еличенную фотографию. С нее и с портрета на Ваневскую смотрело одно и то же лицо. - Это некто Моренц, - пояснил Восс. - Бруно Моренц, штатный сотрудник западногерманской разведывательной службы. Работает в кельнском отделении. Ваневская была поражена. Итак, эта операция организована Западной Германией. А она всегда была уверена, что "ее" человек работает на ЦРУ или Интеллидженс Сервис. - Вы его еще не нашли? - Нет, майор. Признаться, я сам удивлен. Но мы обязательно его схватим. Вчера ночью мы обнаружили брошенный полицейский автомобиль. Согласно оперативной сводке, в машине был пробит бензобак. Граубер мог проехать на ней десять-пятнадцать минут, не больше. Ее нашли вот здесь, недалеко от Апольды, к северу от Иены.. Следовательно, сейчас у Граубера-Моренца нет машины. У нас есть полное описание: высокий, плотный, седой, в помятом плаще. У него нет документов, он говорит с рейнландским акцентом, находится в плохой физической форме. Он будет бросаться в глаза. - Я хочу присутствовать на допросе, - сказала Ваневская. Она не отличалась излишней щепетильностью, на допросах ей приходилось бывать и раньше. - Если я получу официальный запрос из КГБ, разумеется, мне придется согласиться. - Вы его получите, - сказала Ваневская. - Тогда далеко не уезжайте. Думаю, к полудню он будет в наших руках. Майор Ваневская вернулась в местное управление КГБ, сообщила, что она не полетит ближайшим рейсом из Потсдама, потом по линии спецсвязи позвонила генералу Шаляпину, и он согласился с ее планом. В полдень из потсдамского аэропорта вылетел транспортный Ан-32 советских ВВС с генералом Панкратиным и другими старшими офицерами, возвращавшимися в Москву. Их сопровождали младшие офицеры, они везли мешки с почтой. На борту самолета не было "стенографистки" посольства в темном костюме. x x x - У него может быть раздвоение личности, сумеречное помрачение сознания или реакция бегства, - сказал доктор Карр за салатом из дыни и авокадо. Он внимательно выслушал рассказ Маккриди о человеке без имени, который, очевидно, страдал сильнейшим нервным расстройством. Маккриди не сказал, а доктор Карр не спрашивал о том, где находится этот человек. Известно было одно; он на вражеской территории. Пустые тарелки убрали и подали филе из морского языка. - Что такое сумеречное помрачение сознания? - спросил Маккриди. - Оторванность от реального мира, разумеется, - объяснил доктор Карр. - Это один из классических симптомов такого синдрома. Возможно, признаки самообмана проявлялись у него и до явного срыва. Еще как проявлялись, подумал Маккриди. Вера в то, что тебя полюбила проститутка, надежда уйти безнаказанным после убийства двух человек. - В реакции бегства, - продолжал доктор Карр, цепляя вилкой нежное мясо, - подразумевается бегство от реальности, особенно жестокой, неприятной реальности. Думаю, ваш человек теперь окажется в очень затруднительном положении. - Что он станет делать? - спросил Маккриди. - Куда он пойдет? - Он будет прятаться там, где почувствует себя в безопасности, где его никто не будет трогать, а все проблемы вроде бы отойдут на второй план. Он может даже впасть в детство. Однажды у меня был пациент, который, будучи не в силах бороться с жизненными проблемами, пошел в спальню, лег на кровать, свернулся в позе эмбриона, сунул палец в рот и в такой позе застыл. Мы не могли его вывести из этого состояния. Детство, понимаете ли. Безопасность, надежность. Никаких проблем, никаких забот. Между прочим, морской язык отличный. Да, еще немного мерсо... Благодарю. Все это очень хорошо, размышлял Маккриди, только Бруно Моренцу негде прятаться. Он родился и вырос в Гамбурге, жил в Берлине, Мюнхене и Кельне, у него не может быть никакого пристанища возле Иены или Веймара. Маккриди снова наполнил бокалы и спросил: - Предположим; ему негде прятаться? - Боюсь, тогда он окажется совершенно беспомощным и станет, например, бесцельно бродить. Мой опыт подсказывает, что, если бы у него была цель, он мог бы действовать разумно, чтобы достичь этой цели. В противном случае... - доктор Карр пожал плечами, - его быстро схватят. Возможно, уже схватили. В лучшем случае он продержится до сумерек. Но Моренца не схватили. Полковник Восс все больше выходил из себя. Прошло больше суток, почти тридцать часов. В районе Апольды - Иены делана? - Около года назад, - ответил удивленный Восс. - Откуда она у вас? - Из главного управления разведки, - ответил Восс. Ваневская поблагодарила и положила трубку. Ну конечно, из главного управления разведки, которое, пользуясь отсутствием языкового барьера, специализировалось на операциях в Западной Германии. Начальником управления был почти легендарный генерал-полковник Маркус Вольф. Его уважали и ценили даже в КГБ, известном своим презрительным отношением к разведкам сателлитов. Маркус ("Миша") Вольф провел в ФРГ несколько блестящих