часа ученые вновь говорили по телефону. На этот раз первым позвонил Барнард. - Если вы думали то, что я полагаю, вы думали, то вы были правы,сказал он. - Теперь Барнард был уверен на двести процентов. - Могло ли это попасть откуда-нибудь еще? - спросил Макдональд. - Нет. Это не может попасть ни в чьи руки кроме изготовителя. - Черт знает что, - сказал ученый. - Ни слова никому, друг мой, - сказал Барнард. - Наше дело - выполнить или умереть. Утром я передам отчет министру внутренних дел. Вы можете сделать то же самое? Макдональд взглянул на часы. С того времени, как его разбудили, прошло тридцать шесть часов и понадобится еще двенадцать: "Не спи больше. Барнард заставит убийство спать", - перефразировал он цитату из "Макбета". - Хорошо, отчет будет у него на столе к завтраку. Вечером он передал тело, вернее, обе его части, представителю коронера. Утром в Оксфорде коронер откроет и отложит слушание дела, что даст ему возможность выдать тело ближайшему родственнику, в данном случае лично послу Фэйруэзеру, представляющему президента Джона Кормэка. В то время, как два британских ученых писали ночью свои отчеты, Сэм Сомервиль была принята по ее просьбе комитетом в Кабинете для чрезвычайных ситуаций, расположенном под Западным крылом. Она обратилась непосредственно к Директору Бюро, а после она позвонила вице-президенту Оделлу, и он согласился взять ее с собой. Когда она вошла в комнату, все члены кабинета уже сидели. Не было только Дэвида Вайнтрауба. Он был в Токио, где вел переговоры со своим тамошним коллегой. Она чувствовала определенный испуг, ведь эти люди обладали самой большой властью в стране, и простые граждане их видели в основном на экранах телевизоров или страницах газет. Она глубоко вздохнула, и с высоко поднятой головой прошла к концу стола. Вице-президент Оделл жестом указал на стул. - Садитесь, мадам. - Насколько мы понимаем, вы хотели просить нас отпустить мистера Куинна на свободу, - начал генеральный прокурор Билл Уолтере. - Позвольте спросить, почему? Сэм глубоко вздохнула: "Джентельмены, я знаю, что некоторые из вас, возможно, подозревают мистера Куинна в том, что он каким-то образом замешан в смерти Саймона Кормэка. Я прошу вас поверить мне. В течение трех недель я была в тесном контакте с ним в этой квартире, и я убеждена, что он искренне пытался обеспечить освобождение этого молодого человека живым и здоровым". - Тогда зачем он бежал? - спросил Филип Келли. Он не одобрял, когда его младшие агенты приглашались в Комитет, чтобы высказать свою собственную точку зрения. - Потому что в течение сорока двух часов до его ухода было две утечки ложной информации в средствах массовой информации. Потому что в течение трех недель он пытался завоевать доверие этой скотины, и добился этого. Потому что он был убежден, что Зэк был готов запаниковать и скрыться, если он не сможет встретиться с ним один и без оружия, и без слежки со стороны британских или американских властей. Все поняли, что под "американскими властями" она имела в виду Кевина Брауна. Келли нахмурился. - Остается подозрение, что он мог быть каким-то образом замешан,сказал он. - Мы не знаем как, но это нужно проверить. - Он не мог быть замешан, сэр, - сказала Сэм, - Если бы он сам предложил свою кандидатуру в качестве посредника, тогда такой вариант был бы возможен. Но решение пригласить его было принято именно здесь. Он говорил мне, что не хотел соглашаться. А с того момента, когда мистер Вайнтрауб нашел его в Испании, он круглые сутки находился вместе с кем-нибудь. Каждое слово, которым он обменивался с похитителями, вы слышали сами. - За исключением тех сорока восьми часов до его появления на обочине дороги, - сказал Мортон Стэннард. - Но с какой целью ему нужно было вступать в сделку с похитителями в это время, кроме как для освобождения Саймона Кормэка? - ответила Сэм. - Потому что два миллиона долларов - огромные деньги для бедного человека, - предположил Юберт Рид. - Но если бы он хотел исчезнуть с алмазами, мы бы все еще разыскивали его сейчас, - настаивала она. - Что ж, - неожиданно вмешался Оделл, - он действительно отправился к похитителям один и без оружия, за исключением этого чертового марципана. И если он не знал их до этого, то такая встреча требует мужества. - И все же подозрения мистера Брауна могут быть в какой-то степени обоснованы, - сказал Джим Дональдсон. - Он мог установить с ними контакт и договориться. Они убивают мальчика, оставляют Куинна живым и забирают камни. Позже они встречаются и делят добычу. - А зачем им это нужно? - спросила Сэм. Она осмелела, почувствовав, что вице-президент был явно на ее стороне. - Алмазы были у них, и они могли спокойно заодно убить и Куинна. И даже если бы они его не убили, то чего ради стали бы они делиться с ним? Вы бы доверились им? Ни один из присутствовавших таким людям не доверился