные вышки. Месяц назад он застрелил бы Клогга, не дав ему закончить первую фразу. Такой явный и бесстыдный подкуп! Но месяц назад он еще верил, что этой страной можно управлять и что и он сам будет жить здесь до седин в почете и уважении. А теперь он знал о пророчестве. Нуич обещал ему защиту от американских наемных убийц. А кто защитит его от самого Нуича? Барака чувствовал, что не стерпит, если им будут командовать, как мальчишкой, весь период его правления. На днях ему пришла в голову мысль о Швейцарии: интересно, что там за жизнь? Он выглянул из окна автомобиля и увидел лобинийского рабочего, пытавшегося отвинтить гаечным ключом нарезной кран - только с шестой попытки он подобрал ключ нужного размера. Швейцарцы производят настенные и наручные часы, лобинийцы умеют производить только смуту и беспорядки. - Можно ли сохранить это в тайне? - спросил он. - Разумеется. В нашем соглашении имеется такой пункт, согласно которому монтаж нового оборудования для "Оксоноко" будут производить только местные рабочие. И... - Не продолжайте, - перебил его Барака. - Я и так очень хорошо знаю: наши специалисты могут проработать пятьдесят лет на такой "добыче", не находя ничего странного в том, что нефть почему-то добывается из крана. Клогг лишь пожал плечами. Он был доволен, что это сказал сам Барака. Порой эти погонщики верблюдов принимают такие вещи слишком близко к сердцу, когда дело касается их единоплеменников. Это может получиться, решил Барака. Клогг, конечно же, прав. Если не "пристроить" нефтяные излишки, экономика страны скатится в пропасть. Она и без того чуть жива. Надо только постараться, чтобы Нуич ничего не узнал. Дело должно выгореть. Должно. - Здесь есть одно "но", - прервал его размышления Клогг. (Барака поднял глаза на нефтяного магната.) - Имеется один американец, открывший заменитель нефти. Его зовут Римо Гольдберг. - Он прислал мне письмо, - сказал Барака. - Это аферист. - Нет, не аферист, - возразил Клогг. - Я проверял его данные через своих людей. Это - один из величайших умов нашей страны. Если выпустить его из-под контроля, он причинит большой ущерб не только вашей стране, но и моей компании. - Мне не разрешают его трогать, - сказал Барака. - Как это? Кто не разрешает? Барака понял, что проговорился, и поспешил исправиться: - Я не хочу вступать в конфронтацию с Соединенными Штатами, устраняя американского гражданина. - А если несчастный случай... - стоял на своем Клогг. - Слишком много несчастных случаев произошло в последнее время - особенно с американскими учеными, которые заняты исследованиями в области нефти. - Я считал, что вы знаете об этом больше, - сказал Клогг. - А я считал, что знаете вы... Мужчины испытующе посмотрели друг на друга, понимая каким-то чутьем, что оба говорят правду. Кто такой Римо Гольдберг, раздумывал Барака, ученый или наемный убийца? Может быть, и то и другое. Никому не известно, до которых пределов может дойти вероломство Соединенных Штатов. Клогг посмотрел прямо перед собой и подумал вслух: - Никто ведь не гарантирован от несчастного случая... - Разумеется. Я не могу нести ответственности за несчастные случаи, - сказал Барака, выдавая тем самым Клоггу желаемую лицензию на устранение Римо Гольдберга. Они поговорили еще немного, сопоставляя свои наблюдения, и пришли в выводу, что единственным лицом, с которым Римо входил в контакт по приезде в Лобинию, была пикантная негритянка Джесси Дженкинс. Очи договорились, что с разрешения Бараки один из людей Клогга будет допущен на территорию лагеря, чтобы следить за революционеркой Джесси. Барака одобрил в принципе планы Клогга насчет нефти, но отложил их обнародование на несколько недель, пока не будут улажены "некоторые мелкие проблемы". Клогг кивнул в знак согласия и нажал на клаксон. Будто из-под земли появился водитель и, сев за руль, повел машину к Даполи. Барам отметил, что это был молодой лобиниец, едва достигший двадцати лет, с гладкой тонкой кожей, длинными вьющимися волосами и чувственными губами, капризно изогнутыми, как у женщины. Полковник посмотрел на юношу с легкой неприязнью и спросил Клогга, хватает ли ему развлечений в их столице. Клогг улыбнулся и ничего не сказал. Его глаза были устремлены на юношу. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Джесси Дженкинс, одетая в белое платье, ждала Римо у единственного выхода из обнесенного высоким забором двора, посреди которого стояли построенные на скорую руку бараки для делегатов Третьего международного Конгресса молодежи. Вход охранялся двумя стражами. Забор поднимался на высоту около восьми футов, а поверх него было натянуто два фуга колючей проволоки, чтобы помешать делегатам выбраться наружу. Римо увидел Джесси издалека. А еще он заметил молодого рыжеволосого американца, который стоял, прислонившись к стене ближнего барака, время от времени затягиваясь сигаретой и не спуская глаз с девушки. Римо подошел вплотную к двум вооруженным охранникам и, не обращая на них внимания, крикнул Джесси: - Привет! Пойдем поиграем. - Меня не выпустят. - Она указала головой на стражей. - Это действительно так, джентльмены? - спросил их Римо. - Без пропуска выходить не разрешаемся. - А кто выписывает пропуска? - поинтересовался Римо. - Никто, - сказал один из охранников, его напарник засмеялся. - Благодарю вас, вы очень любезны, - ответил Римо. - Подойди вон туда, Джесси. - Римо кивнул головой, указывая на дальнюю часть забора. Она двинулась вдоль внутренней стороны забора, он - с его внешней стороны. Так они отошли на добрую сотню футов от охранников. Бросив взгляд через плечо, Римо увидел, что рыжий американец идет вслед за ними, прячась в тени здания. Колючая проволока была натянута таким образом, чтобы препятствовать постояльцам казарм выбраться за пределы двора, не мешая, однако, визитерам проникнуть во двор. Когда Римо и Джесси оказались вне досягаемости лучей прожектора, Римо ухватился обеими руками за верхний брус забора и, быстро пробежав два шага по вертикали, сделал рывок ногами кверху. Его тело выпрямилось, направленное вверх ускорение дало эффект кистеня: Римо перевернулся в воздухе, описав дугу, и, все так же не расслабляясь, опустился на ноги по другую сторону забора. В тот самый момент, когда он, казалось, вот-вот заденет за колючую проволоку, он отпустил руки, убрал голову в плечи и благополучно приземлился рядом с Джесси. - Как тебе это удалось? - спросила она, придя в себя от изумления. - Ничего особенного. Веду здоровый образ жизни. - Что нам теперь делать, раз уж ты здесь? - Выходить, разумеется. Римо повел Джесси обратно к главным воротам и по дороге поинтересовался: - Как прошло заседание? - Лучше не спрашивай. - Обещаю не задавать вопросов, если ты обещаешь не заводить разговоров о расизме, неравенстве, гетто, геноциде и угнетении. - Вы, мистер Гольдберг, совсем не похожи на либерала. - Мне всегда казалось, что либералы любят людей в общей массе, это цена, за которую они получают право ненавидеть их по отдельности. Боюсь, что я не либерал. - И ты не испытываешь ненависти ни к кому конкретно? - спросила Джесси. - Конечно, испытываю! - сказал Римо. - Но я не буду платить за то, чтобы любить всех, скопом. Я сохраняю за собой право считать подонка подонком, если он того заслуживает. - Договорились, - сказала Джесси. - В этом есть логика. Никаких разговоров о гетто. До ворот оставалось каких-нибудь десять футов. Римо сделал своей спутнице знак обождать, а сам подошел к охранникам. - Привет, ребята! Вы меня помните? - спросил он. Те обернулись и посмотрели на него - сперва с удивлением, потом с досадой. - Что ты здесь делаешь? - Я ходил за пропусками. Нам надо выйти за ворота. - Ну и как? - недоверчиво спросил один из охранников, тот, что был покрупнее. - Принес? - Принес. - Покажи! Римо опустил руку в брючный карман и не спеша вынул что-то, зажатое в кулак. Его рука задержалась между стоящими друг против друга охранниками. - Вот - смотрите! Оба стража наклонились вперед. - Ну? - сказал один из них, охранники почти соприкасались головами. Римо слегка разжал кулак, растопырив указательный палец и мизинец. Вдруг оба эти пальца метнулись вверх и ткнули стражей в лоб, как раз в том чувствительном месте, где вены выступают под кожей, образуя петлю, похожую на букву "V". Твердые, как металл, пальцы, будто притупленные шипы, впились в вены и перекрыли их на какие-то секунды, вызвав кратковременную потерю сознания. Оба солдата рухнули на землю, будто куча грязно-коричневого тряпья. - Пойдем, Джесси. - Римо помог девушке перешагнуть через бесчувственные