какому поводу меня не цитируйте. - Готов пообещать, если ты отведешь меня к Римо, - с готовностью отозвался Чиун. Оглянувшись, Шерил прикусила губу. - Что-то его нигде не видно. Давайте вернемся в основной лагерь, уж там-то кто-нибудь скажет, где его искать. В основном лагере как раз накрывали обед в огромной палатке, служившей столовой. Перед раздаточным окошком выстроилась длинная очередь. - Посмотрим, чем сегодня кормят? - предложила Шерил. Чиун потянул носом воздух. - Рисом, - сообщил он. - Откуда вы знаете? - Они же японцы, и питаются рисом. Единственная их особенность, не вызывающая отвращения. - А редактор, когда посылал вас на съемки, знал, как вы... относитесь к японцам? - Он едва умеет читать и писать. Пожалуй, лучше не ходить в столовую - я подумал, что не особенно голоден. - Ну, как хотите. Так, что бы мы могли предпринять? Может быть, в офисе режиссера происходит что-нибудь интересное? Фургон "Нишитцу", в котором размещался режиссер, стоял последним в ряду. На нем красовался фирменный знак "Красного Рождества" - елка, увешанная гранатами и пулеметными лентами, нарисованная на фоне ядерного гриба. Шерил постучалась, и, не услышав никакого ответа, обратилась к Чиуну: - Думаю, ничего страшного, если мы заглянем внутрь. Открыв дверь, она пропустила Мастера Синанджу вперед. Чиун оказался в скудно обставленном помещении, на стенах которого висели многочисленные полоски рисовой бумаги, покрытые иероглифами. Стол был целиком завален бумагами. - Вопреки моим ожиданиям, здесь не очень опрятно, - заметила Шерил. - Эти японцы никогда не показывают своего истинного лица на публике. По этой крысиной норе видно, что они из себя представляют, когда уверены, что рядом нет посторонних. - Видала я комнаты и похуже, - возразила Шерил, оглядываясь. - По-моему, вот это - копия сценария. Открыв одну из папок, она заглянула внутрь. - Ого, разве это не потрясающе? Тут все по-японски. Может быть, где-нибудь завалялся английский перевод? Чиун, тем временем, разглядывал висящие на стенах полоски бумаги. - Это хозяйственные сметы, - сообщил он Шерил. - Не удивительно. Для съемок такого фильма требуется уйма всякой всячины. Мы ведь снимаем чуть ли не эпос. - Много оружия, боеприпасов. У них огромные запасы риса. - Так они же только им и питаются. Вы сами мне говорили. - Сколько времени отведено на съемки? - Они говорят, что по графику мы должны уложиться за четыре недели. - В таком случае, это наглая ложь. Судя по этому документу, все должно завершиться за пять дней. Нагнувшись, Шерил принялась изучать листок бумаги, который Чиун держал в руках. - Наверное, вы что-то напутали, - сказала она. - За пять дней невозможно снять даже плохонькую комедию. - Ты читаешь по-японски? - Сказать по правде, нет, - признала Шерил. - Я свободно говорю и читаю на этом языке, и тут сказано, что захват Юмы займет пять дней. - Захват? - Я перевожу буквально. Может быть, это принятый у кинорежиссеров термин? - Вообще-то, сценарий о том, как китайцы захватили Юму, и, насколько я знаю, они собирались через некоторое время проводить в городе съемки, но здесь явно какая-то ошибка. - В таком случае, я с удовольствием послушаю твой вариант перевода, - хладнокровно проговорил Чиун. - Не глупите, просто человек, который составлял эту бумагу, ошибся. Съемки планируется провести за четыре недели. - Риса у них хватит на шесть месяцев. - Кто вам сказал? - Это я только что прочел вот здесь, - сказал Чиун, постучав пальцем по другой полоске бумаги. - Тут говорится, что запас риса рассчитан на шесть месяцев, что вдвое превышает предполагаемый его расход. - Ну, вот видите. Выходит, что там все-таки была ошибка. Не станут же они запасаться рисом на полгода, если планируют закончить съемки за пять дней. - То же самое можно сказать и о сроке в четыре недели, - задумчиво проговорил Чиун. - Скажи, а почему речь все время идет о "вторжении"? - Я же уже объясняла, что это входит в сценарий фильма. Мы снимаем фильм о китайцах, задумавших оккупировать Америку. Погодите-ка! Ведь вы из журнала, который печатает материалы о кино. Вы же должны были об этом слышать! - Ну что ж, по крайней мере, я услышал об этом теперь, - сказал Чиун, внезапно бросая бумаги. - Я хотел бы взглянуть на их запасы риса. - Зачем вам это, ради всего святого? Прежде, чем Мастер Синанджу успел ответить, в дверь просунулась голова одного из японцев. - Что вы здесь делать? - прорычал он. - Вон одзюда! - Мы просто искали Джиро, - попыталась объяснить Шерил. - Вон одзюда! - со злобой повторил японец. - По-моему, он не говорит по-английски, - шепнула Шерил Чиуну. - Позвольте, я отвечу ему сам, - ответил старый кореец, и разразился гортанной тирадой по-японски. На лице вошедшего отразилось изумление, но вскоре он опомнился, и попытался схватить Мастера Синанджу. Тот