ее плотной фигуре, в накинутой на плечи шали - подарок на прощание, в плетеной корзинке, в том, как она поставила корзинку и скинула шаль, было что-то успокаивающее. - Что ты сказала своему хозяину? - Меня он не волнует. Я сказала, что у меня заболела мать. Улыбка Боба Фаркуара. Его блеск в глазах. - Марта здесь, родная моя. Марта пришла к тебе. Она ощутила, что панический ужас исчез, на сердце сразу полегчало; все чувства замерли в ней, за исключением страшной усталости, мучительной болью пронзившей все ее тело, когда она поднялась. Внезапно она увидела Билла Даулера, стоявшего в дверях. - Что вы здесь делаете? - Я получил ваше письмо. И сразу же приехал. - Мое письмо? Она обо всем забыла из-за болезни дочери. Призыв, посланный ею из Крейвен Плейс, принадлежал другому времени, другой эпохе. "Йеллоу Коттедж" превратился в прибежище страданий и болезни, это больше не уютное гнездышко для влюбленных. - Вы опоздали. Он не понял, что она хотела сказать, но не стал расспрашивать. Она страдала, она была измучена до крайности, и только это имело для него значение. Он протянул к ней руки, и она прижалась к нему, как ребенок прижимается к отцу. Неизведанное ранее чувство покоя охватило ее. Это ощущение не было похоже на испытанное ею вчера предвкушение неземного блаженства. Он повел ее вниз, в гостиную госпожи Эндрюс, и они сели у окна. В саду, за которым простиралась вересковая пустошь, Изабель пыталась поймать слонявшегося Эдварда и заставить его заняться делами. Мей Тейлор вместе с Элен собирала цветы, маленький Джордж пытался справиться со своим фартучком, который путался у него под ногами. - Я подумал, что вам нужна помощь. Я очень беспокоился. - Мой деверь дал мне денег. - Но их может быть недостаточно. Недостаточно для чего? На случай болезни, смерти, стихийного бедствия, всех непредвиденных несчастий, для оплаты судебных издержек? Внезапно он спросил: - Вы ушли от мужа? - Да. - Навсегда? Она не ответила, так как сама не знала. Если бы она сказала "нет", тогда он сразу же поднялся и вернулся бы в город. Если бы сказала "да", ребенок в комнате наверху превратился бы в заложника. Если она заключит сделку с Господом, может ли она быть уверена, что он не обманет ее и сохранит дитя? Ею руководили страх и чувство вины. - Если Мери Энн поправится... Она не закончила. Он понял. Его судьба зависела от судьбы девочки, так же как судьба самой Мери Энн. Ей казалось, что болезнь дочери превратилась в своего рода символ, в указательный столб с двумя стрелками, направленными вправо и влево. Если ребенок поправится, долг, благодарность и твердая решимость вернут ее в Крейвен Плейс к Джозефу. Измученная страданиями, она пребывала в возвышенном расположении духа. Кроме того, страх притупил желание. На него же страх подействовал совершенно иначе, только обострив влечение к ней. Вид измученной и обезумевшей от горя Мери Энн еще сильнее распалил его. До сих пор им руководило благоразумие, на его пути стояла призрачная фигура мужа. Дом помощника священника помогал держать в узде чувства, но здесь, на нейтральной территории, все условности теряли свое значение. Как странно, что дразнившая его кокетка, которая флиртовала с ним в Воксхолле, прижимаясь к нему коленом и обмахивая веером, превратилась в эту сидящую рядом с ним женщину с остановившимся взглядом, несчастную и испуганную, обеспокоенную за жизнь своего ребенка. - Вы останетесь на ночь? Пожалуйста, мне с вами спокойнее. Как мне известно, у госпожи Эндрюс есть свободная комната. Она даже не пожелала ему спокойной ночи, она мгновенно исчезла, как будто комната с больным ребенком притягивала ее подобно магниту. - Как она, Марта? - Мне кажется, ей лучше, мэм. Она стала поспокойнее. Поспите немного. Я посижу с ней. - Если что-нибудь случится, сразу же разбуди меня. В кровать и спать. Погрузиться в темноту. Без мыслей, без снов - до самого утра. А утром, как только она открыла глаза, боль и мука с новой силой обрушились на нее. Мери Энн схватила плед и босиком побежала к Марте, но вместо мрака подземелья она увидела раздвинутые шторы, улыбающуюся Марту и приподнятую над подушкой детскую головку с огромными, ясными, осмысленными глазами. - Лихорадка прошла. Она пришла в себя. - О, благодарю тебя, Господи! Но почему ее захлестнула такая волна чувств, всплеск эмоций, страстное желание, заставляющее ее немедленно бежать в его комнату? Почему, забыв договор с Господом, забыв обо всем на свете, она только и думает о том, чтобы отдаться ему? - Я так люблю тебя. Я так долго ждала этого. Кому она благодарна? Богу на небесах? Ни для нее, ни для Билла Даулера подобные понятия не имели смысла. Прошлое предано забвению, для них существует только настоящее. Изабель и Мей Тейлор уехали. Любовники были предоставлены самим себе. Остальные дети могли заразиться, но какое это имеет