операций, из которых наибольшую известность получила вербовка личного секретаря канцлера Вилли Брандта, Ваневская разбудила начальника местного филиала Третьего главного управления КГБ и от имени генерала Шаляпина попросила об услуге. Фамилия начальника главного управления сделала свое дело. Полковник сказал, что постарается помочь. Он позвонил через полчаса. "Похоже, генерал Вольф - ранняя пташка, - сказал он. - Генерал примет вас в своем кабинете в шесть часов". В тот же день в пять утра в отделе криптографии управления правительственной связи в Челтнеме закончили дешифровку массы рядовых радиоперехватов, накопившихся за последние двадцать четыре часа. Дешифрованные сообщения по различным линиям спецсвязи будут затем переданы тем организациям, для которых они могут представить интерес: одни - в Интеллидженс Сервис, другие - в MI5 на Керзон-стрит, третьи - в Министерство обороны на Уайтхолле. Многие сообщения будут разосланы по двум или даже по всем трем адресам. Срочные разведывательные данные обрабатывались намного быстрее, а сообщения второстепенной важности удобнее было отправлять ранним утром, когда линии связи не перегружены. Среди перехваченных сообщений было посланное в среду вечером из Пуллаха сотруднику западногерманской разведывательной службы в лондонском посольстве ФРГ. Разумеется, ФРГ была и оставалась надежным и уважаемым союзником Великобритании, ничего особенного в перехвате и дешифровке конфиденциального сообщения союзника в свое собственное посольство не было. Секретный код британцы дешифровали уже давно. Обычная работа, они не имели намерения оскорбить союзников. Это сообщение было направлено в MI5 и в сектор НАТО Интеллидженс Сервис, который занимался связями с разведками всех союзников Британии, за исключением ЦРУ - с американцами работал отдельный сектор. Именно начальник сектора НАТО в свое время привлек внимание Эдуардза к тому, что Маккриди в нарушение всех правил содержит личного агента в штате разведывательной службы ФРГ. Оставаясь другом Маккриди, тем не менее он, увидев в десять утра на своем столе немецкое сообщение, решил показать его Сэму. Просто на всякий случай... Но до полудня он так и не выбрался к другу. x x x В шесть часов утра майора Ваневскую проводили в кабинет Маркуса Вольфа, двумя этажами выше кабинета полковника Восса. Восточногерманский мастер шпионажа не любил форму и был в хорошо сшитом темном костюме. Обычному в Германии кофе он предпочитал чай и всегда имел в своем распоряжении особенно хороший сорт, который присылала ему лондонская фирма "Фортнум энд Мейсон". Вольф предложил чашку чая и советскому майору. - Товарищ генерал, меня интересует последняя фотография Бруно Моренца. Она поступила от вас. Не отрывая губ от чашки, Миша изучающе смотрел на Ваневскую. Если у него и были свои агенты в западногерманских правительственных учреждениях, то он не собирался говорить об этом первому встречному. - Возможно, у вас есть и копия личного деда Моренца? - спросила Ваневская. Маркус Вольф задумался. - Зачем оно вам потребовалось? - негромко спросил он. Ваневская объяснила - объяснила во всех деталях, нарушив множество правил. - Я понимаю, пока это только подозрения, - закончила она. - Ничего конкретного. Ощущение отсутствия какого-то небольшого, но важного звена. Возможно, чего-то из его прошлого. Вольф одобрительно хмыкнул. Ему нравился нестандартный подход к делу. Иногда он сам находил наилучшее решение, руководствуясь шестым чувством, надеждой на то, что у врага должна быть ахиллесова пята, и вся проблема лишь в том, чтобы ее найти. Он молча встал, подошел к картотечному шкафу и достал тоненькую папку, в которой было всего восемь листков. Это и было личное дело Бруно Моренца - точная копия того, которое хранилось в Пуллахе и которое во вторник после обеда изучал доктор Лотар Геррманн. Ваневская не удержалась от восторженного восклицания. Вольф улыбнулся. В мире шпионажа Маркус Вольф специализировался не столько на подкупе и шантажировании высокопоставленных западногерманских чиновников (хотя иногда он занимался и этим), сколько на том, что умело подсаживал под локоть важным персонам своих секретарей, обычно чопорных старых дев, ведущих безукоризненный образ жизни и получивших доступ к секретной работе. Вольф понимал, что пользующийся доверием секретарь видит столько же, сколько и его шеф, а иногда и больше. Год за годом Западную Германию потрясали скандалы, когда выяснялось, что очередной личный секретарь очередного министра, высокопоставленного чиновника или подрядчика, выполняющего заказы Министерства обороны, арестован контрразведкой или тайком ускользнул назад на восток. Генерал понимал, что когда-нибудь и фрейлейн Эрдмуте Кеппель придется уйти из кельнского отделения западногерманской разведывательной службы и возвратиться в любимую Германскую Демократическую