о лаял и хватал его за ноги. - Джаспер? - крикнула я. - Иди сюда! Но он только махнул хвостом. Мужчина обернулся. У него были крохотные бессмысленные глазки идиота и мягкий красный рот. - Здравствуйте, - сказал он. - Грязно сегодня. - Здравствуйте. Погода действительно неважная. - Вы пришли ловить креветок? - он рассматривал меня с интересом. - А их здесь совсем нет. - Иди сюда, Джаспер! Уже поздно. Но на пса нашел дух противоречия. Возможно, на него так подействовал свежий морской ветер. Он и не собирался следовать за мной. - Нет ли у вас веревки? - спросила я. - Э? - Нет ли веревки? - повторила я. - Креветок совсем нет, хоть я и сижу с самого утра. - Мне нужна веревка, чтобы привязать собаку. - Этого пса я знаю. Он пришел из господского дома. - Собака принадлежит мистеру де Винтеру, я хочу отвести ее домой. - Она не ваша. - Она принадлежит мистеру де Винтеру. Я пошла в дом, надеясь найти какую-нибудь веревку. Дверь оказалась незапертой. Я ожидала увидеть там канаты, якоря, весла, а увидела хорошо обставленную жилую комнату. Большой диван, стол, несколько стульев, полка с посудой, книжная полка. Но все покрыто толстым слоем пыли, запущено. В углах паутина, на стенах плесень. Обивка на диване и стульях порвана. В другом конце комнаты дверь. За ней я и нашла то, что ожидала: паруса, весла, якоря. На полке лежал большой моток веревки и рядом - нож. Я отрезала нужный мне кусок и вышла из дома. Рыбак молча наблюдал за мной, а Джаспер сидел рядом с ним. - Иди ко мне, Джаспер! Иди, мой хороший песик! На этот раз он позволил мне привязать веревку к ошейнику. - Я нашла веревку в коттедже, - сказала я рыбаку. - До свидания. - Я видел, что вы входили в дом. - Все в порядке. Мистер де Винтер не будет возражать. - А она больше не приходит сюда. - Да, да, не приходит. - Она уплыла в море и больше не вернется. - Не вернется. - Я ведь никому не рассказывал об этом. - Да, да, конечно. Не беспокойтесь об этом. Я направилась обратно. Максим стоял на скале, засунув руки в карманы. - Прости меня, что я заставила тебя ждать, - сказала я. - Но Джаспер никак не желал идти домой. Мне пришлось поискать веревку. Он круто повернулся на каблуках и пошел к лесу. - А нам не надо спускаться по скале в ту бухту? - спросила я. - В этом нет смысла, раз уж мы пришли сюда. - Джаспер все кидался на того человека. Кто это? - Бен. Безвредный бедный идиот. Его отец был сторожем в этом доме. Теперь сторожа живут неподалеку от фермы. Где ты взяла эту веревку? - В доме, на берегу. - Дверь была открыта? - Да. Но веревку я нашла в другой комнате, где лодочные принадлежности. - Я полагал, что там все заперто. Туда не надо заходить. Я не ответила. Меня это не касалось. - Это Бен сказал, что дверь открыта? - спросил он. - Да нет. Он вообще, видимо, не понял, о чем я его спрашивала. - Он притворяется большим идиотом, чем это есть в действительности. Вероятнее всего, он постоянно ходит в этот домик, но не хочет, чтобы об этом знали. - Не думаю, - возразила я. - Там все так, будто давно никто не входил туда. Никаких следов, кроме крысиных; диван они уже изгрызли. А книги сгниют. Максим ничего не ответил. Мы шли по тропинке, ничем не напоминающей Счастливую долину. Деревья обступали ее плотной стеной, создавая сумрак. Дождь все еще продолжался, просачиваясь мне за воротник, и вода текла по телу. Ноги у меня ныли от непривычного лазания по складам. Джаспер, утомленный бессмысленной беготней, еле тащился сзади, высунув язык. - Иди же, Джаспер? - крикнул ему Максим. - Беатриса права: пес слишком зажирел. - А ты не шагай так быстро, - возразила я. - Мы с Джаспером еле поспеваем за тобой. - Надо было слушаться меня. Если бы ты не полезла на скалы, мы давно были бы дома. Джаспер прекрасно нашел бы обратную дорогу. Не надо было и лазить за ним. - Я боялась, что он там упадет и разобьется. А кроме того, я боялась прилива. - Неужели ты подумала, что я брошу собаку, когда ей грозит прилив? Просто я был против твоего лазанья на скалы, а вот теперь ты ворчишь, что устала. - Я не ворчу. Любой на моем месте устал бы. Вот уж не думала, что ты представишь мне одной карабкаться на скалу. Я ждала, что ты пойдешь за мной. - Чего ради изводить себя из-за этого дурного пса. - А ты так говоришь, потому что не можешь придумать ничего другого в свое оправдание. - Оправдание? Почему я должен оправдываться? Что я сделал? - Конечно, ты должен извиниться за то, что не пошел со мной в другую бухту... - А как ты думаешь, почему я не пошел за тобой? - Ну, я не умею читать чужие мысли. Просто видела, что ты не хочешь идти со мной. Это было видно по твоему лицу. - А что ты еще прочла на моем лице? - Я уже сказала, и давай закончим этот разговор. Я устала от него. - Все женщины говорят так, когда им больше нечего сказать. Ну хорошо, я действительно