он двери-ловушки. Почувствовав, что проваливается. Грабитель издал крик ужаса, и пальцы его заскребли по полу, в поисках хоть какой-нибудь опоры. Ему удалось ухватиться за край - и вовремя: тело уже провалилось, и шестифутовая бетонная панель, замедляя вращение, застыла на прямоугольных опорах, поддерживающих ее с обеих сторон. Опустив руки. Бонд немного отдышался. Затем справа подошел к разверстой дыре и заглянул вниз. Зубы Грабителя выбивали дробь, глаза бешено вращались, перекосившееся от ужаса лицо было обращено к Бонду. Бонд, не замечая его, вгляделся в открывшееся пространство, но ничего не увидел. Однако же слышался плеск воды о фундамент здания и виднелось слабое свечение. "Наверное, тут есть выход к морю через решетку, либо проволочную сетку", - решил Бонд. Сквозь звуки слабеющего голоса Грабителя Бонд расслышал, как внизу что-то шевелится, потревоженное светом. "Рыба-молот либо тигровая акула", - подумал Бонд. - Вытащи меня, отсюда, приятель. Дай мне шанс. Вытащи. Долго я так не продержусь. Я сделаю все, что скажешь. Все расскажу. - В хриплом голосе Грабителя звучала мольба. - Что с Солитер? - Бонд посмотрел вниз в расширившиеся от ужаса глаза молящего о пощаде. - Это Бит Мэн. Он приказал мне выкрасть ее. Я послал двоих из Тампы. Звать их Бутч и Лайфер. Это сторожа в спортивном клубе. С ней все в порядке. Вытащи меня, приятель. - А что с американцем, Лейтером? Умоляющий взгляд. - Ему просто не повезло. Он разбудил меня рано утром, сказал, что склад горит. Мол, заметил огонь, проезжая мимо. Он заставил меня привести его сюда. Хотел обыскать это помещение. И попал в ловушку. Несчастный случай. Клянусь, он сам виноват. Но мы успели вытащить его. Он выкарабкается. Бонд холодно посмотрел на побелевшие пальцы, отчаянно цепляющиеся за острый край бетонного пола. Он не сомневался, что Грабитель откинул задвижку и каким-то образом заманил Лейтера в ловушку. Он прямо-таки слышал торжествующий хохот этого типа, когда пол провалился под Лейтером, видел жестокую усмешку, с которой он карябает записку и запихивает ее в бинты, которыми обернули полу съеденное тело. На момент его захлестнула слепая ярость. Он с силой ударил дважды. Из глубины донесся короткий крик. Затем всплеск - и великое молчание моря. Бонд вернулся к двери-ловушке и толкнул поднятую бетонную плиту. Она легко повернулась вокруг своей оси. Перед тем как плита стала на свое место, закрывая черную бездну. Бонд услышал устрашающее хрюканье, будто чавкает гигантских размеров кабан. Бонду был знаком этот звук - его издает акула, когда ее отвратительная морда высовывается из воды, а серповидные челюсти смыкаются на проплывающем мимо предмете. Бонд содрогнулся и одним ударом загнал задвижку на место. Он поднял с пола монетку и "беретту", прошел к выходу и на секунду обернулся, обозревая поле битвы. Похоже, ничто не свидетельствует о том, что тайна сокровища открыта. Верхняя часть аквариума, в котором была рыба-скорпион, снесена, так что, когда сюда придут утром, никто не удивится, что она сдохла. В акульем логове они обнаружат останки Грабителя и доложат мистеру Биту, что того убили и что следует заплатить столько-то долларов за ремонт помещения, чтобы принять следующий груз "Секатура". Они найдут пули, выпущенные из пистолета Бонда, и решат, что все это его работа. О том, что произошло в подполе склада, Бонд решил не думать. Он выключил свет и вышел наружу. Небольшая часть счета за Солитер и Лейтера оплачена. 16. ЯМАЙСКАЯ ВЕРСИЯ Было два часа ночи. Бонд отъехал от склада и двинулся через город к Четвертой улице, переходившей в шоссе на Тампу. Он медленно ехал по четырехрядной дороге, через бесконечные скопища мотелей, палаточных городков и разнообразных лавок, в которых торгуют пляжными принадлежностями, морскими ракушками да всякого рода забавными фигурками. Он остановился у ночного бара и заказал двойное виски со льдом. Пока его наливали. Бонд прошел в туалет и привел себя в порядок. Повязка на левой руке покрылась грязью, в самой руке пульсировала боль. Гипс раскололся от удара о живот Грабителя, и склеить его было невозможно. Глаза у Бонда покраснели от напряжения и бессонницы. Он вернулся к стойке, залпом выпил виски и заказал еще порцию. Бармен был похож на студента, подрабатывающего на каникулах. Он явно хотел поболтать, но у Бонда уже не было сил на болтовню. Он сидел, тупо уставясь на стакан и думая о Лейтере и Грабителе, в ушах звучало тошнотворное чавканье акулы. Он расплатился и продолжил свой путь. Вскоре машина въехала на мост Гэнди, пахнуло свежим воздухом залива. В конце моста Бонд повернул влево, на дорогу, ведущую в аэропорт, и остановился у первого же мотеля, в котором горел свет. Бонд придумал историю, будто у него прокололась шина на дороге Сарасота - Сильвер-Спрингз. Но хозяев гораздо больше интересовала его десятка. Он подвел машину к домику номер 5, и служитель отворил