Республику, но до того дня она будет по-прежнему приходить в офис на час раньше Дитера Ауста и снимать копии со всех документов, представляющих хоть какой-то интерес для генерала Вольфа, в том числе и с личных дел всех сотрудников отделения. Летом во время обеденного перерыва фрейлейн Кеппель будет все так же уходить в тихий парк, с завидным постоянством аккуратно съедать принесенные с собой бутерброды с салатом, оставлять несколько крошек голубям и, наконец, бросать пустой пакет из-под бутербродов в ближайшую урну. Через несколько мгновений пакет из урны. извлечет некий джентльмен, прогуливающийся со своей собакой. Зимами фрейлейн Кеппель будет регулярно заходить в теплое кафе и бросать прочитанную газету в урну возле двери, откуда ее заберет уличный подметальщик. Когда фрейлейн Кеппель приедет в ГДР, ее будет ждать официальный прием, личное приветствие министра безопасности Эриха Мильке или даже самого руководителя партии Эриха Хонеккера, медаль, щедрая пенсия и уютный домик на озерах возле Фюрстенвальда. Конечно, даже Маркус Вольф не был провидцем. Он не мог знать, что к 1990 году Германская Демократическая Республика прекратит свое существование, что Мильке и Хонеккер будут с позором сняты с высоких постов, что он сам лишится работы, но будет неплохо зарабатывать мемуарами, а фрейлейн Кеппель будет доживать свои годы не в домике возле Фюрстенвальда, а в гораздо менее комфортабельной западногерманской тюрьме. Майор Ваневская оторвалась от папки. - У него есть сестра, - заметила она. - Да, - подтвердил Вольф. - Вы полагаете, ей может быть что-то известно? - Это всего лишь предположение, - сказала Ваневская, - но я хотела бы с ней встретиться... - Если вы получите разрешение от вашего руководства, - подсказал Вольф. - Увы, вы работаете не на меня. - Но если такое разрешение будет, то мне потребуется легенда. Не русская и не восточногерманская... Вольф скромно пожал плечами. - У меня есть несколько совершенно готовых легенд-Разумеется, есть. Такова специфика нашей удивительной работы... Самолет польской авиакомпании LOT должен был вылететь с берлинского аэродрома Шенефельд рейсом 104 в десять часов. Вылет задержали на десять минут, чтобы Ваневская успела на этот самолет. Как заметил Вольф, ее немецкий вполне сносен, но не настолько, чтобы выдавать себя за немку. Из тех, с кем Ваневской предстояло встретиться в Лондоне, почти никто не говорил по-польски. У Ваневской были документы школьной учительницы из Польши, собравшейся навестить родственников. В Польше режим был намного либеральнее. Польский лайнер приземлился в одиннадцать, выиграв час благодаря разнице во времени. За тридцать минут майор Ваневская прошла паспортный и таможенный контроль, из телефона-автомата в зале второго терминала позвонила по двум номерам и взяла такси до того района Лондона, который называется Примроз-хилл. x x x Телефон на столе Сэма Маккриди зазвонил в полдень. Он только что закончил очередной разговор с Челтнемом. Ответ был тот же; пока ничего нового. Прошло сорок восемь часов, а Моренц все еще где-то скрывался. Теперь звонил сотрудник сектора НАТО Сенчери-хауса. - С утренней почтой пришла одна записка, - сказал он, - Возможно, это чепуха, тогда выбрось ее. На всякий случай я отправляю ее тебе с посыльным. Бумагу принесли через пять минут. Когда Маккриди прочел" ее и увидел указанное на ней время, он громко выругался. В мире тайных операций-правило сведения числа осведомленных к минимуму обычно приносит великолепные плоды. Тем, кому для выполнения своих функций не нужно знать информацию, ее и не сообщают. В результате, если даже обнаружится утечка информации - случайная или намеренная, - ущерб бывает сравнительно небольшим, а источник утечки легче обнаруживается. Но иногда получается наоборот: та информация, которая могла бы изменить ход операции, не достигает цели, потому что кто-то решил, что передавать ее нет необходимости. Станции подслушивания "Архимед" в Гарце и восточногерманскому сектору Челтнема было приказано безотлагательно передавать Маккриди все перехваченные сообщения. Особенно срочными считались такие тексты, в которых упоминались слова "Граубер" или "Моренц". Никому не пришло в голову отдать такое же распоряжение тем, кто прослушивал переговоры дипломатов и военных из союзных стран. Полученное наконец Маккриди сообщение было передано в 16.22 в среду. Оно гласило: От: Геррманна Кому: Фитцау Срочно. Найдите миссис А. Фаркуарсон, урожденную Моренц, проживающую, по-видимому, в Лондоне. Выясните, видела ли она своего брата или не получала ли каких-либо известий от него или о нем в течение последних четырех дней. x x x Бруно никогда не говорил мне, что его сестра живет в Лондоне. Вообще ни разу не упомянул, что у него есть сестра, задумался Маккриди. Интересно, что еще из своего прошлого утаил мой друг Бруно? Маккриди