всю свою жизнь. - Что ж, - заметил Лэнг, - это должно его приободрить. Вторую половину дня и начало вечера британцы и Барбер посвятили составлению письма Иерихону. Но прежде всего нужно было установить контакт с Мартином. Всем не терпелось услышать, как Мартин, сказав несколько кодовых слов, подтвердит, что он находится на свободе и может продолжать работу. Потом из Эр-Рияда нужно будет передать ему письмо для Иерихона, подчеркнув, что теперь времени остается все меньше и меньше. В Эр-Рияде нарастало напряжение; все четверо едва прикоснулись к пище. В половине одиннадцатого они пошли к радистам. Саймон Паксман записал инструкции Мартину на магнитную ленту, потом ускорил запись в двести раз; в результате все сообщение заняло чуть меньше двух секунд. Через десять секунд после того, как часы показали 11 часов 15 минут, старший радиооператор послал короткий запрос: "Вы на месте?" Через три минуты он принял мгновенный всплеск радиоволн, на первый взгляд напоминавший электростатические помехи. Когда всплеск замедлили, все услышали голос Мартина: "Черный медведь Скалистым горам. Прием". На эр-риядской вилле у всех четверых одновременно вырвался вздох облегчения. Серьезные мужчины радостно хлопали друг друга по спине, словно школьники, выигравшие чемпионат квартала по футболу среди дворовых команд. Кому не приходилось бывать в подобных ситуациях, тот не может представить себе, что ощущают люди, только что узнавшие, что в глубоком тылу противника "одному из наших" каким-то чудом удалось остаться живым, здоровым и свободным. - Черт побери, - восхищался Барбер, - четырнадцать дней этот сукин сын сидел и выжидал. Почему он не ушел сразу, как только получил приказ о возвращении? - Потому что он упрямый идиот, - пробормотал Лэнг. - Только поэтому. Менее склонный к эмоциям радиооператор уже посылал второй короткий запрос. Хотя осциллограф подтвердил, что в эфире действительно прозвучал голос Мартина, радиооператор хотел, чтобы Мартин повторил пароль. В конце концов, четырнадцать дней - очень большой срок; за это время можно сломать любого человека. Запрос в Багдад был предельно краток: "От Нелсона и Норта, повторяю, от Нелсона и Норта. Передачу закончил". Прошли еще три минуты. В своей убогой хижине Мартин, согнувшись над миниатюрной радиостанцией, принял короткий пакетный сигнал из Эр-Рияда, расшифровал его, продиктовал ответ, нажал кнопку ускорения записи и передал сигнал продолжительностью в десятую долю секунды. На вилле услышали его голос: "Пойте славу сверкающему дню". Радиооператор заулыбался. - Это он, сэр. Жив, здоров и свободен. - Это строка из стихотворения? - спросил Барбер. - Почти. На самом деле вторая строка звучит так: "Пойте славу победному дню". Если бы он повторил строку слово в слово, это значило было, что он говорит под дулом пистолета. В этом случае... - Лэнг пожал плечами. Наконец оператор послал Мартину исчерпывающие инструкции и выключил передатчик. Барбер раскрыл свой портфель. - Я понимаю, что это не вполне соответствует местным обычаям, но дипломатический паспорт дает определенные преимущества... - Ну и ну, - пробормотал Грей, - Дом Периньон. Вы полагаете, Лэнгли может себе такое позволить? - Лэнгли, - ответил Барбер, - только что выложило на игральный стол пять миллионов зеленых. Думаю, может предложить вам и бутылку шампанского. - Справедливо, - согласился Паксман. Всего лишь за неделю Эдит Харденберг преобразилась. Точнее, ее преобразила любовь. Поощряемая Каримом, она отправилась к гринцингскому парикмахеру, который сделал ей очень удачную прическу: теперь более короткие волосы свободно спускались до самых скул, отчего лицо Эдит слегка округлилось, и она приобрела очарование зрелой женщины. С ее молчаливого одобрения Карим сам выбрал набор косметики: ничего броского, разумеется, почти незаметную краску для глаз, крем под пудру, немного пудры и светлую губную помаду. Вольфганг Гемютлих исподтишка наблюдал за фрейлейн Харденберг, когда та входила в его кабинет, и приходил в ужас. Больше всего его возмущали не каблуки, благодаря которым фрейлейн Харденберг выросла на целый дюйм, не прическа и даже не косметика, хотя будь на месте его секретаря фрау Гемютлих, он категорически отверг бы все. Когда фрейлейн Харденберг приносила ему на подпись письма или записывала под диктовку, банкиру не давало покоя прежде всего исходившее от нее чувство уверенности в себе. Разумеется, он знал, что случилось. Одна из тех пустых девчонок, что работали внизу, убедила ее транжирить деньги. В этом был ключ ко всему - в пустой трате денег. За свою долгую жизнь герр Гемютлих не раз убеждался, что это всегда приводит к беде. Он боялся худшего. Нельзя сказать, что естественная застенчивость Эдит совершенно испарилась, и в банке она была по-прежнему очень неразговорчива, но, оставаясь наедине с