бы. В молчании они обдумывали сказанное. - Если его отпустят, что он намерен делать? Вернуться на свой виноградник в Испанию? - поинтересовался Рид. - Нет, сэр. Он хочет преследовать их и разыскать. - Подождите, агент Сомервиль, - сказал Келли с возмущением. - Это дело Бюро. Джентльмены, нам больше нет необходимости скрытно охранять жизнь Саймона Кормэка. Он был убит, и это убийство является преступлением по нашим законам, таким же, как убийства на лайнере "Ахилл Лауро". Мы посылаем бригады наших людей в Англию и Европу, где полиция этих стран будет сотрудничать с ними. Мы хотим их поймать, и мы их поймаем. Руководить операциями из Лондона будет мистер Браун. Сэм Сомервиль выложила свою последнюю карту: - Но, джентльмены, если Куинн не замешан, он был ближе к ним, чем кто-либо другой, он видел их и говорил с ними. А если он был замешан, он знает, где их искать. Это может быть наш лучший шанс. Вы имеете в виду, чтобы мы позволили ему действовать и установили бы за ним слежку? - Нет, сэр. Я имею в виду разрешите мне быть с ним. - Леди, - Майкл Оделл наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть ее,вы понимаете, что вы говорите? Этот человек уже убивал на своем веку, правда, в бою. Если он замешан, вы можете оказаться очень мертвой. - Я знаю это, господин вице-президент. В том-то и дело. Я уверена, что он невиновен, и я готова пойти на риск. - Что ж, хорошо. Оставайтесь в городе, мисс Сомервиль. Мы дадим вам знать. Нам нужно обсудить этот вопрос между собой, - закончил Оделл. Министр внутренних дел Марриот провел весьма беспокойное утро, читая отчеты доктора Барнарда и доктора Макдональда. Затем он повез оба отчета на Даунинг-стрит. К ленчу он вернулся в министерство. Найджел Крэмер уже ожидал его там. - Вы видели это? - спросил сэр Хэрри. - Я прочел копии, господин министр. - Это ужасно, это просто ужасно. Если это когда-нибудь станет известно... Вы знаете, где сейчас посол Фэй-руэзер? - Да, он в Оксфорде. Час назад коронер разрешил ему забрать тело. Я полагаю, что самолет президента уже стоит в Аппер-Хейфорде, чтобы отвести гроб в Штаты. Посол проводит самолет, а затем вернется в Лондон. - М-м-м. Надо будет попросить министерство пригласить его для беседы. Я не хочу, чтобы у кого-нибудь были копии этих отчетов. Ужасное дело. Что-нибудь новое о поисках преступников? - Очень немного, сэр. Куинн ясно сказал, что ни один из двух остальных похитителей не произнес ни слова. Могло быть, что они иностранцы. Мы концентрируем усилия на поисках машины "вольво" в основных портах и аэропортах на пути в Европу. Боюсь, что они уже ускользнули. Естественно, поиски дома продолжаются. Сейчас уже нет нужды скрывать это. С вашего разрешения я хочу вечером обратиться к общественности. Отдельный дом с пристроенным гаражом, подвал и "вольво" такого цвета, кто-то наверняка что-то видел. - Да, конечно. Держите меня в курсе, - сказал министр. x x x В тот вечер Сэм Сомервиль вызвали из ее квартиры в Александрии в Гувер-Билдинг. Ее провели в кабинет Филипа Келли, ее высшего непосредственного начальника, чтобы передать решение Белого дома. - Хорошо, агент Сомервиль. Вы получаете то, о чем просили. Руководство говорит, что вы должны вернуться в Лондон и освободить Куинна. Но на этот раз вы должны быть с ним, рядом с ним все время. И сообщать мистеру Брауну о том, что он делает и куда направляется. - Хорошо, сэр. Спасибо, сэр. Она еле успела на ночной самолет на Хитроу. Вылет ее самолета из международного аэропорта Даллас немного задержался. В нескольких милях от него, на базе Эндрюс, садился самолет президента с гробом Саймона Кормэка на борту. В этот час все аэропорты Америки прекратили движение, соблюдая двухминутное молчание. Она приземлилась в Хитроу на рассвете. Это был рассвет четвертого дня со времени убийства. В то утро Ирвинг Мосс проснулся от телефонного звонка. Звонок мог быть только от одного человека, который знал этот номер. Он посмотрел на часы - четыре утра, десять вечера прошедшего дня в Хьюстоне. Он достал длинный список цен, все в долларах США, вычеркнул нули, означавшие пробелы между словами, и в соответствии с днем месяца расположил ряды цифр против заранее подготовленных рядов букв. Когда он закончил расшифровку, он втянул щеки от удивления. Он должен был безотлагательно позаботиться об одном совершенно непредвиденном и очень важном деле. Алоис Фэйруэзер, посол Соединенных Штатов в Великобритании, получил послание, переданное британским министерством иностранных дел прошлым вечером по его возвращению из военно-воздушной базы США в Аппер Хейфорде. Это был плохой и печальный день: получить разрешение оксфордского коронера на выдачу тела сына президента, забрать гроб у местных владельцев похоронных бюро, которые сделали все, что могли, но с малыми шансами на успех, и отправить этот печальный груз в Вашингтон на