ся расследованием тайных операций? Как тебе подобная перспектива? - Выходит, меня подозревают в убийстве только из-за того, что я пытался позвонить по телефону? - Потому что ты пытался дозвониться именно по этому номеру, приятель. Повторяю, он значился на неизвестно откуда взявшемся документе ФБР. За последние три месяца, пока шло расследование, только один человек набирал этот номер. Ты. И еще мы знаем, что некий конгрессмен пытался разобраться в компьютерной сети и обнаружить деньги на секретные операции, скрытые в федеральном бюджете. А теперь он убит, и его сердце вынуто из груди. Так что дело не просто в телефонном номере, приятель. - А при чем тут я? - с невинным видом поинтересовался Римо. - Ты знаешь, что мы можем задержать тебя как важного свидетеля, - объяснил второй адвокат. - Как вам будет угодно, - ответил Римо и дал имя и адрес, предусмотренный на случай ареста. Как только это имя и адрес будут направлены в ФБР для проверки на наличие криминального досье - обычная полицейская процедура, служащий ФБР тут же обнаружит в деле отсылочный номер, и в течение двадцати минут компьютеры санатория "Фолкрофт" передадут приказ немедленно освободить Римо, в каком бы месте Соединенных Штатов он ни находился. Все это, уверял его Смит, займет не более двух часов, ну, в крайнем случае, три - если место его задержания находится достаточно далеко. Естественно, что его отпечатки пальцев не будут обнаружены в обширнейших досье ФБР. Ни в списках сотрудников, ни в списках нежелательных элементов, ни среди тех, кто когда-либо подвергался аресту, потому что, согласно установленному порядку, они были уничтожены самим ФБР более десяти лет назад. Там не хранят отпечатки пальцев мертвецов. Так что, когда Римо сказали, что у него есть последний шанс пролить свет на телефонный номер, по которому он звонил из закусочной, или на жуткое убийство конгрессмена, расследовавшего тайную деятельность спецслужб, он ответил, что они сильно заблуждаются. Камера была маленькой, с недавно покрашенными металлическими решетками, установленными в обычном металлическом каркасе, и запиралась на простую защелку. Выглядело все очень внушительно, если не рассматривать это с точки зрения Синанджу. Римо сел на койку, подвешенную к стене, и стал припоминать камеру, в которой оказался больше десяти лет назад. Он ожидал исполнения смертного приговора, когда его пришел исповедать монах. Монах дал Римо пилюлю и велел съесть в тот момент, когда его привяжут к электрическому стулу. Он так и поступил, после чего потерял сознание, а когда очнулся, то заметил ожоги на запястьях и лодыжках. Рядом стояли люди, которые впервые за все это время поверили, что он не виновен в убийстве. И поверили потому, что сами сфабриковали против него дело - в соответствии с четко разработанным планом Харольда В.Смита, директора КЮРЕ. - Никогда не слышал о подобной организации, - сказал тогда Римо, и Смит с кислым лицом заметил, что в противном случае на стране, в которой они живут, можно было бы поставить крест. КЮРЕ создали потому, что обычные государственные службы не могли в полной мере справиться с разгулом противоправных действий, связанных с нарушением конституции. КЮРЕ обеспечивало не предусмотренную законом деятельность, которая только и могла спасти страну. Организации не хватало только одного - карающей руки. И ею должен был стать Римо, несуществующий человек, выполняющий поручения несуществующей организации. Его как бы не было вообще, - поскольку он только что был казнен на электрическом стуле. А отпечатки пальцев мертвецов никого не интересуют. Сначала Римо думал при первой же возможности сбежать, но одно дело следовало за другим, а потом начались тренировки с Чиуном, благодаря которым он действительно стал другим человеком, и с каждым днем в нем оставалось все меньше от парня, некогда казненного на электрическом стуле. И он остался на этой работе. И вот теперь, более десяти лет спустя, он, Римо Вильямс, сидя в камере предварительного заключения одного из южных штатов, ждал, когда компьютеры в санатории "Фолкрофт", нервном центре КЮРЕ, передадут свои неуловимые приказы о его освобождении. Всего каких-нибудь два часа, максимум три. Итак, он ждал. Два часа, три, а потом и все четыре, слушая, кик вода капает в раковину и по камере мечется одинокая муха, время от времени подлетая к вентилятору, едва вращавшему лопастями и сохранявшему воздух неподвижным, жарким и влажным. На скользкой серой краске металлических прутьев от испарений образовывались капли воды, и сидевший через решетку от него алкаш, который издавал столь едкий запах, что мог вызвать коррозию алюминия, принялся рассуждать о жизни. - Ну, хватит, - произнес Римо и положил два пальца левой руки на квадратный металлический замок. Всеми порами кожи он ощутил влажную теплоту скользкой краски. Легким