дверь, зажег свет. Двуспальная кровать, душ, комод и два стула. Покрывало, бледно-голубого цвета, выглядело свежим. Бонд поставил сумку, поблагодарил и пожелал сопровождающему покойной ночи. Он разделся и небрежно швырнул одежду на стул, наскоро принял душ, прополоскал рот, почистил зубы и лег. Заснул мгновенно. Это была первая ночь с тех пор, как он приехал в Америку, которая при пробуждении не обещала нового боя. Бонд проснулся в полдень и пошел в кафетерий, где ему быстро приготовили вкусный трехслойный сандвич и кофе. Затем вернулся к себе и написал отчет для отделения ФБР в Тампе. О золоте в аквариумах с ядовитыми рыбами он не упомянул из опасения, что Биг Мэн может приостановить свои операции на Ямайке. Бонд отдавал себе отчет в том, что урон, нанесенный им организации в Америке, не связан прямо с сутью его задания - обнаружением источников золота и, по возможности, освобождением от самого мистера Бига. Он приехал в аэропорт буквально за несколько минут до отлета серебристого четырехмоторного лайнера. Машину Лейтера он оставил, как и было сказано в отчете ФБР, на стоянке. Впрочем, в этом не было нужды, подумал он, увидев, как у сувенирного магазина болтается без видимой нужды человек в плаще, явно неуместном в такую погоду. Право, эти плащи стали опознавательным знаком ФБР. Бонд понял: они хотели убедиться, что он улетел. И были бы счастливы больше не видеть его никогда. После каждого из его визитов в Америку оставались трупы. Прежде чем сесть в самолет. Бонд успел еще позвонить в больницу в Сент-Питерсбурге. Лучше бы не звонил: Лейтер не пришел в сознание и ничего пока сказать невозможно. Да, они телеграфируют ему, когда появится какая-нибудь ясность. Было пять вечера, когда, сделав круг над Тампой, самолет лег на курс - восток. Солнце нависло над горизонтом. Мимо проплыл, приближаясь к аэропорту, оставляя в почти неподвижном воздухе струи дыма, большой реактивный лайнер. Вскоре, замкнув предпосадочный круг, он приземлится на берегу залива, с его стариканами в "труменовках". Бонд от души радовался, что оставляет это огромное жестокое Эльдорадо, направляясь в зеленые, мягкие дали Ямайки. Самолет летел над Флоридой, внизу мелькали, освещая сгущающуюся тьму, зеленые огоньки бескрайних лесов и болот, без малейших признаков человеческой жизни. Вскоре показался Майами в своем ослепительном неоновом блеске. Вилась, уходя к побережью и далее, через Палм-Бич и Дантону к Джексонвиллу, глазная дорога штата, по обеим сторонам которой бежала золотистая лента мотелей, теснились автозаправки и киоски, в которых торговали фруктовыми соками. Бонд подумал, что еще трех дней не прошло, как он завтракал в Джексонвилле, а сколько с тех пор всего случилось. Скоро, после короткой остановки в Нассау, он полетит над Кубой, может быть, над тем самым местом, где мистер Бит спрятал Солитер. Она услышит рев самолета, и, может, интуиция подскажет ей, что надо поглядеть на небо - ведь он здесь. "Доведется ли, - подумал Бонд, - им еще раз встретиться и довести до конца начатое? Но это позже, когда будет покончено с работой - приз в конце опасной дороги, которая началась три недели назад в лондонском тумане". Самолет приземлился в Нассау. И после коктейля и раннего ужина Бонд провел полчаса на богатейшем острове в мире, на этом клочке песчаной земли, где под столиками для канасты были зарыты сокровища стоимостью в сотни миллионов фунтов стерлингов и где в бунгало, покрытых тонким слоем пандануса, из рук в руки переходили гигантские суммы. Платиновый пятачок остался позади, и вскоре они уже летели над переливающимися перламутровыми огнями Гаваны, столь отличными в своей пастельной мягкости от грубой яркости американских ночных городов. Самолет летел на высоте пятнадцать тысяч футов, когда, едва Куба осталась позади, разразилась одна из тех неистовых тропических гроз, которые превращают комфортабельный лайнер в смертельную ловушку. Огромное тело самолета то взмывало, то ныряло, мощные двигатели то ревели как бы в пустоте, то словно вгрызались в невидимую стену уплотнившегося воздуха. Все внутри звенело и дребезжало, посуда в кухне падала с полок, и мощные струи дождя наотмашь били по плексигласовым стеклам. Бонд с такой силой вцепился в ручки кресла, что левая ладонь отозвалась сильной болью, Бонд выругался про себя. Он бросил взгляд на обложки журналов и подумал: не очень-то все это поможет. Когда на высоте пятнадцать тысяч футов крошится стальной одеколон в ванной, ни еда на ваш персональный вкус, ни безопасная бритва, ни "орхидея для вашей дамы", которая (орхидея) сейчас хранится в холодильнике, не нужны. Не говоря уж о пристяжных ремнях и спасательных жилетах со свистком, которые, как продемонстрировала стюардесса, действительно свистят, ни симпатичные красные лампочки над сиденьем. Нет, когда напряжение для перегруженного металла становится слишком велико, когда наземный