президентском самолете. Он был на этом посту уже около трех лет. Он был назначен новой администрацией и знал, что поработал неплохо, хотя ему пришлось сменить несравненного Чарльза Прайса, посла администрации Рейгана. Но последние четыре недели это был такой кошмар, что не дай Бог такого любому послу. Просьба министерства иностранных дел удивила его, так как его приглашал не министр иностранных дел, с которым он обычно имел дело, а министр внутренних дел сэр Гарри Марриот. Он знал сэра Гарри, как и большинство британских министров, достаточно хорошо, чтобы в личных беседах обращаться к ним без титулов и по имени. Но быть вызванным в министерство внутренних дел, да еще в час завтрака, было делом необычным, а в послании министерства иностранных дел не было никакого объяснения. Без пяти минут девять его длинный "кадиллак" въехал на Виктория-стрит. - Мой дорогой Аль, - Марриот был сплошная любезность, к чему его обязывали обстоятельства. - Я полагаю, мне не нужно говорить вам о том шоке, который за последние несколько дней охватил нашу страну. Фэйруэзер кивнул. Он не сомневался в том, что реакция британского правительства и народа была совершенно искренней. В течение нескольких дней люди стояли в очереди в американское посольство, чтобы расписаться в книге соболезнований. Очередь огибала Гроувенор-сквер два раза. В верхней части первой страницы стояла простая подпись - "Елизавета Р", за которой шли фамилии всех членов Кабинета, двух архиепископов, руководителей всех других вероисповеданий и тысячи имен известных и простых людей. Сэр Гарри подвинул через стол два толстых конверта. - Я хотел бы, чтобы вы сначала ознакомились с этим материалом в приватном порядке, и я предлагаю сделать это сейчас. Возможно, будут моменты, которые нам следует обсудить до вашего ухода. Отчет доктора Макдональда был короче, и Фэйруэзер взял его первым. Саймон Кормэк умер в результате сильного взрыва, повредившего позвоночник и брюшную полость. Это произошло в результате детонации небольшого взрывного устройства направленного действия, находившегося у основания спины. В момент смерти он нес бомбу на себе. Там было сказано больше, но жаргон был профессиональный относительно строения его тела, состояния здоровья, последнего приема пищи, и так далее. У доктора Барнарда было больше сведений. Бомба, которую Саймон носил на себе, была спрятана в широком кожаном поясе вокруг его талии. Пояс этот ему дали похитители вместе с джинсами. Пояс был три дюйма шириной и состоял из двух полос бычьей кожи, сшитой по краям. Спереди у пояса была массивная медная пряжка длиной четыре дюйма и чуть шире самого пояса. На пряжке в виде украшения была выдавлена голова длиннорогого быка. Такие пояса продаются в магазинах, специализирующихся на фасонах американского Запада или туристических принадлежностей. Хотя внешне пряжка казалась цельной, на самом деле она была пустотелой. Взрывным зарядом служила пластинка Семтекса весом две унции. В Семтекс входят 45 процентов пентаэритриттетранитрата (или PETN), 45 процентов RDX и 10 процентов пластификатора. Пластинка была три дюйма длиной и полтора шириной, помещалась между двумя слоями кожи и расположена была у основания позвоночника. Внутри пластиковой взрывчатки находился миниатюрный детонатор или мини-дет, который был позже извлечен из куска позвоночника, который, в свою очередь, засел в селезенке. Детонатор был искарежен, но узнаваем, и его происхождение можно было определить. От взрывчатки и детонатора шел по периметру пояса проводок, соединенный с литиевой батарейкой, подобной тем, что используются в электронных часах. Она была спрятана в нише, вырезанной в двойной коже. Тот же проводок шел дальше к датчику пульса, спрятанному в пряжке. Другой проводок, выполняющий роль антенны, находился по всей длине пояса между двумя слоями кожи. Датчик пульса был не больше, чем маленькая пачка спичек. Он принимал сигнал на частоте около 72,15 мегагерц от какого-то небольшого передатчика. Его, конечно, не обнаружили на месте происшествия, но, вероятно, это была плоская пластмассовая коробочка, меньше чем картонная пачка сигарет, с единственной кнопкой, нажимаемой подушечкой большого пальца руки для совершения взрыва. Радиус действия - около трехсот ярдов. Аль Фэйруэзер был явно потрясен. "Бог мой, Хэрри, это... это... сатанинское дело". - И технически очень сложное, - согласился министр внутренних дел. - Но главный шип - в хвосте, прочтите резюме в конце. - Но зачем? - спросил посол, дочитав документ. - Скажите Бога ради, почему? И как они это сделали? - Насчет того, как это сделали, есть только одно объяснение. Эти скоты сделали вид, что отпускают Саймона на свободу. Они проехали немного вперед, повернули обратно и подобрались пешком к этому участку дороги со стороны поля. Возможно, они прятались в одной из групп деревьев, стоящих за