с легкостью увернулся, и японец, промахнувшись, упал ничком. Вскочив, он снова бросился на Чиуна. - Эй, прекратите сейчас же, вы оба! - вскричала Шерил, становясь между ими. - Это мистер Чиун, корреспондент журнала "Звездный дождь", так что ведите себя прилично. Не обращая внимания на ее слова, японец грубо отпихнул девушку, и сделал еще один выпад в сторону Чиуна. В ответ Мастер Синанджу с улыбкой произнес резкое "Йогоре!". Взвыв, его противник бросился вперед. Пролетев мимо отступившего Чиуна, он споткнулся о ступеньку, тщетно попытался удержать равновесие, и рухнул лицом в песок. Мастер Синанджу хладнокровно спустился следом, и пройдя по лежавшему внизу телу, обернулся к Шерил: - Чего вы ждете? Он скоро очнется. Оглядевшись, девушка поняла, что никто не заметил произошедшего. - Уже иду, - сказала она, переступая через все еще не двигавшегося японца. Когда они пошли вперед, пробираясь через сгрудившиеся вокруг палатки, Шерил мрачно проговорила: - Знаете, на этих съемках бывает такая атмосфера, что порой напряжение словно носится в воздухе. Если эти люди всегда такие, то, не дай Бог, чтобы они подмяли под себя нашу киноиндустрию. Я, по крайней мере, тогда начну подыскивать себе другую работу. Палатка продовольственного склада стояла рядом с кухней, вокруг которой царило оживление. Пригнувшись, Чиун с Шерил спрятались за углом. - А как мы попадем внутрь? - спросила Шерил, попробовав толстую ткань на ощупь. - Сможете посмотреть, чтобы никто сюда не сунулся? - Конечно. Когда Шерил отвернулась, Мастер Синанджу вонзил длинный ноготь в брезентовую стену палатки, и резко опустил руку. Все произошло так быстро, что звук рвущейся ткани слился в один резкий шорох. Чтобы скрыть его, Чиун притворился, что закашлялся. - Что с вами, бедняжка? - спросила Шерил. - Пыль в нос попала? - Взгляните-ка, - отозвался Чиун, показывая на стену палатки. Сначала Шерил даже не поняла, в чем дело, но, когда Чиун дотронулся рукой до ткани, в ней, словно по волшебству, появился вертикальный разрез. - Ну и ну! - изумленно проговорила девушка. - Нам сегодня просто везет. Разрез проходил точно в том месте, где оранжевая полоса на брезенте сменялась белой. Чиун галантным движением пропустил Шерил вперед. - Наверное, мастера на фабрике пропустили этот дефект, - предположила она, когда старый кореец вслед за ней проскользнул внутрь. После жаркого воздуха снаружи, в палатке казалось прохладно. - В японском языке отсутствует слово "мастер", - презрительно заметил Чиун. Обойдя все помещение, он ткнул рукой в один из сваленных посредине мешков. Судя по всему, рис внутри был набит очень плотно. - Здесь достаточно провианта, чтобы прокормить людей в течение очень долгого срока. - Ну вот, я же вам говорила. - Больше, чем четыре недели. В зависимости от количества едоков, запасов может хватить даже на полгода. - Ну и что? Значит, они неплохо подготовились. Почти как бойскауты. Съемки ведь нередко затягиваются. - Мне не нравится, что всем этим руководит Бронзини. - Почему же? - В своем прошлом воплощении это был очень опасный человек, - задумчиво проговорил Чиун. - Он пытался завоевать весь мир, и принес много горя, в частности, моей родной деревне в Корее. Пока под его предводительством покорялись империи, для нас совсем не было работы. - Послушайте, спрошу вас прямо, иначе я просто сойду с ума. Вы, случайно, не из журнала "Инквайрер"? - Нет. Официально, я корреспондент "Звездного дождя", однако в действительности мое призвание - поэзия. Я даже собираюсь описать свое путешествие сюда в стиле Унг. Конечно, придется ограничиться краткой формой, ведь мой журнал, к сожалению, не печатает поэм длиной в две тысячи строф. Думаю, я назову ее "Чиун среди Юмцев". Кстати, теперь, поскольку у меня появились в этой сфере кое-какие знакомства, можно было бы продать и права на экранизацию. - Послушайте, нам действительно не стоит здесь находиться. В особенности, если мы будем говорить такие вещи. Давайте уматывать отсюда. - Я посмотрел все, что требовалось. А теперь, мне нужно поговорить с Римо. - Ну что ж, отлично. Давайте попробуем его найти. Ни один из помощников режиссера не смог отыскать Римо, хотя они связывались друг с другом по рации на всей территории, отведенной под съемки. Наконец, пришел ответ. - Римо уехать Рьюк, - сообщил помреж, и тут же скрылся. - Замечательно. - Шерил обернулась к Чиуну. - Вы говорите по-японски, так что переводите. - Здесь поблизости имеется место под названием Льюк? - спросил Чиун. - Льюк? Конечно. По-моему, это авиабаза. Римо и Санни, наверное, отправились туда, чтобы подготовиться к съемкам воздушного десанта, которые назначены на завтра. Если сможете подождать до утра, то мы могли бы поговорить с ними тогда. - Наверное, мне стоит поговорить с Греком, - заметил Чиун. - С каким это? - С