механик, в Лондоне или Айдлуайлде, Гандере или Монреале, отвечающий за противообледеняющее устройство, слишком влюблен, чтобы как следует заниматься своими обязанностями; в этих, а также в разных других случаях уютная "коробочка" с пропеллерами в передней части падает с неба в море или на землю - ведь она тяжелее воздуха, и она способна падать, и в ней есть какая-то безнадежность. А сорок человек тоже намного тяжелее воздуха, тоже наделены способностью падать, тоже, будучи малой частью целого, отданных во власть безнадежности, падают вместе с самолетом и проделывают маленькие отверстия в земле, либо производят слабый всплеск на морской поверхности. Впрочем, если им так назначено судьбой, чего же волноваться? Ты зависишь от нерадивого механика в Нассау в такой же степени, как от дурачка-водителя, который, перепутав красный свет с зеленым, врезается прямо в лоб твоего автомобиля, когда ты спокойно возвращаешься домой с любовного свидания. С этим ничего не поделаешь. Умирать начинаешь, едва появляясь на свет. Вся жизнь - карточная игра со смертью. Так что не падай духом. Закури сигарету и радуйся, что все еще жив и все еще можешь глубоко затягиваться. Звезды были к тебе благосклонны, ведь ты прошел уже немалый путь с тех пор, как покинул лоно матери и издал первый крик. Может, они и сегодня доведут тебя до Ямайки? Ведь бодрые голоса из диспетчерской весь день повторяют: "Идет на посадку БОАК", идет на посадку "Пэн Эм", идет на посадку "Ка-Эл-Эм"?" Почему бы так же не объявить: "Идет на посадку "Транс Каррибиан"?" Не теряй веры в свою звезду. Не забывай, что еще прошлой ночью ты смотрел в лицо смерти. И все же ты жив. Ты выскочил. Просто пришлось напомнить себе, что умение обращаться с оружием еще не делает человека неуязвимым. Вот и запомни этот урок. Эту удачную посадку в аэропорту Палисадос удалось совершить благодаря милости твоих звезд. Не забудь поблагодарить их. Бонд расстегнул привязной ремень и отер пот со лба. "К черту", - подумал он, спускаясь по трапу на землю. Стрейнджуэйз, глава карибской резидентуры ЦРУ, пришел его встретить, так что Бонд быстро прошел все формальности. Почти одиннадцать, теплый воздух оставался недвижимым. Из кактусовых зарослей по обе стороны дороги доносился стрекот цикад. Бонд с наслаждением впитывал звуки и запахи тропиков, а военный пикап между тем, огибая Кингстон, вез его к залитому лунным светом подножию Голубой горы. Путь до уютного белоснежного домика рядом с Каменным Холмом, где жил Стрейнджуэйз, они проделали почти в молчании, обмениваясь лишь односложными репликами. Приехав, они устроились на веранде, Стрейнджуэйз налил по доброй порции виски с содовой и со всей возможной обстоятельностью изложил ямайскую, так сказать, часть дела. Это был сухощавый, жизнерадостный тридцатипятилетний мужчина, бывший офицер военно-морской разведки. На одном глазу у него была черная повязка, в другом горел орлиный взгляд, каким он считается и должен быть у моряка на капитанском мостике эсминца. Под загаром угадывались глубокие морщины, и по отрывистым фразам и жестам собеседника Бонд увидел всю меру его напряженности и обеспокоенности. Толковый работник, чувством юмора не обделен, не выказывал ни малейшей обиды на то, что кто-то из центра вторгается на его территорию. Бонд почувствовал: они сработаются. Вот что рассказал Стрейнджуэйз. Тут всегда ходили слухи, будто на острове Сюрпризов зарыты сокровища, и все, что было известно о Кровавом Моргане, укрепляло эти слухи. Крохотный островок находился точно в середине Залива Акул, в который упиралась Джанкшн-Роуд, пересекающая Ямайку по центру от Кингстона до северного побережья. Знаменитый пират устроил в Заливе Акул штаб. Его привлекала возможность обозревать отсюда весь остров, до самого Порт-Руаяля, так что он мог совершенно незаметно входить в ямайские воды и покидать их. Губернатора это тоже устраивало. Корона предпочитала закрывать глаза на действия Моргана до тех пор, пока испанцы окончательно не уйдут из карибского бассейна. Когда эта цель была достигнута, Моргану, в знак признательности, было пожаловано рыцарское звание и пост губернатора Ямайки. Но до поры от Моргана, естественно, приходилось отмежевываться, чтобы не спровоцировать войну на континенте с Испанией. Так, на протяжении долгого времени, пока браконьер не превратился в инспектора по надзору, Моргая использовал Залив Акул в качестве боевого укрепления. На земле близлежащего поместья он выстроил три дома и переименовал местечко, назвав его по имени деревеньки в Уэльсе, где родился, - Ланрамни. В развалинах здесь все еще попадаются разные предметы домашней утвари и монеты. Его суда всегда бросали якорь в Заливе Акул и швартовались под прикрытием острова Сюрпризов, этой массы кораллов и известняка, вертикально вырастающей из воды прямо посередине залива и окруженной лесистым участком площадью примерно в акр. В последний