Каримом, сама не переставала удивляться собственной смелости. Целых двадцать лет даже мысль о физической близости была ей отвратительна, и теперь она постепенно заново открывала для себя удивительный мир, который ее одновременно ужасал и отталкивал, привлекал и возбуждал. И их любовь становилась все более и более взаимной, все более и более увлекательной. Когда Эдит впервые прикоснулась к Кариму "там, внизу", она думала, что тут же умрет от ужаса и страха, но, к своему удивлению, осталась жива. Вечером третьего февраля Карим принес ей домой большую коробку, завернутую в подарочную бумагу и перевязанную лентой. - Карим, ты не должен делать мне подарки. Ты тратишь слишком много денег. Карим обнял Эдит и взъерошил ей волосы. Теперь ей это очень нравилось. - Послушай, котеночек, мой отец очень богат. Он высылает мне много денег. Ты предпочла бы, чтобы я тратил их в ночных клубах? Эдит нравилось и когда Карим поддразнивал ее. Конечно же, Карим никогда не пойдет в эти ужасные заведения. Поэтому она все же принимала духи и туалетные принадлежности, к которым ни за что не прикоснулась бы еще каких-то две недели назад. - Можно открыть? - спросила она. - Для этого я ее и принес. Сначала Эдит не поняла, что это такое. Ей показалось, что в коробке лежит невесомая пена из шелка и кружев разных цветов. Потом она вспомнила, что в магазинах - разумеется, не в тех, где она обычно делала покупки, - видела что-то похожее на рекламных плакатах, и залилась краской. - Карим, я не могу. Я просто не могу. - Можешь, - сказал он и улыбнулся. - Не упрямься, котеночек, иди в спальню и примерь. Прикрой дверь, я не буду подсматривать. Эдит разложила содержимое коробки на постели и долго рассматривала предмет за предметом. Чтобы она, Эдит Харденберг?.. Никогда. Здесь были чулки и пояса, трусики и лифчики, подвязки и короткие ночные рубашки, черные, розовые, алые, кремовые и бежевые, кружевные или отделанные кружевами. Ткань на ощупь казалась гладкой, как лед. Эдит провла в своей спальне целый час и наконец, накинув пеньюар, распахнула дверь. Карим отставил чашку с кофе, поднялся и подошел к ней. Нежно улыбаясь и не сводя с нее глаз, он начал развязывать пояс ее соблазнительного туалета. Эдит снова вспыхнула и, не выдержав взгляда Карима, отвернулась. Он бросил пеньюар на пол. - Знаешь, котеночек, - тихо сказал он, - ты выглядишь просто потрясающе. Она не знала, что ответить, поэтому просто обвила руками его шею и не испугалась, не ужаснулась, когда бедром ощутила под его джинсами что-то твердое. Потом они занялись любовью, а потом Эдит пошла в ванную. Вернувшись, она остановилась в дверях и долго смотрела на Карима. Она любила в нем все, каждую клеточку. Эдит присела на краешек кровати и пальцем провела по почти незаметному шраму на его подбородке. Он говорил, что поранился, когда провалился в застекленную оранжерею в саду его отца на окраинах Аммана. Карим открыл глаза, улыбнулся и протянул руки к ее лицу. Эдит схватила руку, прижалась щекой к его пальцам, к кольцу с печаткой, которое он не снимал с мизинца. Это кольцо с бледно-розовым опалом подарила ему мать. - Что мы будем делать вечером? - спросила Эдит. - Пойдем куда-нибудь, - ответил Карим. - Например, в "Бристоль". - Ты слишком любишь бифштексы. Карим обнял ее за тощие ягодицы под тончайшей тканью. - Больше всего мне нравится вот этот бифштекс, - ухмыльнулся он. - Карим, ты несносен, прекрати сейчас же, - запротестовала она. - Мне нужно переодеться. Эдит высвободилась из объятий Карима и бросила взгляд в зеркало. Как удалось ей так быстро измениться, удивилась она. Как она могла заставить себя надеть это белье? Потом сама же нашла ответ. Для Карима, ее Карима, которого любит она и который любит ее, она сделает все. Позднюю любовь сдержать не легче, чем остановить горный поток. Государственный департамент США, Вашингтон, федеральный округ Колумбия, 20520 Меморандум для: Джеймса Бейкера, государственного секретаря От: группы политической разведки и анализа Тема: покушение на Саддама Хуссейна Дата: 5 февраля 1991 года Степень секретности: только лично От Вашего внимания, безусловно, не ускользнул тот факт, что с момента начала военных операций военно-воздушными силами коалиции против республики Ирак были предприняты по меньшей мере две (а возможно, и больше) попытки физического устранения иракского президента Саддама Хуссейна. Все эти попытки предпринимались только нами и только посредством бомбардировок с воздуха. В этой связи группа политической разведки и анализа сочла необходимым попытаться предугадать последствия успешного покушения на жизнь мистера Хуссейна. Разумеется, идеальным вариантом было бы уничтожение существующей диктатуры баасистской партии и создание под наблюдением победивших сил коалиции гуманного и демократического правительства. Мы полагаем, что такого