чем я владею ect., моей неисправимой Антиклее. Предвижу, предвкушаю и горячо надеюсь, что этот дар станет для нее подлинным проклятием. Ставлю непременным условием получения наследства названной Антиклеей ее безоговорочное согласие на опеку ее светлости герцогини Кэмберхерст до замужества вышеназванной Антиклеи или достижения ею двадцатипятилетия. Таким образом, обе дикие кошки получат редкую возможность вволю поупражнять друг на друге свои когти, до полного изнеможения или взаимного уничтожения. В случае отказа ее светлости от столь многотрудной обязанности завещаю все свое состояние - целиком и безусловно - старшему смотрителю моих угодий, преданному мерзавцу Томасу Яксли - ему и его потомкам, на вечные времена. С подлинным верно etc." - Вот так и не иначе! - изрек мистер Шриг, когда Дэвид сложил и вернул ему документ. - Что вы теперь скажете, друг мой? - Я скажу "нет", Джаспер! Раз я умер и похоронен - пусть так все и останется... по крайней мере на некоторое время. - Вы хотите сказать, что все равно отказываетесь? - Категорически! - А на что вы собираетесь жить, приятель? Чем собираетесь заниматься? - В настоящее время, - ответил Дэвид, поднимаясь, - я собираюсь лечь спать. Доброй ночи, Джаспер, и благодарю вас. - Черт побери! - в сердцах выругался Шриг и вслед за Дэвидом вошел в гостиницу. - Дружище Дэвид, - сказал он, зажигая свечу, - на завтра назначено дознание. Надеюсь, вы придете? - Не знаю, Джаспер. А что вы собираетесь сообщить коронеру? - Ничего. - Почему? - недоуменно поглядев на него, спросил Дэвид. - Во-первых, потому что я всячески постарался, чтобы меня не вызвали, а во-вторых, потому что я не хочу вылезать со своими уликами, пока нет окончательных доказательств, черт бы их побрал! - Когда же они появятся? - Что вам ответить? Все зависит от одного обстоятельства. - Какого, Джаспер? Свеча мистера Шрига горела ярко, и он повернул ее так, чтобы свет падал на лицо Дэвида. - Это зависит, дружище, от того, как скоро вы расскажете мне, куда дели кинжал с серебряной рукояткой. Дэвид отпрянул и на мгновение застыл. Пламя отражалось в его расширенных зрачках. - Вот и все! - удовлетворенно произнес сыщик и улыбнулся безмятежнейшей улыбкой. - Finita, дружище! Это так называемый элемент внезапности... Слава Всевышнему, ваша физиономия доказывает правильность моих выводов. Кинжал действительно был орудием убийства - кинжал с серебряной рукояткой, который принадлежит... сами знаете кому!.. Стилет, дружище, быть может, вместе с клочком бумаги, который вы нашли, сами знаете где... и спрятали в известном вам одному месте. Правосудие требует, а ваш друг просит предъявить их. Подумайте над этим на досуге, дружище, даю вам времени до утра! Спокойной ночи, Дэвид, и приятных снов. И мистер Шриг, весело насвистывая себе под нос, удалился наверх, в свою спальню. Глава XXXI, в которой мистер Молверер дает совет В просторном, песочого цвета холле гостиницы "Герб Лоринга", осевшее набок крыльцо которой, казалось, склонилось в вечном поклоне, а покосившиеся окна криво подмигивали обветшалой церкви напротив, перед тесно набившейся в зал публикой торжественно восседали коронер и двенадцать выбранных им присяжных. Среди зрителей Дэвид обнаружил скромно притулившегося в дальнем углу мистера Шрига. Коронер и жюри присяжных с серьезным видом выслушали произнесенный тихим голосом уверенный рассказ миссис Белинды, угрюмые ответы Антиклеи, спокойное и ясное заявление мистера Молверера и показания разной степени вразумительности, которые дали слуги. Потом всем свидетелям устроили прямой и перекрестный допрос, изучили найденную на месте преступления поношенную шляпу, все взвесили и, посовещавшись, вынесли следующий вердикт: "В ночь на третье число сего месяца, приблизительно в двенадцать часов, сэр Невил Лоринг из Лоринг-Чейза, что в графстве Сассекс, баронет, был заколот неизвестным острым орудием, проникшим в тело на глубину четырех с половиной дюймов, в результате чего мгновенно скончался. Поскольку он, вне всяких сомнений и каких бы то ни было оговорок, скончался в результате сознательного насильственного акта неизвестного лица или лиц, против названного лица или лиц заводится дело об умышленном убийстве". Тем самым закон был должным образом исполнен, после чего коронер, жюри и зрители отправились восвояси. Дознание кончилось, но к несказанному облегчению Дэвида добавилось недоумение, столь сильное, что, заметив в рассасывающейся толпе мистера Молверера, он поспешил за ним и тронул его за плечо. Джентльмен круто повернулся и воззрился на Дэвида диким, яростным взглядом. Похоже, он испугался - его поведение столь разительно не походило на обычные, полные степенного достоинства и мрачной сдержанности манеры, что Дэвид непроизвольно вздрогнул. - Прошу прощения, - сказал он, - кажется, я вас