движением, ибо ключом ко всему делу был ритм надавливания, он отодрал краску, повредив тонкий слой ржавчины под ней. Еще небольшое усилие - и дверь закачалась на петлях. Севшая на решетку муха подскочила, словно ужаленная током. Наконец петли хрустнули, и замок открылся с резким звуком - словно кусочек свинца шлепнулся на пачку бумаги для ротапринта. Римо толкнул дверь, и она со скрежетом слетела с петель. - Вот сукин сын, - заорал алкаш, с трудом выговаривая слова. - Делают черт-те как! А мою можешь открыть? Надавив двумя пальцами на замок, Римо открыл и вторую камеру. Алкаш свесил было ноги с кровати, но увидев, что придется сделать по меньшей мере три шага до двери, чтобы сбежать, решил отложить это дело на потом. Он поблагодарил благородного незнакомца и впал в прострацию. Тут в коридор заглянул надзиратель и, увидев, что происходит, захлопнул железную дверь, ведущую наружу. Он как раз пытался ее запереть, когда дверь обрушилась на него, словно с той стороны ее протаранил тяжелый танк. Перешагнув через тюремщика, Римо двинулся дальше, пока не нашел еще одну дверь. Она вела в полицейский участок. Сидевший там детектив в ужасе поднял глаза. - Мне не понравилось, как вы меня разместили, - заявил ему Римо и исчез в очередном коридоре до того, как полицейский сообразил схватиться за пистолет. Там Римо перешел на шаг и спросил у полицейского, заполнявшего протокол, где здесь выход. Когда он выходил из здания, кто-то крикнул: "Побег!" Нэгз-Хед был не из тех городов, где можно затеряться в толпе, поэтому Римо предпочел задние дворы с высокими пальмами, стараясь слиться с зеленью и песчаным ландшафтом, озаренным кроваво-красным послеполуденным солнцем, Тем временем в мотеле Чиун наблюдал, как кремовые пенящиеся буруны Атлантического океана накатывают на бесконечный песчаный пляж, растекаются по песку, а затем отступают назад, чтобы снова вернуться в виде бело-зеленой волны. - Надо бежать, - бросил Римо. - От кого? - удивленно спросил Чиун. - От местной полиции. Нам надо возвращаться в Фолкрофт. - Бежать от полиции? Но разве она не подчиняется императору Смиту? - Не вполне так. Все гораздо сложнее. - В таком случае чем же он управляет? - Нашей организацией. - Выходит, организация не имеет влияния на полицию? - И да, и нет. По крайней мере, сейчас - нет. Боюсь, он в беде. - Он напоминает мне самаркандского эмира, который так боялся проявить слабость, что не доверял даже собственному наемному убийце, который, конечно же, был Мастером Синанджу. Когда судьба отвернулась от эмира, Мастер был бессилен ему помочь. Точно так же происходит с императором Смитом. Мы сделали все, что могли, и больше ничем не можем ему помочь. - Но он попал в беду! - Это потому, что недостаточно доверял тебе. И мы больше за это никакой ответственности не несем. Ты сделал все, что в твоих силах для этого глупца, и теперь должен предложить свой талант тому, кто в состоянии его оценить. Я всегда считал, что использовать учение Синанджу для службы этому человеку было пустой тратой сил. - Папочка, есть вещи, которые ты не можешь мне объяснить, - задумчиво произнес Римо, - но есть и то, чего я не могу объяснить тебе. - Это потому что ты ограниченный человек, Римо. Но я-то не глуп. Римо кинул взгляд на огромные лакированные сундуки. - У нас нет времени на долгие сборы, так что придется забрать их чуть позже. - Я не собираюсь жертвовать моими скромными пожитками, чтобы очертя голову бросаться на помощь недостойному императору, который не доверял Дому Синанджу. - Извини, - сказал Римо. - Тогда мне придется уйти одному. - Неужели ты покинешь кроткого, скромного старичка, смиренно доживающего свои последние годы? - Какое смиренно? Какие последние годы? Какой кроткий старичок? Ты - самый опасный наемный убийца в мире! - Я гарантирую честную службу за честное и адекватное вознаграждение. - Прощай, - сказал Римо. - Увидимся позже. Чиун отвернулся. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Зная, что на всех дорогах будут установлены полицейские посты и по всему штату будет объявлен розыск, Римо решил выбраться из Южной Каролины на проезжавшем мимо трейлере. Он расположился между телевизорами фирмы "Кромаколор" и саморазмораживающимися холодильниками - в кузове трейлера было темно, как в пещере. Из кабины трейлера не долетало ни звука, и водитель с напарником тоже не слышали, как к ним подсел непрошеный пассажир. Когда Римо выберется из штата, на него вряд ли кто-нибудь, обратит внимание. К большому сожалению, скрывающихся преступников в наши дни могут поймать лишь в том случае, если они расскажут кому-нибудь о своем прошлом или будут взяты с поличным при совершении очередного тяжкого преступления, и их "пальчики" будут обнаружены в вашингтонских досье ФБР. Так что стоит ему оказаться в Северной Каролине, и все будет хорошо. Римо слушал, как коробки