а население его, этого небольшого города с тремя с половиной тысячами обитателей, готовилось к пяти дням жизни в море, где могло быть все, что обычно бывает в более-менее крупных людских общинах: кражи, драки, разврат, пьянство, обман, появление на свет новорожденных, попытки самоубийства и, почему бы и нет? Даже убийство. "Куин Элизабет" плавно летела по Атлантическому океану, легкий ночной ветерок посвистывал, встречая на своем пути высокие мачты, качал радиоантенны на радиорубке, где орудовал ключом дежурный оператор. Ровно в десять вечера он передал радиограмму следующего содержания: "АВС. Бриллиантовый дом. Хэттон-Гарден, Лондон. Интересующие вас объекты обнаружены. В случае необходимости принятия срочных окончательных решений ожидаем объявления цены в долларах. Уинтер". Через час, когда тот же оператор вздыхал над лежавшей перед ним каблограммой из пятисот групп пятизначных цифр, адресованных "Управляющему директору "Юниверсал Экспорт", Риджент-Парк, Лондон", из Лондон", из Лондона поступила короткая телеграмма: "Куин Элизабет. Пассажиру Уинтеру. Каюта первого класса. Необходимо срочно принять окончательное решение по поводу лучшей половины. Повторяю: лучшей половины объектов. Оплата - двадцать тысяч долларов. Другой половиной займусь лично по прибытии ее в Лондон. АВС". Оператор нашел фамилию Уинтер в списке пассажиров, положил телеграмму в конверт и отправил ее в каюту на палубу, расположенную уровнем ниже палубы Бонда и Тиффани. В каюте этой двое мужчин, сняв пиджаки, резались в карты, и принесший конверт стюард уходя услышал, как толстяк говорил седоголовому: - Во дела, старик! Нынче за такую ерунду готовы отвалить двадцатник! Да... ну и времена настают! Только на третий день плаванья Бонд и Тиффани договорились встретиться и выпить по коктейлю на смотровой площадке верхней палубы, а потом пойти в гриль-бар поужинать. Днем погода была изумительной, а после обеда Бонду в каюту принесли записку, где округлым девичим почерком было написано: "Хочу встретиться сегодня. Не обмани ожиданий". Бонд сразу же потянулся к телефону. После трех дней разлуки они явно соскучились друг без друга, Но когда Тиффани села к нему за самый дальний столик, который он специально выбрал, Бонд увидел, что она явилась во всеоружии. - Это что это за столик ты выбрал, а? - накинулась она на него. - Ты что, стыдишься меня, что ли? Я, понимаешь, наряжаюсь в такие тряпки, что все голливудские девицы от зависти умрут, а он меня прячет ото всех, как какую-нибудь перезревшую старую деву! На этом корыте я имею право хоть немного развлечься? А ты сажаешь меня в угол, где меня никто не видит! - Вот именно, - спокойно сказал Бонд. - Ты, похоже, хочешь, чтоб все мужики по тебе с ума сходили? - А чего же еще может хотеть девушка на "Куин Элизабет"? Что ж мне, рыбу ловить? Бонд рассмеялся. Он подозвал официанта и заказал два сухих "мартини" с водкой и лимонным соком. - Вот тебе вместо рыбной ловли, - сказал он. - О, господи, - воскликнула Тиффани. - Я замечательно провожу время с красавчиком-англичанином. Но вот беда: он охотится не за мной, а за моими фамильными бриллиантами. Что же мне делать-то? Неожиданно она наклонилась к нему и положила свою руку на его. - Слушай, Бонд, - сказала она. - Я просто безумно счастлива! Мне нравится быть здесь. С тобой. И мне нравится этот столик в тени, где никто не видит, что я держу твою руку. Не обращай на меня внимание. Это я ошалела от счастья. И не слушай моих дурацких шуток, хорошо? Она была одета в бежевую кофточку из китайского шелка и темно-коричневую юбку. Эти цвета как нельзя лучше подчеркивали ее загар. Единственной драгоценностью на ней были небольшие квадратные часики фирмы "Картье", а ногти на тонких пальцах маленькой руки не были покрыты даже лаком. Отраженные лучи солнца сверкали в ее тяжелых золотых волосах, в ее серых глазах и на прекрасных алых губах. - Хорошо, - сказал Бонд. - Хорошо, Тиффани. Ты - прекрасна. Ответ ее удовлетворил. Это было видно по глазам. Принесли заказанные ими коктейли, и она, убрав руку, внимательно посмотрела на Бонда. - Теперь ты расскажи мне кое-что, - сказала она. - Во-первых, кто ты такой и на кого ты работаешь? Сначала, в гостинице, я решила, что ты такой же, как и все они. Но как только ты закрыл за собой дверь, я каким-то чувством поняла, что это не так. Стоило мне намекнуть на это "АВС", и нам обоим удалось бы избежать многих неприятностей. Но я промолчала. Теперь давай, Джеймс. Я слушаю. - Я работаю на правительство, - сказал Бонд. - Оно хочет положить конец контрабанде алмазами. - Это что: секретный агент? - Просто гражданский служащий. - Ну, ладно. И что же гражданский служащий намерен сделать со мной, когда доберется до Лондона? Запереть меня где-нибудь? - Не "где-нибудь", а в свободной комнате своей квартиры. - Это уже ничего. Я тоже стану подданной Ее Величества, как и ты? По-моему, мне нравится быть подданной. - Думаю, что