рода надежды иллюзорны. Прежде всего Ирак не является и никогда не являлся единым государством. Всего лишь поколение назад эта страна представляла собой пестрый конгломерат соперничающих, а часто и воюющих друг с другом племен. В Ираке примерно равными силами обладают потенциально враждующие ветви ислама - шиитская и суннитская; там имеются и христианские меньшинства. К этому следует добавить сконцентрированных главным образом на севере страны курдов, которые настойчиво добиваются отделения и образования независимого курдского государства. Во-вторых, Ирак не имеет никакого опыта в строительстве демократического общества. Эта страна последовательно переходила от турецкого владычества к хашемитской монархии, а затем к диктатуре баасистской партии, причем даже в переходные периоды иракский народ не смог ощутить преимущества демократии в том смысле, в каком ее понимаем мы. Таким образом, в случае неожиданного завершения сегодняшнего этапа иракской диктатуры путем физического устранения диктатора мы можем представить себе только два достаточно реалистичных сценария развития событий. В первом варианте могла бы быть предпринята попытка создания - разумеется, при поддержке извне - правительства согласия, объединяющего все основные фракции и течения в самую широкую коалицию. По нашему убеждению, правительство с подобной структурой смогло бы удержаться у власти в течение лишь чрезвычайно короткого периода. Традиционное соперничество и вековые межплеменные распри очень быстро взорвали бы такое правительство изнутри. Не приходится сомневаться, что курды тотчас воспользовались бы сложившейся ситуацией, чтобы отделиться и создать свою республику на севере сегодняшнего Ирака. Не обладающее реальной властью багдадское правительство согласия не смогло бы предотвратить подобный демарш курдов. Нетрудно предсказать крайне отрицательную реакцию Турции. Действительно, сосредоточившееся в приграничных районах Турции курдское меньшинство не стало бы терять времени и объединилось бы с иракскими курдами. Таким образом, давнее сопротивление курдов турецкому владычеству обрело бы второе дыхание. На юго-востоке Ирака шиитское большинство, живущее главным образом возле Басры и Шатт-эль-Араба, безусловно, найдет веские причины, чтобы примириться с Тегераном. Иран будет всячески поощрять эти попытки в надежде аннексировать юго-восточные области Ирака и тем самым отомстить беспомощному Багдаду за гибель тысяч молодых иранцев в недавней ирано-иракской войне. Прозападные государства Персидского залива и Саудовскую Аравию охватит паника при одной мысли о том, что Иран может вплотную приблизиться к границам Кувейта. Арабы из расположенного севернее иранского Арабистана легко найдут общий язык со своими соплеменниками-арабами в Ираке, что вызовет жестокие репрессии со стороны очередного тегеранского аятоллы. Мы почти наверняка станем свидетелями того, как на обломках Ирака оживут межплеменные конфликты. Племена вспомнят старые счеты и будут стараться установить свое господство над тем, что останется от Ирака. Все мы с болью следим за гражданской войной между сербами и хорватами, разгорающейся в бывшей Югославии. Пока эта драма еще не распространилась на Боснию, где своего часа ждет третья сила в лице боснийских мусульман. Когда пламя войны охватит Боснию - а в том, что рано или поздно это произойдет, не сомневается никто, - то гражданская война приобретет еще более ужасающие масштабы, станет еще более неуправляемой. Тем не менее мы полагаем, что несчастья, обрушившиеся на народы Югославии, покажутся детскими шалостями по сравнению с тем кошмаром, который разыграется на обломках распавшегося Ирака. Тогда можно будет ожидать серьезной гражданской войны в центральных регионах страны, по меньшей мере четырех войн на сегодняшних границах Ирака и полной дестабилизации обстановки во всех странах Персидского залива. Лишь количество беженцев будет исчисляться миллионами. Единственный альтернативный вариант развития событий сведется к тому, что место Саддама Хуссейна займет какой-нибудь генерал или один из иерархов баасистской партии. Однако, поскольку все нынешние багдадские иерархи запачкали свои руки в крови в не меньшей мере, чем их лидер, трудно ожидать каких-либо преимуществ от того, что место одного деспота займет другой, к тому же, возможно, более умный. Следовательно, наилучшим - хотя, конечно, далеко не идеальным - решением будет сохранение в Ираке существующего положения при условии, что там будут уничтожены все виды оружия массового поражения, а боевая мощь иракской армии будет снижена до такого уровня, чтобы она не могла представлять угрозы ни одному соседнему государству в течение по меньшей мере десятилетия. Нам могут обоснованно возразить, что результатом такого решения будет продолжение нарушения прав человека существующим