тела. Она смотрела на них, не в силах отвести взгляд. - Не беспокойся, - сказал Римо. - Они скоро очнутся. - Ты всегда так агрессивен? - спросила Джесси. - Я же сказал, что сохраняю за собой право считать негодяев негодяями и поступать с ними соответствующим образом. А эти двое - законченные негодяи. - Кажется, нам предстоит интересный вечерок. Отходя от ворот, Римо бросил взгляд через плечо и убедился, что их рыжий попутчик идет следом. - Да, довольно интересный, - согласился он. Он не знал, что вечер станет еще более интересным усилиями человека, следующего по пятам за рыжим американцем. Это был щуплый азиат в черном деловом костюме. Его лицо не знало улыбки. Его звали Нуич. Он поклялся убить не только Римо, но и Чиуна. Для Джесси это была первая возможность познакомиться с ночной жизнью Даполи, которой, как скоро выяснилось, просто-напросто не существовало. - Выпить нам не удастся, - сказал Римо - Барака ввел сухой закон. - Тогда послушаем джаз. Должен же у них быть джазовый оркестр. - Прошу прощенья, - извинился Римо, - Барака закрыл ночные клубы. - Мы можем потанцевать. - Мужчинам здесь не разрешается танцевать с женщинами. - Тоже Барака? - Он. - И почему я не подсыпала чего-нибудь в его фаршированную капусту, когда мы ужинали с ним, - засмеялась Джесси. Они прогулялись по Революция-авеню и в конце концов нашли такое местечко, которое когда-то, по-видимому, называлось ночным клубом. Теперь это был частный клуб "только для европейцев". Римо немедленно заделался его членом, сунув привратнику двадцать долларов. Заведение еще хранило воспоминания о прежних днях. Справа был бар. Просторное помещение в глубине клуба было уставлено столами, перед которыми возвышалась сцена, где исполнительница танца живота потела под музыку оркестра, состоявшего из трех лобинийцев, игравших на непонятных струнных инструментах и на не имеющей названия трубе. Джесси начала напевать негритянскую песенку. Римо попытался вспомнить слова, но не смог. К ним подошла официантка, и Римо выразил желание, чтобы она проводила их в одну из довольно просторных кабин, окаймлявших главное помещение. Это были скорее небольшие комнаты, где на мягких скамьях, поставленных вдоль полукруглой стопы, могло усесться до восьми человек. Кабины отделялись от зала занавесями из нитей, унизанных стеклярусом, при желании их можно было отодвинуть и смотреть на сцену. Однако такое случалось не часто: кабины были излюбленным местом встреч европейцев с их молодыми лобинийскими любовницами. Римо настаивал на своей просьбе, а официантка делала вид, что не понимает по-английски. Когда Римо настоял еще и на том, чтобы она взяла у него десять долларов, она не менее настойчиво стала приглашать столь великодушного джентльмена и его даму в одну из удобных и уютных кабин. Когда они проходили в заднюю часть помещения, Римо оглянулся и увидел, что рыжий американец направляется в бар. Джесси была разочарована, что не будет вина. Но в конце концов она, как и Римо, заказала морковный сок. - Заказываешь то, к чему привык? - спросила она. - Видать, ты трезвенник? - Только когда я на работе. - А что у тебя за работа? - спросила Джесси, после того как официантка вышла и Римо отцепил удерживающие занавесь кольца. Занавесь упала и отгородила кабину от остального помещения. - Та же, что и у тебя, - сказал Римо. - Сама знаешь: дядя Сэм и все такое... Римо был доволен, что она не стала с ним лукавить. - В таком случае я думаю, нам надо подстраховывать друг друга, особенно когда кто-то сел нам на хвост, - сказала Джесси. Девушка сразу выросла в глазах Римо. - Так ты его заметила? - А как же иначе? Он чуть не съел меня глазами, пока я ждала тебя у ворот. - Он сейчас в баре. - Я знаю, - сказала Джесси и замолчала, видя, что официантка откинула занавесь, чтобы поставить перед ними стаканы с соком. Когда она ушла и стеклярусные нити перестали звенеть, Джесси перегнулась через угол стола и спросила: - В чем состоит твое задание? - Клогг, - коротко ответил Римо. - Он для меня загадка. - Очень нехитрая, - сказала девушка. - Он планирует вывозить нефть контрабандой. Мне сказали об этом в Вашингтоне перед моим вылетом сюда. - Почему же они ничего не сказали мне? - удивился Римо. - Это тоже понятно. - Джесси медленно потягивала сок, глядя на