полем, в двухстах ярдах от дороги. Это в радиусе действия передатчика. Сейчас наши люди прочесывают эти рощи, надеясь найти следы. А что касается "зачем", я не знаю, Аль. Никто из нас не знает. Но ученые настаивают. Они не ошибаются. Я предлагаю в настоящий момент считать этот доклад сугубо конфиденциальным. До тех пор пока мы не узнаем больше подробностей. Сейчас мы пытаемся выяснить. Я уверен, что ваши люди тоже захотят узнать прежде, чем что-либо станет достоянием гласности. Фэйруэзер встал и забрал с собой копии отчетов. - Я не буду посылать это с курьерами, - сказал он. - Я сам улетаю домой сегодня днем и возьму их с собой. Министр внутренних дел проводил его до первого этажа. - Вы понимаете, что будет, если об этом узнают? - спросил он. - Нет нужды подчеркивать этот момент. Будут бунты. Я должен передать это Джиму Дональдсону и, может быть, Майклу Оделлу. Им придется сообщить об этом президенту. Боже, что же это делается! Машина, которую Сэм Сомервиль взяла напрокат, находилась там, где она оставила ее, - на краткосрочной стоянке у аэропорта Хитроу. Она поехала прямо на мызу в Суррее. Кевин Браун прочел письмо, привезенное ею, и покраснел от гнева. - Вы совершаете ошибку, агент Сомервиль, - сказал он. - Директор Эдмондс совершает ошибку. Этот человек знает больше, чем он говорит, он всегда это делал и будет делать. Разрешить ему уйти - это мне поперек горла. Он должен быть отправлен на самолете в Штаты. В наручниках. Но подпись в письме была ясной. Браун послал Моксона в подвал, чтобы привести Куинна. Он был все еще в наручниках, и они должны были снять их. Он был грязен, небрит и голоден. Бригада ФБР покидала здание и возвращала его старым владельцам. У двери Браун повернулся к Куинну: - Я не хочу вас больше видеть, Куинн. Кроме, как за стальной решеткой. Надеюсь, когда-нибудь я вас там увижу. По пути обратно в Лондон Куинн молчал, когда Сэм рассказывала ему о своей поездке в Вашингтон и решении Белого дома позволить ему действовать самостоятельно, пока она будет рядом с ним. - Куинн, будь осторожен, ведь эти люди - скоты. То, что они сделали с мальчиком - это дикость. - Это гораздо хуже, - сказал Куинн. - Здесь нет логики. Вот, чего я не могу понять. Не могу найти смысла. Ведь у них было все. Они благополучно скрылись. Так зачем же возвращаться и убивать мальчика? - Потому что они садисты, - ответила Сэм. - Вы знаете таких людей, вы имели с ними дело много лет. У них нет чувства жалости и сострадания. Они обожают причинять боль. Они с самого начала намеревались убить мальчика. - Тогда почему они не сделали это в подвале? Почему заодно не убили и меня? И почему не из пистолета, ножом или веревкой? Зачем им вообще было убивать? - Мы никогда этого не узнаем, если только они не будут пойманы. А в их распоряжении целый мир. Куда ты хочешь сейчас отправиться? - В квартиру, - ответил Куинн. - Там мои вещи. - И мои тоже, - сказала Сэм. - Я полетела в Вашингтон только в том, что было на мне. Она ехала на север по Уорвик-роуд. - Мы заехали слишком далеко, - сказал Куинн, знавший Лондон не хуже таксиста. - На следующем перекрестке сверни направо на Кромвель-роуд. Светофор был красным. Перед ними пересекал перекресток большой черный "кадиллак" со звездно-полосатым флажком. На заднем сиденье был посол Фэйруэзер, направлявшийся в аэропорт. По дороге он изучал отчет. Он мельком взглянул на них, не узнал и поехал дальше. Данкен МакКри был все еще в квартире, как будто о нем забыли в суматохе нескольких последних дней. Он приветствовал Куинна, как щенок Лабрадора возвратившегося хозяина. Он сообщил, что днем Лу Коллинз прислал сюда уборщиков. Но у них не было ни щеток, ни пылесосов. Они убрали "жучков" и отсоединили прослушивание телефонов. Что касается Компании - имеется в виду ЦРУ - то квартира "сгорела" и была ей больше не нужна. МакКри было сказано, чтобы он оставался там, упаковал вещи, прибрался и вернул ключи хозяину, когда будет уходить на следующее утро. Он уже собирался запаковать вещи Куинна и Сэм, когда они приехали. - Что ж, Данкен, или мы ночуем здесь, или в гостинице. Не возражаете, если мы останемся здесь в последний раз? - Конечно, нет проблемы. Будьте гостями фирмы. Ужасно сожалею, но утром придется квартиру освободить. - Нас это вполне устраивает, - сказал Куинн. - У него было желание потрепать родительским жестом волосы молодого человека. Улыбка МакКри была заразительна. - Мне нужно помыться, побриться, поесть и поспать около десяти часов. МакКри сбегал через дорогу в лавку мистера Пателя и вернулся с двумя большими пакетами. Он зажарил бифштексы, картошку и выставил две бутылки красного вина. Куинна тронуло, что он выбрал испанское вино "Риоха", хотя оно было не из Андалузии, но мало чем отличалось по вкусу. Сэм больше не видела необходимости скрывать ее роман с Куинном. Как только он улегся, она пришла к