иракским режимом - если ему будет позволено остаться у власти. Без сомнения, это так. Тем не менее Западу приходилось быть свидетелем ужасающих сцен в Китае, России, Вьетнаме, Тибете, Восточном Тиморе, Камбодже и во многих других странах. Надо отдавать себе отчет в том, что США не могут насильно поставить гуманные демократические правительства во всех странах мира, если только они не собираются ввязаться в бесконечную глобальную войну. Итак, к наименее катастрофичным последствиям приведет такой исход войны в Персидском заливе, при котором Саддам Хуссейн останется единоличным властителем единого Ирака, но уже не будет обладать такими вооруженными силами, которые могли бы угрожать соседним государствам. По всем перечисленным выше причинам группа политической разведки и анализа настоятельно предлагает немедленно прекратить все попытки физического устранения Саддама Хуссейна, а также отказаться от намерения продвигаться до Багдада и оккупировать Ирак. С уважением группа политической разведки и анализа. Седьмого февраля Майк Мартин обнаружил начерченный мелом условный знак, а вечером того же дня извлек из тайника тонкий пластиковый пакетик. Вскоре после полуночи у двери своей хижины он установил антенну спутниковой связи и записал на пленку письмо Иерихона, написанное замысловатой арабской вязью на листке тончайшей бумаги. Потом Мартин добавил собственный перевод на английский язык и все передал в ноль часов шестнадцать минут, ровно через минуту после того, как открылось "окно" для связи с Эр-Риядом. Спутник принял пакетный сигнал и передал его дальше, в Эр-Рияд. Дежуривший в тот момент радиооператор крикнул: - Черный медведь отозвался! Четверо дремавших в соседней комнате мужчин мгновенно проснулись и помчались к радистам. Установленный у стены большой магнитофон замедлил запись и дешифровал сообщение. Потом оператор нажал кнопку "воспроизведение", и в комнате зазвучал голос Мартина. Сначала шел арабский текст. Паксман, который знал этот язык лучше других, на середине передачи прошептал: - Он нашел бомбу. Иерихон говорит, что нашел. - Спокойно, Саймон. Затем Мартин заговорил по-английски. Когда магнитофон умолк, Барбер возбужденно ударил кулаком по ладони. - Черт, он нашел-таки бомбу! Парни, подготовьте мне текст сообщения, немедленно. Оператор перемотал пленку, нацепил наушники, адресовался к текстовому процессору и начал печатать. Барбер вышел в другую комнату и набрал номер телефона штаб-квартиры военно-воздушных сил коалиции. Сейчас ему нужен был только один человек. Очевидно, генералу Чаку Хорнеру было достаточно поспать два-три часа в сутки. Последние недели толком не удавалось выспаться никому из штаба коалиции, что располагался в подвалах под зданием Министерства обороны Саудовской Аравии, или из командования ВВС союзников, которое разместилось в подвальных помещениях саудовского министерства военно-воздушных сил, но генерал Хорнер, казалось, не испытывал от этого никаких неудобств. Возможно, он не мог заснуть, потому что его питомцы летали в глубокий тыл противника, и эти полеты продолжались все двадцать четыре часа в сутки, так что времени для сна не оставалось. Среди ночи генерал Хорнер имел обыкновение бродить по лабиринту штаб-квартиры, заходя то в "Черную дыру", то в центр тактического управления полетами. Если рядом звонил телефон, а дежурного на месте не оказывалось, генерал брал трубку сам. Изредка пилоты звонили откуда-нибудь из пустыни; они надеялись получить разъяснения или найти ответ на неожиданный вопрос у дежурного майора, но, к их удивлению, им отвечал сам босс. Демократичное общение генерала с подчиненными иногда приводило к курьезам. Однажды в штаб позвонил командир эскадрильи (по понятным причинам его имя здесь не называется) и пожаловался, что его пилотам на пути к своим целям приходится пробиваться сквозь плотный заслон зенитного огня. Нельзя ли сделать так, чтобы об иракской зенитной артиллерии побеспокоились тяжелые бомбардировщики, "баффы"? Генерал Хорнер объяснил подполковнику, что это невозможно, так как "баффы" заняты своим делом. Командир эскадрильи пытался протестовать, хотел доказать свою правоту, но получил тот же ответ. - Ну и педераст же ты, - возмутился подполковник. Сказать такое полному генералу и при этом остаться безнаказанным редко удается простому офицеру. Об отношении Чака Хорнера к летному составу лучше всего говорит тот факт, что две недели спустя несдержанный на язык командир эскадрильи был произведен в полковники. Около часа ночи Чип Барбер разыскал генерала Хорнера в штаб-квартире, а еще через сорок минут они встретились в кабинете генерала, находившемся в том же подземном лабиринте. Генерал прочел перевод сообщения Иерихона на английский и помрачнел. С помощью текстового процессора Барбер усилил некоторые фразы и выражения, чтобы