Бронзини. - Но он же итальянец. - Теперь - да, но раньше он был греком. - В каком это фильме? - Когда он был Александром. - Мне пришла в голову потрясающая мысль, - неожиданно сказала Шерил. - Почему бы нам не укрыться где-нибудь от солнца? Как знать, если посидеть в теньке, может, и голова прояснится? Мастер Синанджу с любопытством взглянул на девушку. - Зачем? - поинтересовался он. - Вам напекло голову? Ли Рэбкин подумал, что это явно самая странная встреча из всех, на которых ему доводилось присутствовать, а он, как глава местного отделения Международного Союза Кинематографических Работников, частенько принимал участие в жарких профсоюзных диспутах. Ли ожидал, что к требованиям профсоюза отнесутся, как обычно - в конце концов, съемки "Красного Рождества" вели японцы, а у них совсем другая манера ведения дел. Поэтому, когда в два часа ночи позвонил Джиро Исудзу, и сообщил, что, по настоянию Бронзини, кинокомпания решила изменить свою позицию по данному вопросу, и просит делегацию немедленно (у Исудзу получилось "немедренно") приехать на съемочную площадку, Ли Рэбкин принялся будить нужных людей чуть ли не до того, как японец повесил трубку. Сонных пикетчиков уже ожидало несколько автобусов "Нишитцу", на которых, без дальнейших объяснений, их отвезли в базовый лагерь. Где-то неподалеку, среди палаток, кашлянув, заработал электрогенератор. Из одного из фургонов вышел Джиро Исудзу, и поклонился так низко, что Рэбкин счел этот жест признанием полной победы профсоюза. - Ну что, будем играть по-нашему? - усмехнувшись, спросил он. - Играть? Не понимаю. Мы привезти вас, чтобы вести переговоры о профсоюзной поддержке. - Это я и имел в виду, - снисходительно объяснил Ли Рэбкин, подумав про себя, что япошка явно туго соображает. Теперь понятно, почему он решился сначала пойти в обход профсоюза. - За мной, пожалуйста, - пригласил Исудзу, резко разворачиваясь. - Траншея для переговоров уже готова. - Траншея? - прошептал кто-то из пикетчиков на ухо Рэбкину. Беспечно пожав плечами, тот ответил: - Черт, да они даже сидят все время на полу. Наверное, переговоры у них принято проводить в траншее. Вслед за Джиро пикетчики обошли палаточный лагерь и углубились в лабиринт песчаных дюн. В лунном свете пустыня выглядела жутковато - глубокие тени контрастировали со сверкавшими, словно иней, песчинками. Впереди показались силуэты трех людей с автоматами Калашникова на груди. - А почему это они вооружены? - нервно поинтересовался кто-то из профсоюзных деятелей. - Фильм о войне, - повысив голос, чтобы все смогли его расслышать, сказал Ли Рэбкин. - Наверное, они репетируют. Внезапно шедший впереди Исудзу исчез, и Рэбкин поспешил, чтобы догнать его, но обнаружил, что японец просто спустился по доске в почти двухметровой глубины траншею. Судя по всему, она была вырыта совсем недавно - на дне валялось несколько лопат. - Сюда, пожалуйста, - снова послышался голос Исудзу. - Церемонии, словно на приеме у папы римского, - пробормотал Рэбкин себе под нос, спускаясь вниз. Один из охранников тут же поспешил к генератору. - Наверное, они хотят наладить освещение, - обратился Ли к идущим за ним товарищам. - Неплохо бы, а то тут темно, как в заднице. Когда, наконец, все представители профсоюза собрались в траншее, Джиро Исудзу что-то скомандовал по-японски. - Ну что, нам садиться на землю, или как? - спросил Рэбкин, пытаясь разглядеть в темноте лицо Джиро. - Нет, ведь вы сейчас умрете, - спокойно отозвался японец. В следующую секунду глаза Ли Рэбкина словно взорвались изнутри. На долю секунды он ощутил, как по ногам его пробежал ток, а потом он упал ничком, и, замкнув таким образом, цепь, позволил своему телу медленно обугливаться, словно забытая на плите яичница. Джиро Исудзу равнодушно смотрел, как внизу извиваются тела пикетчиков. Они дымились еще долго даже после того, как электрогенератор отключили от зарытых в песке металлических пластин. Хотя теперь уже в траншее снова было безопасно, Джиро предпочел не пробираться среди обуглившихся тел, и подождал, пока чьи-то руки не помогут ему взобраться наверх с замаскированного под песок резинового коврика. Бросив через плечо еще одно короткое приказание, Джиро Исудзу, не оборачиваясь, зашагал прочь. До рассвета оставался всего час, а предстояло столько еще успеть... ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Утром двадцать третьего декабря на территорию Соединенных Штатов со стороны Канады надвинулся холодный атмосферный фронт, и температура упала везде ниже нуля. В этот знаменательный день двумя самыми теплыми городами страны оказались Майами, штат Флорида, и Юма, штат Аризона. И тем не менее, в Юме было вовсе не жарко. Когда над горой Джила занялась заря, Бартоломью Бронзини вот уже час как был на ногах. Наскоро позавтракав в ресторане при отеле, он вернулся обратно в номер, чтобы провести обычную ежедневную тренировку. Когда Бронзини вышел из вестибюля гостиницы, его удивили две вещи. Было холодно - градусов пять тепла, не больше, и нигде не было видно демонстрантов от профсоюза. Заглянув в вестибюль, Бронзини спросил у девушки-регистраторши: - Как, никаких пикетчиков? Что случилось? Придвинувшись к нему поближе, та прошептала: - У меня подруга работает в "Рамаде", они там остановились. Так вот, она говорит, что сегодня ночью все эти профсоюзные деятели сбежали, не заплатив по счетам. - Наверное, деньги кончились. Спасибо. Пикетов не было и на ведущей к съемочной площадке дороге, когда Бронзини подъехал туда на своем "Харли". Впереди стоял охрана - двое японцев около сломанного танка Т-62, которые попытались остановить его, но Бартоломью даже не сбавил скорости. - Да они совсем с ума посходили, не пускают меня на съемочную площадку, - пробормотал Бронзини сквозь зубы. - Что я им, Грета Гарбо, что ли? В палаточном лагере никого не было, только невдалеке один из танков, на время превращенный в бульдозер, засыпал песком траншею. Проехав дальше, к основной съемочной площадке, Бронзини был немало удивлен, увидев, что там происходит. Перед ним было около тысячи человек, выстроенных в боевом порядке. Люди были одеты в коричневую форму Народно-освободительной Армии, каждый держал свой Калашников на караул. По обе стороны от солдат в идеальном порядке стояли танки и бронетранспортеры, около которых в ожидании команды стояли их экипажи. Перед этой маленькой армией, спиной к Бронзини, стоял Джиро Исудзу. Соскочив с мотоцикла, Бронзини направился прямо к нему. - Бронзини-сан, что вы здесь делать так рано? - с легким раздражением в голосе спросил продюсер. - Отличная форма, Джиро, - спокойно заметил Бронзини. - Если ты собираешься принять участие в массовке, то кто же будет режиссером? Один из разнорабочих? Джиро Исудзу, помрачнев еще больше, ответил: - Иногда мне придется руководить съемками, находясь прямо в кадре. Вы же знаете, как это делается. - Да, я когда-то пробовал себя, как режиссер, - признал Бронзини. - Вот только меч мне для этого не требовался. Схватившись за рукоять своего парадного меча, в котором Бронзини, как знаток, узнал настоящее оружие самурая, Джиро выпалил: - Меч приносить удачу. Он в моей семье уже много поколений. - Постарайся только об него не споткнуться, - посоветовал Бронзини, и перевел взгляд на стройные ряды массовки. Между ними сновали люди из съемочной бригады, раздавая почтовые конверты. - Мы снимаем, как китайские солдаты готовиться к бою, - невинно объяснил Джиро Исудзу. - Вы нам пока не нужны. - Правда? - откликнулся Бронзини, заметив, что японцы из съемочной бригады тоже были в военной форме. Часть из них, вооружившись видеокамерами "Нишитцу", снимала происходящее, а высоко над ними студийный кран проносил оператора, который спешил увековечить эту впечатляющую панораму на кинопленку. - А что, операторы тоже носят форму? - Нам придется использовать всех, кого только можно. Для массовки не хватает людей. - Ага. - На глазах у Бронзини, японцы присели на корточки, и вынув из-за пояса ножи, принялись обрезать на руках ногти, а потом каждый отхватил у себя по пряди волос. Все это они старательно заклеивали в конверты. - А это, черт побери, для чего? - спросил Бартоломью. - Китайский военный обычай. Солдаты, отправляющиеся в бой, посылают домой часть своего тела, чтобы родственники смогли захоронить ее, если они не вернутся. - Неплохая деталь, - хмыкнул Бронзини. - Но тебе не кажется, что эмблема Американской Экспресс-почты будут выглядеть на экране несколько не к месту? По рядам прошли люди, собравшие конверты, и затем, по знаку Исудзу, солдаты поднялись на ноги и прокричали: "Банзай!" - Банзай? - изумленно воскликнул Бронзини. - Может быть, я чего-то не понимаю, но ведь "Банзай" - японское слово! - Люди немного увлеклись. Мы отредактировать при монтаже. Хорошо? - Мне нужно получить согласие технического консультанта. Он как раз должен сегодня приехать. Я не допущу, чтобы картина с моим участием превратилась в кусок дерьма, ясно? - Мы уже оставили ему записку в отеле, с просьбой встретиться на съемках десанта. Хорошо? - Ничего хорошего я тут не вижу. Только вчера я перечитывал сценарий, и хотел спросить об одной вещи. Я понимаю, что у нас, конечно, японский фильм, но разве человек, которого я играю, обязательно должен умирать? - Вы - герой, и умираете, как герой. Трагическая сцена. - А эпизод, когда американцы сбрасывают на свой город атомную бомбу? Что это, по-вашему, такое? - Это счастливая развязка. Злобные китайцы гибнут все до одного. - Да, вместе с остальным гражданским населением. Как насчет того, чтобы переделать это место? - Возможно. Давайте обсуждать позже. - Ладно, - согласился