со всевозможным оборудованием трутся о стягивающие их металлические крепления. С организацией, должно быть, совсем плохо, если его не могут вытащить даже из обычной тюремной камеры. А этот безумный телефонный звонок ему в мотель по открытой линии! Голос, без сомнения, принадлежал Смитти, который никогда не пошел бы на такое, будь у него другой выход. А может и хорошо, что организация разваливается. Что ей удалось сделать? Временно замедлить перераспределение голосов между партиями? Но оно все равно так или иначе произойдет. Может, действительно, историю невозможно изменить? Как любит повторять Чиун: "Это величайшая сила - знать, чего ты не можешь". Наконец трейлер остановился, и Римо услышал, как шоферы обсуждают проблему, где бы перекусить. Тогда он незаметно выскользнул из трейлера и оказался на окраине большого города. Был поздний вечер, и резкий запах жирного жареного мяса был так силен, словно его выпустили из флакона с аэрозолем. Римо находился возле большой столовой, от которой как раз отъезжало такси. На дверце машины красовалась надпись: "Рэли, Северная Каролина". - В аэропорт, - скомандовал Римо, и через двадцать минут был уже в аэропорту, а еще через час - на борту самолета, выполняющего рейс в Нью-Йорк. Там, в Ла-Гардии, Римо взял такси и в три часа утра уже подъезжал к высоким каменным стенам санатория "Фолкрофт" в Рае, Нью-Йорк. В предрассветном сумраке односторонние окна директорского кабинета, выходящие на Лонг-Айлендский пролив, производили впечатление огромных пустынных площадей. Там горел свет. Въезд на территорию не охранялся. Вход в главное здание был открыт. В несколько прыжков преодолев темный лестничный пролет, Римо прошел по коридору и оказался перед массивной деревянной дверью. Даже в темноте он различил солидную надпись, сделанную золотыми буквами: "Доктор Харольд В.Смит, директор". Дверь была не заперта. За ней находилось помещение с большим количеством столов - днем там работали секретари и референты Смита. Из кабинета Смита доносился знакомый высокий голосок, который обещал всемерную поддержку в эти трудные для организации времена и возносил хвалы императору Смиту за мудрость, смелость и щедрость. И еще обещал устроить кровавую баню его врагам. Это был Чиун. - Как тебе удалось так быстро сюда добраться? - спросил Римо по-корейски. Пальцы Чиуна с длинными ногтями замерли посередине выразительного жеста. Смит сидел за большим, хорошо отполированным столом; его бесстрастное лицо было чисто выбрито. На нем был темный костюм-тройка, новый галстук и безупречная белая рубашка. Три часа ночи. У этого человека крупные неприятности, а он выглядит так, будто всего лишь решил сделать перерыв в работе, чтобы выпить чашечку кофе в офисе на Уолл-стрит. Наверное, в детстве он был единственным ребенком, научившимся проситься на горшок уже в первую неделю жизни. Римо не мог припомнить случая, чтобы складка на брюках Смита не была бы аккуратно отутюжена. - Неважно, как я сюда попал. Просто я должен спасти тебя от этого идиота-императора и оградить от его неприятностей, - так же по-корейски ответил Чиун. - А как же твои чемоданы? - Я гораздо больше вложил в тебя. Десять лет тяжелейшего труда - и хотя бы на грош отдачи за тот величайший дар, который я вручил тебе. Я не могу позволить тебе вот так просто уйти, унося мои капиталовложения. - Если мне будет позволено вмешаться, - перебил их Смит, - то должен буду заметить, что нам предстоит обсудить важные дела. А я не понимаю по-корейски. - На самом деле Римо тоже не все понимает, - по-английски заметил Чиун. - Нам просто надо обсудить некоторые вопросы, чтобы выработать план действий, как лучше вам служить. - Спасибо, - поблагодарил Смит. - Римо, боюсь, у меня для вас неприятные новости. Мы не просто в беде. К сожалению, мне придется... - Приостановить деятельность по многим направлениям, - договорил за него Римо. - Дай ему закончить, - прорычал Чиун. - Приостановить деятельность по многим направлениям, - сказал Смит. - Вот видишь, - обратился Чиун к Римо. - Теперь ты все знаешь. - Мы фактически бездействуем, - продолжал Смит. - Конечно, мы прекрасно могли бы пережить это никчемное расследование деятельности ЦРУ и ФБР, к которым мы подключили наши компьютеры, о чем они даже не догадывались. Но после этого злодейского убийства конгрессмена следователи принялись всюду совать свой нос и случайно наткнулись на несколько наших линий. Тогда я позвонил вам - в открытую, рассчитывая, что вы не станете прибегать к специальным телефонным номерам. - А я прибегнул. - Слава Богу, что вы не попались. - А я и попался. - Убили кого-нибудь? - Естественно, - вмешался Чиун. - Нет, - сказал Римо. - Отлично, - произнес Смит. - Чего ж хорошего, - заметил Чиун. - Он безобиден, как монах. Но мы ждем лишь вашего слова, чтобы утопить в крови ваших врагов. - Боюсь, что обычное