смогу это устроить. - Ты женат? - Она сделала паузу. - Или как? - Нет, не женат. Иногда завожу любовные связи. - Значит, ты один из тех старомодных мужчин, которым нравится спать с женщинами. Тогда почему же ты не женился? - Наверное потому, что одному легче управляться с собственной жизнью. В большинстве своем супружество не складывает людей, а вычитает их друг из друга. Тиффани Кейс наморщила лобик. - Может быть в этом что-то и есть, - сказала она наконец, - но здесь важно, что с чем складывается. Человеческое или нечеловеческое. Каждый человек сам по себе не может быть целым числом. - А ты? Девушке этот вопрос был явно неприятен. - А если я выбрала нечеловеческое? - резко ответила она. - Да и за кого мне было замуж выходить? За "Тенистого", что ли? - Наверное, были и другие кандидатуры. - Нет, не было, - сердито возразила она. - Ты, видимо, считаешь, что мне не следовало якшаться с такими. Что ж, видимо я не доехала до своей остановки, а сошла где-то по дороге. - Гневный румянец погас, и она миролюбиво добавила: - С людьми и так бывает, Джеймс. Честное слово, бывает. И иногда вовсе не по их вине. Джеймс Бонд сжал ее ладонь. - Я знаю, Тиффани, - сказал он. - Феликс кое-что рассказал мне. Вот почему я не задаю никаких вопросов. Постарайся не думать об этом. Сегодня - это сегодня, а вчера было вчера. Он решил сменить тему. - Теперь скажи-ка мне вот что. Почему тебя зовут Тиффани, и как получилось, что ты стала работать в "Тиаре"? Кстати, где ты научилась так ловко сдавать карты? Ты тогда вытворяла с ними черт знает что. И это, наверное, не предел? - Благодарю вас, сэр, - Тиффани приторно-любезно улыбнулась. - Понравилось? Ну и хорошо. А именем своим я обязана тому, что мой родитель, папаша Кейс, узнав, что у него родилась девочка, а не мальчик, о котором он мечтал, начал так горевать, что подарил моей мамочке тысячу долларов, пудреницу из магазина "Тиффани", и был таков. Стал морским пехотинцем, ушел на войну и там благополучно погиб. Вот меня и назвали Тиффани, после чего мамочке пришлось вертеться, чтобы прокормить нас обеих. Сначала было всего несколько девочек, потом появилось целое заведение. Может, тебе противно все это слушать? Ее взгляд одновременно выражал мольбу и страх. - Меня все это просто мало беспокоит, - сухо сказал Бонд. - Ведь ты не была одной из девиц, которые там работают. Она пожала плечами. - Потом налетели бандиты... - она замолчала и допила свой коктейль. - И я стала самостоятельной. Перепробовала разные виды работы, на которые обычно берут молодых девушек. Потом оказалась в Рино. Там была "Школа азартных игр", куда я и поступила. Училась - как зверь, весь курс. Специализировалась на игре в кости, рулетке и "блэк-джэке". Работая в казино, можно жить очень даже неплохо. Двести долларов в неделю. Мужчины любят, когда карты сдают девушки, а женщинам-клиенткам это прибавляет уверенности. Они верят, что уж своя сестра их не обманет. Если же сдают мужчины, женщин это отпугивает. Но не думай, что это была жизнь в цветах. Не так уж и сладко было. Она сделала паузу. Потом улыбнулась. - Теперь - опять твоя очередь. Закажи мне еще бокал, а потом поведай мне, какой же должна быть та единственная, которую можно было бы сложить с тобой. Бонд сделал заказ, закурил и опять повернулся к ней. - Она должна уметь готовить беарнский соус так же хорошо, как и заниматься любовью. - О небо! Так ведь это можно отнести к любой бабе, которая умеет готовить еду и валиться на спину! - Ну нет. У нее должны еще быть все те черты, которыми обычно обладают женщины: золотые волосы, серые глаза, чувственный рот, отличная фигура. Ну и, естественно, она должна иметь чувство юмора, уметь красиво одеваться, играть в карты и так далее. В общем - все самое обычное. - И ты, если бы нашел такую, женился бы на ней? - Не обязательно, - сказал Бонд. - Честно говоря, я уже почти женат. На мужчине. Его имя начинается на букву М. Прежде, чем я женюсь на женщине, мне надо развестись с ним. А я вовсе не уверен, что хотел бы этого. Ведь рано или поздно все сведется к тому, что она будет готовить не еду, а бутерброды, начнутся типичные супружеские беседы типа "Это ты виноват! - Нет, не я!" Дело не пойдет. У меня начнется клаустрофобия, и я убегу от нее. Попрошусь куда-нибудь в Японию или куда подальше. - А дети? - Хорошо бы, конечно, - сказал Бонд. - Но только, когда выйду на пенсию. Иначе это будет нечестно по отношению к детям. Ведь моя работа довольно опасна. Он посмотрел, сколько осталось в бокале, и выпил до дна. - А ты, Тиффани? - спросил он, чтобы сменить тему. - По-моему, любая женщина мечтает, вернувшись домой увидеть на вешалке мужскую шляпу, - задумчиво сказала девушка. - Беда в том, что получалось всегда так, что под этой шляпой не было ничего мужского. Может быть, я не там искала, или не так искала. Знаешь, как бывает: не везет, так не везет. Ты уже рада, что не происходит