нему, а если молодой МакКри и слышал, как они занимались любовью, то что из этого? После второго раунда она заснула, уткнувшись лицом в его грудь. Он положил руку ей на шею около затылка, и она замурлыкала от этого прикосновения. Несмотря на усталость, Куинн не мог заснуть, он лежал на спине, как многими ночами до этого, смотрел в потолок и думал. Относительно тех людей в ангаре было что-то такое, чего он не уловил. Рано утром он вспомнил. Человек позади него с автоматом "скорпион". Он держал его с хорошо отработанной легкостью, без всякого напряжения, не так, как держал бы человек, непривыкший к оружию. Он держался расслабленно и уверенно, зная, что может прицелиться и выстрелить за долю секунды. Такую позу и самообладание Куинн видел раньше. - Он был когда-то солдатом, - сказал Куинн в темноту. Сэм пробормотала что-то, продолжая спать. Затем было еще что-то, то, что он заметил, проходя мимо дверцы "вольво", чтобы залезть в багажник. Это что-то ускользало от него, пока он наконец не заснул. Утром Сэм встала первой и пошла обратно в свою комнату, чтобы одеться. Возможно, Данкен МакКри видел, как она выходила из комнаты Куинна, но не подал вида. Он больше заботился о том, чтобы сделать гостям хороший завтрак. - Вчера вечером... я забыл яйца, - крикнул он и помчался вниз по лестнице купить их в молочном магазине за углом. Сэм принесла Куинну его завтрак в постель. Он был погружен в свои мысли. Она уже привыкла к таким приступам задумчивости и оставила его одного. Уборщики Лу Коллинза, - подумала она, - и не подумали убрать квартиру по-настоящему. После четырех недель суматошной жизни в ней было полно пыли. Куинн не обращал внимания на пыль. Он следил за пауком в верхнем дальнем углу комнаты. Маленькое трудолюбивое насекомое протянуло две последние нити паутины, ставшей теперь идеальной, проверило, все ли нити натянуты правильно, а затем поспешило в центр сооружения и засело ожидать добычу. Именно это последнее движение паука заставило Куинна вспомнить мелкую деталь, ускользавшую от него вчера вечером. Полные отчеты доктора Барнарда и Макдональда лежали перед членами комитета Белого дома. Они читали отчет Барнарда. Один за другим они закончили чтение резюме и откинулись на спинки стульев. - Выблюдки проклятые, - с чувством сказал Майкл Оделл. Он говорил за всех. Посол Фэйруэзер сидел в конце стола. - Может ли так случиться, - спросил министр иностранных дел Дональдсон, - что британские ученые ошиблись? Насчет происхождения? - Они говорят, что это исключено, - ответил посол. - Они приглашают нас прислать специалистов, чтобы проверить еще раз. Но у них самих отличные специалисты, так что, боюсь, они правы. Как говорил сэр Гарри Марриот, самое страшное было в конце, как шип на хвосте у скота. Он имел в виду заключение. Доктор Барнард, при полном согласии своих военных коллег из Форт-Холстеда, заявил, что все компоненты взрывного устройства - медные провода, их пластиковая изоляция, Семтекс, счетчик пульса, батарейка, медь и швы на поясе, - были советского производства. Он допускал возможность того, что, хотя все они и были изготовлены в Советском Союзе, но могли лопасть в чужие руки вне пределов СССР. Но главная улика - мини-детонатор не больше бумажной скрепки, эти мини-детонаторы используются только в советской космической программе в Байконуре. Они применяются для тончайшей корректировки движения "салютов" и "союзов" при стыковании в космосе. - Но здесь нет логики, - возразил Дональдсон. - Зачем им это нужно? - В этом деле ни в чем нет логики, - сказал Оделл. - Если это правда, я не представляю, как Куинн мог знать об этом. Кажется, они обманывали его всю дорогу, как и всех нас. - Так что же нам теперь делать? - спросил Рид, министр финансов. - Похороны завтра, - сказал Оделл, - давайте сначала покончим с этим делом, а уж потом решим, как поступать с нашими русскими друзьями. В ходе четырех недель Майкл Оделл обнаружил, что бремя исполняющего должность президента становилось все легче и легче. Он почувствовал, как люди, сидевшие за столом, также воспринимали его руководство с растущей готовностью, как будто он был президент. - А как чувствует себя президент? - спросил Уолтере, - после... этого известия? - Как говорит доктор, плохо, - сказал Оделл. - Очень плохо. Похищение само по себе было сильным ударом, а такая ужасная смерть сына - это для него как пуля в живот. При слове пуля каждый подумал об одном и том же. Но никто не осмелился сказать это вслух. Джулиан Хэйман был такого же возраста, что и Куинн, и они знали друг друга с тех времен, когда Куинн жил в Лондоне и работал на фирме, связанной с компанией Ллойда, специализируясь на охране людей и имущества и освобождении заложников. Их сферы деятельности часто были одни и те же, так как Хэйман, бывший майор десантных войск, возглавлял фирму, поставляющую системы для