не хотел идти в ту бухту. И никогда не приближаюсь к этому богом проклятому месту. Если бы у тебя были такие же воспоминания об этом коттедже, как у меня, ты тоже не захотела бы подходить туда. Даже говорить или вспоминать об этом месте. Теперь, надеюсь, ты удовлетворена, и мы действительно прекратим этот разговор. - Он побледнел, глаза его помрачнели, и в них было то же отчаянье, как в дни нашего знакомства. - Максим, пожалуйста... - В чем дело? Что ты хочешь? - Я не могу, чтобы ты так смотрел на меня, мне это слишком больно. Давай забудем весь этот разговор. Пусть опять все идет по-хорошему. - Нам следовало остаться в Италии и не возвращаться в Мандерли. Каким я был дураком, что вернулся сюда. Он устремился вперед еще быстрее, и мне пришлось бежать за ним, таща за собой несчастного Джаспера. Наконец мы дошли до поляны с развилкой на тропинке. Это было именно то место, где Джаспер хотел идти налево, когда мы повернули направо. Очевидно, он привык ходить по этой тропинке к коттеджу на берегу. Мы молча вошли в дом. Максим прошел через холл в библиотеку, не взглянув на меня. - Подайте мне чай, и поскорее, - сказал он Фритсу, проходя через холл. Я постараюсь сдержать слезы: Фритс не должен был их видеть. Ведь он тотчас же рассказал бы прислуге: "Миссис де Винтер только что плакала в холле. Очевидно, они плохо ладят друг с другом". Когда он подошел ко мне, чтобы снять дождевик, я отвернулась. - Я повешу ваш плащ в оранжерее, миледи. - Спасибо, Фритс. - Неудачный день для прогулки, миледи. - Да, вы правы. - Ваш носовой платок, миледи. - Благодарю вас, - и я спрятала поданный Фритсом платок. Я не знала, идти ли мне за Максимом или к себе, и стояла в нерешительности, кусая ногти. Фритс, вернувшись из оранжереи, удивился, заставив меня на том же самом месте. - Миледи, - сказал он, - в библиотеке разведен огонь. - Спасибо. Я медленно прошла через холл и вошла в библиотеку. Максим сидел в кресле. Газета лежала рядом. Я подошла, наклонилась и прислонилась щекой к его щеке. - Не сердись на меня больше, - прошептала я. Он взял мое лицо в ладони и посмотрел на меня в упор. - Я не сержусь. - Я чувствую себя такой несчастной, когда вижу тебя огорченным. Мне кажется, что вся душа у тебя изранена и избита. И мне это очень больно. Я ведь так сильно люблю тебя... - В самом деле? Ты в этом уверена? - В чем дело, дорогой? Почему ты так недоверчиво глядишь на меня? Не успел он ответить мне, как открылась дверь и началась чайная церемония. На столе появилась белоснежная скатерть, уставленная кексами, пирожными, сандвичами, а на маленькой спиртовке кипел серебряный чайник. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем мы снова оказались наедине. За это время на его лице снова появилась краска, а из глаз исчезло отчаянье. Он спокойно взял сандвич и приступил к чаепитию. - Все это случилось из-за неожиданных гостей, - сказал о? - Беатриса каждый раз умудряется погладить меня против шерсти. В детстве мы с не каждый день дрались. Я очень люблю ее, но рад, что живем мы далеко друг от друга... Кстати, о родственниках. Нам придется как-нибудь на днях навестить мою бабушку... Налей-ка мне еще чаю, дорогая, и прости, что я был так резок с тобой. Инцидент был исчерпан, и можно было больше не возвращаться к нему. Он улыбнулся мне, и эта улыбка была мне наградой, как мое поглаживание ушей у Джаспера: о, мой хороший песик, лежи спокойно и не расстраивай меня. Я вернулась в прежнее свое положение, то есть снова стала Джаспером для Максима. Я взяла со стола кусок пирога и поделила его между двумя собаками. Почувствовав, что пальцы стали жирными, я достала из кармана носовой платок и изумленно уставилась на него. Крохотный кусочек батиста, обшитый кружевами. Это был не мой платок. Я вспомнила. что Фритс поднял его с пола, когда я снимала плащ. В углу платочка монограмма: "Р", переплетенного с "д" и "В". Очевидно, платочек лежал в плаще очень давно, и никто не надевал этот плащ. Его когда-то носила женщина с более широкими, чем у меня, плечами. Рукава плаща были так длинны, что закрывали мне кисти рук. Несколько пуговиц оторвано. Очевидно, Ребекка просто накидывала его на плечи. На платочке сохранился след губной помады и слабый аромат. Очень знакомый запах. Только позднее я вспомнила, что так пахли азалии в Счастливой долине. 