напугал. - Да... Нет! Я задумался. Что вам угодно? - Позвольте переговорить с вами наедине. - Мне через луг. Перебравшись по мостику через изгородь, они молча пошли рядом. Достигнув места, откуда их не было видно с дороги, Молверер остановился. - Слушаю вас, сэр. - Мне хотелось бы знать, почему вы воздержались в своих сегодняшних показаниях от какого бы то ни было упоминания о моей первой встрече с сэром Невилом Лорингом? Молверер смотрел на Дэвида с выражением мрачной отчужденности, но его длинные пальцы нервно теребили белоснежное жабо на груди. - Это моя забота, сэр! - наконец ответил он. - Осмелюсь полагать, и моя тоже, - возразил Дэвид. - Ведь, сдается мне, вы не сделали этого отнюдь не по причине непреодолимой симпатии, вдруг вспыхнувшей по отношению к моей персоне. Сардоническая улыбка мистера Молверера была достаточно красноречивым ответом. - Считайте как вам угодно, сэр, - произнес он, слегка поклонившись. - Пусть так: я воздержался от упоминания вашей особы, которое принесло бы вам дурную славу и могло иметь также куда более неприятные последствия, исключительно из доброго к вам расположения. - Вам неплохо удается сарказм, сэр! - сказал Дэвид, краснея. - Тем не менее считаю своим долгом поблагодарить вас за услугу. - Мы принимаем вашу благодарность, сэр, - насмешливо ответил Молверер. - Смею ли я полюбопытствовать, не успела ли вам приглянуться какая-нибудь другая часть Англии, более подходящая вашему своеобразному темпераменту? - Возможно, сэр. Однако я нахожу здешние места довольно милыми, а пробыл здесь совсем недолго и не успел пресытиться ими. - И все-таки я почти не сомневаюсь, сэр, что гораздо разумнее с вашей стороны было бы исчезнуть. - Это угроза? - вкрадчиво поинтересовался Дэвид. - Лучше назвать советом, ведь я исхожу из вашего же блага. - Ваша заинтересованность в моем благоденствии поистине трогательна, сэр. Но, как бы я ни был признателен вам за оказанную сегодня услугу, меня, признаться, озадачили причины вашего молчания. Принимая во внимание все сопутствующие обстоятельства... - Сэр, я говорю или молчу, когда считаю нужным! - Разумеется, это ваше право! Вот только мне крайне любопытно, как много, возникни такая нужда, могли бы вы поведать в свете упомянутых обстоятельств о некоем кинжале с серебряной рукояткой? В то же мгновение статная фигура мистера Молверера словно съежилась, плечи поникли, а бледное лицо с выпученными глазами, став багровым, снова приобрело мертвенно-серый оттенок. Он дважды открыл рот, пытаясь заговорить, потом вдруг повернулся и бросился прочь. Споткнувшись о луговую кочку, он не сбавил темпа и мчался, ни на что не обращая внимания, словно убегая от стремительно надвигающейся опасности. Не успел Дэвид собраться с мыслями и прийти к какому-нибудь выводу, как секретарь столь же внезапно повернул обратно и торопливо зашагал к нему. - Сэр, - сказал он едва узнаваемым хриплым голосом. - Сэр... что бы ни довелось вам узнать в отношении этого рокового оружия, я покорнейше прошу, я умоляю, заклинаю вас: никому... ни единой душе... не говорите о нем! В противном случае вы наверняка горько пожалеете... Очень горько пожалеете! И, не дожидаясь ответа, так же стремительно развернулся на каблуках и заспешил прочь. Настала пора предать земле бренные останки сэра Невила Лоринга. В яркий солнечный полдень гроб установили возле могилы его предков. Еще загодя в церкви собралась толпа жителей Лоринг-вилледж и окрестных деревень - дородные фермеры, деревенские сквайры, дворянство из ближних и дальних родовых гнезд - торжественно приодетое, пестрое общество, провожающее не последнего из своих представителей. Впрочем, как знать, не влек ли их сюда скорее нездоровый интерес - любопытство, смешанное со страхом перед насильственной смертью, и надежда лицезреть драматичный финал таинственной трагедии? "Полные жизни, мы уже мертвы..." Бесспорная истина! Но как приятно ощущать ток крови в жилах, как восхитительно замирает сердце, когда бросаешь боязливый взгляд из-под кокетливого чепца или модной широкополой шляпы на траурные бархатные покровы, тяжелыми складками которого искусно задрапировано то, что осталось от ближнего твоего! "Ибо из праха вышел и во прах возвратишься"! Ужасен грохот падающих комьев земли! "Аз есмь Воскресение и Жизнь!" Множество глаз, полных жадного любопытства, - и ни плача, ни слезинки жалости - ни единой! Но вот наконец гроб сэра Невила зарыли, спрятали подальше от полуденного солнца и безжалостных любопытных взглядов. Зрители, нестройно переговариваясь, задвигались и вскоре разошлись - кто в сельский особняк, кто на уединенную ферму, кто в один из домов, теснящихся на деревенской улице. Разговоров, толков и пересудов хватит надолго. Интригующая, жуткая тайна во всех своих устрашающих подробностях не один день останется главной их темой. Ах какие