физическое устранение кого бы то ни было здесь не поможет. По крайней мере, это не ослабит давления на нас. Вы должны выяснить, кто или что убило этого конгрессмена, а потом рассказать правду миру. Заставить его - или их признаться. Или сделать так, чтобы они были осуждены. Только это способно отвлечь внимание от нашей организации. - У вас есть какие-либо версии? - Нет, - ответил Смит. - У конгрессмена вырвали сердце. И следователям так и не удалось его найти, - Просто взяли и вырвали сердце? Рукой? - Не совсем так, насколько мы можем судить. Похоже, убийца пользовался каким-то примитивным ножом. - А сердца и след простыл? - Как сквозь землю провалилось. - Похоже на ссору любовников, - заметил Римо. - У этого человека не было связи на стороне. Он был женат, - скачал Смит, подумав о своей семейной жизни, которая длилась вот уже тридцать лет. - Нормальный, счастливый брак, который все длится и длится. - Словно все капает и капает вода, - добавил Чиун. - Да, что-то в этом роде, - согласился Смит. - В моей жизни когда-то тоже было такое, - сказал Чиун. - Но однажды она поскользнулась на камнях в бухте с сильным течением и утонула. Так что, как видите, если иметь терпение, все всегда кончается хорошо. - Так или иначе, - продолжал Смит, - конгрессмен чист. У него были лишь политические противники. Считалось, что у него надежная охрана. Человек, приставленный к нему министерством юстиции после начала расследования, дежурил за дверью его кабинета всю ночь. Подозрение закралось к нему в пять часов утра, и когда он вошел в кабинет, то увидел конгрессмена, распростертого на столе. Рубашка был расстегнута, и сердце вынуто из груди. Все артерии и вены были разорваны. Вытекло невероятное количество крови. - Дилетанты, - презрительно бросил Чиун. - Большое количество крови - первый признак. - Так что вам надо быть крайне осторожными, - сказал Смит. - ФБР и ЦРУ не меньше нашего хотят найти убийцу. Проблема лишь в том, что они думают на нас, некую секретную организацию, о которой им ничего не известно. Если они заподозрят, что вы работаете на нашу организацию, то могут вас арестовать. - Я буду осторожен, - сказал Римо. - Хочу закрыть на некоторое время санаторий. Из компьютеров уже стерли всю информацию, большинство сотрудников уволены. Через несколько дней от нас не останется и следа. А дальше - дело за вами. - Хорошо, - подытожил Римо. - И даже больше, чем хорошо, - поддержал Чиун. - Мы выясним, в чем дело, и устраним нависшую над вами угрозу. - Только не надо устранять, - попросил Смит, прочистив горло. - Выясните, в чем дело, и сделайте так, чтобы преступники были публично разоблачены. И постарайтесь обойтись без убийств. - Конечно-конечно, - поспешил заверить его Чиун. - Ваша мудрость превосходит скромные способности обыкновенного наемного убийцы. Вы истинный император, самый великий на земле. Когда они вышли из здания и оказались на улице, где все еще царила прохладная ночь и с Лонг-Айлендского пролива долетал соленый ветерок, Чиун сказал Римо по-корейски: - Я всегда говорил, что Смит - сумасшедший, и сегодня он снова это доказал. - Состоявшийся разговор напомнил ему историю о царе, который, сойдя с ума, попросил своего наемного убийцу вычистить конюшни. - Тому императору был нужен чистильщик конюшен, а что нужно этому, я даже и понять не могу. - Он хочет, чтобы кого-нибудь приговорили, - объяснил Римо. - А-а. Значит, ему нужен представитель правосудия - прокурор или адвокат. А по мне уж лучше чистить конюшни. - Не вполне так. Мы должны найти убийцу и передать улики какому-нибудь прокурору. - Как делают полицейские и детективы? - Вроде того. - Понятно, - сказал Чиун. - Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. К тому же мы даже точно не знаем, что должны сделать с этим чем-то или кем-то, которого найдем, зато знаем, что если этого не сделаем, император Смит будет страдать. - Лично я знаю, что делаю, - успокоил его Римо. - Не волнуйся. - Волноваться? Мне? - удивился Мастер Синанджу. - Чтобы начать волноваться, сначала надо унять смех. Вы, белые, такие смешные. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Миссис Рамона Харви Делфин изучала план мероприятий в связи с празднованием двухсотлетия образования США, и вдруг на черновик под названием "Парад возле памятника Колумбу" упало желтое перо. Она подняла глаза. Миссис Делфин была дородной дамой, чье лицо и тело поддерживались в форме, благодаря дорогим кремам и умелым рукам, так что, когда она улыбалась, маленькие морщинки, казалось, выходили из укрытия. На этот раз она улыбнулась очень широко: появление этих людей удивило ее, и к тому же выглядели они довольно нелепо. - Какого черта вы нарядились в эти перья? - поинтересовалась она со смехом. Одно лицо показалось ей знакомым, и принадлежало оно довольно бездарному юнцу, которому каким-то образом