значение? Ну, пятнышки на лице, ну кашель по ночам, но ведь рядом Марта и искренне желающая помочь госпожа Эндрюс. - Ты не вернешься к мужу? - Никогда... никогда. Эдвард заболел корью последним и умер. Глава 10 Она глубоко не задумывалась о причинах. Она опять ушла в себя, во всем ее облике опять появилась возвышенность, как будто сердце уже нашло ответы на все вопросы, но мозг был измучен противоречиями, перепутавшими чувства. В смерти виноват Джозеф. Она всегда следовала велению сердца, ею всегда руководило природное чутье, а Джозеф подвел ее. Если бы он добился успеха, как его хозяин Бурнелл или как Джеймс Бертон, с ними никогда не случилось бы такого несчастья. Сейчас они жили бы в богатстве, были бы счастливы, и Эдвард не умер бы. Она не могла отделить успех от спокойствия духа. Эти два понятия взаимосвязаны: к подобному выводу она пришла после долгих наблюдений. Неудачи вели к бедности, бедность - к нищете, а нищета вела к последней стадии: к вони и убожеству Баулинг Инн Элли. Женщина стареет раньше назначенного срока, замученная домашними заботами, всегда раздраженная, издерганная неуправляемыми детьми, - она видела, что через десять лет ей не избежать всего этого, и все из-за мужа-неудачника. Мужчина обеспечивает семью. Мужчина распоряжается кошельком. Следовательно, нужно найти простофилю, из которого можно было бы запросто тянуть деньги, которые возместят ей прошлые страдания. Постоянное стремление к чему-то лучшему, вынашивание детей, постоянная необходимость всех подталкивать и при этом сохранять невозмутимость не принесли ни слова благодарности, ни малейшего результата - муж-пьяница, умерший сын. Итак, до сих пор все стоящее давалось ей в руки, значит, нужно бороться, даже если грозит неудача. Идиллическая жизнь в Хэмпстеде успокаивала боль и очищала душу. Доверие и желание исчезли, когда крохотный гробик с белым, как воск, мальчиком, чья улыбка, чей смех, чье нежное прикосновение возродятся в малыше Джордже, опустился в разверстую пасть могилы, которую прикрыли охапкой лилий. Билл Даулер, возлюбленный, такой желанный, превратился в Билла Даулера, друга и покровителя, который в то же время оставался возлюбленным, в зависимости от настроения. Его новый статус был принят без всяких вопросов: он стал дядей Биллом, а не господином Даулером. Она не старалась скрыть, какую роль уготовила ему в будущем. Пока у него были деньги, он ее устраивал. Если ее чувства к нему изменятся и если то же самое случится с его кошельком, она посмотрит в другую сторону. При живом муже у них нет никаких шансов пожениться, но в этом мире, созданном мужчинами, замужество - еще не все. Тень сапожника с Бонд-стрит - дядюшки Тома - маячила где-то вдали, суля сокровища. Он заехал к Мери Энн в Хэмпстед. Его сопровождала племянница. Мери Энн знала, зачем он приехал: это видно было по глазам. Хотя внешне причина его визита выглядела довольно тривиально: сочувствие, соболезнование, отеческое похлопывание по руке. Но, оставшись на мгновение с ним наедине, она заметила, как он задумчиво и хладнокровно оценивал ее. "Наверное, - сказала она себе, - он с таким же видом выбирает при покупке кожу, взвешивая ее на руке, пробуя на ощупь, чтобы определить качество". - Как я понял из рассказа моей племянницы по дороге в Хэмпстед, - проговорил он, избегая смотреть ей в глаза и глядя куда-то поверх ее головы, - вы не собираетесь возвращаться на Крейвен Плейс? - Правильно. - И что вас, позволю себе предположить, в настоящий момент устраивает ваше положение? - Я больше не завишу от ежегодного пособия моего мужа или от своих родственников, если вы это имели в виду. - Именно, именно. Временная мера. Поддержка друга. - В его бормотании, учтивом, но в то же время едком, слышалось сомнение в ее будущем благополучии. "Стреляный воробей, - подумала Мери Энн, - мудрый, он знает жизнь". - Биржа, - продолжал он бормотать. - Рискованно, конечно, ведь в стране сейчас такая неустойчивая обстановка. Легко сделать состояние, но еще легче потерять его. Если вы не очень хорошо разбираетесь в этом деле, лучше вам туда не соваться. Никаких имен, но она понимала, что он намекает на Билла. - Итак, что вы предлагаете? - спросила она прямо. - Заключить соглашение, естественно, - ответил он. - У вас нет другого выхода. Молодые женщины, подобные вам, должны быть защищены. Счет в банке - и вы независимы... Хотя, конечно... - Что? - Лучше арендовать дом в городе, - бормотал он, - на ваше имя, естественно. Деньги разлетаются мгновенно, но недвижимость остается. В вашем положении это было бы мудро. Он виделся ей кукловодом с бечевками в руках. Сделай так, красавица, покрутись, покажи ножку. Легче, изящнее, только так ты сумеешь завлечь их. Мери Энн оглядела комнату и увидела, что Билл Даулер разговаривает с Мей Тейлор. Спокойный, надежный, и все же... Джон Кларк рискнул всем