защиты от взломщиков и личной безопасности, включая телохранителей. Клиентами его были люди избранные, богатые и осторожные, У них были причины для подозрительности, иначе они не платили бы такие деньги за услуги Хэй-мана. Его контора у вокзала Виктория, куда Куинн привез Сэм утром после того, как они вышли из квартиры и попрощались с МакКри, была столь же хорошо защищена, сколь и незаметна. Куинн сказал Сэм, чтобы она села у окна в кафе недалеко от конторы и ждала его. - А почему я не могу пойти с тобой? - Потому, что он не примет тебя. Он, может быть, не примет и меня, хотя, надеюсь, что примет, мы слишком давно знакомы. Он не любит незнакомых людей, если только они не платят большие деньги, а мы не намерены платить ему. А если дело доходит до женщин из ФБР, тут он становится воплощением скромности и скрытности. Куинн заявил о себе через домофон, зная, что видеокамера наверху тщательно рассматривает его. Когда щелкнул замок двери, он прошел прямо в заднюю часть помещения мимо двух секретарш, которые даже не взглянули на него. Джулиан Хэйман был в своем кабинете в дальнем конце первого этажа. Кабинет был так же элегантен, как и его хозяин. - Ну вот, - сказал он протяжно, - давно не виделись, старый солдат. Он протянул ему вялую руку. - Что привело вас в мою скромную лавочку? - Нужна информация, - ответил Куинн и рассказал, что ему нужно. - В старое время, дорогой, не было бы никаких проблем. Но времена меняются, не правда ли? Дело в том, что о тебе идет дурная слава, Куинн. В клубе говорят, что ты - персона нон грата, особенно среди твоих земляков. Извини, старина, ты олицетворяешь собой плохие вести. Ничем не могу помочь. Куинн снял телефонную трубку и стал набирать номер. На другом конце послышались ровные гудки. - Что ты делаешь? - спросил Хэйман. Протяжная манера говорить исчезла. - Никто не видел, как я вошел сюда, но половина Флит-стрит увидит, как я выхожу отсюда, - ответил Куинн. - "Дэйли Мэйл", - ответил голос в трубке. Хэйман протянул руку и нажал рычаг. Многие из его самых богатых клиентов были американские корпорации в Европе, организации настолько серьезные, что он предпочел бы не давать им никаких объяснений. - Ублюдок ты, Куинн, - сказал он тонким голосом. - И всегда был таким. Хорошо. Даю тебе два часа в архиве, только я запру тебя на ключ. И, чтобы ничего не пропало! - Ну разве я могу поступить так с тобой? - дружелюбно сказал Куинн. Хэйман повел его вниз в подвал, где хранился архив. Частично в связи с работой, частично из личного интереса Джулиан Хэйман за многие годы накопил исключительно полные досье на всякого рода преступников. Убийцы, грабители банков, гангстеры, мошенники, торговцы наркотиками и оружием, террористы, похитители людей, нечестные банкиры, бухгалтеры, адвокаты и полицейские, мертвые, живые, находящиеся в тюрьме или просто исчезнувшие, - если они попадали в прессу, а иногда если и не упоминались в ней, всех их он заносил в досье. Архив помещался под домом. - Какая секция интересует? - спросил Хэйман, зажигая свет. Шкафы с папками заполняли весь подвал, но в папках были лишь карточки и фотографии, а основные данные были в компьютере. - Наемники, - сказал Куинн. - Как в Конго? - спросил Хэйман. - Конго, Йемен, Южный Судан, Биафра, Родезия. - Вот отсюда и до сих пор, - сказал Хэйман, показав на десять ярдов стальных шкафов высотой почти в рост человека. - Стол там, в конце. Куинн проработал в архиве четыре часа, но никто его не побеспокоил. На фотографии было четверо белых мужчин. Они стояли перед джипом на узкой и пыльной дороге, по краям которой были кусты, напоминавшие африканскую растительность. Сзади них можно было разглядеть несколько черных солдат. Все они были в камуфляжной военной форме и высоких ботинках. Трое были в полевых панамах. У всех в руках были бельгийские автоматы. Маскировочные костюмы были пятнистые, их носили европейцы, а британцы и американцы предпочитали полосатые. Куинн положил фотографию на стол под яркую лампу и нашел сильную лупу в ящике стола. С ее помощью он смог более явственно разглядеть татуировку на руке одного из них, несмотря на налет сепии старой фотокарточки. На тыльной стороне кисти левой руки была выколота паутина, в центре которой притаился паук. Он просмотрел папки, но больше ничего интересного не нашел. Ничего такого, что могло бы о чем-то напомнить. Он нажал кнопку звонка, чтобы его выпустили. В кабинете Джулиан Хэйман протянул руку за фотографией. - Кто это? - спросил Куинн. Хэйман посмотрел на оборотную сторону карточки. Как на любой карточке или фотографии в его коллекции на обратной стороне был семизначный номер. Он набрал этот номер на своем настольном компьютере, и на экране появилось полное досье. - Д-д-да, ну и типов же ты выбрал, старина. - Он стал читать с монитора. - Фотография почти наверняка сделана в провинции Маниема, Восточное