открываются широкие возможности для преувеличенных содроганий, глубокомысленных покачиваний головой и блестящих умозаключений доморощенных провидцев! Церковь опустела. Дэвид подошел к старому камню, прочитал свежевыбитые слова: СВЯЩЕННОЙ ПАМЯТИ СЭРА НЕВИЛА ЛОРИНГА, 52 лет, тринадцатого баронета Лорингского из графства Сассекс Дэвид стоял в тени, подпирая плечом колонну и скрестив руки на груди. Вдруг он услышал быстрые, легкие шаги. К древнему монументу подошла миссис Белинда. Как видно, не подозревая о том, что за ней наблюдают, она опустилась перед ним на колени, и хрупкую, так похожую на девичью фигурку сотрясли мучительные рыдания. Седая голова упала на тонкие руки, и бескровные губы зашептали торопливые слова, то и дело прерываемые судорожными паузами: - О, Невил, Невил! Зачем ты грешил, зачем осквернял себя нечистыми помыслами? Зачем был так жесток, так немилосердно жесток ко мне?.. А теперь тебя нет... О, Невил, моя любовь последует за тобой... она останется с тобой, Невил, навсегда, навсегда! Дэвид на цыпочках прокрался к выходу. Слава Богу, нашелся хоть один человек, оплакивающий его недостойного дядю. Есть кому помолиться о его черной душе, пролить на его могилу слезу жалости. Глава XXXII, дающая необходимое развитие философским воззрениям на слабительное Ранним утром Дэвид отдернул занавеску, и в открытое окно хлынул ослепительный поток солнечного света. Веселый мелодичный птичий свист, полный неожиданных переливов и трелей, сразу стал громче. Дэвид, еще не кончив одеваться, высунул на улицу взъерошенную голову. Прямо под его окном, посреди двора, стоял человечек в белоснежной рубашке без сюртука, черных бархатных штанах и ботфортах и над чем-то усердно колдовал возле большого стола, на котором были выстроены рядами банки, склянки и пузырьки. Коротышка наполнял их темно-коричневой жидкостью, да с такой выверенной точностью и быстротой, что просто любо-дорого было посмотреть. Наконец, когда каждой склянке была скормлена точно отмеренная порция жидкости, человечек отставил ведро и черпак и, запустив пятерню в лежащую рядом сумку, достал оттуда пригоршню пробок. Тут он случайно поднял голову и заметил Дэвида. - Великолепное утро, мистер Пибоди! - приветствовал его Дэвид. - Вы так считаете? Будь по-вашему, - ответил странствующий лекарь, сняв свою широкополую шляпу. - Отрадно сознавать, сэр, что ваша печень, сей благородный орган, чувствует себя сносно, раз вы способны столь высоко оценить обыкновенный ясный денек. - Кажется, вы меня забыли, мистер Пибоди! - Не стану отрицать, сэр, я вижу бессчетное количество лиц, множество физиономий per diem[12]... Однако дайте-ка мне подумать. [12] За целый день (лат.). - В Лорингском лесу! - подсказал Дэвид - И пострадала не печень, а голова. - Ну конечно! Правда, вас не узнать. Corpore sano...[13] Хм! Благодаря бритью и наружному применению aqua pure ваша внешность значительно выиграла. А как поживает поврежденная макушка? Лучше? [13] Окончание латинской крылатой фразы "Здоровый дух - в здоровом теле". - Вашими заботами! - Лучше сказать, моим средством от мозолей. А в остальном как ваше самочувствие - желудок, например, не беспокоит? - Еще как! Он давно пуст! - засмеялся Дэвид. - Ну, этот недуг легко излечим. Спускайтесь, позавтракаем вместе, я с удовольствием вас попотчую. - Нет, нет, спасибо, - начал отнекиваться Дэвид. - Да, и никаких отговорок! - пресек его возражения Пибоди. - Э-гей, Том! Томас, выгляни на минутку! - позвал он. Из маленького оконца высунулась круглая голова хозяина. - Да, мастер Пибоди? - Накрывай завтрак, Том! Яичницу с беконом, и побольше, мы проголодались. - Увольте, мистер Пибоди! - крикнул сверху Дэвид. - Не может быть и речи! - ответствовал Пибоди снизу и принялся сноровисто затыкать бутылочки пробками. - Питание в хорошей компании помогает пищеварению; в результате приятное сочетается с полезным. А если лопать в одиночку, как попало, это может вредно отразиться на жизненно важных органах, содействовать диспепсии. А в результате - страдания и злоба, вплоть до желания убить!.. Кстати об убийстве... - Только не о нем! - перебил его Дэвид. - Как знаете, - не стал настаивать эскулап. - А может вы, пока завтрак не готов, спуститесь и пособите мне заткнуть эти флаконы? - С удовольствием! - ответил Дэвид и вскоре, завершив свой туалет, присоединился к мистеру Пибоди. - Если не секрет, - поинтересовался он, оглядывая нестройные сонмы пузатых склянок, - неужели ваше знаменитое снадобье пользуется столь поразительным спросом? - Именно так! - подтвердил мистер Пибоди. - Хотя здесь не только оно, ибо при смешении с определенной добавкой средство от мозолей превращается в Незаменимое Слабительное Пибоди, иначе, Бесценную Помощь Желудку или, на выбор, Своевременный Облегчитель - нежный, словно южный зефир; пробирающий