своим состоянием, потом его нашли с простреленной головой в экипаже в Пентонвилле. Но Билл, осторожный и благонравный, не пойдет на это, он постепенно уподобится своим родителям. Спокойная жизнь в загородном поместье. А разве рядом с законопослушными и богобоязненными родителями есть место госпоже Кларк и ее детям? Бросая своего мужа, женщина сжигает за собой мосты. Прекрасно, пусть на нее навешивают ярлыки. К черту отговорки. - Скажите, - обратилась она к старику, - сколько я стою на вашем рынке? На этот раз он взглянул на нее прямо и не колебался - посредник, оценщик, прекрасно знающий свое дело. - Сколько вам лет? - Двадцать пять. - Можете сойти за двадцатилетнюю, но мужчинам нравятся еще моложе. В большинстве случаев. Но не всегда. Как долго вы замужем? - Летом будет девять. - Об этом следует умалчивать: меньше платят. Были замужем два года и вдруг овдовели. Это может вызвать особый интерес, к тому же вы еще полны свежести - все зависит от клиента и от моды. - А на что сейчас мода? - На все жизнерадостное. На шустрых, ловких и очаровательных. Суровая невинность уже много лет никого не привлекает. Тон задает принц с госпожой Фитц. А все им слепо подражают. Слышали о лорде Бэрриморе? - О нем печатали в газете. "И злословили, - подумала Мери Энн, - в грязных памфлетах. А может, это было о Ричарде, седьмом графе Бэрриморе, который сбежал в Гретна Грин, чтобы обвенчаться с дочерью носильщика портшеза, а потом, записавшись в народное ополчение в Берксе, не совладал со своим мушкетом и встретил свой конец?" - Ведь он умер? - добавила Мери Энн. - Один из Бэрриморов - близкий друг принца. Всего их трое братьев, бешеных, как ястребы. Принц дал им прозвища: Хеллгейт, Крипплгейт и Ньюгейт. А сестру назвал Биллингсгейт. Однажды Его Королевское Высочество сказал мне, что она прокляла своих братьев. Нет, я говорю о ныне здравствующем графе. Он потрудился бы над вами. Потрудился бы над ней. Она, что, поле, которое надо вспахать, а Тейлор - фермер, запрягающий лошадь в плуг? - Он женился на ирландке в девяносто пятом, - рассказывал старик, - но она все время сбегает в Уотерфорд, оставляя его светлость в дураках. Он хром, но его это мало волнует. Между прочим, он один из моих основных клиентов. Только скажите - и я представлю вас. Мери Энн заметила, что Билл Даулер ищет ее, его взгляд был полон любви, взгляд счастливого обладателя и почитателя. Вопрос только, как долго он будет испытывать подобные чувства? - Вы что-то сказали насчет аренды, - тихо проговорила она, - о доме в городе. Это будет довольно выгодно. У меня есть друзья среди домостроителей, они помогут. Возможно, нужно обратиться к Джеймсу Бертону, старому знакомому. Он заполнил весь Блумсбери своими домами. Только где Билл возьмет деньги? Должно быть, обувщик прочел ее мысли, так как, помолчав немного, бросил оценивающий взгляд сначала на Даулера, а потом на нее и, похлопав ее по колену, сказал: - С ним никаких дел, только любовь. - Вы хотите сказать, что он должен быть тем другом, которому не дают возможности доказать свою преданность в беде? - Вот именно. Если он вам нравится, отдайтесь своей любви и получайте удовольствие, вот и все. Впрочем, вряд ли он сразу согласится на подобные отношения. Знаете, что я вам скажу... - Да? - Мы прекрасно понимаем друг друга. Поговорите со своими друзьями из тех, кто ведет строительные дела, и выберите дом. Я дам вам денег. - Под какие проценты? Вы не боитесь рисковать? Он рассмеялся и дернул себя за нос. - Вы - вовсе не рискованное предприятие, вы - надежное помещение капитала, - ответил он. - Не бойтесь, я верну свои деньги и получу хорошие дивиденды. У вас есть мать? - Да, и сестра, и младший брат. - Мы используем и вашу мать, и сестру. Пусть они поселятся вместе с вами, это придаст вам особую пикантность. Молоденькая вдова, которая живет под материнским крылом. Звучит очень благопристойно и разжигает аппетиты. Ну, на сегодня достаточно. Вы знаете, где найти меня, когда у вас возникнет необходимость. Он пошарил в бездонном кармане, вытащил сахарную плитку и два леденца и поманил лакомством детей Мери Энн. - Кто хочет получить карамельку у дяди Тома? Походите... подходите... Она представила его на ярмарке, как он бьет в барабан... Ярко-красный занавес опущен. Что за ним? Платите денежки - и узнаете. Дети, завлеченные сладостями, придвинулись к нему поближе. Джордж, с липкими губами, скакал у него на колене. Старый великан-людоед, заманивающий детишек... Охваченная внезапным гневом, она подошла к Даулеру. - Увези меня отсюда, - попросила она. - Я больше не могу этого выносить. Он озадаченно уставился на нее. Что, прямо сейчас? Сию минуту? Ведь эти люди приехали выразить им свои соболезнования, это своего рода прием. Только что он видел, как она смеялась, болтая с этим словоохотливым стариком Тейлором. Слезы по умершему