ничего плохого. В этом смысле у Спэнгов было неплохо. Все шло по распорядку. Откладывала денежки. Но в такой компании у девушки не может быть друзей. Либо ты вывешиваешь табличку "Входа нет", либо... Но сейчас я по горло сыта одиночеством. Знаешь, как говорят хористки на Бродвее? "Очень одиноко стирать, если среди белья нет мужских рубашек". Бонд рассмеялся. - Теперь полоса невезения кончилась, - сказал он и вопросительно посмотрел на нее. - А как же мистер Серафимо? Эти две спальни в пульмановском вагоне, ужин на двоих с шампанским? Не успел он закончить фразу, как она, сверкнув глазами, вскочила, чуть не перевернув столик, и вышла. Бонд обругал себя. Он положил на столик деньги за коктейли и бросился за ней. Догнал он ее на прогулочной палубе. - Постой, Тиффани, - начал он. Она резко повернулась к нему. - Каким же ты можешь быть злым! - воскликнула она со слезами на глазах. - Почему надо было все испортить одной отвратительной фразой?! О, Джеймс, - дрожащим от обиды голосом произнесла она, вынимая из сумочки платок и вытирая слезы, - ты ничего не понимаешь... Бонд обнял ее за плечи и прижал к себе. - Любимая моя. Он понимал, что только физическая близость может устранить все мелкие обиды, но сейчас еще нужны были слова. И время. - Я не хотел тебя обидеть, поверь. Я просто хотел знать наверняка. В поезде этом я провел не лучшую свою ночь, а вид этого накрытого на двоих стола для меня больнее, чем то, что произошло потом. Я должен спросить тебя об этом, понимаешь? Она взглянула на него недоверчиво. - Это правда? Я тебе уже тогда нравилась? - Не будь глупенькой, - нетерпеливо сказал Бонд. - Ты ведь все прекрасно знаешь. Она отвернулась и стала смотреть на бесконечную водную гладь, на чаек, которые сопровождали чудесную плавучую кормушку. Потом она сказала: - Ты читал "Алису в стране чудес"? - Очень давно, - сказал удивленно Бонд. - А что? - Там есть строчки, которые я часто вспоминаю, - сказала Она. - Вот они: "Ой, Мышка, не знаешь ли ты, как выплыть из этого моря слез? Я очень устала, плавая по нему, милая Мышка". Помнишь? Так вот. Я решила, что ты сможешь помочь мне выплыть. А ты, вместо этого, окунул меня с головой. Вот что обидно. - Она снова подняла на него глаза. - Но ты и правда не хотел меня обидеть, да? Бонд молча посмотрел на нее, а потом крепко поцеловал в губы. Она не ответила на поцелуй, а наоборот, вырвалась из его объятий. Но глаза ее светились счастьем. Она взяла его за локоть и развернула в сторону лифтов. - Поехали вниз, - сказала она. - Я должна переделать весь макияж, и, к тому же, мне надо хорошенько подумать над тем, как одеться для важнейшего мероприятия... Она помолчала, потом шепнула ему на ухо: - Если для вас это так уж интересно, Джеймс Бонд, я ни разу в жизни не, как вы это называете, спала с мужчиной. Она потянула его за рукав. - Теперь пошли, - решительно произнесла она. - В любом случае, тебе пора принять горячий душ - "доместик" [марка жидкого душа]. Полагаю, что ты любишь фразы, где все конкретно. Такие "любители конкретики" иногда пишут в самых неожиданных местах самые неожиданные вещи. Бонд проводил ее до каюты и отправился к себе. Он принял горячую ванну с "хот солт" [добавка морской соли для принятия ванны], а затем - холодный душ "доместик". После этого он улегся поудобней и стал вспоминать, улыбаясь, о некоторых ее фразах и представлять, как она сейчас лежит в ванне и думает, что все англичане сумасшедшие. В дверь постучали, вошел стюард и поставил на стол маленький поднос. - Это еще что такое? - спросил Бонд. - Только что от шеф-повара, для вас, сэр, - сказал стюард и вышел, прикрыв за собой дверь. Бонд вылез из постели, подошел к столику и приподнял салфетку. Его губы расплылись в улыбке. На подносе стояла бутылочка шампанского "боллинджер", тарелочка с четырьмя тостами, на которых дымились кусочки бифштекса, и розетка с соусом. Рядом лежала записка: "Этот беарнский соус приготовлен лично мисс Т. Кейс без моей помощи. Шеф-повар". Бонд вылил шампанское в бокал, обильно полил один из кусочков мяса соусом, съел его и поцокал языком. Потом он подошел к телефону. - Тиффани? На другом конце провода послышался бархатистый смех. - Ну что ж, хоть с беарнским соусом у тебя все в порядке... И повесил трубку. 