раз Морган отбыл с Ямайки в 1683 году. Уже был выдан ордер на его арест, и ему предстоял суд равных по обвинению в нанесении ущерба короне. Его сокровища остались где-то на Ямайке, и он умер в нищете, так и не раскрыв их местонахождение. Сокровища, должно быть, несметные - результат многочисленных пиратских рейсов на "Эспаньоле", захвата множества торговых судов, направляющихся на Плату, ограблений в Панаме и Миракайбо. И все пропало бесследно. Считалось, что клад находится где-то на острове Сюрпризов, но двухсотлетние поиски на суше и дне морском не дали никаких результатов. А потом, по словам Стрейнджуйэза, всего лишь полгода назад на протяжении двух недель произошли два события. Из местной деревушки бесследно исчез молодой рыбак, и анонимный нью-йоркский синдикат купил остров за тысячу фунтов у его прежнего хозяина из Ланрамни, который стал богатым скотопромышленником и владельцем банановых плантаций. Несколько недель спустя в Заливе Акул бросило якорь и пришвартовалось у старого причала Моргана судно под названием "Секатур". Команда целиком состояла из негров. Они принялись за работу и сделали в скале лестницу, а на вершине построили несколько приземистых хижин. Продовольствия у них, похоже, было вдоволь, ибо у местных рыбаков они покупали только воду и свежие фрукты. Эти неразговорчивые и тихие люди никому и ничем не досаждали. Таможенникам, находившимся неподалеку, в Порт-Мария, они объяснили, что ловят тропических рыб, особенно ядовитых, а также собирают редкие ракушки для компании "Уробурос Инкорпорейтед" в Сент-Питерсбурге. И действительно, устроившись в этих краях, они принялись скупать их в больших количествах у местных рыбаков. В течение недели они проводили на скале взрывы для того, чтобы, как было сказано, расчистить место для большого аквариума. Яхта "Секатур" начала совершать регулярные двухнедельные рейсы в Мексиканский залив, и наблюдатели подтверждали, что перед каждым отплытием на борт погружались целые партии аквариумов. Лодкам, приближавшимся к острову, не давал причалить охранник, целыми днями рыбачивший с пристани, у которой во время стоянок бросала якорь "Секатур", - здесь яхта была хорошо защищена от дующих в этих краях северо-восточных ветров. Никому не удавалось пристать к островку в дневное время. Тогда, после двух трагически закончившихся попыток, кое-кто искал удачу ночью. Первую из этих попыток предпринял молодой рыбак из местных; слухи о сокровищах продолжали циркулировать, и никакие разговоры о тропических рыбах никого не могли обмануть. Он отправился в рейд темной ночью, а на следующее утро его останки вынесло на рифы. Акулы не оставили ничего, кроме скелета. Как раз тогда, когда, по расчетам, он должен был достичь островка, деревня была разбужена жутким шумом. Казалось, он исходил откуда-то с островка. Все решили, что бьют ритуальные барабаны. Сначала звук был низким, а потом начал медленно подниматься, достигнув наконец оглушительной силы. Потом снова пошел вниз и вскоре затих. Это продолжалось около пяти минут. С тех пор остров считался заколдованным, так что даже при свете дня никто не решался к нему приблизиться. Именно тогда Стрейнджуэйз проявил интерес и послал в Лондон полный отчет. Начиная с 1950 года Ямайка превратилась в важный стратегический пункт; компании "Рейнолдс металз" и "Кайзер корпорейшен" разрабатывали обнаруженные на острове крупные залежи бокситов. Стрейнджуэйз полагал, что все эти операции на острове могут означать строительство базы для маленьких подлодок на случай войны, тем более что Залив Акул был расположен недалеко от курса, которым суда, принадлежащие компании "Рейнолдс", направлялись к новому месторождению бокситов в Очо Риос, в нескольких милях от берега. Лондон переправил отчет в Вашингтон, и выяснилось, что нью-йоркский синдикат, купивший остров, целиком принадлежит мистеру Бигу. Это узнали три месяца назад. Стрейнджуэйз получил указание во что бы то ни стало проникнуть на остров и выяснить обстановку на Нем. Он разработал целую операцию. Взял в аренду землю на западном берегу Залива Акул. Тут сохранились остатки одного из знаменитых Больших Домов на Ямайке постройки начала XIX века, а также современный пляжный домик как раз напротив стоянки "Секатура" на острове Сюрпризов. Стрейнджуэйз вызвал двух отличных пловцов с военно-морской базы на Бермудах и установил круглосуточное наблюдение за островом. Ничего подозрительного обнаружить не удалось, и одной безветренной ночью он отправил пловцов провести подводный осмотр острова. Они не вернулись, а на следующее утро их, или, вернее, то, что оставили от них акулы и барракуды, обнаружили в разных местах побережья. Тут Бонд перебил Стрейнджуэйза. - Одну минуту, - сказал он. - Что-то я не понимаю насчет этих акул и барракуд. Ведь в здешних водах они не отличаются особенной свирепостью. Да и вообще у берегов Ямайки их немного, и они редко