сообщение более или менее походило на письмо, а не на донесение, полученное по радио. - Это вы тоже узнали, опрашивая европейских бизнесменов? - язвительно поинтересовался Чак Хорнер. - Генерал, мы ручаемся за точность информации. Хорнер проворчал что-то нечленораздельное. Как и все настоящие солдаты, он с недоверием относился к миру тайных операций, к тем, кого обычно называли шпионами. Так было всегда, и причина этого была очень проста. Солдат должен быть оптимистом, возможно осторожным, но все же оптимистом, иначе никто никогда не пошел бы воевать. Напротив, мир тайных операций зиждется на концепции тотального недоверия и пессимизма. Две различные жизненные философии редко находят точки соприкосновения. Даже на этом этапе войны американских летчиков раздражали сомнения ЦРУ в том, что авиация союзников уничтожила гораздо меньше целей противника, чем утверждали пилоты. - И этот предполагаемый важный военный объект представляет собой то, что мы думаем? - спросил генерал. - Сэр, мы просто уверены, что это очень важный объект. - Что ж, мистер Барбер, сначала нам нужно хорошенько приглядеться к этому чертовому объекту. На этот раз чести удостился заслуженный ветеран TR-1 из Таифа. Самолет представлял собой немного модернизированный старый U-2 и использовался для сбора различной информации. Невидимый и неслышный с земли, он залетал в глубь территории Ирака и прощупывал иракскую систему противовоздушной обороны с помощью радиолокатора и подслушивающих устройств. На самолете сохранились и обычные фотокамеры, так что изредка его использовали для аэрофотосъемки, особенно если речь шла о хорошо замаскированных объектах. Объект, о котором не было известно ровным счетом ничего, кроме его названия - Эль-Кубаи, был засекречен и замаскирован лучше, чем любой другой. TR-1 имел и еще одно преимущество: он передавал изображения в реальном масштабе времени. С этим самолетом не нужно было ждать возвращения, выгрузки экспонированной пленки, проявления, отправки проявленной пленки в Эр-Рияд. Как только TR-1 нашел указанный район пустыни к западу от Багдада и к югу от базы ВВС Ирака Эль-Мухаммади, на телевизионном экране в подвале под министерством ВВС Саудовской Аравии появилось изображение того, что видел пилот. В комнате находилось пять мужчин, в том числе оператор, управлявший приборами. Достаточно было одного слова любого из четверых, и оператор нажимал кнопку "стол-кадр", чтобы можно было подробнее изучить тот или иной снимок. Здесь были Чип Барбер и Стив Лэнг, едва ли не единственные гражданские в этой святая святых военных, а также полковник Битти из ВВС США и майор королевских военно-воздушных сил Пек. Оба летчика считались специалистами по анализу целей. Объект назвали Эль-Кубаи лишь потому, что такое же имя носила ближайшая к нему деревня. Она была слишком мала, чтобы ее можно было найти на картах союзников, поэтому на экране были указаны точные координаты и описание объекта. TR-1 обнаружил объект в нескольких милях от указанной Иерихоном точки. Впрочем, в правдивости информации Иерихона сомневаться не приходилось, потому что его описание оказалось предельно точным, а вблизи не было ничего другого, что хотя бы отдаленно его напоминало. Четверо мужчин молча наблюдали, как изображение объекта постепенно заполняет весь экран. Оператор нажал кнопку "стоп-кадр", а модем выплюнул отпечаток изображения. - То, что мы ищем, здесь, под землей? - шепотом спросил Лэнг. - Должно быть, - отозвался полковник Битти. - Ничего другого похожего здесь нет на мили вокруг. - Хитрые мерзавцы, - заметил Пек, На самом деле в Эль-Кубаи размещался сборочный цех, один из самых важных объектов в иракской программе разработки ядерного оружия, которой руководил доктор Джаафар Джаафар. Один британский инженер, участвовавший в проектировании ядерного вооружения, как-то заметил, что на собственно инженерную работу у него уходит от силы процентов десять времени, а остальные девяносто он слесарничает и паяет. В Эль-Кубаи времени на это тратилось еще больше. В сборочном цехе концентрируются результаты труда физиков и химиков, расчеты математиков и компьютеров; именно здесь специалисты собирают бомбу. Лишь инженеры-ядерщики превращают разрозненные части и детали в единое устройство, которое можно сбросить на врага. Предприятие возле Эль-Кубаи было полностью скрыто под землей. На глубине восьмидесяти футов ниже уровня пустыни была смонтирована крыша; еще ниже располагались три этажа предприятия. Майор Пек назвал иракцев "хитрыми мерзавцами", имея в виду искуснейшую маскировку. Построить под землей не то что цех, а даже целый завод совсем нетрудно, намного трудней надежно замаскировать его. Можно вырыть гигантскую яму, соорудить на ее дне завод, а потом засыпать его железобетонные стены и крышу песком до первоначального уровня грунта. Поглотительные