Конго, ныне Заир, приблизительно зимой 1964 года. Человек слева - Жак Шрамм, бельгийский наемник. Это повествование доставляло ему удовольствие, ведь это было его любимым делом. - Шрамм был одним из первых. Он сражался против сил ООН во время попытки отделения Катанги с 1960 по 1962 год. Когда их разбили, он бежал и укрылся в соседней Анголе, которая тогда была португальской и ультраправой. Осенью 1964 года его пригласили помочь подавить восстание в Симбе. Он восстановил свою старую группу "Леопард" и стал "умиротворять" провинцию Маньяма. Это он. Что-нибудь еще? - А другие? - Хм-м-м, крайний справа - другой бельгиец - ком-мандант Вотье. В то время он командовал катангскими новобранцами и двадцатью белыми наемниками в Ватсе. Наверное, это снято во время его визита. Тебя интересуют бельгийцы? - Возможно. - Куинн вспомнил "вольво" в ангаре. Он проходил мимо открытой дверцы машины и почувствовал запах сигареты. Не "Мальборо", не "Данхилл". Скорее французские "Галуаз" или бельгийский сорт "Бастос". Зэк не курил, Куинн помнил запах его дыхания. - Который без шляпы, в середине, - Роже Лагалард, тоже бельгиец. Убит в засаде в Симба на дороге в Пуния, это совершенно точно. - А вот этот здоровый парень? Этот гигант? - Да, здоровый мужик, - согласился Хэйман. - Наверное, шесть футов и шесть дюймов. Сложен, как амбарная дверь. По внешнему виду старше двадцати. Жаль, что он отвернулся, из-за тени от полей шляпы не видно его лица. Видимо, из-за роста у него нет имени, только прозвище - Большой Пауль. Так по крайней мере сказано здесь. Он выключил компьютер. Куинн рисовал что-то на бумажке. Он показал свой рисунок Хэйману. - Видел когда-нибудь такое раньше? Хэйман посмотрел на рисунок, изображавший паутину с пауком в центре, и пожал плечами. - Татуировка? Бывает у молодых хулиганов, панков и футбольных бузотеров. Обычная вещь. - Вспомни прошлое, - сказал Куинн. - Бельгия, лет тридцать назад. - О, подожди минутку. Как они это называли, черт их возьми? Вот - "Araingee". He помню фламандское название паука, только французское. Несколько секунд он колдовал над компьютером. - Черная паутина, красный паук в середине, на тыльной стороне кисти левой руки? Куинн попытался вспомнить. Он проходил мимо открытой передней дверцы машины, чтобы залезть в багажник. Человек, сидевший за рулем, наклонился, наблюдая за ним через прорези в шлеме. Это был очень крупный человек, он, сидя, почти касался головой потолка кабины. Он наклонился в сторону, упершись левой рукой в сиденье, чтобы поддержать вес тела. А для того, чтобы курить, он снял перчатку с левой руки. (У этой машины рулевое управление расположено с правой стороны, так как в Англии левостороннее движение. - Прим, пер.) - Да, - сказал Куинн, - это она. - Эта кодла не играет никакой роли, - сказал Хэйман, читая с экрана.Крайне правая организация, образовалась в Бельгии в конце пятидесятых - начале шестидесятых годов. Выступала против деколонизации единственной бельгийской колонии - Конго. Естественно, антинегритянская и антисемитская. Что еще сказать? Набирала в свои ряды всякую шпану, хулиганов и преступников. Специализировались на битье стекол в еврейских магазинах, срывали выступления левых ораторов, избили пару либеральных членов парламента. В конце концов вымерли сами. Вполне естественно, что распад колониальных, империй стимулирует появление подобных групп. - Это фламандское движение или Валлон? - спросил Куинн. Он имел в виду две культурные группы в Бельгии: фламандцы, живущие в основном на севере, ближе к Голландии, и говорящие на фламандском языке, и валлонцы, живущие на юге, ближе к Франции, и говорящие по-французски. Бельгия - двуязычная страна. - Фактически и то, и то, - сказал Хэйман, взглянув на экран, - Но здесь говорится, что оно началось и было наиболее сильным в Антверпене. Так что, я думаю, это фламандское движение. Куинн попрощался с ним и вернулся в кафе. Любая другая женщина, которую заставили ждать четыре с половиной часа, была бы в ярости. Но, к счастью для Куинна, Сэм была тренированным агентом и хорошо усвоила правила работы в засаде во время обучения. Вряд ли существует что-либо более скучное и утомительное. Она допивала пятую чашку ужасного кофе. - Когда ты должна сдать машину? - спросил Куинн. - Сегодня вечером, но я могу продлить аренду. - А можешь ты сдать ее в аэропорту? - Конечно, а зачем? - Мы летим в Брюссель. Сэм выглядела несчастной. - Слушай, Куинн, нам обязательно надо лететь? Я летаю, если это действительно нужно, но когда только возможно, я праздную труса, и к тому же я слишком много летала в последнее время. - Хорошо, - сказал он, - сдай машину в Лондоне. Мы поедем на поезде, а потом на судне на воздушной подушке. Все равно нам придется брать машину в Бельгии. Это может быть и в Остенде. И нам нужны будут деньги, у меня нет кредитной карточки. - Как