насквозь, словно борей; и действенный, как землетрясение. Одна столовая ложка после еды, и человек оживает и воспаряет, словно птица в поднебесье, а в душе гремит симфония восторга. И все удовольствие за какой-то шиллинг, а три бутылочки и вовсе даром - восемнадцать пенсов... Хе, вы никак улыбаетесь, сэр? - Простите меня, мистер Пибоди, но ваши поэтические сравнения и эпитеты... - А, так то непременный элемент врачебного искусства! Люди любят красивые, образные выражения, точно так же как предпочитают, чтобы лекарство было на вид, запах и вкус настоящим лекарством. Я даю им то, чего они желают... И это, молодой человек, не шарлатанство. Если оно и есть, то совсем чуть-чуть... Если бы все лекарства, продаваемые ничего не подозревающей страждущей публике, были так же невинны, как снадобья Пибоди, мир был бы куда счастливее и куда меньше в нем вершилось бы зла и преступлений... Кстати о преступлениях... - О, только не о них! - взмолился Дэвид. - Расскажите лучше о себе. - Обо мне? Что ж обо мне рассказывать, у меня все прекрасно, благодарение небу и здоровой печени! Торговлишка процветает, в особенности это касается слабительного. В самом деле, спрос на него оказался столь велик, что мне пришлось спешно возвращаться сюда - я ведь храню свои целебные травы и прочие ингредиенты для пилюль и настоек здесь, на попечении Тома. Пришлось возвращаться, как я уже сказал, и стряпать дополнительную партию. Средство от мозолей тоже прямо с руками отрывают, а пилюли для бледных расхватали с алчностью изголодавшихся хищников. - Пибоди взглянул на Дэвида оценивающе. - А как вы смотрите, молодой человек, на возможность присоединиться ко мне? Работой загружу по горло, будете трудиться с утра до вечера, а платить буду гинею в неделю. По-моему, неплохо для начала. Подумайте над этим! Из окна высунулась голова хозяина, который громко возвестил: - Кушать подано, джентльмены. Войдя в харчевню, они обнаружили аппетитнейше накрытый стол под свежей скатертью - скворчащую яичницу с ветчиной и ароматный кофе, от запаха которого у обоих слюнки потекли. - Здоровый аппетит - нагрузка для желудка, Слабительное Пибоди умножит ваши дни! - продекламировал бродячий эскулап, когда они уселись за стол. За сим последовала продолжительная пауза, поскольку сотрапезники были чересчур заняты, чтобы поддерживать беседу. - Секрет любого хорошего лекарства, сэр, - спустя некоторое время изрек мистер Пибоди, назидательно подняв вилку, - секрет всякого пользующегося успехом снадобья для облегчения телесных недугов - это aqua vulgaris c маленькой таинственной добавкой. Да, тайна - великая вещь! Разум человеческий благоговеет перед всем, чего не в состоянии постичь, и человек обнажает и склоняет перед тайной свою пустую голову! Откуда и берутся шарлатаны, факиры, некроманты, священники и философы вроде Пифагора. Все они внушают нам, простым смертным, что приоткрыли покров тайны. Только нас не пускают посмотреть... Будь ты трижды дураком и отъявленным мошенником, но если у тебя хватит ума выглядеть загадочным, тебя будут уважать, ссылаться на твои заумные речи и всячески восхвалять. Тебе будут подражать. А мудрого или просто хорошего человека, презирающего дешевые уловки и эффекты, толпа просто не заметит... Да-с!.. Кстати к вопросу о загадках. Страшная история с сэром Невилом... - Для меня остается загадкой, как вы ухитряетесь носить такую чертову пропасть бутылочек в такую даль? - поспешно перебил Дэвид. - Ведь вы ходили в Льюис, на ярмарку? - Ничего особенного, молодой человек. Нанял у Джима Крука пони с тележкой. Ну, так что, идете в ученики эскулапа, двинете по стопам Галена, Гиппократа и Пибоди за одну гинею в неделю? Решайтесь. - Я искренне благодарен вам за предложение, но... - Значит, нет! - кивнул Пибоди. - Что ж, дело ясное: мозоли, простуды, кашель и колики недостаточно романтичны для вашей возвышенной натуры, так ведь, сэр? - Э-э, действительно, - протянул Дэвид. - Я, э-э, испытываю недостаточно... - Ладно, не продолжайте! Позвольте лучше дать вам дружеский совет: научитесь говорить без этого блеяния. - Сэр! - воскликнул Дэвид, краснея. - Если вы намекаете на мой акцент... - Вот именно! - подтвердил бродячий целитель. - Вы блеете, сэр! Бекаете и мекаете, как заблудившаяся овца! К тому же произносите "а" вместо "я" и "моэ" вместо "мой" - это ж никуда не годится. Иностранный акцент, в отличие от жеманства, обращает на себя внимание, коробит обывательское ухо и вызывает предубеждение. Кроме того, считается, что, так или иначе выделяясь - я не имею в виду рекламу для пользы дела, - вы либо специально выставляете себя напоказ, а это вульгарно, либо невольно предстаете перед другими в нелепом или смешном виде... Ну вот вы и обиделись, сэр! - Нет, - ответил Дэвид и засмеялся. - Правда, нет! - Рад слышать это, сэр, ибо гнев отнимает