колодцы ниже самого глубокого этажа сооружения можно сочетать с дренажной системой. Но такой завод нуждается в системах вентиляции и кондиционирования воздуха, а для них необходимы трубы, чтобы забирать свежий и выбрасывать отработанный воздух. В безлюдной пустыне обе такие трубы будут бросаться в глаза. Завод потребляет огромное количество электроэнергии; значит, там должен быть установлен дизель-генератор, а он тоже не может работать, не забирая чистый воздух и не выбрасывая выхлопные газы. Следовательно, в голой пустыне появятся еще две трубы. К заводу должен вести специальный наклонный подъезд или пассажирский лифт, а также грузовой подъемник, иначе туда не попадут ни люди, ни материалы, ни оборудование. Для лифтов и подъемников потребуются дополнительные наземные сооружения. Тяжелые грузовики с оборудованием и материалами не проедут по песку, им нужна дорога с твердым покрытием. Значит, от ближайшего шоссе к подземному заводу должна вести асфальтированная трасса. Работающий завод выделяет много тепла. Днем, когда наружный воздух раскален, это тепло трудно заметить, но холодными ночами его легко обнаружат инфракрасные сенсоры. Так можно ли вообще скрыть от воздушной разведки участок девственной пустыни, к которому ведет - и кончается в безлюдной пустыне - асфальтированная дорога, где торчат по меньшей мере четыре трубы системы вентиляции, где расположена шахта лифта и подъемника, куда постоянно подъезжают грузовики и где без всяких видимых причин время от времени выделяется огромное количество тепла? Эту, казалось бы, неразрешимую задачу сумел решить молодой гений иракских инженерных войск, полковник Осман Бадри. Он обманул союзников вместе со всеми их самолетами-шпионами. С воздуха казалось, что в Эль-Кубаи нет ничего, кроме автомобильной свалки, раскинувшейся на территории сорока пяти акров. Даже при идеальном разрешении и максимальном увеличении с воздуха невозможно было заметить, что четыре груды ржавеющих автомобильных остовов лежат на прочных сварных куполообразных каркасах, под которыми располагаются системы забора свежего воздуха и выброса отработанных газов, и трубы выходят прямо в кучи отслуживших свое автомобилей и автобусов. В большом сарае находилась газорезная мастерская, рядом с которой стояли хорошо видные с воздуха баллоны с кислородом и ацетиленом. Что может быть естественнее такой мастерской на автомобильной свалке? Между тем мастерская скрывала истинный источник тепла и вход в шахты лифтов. Узкую асфальтированную дорогу иракцы и не пытались скрыть: ведь грузовики должны были привозить сюда искореженные автомобили и увозить спрессованный металлолом. Весь иракский комплекс был давно зарегистрирован системой АВАКС как скопление большого количества металла в пустыне. Предположения о том, что там расположились танковая дивизия или склад вооружения, не оправдались. Аэрофотоснимки показали, что это всего лишь свалка металла, поэтому союзники потеряли к Эль-Кубаи всякий интерес. Четверо мужчин, рассматривавших снимки в Эр-Рияде, не могли видеть, что еще четыре холма из ржавых остовов автомобилей также покоились на жестких сварных куполообразных каркасах, стоявших на гидравлических домкратах. Под двумя куполами находились крупнокалиберные зенитные орудия, многоствольные установки ЗСУ-23-4 советского производства, а под двумя другими - ракетные установки типа "земля-воздух" моделей 6, 8 и 9 с системой наведения на источник тепла (антенна радиолокатора была бы видна с воздуха). - Значит, это здесь, - прошептал Битти. Четверо мужчин видели, как на экране появился длинный трейлер с грузом старых автомобилей. Казалось, трейлер перемещается короткими рывками, потому что TR-1, пролетавший над Эль-Кубаи на высоте восемьдесят тысяч футов, производил съемку со скоростью всего лишь несколько кадров в секунду. Два сотрудника спецслужб не могли отвести глаз от экрана, пока трейлер не развернулся и, двигаясь задним ходом, не скрылся под крышей сарая. - Готов биться об заклад, в кузове под металлоломом спрятаны вода и продукты, - сказал Битти и откинулся на спинку стула. - Беда в том, что мы никак не сможем добраться до этого чертового завода. Даже бомбы "баффов" не проникают так глубоко. - Мы можем похоронить их заживо, - предложил Пек, - Разбомбим шахту лифта и запломбируем завод. Если они попытаются разблокировать вход, можно будет организовать второй налет. - Разумное предложение, - согласился Битти. - Сколько дней осталось до начала наступления наземных войск? - Двенадцать, - ответил Барбер. - Можно будет сделать, - резюмировал Битти. - С большой высоты, бомбы с лазерным наведением, используем крупное подразделение, например "гориллу". Лэнг и Барбер обменялись взглядами. - Мы бы предпочли что-нибудь менее эффектное, - сказал сотрудник ЦРУ. - Пара самолетов, бомбардировка с