Бронзини, оглядывая стоящих строем солдат. - Потрясающее зрелище. Сколько здесь человек? - Больше двух тысяч. - Что ж, надеюсь, они обошлись вам недорого. На съемках "Гранди-4" у нас был из-за этого перерасход в бюджете. - Пока мы укладываемся и в бюджет, и в съемочный график. Пожалуйста, подождите в основном лагере. - Хорошо, но у меня осталась еще пара вопросов. Что это там закапывают около лагеря? - Мусор. - Ого! Индейцы, конечно, будут в восторге, когда узнают, что мы превратили их резервацию в помойку. - Индейцам заплатили. Они не создавать проблем. Кроме того, мы договорились с профсоюзом. Они согласны не мешать съемкам, а мы учтем их требования в следующем фильме. А теперь идите. - Дайте знать, когда будете снимать первую сцену. - Бронзини взглянул на часы. - В это время года у нас есть полдня до наступления "волшебного часа". - Волшебный час? - Именно. После захода солнца, в течение часа еще достаточно светло, чтобы снимать. Американские режиссеры называют это время "волшебным часом". Только не говорите, что никогда не встречались с этим термином. - Это первый фильм для Нишитцу. - Неужели? - спросил Бронзини, влезая на мотоцикл. - И, насколько я могу судить, Джиро, он же станет последним. Остается только надеяться, что вы не потяните вслед за собой на дно и меня. И с этими словами, поддав газу, Бронзини умчался в сторону основного лагеря. Римо Уильямс прибыл на авиабазу Льюк ровно в восемь утра. Притормозив взятый напрокат автомобиль у въезда на базу, Римо подождал, пока к нему подойдет часовой в летной форме. - Я со съемок, - сказал Римо. - Ваше имя, сэр? - Римо Дюрок. Часовой углубился в изучение списка приглашенных. - Думаю, меня будет несложно найти. Начните с тех трех или четырех фамилий, которые не похожи на японские. - Да, сэр. Все правильно, Римо Дюрок. Можете проезжать. Вам нужно вон то красное кирпичное здание. - Большое спасибо, - поблагодарил Римо. Поставив машину около красного строения, которое оказалось на краю аэродрома, он осмотрелся. На взлетной полосе пристроился винтовой самолет, казавшийся просто крошечным рядом с неповоротливыми транспортными "Геркулесами", стоявшими крыло к крылу с краю. Зайдя в здание, Римо предъявил поддельное удостоверение на имя Дюрока, и сержант отвел его в отведенное для съемочной бригады помещение. - Эй, Римо! Что-то ты опаздываешь, - окликнул его Билл Роум. - Извините. Пришлось поколесить, пока нашел въезд на базу, - ответил Римо. Он заметил, что кроме Роума в комнате находится еще один человек, крепкого телосложения и в куртке цвета хаки. - Познакомься с Джимом, Римо. Джим Конкэннон - технический консультант Бронзини. - Как поживаете? - спросил Римо. - Гениально, - отозвался Конкэннон. - Джим - наш эксперт по всем вопросам, касающимся военного снаряжения, - пояснил Роум. - Он работал с Бронзини во всех сериях "Гранди". Джим сейчас показывал мне, как проверять эти японские парашюты. Оглянувшись вокруг, Римо заметил, что комната завалена парашютными сумками. Их было, судя по всему, несколько сотен, и все черного цвета. Конкэннон как раз раскладывал один из них, вынимая парашют из мешка, чтобы осмотреть нейлоновый купол. Приблизив ткань к лицу, он внимательно разглядывал ее на свет. - Нужно проверить все участки, на которые ляжет основная нагрузка, - объяснял он. - На мелкие дырочки в самом куполе можно не обращать внимания, главное, чтобы стропы были хорошенько закреплены и не спутаны. - Ясно, - откликнулся Билл Роум, бросая Римо парашют. - За дело, сынок. В конце концов, именно твоя задница будет висеть под одним из этих японских зонтиков. Разложив сумку на длинном столе, Римо отстегнул пряжки и проверил стропы и купол на прочность. На ощупь они казались вполне надежными. - Да, за что боролись, - говорил тем временем Роум, пока Джим показывал им, как укладывать парашюты заново. - Я отлично помню времена, когда над японскими товарами смеялся весь западный мир. И вот он я сегодня - работаю на японскую кинокомпанию, и занимаюсь тем, что выталкиваю из самолета пару сотен наших десантников с этими японскими штучками за спиной. - О'кей, - сказал, наконец, Джим. - С этими, кажется, все в порядке. Ну, а кто у нас будет подопытным кроликом? - Черт, парень, только не я. Староват уже, - сказал Билл Роум. - А я не прыгал с тех пор, как вернулся из Кореи, - добавил Джим. Не сговариваясь, оба повернулись к Римо. - Рискнешь? - спросил его Роум. - Почему бы и нет? - ответил Римо, закидывая парашют на спину. Выйдя из комнаты, они направились к уже замеченному Римо самолетику. Летчик, сидевший в кабине, помог ему влезть в кабину и, надвинув на глаза защитные очки, принялся ожесточенно жевать резинку. Джим Конкэннон похлопал Римо по спине. - Не забудь сообщить нам, если парашют вдруг не раскроется, слышишь? Все присутствующие