23. КОГДА РАБОТА ОТХОДИТ НА ВТОРОЙ ПЛАН В каждом любовном приключении есть прекрасный момент, когда впервые, в людном месте, театре или ресторане, мужчина кладет руку на колено женщины, а та накрывает ее сверху своей рукой, прижимая ее к себе. Эти жесты говорят сами за себя. Все решено. Все соглашения подписаны и скреплены пожатием рук. Наступает минута безмолвия, когда кровь играет в жилах. Было одиннадцать часов вечера, и в гриль-баре "Веранда" за столиками сидело лишь несколько человек. За бортом гигантского лайнера ласково плескались под светом луны волны, сам он скользил над черной бездной Атлантики, а на его палубе, прижавшись друг к другу, сидели двое людей, сердца которых бились сейчас в унисон. К их столику подошел официант, положил перед ними листочек со счетом, и их руки разомкнулись. Но теперь у них все было еще впереди, и не нужно было лишних слов и жестов. Когда они выходили из бара, девушка заливалась счастливым смехом, заглядывая Бонду в глаза. На лифте они поднялись на прогулочную палубу. - Куда теперь, Джеймс? - спросила Тиффани. - Я бы еще выпила кофе с мятным белым ликером и послушала бы, что происходит в "Зале аукционов". Я так много о нем слышала! А может быть, если повезет, мы даже выиграем? - Хорошо, - сказал Бонд, - все что пожелаешь. Держась за руки, они прошли через большой холл, где играли в лото, потом - через пока еще пустой танцзал, где музыканты настраивали свои инструменты. - Но только не заставляй меня покупать номер. Здесь все только от случая, а пять процентов идет на благотворительность. Шансы выиграть здесь еще меньше, чем в Лас-Вегасе. Но сама процедура довольно забавна, если попадается хороший ведущий. Говорят, что на борту сейчас денег много, - добавил он. В почти пустом салоне они выбрали столик подальше от эстрады, где старший стюард раскладывал аукционные принадлежности: ящик с карточками, на которых были проставлены номера, молоток, графин с водой. - В театре это называется "выжидать зрителя", - сказала Тиффани, когда они уселись среди леса пустых столов и стульев. Но к тому времени, как Бонд заказал кофе и коктейли, напротив них открылись двери кинозала, и в салоне сразу набралось около сотни человек. Ведущий, розовощекий бодрый человек с красной гвоздикой в петлице вечернего костюма, постукал молотком, призывая к тишине, и оповестил собравшихся, что по расчетам капитана за следующий день "Куин Элизабет" должна пройти от 720 до 739 миль, и что, следовательно, цифры меньше 720 будут считаться "нижним полем", а выше 739 - "верхним". - А теперь давайте посмотрим, дамы и господа, удастся ли нам побить в этом рейсе рекорд, который пока равен 2400 фунтам стерлингов. Аплодисменты. Стюард предложил самой богато одетой даме первой вытянуть карточку с номером и передал карточку ведущему. - Итак, дамы и господа, первый номер оказался превосходным - 738. В верхнем регистре. А поскольку сегодня я вижу в зале много новых лиц, надо полагать, что на море почти полный штиль. В зале засмеялись. - Дамы и господа! Какой же будет первая ставка за этот счастливый номер? Может быть, пятьдесят фунтов? Кто готов дать пятьдесят фунтов? Вы сказали "двадцать", сэр? Ну что ж, все равно, надо с чего-то начинать. Кто больше? Двадцать пять. Благодарю вас, мадам. Тридцать! Сорок! Сорок пять! Это - мой друг господин Ротблат. Спасибо, Чарли. Кто даст больше за номер 738? Ага, пятьдесят! Благодарю вас, мадам. Вот мы и подошли к тому, с чего хотели начать. Смех в зале. - Предложит ли кто-нибудь больше пятидесяти фунтов? Нет? Номер достаточно высокий, а море спокойное. Итак, пятьдесят. Или кто-то скажет "пятьдесят пять"? Нет, продается за пятьдесят фунтов. Раз! Два! Три! Ведущий стукнул молотком. - Продано! - Слава богу, попался хороший ведущий, - сказал Бонд. - Этот номер совсем неплох и стоит дешево. При такой погоде, да если никто за борт не упадет, все будут считать, что мы пройдем больше 739 миль. Так что в "верхнем поле" номера будут стоить не меньше "пакета". - Что это значит - "пакет"? - Двести фунтов. Может и больше. Номера в серединке пойдут примерно по сотне. Первый названный номер всегда самый дешевый: публика еще не разогрелась. Поэтому в этой игре самое умное - купить первый же номер. Выиграть может, конечно, любой, но с меньшими расходами. К тому времени, как Бонд закончил объяснять, следующий номер был куплен за девяносто фунтов симпатичной, с горящими глазами, девушкой, которой купил его, это было очевидно, ее спутник - седой румяный старичок, очень похожий на карикатурное изображение "папочки-пупсика" из журнала "Эсквайр". - Ну же, Джеймс. Купи мне номер, - умоляющим тоном сказала Тиффани. - Плохо ты ухаживаешь за своей девушкой. Смотри, как нормальные люди делают. - Этот "нормальный человек" уже в том возрасте, когда с молоденькими девушками уже не спорят, - сказал Бонд. - Ему ведь лет шестьдесят. Когда мужчинам меньше сорока, девушки им ничего не стоят. А вот потом за девушек уже надо платить, или рассказывать им байки. Вот эти байки-то и хуже всего. Впрочем, мне ведь еще нет сорока, - улыбнулся он. - Не обманывай себя, - парировала Тиффани. - Говорят, что пожилые мужчины - лучшие любовники. К тому же ты, вроде, не жадина. Спорим, ты не хочешь играть потому, что азартные игры на кораблях запрещены или что-то в этом роде? - За три морские мили от берега можно делать все, что хочешь, - сказал Бонд. - Но даже несмотря на это, судовладельцы чертовски осторожны и делают все, чтобы их компания не пострадала. Вот послушай. Он взял в руки лежавшую на столе оранжевую карточку и прочитал: - "Открытый аукцион на каждом переходе судна. Ввиду определенных обстоятельств наша Компания считает нужным еще раз заявить о своем отношении к этому мероприятию: нам не желательно, чтобы стюард данного салона или кто-либо другой из обслуживающего персонала принимали активное участие в вышеозначенном мероприятии". Он прервал чтение и посмотрел на Тиффани. - Видишь? Карты - очень близко к орденам. А вот что они пишут дальше: "Компания предлагает самим пассажирам избрать Комиссию для выработки правил аукциона и прочих вопросов. Стюард салона может, если Комиссия попросит его об этом, и если это не мешает ему выполнять свои обязанности, оказывать Комиссии помощь по организации мероприятия". - Не придерешься! - прокомментировал прочитанное Бонд. - Если что-то и происходит, то вина полностью ложится на Комиссию. Теперь самое главное. Он стал читать дальше: "Компания обращает особое внимание на соблюдение Положений о финансах Соединенного Королевства, где оговаривается оплата по чекам и ограничения на ввоз в Соединенное Королевство английских банкнот". Бонд положил карточку на место. - И так далее, и тому подобное, - сказал он и улыбнулся. - Скажем, я покупаю тебе номер и он вдруг выигрывает две тысячи фунтов. Ты получишь целую пачку долларов и фунтов, да еще чеки. Чтобы потратить их, у тебя единственный выход (даже если предположить, что все чеки не поддельные, в чем я очень сомневаюсь) - спрятать их в лифчик и незаконно ввести в страну. И окажется, что мы опять становимся контрабандистами, но теперь я окажусь в положении нарушившего закон. На девушку его слова не произвели никакого впечатления. - В одной из банд был малый по кличке Абадеба, - начала она. - Он был большим умником и знал ответы на все вопросы. Рассчитывал шансы на скачках, возможные варианты прибыли, в общем - занимался умственным трудом. Просто чудеса творил. А кончилось все шальной пулей в перестрелке, где он оказался совершенно случайно... Тогда шлепнули Датча Шульца. Кажется мне, что тебя можно сравнить с Абадебой: ты мастерски придумал повод, чтобы отказаться. Что же поделать? Но хоть на еще один коктейль мне удастся тебя выставить? Бонд подозвал официанта. Когда тот ушел за заказом, Тиффани, наклонившись к Бонду так близко, что ее волосы коснулись его щеки, прошептала: - Честно говоря, я не хотела больше пить. Сегодня я хочу быть абсолютно трезвой... Она отодвинулась и уже совершенно иным тоном сказала: - Ну, так что же здесь происходит? Ничего интересного? - Сейчас начнется, - сказал Бонд. Ведущий слегка повысил голос, и шум в салоне приутих. - Дамы и господа, - важно произнес он. - Мы подошли к вопросу, ответ на который стоит 64.000 долларов. Кто хочет поставить сто фунтов на "верхнее" или "нижнее" поле? Все мы знаем, что имеется ввиду: стоит прекрасная погода, и поэтому, как я полагаю, сегодня особенно соблазнительно ставить на "верхнее поле"... Смех и оживление в зале. - Так кто же станет первым и поставит сто фунтов? - Благодарю вас, сэр! О! Сто десять! Сто двадцать! Сто тридцать! Спасибо. - Сто пятьдесят, - произнес мужской голос неподалеку от них. - Сто шестьдесят, - женский голос. Тот же мужчина предложил сто семьдесят.... - восемьдесят, - сказал еще кто-то. - Двести фунтов. Что-то заставило Бонда повернуть голову и посмотреть на говорившего. Это был крупный мужчина. У него было рыхлое, лоснящееся лицо. Маленькие, темные, холодные глазки уставились на ведущего сквозь очки с толстыми линзами. Шеи у него, казалось, не было: голова росла прямо из плеч. Его вьющиеся черные волосы блестели от пота. Он снял очки, взял со стола салфетку и круговым движением начал вытирать левой рукой левую часть лица и шеи, потом переложил салфетку в правую руку и завершил процедуру, смахнув капли пота с хрящеватого носа. - Двести десять! - крикнул кто-то из глубины зала. - Двести двадцать, - невозмутимо сказал толстяк. Что в нем могло заинтересовать Бонда? Он смотрел на мужчину, а в мозгу у него работала картотека, просчитывая варианты в поисках зацепки: лицо? Голос? Англия? Америка? Наконец Бонд сдался и перевел взгляд на второго мужчину, сидевшего за тем же столом. И опять он почувствовал, что уже встречался с ним. Эти знакомые тонкие черты лица, зачесанные назад белые волосы... Мягкий взгляд карих глаз с длинными ресницами. Общее впечатление миловидности несколько портили мясистый нос и тонкие губы, приоткрытые сейчас в улыбке наподобие щели почтового ящика. - Двести пятьдесят, - механически сказал толстяк. Бонд повернулся к Тиффани. - Тебе никогда не попадались на глаза вон те двое? - Не-а, - сказала девушка. - Никогда. Похожи на обитателей Бруклина. Или на тех, кто любит подглядывать в больших универмагах за примеряющими белье женщинами. А что такое? Тебя что-то беспокоит? - спросила она, заметив его прищуренный взгляд. - Да нет, - ответил Бонд, еще раз взглянув на двух мужчин. - Вроде бы нет, - добавил он без особой