минимальной высоты, визуальное подтверждение уничтожения объекта. Воцарилось молчание. - Вы хотите сказать, - уточнил Битти, - что в Багдаде не должны догадаться о нашем особом внимании к объекту? - Не могли бы вы спланировать операцию примерно так, как предлагаем мы? - настаивал Лэнг. - Кажется, там нет никаких средств противовоздушной обороны. Иракцы полностью положились на маскировку. Битти вздохнул. Чертовы шпионы, подумал он, наверняка стараются прикрыть кого-то. Впрочем, это не мое дело. - Джо, твое мнение? - спросил он майора. - Можно поручить это "торнадо", - сказал Пек. - С отметкой целей. Шесть тысячефунтовых бомб прямо через ворота сарая. Уверен, этот жестяной сарай изнутри - железобетонный. Должен хорошо направить взрывы. Битти кивнул. - О'кей, вот вы этим и займетесь. С генералом Хорнером я обо всем договорюсь. Кому вы поручите? - Шестьсот восьмой эскадрилье из Махаррака. Я знаю командира, подполковника Фила Керзона. Вызвать его сюда? Филип Керзон командовал 608-й эскадрильей британских королевских ВВС. Эскадрилья базировалась на острове Бахрейн, куда она прибыла два месяца назад с прежней базы в германском городке Фал-лингбостеле. В тот день, 8 февраля, он получил приказ срочно прибыть в Эр-Рияд, в штаб-квартиру ВВС коалиции. Керзон потребовался начальству настолько спешно, что к тому времени, когда он подтвердил получение приказа, дежурный офицер сообщил, что с другого конца острова, с "Шейкис пиццы", уже прибыл американский "гурон" и готов его забрать. Керзон поспешно набросил форменный китель и фуражку, сел в одномоторный "гурон" UC-12B и только тогда обнаружил, что роскошный самолет принадлежит самому генералу Хорнеру. - Что за чертовщина? - озадаченно спросил себя подполковник. Как оказалось, "чертовщина" имела свое продолжение. На эр-риядском военном аэродроме подполковника уже ждал штабной автомобиль ВВС США, который и доставил его в "Черную дыру", располагавшуюся в миле от аэродрома. Два сотрудника спецслужб, полковник Битти и майор Пек, еще находились там: не было лишь оператора. Готовые аэрофотоснимки уже лежали на столе. Майор Пек представил Керзона присутствующим. Стив Лэнг объяснил Керзону задачу, и тот сел за изучение снимков. Филипа Керзона никак нельзя было назвать дураком, иначе он не стал бы командиром эскадрильи очень дорогих "керосинок" ее величества. В рейдах с бомбами JP-233 на иракские аэродромы он потерял два самолета и четырех отличных парней. Два из них погибли, а двое других попали в плен; их, избитых до полусмерти, недавно показывали по иракскому телевидению в одном из шедевров саддамовской пропаганды. - А почему бы, - спокойно спросил Керзон, - не включить обычным порядком этот объект в наш перечень целей? И к чему такая спешка? - Разрешите быть с вами предельно откровенным, - сказал Лэнг. - Мы полагаем, что этот объект представляет собой главный и, возможно, единственный склад снарядов с особенно ядовитым газом. У нас есть все основания считать, что первую партию снарядов вот-вот отправят на фронт. Потому такая срочность. Битти и Пек вскинули головы. Слава Богу, эти гражданские впервые соизволили хоть как-то объяснить свой повышенный интерес к чему-то спрятанному под свалкой металлолома. - Но почему два истребителя-бомбардировщика? - недоумевал Керзон. - Только два? Отсюда следует, что это второстепенный объект. Что я скажу своим пилотам? Я не собираюсь им лгать, джентльмены, поймите меня. - В этом нет ни малейшей надобности, я и сам не потерпел бы лжи, - ответил Лэнг. - Расскажите им правду: что наблюдение с воздуха обнаружило движение грузовиков к объекту и от него. Эксперты полагают, что это военные машины; они пришли к выводу, что под этой свалкой скрыт склад боеприпасов. Главным образом под этим большим сараем, который и является вашей основной целью. Что же касается бомбардировки с небольшой высоты, вы же сами видите: здесь нет ни ракет, ни зенитной артиллерии. - И это вся правда? - не верил подполковник. - Клянусь. - Тогда почему же, джентльмены, вы настаиваете на том, чтобы в случае, если кто-либо из моих летчиков будет сбит, попадет в плен и подвергнется допросам, он ни в коем случае не выдавал бы источник информации? Вы сами не больше моего верите в сказки о военных грузовиках. Битти и Пек одновременно выпрямились и подались вперед. Этому подполковнику пальца в рот не клади, он сразу нащупал у шпионов их самое слабое место. Тем лучше для него. - Объясните ему, Чип, - махнул рукой Лэнг. - Хорошо, я расскажу вам все, что нам известно. Но это только для ваших ушей. Все это абсолютная правда. У нас есть перебежчик. В Штатах. Он приехал еще до начала конфликта на стажировку. Теперь он влюбился в американку и выразил желание остаться. Во время собеседования с чиновниками иммиграционной службы выяснилось кое-что интересное. Сообразительный