11 Целую неделю стояла дождливая холодная погода, и мы не спускались к морю. Я видела его только с террасы или с лужайки, и выглядело оно весьма неприветливо. Шум его не утихал, и волны бесконечно разбивались о берег. Я радовалась, что живу в восточном крыле с видом на розарий, а не на это суровое и угрожающее море. Иной раз ночью, когда не спалось, я садилась у открытого окна, наслаждаясь тишиной и благоуханием сада. Я не хотела вспоминать море и заброшенный коттедж, и все же постоянно думала об этом. Не могла я забыть и отчаянье в глазах Максима, когда он стоял на тропинке, ведущей к коттеджу. Вспоминала его слова: "Какой же я был дурак, что вернулся в Мандерли". Я винила себя в происшедшем: я спустилась к коттеджу и нечаянно коснулась его незаживающей душевной раны. И хотя Максим был таким же спокойным, как до того вечера, я все же чувствовала, что между нами встала какая-то глухая стена. Я нервничала и все время боялась, как бы нечаянно в разговоре не коснуться его больного места. Даже Фрэнк Кроули напугал меня однажды, заговорив за завтраком о парусных состязаниях в соседнем городке. Тема показалась мне опасной, и я вскочила из-за стола, подошла к серванту, чтобы взять себе сыру, которого мне вовсе не хотелось. Но Максим никак не реагировал на сообщение Фрэнка, и мирная беседа продолжалась. Мне явно не хватало выдержки и спокойствия. Робость и неловкость моя усилились. Когда к нам приезжали гости, я терялась и молчала, пока не подходил Максим. А в его присутствие я боялась, что кто-нибудь неловким словом заденет его, и мне опять было не по себе. В этот первый период нашей жизни в Мандерли нас часто посещали соседи: делали визиты новобрачным. Из-за робости я произносила лишь односложные фразы из ученического лексикона, и тогда они беседовали с Максимом о людях, которых я не знала, и о местах, где я не была. Я себе ясно представляла, что на обратном пути визитеры, наверное, говорят: "Боже, как она глупа, разительный контраст с Ребеккой!" Максим настаивал, чтобы я делала ответные визиты. Иной раз он не мог сопровождать меня, и мне приходилось переносить пытку одной. - Будете ли вы устраивать в Мандерли большие приемы? - спрашивали меня. - Право, не знаю. Максим ничего не говорил мне об этом. - В прежние времена Мандерли посещало множество гостей. - Да, я слышала об этом. Наступала пауза, я бросала взгляд на часы. - К сожалению, я должна расстаться с вами. Я обещала Максиму вернуться к четырем. - Может быть, останетесь на чай? Мы всегда пьем чай в четверть пятого. - Благодарю вас, но, право, не могу. И с чувством облегчения я возвращалась в ожидавшую меня машину. Во время визита к жене епископа она спросила меня: - Думаете ли вы возобновить маскарадные была? Они были так прекрасны у вас, что я до сих пор забыть не могу. Я улыбнулась так, будто все знала об этих балах. - Мы еще не решили. До сих пор было так много неотложных дел... - Понимаю, понимаю... Надеюсь, вы обсудите этот вопрос. Мандерли словно создано именно для таких балов. Оркестр играл на галерее, а в холле танцевали. Я помню один из приемов в Мандерли в разгар лета, когда распустились все цветы. Чай подавали гостям в розарии на маленьких столиках. Это было очаровательно! Ребекка умела все прекрасно устроить... - Да, да, она была, по-видимому, выдающейся женщиной: красива, умна, очаровательна и к тому же еще спортсменка. - Да, она была прелестна и очень жизнерадостна. Безусловно, очень одаренная женщина. - Она ведь сама управляла хозяйством в Мандерли. Это, вероятно, отнимало у нее массу времени. Я-то предоставила экономке вести хозяйство. - Ну, нельзя же все делать самой. К тому же вы еще очень молоды. Кроме того, у вас же есть свое маленькое хобби. Я слышала, вы хорошо рисуете? - О, не слишком хорошо. - Но все-таки приятно иметь такую способность. Далеко не все люди умеют рисовать. К тому же в Мандерли много очаровательных уголков, которые стоит зарисовать... Ну, а еще что вы любите: теннис, еще какая-нибудь игра? Верховая езда? Охота? - Нет, нет. Я ничего этого не умею. Люблю пешие прогулки... - Это самый лучший вид спорта! Мы с епископом тоже любим дальние прогулки. Несколько лет назад мы жили в Пеннинских горах и частенько проходили по двадцать миль в день... - Очень рада, что застала вас дома, - я поднялась, чтобы попрощаться. - Надеюсь, вы навестите нас. - Не забудьте напомнить вашему мужу о маскараде! - Да, да, обязательно! По дороге домой я себе представила Максима рядом с высокой бледнолицей черноволосой красавицей. Они стоят на площадке лестницы во время приема, пожимают направо и налево руки, приветствуют гостей. Она замечает все, что происходит вокруг, ведет легкую беседу и одновременно отдает через плечо приказания прислуге. Мне вспомнился один из моих предыдущих визитов к даме с резким скрипучим голосом. "Будут ли у вас большие приемы?" А я ее видеть больше не хочу. И вообще я не желаю делать визиты! Скажу об этом Максиму. Они разглядывают меня, чтобы потом за глаза покритиковать мою фигуру, лицо, одежду: "До чего же она не похожа на Ребекку!" А если я не стану у них бывать, они найдут новый повод для сплетен: "Она так дурно воспитана. Неудивительно: он подобрал ее где-то в Монте-Карло. У нее не было ни гроша и она служила компаньонкой у