расхохотались, но на застывшем лице Римо не отразилось и тени улыбки - он все еще вспоминал Провиденс. Рокоча мотором, самолет пробежал по летному полю и неуклюже поднялся в воздух. Перекрикивая шум двигателя, летчик обратился к Римо: - Я постараюсь держаться как можно ближе к базе. Ветра сейчас почти нет, так что ты должен приземлиться где-нибудь неподалеку, а потом тебя подберет вертолет. Годится? - Конечно, - отозвался Римо. Открыв пассажирский люк, он поставил ногу на крыло, и, когда самолет зашел на вираж, оттолкнувшись, бросился в воздух. На ветру рукава его армейской куртки затрещали, снизу надвинулась огромная чаша Аризонской пустыни. Нащупав рукой кольцо, Римо с силой потянул за него. Из мешка за спиной вырвалось черное нейлоновое облако, порыв ветра наполнил парашют, и Римо сильно тряхнуло, а потом он, словно маятник, закачался на стропах. Взглянув вверх, он увидел черный купол парашюта, а когда перевел взгляд ниже, заметил, что песчаная равнина, куда он должен был приземлиться, быстро летит ему навстречу. Как только его ноги коснулись земли, Римо прокатился, и одним движением освободился от пут парашюта. Через несколько секунд до него донеслось стрекотание вертолета, и вскоре машина приземлилась в нескольких метрах от него. Лопасти винта подняли тучу пыли, и Римо пришлось зажмуриться, пока эта импровизированная буря не улеглась. Лишь тогда он, пригнувшись, чтобы не попасть под винту, подбежал к вертолету. Огромная ручища Санни Джо Роума помогла ему взобраться на борт. - Неплохой прыжок, - заметил Санни Джо. - Дело свое знаешь. Служил в армии? - Морская пехота, - признался Римо. - А, "мозги вперемешку", - хмыкнув, сказал он с улыбкой. - Не обращай внимания на старину Джима, - рассмеялся Роум. - Он тоже бывший военный. Может быть, иногда Джим и любит поворчать, но специалиста лучше его не найти. Да, кстати, Джим, нам нужно доставить тебя на место, где будут снимать десант. Сегодня ты работаешь с ними. - А где будет Бронзини? - озабоченно спросил Римо. - Понятия не имею, - ответил Роум. - Насколько мне известно, съемочная бригада разбита на девять частей. Мы работаем с теми, кто снимает выброс десанта, а Бронзини, скорее всего, будет участвовать в танковой сцене, на базе морских пехотинцев. Мы хоть повеселимся, а они просто будут гонять туда-сюда танки через ворота. Как бы там ни было, спасибо, что согласился прыгнуть. Я бы мог послать вместо тебя кого-нибудь из летчиков, но тогда в случае прокола мы бы схватили огромный нагоняй, верно, Джим? И оба приятеля зашлись в приступе добродушного хохота, который не смог заглушить даже шум взлетающего вертолета. - А как быть с остальными парашютами? - поинтересовался Римо. - Черт побери, - воскликнул Санни Джо, - ты, что, хочешь каждый испытать на себе? Они с Джимом захохотали еще громче. - На вид с ними все в порядке, и твой выдержал испытание. Значит, сработают и другие. - В этом вся и проблема с парашютами, - протянул Джим. - Прямо как с презервативами - вроде все в порядке, но проверять, выдержат ли они еще разок, не хотелось бы. - Ну что ж, - сказал Римо, глядя, как его парашют трепещет на песке в клубах пыли, - по крайней мере, мы знаем, что этот сработал как надо. Лицо у него было озабоченное - не из-за предстоящих прыжков с парашютом, а потому, что первый съемочный день ему придется провести далеко от Бронзини. Но, может быть, все и обойдется - сегодня пикетчиков ни у отеля, ни при въезде на авиабазу не было. Первыми на территорию базы морских пехотинцев въехали операторы. Полковник Эмиль Тепперман встречал их у ворот в парадном мундире, сбоку у него свисал пистолет с отделанной перламутром ручкой. Полковник собственноручно зарядил его холостыми патронами. За ними следовал смонтированный на грузовике передвижной кран, у которого на конце стрелы была укреплена площадка для оператора с камерой. Все операторы были одеты в мундиры Народной Освободительной Армии, выглядевшие вполне подлинными - вплоть до личного оружия. Проехав ворота, кран остановился на обочине. Из микроавтобуса выскочило с десяток японцев с видеокамерами "Нишитцу", которые быстро выстроились в ряд, поразив Теппермана почти военной выправкой. Последним ехал автомобиль с Джиро Исудзу. Его пропустили быстрее остальных, и вскоре Джиро, за которым тянулась свита людей в камуфляжной форме и с кожаными дипломатами в руках, уже стоял перед полковником. - Доброе утро, мистер Исудзу, - радушно поприветствовал его Тепперман. - Отличный день для съемок, не правда ли? - Да, спасибо. Мы готовы начать прямо сейчас. - А где Бронзини? - Бронзини-сан едет во главе танковой колонны. Они уже в пути. Мы хотим отснять, как танки врываться на базу, ваши люди обстреливать их, они тоже, а затем вы сдаетесь. - Сдаемся? Постойте, но это не соответствует блестящей репутации