сыну давно уже высохли - она никогда о нем не упоминала, никогда не плакала по ночам. Тогда почему у нее на лице такое страдание, как будто за ней гонятся привидения? - Конечно, я увезу тебя, когда захочешь, - ответил он. - Сегодня, завтра, послезавтра. Но в чем дело? Она могла бы сказать: "В том, что жизнь продолжается. Ты можешь уйти от меня, и я останусь ни с чем. Нет, не специально. Тебя могут вынудить обстоятельства. Твои впавшие в старческий маразм родители в Аксбридже. Или ты решишь жениться на дочери сквайра и воспитывать сыновей с откормленными рожами. И если ты уйдешь, вся моя жизнь пойдет с молотка, она станет собственностью старой жабы. Сколько даете за выросшую в вони и нищете Баулинг Инн Элли мать с тремя детьми? "Горит желанием обслуживать клиентов. Качество гарантируется". Вместо этого она улыбнулась ему и сказала: - Мне скучно. Это был конец. Она очень ловко это скрывала. Никаких пожиманий плечами и зевков в ответ на его ласки. И все же... в том, как она это сказала, звучал вызов. "Возмести мне то, что я потеряла", - подразумевала она. Он делал все, что от него требовалось, чего же еще она хочет? Всегда рядом с ней, являлся по первому зову, исполнял все ее прихоти, забавлял детей, платил госпоже Эндрюс. Если бы она была свободна и могла выйти за него... Нет, это создало бы проблемы. Как бы сильно он ни любил ее, он всегда помнил бы о старом доме в Аксбридже, о своем отце. Но она не свободна, следовательно, ссоры с отцом не будет. Возможно, когда-нибудь они найдут дом, маленький домик в поместье каких-нибудь знакомых, куда всегда можно будет приехать. А когда его родители умрут, все само собой решится без труда. А пока он увезет ее из этой сутолоки, от сестры, друзей и выздоравливающих детей. Она будет принадлежать только ему. - Я знаю одну деревушку, - сказал он. - Челфон-Сен-Питер, всего в двадцати милях от города. Там маленькая гостиница, почти нет народу. Вокруг поля и леса, тишина и пустынные тропинки. Полное отсутствие какого-либо выражения на ее лице указало ему на его ошибку. - Сен-Питер что? - спросила она. - Я не бродяга. Бога ради, я хочу повидать свет. Мы поедем в Брайтон. "Какая удача, - подумал он, - что мне так повезло на бирже. Брайтон гораздо дороже Сен-Питера". Она в пять минут все обдумала. Ее мать приедет в Хэмпстед и возьмет на себя все заботы. А завтра она отправится в город, чтобы купить платье. Нельзя появляться в таком виде, все ее шляпки давно вышли из моды. Она может взять с собой Изабель и Мей Тейлор. Сейчас конец сезона, все будет гораздо дешевле. - А туфли? - спросил дядюшка Том Тейлор. Билла Даулера удивил взгляд, который она бросила на старика. Он же был так вежлив, не хотел ее обидеть. Ведь он обувщик, а Мей - его племянница, вот он и хотел помочь им сэкономить. - Я сама куплю себе обувь в Брайтоне, - ответила Мери Энн. Не было надобности так резко отвечать. Она отвернулась от него. Старик улыбнулся и достал из кармана ленденцы. "Возможно, он как-то обидел ее, - подумал Даулер. - Женщины так капризны, они непредсказуемы". В ту ночь они любили друг друга, как никогда. Зачем же тогда ехать в Брайтон? Откуда скука? Лучше молчать, а не задавать вопросы. Нести за ней свертки, писать письма с просьбой заказать номер, оставаться дядей Биллом, кормить ребенка завтраком, посадив его на руки, становиться глухим, когда сестры начинают обсуждать наряды. Куда должно смотреть перо - вверх или вниз, а какой вырез делать - глубокий? Только вот вопрос: ради кого эта суматоха с нарядами, ради него? Когда они прогуливались по променаду в Брайтоне, он подумал, что все делалось ради него. Ее улыбка принадлежала ему, ее глаза, ее смех, кроме взглядов, обращенных ей вслед. Боже, он так гордился ею! Взбитые по последней моде волосы, элегантное платье (за него еще не уплачено? - забудем об этом), надетая под невероятным углом шляпка с перьями. Никаких забот, все печали позабыты. Бедная девочка, своими страданиями она заслужила это удовольствие. Этот муж-подонок, отравивший ее лучшие годы. - Счастлива? - спросил он, всматриваясь в ее искрящиеся глаза. Она схватила его за руку и кивнула, но не ответила. - Свежий воздух пошел тебе на пользу: у тебя отличный цвет лица. "Цвет лица - ерунда!" - подумала она, но промолчала. Она всегда мечтала прогуливаться именно в такой толпе. При чем тут озон или морской воздух. Она находилась в том мире, о котором писали памфлеты, это был мир стиля, высших слоев общества, о котором она читала с самого детства, мир, который описывали скандальные статьи в дешевых газетенках, мир тех мужчин и женщин, над которыми она смеялась. И вот эти люди оказались перед ней живьем, они выглядели именно так, как она их и представляла: толстыми, жеманными, тщеславными и готовыми на обман. Вот вдоль набережной быстро проскакали Возничие - так называла себя компания