какой-то старухи". - "Неужели это правда? Странный народ, эти мужчины!? - И это Максим, он же всегда был таким разборчивым. Как он мог жениться на такой девушке после того, как был мужем Ребекки!" Пусть говорят, что хотят, - мне все равно. Когда автомобиль въехал в ворота, я высунулась в окошко и кивнула жене привратника, которая, вероятно, меня даже не знала. На аллее мы догнали Фрэнка, он поприветствовал меня и, казалось, был рад встрече. Я постучала в стекло и велела шоферу остановиться. - Я хочу пройтись с вами, Фрэнк! Я называла его Фрэнком, как и Максим, а он неизменно величал меня миссис де Винтер. Если бы мы оказались на необитаемом острове и провели бы там остаток нашей жизни, он все равно называл бы меня миссис де Винтер. Мне он был очень симпатичен, и я не соглашалась с Беатрисой, которая считала его туповатым и неумным. Может быть, потому он и нравился мне, что я сама была тупа и глупа? - Вы делали визиты, миссис де Винтер? - Да, я была у жены епископа. Она расспрашивала меня, будем ли мы устраивать был-маскарад. Два года назад она была на таком в Мандерли и никак не может забыть его. Он немного поколебался, прежде чем ответить. - Да, эти балы гремели на все графство. Даже из Лондона приезжали гости. - Вероятно, такой бал трудно организовать? - Да, трудновато. - Очевидно, Ребекка принимала в этом активное участие? Он искоса поглядел на меня. - Работы хватало всем. - Я бы, наверное, ничем не смогла помочь в этом деле. У меня нет никаких организаторских способностей. - Вам бы ничего и не понадобилось делать, кроме как оставаться самой собой и украшать этот бал. - Вы, конечно, очень милы, Фрэнк. Но, боюсь, я и на это не способна. Вы не спросите Максима о таком бале? - А почему вам самой не спросить? - Нет, нет. Сама я не хочу. Произнося однажды вслух имя Ребекки (в разговоре с женой епископа), я почувствовала, что в дальнейшем смогу спокойно говорить о ней. - Я была на днях в бухточке у моря, в той, где построен волнорез. Джаспер вдруг обозлился и все время кидался на какого-то несчастного рыбака с голубыми глазами идиота. - Это был Бен. Не бойтесь его. Он совершенно безобиден и не способен убить даже муху. - О, я вовсе не испугалась его. Мне пришлось зайти в коттедж за веревкой, чтобы привязать Джаспера, и я увидела там мерзость запустения. Жаль, что все там ветшает и гибнет без всякой пользы. Он ответил не сразу, а после того, как нагнулся и завязал шнурок ботинка. - Если бы Максим хотел, чтобы я занялся этим домиком, он бы сказал мне об этом. - Скажите, все вещи там принадлежали Ребекке? Да? А для чего, собственно, она использовала этот коттедж? Снаружи он выглядит как обычная лодочная станция. - Сначала это и была только станция, а позднее она перевезла туда и мебель, книги и посуду и превратила в жилое помещение. Он говорил о Ребекке "она". Он не назвал ее "миссис де Винтер", как я ожидала. - Для чего она использовала этот коттедж? - Она постоянно придумывала всякие развлечения, вроде пикников при лунном свете и тому подробное. - Зачем там построена маленькая пристань? - Там обычно стояла лодка. - Какая лодка? - Ее лодка. Ему явно не хотелось говорить об этом, а я, словно сорвавшись, никак не могла остановить поток моих расспросов. - Куда девалась лодка? Или это та самая, которая утонула? - Да, лодка опрокинулась и затонула, а ее смыло за борт. - Какого размера была эта лодка? - Около трех тонн водоизмещением и имела еще каюту на палубе. - Почему она опрокинулась? - В заливе бывают шквальные ветры. - Неужели никто не мог выйти в море ей навстречу и спасти? - Никто не видел, как это произошло, никто не знал, что она в море. - Но дома ведь кто-нибудь должен был знать, где она находится? - Нет, она часто уплывала в море совершенно одна и возвращалась среди ночи, проводя время до утра у себя в коттедже. - Была ли она нервной? - О нет! - Скажите, а Максим не возражал против ее странных привычек? Минуту помолчав, Фрэнк медленно произнес: - Этого я не знаю. Вероятно, она хотела вплавь добраться до берега и не смогла, утонув где-то между берегом и затонувшей лодкой. - Сколько времени спустя было найдено ее тело? - Прошло около двух месяцев. - Где же ее обнаружили? - Недалеко от Эджкомба, приблизительно в сорока милях отсюда. - Как ее могли узнать после двухмесячного пребывания в воде? - Максим ездил в Эджкомб для опознания. Внезапно я прекратила свои вопросы. Мне показалось, что я похожа на человека из толпы, который непременно хочет посмотреть на жертву уличного движения поближе, или на человека, который просит у незнакомых людей разрешения зайти и взглянуть на покойника. Мне было стыдно, и я боялась, что Фрэнк Кроули станет презирать меня. - Это было, наверное, ужасное время для всех вас, и вам, вероятно, неприятны мои расспросы и воспоминания обо всем