удалось встать во главе целого издательства. Должно быть, она встречала его на каком-то банкете или где-то еще. Остальные были незнакомцами, и она не очень понимала, почему дворецкий впустил их в ее квартиру на Пятой авеню, предварительно не доложив об их приходе. В наши дни на улицах Нью-Йорка творится столько безобразий, что ни в коем случае нельзя пускать в дом незнакомых людей. Ей казалось, что она вполне отчетливо донесла до дворецкого эту мысль. - У нас уже есть группа индейцев для парада, - сказала миссис Делфин. Мужчины хранили молчание. Одеяния из желтых перьев доходили им до колен и не имели застежек, обнажая голую грудь и белые набедренные повязки гостей. - Я говорю, у нас уже есть чудный танцевальный ансамбль индейцев-могавков. К тому же вы одеты не как североамериканские индейцы. Ваш наряд скорее напоминает что-то южноамериканское. Если хотите, наряд ацтеков. - Вовсе не ацтеков, - сказал человек, стоявший дальше всех от нее. В руке он держал нечто, напоминающее фаллический символ, вытесанный из светлого камня. Остальные четверо расположились по обе стороны от него, как бы встав в колонну по двое. - К сожалению, майя нам тоже не нужны. - Мы не майя. - Кстати, внешне вы вовсе не похожи на индейцев, - произнесла миссис Делфин, теперь уже выдавливая из себя улыбку, и принялась крутить в руках жемчужное ожерелье, украшавшее ее затянутую в черное, пышную грудь. Жемчужины в ее ладонях сразу сделались скользкими от пота. - В наших жилах течет индейская кровь, - сказал мужчина с заостренным камнем. - Это очень мило, - откликнулась миссис Делфин. - Полагаю, красотой свой Америка обязана именно тому что столько народностей внесли свой вклад в ее развитие. Но, видите ли, инки не принадлежали к их числу. - Мы не инки. Мы из племени актатль. - Никогда не слышала о таком. - Потому что вы не дали нам выжить. По крайнее мере, в нашем первозданном виде. Поэтому мы приняли ваш облик, ваши волосы, ваши глаза. Но тем не менее мы все равно представляем племя актатль. Мы всегда хотели лишь одного - выжить, но вы не хотели нам этого позволить. По крайней мере, в нашем традиционном обличье. А теперь вы надругались над тем, что было у нас самого ценного и дорогого, - над камнем наших предков, питающим жизненной силой наши сердца, над тем, что является главной вдохновляющей силой нашего существования. Камень этот настолько священен, что вы не можете знать его настоящего имени, называя его Уктут. - Что ж, прошу извинить меня за какие-то невольные действия, которые нанесли вам ущерб. Уверена, что мы сможем его как-то вам компенсировать. - Вам придется это сделать. Двое незваных гостей в накидках из перьев схватили миссис Делфин за запястья, и она сказала, что вовсе не обязательно применять силу. Когда же двое других ухватили ее за лодыжки, у нее промелькнула совсем другая мысль. - Что ж, если вы хотите изнасиловать меня в извращенной форме, я не могу вас остановить. Но тогда хотя бы пойдемте в спальню. Однако они водрузили ее массивную тушу на стол, и тот, кто держал заостренный камень, затянул монотонную песню на незнакомом ей языке. Она попыталась высвободить руку, но ее еще сильнее прижали к столу. Попыталась брыкаться, но не смогла поднять ногу достаточно высоко, чтобы нанести хороший удар. В ноздри ударил острый запах страха и возбуждения - словно мочу смешали с затхлыми духами. У парня, сжимавшего ее правое запястье, были широко раскрытые, наивные глаза - точно такие же были у ее первого мужа в момент оргазма. Его покрытый потом лоб блестел в свете хрустальной люстры под потолком. Небольшая, вырезанная из камня копия египетской пирамиды, которую она использовала в качестве пресс-папье, больно давила ей в бедро, но она не могла даже отодвинуться. Двое, что держали ее за ноги, свободными руками надавили ей на живот. Она посмотрела на люстру, и, как ни странно, подумала о том, что ее давно не протирали. И ту, которая висит в главном зале, наверное, тоже. Больше она ни о чем думать не могла. Вдруг двое, державшие ее за руки, одновременно схватились за ворот ее черного платья и одним движением разорвали его. Нитка жемчуга тоже порвалась, и жемчужины рассыпались по столу и по паркетному полу. Затем один из мужчин расстегнул на ней лифчик. - Кстати, об извращенцах, - проговорила миссис Делфин. - Вы что? Не можете возбудиться без этих перьев? Тогда человек с фаллическим символом занес свое орудие у нее над головой, и полуобнаженной миссис Делфин показалось, что камень опускается очень медленно. Но вот он уже протаранил ей грудь. Не разрезал, а именно протаранил. Словно в грудь ей ударил пневматический молот, который продолжал неуклонно двигаться вперед. И тут она отчетливо увидела, как камень медленно проникает в ее тело. У нее возникло ощущение, что какой-то механизм вынимает из нее внутренности и вдавливает плечи в