взял с полки телефонный справочник и открыл на букве "Ф". К счастью, фамилия оказалась не слишком распространенной. С фамилией Смит было бы почти безнадежное дело. В Лондоне оказалось четырнадцать Фаркуарсонов, но среди них не было ни одной "миссис А." Маккриди стал звонить всем четырнадцати подряд. Из первых семи номеров пять раз ему ответили, что, насколько им известно, у них нет и не было никаких миссис А. Фаркуарсон. Два номера не отозвались. Маккриди повезло на восьмом, который принадлежал некоему Роберту Фаркуарсону. Ответил женский голос: - Да, это миссис Фаркуарсон. Еле заметный немецкий акцент или ему только показалось? - Это миссис А. Фаркуарсон? - Да, - настороженно ответила женщина. - Прошу прощения за беспокойство, миссис Фаркуарсон, Я из отдела иммиграции Хитроу. Нет ли у вас брата, которого зовут Бруно Моренц? Последовало долгое молчание. - Он там? В Хитроу?. - Этого я не могу сказать. Если только вы не его сестра. - Да, я - Аделаида Фаркуарсон. Бруно Моренц - мой брат. Я могу с ним поговорить? - Боюсь, сейчас это невозможно. Вы будете на месте, скажем, в течение ближайших пятнадцати минут? Это очень важно. - Да, я буду дома. Маккриди вызвал машину с водителем и сбежал по лестнице. Миссис Фаркуарсон жила в квартире-студии на последнем этаже солидной эдвардианской виллы, стоящей недалеко от Риджентпарк-роуд. Маккриди поднялся наверх и позвонил. Миссис Фаркуарсон встретила его в блузе художника и провела в тесную студию со множеством картин на мольбертах. Пол был усеян эскизами. Она оказалась седой, как и ее брат, красивой женщиной. Маккриди решил, что она старше Бруно, ей лет под шестьдесят. Миссис Фаркуарсон освободила кресло, предложила гостю сесть и спокойно встретила его изучающий взгляд. Маккриди заметил что на столике стоят две кофейных чашки. Обе были пусты. Пока миссис Фаркуарсон садилась, он как бы невзначай прикоснулся к чашке. Она была еще теплой. - Чем я могу вам помочь, мистер... - Джонс. Могу я задать вам несколько вопросов о вашем брате, господине Бруно Моренце? - Почему о нем? - Это касается иммиграционной службы. - Вы говорите не правду, мистер Джонс. - Неужели? - Да. Мой брат сюда не приезжает. И даже если бы он захотел приехать, у него не было бы никаких проблем с британской иммиграционной службой. Он - гражданин Западной Германии. Вы из полиции? - Нет, миссис Фаркуарсон. Но я - друг Бруно. Мы знакомы много лет. Не один пуд соли съели. Прошу вас верить мне, потому что это правда. - Он попал в беду, да? - Боюсь, что да. Я попытаюсь помочь ему, если смогу. Это нелегко. - Что он сделал? - Похоже, что он убил свою любовницу в Кельне. И убежал. Он передал мне только несколько слов. Сказал, что не хотел ее убивать. Потом он исчез. Миссис Фаркуарсон встала и подошла к окну. Глядя на деревья парка Примроз-хилл, она сказала: - О, Бруно. Глупый, несчастный, перепуганный Бруно. Она повернулась к Маккриди. - Здесь был человек из посольства ФРГ. Вчера утром. Он предварительно позвонил, в среду вечером, когда меня здесь не было. Он ничего не сказал, только спросил, не знаю ли я чего о Бруно. Я ничего не знала. Вам я тоже ничем не могу помочь, мистер Джонс. Наверное, вы знаете больше меня, если он что-то успел вам сказать. Вам известно, куда он убежал? - В этом-то все и дело. Думаю, он перешел границу. Сбежал в Восточную Германию. Где-то в районе Веймара. Возможно, скрывается у друзей. Но насколько мне известно, он никогда в жизни не был возле Веймара. Миссис Фаркуарсон удивленно смотрела на Маккриди. - О чем вы говорите? Он жил там два года. Маккриди был ошеломлен, но постарался не выдать удивления. - Простите, я не знал. Он мне никогда не рассказывал. - И не расскажет. Он терпеть не мог вспоминать те годы. Это был самый неудачный период в его жизни. Он никогда не говорил о нем. - Я полагал, что ваша семья из Гамбурга, что вы там родились и выросли. - Так оно и было. До 1943 года, пока англичане не разбомбили Гамбург, Бомбардировка "Огненная буря". Слышали о ней? Маккриди кивнул. Тогда ему было пять лет. Королевские ВВС так бомбили центр Гамбурга, что в городе начались страшные пожары. Огонь засасывал воздух из пригородов, и вскоре весь центр Гамбурга превратился в ад, в котором бушевало такое жаркое пламя, что сталь плавилась и текла, как вода, а бетонные конструкции взрывались, как бомбы. Огонь стер город с лица земли. - Той ночью мы с Бруно осиротели, - миссис Фаркуарсон помолчала, глядя не на Маккриди, а мимо него, снова переживая гигантский пожар, который уничтожил ее родной город, превратил в пепел ее родителей, друзей, все, чем была богата ее недолгая жизнь. Через несколько секунд она будто проснулась и так же негромко заговорила с едва заметным немецким акцентом. - Когда все кончилось, о нас позаботились власти. Нас эвакуировали. Мне было пятнадцать лет, Бруно - десять. Нас