охотятся ночью. И уж, во всяком случае, на человека нападают, только если тот ранен и у него идет кровь. Ну, еще иногда из любопытства могут ухватить за ногу. Что-нибудь подобное было у Ямайки раньше? - Да нет, с 1942 года, когда акула отхватила у девушки ногу в Кингстонской гавани, ничего похожего не было, - ответил Стрейнджуэйз. - Она каталась на водных лыжах, так что ее ноги то погружались в воду, то выскакивали наружу. А белая нога показалась, должно быть, особенно аппетитной. Да еще нужна подходящая скорость. Словом, в принципе вы совершенно правы. К тому же у моих людей были гарпуны и ножи. Я считал, что принял все меры предосторожности. Жуткая история. Можете представить мое самочувствие. С тех пор мы лишь пытаемся найти какой-нибудь законный предлог для доступа на остров через администрацию и Вашингтон. Ведь остров теперь принадлежит американскому гражданину. Чертовски медленное дело, особенно если учесть, что зацепиться абсолютно не за что, у этих ребят, похоже, неплохое прикрытие в Вашингтоне и совсем не глупые специалисты по международному праву. Лондон велел мне пока ничего не предпринимать и дожидаться вас. - Стрейнджуэйз отхлебнул виски и выжидательно посмотрел на Бонда. - А что с "Секатуром"? - спросил тот. - Все еще на Кубе. По сведениям ЦРУ, выходит через неделю. - И сколько рейсов уже сделано? - Около двадцати. Бонд умножил сто пятьдесят тысяч долларов на двадцать. Если его расчеты верны, мистер Бит уже выкачал с острова миллион фунтов стерлингов золотом. - Я тут кое-что для вас приготовил, - сказал Стрейнджуэйз. - На побережье у меня домик. Он ждет вас. Арендовал машину. Новые покрышки. Большая скорость. Это "санбим талбот" - модель для этих дорог самая подходящая. Нашелся и нужный человек вам в помощь. Зовут его Куоррел. Лучший пловец и рыбак во всем карибском бассейне. Парень сметливый и симпатичный. И еще я снял номер в доме отдыха Вест-Индской цитрусовой компании. Это на противоположной стороне острова. Вы там с недельку можете отдохнуть, ну и потренироваться в ожидании "Секатура". Вам надо быть в форме, чтобы проникнуть на остров Сюрпризов, а без этого, уверен, нам ничего не узнать. Чем-нибудь еще могу быть полезен? Разумеется, я всегда под рукой, но мне придется оставаться в Кингстоне, чтобы поддерживать связь с Лондоном и Вашингтоном. Они ведь потребуют отчета о каждом шаге. Так как, нужно вам что-нибудь еще? Бонд задумался. - Да, - ответил он. - Надо бы попросить Лондон связаться с Адмиралтейством, чтобы нам прислали водолазный костюм с полным снаряжением, побольше запасных баллончиков с воздухом и пару хороших подводных ружей. Лучше всего французское - "чемпион". Затем - мощный подводный фонарь. Нож, которым обычно вооружают отряды коммандос. Всяческую отраву для барракуд и акул - всю, какую только можно найти в музее естественной истории. И еще разные там вещества, которыми отпугивают акул в Тихом океане. Пусть пришлют все ближайшим прямым рейсом. - Бонд помолчал, затем добавил, - да, возможно, еще понадобится какая-нибудь из тех штукозин, какими пользовались во время войны охотники за кораблями. Я имею в виду мины-присоски. 17. ВЕТЕР ГРОБОВЩИКА Папайя с долькой лимона, оранжевые бананы, ярко-красные яблоки, мандарины, яичница с беконом, кофе, какой умеют готовить только на Ямайке, конфитюр, желе из гуавы. Облачившись в шорты и сандалеты, поглощая на веранде завтрак и лениво поглядывая на залитую солнцем панораму Кингстона и Порт-Руаяля, Бонд думал, что ему повезло и что в его опасной профессии есть немало того, что эту опасность и тяготы искупает. Бонд хорошо знал Ямайку. Он был здесь в длительной командировке сразу после войны, когда коммунистическая разведка на Кубе пыталась проникнуть в здешние профсоюзы. Это была грязная и к тому же не слишком успешная работа, но он с тех самых пор проникся любовью к большому зеленому острову и его доброжелательным и жизнерадостным жителям. И как же приятно было теперь снова быть здесь, да еще имея впереди неделю отдыха перед тем, как вновь начнется его беспощадная работа. После завтрака на веранде появился Стрейнджуэйз в сопровождении высокого смуглого мужчины в выцветшей голубой рубахе и старых саржевых штанах. Это был Куоррел, с острова Кайманов, и Бонду он сразу понравился. В жилах его текла кровь кромвелевских солдат и пиратов, скуластое лицо излучало силу и уверенность, форма рта выдавала некоторую суровость. Глаза серые. И только нос лопаткой да бледные ладони выдавали негроида. Бонд протянул ему руку. - Доброе утро, капитан, - поздоровался Куоррел. Потомок знаменитого рода мореплавателей, он не знал титула выше этого. Но в голосе его не было ни угодливости, ни подобострастия. Он говорил как помощник капитана, и в манерах его сквозили прямота и искренность. У них сразу установились отношения подобные возникающим между шотландским помещиком и его старшим ловчим: безусловное