живот. Тогда она издала крик, вой, получившийся приглушенным из-за недостатка кислорода, и заметила широкую улыбку на лице злодея, вращавшего камень у нее в груди. - Еще, - произнес он. - Покричи еще. И вот люстры уже не имели никакого значения - они просто ушли, исчезли в длинном туннеле, сначала сером, затем черном, - и скоро ей было вовсе не о чем беспокоиться. Человек с каменным ножом увидел, как лицо ее становится спокойным, почти восковым, и понял, что криков в честь Уктута больше не будет. Тогда он стал работать быстрее, разрывая последние оставшиеся артерии, и наконец одним движением вырвал сердце из грудной клетки и поднял его, все еще продолжающее пульсировать и истекать кровью у него руке. Больше не было необходимости держать женщину, и двое, что сжимали ей запястья, полезли под свои одеяния, где на кожаных ремнях были закреплены глиняные чаши. Отцепив чаши, они принялись ждать, когда яростно бившееся сердце содрогнется в последний раз и замрет. Человек с каменным ножом осторожно опустил окровавленный сгусток мышц в одну из чаш. Вторая чаша оказалась крышкой, которая закрылась с тихим щелчком. Мужчины, державшие жертву за ноги, перевернули безжизненное тело на живот. А человек, вырвавший сердце, оставил отпечатанный на машинке лист, аккуратно смоченный по краям кровью миссис Делфин. Римо узнал об убийстве, как только они с Чиуном вошли в здание аэропорта Даллеса под Вашингтоном. По словам Римо, они прибыли сюда для того, чтобы обследовать "место преступления", где был убит конгрессмен. - Какого преступления? - удивился Чиун. - Смит ничего не говорил ни о грабеже, ни об обмане, или, что того хуже, о невыплате труженику вознаграждения за честный труд. - Убийство, - ответил ему Римо, - вот преступление. - Разве за него не заплатили? - Это убийство было преступлением, - повторил Римо. - В таком случае, любой руководитель любой страны - преступник. Нет, это невозможно. Императоры не могут быть преступниками, потому что именно они сочиняют законы. Преступники те, кто отказываются повиноваться императору. - Убийство противоречит законам нашей страны, - объяснил Римо. Чиун на мгновение задумался, а потом покачал головой. - Это невозможно. В таком случае выходит, что мы преступники, но на самом деле это не так. Преступник - это человек, лишенный свойственных нам твердых принципов. - Все не так просто. Поверь мне, все гораздо сложнее. - Верю, - ответил Чиун и, обратившись к сидевшему через проход от него банкиру из Димойна, сказал, что американский образ жизни удивительно загадочен и непостижим, но если он служит на благо Америки, то ему, Чиуну, грех жаловаться. Разговор происходил в самолете. А в аэропорту до слуха Римо донеслись новости из транзистора, и он расслышал сообщение об аналогичном убийстве. В утреннем выпуске "Вашингтон Стар" была опубликована следующая заметка: Информационное сообщение Нью-Йорк (АПИ). Сегодня в фешенебельном особняке был обнаружен труп богатой вдовы, убитой тем же способом, что и конгрессмен, проводивший расследование деятельности ЦРУ и ФБР. Труп миссис Рамоны X. Делфин, 51 год, был найден дворецким. Тело лежало на письменном столе, сердце было вырвано из груди. Римо заплатил за газету, но вернул ее в киоск. - Итак, - сказал Чиун, - жду твоих ценных указаний, чтобы отправиться на поиски неизвестно кого, затем сделать с ним неизвестно что. Короче, пойти туда, где он может есть, а может нет, но когда-то был. - Я передумал, - ответил Римо, явно смущенный. - Как ты мог это сделать, если это делается тем, чего у тебя отродясь не бывало? - язвительно поинтересовался Чиун. - Мы едем в Нью-Йорк. - Я люблю Нью-Йорк, - сказал Чиун. - Там есть кое-какие рестораны, кухня которых не является для меня иностранной. Конечно, корейские рестораны там не самые лучшие, но тем не менее вполне приличные, если учесть, как далеко они находятся от цивилизации. Полет до Нью-Йорка занял меньше часа. Чтобы добраться до места на такси, им понадобилось в два раза больше времени. Чиун не ног не заметить, что за последние несколько часов они побывали уже в четырех городах, и, мол, не попробовать ли им еще и Такому. Он еще никогда не бывал в Такоме. На что Римо ответил, что Чиун может вернуться назад, присмотреть за своими сундуками, если он так хочет. А Чиун сказал, что нет ничего интереснее, как посмотреть, что Римо станет делать дальше. Может, ему захочется почистить конюшни. Перед входом в особняк миссис Делфин стоял полисмен. Римо с солидным видом прошел мимо него, а Чиун остановился поболтать и спросил полицейского, зачем он здесь стоит. Полицейский ответил, что здесь прошлой ночью произошло убийство. Тогда Чиун поинтересовался, почему полицейский встал здесь сейчас, когда это надо было бы сделать вчера. Он не стал дожидаться ответа. Как раз в этот момент перед Римо открылась дверь, но путь ему