разделили. Меня поселили, в одной семье возле Геттингена, а Бруно отвезли к какому-то фермеру недалеко от Веймара. После войны я искала брата. Красный крест помог нам соединиться. Мы вернулись в Гамбург. Я воспитывала Бруно. Но он почти никогда не говорил о Веймаре. Чтобы как-то прожить с братом, я пошла работать в столовую военно-торговой службы британской армии. Тогда были тяжелые времена, сами знаете. Маккриди кивнул: - Да, знаю. Сочувствую вам. Миссис Фаркуарсон пожала плечами. - Война есть война. Как бы то ни было, в 1947 году я встретила британского сержанта Роберта Фаркуарсона. Мы обвенчались и приехали сюда. Он умер восемь лет назад. Когда мы с Робертом в 1948 году уезжали из Гамбурга, Бруно поступил учеником в компанию, выпускавшую оптические линзы. С тех пор я видела его всего три-четыре раза, а последний раз мы встречались лет десять назад. - Вы это рассказали и господину из посольства? - Герру Фитцау? Нет, он не интересовался детством Бруно. Но я рассказала леди. - Леди? - Она ушла час назад. Леди из отдела пенсионного обеспечения. - Пенсионного обеспечения? - Да. Она сказала, что Бруно до последнего дня работал с оптическим стеклом, в вюрцбургской компании, которая называется BKI. Оказалось, что вюрцбургская компания принадлежит британской "Пилкингтон Глас", и чтобы Бруно получил полную пенсию, а до пенсии ему уже недалеко, ей необходимо знать некоторые детали его жизни. Разве она не из компании, в которой работает Бруно? - Сомневаюсь. Возможно, из западногерманской полиции. Боюсь, они тоже ищут Бруно, но не для того, чтобы ему помочь. - Прощу прощения. Кажется, я наделала глупостей. - Вы не могли этого знать, миссис Фаркуарсон. Она говорила на хорошем английском? - Да, на очень хорошем. С почти незаметным акцентом. Возможно, польским. Маккриди не сомневался, откуда появилась эта любезная леди. За Бруно Моренцем охотились многие, но только Маккриди и еще одна служба знали о вюрцбургской компании BKI. Он встал. - Попытайтесь вспомнить, что он рассказывал в первые послевоенные годы. Есть ли там кто-то, хоть один человек, к кому бы он мог пойти в случае крайней нужды? У кого бы он мог укрыться? Миссис Фаркуарсон долго и напряженно вспоминала. - Он упоминал имя одного человека, который к нему хорошо относился. Это была учительница в начальной школе. Фрейлейн... черт побери... фрейлейн Нойберг... Нет, думаю, это была фрейлейн Нойманн. Правильно, Нойманн. Наверное, сейчас она уже умерла. Это было сорок лет назад. - Последний вопрос, миссис Фаркуарсон. Вы рассказывали об учительнице той леди из компании? - Нет, я лишь сейчас о ней вспомнила. Я сказала только, что Бруно провел два года в эвакуации на какой-то ферме милях в десяти от Веймара. Вернувшись, в Сенчери-хаус, Маккриди зашел в восточногерманский отдел и взял у них телефонный справочник Веймара. Там оказалось несколько Нойманнов, но только перед одной фамилией стояло "Fri" - фрейлейн. Старая дева. В Восточной Германии молодая девушка не может жить в отдельной квартире с телефоном. Значит, это старая дева, возможно, какая-то специалистка. Все это было ненадежно, очень ненадежно. Можно было бы попросить позвонить одного из агентов восточногерманского отдела, который живет по другую сторону стены. Но люди Штази вездесущи, они подслушивают любой разговор. Один простой вопрос: "Не учился ли у вас когда-то мальчик, которого звали Бруно Моренц, и не давал ли он о себе знать в последние дни?" Так можно все загубить. Следующий визит Маккриди нанес в отдел Сенчери-хауса, который специализировался на изготовлении самых невероятных удостоверений личности. Маккриди позвонил в "Бритиш эруэйз" - там ему ничем не смогли помочь. В "Люфтганзе" ему повезло больше. В 5.15 вылетал самолет в Ганновер. Он опять попросил Дениса Гонта отвезти его в Хитроу. Как говорил шотландский поэт, лучшие планы мышей и людей иногда заканчиваются тем, что скорее напоминает собачий завтрак. Самолет польской авиакомпании должен был вылететь в Варшаву (с посадкой в Восточном Берлине) в 3.30, но когда пилот включил бортовые системы, загорелась тревожная красная лампочка. Оказалось, что из строя вышел всего какой-то, соленоид, но из-за него взлет отложили до шести часов. В зале ожидания майор Людмила Ваневская бросила взгляд на телевизионную информацию, прочла, что вылет ее самолета задерживается "по техническим причинам", молча выругалась и снова углубилась в книгу. Маккриди уже уходил из кабинета, когда зазвонил телефон. Он заколебался, стоит ли брать трубку, потом решил ответить. Могло быть важное сообщение. Оказалось, звонил Эдуардз. - Сэм, мне сообщили нечто странное, я не поверил. Слушайте, Сэм, я не дам, ни в коем случае не дам вам разрешения на переход в Восточную Германию. Ясно? - Ясно, Тимоти, ясней быть не может. - Хорошо, - сказал заместитель директора и бросил трубку. Гонт слышал