светских щеголей, которые умели мастерски управлять экипажем, запряженным четверкой. Их появление сопровождалось выкриками и цветистыми выражениями. Билл Даулер показывал ей знаменитостей. Лорд Сефтон, Уорчестер, Фитцхардинг, сэр Беллингэм Грэхэм, а там разве не "Чайник" Крауферд и "Пудель" Бинг? - Лучший среди них Бэрримор, - сообщил Даулер, - я однажды встречался с ним в Олмаке. Я не очень люблю таких людей: он жуткий распутник. Вон тот парень. Экипаж, запряженный четверкой, проследовал мимо них. Лошадьми правил мужчина с георгином величиной с кочан капусты в петлице. Он повернул голову и внимательно осмотрел их, а потом что-то коротко сказал своему приятелю, сидевшему рядом с ним. Значит, это был Крипплгейт, давний клиент старого Тейлора. Интересно, женщин он тоже бьет кнутом, как своих лошадей, чтобы заставить одних не переходить в галоп и злясь на других за то, что они слишком медленно двигаются? "Подожди, дружок, - подумала она, - не сейчас. Скоро мы с тобой встретимся в доме 9 на Бонд-стрит. Но цветок тебе придется оставить дома. Терпеть не могу капусту. И ненавижу кнут". А вслух она проговорила: - Давай пройдем дальше. Может, мы увидим принца Уэльского. Однако судьба распорядилась, чтобы они встретили Джеймса Бертона. - Не ожидал увидеть вас здесь, госпожа Кларк! - Господин Бертон! Как я рада. Вы знакомы с Биллом Даулером? Ни слова о Джозефе. Значит, вот какие дела. Бертон мгновенно разобрался в ситуации и ничему не удивился. Ей суждено было пойти по ложному пути, так почему бы ей не оказаться в Брайтоне? - Давайте встретимся сегодня вечером в зале для собраний, - предложил Бертон. - Мы возобновим наше знакомство. Как в былые времена. Былые времена? Как можно даже говорить об этом. Как сравнить яркий блеск зала для собраний с Голден Лейн, со скрипучей лестницей на Блэк Рейвен Пэссидж и с Бертоном, старающимся как можно реже бывать дома, чтобы не мешать повесе Джозефу? "Она прекрасно выглядит, - подумал он, - и чертовски привлекательна. Интересно, она намеренно улизнула от всегда сопровождающего ее Даулера, чтобы поговорить со мной?" Она сразу же перешла к делу. - Мне нужен дом, - сказала она, - дом в Лондоне. - Сколько вы можете заплатить? Вы хотите купить его? - Я намереваюсь арендовать его в течение десяти лет. Он взглянул на нее и спросил себя, кто будет платить. Этот парень, Даулер, или другая ее жертва? - Могу вам сообщить, - сказала она, - что я навсегда ушла от Джозефа. Я буду жить одна, вместе с матерью и моими детьми. В таком случае, путь расчищен. Стоит попытаться, может, что-нибудь получится. - У меня есть несколько домов на Тэвисток Плейс. Они почти достроены, - сказал он. - Аренда обойдется в тысячу или в тысячу четыреста. - Плату вносить вперед? Раз в полгода или каждые три месяца? Он улыбнулся и покачал головой. - Вам меня не поймать. Зачем нам спешить, мы старые друзья, мы сможем решить все вопросы как-нибудь на досуге. - Когда я смогу въехать? - Весной. А тем временем, если вы согласитесь, я могу вас кое с кем познакомить здесь, в Брайтоне. Веселье будет царить до декабря. "Пришло время решаться, - подумала Мери Энн, - пора делать себе карьеру". Чтобы ее все видели, встречали, знали. А потом будет Лондон. - Дом в городе мне понадобится вскоре после Рождества, - сказала она, - но пока держите наш план в секрете. Сейчас, во всяком случае. - Разве вы не хотите, чтобы ваш друг узнал? - Я скажу ему позже. "Оказывается, - подумал он, - все выглядит более заманчиво. Значит, Даулер ее не содержит. В таком случае, можно совместить приятное с полезным". - А как насчет меня? - спросил он. - Будут ли чаевые для строителя? Мне приходится время от времени проверять крышу. Хорошо ли лежит краска, работает ли вентиляция. Я, естественно, черкну вам пару строк, прежде чем заехать. Его взгляд говорил красноречивее всяких слов. Она прекрасно понимала его. Другими словами, можно забыть о ренте. Не думать об этих тысяче четырехстах фунтах. И десятилетняя аренда в обмен на периодические встречи. Ну, ладно... они знакомы уже десять лет, он довольно привлекателен. К тому же недавно женился, так что не будет доставлять особых хлопот. Ему не так просто будет урвать время от семьи. Если ей не надо платить ренту, тогда не придется обращаться к дядюшке Тому. Она будет избавлена от Бонд-стрит, а клиентов найдет сама. Она подняла фужер и посмотрела в глаза Бертону. - Тебе, зодчий, - сказала она, - двери всегда открыты. Больше ничего сказано не было. Она знала, что вопрос с арендой улажен. "Этот шаг решил все, - подумала она, - возврата нет. Я отправилась получать то, что мне нужно, и сделаю все, чтобы это мне досталось. Я буду платить натурой. Я не буду дешевить. Я не буду обманывать. Никто не скажет, что я не заработала своих денег. Я буду честно отрабатывать установленную цену. Это такое же ремесло, как