морских пехотинцев. - Эта сцена в самом начале фильма, - заверил его Исудзу. - Позже мы снимем, как ваши солдаты наголову разбивают армию захватчиков. - Что ж, раз в конце концов мои люди выходят победителями, я согласен, - уступил Тепперман. - Замечательно. Пожалуйста, не двигайтесь. Двое японцев в военной форме начали пристегивать к мундиру полковника какие-то напоминавшие пуговицы предметы. - Что это за штуки? Бутафорские медали? - Петарды. Когда мы стрелять, они разбиваются и разбрызгивают красную краску. Выглядеть очень убедительно. - А она отстирывается? - с опаской спросил Тепперман, представив себе, во что может обойтись счет из прачечной. - Да. Полная безопасность. У вас хоростые патроны? - Прошу прошения? - Вы зарядили хоростыми? - повторил Исудзу. - Я не совсем понял, куда вы клоните, - сдался полковник. Прежде, чем совершить еще одну попытку, Джиро Исудзу задумался. - Хоростые пури. - Ах, пули! Вы хотите сказать, холостые патроны! - Да, хоростые. - Конечно, я получил те, что вы нам прислали, и раздал всем своим людям. Не беспокойтесь, я не допущу на этой базе никакой настоящей стрельбы. - Отлично. Мы скоро начинать. Исудзу повернулся было, чтобы идти, но Тепперман схватил его за рукав. - Постойте, а где же мое место? - Какое место? - Ну, вы же знаете. Насколько я понимаю, самое главное для актера - знать, где ему нужно находиться. - Ах, в этом смысле... Понятно. Мммм... Здесь, - сказал Джиро, бросая на землю петарду и придавливая ее каблуком. - Стойте вот тут, - пояснил он, указывая на расплывшееся красное пятно. Тепперман с облегчением улыбнулся - ему вовсе не хотелось выглядеть полным идиотом, ведь многие его родственники частенько ходили в кино. - Замечательно. Большое спасибо, - поблагодарил он. Встав на обозначенное пятном место, полковник Эмиль Тепперман положил руку на рукоятку своего пистолета, принял залихватскую позу, и замер в предвкушении дебюта на мировом киноэкране. По обе стороны ведущего к базе шоссе располагались его морские пехотинцы, вооруженные винтовками М-16. Техники-японцы уже заканчивали закреплять на их куртках петарды. Наконец из-за наружной ограды послышался рев двигателей, и на лице Эмиля Теппермана появилась широкая улыбка. Сквозь клубы пыли он увидел на переднем танке фигуру Бартоломью Бронзини, стоявшего на броне рядом с открытым люком. Полковник надеялся, что когда танк будет проезжать мимо, он тоже попадет в кадр - было бы вовсе неплохо сняться в одной сцене со Стероидным Жеребцом. Перед воротами танки затормозили. Джиро Исудзу бросил взгляд в сторону занявшего свое место на кране оператора, и тут же кто-то подбежал, и заслонил камеру полосатой дощечкой. Тепперман улыбнулся - все выглядело точно так же, как в фильмах о киносъемках. - Снимаем! - скомандовал Джиро. Щелкнув дощечкой, японец бросил ее на землю и побежал за автоматом, который он оставил прислоненным около сторожевой будки. Камера двинулась, снимая крупным планом танковую колонну. Грохочущая цепь танков, подняв облако пыли, двинулась вперед. Тепперман почувствовал, как по телу пробежала дрожь волнения. Его пехотинцы тоже замерли в напряжении - вчера он прочитал им небольшую лекцию о том, как вести себя, чтобы на экране выглядеть бравыми ребятами. Главное - ни в коем случае не смотреть в камеру. Тепперман прочел где-то, что это первый признак, по которому можно отличить актера-любителя, а полковник гордился профессионализмом своих солдат. Он надеялся только, что у них хватит соображения чтобы не задвинуть на задний план его самого. Танковая колонна завернула к воротам, и часовой по сигналу трижды выстрелил из своей М-16. Тепперман только сейчас задался вопросом, почему главный герой наступает вместе с силами предполагаемого неприятеля. Наверное, сценарий значительно сложнее, чем ему рассказывал Исудзу, решил он. Под шквалом ответного огня часовой упал, залитый кровью, которая брызнула из управляемых по радио петард. Падая, солдат бешено задергался, и полковник Тепперман подумал, что надо будет объявить ему выговор за то, что тот переигрывает. Между тем, танки разбились на две колонны, и Джиро Исудзу с размаху рубанул воздух мечом. Это был знак, что полковнику нужно вступать в действие. - Огонь! - прокричал он, опускаясь на одно колено и выхватывая револьвер. В несколько секунд Тепперман расстрелял всю обойму, надеясь, что в кадре будет заметна перламутровая отделка его парадного оружия. Тем не менее, никто из людей в китайской форме и не думал падать, и полковник недовольно нахмурил брови. - Проклятие! - пробормотал он себе под нос. - Где же их хваленый реализм? Вокруг него один за другим падали морские пехотинцы, и кровь на их мундирах выглядела вполне правдоподобно. Кто-то во весь голос кричал от боли. - Черт бы их побрал, нельзя же так переигрывать, - проворчал