этом несчастье. До сих пор мы были с Фрэнком в очень хороших отношениях, и я всегда считала его своим союзником... Не потеряла ли я его дружбу после этого разговора? До чего же длинная была эта въездная аллея! Она всегда напоминала мне волшебные сказки Гримма, в которых принц теряет дорогу. Я чувствовала, что Фрэнк все еще насторожен и боится дальнейших расспросов. - Фрэнк, - в отчаянье сказала я, - я понимаю, что вы не можете объяснить себе, почему я задаю вам такую массу вопросов. Поверьте, что мною руководит вовсе не любопытство. Просто я чувствую себя здесь, в Мандерли, такой никчемной и ненужной, и особенно потому, что все сравнивают меня с Ребеккой и думают: и что в ней нашел Максим? Никто этого понять не может. Я чувствую, что мне не следовало выходить замуж за Максима, когда все кругом повторяют: как резко она отличается от Ребекки! - Миссис де Винтер, пожалуйста, не думайте так. Вы совершенно неправы. Для Максима именно это и хорошо, что вы никого и ничего не знаете здесь, в Мандерли. Это дает ему отдых от мыслей, связанных с ужасным несчастье, происшедшим здесь и сравнительно недавно. Я мало знаю вас и вообще мало знаю женщин, так как я холост, но я хорошо знаю Максима, а также то, что скромность и доброта больше нужны в семейной жизни, чем остроумие и гордая красота. Милый Фрэнк, которого так презирала Беатриса, еще долго объяснял мне, что я безусловно являюсь очень подходящей женой для Максима. - Он, несомненно, был бы очень огорчен, если бы узнал о ваших мыслях и переживаниях. Он выглядит очень довольным и спокойным. А ведь миссис Леси была совершенно права, когда говорила, что год назад мы опасались за его рассудок и даже за его жизнь, хотя ей конечно, не следовало прилюдно обсуждать эту тему. - Мой добрый, хороший Фрэнк, почему я давно не поговорила с вами откровенно? Я чувствую себя гораздо лучше, гораздо увереннее, Фрэнк! Ведь в вашем лице я приобрела друга и союзника, не правда ли? - О да! - Фрэнк прежде чем мы закончим этот разговор, позвольте мне задать вам еще один вопрос и обещайте откровенно ответить на него. - Вот это нехорошо с вашей сторон? - как я могу обещать, не зная, о чем именно вы хотите меня спросить? - Нет, не бойтесь, ничего страшного не случится, так как мой вопрос отнюдь не носит интимного характера. - Ну что ж, согласен. Постараюсь ответить вам, как смогу. - Скажите мне, Ребекка была очень красива? - О да, она была самой красивой женщиной, которую я видел во всю свою жизнь. Мы вошли в дом; я позвонила, чтобы подали чай. 12 Миссис Дэнверс я почти не видела. Она звонила мне утром по домашнему телефону. клала ежедневно меню на мой стол для просмотра, и больше я о ней ничего не слышала. Она наняла мне горничную по имени Кларисса, милую, симпатичную девушку, которая выросла не в Мандерли, а где-то неподалеку и так же, как и я, мало зала о здешних порядках. Для нее я была главной хозяйкой, настоящей миссис де Винтер. Алиса презирала меня за то, что я не умела приказывать и была всегда скромной и легко тушевалась. Я была очень довольна, когда избавилась от Алисы и получила взамен Клариссу, простую девушку, которая не умела отличить дешевые кружева от дорогих. Мне стало легко понять миссис Дэнверс после объяснения Беатрисы: "Разве вы не знали? - она ведь просто обожала Ребекку." Любая женщина, оказавшаяся на моем месте, была бы ей так же неприятна, как я, потому что она всегда думала о той миссис де Винтер, которая уже никогда не вернется. Я была полностью согласна с Фрэнком, что мне надо было совсем забыть о Ребекке. Но это легко было сказать. А я ежедневно сидела в ее будуаре, за ее столом, писала ее пером и даже находила ее носовые платки в своем кармане. Я хотела быть счастливой и сделать счастливым Максима, но, увы, мне не удавалось изгнать Ребекку из своих мыслей. Я все-таки чувствовала себя гостьей в доме, где временно отсутствует хозяйка. - Фритс, - однажды сказала я, входя в библиотеку с большим букетом срезанных мною лилий, - где мне взять высокую вазу для этих цветов? Те, что находятся в оранжерее, слишком малы. - Для лилий мы всегда брали высокую алебастровую вазу из гостиной. - А она не испортится от воды? - Миссис де Винтер всегда пользовалась ею. После этого он принес мне вазу, уже наполненную водой, и я сама расставила в ней цветы подбирая их по оттенкам. - Фритс, нельзя ли отодвинуть этот столик от окна, чтобы поставить на него цветы? - Миссис де Винтер всегда ставила алебастровую вазу, на столик за диваном. Я заколебалась, а Фритс наблюдал за мной с бесстрастным лицом. Он, безусловно, выполнил бы мое указание, если бы я велела отодвинуть столик от окна, но я не настаивала. - Вы правы. Эта ваза выглядит лучше на большом по размеру столе. И я поставила алебастровую вазу туда, куда ее ставили до меня. Беатриса не