этот короткий разговор. Гонт все больше нравился Маккриди. Он работал в отделе всего шесть месяцев, но Маккриди уже убедился, что он умен, сообразителен, надежен и умеет держать язык за зубами. Выбирая объезды, срезая углы на плотно забитой в пятницу трассе в Хитроу, Гонт решил высказаться: - Сэм, я знаю, вы бывали в таких переделках, какие мне и не снились, но ведь в Восточной Германии вы занесены в черный список, а босс запретил вам идти туда. - Одно дело - запретить, - возразил Маккриди, - другое - воспрепятствовать. Маккриди шел по залу ожидания второго терминала к самолету "Люфтганзы" и не обратил внимания на изящную молодую женщину с блестящими светлыми волосами и проницательными голубыми глазами. Он прошел в двух ярдах он нее, но она читала и тоже не заметила мужчину в сером плаще средней комплекции с редеющими каштановыми волосами. Самолет Маккриди поднялся в воздух по расписанию и приземлился в Ганновере в восемь часов по местному времени. Майор Ваневская улетела в шесть и была в восточноберлинском аэропорту Шенефельд в девять вечера. Маккриди взял напрокат машину и поехал мимо Хильдесхайма и Зальцгиттера к лесам возле Гослара. Ваневскую на аэродроме встречал автомобиль КГБ, который доставил ее на Норманненштрассе, 22. Здесь ей пришлось примерно час ждать полковника Отто Босса, который закрылся в своем кабинете с министром государственной безопасности Эрихом Мильке. Маккриди сообщил о приезде еще из Лондона, и его уже ждали. Хозяин встретил его на пороге своего солидного красивого дома. Когда-то это был простой охотничий домик, стоявший на склоне холма, откуда днем открывался изумительный вид на долину с ее густыми хвойными лесами. В сумерках всего лишь в пяти милях были видны огни Гослара. Если бы не вечер, то Маккриди заметил бы далеко на востоке, на одном из самых высоких холмов Гарца, крышу высокой башни. Ее можно было бы принять за охотничью вышку, но на самом деле это был наблюдательный пункт, и построен он был для охоты не на кабанов, а на людей. Человек, к которому приехал Маккриди, решил провести последние годы жизни рядом с той границей, на которой когда-то он заработал состояние. Годы изменили и хозяина, думал Маккриди, проходя в обитую деревом гостиную, стены которой украшали головы кабанов и ветвистые оленьи рога. В камине весело трещали дрова; даже в начале сентября здесь, на сравнительно большой высоте, ночами было прохладно. Некогда подтянутый, хозяин дома располнел, отметил Маккриди. Конечно он не подрос, а круглое розовое лицо и снежно-белая шевелюра придавали ему еще более безобидный вид, чем прежде, Впрочем, это впечатление сохранялось только до тех пор, пока собеседник не обращал внимания на его глаза - хитрые, коварные, которые видели слишком много, которые не раз спасали хозяина от смерти, помогали ему скрываться в канализационных тоннелях и остаться в живых. Испорченное дитя холодной войны, хозяин был когда-то некоронованным подпольным королем Берлина. Двадцать лет, с 1961 года, когда была воздвигнута "Берлинская стена", и до ухода от дел в 1981 году, Андре Курцлингер был Granzganger - проводником через границу. "Берлинская стена" позволила ему сколотить состояние. До августа 1961 года, чтобы Попасть в Западную Германию, восточным немцам достаточно было доехать до Восточного Берлина, а оттуда пешком уйти в западную часть города. Потом за одну ночь 21 августа 1961 года из огромных бетонных блоков была возведена стена, и Берлин оказался разрезанным на два города. Многие пытались перепрыгнуть через стену, некоторым это удавалось. Других поймали и на долгие годы отправили в тюрьмы, третьи попали под пулеметные очереди и остались висеть на колючей проволоке, потом тела снимали пограничники. Почти всегда человек переходил через стену - удачно или неудачно - один раз в жизни. Для Курцлингера, прежде рядового бандита и завсегдатая черного рынка, переход через "Берлинскую стену" стал профессией. Курцлингер выводил людей на Запад - за деньги. Предварительно он сам или посланный им человек договаривался о цене. Некоторые платили марками ГДР, но платили хорошо. На эти деньги Курцлингер покупал на востоке три вещи: венгерские чемоданы из свиной кожи, чешское стекло и кубинские сигары. В ГДР они были настолько дешевые, что, даже оплачивая контрабандную доставку на Запад, Курцлингер зарабатывал огромные деньги. Другие беженцы соглашались платить в западногерманских марках - после того, как они перейдут границу и устроятся на работу. Кое-кто пытался уклониться от уплаты долга. Что касается сбора денег, Курцлингер никогда не Допускал, чтобы его обманывали, в этом ему помогали несколько здоровенных приятелей. Ходили слухи, что он работал на западные спецслужбы. Это было не так, хотя изредка он переводил через границу человека по договору с ЦРУ или Интеллидженс Сервис. Поговаривали также, что он