Римо поверх стакана своими умными глазами. - У тебя есть другое задание, не связанное с Клоггом, и они не хотели отвлекать тебя точно так же, как ты не побеспокоился рассказать мне о своем настоящем деле. - Олл райт, - сказал он наконец. - Ты меня достала. Я здесь дня того, чтобы найти способ вернуть трон королю Адрасу. - Римо не нравилось положение, в котором он оказался. Девушка была сообразительна, а он не привык лгать своим и спокойно выслушивать ложь. - Это все? - спросила она. - Да. Впрочем, нет. Когда мы займемся любовью? - Я уже думала, что ты никогда об этом не спросишь. - Джесси придвинулась к нему, взяла его голову в мягкие ладони и нашла его губы своими губами. Римо ответил на поцелуй, молча кляня Чиуна за то, что он своими тренировками лишил секса радости, заменив ее техникой и выдержкой. Джесси издала легкий стон. Римо просунул руку под ее кофточку, начиная непривычные для нее ласки с подмышек. Она застонала опять. Римо почувствовал, что она убрала руки с его шеи и начала расстегивать белую юбку... Тела их слились воедино. Стоны Джесси заглушались тяжелым топотом ног тучной танцовщицы, ее прыжками на тонком деревянном полу под музыку флейты и струнного оркестра... Когда все было кончено, Джесси отодвинулась от Римо и некоторое время сидела неподвижно, не в состоянии произнести ни слова и, по-видимому, не замечая, что ее короткая юбка все еще поднята; она не пошевелилась даже тогда, когда официантка вошла к ним сквозь стеклярусную занавесь, чтобы спросить, не нужно ли наполнить стаканы вторично. Римо кивнул в знак согласия. Когда официантка ушла, Джесси одернула юбку и поправила волосы. - Ну ты даешь, парень! Никак не могу опомниться... - Это что, комплимент? - спросил Римо. - Нет, дружок. - Безукоризненно белые зубы Джесси сверкали, точно бриллианты, на эбонитово-черном счастливом лице. - Какие уж тут комплименты! Просто воздаю тебе должное. - Если будешь умницей, я приглашу тебя еще. - Буду, буду умницей! Когда официантка принесла им напитки, Римо спросил у нее: - Тот рыжеволосый в баре - он все еще там? - Да, сэр. Римо сунул ей банкноту со словами: - Не говори, что я о нем спрашивал. Официантка обещала. Уходя, она кинула на Джесси выразительный взгляд, будто желая сказать, что есть и другая, более предпочтительная оплата за услуги, нежели деньги. Римо взял ее руку и, едва касаясь промежутка между большим и указательным пальцами, следил, как меняется лицо женщины. - Полегче, дружок, я ведь ревнивая, - сказала Джесси, когда девушка вышла. - Готовлю резерв, - пошутил Римо. - На случай, если ты задерешь нос. - А я-то думала, что мы не будем говорить об этнических проблемах, - сказала Джесси, и оба расхохотались. Выпив свой сок, Джесси извинилась и пошла в дамскую комнату. Римо растянулся на мягком диване, положив ноги на валик, и сквозь просветы между стеклярусными нитями стал смотреть на новую танцовщицу. По сравнению с первой она была классом выше: меньше потела и время от времени даже улыбалась. Ее предшественница танцевала с таким выражением на лице, будто больше всего боялась проломить одну из тонких половиц эстрады. У этой, второй, танцовщицы, видать, на уме было и еще кое-что, не только проблема выживания. Она закончила один танец, сорвав жидкие аплодисменты с полупустого зала, и начала другой. Потом третий... И тут Римо забеспокоился: где же Джесси? Подождав еще немного, он отодвинул нити стекляруса и выглянул в зал. Ее нигде не было. Официантка стояла в глубине зала, бдительно следя за столиками. Римо жестом подозвал ее к себе. Она с улыбкой подошла к нему. - Счет, сэр? - Где та дама, которая была со мной? Ты видела, как она ушла? - Нет, сэр. - Ты не могла бы посмотреть в дамской комнате? Ее зовут Джесси Дженкинс. - Конечно, сэр. Минутой позже она возвратилась. - Нет, сэр. Ее там нет. Комната пуста. - Есть оттуда выход наружу? - Да, сэр. Задняя дверь ведет в переулок. - Спасибо. Римо выхватил из кармана пачку купюр и сунул их в руки девушки. Проходя мимо бара, он увидел, что рыжего американца там нет. Римо зашел в дамскую комнату, миновал единственную кабину, небольшое трюмо, кресло перед ним... Через запасной пожарный вход он шагнул в узкую улицу, упиравшуюся одним, темным концом в старое здание, а другим, светлым, в Революция-авеню.