преградил худой человек в белом пиджаке и темных брюках. Чиун пробормотал по-корейски, что очень глупо пользоваться дверью, в которую не пускают, когда окна второго этажа всегда доступны. Но, добавил он, обычно люди, которые пользуются окнами, знают, что именно они хотят найти. - Семья не принимает посетителей, - заявил дворецкий. - Я не совсем посетитель, - проговорил Римо, обходя дворецкого сбоку. Тот повернулся, желая остановить Римо, и тогда с другой стороны от него проскользнул Чиун. - Где произошло убийство? - спросил Римо. - Я вынужден попросить вас покинуть помещение, - произнес дворецкий. - Одна минута, и мы уйдем. Успокойтесь, - сказал Римо. - Мисс Делфин находится в подавленном состоянии - она скорбит из-за смерти матери. Вы должны уйти. Тут в зал вошла девушка, ее печальные голубые глаза смотрели куда-то в пустоту. На девушке были белые шорты и белая блузка, обутые в кроссовки ноги, казалось, едва передвигаются. В правой руке у нее безжизненно повисла теннисная ракетка. У девушки были соломенные волосы и загорелая, нежно-золотистая кожа. - Просто не могу в это поверить, - тихо проговорила она. - Не могу поверить. - Мне очень жаль, что такое случилось с вашей матерью, - сказал Римо. - Ведь она была вашей матерью, не так ли? - Кто? - переспросила девушка, останавливаясь под огромной люстрой, которая выглядела как перевернутый вниз головой стеклянный куст. - Эта несчастная. Женщина, которую убили. - Ах, мама! Да, она умерла. Просто не могу в это поверить. - Я пришел, чтобы помочь, - сказал Римо. - Просто не могу в это поверить, - повторила девушка. - Шесть-четыре, шесть-два, шесть-ноль. Четыре раза я запорола подачу. Со мной никогда такого не случалось. - Так вы о теннисе? - воскликнул Римо. - Вы огорчены из-за того, что проиграли партию в теннис? - Проиграла? Да это был настоящий разгром. Меня зовут Бобби Делфин. Чем могу быть полезна? - Боюсь, вы оказались втянутой в настолько ужасную историю, что и представить себе не можете. Я пришел в связи с убийством вашей матери и хочу вам помочь. - О маме позаботятся. Она уже в морге. И похоронами уже занимаются. Шесть-четыре, шесть-два, шесть-ноль. И четыре запоротые подачи. Четыре! Вы можете себе это представить? - Мисс Делфин, - мрачно произнес Римо. - Убита ваша мать. Боюсь, полиция ничего не сможет сделать, а вот я смогу. - Что вы имеете в виду? - спросила девушка. В ней было какое-то дерзкое обаяние и такое милое личико, словно художник-мультипликатор специально нарисовал ее для рекламы зубной пасты. "Симпатичная", - подумал Римо. "Белая", - подумал Чиун. - Убийство вашей матери, - сказал Римо. - У нее больше нет проблем, а вот у меня есть. Оставьте меня в покое. Надо же, четыре двойные подачи! - Она покачала головой и отвернулась, но тут заговорил Чиун. - Я могу научить тебя никогда не совершать повторных ошибок, - сказал он девушке, бросив на Римо презрительный взгляд. Ибо как он любил повторять: "Говорить правду дураку - значит, быть дважды дураком". - Неправильных двойных подач, - поправила Бобби Делфин. - Да, верно. - Вы даже не знаете, как это называется. - Я же не сказал, что буду учить тебя говорить об игре. Я буду учить тебя играть. Все спортивные игры одинаковы. - Теннис не похож на другие игры. - Он такой же, как все другие. И выигравшим оказывается тот, кто не дает невежеству победить себя. - У меня было двадцать восемь профессиональных инструкторов, и мне не нужна жалкая философия какого-то азиата, - заявила Бобби. - Ага, этот инструмент должен по чему-то ударять, - заметил Чиун, указывая на ракетку. - Выставьте этих двоих за дверь, - обратилась Бобби к дворецкому. Тут в мерцающем свете люстры мелькнули длинные пальцы Чиуна. В мгновение ока ракетка оказалась в его руках, а ошарашенная Бобби осталась стоять, открыв рот. Чиун едва заметно взмахнул ракеткой, а затем, легко подпрыгнув, сбил с люстры хрустальные подвески, словно урожай сверкающих ягод. В ту же секунду он был уже на земле, и хрусталинки посыпались в его раскрытую ладонь. А потом резким взмахом ракетки он, один за другим, отправил подвески в дальний конец зала, где стояло большое кресло. Семь хрусталинок проделали в парчовой спинке дырку с кофейную чашку величиной. Из дырки торчал белый пух. - Вы ведь даже не переносили центра тяжести, не делали замаха, - восхищенно произнесла Бобби. - Я пришел помочь, - сказал Римо. - Заткнись, - ответила девушка. - Пойду достану подвески, - сказал дворецкий. - Заткнись, - последовал ответ. - Забудь обо всем, чему тебя учили, - сказал Чиун. Ведь ты бьешь не ногами, а вот этим инструментом. Я берусь всему тебя научить, но прежде ты должна помочь мне. - Говори как. - Делай так, как велит мой ученик. - А что ему нужно? - Не могу тебе объяснить. Мне кажется, он и сам не знает, чего хочет. Первым делом Римо обследовал кабинет миссис Делфин. Чиун