любое другое, все равно что быть мясником, или булочником, или делать подсвечники. Всем надо на что-то жить". Таким способом она будет получать деньги, но не для того, чтобы жаться и экономить, а чтобы тратить. Литературная поденщина давала очень мало. Наконец она сможет купить то, что хочется: платья и меховые пелерины, безделушки, всевозможные шляпки, одежду для матери и Изабель, игрушки для детей. Ни одна гинея не попадет в карман Джозефа. У нее будет свой дом, обставленный по ее вкусу. Новые лица, новые люди, новые друзья. Нескончаемое веселье, и ни на что не скупиться. Месяцы, проведенные в Брайтоне, принесли свои плоды. Знакомых становилось все больше, их круг расширялся. Когда Билл Даулер приезжал к ней на субботу и воскресенье, он видел, что у него становится все больше и больше конкурентов. Визитные карточки Возничих украшали ее зеркало. "До вечера", - говорила она, или: "До ужина" - и отправлялась на скачки с Джонни Бранеллем, а когда наступал вечер, она оказывалась с Чарльзом Милнером. - Откуда у тебя такой хлыст с бриллиантами? - Что? А, от Крипплгейта Бэрримора. Он так пошутил. - Довольно дорогая шутка. - Он может себе позволить. Он постоянно видел ее в чьей-то коляске, в чьем-то фаэтоне. Она с легкостью уходила от всех вопросов, избегая объяснений. - Я никогда раньше так не развлекалась. Теперь я восполняю этот пробел. Другими словами, он должен смириться или убираться вон. Какое-то времяони были вместе, но теперь это время миновало. Он может продолжать играть на бирже или бродить в Аксбридже - он может делать все, что пожелает. Но, к сожалению, удачи на бирже случались редко. Рынок разваливался, и он терял деньги. Лучше бы он отправился домой, в Аксбридж, иначе ему не миновать банкротства. Была поздняя осень, когда он начал разрабатывать план. - Недалеко от моего дома есть один очаровательный домик. Там хватит места и для тебя. и для детей. Как ты на это смотришь? Она подумала: "Итак, пришли. Посмотри фактам в лицо. Карты выложены на стол". Она встала и обвила руками его шею, потом принялась целовать его глаза. - Я переезжаю на Тэвисток Плейс, - сказала она, - в город. Я получила от Бертона дом, довольно дешево. Я не хочу жить рядом с Аксбриджем или скрываться в домике. Я хочу произвести сенсацию, а для этого мне нужен приличный дом. Значит... Брайтон был только пробным шаром, репетицией. Теперь он должен посмотреть настоящее представление. - Давай говорить прямо, - сказал он, - ты выставляешь себя на продажу? - Победителей не судят, - ответила она. - Все зависит от удачи в игре. Ты сам знаешь, твоим спекуляциям на бирже не всегда будет сопутствовать успех. А пока этого не случилось, я должна заняться устройством своей жизни, я должна быть свободна. - Свободна для чего? Чтобы кататься в фаэтонах? - Этим я уже занимаюсь. Согласись, в доме на Тэвисток Плейс гораздо удобнее. - Для Бертона, который занимается твоим домом, и Крипплгейта, который заезжает к тебе? Чтобы провести с тобой ночь и оставить тебе двести гиней? - Надеюсь, двести пятьдесят, в букете георгинов. Она рассмеялась и поцеловала ее. Он знал, что потерпел поражение. - Ты когда-нибудь слышала о Китти Фишер? - спросил он. - О Люси Купер, Фанни Мюррей? Они пошли по тому же пути, и все окончили свои дни в канаве. - Очень низкий уровень, - ответила она. - Я гораздо выше. - Поэтому-то ты порвала со мной: у меня нет титула. Мой отец был всего лишь купцом. Вино, как я тебе уже говорил, было нашим семейным делом. - Которое теперь продано, Билл, а твой отец ушел на пенсию. Это меня мало привлекает. - После его смерти все достанется мне. - Тебе достанутся вставные зубы и парик, а я к тому времени совсем облысею. Я хочу жить сейчас, а не дожидаться чего-то в будущем. - А любовь? - Я буду любить тебя всю жизнь. Любовь не продается. - Значит, после Крипплгейта я смогу получить свою долю? Какую табличку ты повесишь на свою дверь? "Старым друзьям - за четверть цены"? "В цену входит музыкальное сопровождение"? - Я собираюсь разослать по всем клубам карточки. "Госпожа Кларк. На дому. Все дни, кроме вторников. Вторники зарезервированы за господином Вильямом Даулером". Она опять его поцеловала, пытаясь показать, что пошутила. Но она не шутила, и она знала, что он понял это. Где-то рядом ее ждали "лучшие дни", блеск, великолепие, сказочное сумасбродство, о которых она в детстве рассказывала Чарли. Она делала вид, будто насмехается над всем этим, будто ей доставляет удовольствие потешаться над ее поклонниками, но в глубине души она была польщена и благодарна. Билл Даулер никогда не угощал ее шампанским за завтраком, не дарил ей розы в полночь или бриллианты на рассвете. А все Возничие делали это с неповторимой пышностью, и ей нравилось кутаться в меха: это так сильно отдаляло ее от Баулинг Инн Элли. Конечно, она будет любить Билла всю жизнь, здесь