уважение и ни намека на раболепие. Обсудив планы, Бонд сел за руль автомобиля Куоррела, и они поехали по Кингстон-Роуд, оставив Стрейнджуэйза заниматься тем, о чем просил Бонд. Они выехали около десяти, так что в горах, которые рассекали остров вдоль, словно позвоночник крокодила, было еще прохладно. Дорога кольцами уходила вниз к равнине на севере и шла через поразительные по красоте места - вокруг цвели тропические растения, на каждой высоте - свои. Зелень холмов, сплошь покрытых бамбуком, изредка перемежающимися темно-зеленым хлебным деревом, пониже уступала место рощам черного и красного дерева, магайи и кампешевого дерева. А когда они добрались до долины Агуальты, открылось зеленое море сахарного тростника и бананов; оно уходило вдаль, к горизонту, где яркими вспышками бросались в глаза пальмовые аллеи, бегущие берегом океана. Куоррел оказался хорошим спутником и отличным гидом. У знаменитых пальмовых садов Кастлтона он рассказывал о домашних пауках, а потом - о сражении между гигантской сороконожкой и скорпионом, которую ему пришлось наблюдать. Он описывал различные ядовитые растения и целебные травы, показывал, как легким нажатием ладони можно расколоть кокосовый орех, называл длину клюва колибри, объяснял, как крокодилы носят своих детенышей в пасти, укладывая их, как сардины в банке. Куоррел говорил на хорошем английском, хотя часто вставлял местные выражения. По пути, продолжая беседу, он все время поднимал руку, приветствуя прохожих, и те отвечали ему. - Вас, похоже, знает здесь масса народа, - заметил Бонд, когда водитель здоровенного автобуса, на ветровом стекле которого большими буквами было выведено "Романс", поприветствовал Куоррела двумя протяжными гудками. - Я наблюдаю за островом Сюрпризов уже три месяца, капитан, - откликнулся тот, - и дважды в неделю проезжаю по этой дороге. Вас тоже скоро все будут знать на Ямайке. У них хорошая память на лица. К половине одиннадцатого они миновали Порт-Руайаль и свернули на узкую проселочную дорогу, ведущую вниз, к Заливу Акул. Тот так неожиданно открылся за поворотом, что Бонд даже притормозил. Залив шириной примерно в три четверти мили имел серповидную форму. Его голубая поверхность была подернута легкой зыбью от северо-восточного ветра, зарождающегося в пятистах милях отсюда, над Мексиканским заливом, и отправляющимся оттуда в свое длинное путешествие по всему миру. В миле от того места, где они стояли, у рифа, словно сторожившего залив, проходила линия бурунов; между ними была узкая полоска тихой воды, представлявшая собой единственный проход к стоянке. В самом центре залива, прямо из воды, вырастал вверх на сто футов остров Сюрпризов; с востока на его берег лениво накатывались небольшие волны. Остров, почти идеально круглый, выглядел как большой сероватого цвета торт, лежащий на голубой фарфоровой тарелке, увенчанный сахарной глазурью. Прямо за прибрежными пальмами теснились хибары рыбаков, а в полумиле от них виднелся зеленый склон острова. Куоррел протянул руку в сторону тростниковых крыш избушек, терявшихся среди деревьев. Бонд взял у него бинокль и вгляделся. Кроме тонкой струйки дыма, уносимого ветром, не было видно никаких признаков жизни. У самого берега вода имела бледно-зеленоватый отлив, и сквозь нее просвечивал белый песок. Дальше начиналась темно-синяя полоса, которая приобретала бурый оттенок у нижнего обреза рифа, находившегося в пятидесяти ярдах от острова и обращенного к нему широким полукругом. Затем вновь вода становилась темно-синей с аквамариновыми пятнами. Куоррел сказал, что осадка "Секатура" составляет примерно тридцать футов. Слева, посередине западной оконечности залива, сразу за узкой полоской пляжа, среди деревьев пряталось местечко под названием Бью Дезерт. Здесь будет штаб боевых действий. Куоррел описал его местоположение, и Бонд в течение десяти минут изучал трехсотярдовую полосу воды между деревушкой и стоянкой "Секатура". В общей сложности Бонд потратил полчаса на разведку, а затем, не приближаясь к своему новому дому и даже к деревушке, вернулся вместе со спутником к машине, и они поехали назад по главной дороге вдоль берега. Они проехали через прелестный, весь утопающий в банановой листве городок Оракабесса и через Очо Риос с его гигантским заводом по переработке бокситов. Затем два часа спустя показался Монтегю Бэй. Был февраль, курортный сезон в полном разгаре. Деревушки и большие отели переживали пору золотой лихорадки, которая будет кормить их в течение остальной части года. Они остановились у дома отдыха на другой стороне широкого залива, пообедали, а затем тронулись вновь, направляясь к западной его оконечности. Предстояло еще два часа езды по полуденной жаре. Местность была болотистой, и с тех пор, как Колумб ненадолго бросил якорь в заливе Манате, ничего, по сути дела, здесь не изменилось. Индейцев племени ороки сменили ямайские рыбаки, но в остальном