уверенности. В салоне раздались аплодисменты, ведущий прямо весь светился от радости. - Дамы и господа, - с ноткой триумфа произнес он. - Это просто замечательно! Вот эта очаровательная молодая дама в прекрасном розовом вечернем платье дает триста фунтов. Многие зрители завертели головами, пытаясь увидеть эту даму, спрашивая друг у друга: "Кто это? Кто это?" - А что вы скажете, сэр? Триста двадцать пять? - Триста пятьдесят, - меланхолично изрек толстяк. - Четыреста! - взвизгнула дама в розовом. - Пятьсот, - послышалось в ответ. Девица что-то сердито зашептала своему спутнику. Тому, кажется, опротивел весь этот цирк, и он отрицательно покачал головой в ответ на немой вопрос ведущего. - Есть желающие дать больше пятисот? - недоверчиво спросил ведущий. Он знал, что большего выжать не сумеет. - Раз! Два! Три! Продано вон тому господину, и, думаю, ему за это стоит похлопать. Он зааплодировал сам, к нему присоединились остальные, хотя было видно, что они предпочли бы в качестве победителя девушку в розовом. Толстяк чуть приподнялся, кивнул и сел. Его лицо не выражало никакой признательности, а глазки буравили ведущего. - Теперь по правилам мы должны спросить у победителя, какое "поле" он предпочитает. Смех в зале. - Сэр, какое "поле" вы выиграли, "нижнее" или "верхнее"? Вопрос был задан ироничным тоном, ведь это была пустая трата времени. Ответ был очевиден. - "Нижнее". В зале воцарилась мертвая тишина. Но тут же ее нарушил сдержанный шепот: собравшиеся комментировали невероятный ответ. Ведь все были уверены, что толстяк выберет "верхнее поле". Погода была прекрасной. "Куин Элизабет" делала не меньше тридцати узлов. Знал ли толстяк что-нибудь, о чем не знали остальные? Уж не подкупил ли он кого-нибудь на капитанском мостике? Неужели приближается шторм? А может быть, они сбились с курса? Ведущий попросил тишины. - Простите, сэр, - сказал он, - но вы сказали "нижнее"? - Да. Ведущий опять постучал молотком. - В таком случае, дамы и господа, нам остается теперь разыграть "верхнее" поле. - Он с поклоном обратился к даме в розовом. - Может быть вы, мадам, начнете торговлю? Бонд повернулся к Тиффани. - Очень странно, - сказал он. - Невероятно. Море такое спокойное... - Он пожал плечами. - Единственное, что можно предположить: они знают что-то, о чем не осведомлены мы. Или кто-то что-то сказал им по секрету. Ну, впрочем, нас это мало интересует, не так ли? Он опять повернулся и посмотрел на двух мужчин и отвел взгляд. - Но зато, - сказал он, - их, по-моему, почему-то интересуем мы. Тиффани тоже посмотрела на них и сказала: - Они и не смотрят в нашу сторону. Просто два чудака. Беловолосый, кажется, совсем дурачок, а толстяк увлеченно сосет большой палец. Странные они какие-то. Похоже, они не понимают, что делают. - Сосет большой палец? - переспросил Бонд. Он рассеянно провел рукой по лбу, пытаясь что-то вспомнить. Может быть он и вспомнил бы, если бы у него было время подумать. Но тут Тиффани взяла его руку и наклонилась к нему, опять коснувшись его лица золотыми волосами. - Да шут с ними, Джеймс, - сказала она. - Они не заслуживают того, чтобы о них столько думали. Ее взгляд стал требовательным и твердым. - Мне здесь надоело. Пойдем куда-нибудь еще. Они поднялись из-за столика и вышли из салона. Спускаясь по лестнице, Бонд обнял девушку за талию, а она положила голову ему на плечо. Они подошли к ее каюте, но Тиффани увлекла его дальше по коридору. - Я хочу, чтобы это произошло у тебя, Джеймс, - шепнула она. Больше они не произнесли ни слова до тех пор, пока за ними не закрылась дверь каюты. Обнявшись, они стояли на середине каюты, этого маленького, обособленного, принадлежавшего только им двоим мирка. - Любимая, - прошептал Бонд и, взяв ее лицо в ладони, повернул к себе. Глядя в ее полные ожидания, широко открытые, сияющие глаза, он расстегнул молнию у нее на спине, и платье, шурша, упало на пол. - Дай мне все, Джеймс. Дай мне все, что девушка может получить от мужчины. Прямо сейчас. Быстрее. Бонд взял ее на руки и вместе с ней опустился на мягкий ковер... 24. СМЕРТЬ ПРИХОДИТ НАВСЕГДА Последним, что вспомнилось Бонду, когда его разбудил трезвон телефона, было видение Тиффани, наклонившейся над ним в постели, целующей его и говорившей: "Нельзя спать на левом боку, мой дорогой. Сердце может остановиться. Повернись на другой бок, пожалуйста". Он послушно перевернулся и, услышав, как, щелкнув, закрылась за ней дверь каюты, сразу же опять заснул под мерный шорох волн и плавное покачивание корабля. Но вот раздался требовательный звонок телефона. Бонд выругался и открыл глаза. Телефон продолжал звонить в темноте каюты. Бонд взял трубку и услышал голос оператора: - Извините, что побеспокоил вас, сэр. Но только что поступила на ваше имя зашифрованная телеграмма с грифом "очень срочно". Мне вам ее продиктовать или передать с посыльным? - Пришлите, пожалуйста, ее мне в каюту, - сказал Бонд. - И