так? - Сэм никогда не слышала, чтобы кто-нибудь сказал такое. - В Алькантара-дель-Рио мне это не было нужно. - Хорошо, поедем в банк. Я воспользуюсь чеком, надеюсь, у меня дома достаточно денег на счете. По дороге в банк она включила радио. Играла траурная музыка. Далеко от них, за Атлантическим океаном, семья Кормэков хоронила своего сына. Глава 12 Они похоронили его на Проспект-Хилл, на кладбище острова Нэнтакет под аккомпанемент холодного ноябрьского ветра, пришедшего с севера через пролив. Отпевание было в маленькой епископальной церкви на Фэйр-стрит, которая была слишком мала, чтобы вместить всех желающих. Первое семейство занимало первые два ряда кресел, за ним были члены Кабинета, а дальше сидели остальные сановники. По просьбе семьи это была церемония в узком и приватном кругу. Иностранных послов и других представителей пригласили на панихиду в Вашингтон, которая состоится позже. Президент попросил средства массовой информации не освещать похороны, но тем не менее несколько корреспондентов каким-то образом оказались на острове. Жители острова - в это время отдыхающих на нем не было - восприняли его просьбу буквально. Даже агенты секретной службы, известные отсутствием утонченных манер, были удивлены, наблюдая, как мрачные и неразговорчивые обитатели Нэнтакета молча убрали с дороги нескольких операторов, двое из которых сокрушались по поводу засвеченных пленок. Гроб был доставлен в церковь из единственного на острове похоронного бюро на Юнион-стрит, где он находился с того времени, как его привезли на военном транспортном самолете "С-130", так как маленький аэродром не мог принимать "Боинг-747". Во время отпевания упали первые капли дождя. Они блестели на серой черепичной крыше церкви, омывая витражи окон и стены здания, сложенные из розовых и серых каменных блоков. Когда отпевание закончилось, гроб поместили в похоронную машину, которая медленно двинулась к кладбищу - от Фэйр-стрит по булыжниками Мэйн-стрит, а затем по Нью-Милл-стрит к Кейто-Лейн. Провожающие шли под дождем, следуя за президентом, глаза которого неотрывно смотрели на покрытый национальным флагом гроб, двигавшийся в нескольких футах впереди него. Его младший брат поддерживал рыдающую Майру Кормэк. На всем пути следования по краям дороги стояли жители Нэнтакета, стояли молча, с непокрытыми головами. Это были торговцы, продававшие этой семье рыбу, мясо, яйца и овощи, владельцы ресторанов, разбросанных по всему острову, которые они посещали. Там были загорелые лица старых рыбаков, которые когда-то учили светловолосого мальчика из Нью-Хейвена плавать, нырять и ловить рыбу или брали его с собой в Санкэйт-Лайт добывать морских гребешков. Управляющий и садовник стояли и плакали на углу Фэйр-и Мэйн-стрит. Они хотели последний раз взглянуть на мальчика, который научился бегать по омытым приливами пляжам от Коатью до Грейт-Пойнта и обратно на Сайасконсет-Бич. Но жертвы взрывов бомб не предназначены для глаз людских, и поэтому гроб был закрыт. На Проспект Хилл они повернули на протестантскую часть кладбища, прошли мимо столетних могил людей, которые ходили бить китов на маленьких открытых суденышках и занимались резьбой на раковинах длинными зимними вечерами при свете масляных ламп. Процессия подошла к новой части кладбища, где была уже вырыта могила. Люди подходили сзади и заполняли ряд за рядом открытое пространство. А ветер, проносившийся с пролива через город, теребил их волосы и дергал за шарфы. В тот день все лавки были закрыты, как и гаражи и бары. Самолеты не садились на остров, и паромы не швартовались. Жители острова изолировались от внешнего мира, чтобы отдать дань скорби по одному из своих граждан, даже если он и был родом из другого места. Священник произносил старинные слова, и ветер далеко разносил их. Высоко над ними парил единственный кречет. Казалось, это была снежинка, прилетевшая из Арктики вместе со снеговым зарядом. Он смотрел вниз и видел все мельчайшие детали, и его крик, подобный воплю заблудшей души, был также унесен ветром. Дождь, прекратившийся было после службы в церкви, пошел с новой силой, на этот раз в виде шквала. Приехавшие из Вашингтона дрожали и кутались в теплые пальто. Президент стоял неподвижно, глядя на то, что осталось от его сына, не чувствуя ни холода, ни дождя. Рядом с ним стояла Первая Леди, по лицу ее текли слезы, смешанные с дождем. Когда священник прочел "воскрешение и жизнь", она покачнулась, как будто собиралась упасть. Стоявший рядом с ней агент секретной службы в расстегнутом пальто, чтобы быстрее достать пистолет под мышкой левой руки, с короткой стрижкой, сложенный, как полузащитник футбольной команды, презрев протокол и инструкцию, обнял правой рукой ее за плечи. Она оперлась на него и зарыдала в его мокрый пиджак. Джон Кормэк стоял один со своей болью, как остров, не в состоянии поделиться ею н