время, кажется, остановилось. Бонд подумал, что красивее пляжа он в жизни не видел: пятимильная гряда белого песка, с одной стороны уходившая в море, в сторону бурунов, а с другой, до самого горизонта, - бесконечные пальмы. К ним были привязаны выкрашенные в серый цвет лодки, громоздились розоватые кучи старых ракушек, а из соломенных рыбачьих хижин, расположенных в тенистых местах между болотами и морем, вился дымок. Среди хижин, в густых зарослях травы, на сваях стоял дом - по виду коттедж, куда в выходные дни наезжают служащие Вест-Индской цитрусовой компании. Сваи понадобились как средство защиты от термитов, а окна были забраны сетками от москитов. Бонд проехал по разбитой дороге и остановился у дома. Пока Куоррел приводил в порядок его будущее жилище. Бонд обмотался полотенцем и пошел через пальмы к берегу, находящемуся буквально в двадцати ярдах от дома. Целый час он плавал и лежал в теплой, ласковой воде, раздумывая об острове Сюрпризов и его тайне, проходя в уме шаг за шагом эти триста ярдов, вступая в сражение с барракудами, акулами и иными морскими хищниками, со всеми, кто вошел в гигантскую книгу моря, которую никому в жизни не прочитать до конца. На пути назад, в маленькое деревянное бунгало. Бонда впервые атаковали москиты. - Увы, избавить вас от этого не могу, капитан, - увидев пятнышки у него на спине, ухмыльнулся Куоррел. - Но скажу, что сделать, чтобы кожа не чесалась. Прежде всего надо принять душ и смыть соль. Вообще-то они больно кусаются только вечером, но соль - их всегдашнее лакомство. Когда Бонд вышел из ванной, Куоррел достал старою мензурку и протер укусы какой то бурой жидкостью, пахнущей креозотом. - Нигде в мире нет столько мошкары и москитов, - сказал Куоррел, - но если у вас есть эта штука, - он кивнул на мензурку, - ничего не страшно. Наступили короткие тропические сумерки, а затем на небе зажглись звезды, появилась луна в три четверти, и море сделалось почти безмолвным. Однако неожиданно в вышине столкнулись два сильных потока воздуха, и от этого зашелестели пальмы. Куоррел мотнул головой в сторону окна. - Ветер Гробовщика, - заметил он. - Как это? - удивленно спросил Бонд. - Моряки называют его ветром "взад - вперед", продолжал Куоррел. - В ночное время, с шести до шести, Гробовщик выдувает с острова дурной воздух. Затем каждое утро начинает дуть Ветер Лекаря и накачивает остров свежим морским воздухом. Куоррел хитровато взглянул на Бонда. - Похоже, у вас с Гробовщиком одна и та же работа, капитан, - сказал он полушутя-полусерьезно. Бонд отрывисто рассмеялся. - Хорошо хоть работаем мы в разное время. Снаружи запели сверчки и цикады, а огромные мотыльки облепили металлические сетки на окнах, жадно вглядываясь в две керосиновые лампы, свисающие с потолка. Время от времени мимо домика, направляясь к единственному здесь бару у оконечности залива, проходили рыбаки или весело щебечущие девушки. Никто не ходил поодиночке из страха перед привидениями и телятами-перекати-поле, ужасными огнедышащими существами, со связанными цепями ногами, которые набрасываются на прохожих из травы. Куоррел готовил сочное блюдо из рыбы, яиц и овощей - обычной в этих краях пищи, - а Бонд, устроившись под лампой, перелистывал книги, которые достал для него в библиотеке местного института Стрейнджуэйз: две книги - Биба и Аллина - о тропических водах и их обитателях и две - Кусто и Хасса - о подводной охоте. Впереди - трехсотярдовое путешествие водой, и подготовиться к нему следует должным образом, ничего не оставляя на авось. Бонд знал, с кем имеет дело, и можно было не сомневаться, что с технической точки зрения оборона острова Сюрпризов организована идеально. Вряд ли тут используется обычное оружие, вроде винтовок или взрывчатки. Контакты с полицией мистеру Биту ни к чему. От закона он предпочитает держаться подальше. На следующий день Бонд приступил к тренировкам под строгим наблюдением Куоррела. Каждое утро он проплывал милю в сторону пляжа, а оттуда бегом возвращался к бунгало. Около девяти они отчаливали, и влекомая единственным парусом лодка живо доставляла их к побережью двух других заливов - Кровавого и Апельсинового, - где песчаная полоса обрывалась у отвесных скал и небольших пещер, а почти рядом с берегом из воды вырастали рифы. Здесь они оставляли лодку, и в маске, вооруженный гарпуном и старомодным подводным ружьем, Бонд под руководством Куорелла отправлялся в захватывающее подводное путешествие. Условия были близки к тем, с которыми ему предстояло столкнуться в Заливе Акул. Они плыли почти рядом. Куоррел, погружаясь в стихию, давно ставшую для него вторым домом, двигался без видимых усилий. Вскоре и Бонд научился не бороться с морем, но двигаться в едином ритме с течениями и потоками, как бы применяя тактику дзюдо, только под водой. В первый день Бонд вернулся домой, весь исцарапанный. Куоррел ухмыльнулся и принялся обрабатывать