спасибо, что разбудили. Черт бы побрал эту телеграмму! Красота, жар и возбуждение ночи страстной любви были грубо отодвинуты в сторону. Бонд поднялся с постели, включил свет и тряся головой, чтобы прогнать сон, пошел принимать душ. Он целую минуту просто стоял под обжигающими тело струями холодной воды, потом растерся мокрым полотенцем, вытерся, одел рубашку и брюки, так и валявшиеся на полу. В дверь постучали, он взял листок с телеграммой, уселся за письменный стол, закурил и принялся за работу, тяжело вздохнув. Но по мере того, как цифры превращались в слова, а слова выстраивались во фразы, взгляд его помрачнел, а по коже побежали мурашки. Подписал телеграмму начштаба. В ней говорилось: "Первое. Негласный обыск в бюро Сэя выявил текст радиограммы с борта "КЭ" в адрес "АВС", подписанный "Уинтер", где говорится, что вас с Кейс засекли на борту, и запрашиваются инструкции. Ответ в адрес Уинтера содержит приказ о ликвидации Кейс за награду в двадцать тысяч долларов. Второе. Считаем, что "АВС" - это и есть Руфус Б. Сэй, поскольку его инициалы во французском алфавите практически совпадают с этой аббревиатурой. Третье. Видимо, обеспокоенный внешними признаками расследования, Сэй вчера вылетел в Париж и сейчас, согласно сведениям "Интериона", находится в Дакаре. Это подтверждает наше мнение о том, что алмазы поступают из шахт "Сьерра-Леоне" и оттуда переправляются во Французскую Гвинею. Под серьезным подозрением находятся сотрудники зубного кабинета компании "Сьерра интернэшнл". Ведется наблюдение. Четвертое. Самолет ВВС ожидает вас в Боскомбе для немедленного вылета завтра вечером в Сьерра-Леоне. Подпись". Бонд сидел как парализованный. Значит кто-то из банды Спэнгов здесь, рядом с ними. Кто? Где? Он схватил телефонную трубку. - Каюту мисс Кейс, пожалуйста. Он услышал щелчок и длинный гудок телефонного аппарата, стоявшего в ее каюте рядом с кроватью. Как и у него. Второй гудок. Третий. Ну, еще один, на всякий случай. Он бросил трубку, выскочил в коридор и ворвался в каюту Тиффани. Никого. Пусто. Постель не разобрана. Свет не потушен. Но у двери на полу лежала ее сумочка и высыпавшееся из нее содержимое. Она заходила в каюту. Кто-то ждал ее, притаившись за дверью. И, наверное, оглушил ее. А потом? Что потом?! Иллюминаторы задраены. Он заглянул в ванную. Пусто. Бонд стоял, замерев, посередине каюты и пытался мыслить логически. Что бы сделал на месте бандита он, Бонд? Прежде, чем убить жертву, он бы допросил ее. Вытянул бы из нее все, что она знает, все, что ей говорили, выяснил бы все о ее спутнике. Допрашивал бы ее у себя в каюте, чтобы никто случайно не помешал. Если бы кто-то встретил его, несущего жертву на руках, в коридоре, для объяснения достаточно было бы подмигнуть и покачать головой от досады. "Шампанского сегодня было многовато. Нет, спасибо, я уж сам справлюсь". Но где эта каюта? И осталось ли у него еще время, чтобы спасти Тиффани? Коридор был пуст. На бегу Бонд взглянул на часы. Три часа ночи. Ушла она от него где-то после двух. Может быть, позвонить на капитанский мостик? Поднять тревогу? Нет. Бесконечные объяснения, подозрения, задержки... "Ну что вы, сэр. Вряд ли такое возможно, сэр". Утешения... "Конечно, сэр. Мы сделаем все необходимое, сэр". Вежливый тон какого-нибудь старшего помощника, прикидывающего, пьяный ли перед ним или обманутый любовник? А, может быть, и просто жулик, пытающийся задержать корабль, чтобы выиграть "нижнее поле"? Нижнее поле! Человек за бортом! Корабль задержан! Бонд вбежал в свою каюту и схватил "Список пассажиров". Ну конечно же. Уинтер. Вот он. Каюта А-49. Палубой ниже. Мозг защелкал как арифмометр. Уинтер. Уинт и Кид. Двое убийц. Люди в капюшонах. Опять взгляд на список. Киттеридж А-49. Опять. Беловолосый и толстяк на самолете, в котором он летел в Штаты. "Группа крови". Они следили за Тиффани. И слова Лейтера: "Он ненавидит путешествия". И еще: "Когда-нибудь эта бородавка ему аукнется". Бородавка на пальце, держащем пистолет, направленный на жокея. И слова Тиффани: "...он все время сосет большой палец!" Два человека в салоне, пытающиеся превратить жизнь другого человека в звонкую монету. Все продумано. Женщина за бортом. Анонимный звонок на вахту, если никто не заметит. Судно останавливается, поворачивает, начинаются поиски. А убийцы прикарманивают еще три тысячи фунтов. Уинт и Кид. Убийцы из Детройта. Перед глазами Бонда мелькали картины событий последних дней, пока он открывал свой атташе-кейс, автоматическими движениями доставал из тайника глушитель, а из шкафа - "беретту", проверял обойму, навинчивал глушитель, прикидывал шансы и планировал свои действия. Затем он взял план расположения кают и, натягивая носки, нашел то, что ему было нужно. Каюта А-49. Прямо под ним. Успеет ли он сбить замок и прикончить их обоих прежде, чем они опомнятся. Нет, не успеет. К тому же, они наверняка закрыли дверь еще и на засов. Позвать на помощь кого-нибудь