забыла о том, что обещала мне свадебный подарок, и однажды, когда я сидела в своем будуаре. Роберт внес огромную посылку, явно очень тяжелую. Я всегда по-детски радовалась посылкам. Бросилась к пакету, разрезала веревки и развернула коричневую бумагу. В пакете были книги: четыре толстых тома по истории искусств. В первом томе лежала записка: "Я думаю, что такой подарок придется вам по вкусу. Любящая вас Беатриса". Это было очень мило с ее стороны, она действительно старалась доставить мне удовольствие. Я попробовала поставить книги на полку и отошла на один миг назад, чтобы посмотреть, какой вид они имеют на полке. В это время одна из книг соскользнула с полки, а за ней покатились и остальные. Одна из них задела фарфоровую статуэтку, стоящую на соседней полочке. Статуэтка упала на пол и вдребезги разбилась. Испуганно оглянувшись на дверь, я аккуратно собрала все осколки. Затем достала из ящика конверт, высыпала туда остатки статуэтки и засунула конверт на самое дно ящика. После этого взяла подаренные книги и унесла их вниз, в библиотеку, где они прекрасно поместились на одной из полок. Максим рассмеялся, когда я с гордостью показала ему подарок. - Вероятно, ты ей очень понравилась, - сказал он. - Би никогда в жизни не открывает книгу, если этого можно как-нибудь избежать. - Она говорила тебе что-нибудь обо мне? - Когда она была у нас к ленчу? Нет, по-моему, ничего не говорила. - А может быть, она написала тебе что-нибудь? - Мы никогда не переписываемся, кроме тех случаев, когда происходят какие-нибудь семейные несчастья. Я считаю, что писание писем - пустая трата времени. Если бы у меня был брат, подумалось мне, я бы все-таки написала ему несколько слов по поводу его недавнего брака. Конечно если бы считала брак удачным. В противном случае, я бы этого делать не стала. На следующий день Фритс, после того как подал нам кофе в библиотеку, остановился в дверях и сказал: - Разрешите мне поговорить с вами, сэр? - Да, пожалуйста. Что случилось, Фритс? Это по поводу Роберта сэр, между ним и миссис Дэнверс возник серьезный конфликт, и он очень расстроен. - О боже, - воскликнул Максим, а я начала ласкать Джаспера (мое постоянное пристанище в минуты смущения). - Миссис Дэнверс обвиняет Роберта в исчезновении статуэтки из будуара. Видите ли, в его обязанности входит приносить туда по утрам свежие цветы. Сегодня миссис Дэнверс вошла в будуар после его ухода и заметила, что статуэтка отсутствует. Еще вчера она была на месте. Она обвиняет Роберта в том. что он либо украл статуэтку, либо разбил ее и не желает в этом сознаться. Роберт категорически отрицает и то, и другое. Вы, может быть, заметили, что он был сам не свой во время ленча? - Я заметил, что он подал мне котлеты прямо на тарелке, а не предложил взять их с блюда. Я не знал, что Роберт столь чувствителен. Ну, очевидно, статуэтку разбил кто-нибудь другой, вероятно, горничная. - Нет, миссис Дэнверс вошла в комнату до того, как горничная приступила к уборке, сейчас же после того, как РОберт принес цветы. А вчера никто не входил в комнату после того, как ее покинула мадам. - Попросите миссис Дэнверс ко мне, и мы сейчас покончим с этим делом. Что это была за статуэтка? - Статуэтка из китайского фарфора. - О боже, это одно из наших сокровищ. Позовите миссис Дэнверс. - Слушаю, сэр. Фритс вышел из комнаты, и мы с Максимом остались одни. - Неприятно, - сказал Максим. - Эта статуэтка стоила кучу денег. Но я не понимаю, почему слуги обращаются ко мне, это ведь твоя компетенция, дорогая. Я подняла голову, и он увидел мое залитое краской смущения лицо. - Дорогой, - сказала я, - я хотела рассказать тебе раньше, но просто забыла. Дело в том, что статуэтку разбила я. - Почему же ты не сказала об этом при Фритсе? - Я боялась, что он сочтет меня сумасшедшей. Теперь это случится скорее. Ты должна будешь сказать все и ему, и миссис Дэнверс. - О нет, Максим, скажи лучше ты, а мне позволь уйти наверх. - Не будь дурочкой. Можно подумать, что ты их боишься. - Я действительно боюсь их. В этот момент дверь раскрылась, и Фритс ввел миссис Дэнверс. - Миссис Дэнверс, все это просто недоразумение. Миссис де Винтер разбила статуэтку и забыла сказать об этом. Он глядел на меня, смеясь и сердясь одновременно - Мне очень жаль, - сказала я, глядя на миссис Дэнверс. - Я никак не думала, что подозрение падет на Роберта. - Может быть, можно реставрировать статуэтку? - спросила миссис Дэнверс. Она глядела на меня с вызовом, и я поняла, что она все знала раньше и нарочно обвинила Роберта, желая проверить, хватит ли у меня храбрости сознаться во всем. - Боюсь, что реставрировать ничего нельзя. Она разбилась на мелкие кусочки. - А куда ты дела эти кусочки? - спросил Максим. - Положила их в конверт. - А куда дела конверт? - В ящик письменного стола. - Миссис де