массу жизненных сил и энергии. Ярость и гнев - две страсти, сжигающие... - Мастер Пибоди, ох, конечно, извините, что я помешала, но мне очень надо вам что-то сказать. На пороге стояла полногрудая опрятная девица. Она присела в реверансе, и Пибоди приветствовал ее с самым серьезным видом. - Что ты хочешь, Мэри Байбрук? - спросил он. - О, сэр, скажите, пожалуйста, то лекарство, которое дедушка получил от вас, оно для кашля или для мозолей? - Для мозолей, Мэри. Что, они его уже не беспокоят и он забыл, от чего микстура? - Господи, кто ж его знает, мастер Пибоди? Видите ли, дедушка взял да и выпил его - опрокинул, и прямо залпом!.. - В самом деле? - удивился эскулап, нимало не тревожась. - И ничего не осталось, дитя мое? - Ни капельки, сэр! Дедушка совсем ничего не смыслит в лекарствах! - Да, пожалуй, медицина только вредит ему. - Ох, что же будет с его бедным старым желудком? - А как подействовало лекарство? - Да вообще-то ничего. Он отправился в свинарник, уселся там и поет! - Поет, Мэри? - Ага, весело так, прямо заливается! Страсть, говорит, как отлично себя чувствую. - Так и должно быть! - важно кивнул мистер Пибоди. - Таково одно из многочисленных достоинств средства от мозолей Пибоди - его можно принимать как угодно, сколько угодно и когда угодно. Как наружно, так и внутренне. - А от него не нарастут мозоли у дедушки в кишках, сэр? - Если они там есть, то крупнее не станут, Мэри, можешь быть спокойна. - Ох, слава Богу, сэр! Тогда он просит дать ему еще бутылочку, если можно, будьте так добры. Бродячий эскулап вышел за дверь и вскоре вернулся с одной из только что наполненных склянок в руке. - Передай дедушке, пусть принимает по одной столовой ложке после еды. Это скажется на его заслуженном желудке не менее благоприятно, чем средство от мозолей, зато гораздо аппетитнее на вкус. - О, я вам ужасно благодарна, сэр! Полногрудая Мэри присела в реверансе и протянула ему шиллинг. Мистер Пибоди взял его, повертел в руке и вернул обратно. - Дитя, - сказал он, - раз твой дедушка такой древний старик, вы должны мне полцены. Ты должна мне шесть пенсов. Или нет - четыре. - Ну, сэр? - с вызовом спросил он Дэвида, когда девушка, рассыпаясь в благодарностях, ушла. - Что это вы так свирепо на меня уставились? - Грешно обманывать темный народ, преступно, - сказал Дэвид. - Вы наживаетесь на невежестве простого люда. Пибоди вздохнул, откинулся назад и посмотрел на него с некоторой грустью. - Сэр, я никому не обязан давать отчет или оправдываться, - заявил он, - но вам объясню. Некогда, в давние времена, я тоже был молод и, следовательно, глуп. А поскольку я был глуп, я совершил три дурацкие ошибки: женился на красавице, завел дружбу с негодяем и купил скаковых лошадей. Итог, вполне естественно, наступил плачевный: лошади меня разорили, жена меня бросила, а мерзавец-друг прострелил мне легкое. Последнее обстоятельство, к счастью, временно отвлекло меня от житейских невзгод... Н-да!.. Выздоровев, я остался без гроша, нищим и, следовательно, одиноким. Отчаявшись, я стал искать забвение в вине, общался с разными подонками, опускался все ниже и ниже и в конце концов оказался на самом дне грязной пропасти. До такого способно докатиться только высшее животное, именуемое человеком. Более благородная тварь - допустим, лошадь или собака - непременно погибла бы... Да-с! Но там, среди отбросов рода человеческого, гноящихся язв общества, я набрел на цветок, проросший на навозной куче, небесное, еще не испорченное создание... Так я нашел свое спасение. Ей было шесть лет, она чахла и умирала от заброшенности и дурного обращения. Мы бежали, вырвались на свет Божий, к душистым лугам и зеленым лесам, и начали жить, как умели. Голодали, когда наступала нужда, но она к ней привыкла, а я, в конце концов, был мужчиной... Одно время, скучая в колледже, я баловался медициной, а тут как-то случилось нам жить в одном деревенском доме в Пэчеме, недалеко от Брайтона. Там-то и улыбнулась нам удача, когда мне в голову пришла идея, воплотившаяся в справедливо прославленную панацею для бледных по рецепту Пибоди... С тех пор прошло много лет, мои волосы поседели, а моей Сальвейшн[14] - шестнадцать. Она завершает образование в Брайтонской академии, но рвется ко мне, словно к родному отцу. Мы с ней мечтаем купить здесь неподалеку домик, поселиться там вдвоем и жить до конца наших дней... Итак, теперь вы знаете, сэр, почему я стал шарлатаном. Да, я шарлатан, но умеренный, ибо никому не причиняю вреда... Что же касается преступности подобного... [14] Спасение (англ.). - Сэр, - не позволил ему докончить Дэвид, - я все понял... Вот вам моя рука! - А за дверью, - пожав его руку, сообщил Пибоди, - уже стоит парень с тележкой от Джима Крука. Не поможете ли погрузить на нее мое хозяйство? Спустя некоторое время пресловутое слабительное в