нет никаких сомнений. Но о домике в Аксбридже и речи быть не может. Она обладает вполне развитым вкусом, ее амбиции сильно возросли - к черту эмоции. Эмоции - дело прошлого, кроме тех мгновений, когда светит луна или когда кто-нибудь распаляет ее воображение в три часа ночи. Новая жизнь была легка. Никаких забот и беспокойств. Она преодолела последствия сокрушительного удара, нанесенного ее гордости, поэтому следующий шаг не составлял для нее особого труда. Мужчины были откровенны, они действовали прямо и были благодарны за самую малость. Ей было довольно приятно вести светскую беседу за ужином, но она почти никогда не видела, чтобы они были совершенно трезвыми. После девяти лет с Джозефом это совершенно не волновало ее: пара неловких попыток обнять ее, за которыми последует доносящийся из подушки храп. Храп лорда раздражает меньше, чем храп каменщика, к тому же лорд всегда щедр на подарки, что значительно повышает его шансы: она всегда выбирала тех, кого хотела. Она никогда не сидела в ожидании, надеясь, что заедут посетители. Два десятка карточек на зеркале, и все ждут встречи с ней - так посмотрим, кто больше предложит. Все очень просто. Ответ на письмо помощника священника был краток. "Ни я, ни дети больше никогда не вернемся к Джозефу. Прошу вас, объясните ему это. Как бы он ни пытался разыскать нас, ему это не удастся. Благодарю вас за то, что вы сделали, но забудьте о нас. Искренне ваша М.Э.К.". Это был последний в ее жизни конверт, который она заклеивала самым обычным способом: придавив сургуч пальцем. На бумаге не было ни вензелей, ни обратного адреса, стояла только дата: 1802. В следующий раз, когда ей пришлось писать письмо - не помощнику священника, а своим друзьям, - на бумаге уже была надпись: "Тэвисток Плейс", а сургуч она придавливала не пальцем, а печатью, на которой был выгравирован Купидон, едущий на осле.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  Глава 1 Белая парадная дверь с молотком в виде женской головки с одним приоткрытым глазом, начищенные до блеска ступени, нарядные оконные рамы. "Откуда у нее все это?" - задавал себе вопрос незнакомец. Но для посвященных это не было секретом. Он постучал в дверь и дернул за шнурок. Дверь открылась. - Госпожа Кларк дома? Громкие голоса указывали на то, что она дома. Это же подтверждали шинели, коричневые трости из ротанга, треуголки, небрежно брошенные на столик, и пара шляп с лихо загнутыми полями. На полу в холле, положив морду на лапы, лежал бульдог и время от времени рычал. Рядом с ним была пара галош, шпага на перевязи. Много гостей, главным образом мужчины. Юноша, открывший дверь, являлся, по всей видимости, лакеем, однако он был без ливреи. Его лицо показалось знакомым. - Я тебя где-то уже видел? - осведомился незнакомец. - Да, сэр. Я жил у капитана Саттона. Он прислал меня прислуживать госпоже Кларк. Так вот в чем дело. Незнакомец положил свою трость. Этот юноша всегда считался законным сыном Саттона. Оказывается, они ошибались. Да, ловко Саттон от него избавился, сделав лакеем в этом доме. - Прошу вас, поднимайтесь, сэр, и представьте себя сами. Как его и предупреждали, здесь все попросту: вон как скачут и весело хохочут. И дети с ними. Все сделано для того, чтобы клиент почувствовал себя свободно или чтобы ввести в заблуждение неискушенных. Он поднялся по лестнице и открыл дверь кабинета. К нему подошла пожилая дама, худая и нервная, и протянула костлявую руку. - Меня зовут госпожа Фаркуар. Чувствуйте себя как дома. Моя дочь еще не вернулась из Рэмсгейта. Застенчивая девушка лет шестнадцати предложила ему вина и печенья. Он поблагодарил ее, и она, зардевшись до корней волос, удалилась. - Изабель, может быть, джентльмен предпочитает портвейн, а не херес. - Нет, мадам, уверяю вас, херес великолепный. Громкий шум в комнате мешал разговаривать. Пожилая дама очень волновалась. Ну что же, если бы он не знал, где находится, он бы решил, что ошибся адресом. Дети возились на полу, забирались на диваны, карабкались на спинки кресел; владельцы треуголок и шляп (некоторых он знал в лицо, этих молодых повес Сент-Джеймса) тоже принимали участие в детских играх: катали их на спине, подбрасывали вверх - все это создавало атмосферу семейного уюта, что крайне забавляло этого проницательного человека. Он подумал о старом Тейлоре и о его записке, которую однажды поздно вечером принесли с Бонд-стрит: "Уверяю вас, она именно то, что вам требуется. Обязательно зайдите к ней. Мы с вами сможем подготовить ее для известного вам лица". Внезапно все забеспокоились. Началась суматоха. Дети ринулись к двери, а молодые люди столпились в кучу. В шуме и гаме послышался довольно мелодичный смех и голос, вызывающий интерес. - Дорогие, вы меня задушите... Джордж, у тебя грязные руки. С углем можешь возиться только в подвале, но никак не на верху. Элен, надо