наблюдал за ним, а Бобби сидела в кресле и от скуки барабанила пальцами по столу. - Значит, здесь была убита твоя мать? - спросил Римо. - Да, здесь, - и Бобби фыркнула, надув щечки. - Полицейские говорят, что здесь ничего нельзя трогать. Кровь на письменном столе и на полу уже высохла. Вдруг Римо заметил какой-то окровавленный предмет с острой верхушкой и взял его в руки, повредив запекшуюся коричневатую пленку. Пресс-папье в форме пирамиды. Его края глубоко отпечатались на столе из твердого дерева. Очевидно, кто-то сильно оперся об него. Или кто-то на нем лежал. Затем Римо заметил в чернильнице желтое перо. Комната была выдержана в строгих тонах - коричневое полированное дерево, темные рамы, темная обивка, но это перо было ярко-желтым. Римо поднял его и заметил, что у него нет острия. - До убийства твоей матери это перо было здесь? - спросил Римо. - Не знаю. Это ведь ее кабинет. Я никогда сюда не входила. - И она, махнув ракеткой, посмотрела на Чиуна. - Потом, - произнес он. - А теперь я хочу поговорить с полицейскими и взглянуть на тело, - сказал Римо. Лейтенант из отдела по расследованию убийств встретил скорбящую дочь Бобби Делфин и двух ее друзей в городском морге, который напоминал огромную больничную палату в белых тонах с большими стальными ящиками, установленными в ряд с одной стороны. - Послушайте, - сказал лейтенант - в углу его губ прилипла незажженная и растрепанная сигара, - из-за вас я нарушил все свои планы. Но я тоже нуждаюсь в помощи. Надеюсь, мисс, вы уже в состоянии ответить на некоторые вопросы. Бобби взглянула на Римо. Он кивнул. - Мы не думаем, что убийство совершено по личным мотивам, но все же, мисс Делфин, не можете ли вы назвать кого-нибудь, кто имел зуб на вашу мать? Кто мог желать ее смерти? - спросил лейтенант. - Да любой, кто ее близко знал, - ответила Бобби и снова изобразила рукой движение ракетки. "Потом", - сделал ей знак Чиун. - Включая и вас? - Нет. Я же говорю: кто близко ее знал. Что полностью исключает меня и пять ее мужей. - Значит, она была человеком холодным? - Только с родственниками. С остальными она держалась враждебно и заносчиво. - А не занималась ли ваша мать какой-либо рискованной деятельностью? - Назовите любые шесть вариантов. Она была членом многих организации и заседала в таком количестве комитетов, что тому убитому конгрессмену и не снилось. - Мы уже нашли человека, который работал с ней в одном из таких комитетов. В комитете по сохранению музейных ценностей. Это вам о чем-нибудь говорит? - Нет, - ответила Бобби, и Чиуну вновь пришлось сделать ей знак, что теннис придется отложить на потом. - Как на ваш взгляд, у вас хватит выдержки взглянуть на останки? Завтра будет произведено вскрытие. - А мне сказали, что у нее вырвали сердце. Какой же смысл тогда проводить вскрытие? - удивилась Бобби. - Ведь она скорее всего умерла из-за этого. - Было совершено убийство. Таков порядок. Лейтенант выдвинул стальной ящик, который снаружи походил на ящик картотеки. Белая простыня в коричневых пятнах покрывала что-то, состоявшее из возвышенностей и углублений, словно предгорья Вайоминга в миниатюре. - А теперь возьмите себя в руки, - и с этими словами лейтенант откинул простыню. Лицо миссис Делфин представляло собой замороженный, воскового цвета, искаженный кусок плоти. Рот был приоткрыт, и морщины, успешно скрытые при жизни, теперь выступили наружу, испещрив все лицо. Дряблые груди обвисли, словно растаявший зефир в целлофановых пакетах. А там, где когда-то была грудная клетка, теперь зияла темная дыра с запекшейся кровью по краям. - Мы считаем, что убийцы использовали какой-то примитивный нож и клещи, объяснил детектив. - Тщательный анализ дал те же результаты, что и по делу об убийстве конгрессмена. Большую помощь в расследовании оказало ФБР. Они даже пригласили кардиологов и хирургов. - Что такое клещи? - тихо поинтересовался Чиун. - Это такая штука, с помощью которых тянут, что-то вроде щипцов, - ответил лейтенант. Чиун мотнул головой. Тонкая бородка взлетела вверх и замерла. - Нет, - произнес он. - Ваши эксперты ошибаются. Рана нанесена каменным ножом. - Откуда вы знаете, черт возьми? - недоверчиво воскликнул лейтенант. - Просто смотрю. Если вы присмотритесь хорошенько, то увидите, что здесь нет разрывов, которые возникают, когда тело в ярости рвут руками. А есть маленькие горизонтальные надрезы вдоль артерий, которые сделаны каменным ножом. Вы когда-нибудь мастерили каменный нож? Детектив ответил отрицательно. - Для изготовления каменного ножа, - принялся объяснять Чиун, - камень обтесывают, заостряя края, а не точат, как металлический нож. Поэтому такие ножи в каких-то местах остры, а в каких-то тупы. Обычно их используют, подобно пиле, предварительно вонзив во что-то. Понимаете? - Вы не шутите? - спросил детектив. Он наклонился над трупом, и пепел с незажженной