чиновник передал сведения нам. - ЦРУ? - уточнил Керзон. - О'кей, да, ЦРУ. Мы заключили с парнем соглашение. Он помогает нам и получает вид на жительство. В Ираке он служил в военно-инженерных частях и работал на нескольких секретных объектах. Теперь он рассказывает нам обо всем. Итак, вам все известно. Но это совершенно секретные сведения. Знаете вы их или нет - не имеет значения для выполнения порученного вам задания, а не рассказывать об этом летчикам - не значит лгать. Так что вам нет необходимости обманывать подчиненных. - Последний вопрос, - не унимался Керзон. - Если тот парень находится в безопасности в Штатах, почему нужно скрывать это от иракцев? - Он передает нам и другую информацию. Это требует времени, но в конце концов мы можем выжать из него сведения еще примерно о двадцати новых военных объектах. Если мы дадим понять Багдаду, что он рассказывает все, что знает, иракцы ночью перевезут свое добро в другое место. Они не совсем дураки и вполне могут связать концы с концами. Филип Керзон встал и собрал фотографии в стопку. На каждой из них внизу были отпечатаны точные координаты. - Хорошо. Завтра на рассвете этот сарай исчезнет раз и навсегда. Потом Керзон ушел. На обратном пути он обдумывал необычное задание. Шестое чувство подсказывало ему, что что-то здесь не так, что гражданские чего-то недоговаривают или утаивают. Но на первый взгляд объяснения казались вполне правдоподобными; кроме того, приказ есть приказ. Подполковник решил, что не станет обманывать пилотов, но не будет и посвящать их в то, что им не полагается знать. Хорошо, что объект защищен только маскировочными средствами, а не ракетами. Значит, его пилоты должны вернуться целыми и невредимыми. Подполковник уже решил, кого он отправит на задание. Майор Лофти Уилльямсон, удобно развалившись в кресле, наслаждался лучами заходящего солнца, когда его вызвали в штаб эскадрильи. Майор читал последний номер "Уорлд эр пауэр джорнал", настольный журнал всех военных пилотов, и был крайне недоволен тем, что его оторвали от очень полезной статьи об одном из истребителей, состоявших на вооружении иракских ВВС, встреча с которым казалась весьма вероятной. Командир эскадрильи был в своем кабинете. Перед ним лежали аэрофотоснимки. В течение часа он инструктировал майора, объясняя детали задания. - Вас будут сопровождать два "букканира"[17], они отметят цели, так что вы успеете набрать высоту и убраться ко всем чертям, прежде чем эти нечестивцы поймут, кто нарушил их покой. Уилльямсон разыскал своего штурмана (американцы называют их "уиззо"), который теперь не только прокладывает курс, но и отвечает за всю электронику и вооружение самолета. Про лейтенанта Сила Блэра говорили, что при необходимости он найдет консервную банку в Сахаре. Уилльямсон и Блэр с помощью офицера оперативного отдела эскадрильи отметили координаты автомобильной свалки на своей аэронавигационной карте. Карта имела масштаб 1:150000, то есть миле соответствовал почти дюйм карты. Уилльямсон заявил, что он должен заходить на цель с востока в момент восхода солнца. Тогда иракских зенитчиков ослепит солнце, а пилот будет отчетливо видеть цель. Блэр сказал, что ему обязательно нужен "железный ориентир", некий хорошо заметный на местности объект, по которому при заходе на цель он мог бы внести последние ничтожные уточнения в курс самолета. В конце концов ориентир нашли: в двадцати милях к востоку от цели и ровно в одной миле в стороне от трассы захода на нее стояла вышка радиопередатчика. Поскольку атака должна была состояться на рассвете, теперь, зная маршрут, можно было точно рассчитать время пролета над целью. Это время должно быть известно с точностью до секунды, ибо только тогда можно надеяться на успех всей операции. Если пилот первого самолета опоздает хотя бы на секунду, то ведомый может попасть под разрывы бомб своего ведущего. Хуже того, к первому самолету со скоростью примерно десять миль в секунду будет приближаться второй "торнадо". Наконец, если первый самолет появится над целью слишком рано или второй - слишком поздно, то зенитчики противника могут успеть открыть прицельный огонь. По всем этим причинам ведомый "торнадо" должен пролететь над целью именно в тот момент, когда на землю упадут осколки бомб, сброшенных с первого самолета. Уилльямсон привел своего ведомого и его штурмана - двух молодых лейтенантов авиации Питера Джонсона и Ники Тайна. Участники операции вместе рассчитали момент, когда над невысокими холмами к востоку от цели взойдет солнце, и курс атаки - 270 градусов, точно на запад. В операцию были вовлечены два "букканира" из двенадцатой эскадрильи. С их пилотами Уилльямсон обговорит все детали утром. Отделу вооружения было дано задание обеспечить "торнадо" тысячефунтовыми бомбами с лазерным наведением на цель. В восемь вечера экипажи всех четырех