Тепперман, нашаривая в кармане новую обойму. Перезарядив пистолет, он выстрелил еще раз, целясь в пулеметчика на одном из танков. Противнику, казалось, все было нипочем, что, впрочем, не удивительно - ведь патроны у Теппермана были не боевые. Полковнику страстно захотелось, чтобы начали снимать новый дубль, и тогда он смог бы объяснить Исудзу, что для этой сцены просто необходимо показать, как командир пехотинцев, героически обороняясь, укладывает врагов наповал. Разумеется, только для того, чтобы на экране все выглядело убедительней. Тепперман как раз придал своему лицу соответствующее героическое выражение, когда почувствовал, что кто-то ухватился ему за ногу. Все еще припав на одно колено, он обернулся. Снизу на полковника смотрело исказившееся от боли лицо одного из пехотинцев, который подполз к своему командиру с обочины, оставляя за собой характерный кровавый след. - Неплохо сыграно, сынок, - громким шепотом похвалил его Тепперман. - Старый солодат, умирая, все же пытается предупредить командира об опасности. Отличная идея. А теперь изобрази, что ты в агонии. Но пехотинец лишь вцепился в ногу полковника еще сильнее. Он застонал, и сквозь этот стон прорывались едва слышные среди грохота пулеметных очередей и рева моторов слова: - Сэр... Пули... настоящие... - Ну же, возьми себя в руки. Это всего лишь кино. Ты что, с утра успел травки накуриться? -Я ранен, сэр... Тяжело... Смотрите, кровь... - Это краска из петард. Ты что, никогда раньше не видел таких спецэффектов? - Сэр...Послушайте меня... - Да успокойся же, - яростно проговорил Тепперман. - Там, на первом танке, сам Барт Бронзини. Постарайся, наконец, взять себя в руки. Никогда бы не подумал, что солдат морской пехоты испугается при виде ненастоящей крови. Меня просто тошнит от таких неженок, как ты. Пехотинец отпустил ногу полковника, и, морщась от боли, провел рукой по животу, и протянул ее Тепперману. С руки капало что-то густое и красное. - Вот... доказательство, - прохрипел он, и дернувшись, упал ничком. Полковник Эмиль Тепперман уставился на то, что было у пехотинца в руках. Красная масса поразительно напоминала человеческие внутренности. Повинуясь внезапному порыву, полковник принюхался. Он сразу же узнал этот запах - у его солдата действительно был разворочен живот. Он насмотрелся на это, еще когда служил во Вьетнаме. Тепперман вскочил на ноги, от ужаса кончики его усов встопорщились, как у кота. - Прекратить съемку! - закричал он. - Стойте! Что-то случилось! Это человек ранен по-настоящему. Наверное, кто-то перепутал патроны! Не обращая на его крики внимания, Джиро Исудзу продолжал, размахивая мечом, дирижировать стрельбой. - Исудзу, Бронзини! Бронзини! - надрывался Тепперман. - Боже мой, неужели никто меня не слышит? Не ведая, что творит, полковник бросился со своего места вперед, и в ту же секунду петарды, прикрепленные к его мундиру, взорвались, разбрызгивая во все стороны краску, но он уже не обратил на это внимания. - Остановитесь! Выключите камеры! - снова завопил Тепперман, но увы, безрезультатно. - Проклятие, как же это у них называется? - пробормотал он, и, наконец, вспомнив, закричал, сложив руки рупором, - Новый дубль! Тем не менее, стрельба не умолкала. Вокруг падали на землю его солдаты. Некоторые из них были действительно забрызганы краской, но другие внезапно застывали в странных позах с неестественно вывернутыми руками и ногами. Голова одного из морских пехотинцев разлетелась на кусочки, и такое не смог бы изобразить ни один голливудский мастер по спецэффектам - все это было до ужаса правдоподобно, и полковник Эмиль Тепперман, наконец, тоже это понял. Въезжающие в ворота танки бесстрастно подминали под себя тела солдат. Некоторые были уже мертвы, другие же просто играли свои роли, так и не успев осознать, что в сценарии произошли существенные изменения. Когда они попадали под лязгающие гусеницы, на лицах их отражалось непонимание, которое быстро сменялось ужасом и страшными стонами. Ситуация полностью вышла из под контроля. Тепперман продолжал кричать, пока не охрип. Наконец, ему удалось пробраться между грохочущими танками и грудами трупов к Джиро Исудзу. Схватив японца за шиворот, полковник рывком повернул его к себе. - Прекратить съемку! - проорал он. - Приказываю вам немедленно остановить это! Что вы творите? - Мы снимаем, - ответил Джиро, показывая на огромный рыбий глаз кинокамеры, направленный прямо на них. - Это же настоящая резня, бойня, и вы все это снимаете! - Хоростые, - обнажил в улыбке зубы японец. - Не надо беспокоиться. - Но танки-то не холостые, они давят людей. Вы же слышите эти стоны! - Возможно, кто-то допускать ошибку. Ваш пистолет, пожалуйста. Я проверить. Изумленный Тепперман позволил Джиро Исудзу взять свое оружие. Японец был настолько уверен в себе и спокоен,