из экипажа, если ему удастся убедить их, что Тиффани в смертельной опасности? Нет. Пока они будут ломать дверь, приговаривая "Извините, сэр. Простите, сэр", бандиты выбросят девушку в иллюминатор и будут с невинным видом читать книжки или играть в карты. "Что это вы, черт побери, делаете"? Бонд сунул пистолет за пояс и распахнул один из двух иллюминаторов своей каюты. Он просунул в него голову и плечи, и убедившись, что сможет пролезть, наклонился вниз. Там, прямо под ним приглушенно светились два желтоватых круга. Далеко до них? Метра три. Море абсолютно спокойно, ни ветерка, и к тому же этот борт весь в тени. Заметят его с мостика? Открыт ли хотя бы один из иллюминаторов той каюты? Бонд сорвал с кровати простыни. Ему пришлось разорвать их пополам, чтобы получить необходимые три метра длины. Морской узел - самый надежный. Если все пройдет нормально, решил Бонд, он заберет из А-49 их простыни, целые. А пропажа - пусть над этим поломает голову стюард. Ну, а если... Тогда все равно. Бонд проверил простыни на прочность. Должны выдержать. Привязывая один конец вокруг открытого внутрь люка иллюминатора, Бонд посмотрел на часы. С момента вручения ему шифровки прошло уже целых двенадцать минут. Неужели так много? Он сжал зубы. Он сбросил второй конец импровизированной веревки наружу, вылез по ней из иллюминатора и начал спуск. Ни о чем не думать. Не смотреть вниз. Не смотреть вверх. Не обращать внимания на узлы. Медленно, выверенными движениями. Только с помощью рук. Поднялся легкий ветерок, слегка раскачивавший его под испещренным черными заклепками бортом, а где-то далеко внизу теперь были отчетливо слышны шумы океана. Где-то наверху ветер был сильнее, он гудел в проводах и снастях быстро плывущего лайнера, а еще выше покачивались яркие звезды на черном небе. Выдержат ли эти проклятые - ой, нет, нет - эти замечательные простыни? Не потеряет ли он равновесие? Хватит ли сил в руках? Не думать. Не думать об этом. Не думать об огромном корабле, о голодном океане, о болтах и заклепках, готовых впиться в тело. Я - мальчик, который спускается на обычной веревке с обычной яблони. Это очень просто и совсем не опасно: ведь в крайнем случае можно и спрыгнуть на мягкую землю и траву, там, внизу... Бонд запретил себе думать. Он обратил все внимание на руки, методично перехватывающие скрученные простыни, и на ноги, которые должны были уже скоро нащупать верхний край иллюминатора каюты А-49. Вот он. Пальцы правой ноги уперлись во внешний ободок. Не торопиться. Не торопиться. Ощупать ногой в одном носке всю верхнюю часть иллюминатора. Есть! Он открыт! Пальцы уткнулись в мягкую ткань: занавески задвинуты. Теперь можно спускаться дальше. Теперь уже почти все позади... Еще немного, и вот он уже может опираться рукой на край рамы и хотя бы чуть-чуть уменьшить нагрузку на натянувшуюся струной веревку. И дать отдых сначала одной руке. Потом другой. Теперь осталось сгруппироваться, подтянуться на руках и нырнуть в люк, навстречу неизвестности... Он прислушался, уставившись немигающими глазами на круг колеблющейся ткани, пытаясь забыть, что висит на водой, что под ним - несколько десятков метров пустоты, стараясь дышать равномерно и унять колотившееся в груди сердце. Внутри кто-то что-то говорил. Мужской голос. А потом - крик девушки: - Нет!!! Звук пощечины. Громкий, как пистолетный выстрел. Он ударил Бонда как бич, подхлестнул его, заставил без подготовки нырнуть в иллюминатор. Пролетая сквозь него, Бонд успел подумать, что не знает, на что налетит внутри, и прикрыл левой рукой голову, выхватывая правой "беретту". Он "приземлился" на стоявший у стены чемодан. Резкий кульбит вперед, и он уже на ногах, на середине каюты, лицом к иллюминаторам, пригнувшись, сжав до боли в суставах рукоять пистолета и сцепив зубы. Мгновенно оценил ситуацию, большой черный пистолет в его руке замер точно по центру между двумя мужчинами. - Вот и все, - сказал Бонд, медленно выпрямляясь. Это была простая констатация факта. И черный зрачок его пистолета как бы подтверждал его право констатировать факты. Об этом же говорили и его холодные как лед глаза. - Тебя-то кто сюда звал? - спросил толстяк. - Тебе здесь нечего делать. Он прекрасно владел собой. Ни паники. Ни намека на удивление. - Нам как раз не хватало четвертого для игры в карты. Толстяк в рубашке сидел боком на тумбочке, и его маленькие глазки сверкали злобой. Перед ним, спиной к Бонду, на стуле сидела Тиффани Кейс. Из одежды на ней были только узенькие светло-бежевые трусики. Ее колени были зажаты коленями толстяка. Бледное лицо с отчетливым красным отпечатком ладони было повернуто к Бонду. Глаза как у загнанного зверя, рот приоткрыт в изумлении. Беловолосый лежал на постели. Сейчас он поднялся, опершись на левый локоть, а его правая рука застыла на пол-пути к висевшей на левом боку кобуре с пистолетом. Он без всякого любопытства смотрел на Бонда, а тонкие губы