ему кожу какими-то снадобьями. Каждый вечер он в течение получаса массировал Бонда, втирая ему в тело пальмовое масло и рассказывая между делом о рыбах, встретившихся сегодня, о повадках обитателей моря, о том, например, как рыбы меняют цвет, попадая в воду, окрашенную кровью. Он тоже никогда не слышал, чтобы рыбы нападали на человека, разве что от отчаяния, либо если почуяли запах крови. Он сказал, что в тропических водах рыбы редко бывают голодны и используют свою грозную амуницию, как правило, не для нападения, а для защиты. Правда, признал он, есть одно исключение - барракуда. - Подлая рыба, - так отозвался о ней Куоррел. - Бояться ей нечего, кроме болезни, ибо никто больше не может развить в воде скорость в пятьдесят миль в час и ни у кого нет таких острых и ядовитых зубов. Однажды они подстрелили десятифунтовую барракуду. Она долго кружила вокруг, то отплывая и сливаясь с общим серым фоном, то вновь возвращаясь - спокойная, почти недвижная в верхних слоях воды, она как бы всматривалась в них своими тигриными глазами с такого близкого расстояния, что видно было, как шевелится бахрома жабр, блестят на немного опущенной, страшной нижней челюсти, острые, как у волка, зубы. В конце концов Куоррел выхватил у Бонда ружье и выстрелил рыбине прямо в полосатое брюхо. Попадание было точным, челюсти барракуды широко разомкнулись - словно гремучая змея распахнула свою пасть. Бонд стремительно рванулся, целясь гарпуном в брюхо. Он промахнулся, и гарпун вошел прямо в пасть. Зубы барракуды сразу же сомкнулись на стальном черенке. Бонд не удержал его, но как раз в этот момент Куоррел вонзил другой гарпун в бок рыбине, она яростно рванулась, из пропоротого брюха полезли внутренности. Барракуда яростно стремилась избавиться от вонзившегося в ее тело гарпуна, и Куоррел едва удерживал в руках леску; но ему все же удалось подвести рыбу к находившемуся рядом рифу. Он влез на камни и медленно вытащил рыбину на сушу. Когда Куоррел перерезал ей горло и они вытащили гарпун, на нем оказалось несколько глубоких зазубрин. Они отбуксировали рыбу подальше на берег, Куоррел отрезал чудовищу голову и, пользуясь корягой, словно рычагом, открыл пасть. Челюсти широко распахнулись, так что верхняя встала почти под прямым углом к нижней, и обнажился густой ряд острых, отточенных, как лезвия, зубов, переплетенных между собой. Несколько даже загибались внутрь, почти вплотную прижимаясь к языку, а спереди, как у змеи, торчали два чудовищных клыка. Рыба, хоть и весила всего десять фунтов, была более четырех футов длиной - словно пуля, сделанная, правда, из мышц и толстой прочной кожи. - Все, за барракудами больше не охотимся, - сказал Куоррел. - Если бы не вы, я месяц провалялся бы в больнице, а может, вообще без лица остался. Это я свалял дурака. Надо было просто подплыть к ней, и она бы удрала. Так всегда бывает. Они же трусихи, как и все рыбы. Но вы можете не беспокоиться. - Он показал на зубы барракуды. - Больше таких встреч не будет. - Надеюсь, - произнес Бонд, вспомнив о Лейтере. К концу недели Бонд загорел и набрал хорошую форму. Он сократил норму курения до десяти сигарет в день и не выпил ни капли спиртного. Он легко проплывал две мили, рука его совершенно поправилась, и он вполне стряхнул с себя пыль больших городов. Куоррел был доволен. - Все, капитан, вы готовы к встрече с островом Сюрпризов, - подытожил он. - И не хотел бы я быть рыбой, которая попытается закусить вами. На восьмой день, вечером, вернувшись в бунгало, они обнаружили там Стрейнджуэйза. - У меня для вас хорошие новости, - приветствовал он их. - Ваш друг Феликс Лейтер выздоравливает. То есть, во всяком случае, он выживет. Пришлось ампутировать руку и ногу, а сейчас ему делают пластическую операцию лица. Мне позвонили вчера из Сент-Питерсбурга. Он потребовал связаться с вами. Во всяком случае едва придя в сознание, он сразу же вспомнил о вас. Жаль, говорит, что не может быть с вами, и просит передать, чтобы вы не простудились - по крайней мере не так сильно, как он. Бонд был растроган до глубины души. Он посмотрел в сторону. - Передайте, чтобы поправлялся поскорее, - отрывисто сказал он. - Передайте, что мне не хватает его. - Бонд повернулся к Стрейнджуэйзу. - Ну, а теперь, как там с нашим хозяйством? Все в порядке? - Да, прислали все, что вы просили, - ответил Стрейнджуэйз. - А "Секатур" завтра отплывает к острову Сюрпризов. Разгрузится в Порт-Мария и вернется сюда где-нибудь к полуночи. На борту мистер Биг - это лишь второй раз за все время. Да, с ним женщина. Зовут ее, по сведениям ЦРУ, Солитер. Что-нибудь знаете о ней? - Немного, - ответил Бонд. - Но хорошо бы выручить ее. Она из другой команды. - Девушка в беде, - романтически заметил Стрейяджуэйз. Но Бонд уже вышел на веранду, вглядываясь в звездное небо. Никогда в жизни не играл он по такой высокой ставке. Раскрыть тайну сокровищ, покончить с крупным пр