целости и сохранности перекочевало на тележку, мистер Пибоди уселся и, подобрав вожжи, приглашающе хлопнул по сиденью. - Прекрасное утро для прогулки! Не составите ли компанию? Дэвид примостился рядом, мистер Пибоди прикрикнул на пони, и они тронулись. - Так вот, все же о преступлении, - в который раз начал мистер Пибоди. - Я, вероятно, один из последних, кто видел сэра Невила живым. В ту роковую ночь я встретил его довольно далеко от дома. - Вот как? - Дэвид наконец-то заинтересовался. - Да. Он был игрушкой неуправляемых страстей и наверняка страдал разлитием желчи. По моему глубокому убеждению, его убил собственный лесничий или кто он там. - Вы имеете в виду Яксли? - Вот-вот, он самый... Так вышло, что у меня как раз иссяк запас одной травки, Nasturtium officinale, в просторечье - водяной кресс, и я отправился вечером к ручью, где, как мне известно, она растет в изобилии. Когда я набрал уже порядочно, мое внимание привлек какой-то шум, и я увидел идущего мимо Яксли. Я стоял за кустами, и он, не замечая меня, бормотал что-то себе под нос и все поглаживал своей лапищей какой-то предмет, пока не поравнялся с моим наблюдательным пунктом. И вдруг кто-то очень тихо произнес: "Вероломная скотина!" Как он подпрыгнул! И было отчего, сэр: за всю жизнь мне не довелось испытать на себе действие столь убийственной злобы, вложенной в два слова!.. Из зарослей напротив меня, прихрамывая, вышел сэр Невил. Он улыбался, но если бы понадобилась для какой-нибудь античной трагедии маска Убийцы, то лицо его в ту минуту являло непревзойденный образец. Увидев его, Яксли затрясся и плюхнулся на колени. "А, ножки не держат, ползаешь, пресмыкаешься, грязный ублюдок! - сказал сэр Невил. - Правильно не держат, ибо, видит Бог, я намерен прикончить тебя прямо сейчас, на этом самом месте!" Смотрю - в руке у него маленький пистолет. "Не надо, хозяин, - заскулил Яксли, - не убивайте меня!" - "Это почему же, подлый ты мерзавец? - Он ухмыльнулся. - Я слышал, как ты мне угрожал... А главное, проку от тебя ни на грош, сплошные неудачи. Придется с тобой разделаться". Сэр Невил поднял руку, и тогда я завопил, выскочил и вклинился между ними. Не помню, что я кричал, помню только, что сэр Невил отшвырнул меня в сторону, даже не взглянув, и показал на предмет - Яксли его уронил - маленький кинжал с тонким лезвием на серебряной рукоятке. "Дай сюда, идиот!" - приказал он. Яксли, все еще на коленях, подполз и протянул ему кинжал. "Откуда у тебя эта милая вещица?" - спросил сэр Невил, вертя его в руках. "Нашел в роще, хозяин". - "Ага! - говорит сэр Невил и смотрит на эту штуку, словно на нечто очень приятное. - Теперь слушай, скотина, даю тебе еще один шанс. Если до утра не исправишь ошибку, опять промажешь, я пристрелю тебя, ей-Богу, гнусная ты тварь!" Он повернулся и захромал прочь, а вскоре уполз и Яксли... Но если Смерть когда-нибудь смотрела глазами человека... В общем, не вмешайся я, и Яксли, наверное, простился бы с жизнью... Н-да! Только прошу вас, молодой человек, держите язык за зубами! Я вовсе не горю желанием влезть в это дело, не жажду, чтобы меня допрашивал коронер или кто-нибудь другой, - мне хватает своих забот. Поэтому, пожалуйста, держите рот на замке. - Ладно, - подумав, согласился Дэвид, - я никому ничего не скажу... А сэр Невил... забрал кинжал с собой? - Ну, разумеется... Я все думаю, а вдруг это тот самый, что оборвал его грешные дни? Вот было бы забавно! Н-да. - Пибоди покачал головой. - О, смотрите-ка! Нам машет какая-то престарелая дама. По-моему, она зовет вас. Глава XXXIII, в которой появляется хромой призрак - Чем могу служить, мэм? - осведомился Дэвид, кланяясь пожилой леди, которая сидела на придорожной насыпи, поросшей густой травой. - Тем, что сядете рядом, сэр, - с повелительным жестом ответила герцогиня, - и снизойдете до бредней безумной старухи. Вам удобно? Надеюсь, вам не напечет голову, мистер Холм, а для меня нет ничего благодатнее знойного солнцепека. Ну, а теперь приготовьтесь. Вопрос: вы верите в привидения? - В привидения, мэм? - Да! В привидения, призраков, гоблинов, фантомы, духи умерших? - Нет, миледи. - Нет... - повторила герцогиня. - Ну, разумеется, нет! Я тоже не верю! По крайней мере, думала, что не верю, и тем не менее... хм!.. А утро-то какое чудесное! Солнышко сияет! Разумеется, мы не верим в призраков! Какой дурак станет верить в них великолепным погожим утром! Но, если дело происходит в глухую полночь, в колдовской час, как тогда? - Боюсь, мадам, я не совсем вас понимаю. - В непроглядной темени старинного дома, оскверненного преступлением, нервы способны выкинуть шутку даже со мной. - Если я верно уразумел, вы чего-то испугались, мэм? - Ни в коем случае, сэр! Я в жизни ничего не боялась, разве что коров и мышей - жуткие чудовища!.. Я была заинтригована, сэр... да, "заинтригована" здесь