Винтер, кажется, боится, что вы посадите ее в тюрьму, - сказал Максим, - не правда ли, миссис Дэнверс? Возьмите конверт и поглядите, нельзя ли что-нибудь сделать. - Все в порядке, Фритс, - обратился он к дворецкому, - скажите Роберту, чтобы он перестал лить слезы. Как только Фритс вышел, миссис Дэнверс сказала: - Я, конечно, извинюсь перед Робертом, но все улики были против него. А что миссис де Винтер сама разбила статуэтку? - мне просто в голову не пришло. Если что-нибудь случится еще раз, я очень прошу миссис де Винтер прямо сказать мне об этом. Таким образом мы избежим недоразумений. Может быть, миссис де Винтер не знала, что это очень дорогая вещь? - Нет, я именно предполагала, что это большая ценность, поэтому и собрала все осколки так тщательно. - И спрятала так далеко, чтобы никто не смог их найти? - насмешливо спросил Максим. - Так обычно ведут себя младшие горничные, не правда ли, миссис Дэнверс? - Младшим горничным не разрешается трогать такие дорогие вещи в Мандерли. И вообще в будуаре до сих пор еще не была разбита ни одна вещь. Когда была жива первая миссис де Винтер, мы часто убирали будуар вместе с ней. - Ну, все, - нетерпеливо сказал Максим. - Ничего не поделаешь, миссис Дэнверс. И она вышла из комнаты, а Максим вернулся к своим газетам. - Мне очень совестно, Максим, - сказала я. - Это случилось тогда, когда я хотела поставить свои книги на полку. - Мое дорогое дитя, какое это имеет значение? - Мне следовало бы быть более осторожной. Миссис Дэнверс страшно обозлится на меня. - Из-за чего она может злиться? Насколько мне известно, китайский фарфор принадлежит не ей. - Но она так гордится всеми этими безделушками, и так любит их. И до сих пор еще никто ничего не разбил. - Лучше, что это сделала ты, чем если бы это это случилось со злополучным Робертом. - А я была бы рада, если бы виноват был Роберт! Мне миссис Дэнверс этого никогда не простит. - Да будь она проклята, миссис Дэнверс! Она же не всемогущий Господь! Я тебя совершенно не понимаю, когда ты говоришь, что боишься ее. И ты так странно ведешь себя. Представь себе, что, разбив статуэтку, ты бы позвала миссис Дэнверс и сказала ей просто: "Уберите осколки". А вместо этого ты собираешь и прячешь осколки, как будто ты младшая горничная, а не хозяйка этого дома! - Я действительно похожа на младшую горничную. Поэтому мне так хорошо с Клариссой. Мы с ней на дружеской ноге. Ты знаешь, я недавно навестила ее мать и спросила: довольна ли Кларисса своей работой? "О да, мадам, Кларисса говорит, что совсем не чувствует себя в подчинении, а живет как будто бы в своем кругу". - Я понимаю мать Клариссы и ее насквозь пропахший луком капустный домик. У нее было девять человек детей моложе одиннадцати лет, она сама обрабатывала огород, босиком, с надетым на голову чулком. Каким образом Кларисса выглядит так мило и опрятно, я просто не понимаю, - сказал Максим. - О, она воспитывалась в другом доме, у тетки. Должна тебе сознаться, что ее мать, хоть и простая женщина, но мне легче находиться в ее обществе, чем в обществе жены епископа, где я всегда чувствую себя не в своей тарелке. - Конечно, если ты поехала с визитом в этой старой юбке, то это вполне естественно. - Нет на мне было выходное платье, но я не люблю людей, которые судят о других по их нарядам. - Не думаю, чтобы жена епископа обращала хоть какое-нибудь внимание на наряды, но если ты сидишь на самом кончике стула и открываешь рот только для того чтобы сказать "да" или "нет", как это было в последний раз, когда мы с тобой вместе ездили с визитом, то понятно, что всем тяжко и неловко... - Да, я очень застенчива и ничего не могу с этим поделать. - Понимаю, тебе трудно, но необходимо постараться преодолеть это смущение. - Ты несправедлив ко мне. Я стараюсь изо всех сил, изо дня в день. Ты просто не понимаешь того, что я выросла в другом окружении и никогда не вела светского образа жизни. Не думаешь ли ты, что все эти визиты доставляют мне удовольствие? - Ничего не поделаешь. Здесь принято вести себя именно так, как бы это ни было скучно, - ответил Максим. - Дело совсем не в скуке, а в том, что люди рассматривают меня, как призовую корову. - Кто именно? - Все. - Какая тебе, в сущности, разница? Это придает какой-то интерес их жизни. - Почему я должна быть для них постоянным объектом критики? - Потому что ты хозяйка Мандерли, а испокон века у всех здешних обитателей жизнь в нашем поместье вызывала жгучий интерес. - Я у всех, как сучок в глазу. Думаю, что ты женился на мне из-за того, что я глупа, неопытна и не могу им предоставить никакого материала для сплетен. - Что ты хочешь этим сказать? Он отбросил свои газеты и уставился на меня мрачными, злыми глазами. В голосе звучали незнакомые мне металлические нотки. - Почему ты глядишь так строго? - Какие сплетни