был в приятельских отношениях со Штази или. КГБ. Это тоже было маловероятно, уж слишком много вреда он причинил Восточной Германии. Без сомнения, он подкупил столько пограничников и чиновников ГДР, что всех их даже не помнил. Ходили слухи, что он за километр чуял чиновника, которому можно сунуть взятку. Хотя его коньком был Берлин, он мог провести человека через восточногерманскую границу почти в любом месте от Балтийского моря до Чехословакии. Когда Курцлингер, скопив изрядно денег, совсем отошел от дел, он решил обосноваться не в Западном Берлине, а в ФРГ. Но даже на покое он не мог уйти далеко от границы, и его дом стоял всего в восьми километрах от нее в горах Гарца. - Итак, герр Маккриди, дорогой мой Сэм, сколько лет сколько зим. Курцлингер стоял спиной к камину. Джентльмен в бархатной домашней куртке ничем не напоминал того бездомного мальчишку с глазами загнанного зверя, который в 1945 году начал свой бизнес с того, что стал предлагать американским солдатам девочек за сигареты. - Вы тоже на пенсии? - Нет, Андре, я еще должен зарабатывать свой хлеб. Оказалось, я не так умен, как вы. Курцлингеру такие слова нравились. Он нажал на кнопку, и слуга принес поднос с прозрачным мозельским в хрустальных бокалах. - В таком случае, - спросил Курцлингер, рассматривая игру пламени камина в гранях бокала, - что может сделать старик для могучей шпионской службы ее величества? Маккриди объяснил. Старик долго смотрел на пламя, потом поджал губы и покачал головой. - Я уже не играю в эти игры, Сэм. Я не работаю. Теперь меня оставили в покое. И те и другие. Но вы знаете, меня предупредили. Думаю, предупредили и вас. Если я снова возьмусь за дело, они меня достанут. Это будет моментальная операция -, через границу и назад до рассвета. Они найдут меня вот в этом доме. Они говорили совершенно серьезно, В свое время, вы знаете, я доставил им немало хлопот. - Я знаю, - сказал Маккриди. - К тому же ситуация меняется. Когда-то в Берлине у меня не было проблем, я мог провести человека через границу в любое время. Даже в сельской местности у меня были свои тропы. Но в конце концов они все их нашли. Перекрыли. Мины, которые я обезвредил, заменили. Пограничников, которых я подкупил, перевели в другие места. Вы знаете, что теперь они никогда не держат пограничников долго на одном месте? Постоянно меняют. У меня не осталось связей. Слишком поздно. - Мне нужно на ту сторону, - медленно произнес Маккриди - потому что там находится наш человек. Он болен, серьезно болен. Но если мне удастся вытащить его оттуда, то, вероятно, я испорчу карьеру тому, кто сейчас возглавляет второе отделение - Отто Боссу. Курцлингер ни единым жестом не выдал своих чувств, но его взгляд застыл. Маккриди знал, что много лет назад у него был друг. Очень близкий друг, возможно, самый близкий за всю его жизнь. Его схватили у самой стены. Потом говорили, что он поднял руки, но Восс все равно расстрелял его в упор. Сначала в колени, потом в локтевые суставы и в плечи. Потом в живот. Затупленными пулями. - Давайте перекусим, - сказал Курцлингер. - Я познакомлю вас с моим сыном. Конечно, симпатичный молодой блондин лет тридцати, подсевший к ним за стол, не был сыном хозяина, но Курцлингер официально оформил его усыновление. Изредка он улыбался приемному сыну, а тот смотрел на него с обожанием, - Я привел Зигфрида с Востока, - сказал Курцлингер, как бы начиная серьезный разговор. - Ему некуда было идти, ну и... теперь он живет со мной. Маккриди молча ел. Он надеялся, что последует продолжение. - Вы когда-нибудь слышали об "Арбайтсгруппе Гренцен"? - спросил Курцлингер, когда они стали есть виноград. Маккриди была знакома эта организация - пограничный рабочий отряд. Он существовал в составе Штази и не входил ни в одно управление (управления обозначались римскими цифрами). Отряд специализировался на почти не правдоподобных заданиях. В большинстве случаев Маркус Вольф внедрял агента на Запад через какую-либо нейтральную страну, где во время кратковременной остановки агент вживался в новую легенду. Но иногда Штази или разведывательной службе для выполнения нелегальной операции нужно было послать своего человека через границу. Для этой цели спецслужбы ГДР устраивали "звериные тропы" в собственной системе защиты, ведущие с востока на запад. Большинство подобных троп прокладывалось с запада на восток, чтобы помочь уйти из ГДР тем, кому власти запрещали выезд. Если же необходимость в такой тропе возникала у Штази, то для этого привлекали специалистов из пограничного рабочего отряда. Действуя только глухими ночами (ведь западногерманские пограничники тоже следили за границей), они рыли подкопы под кольцами режущей проволоки, прокладывали узенькую безопасную тропу по минному полю и уходили, не оставляя никаких следов. После минного поля шла нейтральная полоса - вспаханная земля - шириной двести метров. На этой полосе настоящего перебежчика чаще всего настигали лучи прожекторов и пулеметные очереди. Наконец, на западной стороне тоже было ограждение. Люди из пограничного рабочего отряда вырезали в ограждении дыру, пропускали агента, а потом снова заделывали проход. В таких случаях лучи прожекторов смотрели в другую сторону, а нейтральная полоса, особенно во второй половине лета, зарастала травой, которая к утру распрямлялась, скрывая все следы. Когда звериную тропу прокладывал отряд спецслужб ГДР, ему помогали собственные пограничники. Совсем другое дело - пытаться проникнуть в ГДР с запада: в таких случаях рассчитывать на помощь восточногерманских пограничников не приходилось. - Зигфрид работал в пограничном рабочем отряде, - сказал Курцлингер. - Пока не воспользовался своей же тропой. Конечно, ту тропу люди из Штази закрыли немедленно. Зигфрид, нашему другу нужно перейти границу. Ты сможешь помочь? Маккриди засомневался, правильный ли подход он выбрал. Наверное, все же правильный. Курцлингер ненавидел Босса всей душой, а желание отомстить за смерть друга никогда нельзя недооценивать. Зигфрид на минуту задумался. - Была одна тропа, - сказал он. - Я сам ее проложил. Собирался ею воспользоваться для своих целей, поэтому не сообщил о ней в рапорте. Но в конце концов я ушел другим путем. - Где она? - спросил Маккриди. - Отсюда недалеко, - ответил Зигфрид. - Между Бад-Саксой и Элльрихом. Он достал карту и показал две точки - два маленьких городка в южном Гарце: Бад-Сакса в Западной Германии и Элльрих в Восточной. - Можно мне взглянуть на ваши документы? - поинтересовался Курцлингер. Маккриди дал ему бумаги. Зигфрид тоже внимательно изучил их. - Документы хорошие, - сказал он, - но вам потребуется еще проездной железнодорожный билет. У меня есть. Он еще действует. - Когда лучше всего переходить? - спросил Маккриди. - В четыре часа. Перед рассветом. Это самое темное время суток, а пограничники уже устали и реже просматривают нейтральную полосу. На тот случай, если нас накроют прожекторы, нам потребуются камуфляжные накидки. Маскировка может спасти. Они обсуждали разные детали еще около часа. - Понимаете, герр Маккриди, - говорил Зигфрид, - это было пять лет назад. Может быть, не вспомню, где я прокладывал эту тропу. Там, где обезвредил мины, я оставил леску. Возможно, не найду ее. Если не найду, то мы вернемся. Идти по минному полю, не зная тропы, - верная смерть. Леску могли обнаружить мои прежние коллеги. Тогда мы возвращаемся - если сможем. - Понятно, - сказал Маккриди. - Большое спасибо. Зигфрид и Маккриди выехали в час ночи. Им предстояла двухчасовая поездка по горам. Курцлингер стоял на пороге. - Смотрите за моим мальчиком, - сказал он. - Я согласился только потому, что много лет назад Восс убил другого мальчишку. - Если все будет в порядке, - объяснял по дороге Зигфрид, - пройдете пешком десять километров до Нордхаузена. Городок Элльрих обходите стороной: там живут пограничники, их собаки могут вас учуять и залаять. Из Нордхаузена поездом доедете до Эрфурта, потом автобусом до Веймара. В это время и на поезде, и на авчобусе ездят в основном рабочие. Они проехали через спящую Бад-Саксу и остановились в пригороде. Подсвечивая себе крохотным фонариком, Зигфрид по компасу определил направление. Потом он уверенно пошел на восток, в гущу соснового леса. Маккриди последовал за ним. x x x Четырьмя часами раньше майор Ваневская встретилась с полковником Боссом в его кабинете. - Согласно информации, полученной от его сестры, в районе Веймара есть только одно место, где он мог бы скрываться. Она рассказала о жизни Бруно Моренца в эвакуации во время войны. - На ферме? - переспросил Восс. - На какой ферме? Там сотни ферм. - Она не помнит названия. Знает только, что это меньше чем в пятнадцати километрах от Веймара, Создайте кольцо, полковник. Привлеките войска. В течение дня вы его найдете. Полковник Восс связался с тринадцатым управлением - службой разведки и безопасности Национальной Народной армии, Скоро зазвонили телефоны в штабе армии в Карлсхорсте, и еще до рассвета к югу, в сторону Веймара, потянулись грузовики. - Район окружен, -- сказал Восс в полночь. - Войска будут двигаться из города к кольцу окружения. Вся территория разбита на секторы. Они обыщут каждую ферму, каждый амбар, каждый стог, каждый свинарник и коровник. Мне остается только надеяться, что вы правы, майор Ваневская. В операцию вовлечено очень много людей. Ночью полковник Восс на своем служебном автомобиле выехал на юг. Его сопровождала майор Ваневская. Прочесывание должно было начаться на рассвете. Глава 6 Прижавшись всем телом к земле, Зигфрид лежал на опушке лесной полосы и настороженно всматривался в темный лес в трехстах метрах к востоку. Тот лес был уже в Восточной Германии. Маккриди лежал рядом. Была суббота, три ча