подходит. - Хм... - Звуки, сэр, необъяснимый шум в темноте, ночные шаги, странно напоминающие знакомую походку. - Что же тут странного, сударыня? - Вы когда-нибудь слыхали о хромоногих привидениях? - Нет, мэм, никогда. - Конечно, не слыхали. А я вот прошлой ночью слышала такого. Осторожные, тихие шаги явно хромого человека. - Когда, мадам? И где? - В полночь, где-то за стеной... Ах, какое великолепное, ласковое солнце! Нет, чепуха! Крысиная возня в деревянных панелях... Только - ох! - когда я это вспоминаю, меня охватывает озноб, несмотря на солнце, что само по себе примечательно... И крайне глупо, разумеется. Хотя, с другой стороны, каким образом какие-нибудь крысы могли бы издавать звуки, так чудовищно похожие на шаги?.. Но довольно об этом, сэр, мы ведь не верим в привидения, особенно в такое ослепительное утро, не так ли? - Так, миледи! - ответил Дэвид, однако, соглашаясь, почувствовал где-то внутри себя неприятный холодок. - A propos[15], о призраках, сэр, - продолжала герцогиня, развязывая ленты капора. - Сэр Невил в своем завещании назначил меня опекуном своей юной мегеры. [15] Кстати (фр.). - Простите, ваша светлость? - Своей бесстыжей протеже. - Прошу прощения... кого? - Я имею в виду эту упрямую фурию, отвратительную юную ведьму, которую он нарек языческим именем Антиклея. - Сударыня, ваша манера выражаться чрезмерно... э... неприязненна. - Предмет высказываний того стоит, сэр. В ней неистощимые задатки зла... - Или добра, мадам, как в каждом из нас. - Возможно, сэр. Но когда сегодня она... - Сегодня, мадам, всего лишь итог многих вчера! С юных лет ее мучил, дразнил, изводил ради забавы злобный сатир, сделавший ее детскую ярость своим развлечением... - А вы - красноречивый адвокат, молодой человек, и удивительно хорошо информированы, как я погляжу. - Природа наградила меня ушами, мэм... - А также глазами. Вас привлекают рыжеволосые? - Мадам! - возмутился Дэвид, пытаясь встать. - Мистер Утес! - повысила голос герцогиня и быстро продела палец в петлю для пуговицы на куртке Дэвида. - Прошу вас, сидите смирно, не то вы окончательно вывихнете мне палец. Если угодно, пожалуйста, давайте обсудим Антиклею, которая будит в вас такое красноречие... Я утверждаю, что она - дикое, абсолютно не поддающееся управлению юное создание. Настолько не поддающееся, что я полна решимости справиться с ней... Я решила укротить ее, изгнать из нее дьявола и разбудить в ней женщину. А вы, мистер Холм, должны мне помочь! - Я, мадам? - поперхнулся Дэвид. - Я?! - Ради этого, собственно, я здесь и нахожусь. Назначаю вас управляющим поместьем Лорингов. О плате договоримся позже. - Но... но... - запинаясь бормотал Дэвид. - Это невозможно, мадам, немыслимо. - Когда появятся мысли, сообщите. Надеюсь, природа кроме ушей наградила вас и мозгами. - Нет, это совершенно невозможно! - До сего момента, сэр, я сталкивалась с очень немногими невозможными вещами. - Но, миледи, вы практически ничего не знаете обо мне, о моих способностях, о моей порядочности, в конце концов. - Чепуха! Если вы окажетесь вором или лентяем, я собственноручно расправлюсь с вами! Так что не думайте об этом, а подумайте лучше о вашем жалованье, а впрочем, и это может подождать. Сначала я изложу вам завещание сэра Невила... - Должен предупредить вашу светлость, что я уже кое-что слышал о нем. - Ого! - воскликнула герцогиня. - От кого, если не секрет? - От мистера Шрига с Боу-стрит, мэм. - А, нахальный, не в меру любопытный тип в сапогах! И он посмел рассказать вам о завещании сэра Невила? - Видимо, он счел себя вправе показать мне выдержку из него. - Хм. Тот самый, надо полагать, отвратительный кусок. "Таким образом, обе дикие кошки получат редкую возможность вволю поупражнять друг на друге свои когти"... Как это похоже на Невила! Я нахожу некоторое утешение, вспоминая о шлепках, которыми награждала его в нежном возрасте. Жаль, недостаточно сильными! Однако, как хорошо он изучил слабый пол! Мужчины с таким отвратительным характером, как правило, хорошо разбираются в женщинах. Не далее как сегодня утром, за завтраком, у нашей милой крошки появилось желание расцарапать мне лицо. - Рас... О!.. Вам? Расцарапать! - Дэвид не поверил своим ушам. - Обеими руками, мистер Пик. Поддайся она своему порыву, уж я повыдергала бы ее противные рыжие космы. - О Небо! - Ад, мистер Кряж! - поправила герцогиня. - Ибо такое бывает только в аду - три одинокие, невыспавшиеся женщины встречаются за завтраком, которого не хотят, и выдавливают из себя пошлые банальности и банальные любезности в то время, когда им хочется визжать и биться в истерике... Вы что-то хотите сказать, сэр? - Мадам, я... я не постигаю почему? - Сколько вам лет, мистер Хребет? - Двадцать четыре года. - Тогда еще не все потеряно. Постигнете - со временем. Истерия - очень тонкий и