о Мандерли ты слышала? Кто говорил с тобой об этом? - Никто ничего мне не говорил. Я просто злюсь из-за того, что мне нужно ездить с визитами и служить вечным объектом критики. - То, что ты сказала, не слишком приятно слышать. - Это было гадко с моей стороны. Извини меня, Максим. Он стоял, покачиваясь на каблуках, держа руки в карманах, и улыбался горькой улыбкой. - Я думаю о том, - сказал он, - что я поступил очень эгоистично, женившись на тебе. - Почему ты так думаешь? - Между нами слишком большая разница в возрасте. Тебе следовало немного подождать и выйти замуж за своего ровесника. Человек, который прожил большую часть своей жизни, не может быть тебе товарищем. - Это просто смешно, - возразил я. - Возраст не играет никакой роли в супружестве. И, конечно, мы подходим друг другу как товарищи. - В самом деле? Я подошла к нему и обняла. - Ты знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете. Ты для меня отец, брат, сын - в одном лице. - Во всем виноват я, - захватил тебя нахрапом и не дал тебе возможности обдумать свой поступок, - сказал Максим. - А я не собиралась его обдумывать, так как у меня не было никакого выбора, как ты понимаешь, Максим. Если человек любит, то... - Счастлива ли ты здесь? - спросил он, глядя в сторону. - Я иногда сомневаюсь в этом. Ты побледнела и похудела здесь. - Конечно, счастлива. Я люблю Мандерли, его сады и леса, и не буду больше возражать против гостей. Я согласна каждый день ездить с визитами, если ты этого хочешь. Я никогда не раскаивалась в том, что вышла замуж за тебя. Он обнял меня и поцеловал в макушку. - Бедная овечка, - сказал он. - Ты не слишком весела со мной, боюсь, что со мной вообще не просто ладить. - О нет, Максим, с тобой очень легко ладить. Я всегда боялась замужества: мне казалось, что муж непременно будет пьянствовать, ругаться, будет крайне неприятен и, может быть, еще будет издавать дурной запах. Все это к тебе никак не относится. - О боже! Надеюсь, что нет, - и он улыбнулся. Я обрадовалась этой улыбке, взяла его руку и поцеловала ее. - Смешно, будто мы не товарищи. Мы очень хорошие товарищи и оба, безусловно, счастливы. Ты говоришь так, словно наш брак неудачен, тогда как на самом деле он очень удачен. - Если ты это говоришь, то уже хорошо. - Да, но ты согласен со мной, не правда ли? Мы оба счастливы, очень счастливы, а если для тебя это иначе, то я предпочту уехать от тебя, чем огорчать тебя. Почему ты не отвечаешь мне? - Как я могу тебе ответить, когда я и сам этого не знаю. Если ты говоришь, что мы оба счастливы, давай на этом остановимся и будем считать, что это так. Он взял мою голову в руки и снова поцеловал меня. - Боюсь, что ты разочаровался во мне, - сказал я. - Я неловка, застенчива, лишена элегантности, и ты считаешь, что я никак не подхожу к Мандерли. - Не болтай глупостей: я никогда этого не говорил. Ну, а твою застенчивость ты со временем преодолеешь. Я тебе говорил уже это. - Мы вернулись к тому, с чего начали. А началось все с того, что я разбила статуэтку. Не будь этого, мы спокойно выпили бы кофе и пошли гулять в сад. - Будь проклята эта статуэтка! Неужели ты думаешь, что меня заботит этот фарфор? - Он был очень ценный? - Возможно. Не помню. - По-видимому, все вещи в будуаре представляют большую ценность. А почему именно там сосредоточены самые лучшие вещи? - Не знаю. Возможно, потому что именно там они выглядят лучше всего. - Эти вещи собраны там твоей матерью? - Нет, все появилось, когда я женился. - Откуда же все это появилось? - Я думаю, что это были свадебные подарки, а Ребекка хорошо разбиралась в китайском фарфоре. О чем он задумался? Наверное, о том, что свадебный подарок, преподнесенный мне, разрушил подарок, преподнесенный по тому же поводу Ребекке. - О чем ты думаешь? - Ни о чем особенном. Я обдумывал вопрос о том, когда и в каком составе будет проходить крикетное соревнование между графствами Миддлсекс и Сэррэй. 13 В конце июня Максим уехал на два дня в Лондон на какое-то совещание по делам графства. Увидев отъезжающую машину, я почувствовала себя так, словно расставалась с Максимом навсегда и никогда его больше не увижу. ...Когда я вернусь с прогулки, Фритс встретит меня с бледным испуганным лицом и скажет, что по телефону сообщили о несчастном случае в дороге, и я должна собрать все свое мужество. Я уже представляла себе похороны Максима и довела себя до такого состояния, что во время ленча не могла проглотить ни кусочка. После ленча я сидела в тени каштана и делала вид, что читаю книгу, а на самом деле была во власти своего беспокойства. Незаметно подошел Роберт и сказал, что только что звонили из Лондона. - Звонили из клуба, мадам. Мистер де Винтер прибыл десять минут назад. Я не сразу поняла смысл его слов. - Спасибо, Роберт. Как они быстро доехали. Мистер де В