заштопать твои штанишки, беги к Марте... Мама, ты не поверишь: на дорогу из Рэмсгейта ушло целых пять часов. Две лошади захромали. Я чуть не убила Крипплгейта. А где Изабель? Я страшно голодна, дайте мне что-нибудь поесть... Кто это? Джонни, привет. Рада тебя видеть... И тебя, Гарри... И Бобби... Фитцджеральд, ты чудовище, ты меня подвел в прошлый четверг. Лучше бы мы устроили прием в пятницу... Давайте поедем в Сэдлерз Уэллз: Гримальди вернулся, его шутки просто неповторимы. Мне он так нравится. А кто там стоит в углу? Я его не знаю. Незнакомец выступил вперед, поклонился, поцеловал ей руку, пробормотал пару ничего не значащих фраз и назвал себя. Он протянул свою карточку, умоляя простить его за подобную педантичность. Голубые глаза пробежали по карточке, а потом вновь обратились на лицо незнакомца. "Ей интересно, какого черта мне здесь нужно, - подумал он. - Однако старый Тейлор прав: нам нужна именно такая. Находчивая и честолюбивая. То, что надо". - Огилви? Мне, кажется, знакомо ваше имя... Я только недавно слышала его. Но не могу вспомнить где. - Вам, должно быть, говорил обо мне капитан Саттон. Это озадачило ее. Она пристально разглядывала его, оценивая со всех сторон, потом приподняла брови. - Простите меня. Но я представляла вас совсем другим. Вокруг него всегда вертятся мальчики с завитыми локонами. Как раз такой служит у меня лакеем, Сэмми Картер. - Мадам, вы заблуждаетесь насчет меня. У нас с капитаном Саттоном чисто деловые отношения. - И у меня тоже. - Она опять взглянула на его карточку и прочитала под его именем, чем он занимается. - О! Теперь мне все понятно. Армейский агент. Это все объясняет. Вы, должно быть, очень заняты: сейчас война, а молодые люди горят желанием записаться в армию. Среди моих знакомых много таких. На ее губах засияла ослепительная улыбка. Итак, его верительные грамоты приняты. Но, как он заметил, карточку оставили для дальнейшего исследования. - Очаровательный дом, - пробормотал он. - Дело рук Бертона? Она спокойно взглянула на него. На ее лице не дрогнул ни единый мускул, хотя она наверняка прекрасно поняла его намек. - Да, - ответила она. - Он его построил, к тому же он мой домовладелец. Бертон шотландец, как вы знаете, и моя мама шотландка. Бертоны, Маккензи и Фаркуары - мы все привержены своим кланам. Упоминание о кланах сняло напряжение: он понял, в каком они родстве. Тейлор намекнул ему, что она не платит ренту. - Тэвисток Плейс расположен в самом центре, - сказал он. - Мне всегда нравился Блумсбери. Мир вращается вокруг, хотя вы и живете в оазисе. У вас, должно быть, широкий круг знакомых, они, наверное, часто заезжают к вам по вечерам? Он подумал: "Если это не выведет ее из себя, значит она сильна". Ее взгляд ничего не выразил. Она взяла печенье. - Близким друзьям здесь всегда рады, - ответила она, - но и они приезжают только по приглашениям. Это колкость? Ну... возможно. Он налил себе немного хереса. - У вас необычный дверной молоток. Где вы его нашли? - В лавке старьевщика в Хэмпстеде. Его выбрал Джордж, мой сын. На святого Валентина ему исполнилось пять... он не по годам развит. - У вас в доме очень уютно. - Приятно слышать. Вам нравится белая дверь? Она очень быстро пачкается, но в темноте ее хорошо видно. Ну погоди! Он отплатит той же монетой. Он знает, где находится, и ему здесь нравится. - Вы хотите сказать, - ответил он, - что заблудившийся прохожий всегда найдет дверь? - Заблудившиеся прохожие здесь не бывают, так же как и уличные торговцы, цыгане со своими метлами. Они могут занести вшей. Всех своих знакомых я предупреждаю, что дом стоит рядом с часовней. Вы тоже, должно быть, это заметили. Очень удобно, когда ходишь к заутрене. Она улыбнулась и прошла к гостям, оставив его на попечение матери. Действительно, удобно ходить к заутрене! Очень удобно для Бертона. И для Бэрримора, и для остальных Возничих. Но слишком далеко от его агентства на Сэвилль Роу. - Еще вина, господин Огилви? - Нет, спасибо, мэм. Достаточно. - У моей дочери столько знакомых. У нас всегда много гостей по средам. Насколько ему известно, народ у них толпится каждый день, но собираются все ближе к полуночи, когда мать уже спит. Если, конечно, не заезжает Крипплгейт Бэрримор. Том Тейлор сокрушался, что, когда тот появляется на Бонд-стрит, он ведет себя крайне неблагоразумно. Ездит в экипаже с парой цугом, дудит в рог и в полный голос распевает песни. Это шокирует живущих по соседству торговцев и будит их жен. Вся Бонд-стрит жалуется, и бедному Тому Тейлору пришлось почти прикрыть свое заведение. Он был вынужден залечь на дно и отправлять своих клиентов по другим адресам. - Вы хотели бы помочь мне выкупать детей, господин Огилви? Великий Боже! Он пришел сюда не для этого. Некоторые молодые люди готовы на все. Юный Расселл Маннерс уже закатывал рукава, а один ирландский адвокат,