глубокий предмет, понять который грубый мужской ум способен только посредством долгого и прилежного практического изучения. Вот станете постарше, будете разбираться в этой и во многих других вещах - годам к пятидесяти или около того. А что касается Антиклеи, общение с ней сулит столько радости, что дух мой воспаряет в горние потоки. Ей только двадцать, а под моей опекой она должна оставаться до двадцати пяти. Так что будущее я предвкушаю с радостным нетерпением. Мне предстоят пять лет непрестанной борьбы, суматохи, военных хитростей, интриг и контрзаговоров. Я испытываю небывалый подъем, полна сил, словно юность вернулась... Грядет великая битва, поле сражения определено.. А вот и она!.. Да нет же, олух! Вон там, - произнесла, указывая за изгородь, герцогиня. Поглядев, куда показывала герцогиня, Дэвид увидел предмет их разговора - свежую и прекрасную, как само утро, девушку. Она медленно шла по тропинке, опустив голову, как будто была погружена в мечтательную задумчивость. - Ах, плутовка, хитрая лиса! Видела нас, а притворяется, что не заметила. Обратите внимание на эту неосознанную грацию, на томность походки, на обдуманную небрежность позы! Уверена, она отлично знает, что неплохо смотрится в профиль, и теперь дает нам на него полюбоваться... Паршивка! - Мадам! - воскликнул Дэвид, снова пытаясь встать. Герцогиня схватила его за полу. - Мистер Перевал! Сидите смирно и не вмешивайтесь, - грозно велела она, - ибо стычка неизбежна! Глава XXXIV, в которой кошки выпускают когти - Антиклея, радость моя! - приветствовала девушку герцогиня сладким голосом нежной любви. Антиклея вздрогнула. Удивленный поворот ее головы был столь очаровательно естественен, что Дэвид, вставший было на ноги, но удержанный герцогиней, мысленно снова с негодованием отверг низкие инсинуации знатной дамы. - Ах, мадам, как вы меня напугали! - произнесла Антиклея нежным голоском воркующей голубки. - Как очаровательно ты испугалась, моя драгоценная... - сказала герцогиня, подзывая ее кивком. - Полагаю, вы знакомы с моим другом мистером Холмом? - С мистером Холмом, мадам? - переспросила Антиклея, делая вид, будто только что заметила Дэвида. - Так он мне назвался. Прекрасная фамилия и так великолепно гармонирует с сельскими красотами! Но вы, конечно, уже представлены друг другу? - Как вам сказать, мадам... - несколько засомневалась Антиклея. - Так утверждает мистер Холм. - Кажется, мы действительно виделись прежде. Дэвиду ничего не оставалось, как встать и отвесить глубокий поклон. - Тогда, прошу вас, садитесь, - сказала герцогиня, коварно дергая Дэвида за полу. - Вы оба такие высокие, что я вывихну шею, если буду смотреть на вас снизу вверх. Так что сядьте подле меня с двух сторон. - Благодарю вас, мэм, но простите, я предпочитаю... - Немного чопорно заговорил Дэвид. Герцогиня дернула посильнее. - Садитесь же, сэр! Дэвид, с беспомощным видом оглянувшись по сторонам, подчинился. - Благодарю вас, дорогая герцогиня, но я лучше постою, - сказала Антиклея. Герцогиня оглядела ее ласково и согласилась: - И в самом деле, любовь моя, стоя ты представляешь собой очаровательную картинку... Простота позы подчеркивает твои прекрасные, хотя и крупноватые пропорции! Ну, чистая сильфида, не правда ли, мистер Холм? Или нет - сильфиды более хрупкие. Сельская нимфа? Едва ли... Нимфы никогда не носили чулок. Кстати, милая, твой левый сморщился под лодыжкой. Антиклея покраснела от досады. - Спасибо, мадам. - Какое премиленькое платьице... Нет, я непременно должна подыскать тебе французскую горничную, дитя. - Что-то не ладно с моим платьем, миледи? - поинтересовалась Антиклея, не разжимая зубов. - Оно слишком открыто сзади, дорогая. Да что я говорю, сейчас ведь другие представления о приличиях! Девушка, резко опустилась в волну муслина. - Я намеревалась с утра оседлать Брута, но... - с досадой попыталась объяснить она. - Молодец! - похвалила ее герцогиня, нежно похлопав по руке. - Зная, что я не одобряю твоих поездок на этой злобной твари, ты решила прогуляться пешком. Милое, послушное дитя! Твоя готовность уступить глубоко трогает меня. Нет, положительно, я должна поцеловать тебя, детка. Антиклея заколебалась, нахмурилась, потом быстро наклонилась и, позволив чмокнуть себя в щеку, надменно осведомилась: - А теперь, дражайшая мадам, не скажете ли вы, что стало с моим седлом? - Я приказала груму спрятать его, котенок. - Вот как, мадам! Придется велеть кучеру купить мне другое. - О, радость моя, я предвидела, что ты так поступишь, поэтому спрятала заодно и Брута. - Спрятали Брута, мадам? - Вернее, отправила его на одну из своих ферм в Кенте. - Отправили моего Брута? Вы... - Пораженная и разгневанная, Антиклея не находила слов. - О, как вы посмели!.. - Очень просто, дитя мое. Она встала на колени и яростно потребовала: - Верните его! Немедленн